Глава 13

Часть II

Хроники Чердака Сомнений

Глава 13

Чердак старого дома пахнет пылью и временем, которое утратило всякую ценность, подобно старым газетам, пожелтевшим от бесполезности и забвения. Здесь, среди забытых вещей и несбывшихся надежд, обитают твари — те, кого нет в справочниках и энциклопедиях, кто существует в щелях между реальностью и забвением, в промежутках между вдохом и выдохом, в мгновениях, когда тень от пустой бутылки кажется слишком уж выразительной.

Они не требуют жертвоприношений. Их пища — шепот. Тихие, несмелые мысли, которые мы отгоняем прочь, но которые остаются висеть в воздухе, подобно дыму после дешевых сигарет. Шепот сомнений, невысказанных слов, вопросов без ответов. Это их хлеб и вино, их сущность и существование.

Ушмятонеголим сидит в углу, среди коробок с детскими игрушками и старыми фотографиями. Он не страшен. Он просто есть. Два его рта беззвучно шевелятся. Один все время спрашивает: "А если?". Другой отвечает: "Да брось!". Между ними рождаются пузырьки сарказма, которые лопаются в воздухе, оставляя после себя горький привкус.

Его голова — сплошные уши, запутанные в самих себе. В одно ухо он нашептывает: "Сомневайся!", в другое: "Но вдруг ты прав?". От этого он вечно кружится на месте, подобно высохшему листу на перекрестке "Да" и "Нет". Это самое унылое место во вселенной. Фонари здесь горят вполнакала, освещая лишь собственную бесполезность.

Внизу, во дворе Страпоновой усадьбы, поручик Ржевский жарил зефир на костре. Огонь трещал, словно старые кости, а запах горелого сахара смешивался с запахом приближающегося дождя, создавая странную, почти болезненную ностальгию по чему-то, что, возможно, никогда и не существовало.

Лето кончается, сказал он, обращаясь к куклам, сидевшим вокруг костра. Его голос звучал устало, как у человека, который слишком много видел и слишком много потерял. Сколько их уже было, этих лет? А кажется, будто только вчера все начиналось.

Воронежский Привет, тощий парень в растянутой футболке, фыркнул с презрением, которое могло родиться только в сердце, давно разучившемся верить во что-либо:

Идиот. В Салале всегда тепло. Здесь нет зимы.

Ржевский посмотрел на него с усмешкой, в которой читалась вся горечь прожитых лет:

Молчи, дурак. Лето — это не время года. Лето — состояние души. А душа моя промокла и прохудилась, как старый башмак, который слишком много прошел по грязным дорогам этой жизни.

Издали, из клуба "Посидим понюхаем", донеслись звуки музыки. Твердый Мотив пел о чем-то вечном и бесполезном, как все песни в этом городе, где надежда умирает быстрее, чем рождается.

"..И этот зной... он сводит с ума.
Ни капли воды, одна лишь драма.
И этот ключ... он больше не откроет дверь.
Мы застряли здесь... теперь.


Dip in Salalah, земля обетованная...
Тишина горячая, бескрайняя, пленная.
Dip in Salalah, сон, что так глубок,
Где каждый данный обещанный срок — пустым оказался сок.
И мы тонем, медленно, на самом дне,
В обещаниях, что не сберегли, в своей глубине.
Dip in Salalah... навсегда, навсегда...
Просто ржавый ключ... увы, туда."


Куклы молча слушали. Рио, мужчина с усталыми глазами, в которых читалась вся тяжесть прожитых лет, обнял Риту, которая прижалась к нему, как к последнему прибежищу в этом жестоком мире. Они были двумя половинками одного целого, разбитого жизнью, но не сдавшегося, не потерявшего последние крупицы достоинства.

Когда-нибудь мы уедем отсюда, шепнул Рио, и в его голосе звучала надежда, которую он сам уже почти перестал ощущать. Куда-нибудь, где нет Корсара и его штрафов. Где можно дышать полной грудью, не оглядываясь на каждое движение.

Рита кивнула, но в ее глазах читалось сомнение, которое грызло ее изнутри, как голодная крыса. Они уже много раз говорили об этом, строили планы, мечтали о другом будущем, но все оставалось по-прежнему. Жизнь шла по кругу, как заезженная пластинка, повторяя одни и те же мелодии страха и безысходности.

В другом углу двора Синий Пес сидел рядом с Леной. Она ненавидела Корсара лютой, всепоглощающей ненавистью, хотя до этого работала в Эмиратах, и ей казалось, что хуже уже не бывает. Но здесь было иначе. Здесь не просто эксплуатировали — здесь ломали душу, выжигали все человеческое, оставляя лишь пустую оболочку.

Он оштрафовал меня вчера за то,

ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ