Зеркальное Заблуждение Сталь и Предрассудки

(Восточный фронт, осень 1943 года)

Дождь сек по насквозь промокшим шинелям немецких офицеров, собравшихся вокруг грязного, но грозного призрака советских танковых войск – захваченного Т-34-76. Генерал-майор Эрих фон Браун, командир 16-й танковой дивизии, скептически обходил машину. Его сопровождали подполковник Клаус Рихтер, начальник ремонтных мастерских, и майор Артур Вебер, командир батальона "Пантер".

"Ну что, господа?" – начал фон Браун, стуча костяшками пальцев по наклонной броне башни. – "Вот она, легендарная 'тридцатьчетверка'. Та самая, что рвет наши фланги как тухлую ткань."

Рихтер, с очками, заляпанными грязью, залез на корпус, заглядывая в открытый люк механика-водителя. "Herr General, позвольте... Это же примитив! Дизель В-2... Мощный, да. Но смотрите на компоновку! Трансмиссия в корме, но приводы управления тянутся через весь корпус к водителю спереди! Кабели, тяги – кошмар для ремонта в полевых условиях!"

"Примитив?" – перебил майор Вебер, его голос звучал с неожиданным жаром. Он погладил широкую гусеницу. – "Посмотрите на эти гусеницы, Herr Rihter! Широкие, прекрасное удельное давление на грунт! И эта наклонная броня... Гениально просто! Наш снаряд часто просто соскальзывает. А их танк – он как рабочий конь! Прост в производстве, ремонтопригоден в кузнечной мастерской! Наши 'Пантеры'... – он с горечью махнул рукой в сторону, где в грязи увязала новенькая, но уже заглохшая машина, – ...шедевры инженерной мысли, которые ломаются по пути к передовой! Требуют заводского ремонта от малейшей неполадки! А этот... этот рабочий едет и едет!"

Фон Браун нахмурился. Он ожидал критики, но не такого восхищения. "Майор Вебер, не забывайте о тонкой бортовой броне, о тесной башне, о примитивной оптике, из-за которой они стреляют почти в упор!"

"Но они есть на поле боя, Herr General!" – парировал Вебер. – "Их тысячи! Их можно быстро построить, быстро отремонтировать. Наши 'Тигры'... Да, монстры. Но их так мало! И когда они встают... А этот Т-34 – это олицетворение практичности! Почему наши инженеры не могут сделать нечто столь же... безотказное и массовое? Почему мы зациклились на сложности?"

Рихтер, спрыгнув с танка, кивнул в поддержку Вебера: "Он прав, Herr General. Ремонт 'Пантеры' – это ад. Каждый раз нужно снимать половину борта. А здесь... все доступно. Грубо, но функционально. Нам не хватает этой... русской прямолинейности в конструкции. Наши танки – переусложненные аристократы, а их – трудолюбивые мужики. И на войне, простите, чаще побеждают мужики".

Фон Браун молча смотрел на Т-34, потом на свою застрявшую "Пантеру". В словах подчиненных была горькая правда, но их тональность – безудержное восхищение "простым врагом" и презрение к своему – резала его по-офицерски вышколенную душу. "Неужели мы проигрываем не только территорию, но и веру в свое превосходство?" – подумал он с тревогой.

---

В это же время, в сотне километров восточнее, в полуразрушенном сарае, приспособленном под ремзону, царила не менее напряженная атмосфера. Советские офицеры столпились вокруг трофея невиданной мощи – подбитого, но относительно целого "Тигра". Генерал-лейтенант Николай Волков, командующий 5-й гвардейской танковой армией, смотрел на громадину с мрачным любопытством. Рядом – его начальник бронетанковой службы, полковник Иван Седов, и комиссар, бригадный комиссар Петр Зайцев.

"Ну, Седов?" – глухо спросил Волков. – "Распотрошили зверя? Что скажешь?"

Седов, с масляными пятнами на гимнастерке, вышел из-под корпуса, держа в руках какую-то сложную деталь. "Товарищ генерал... Это... Это же инженерный собор! Посмотрите на толщину брони – лоб 100 мм! Под рациональными углами! Наша 76-мм пушка его со ста метров, бывает, не берет! А их орудие... KwK 36, 88-мм... – он с благоговением постучал по длинному стволу. – Точность, дальность! Они бьют с двух километров, как мы со ста метров!"

Зайцев, комиссар, привыкший к бодрым речам о превосходстве советской техники, нахмурился: "Товарищ Седов, не забывай, чей танк стоит здесь, подбитый! Чьи солдаты его подожгли!"

"Подбили-то подбили, Петр Михайлович!" – горячо возразил Седов. – "Ценой трех Т-34 и десятка жизней! А представь, если бы у нас были такие машины? С такой броней, с такой пушкой? И оптика... – он подошел к командирскому люку. – Перископы, прицелы... Carl Zeiss Jena! Видимость – как днем! У нас в Т-34 командир – он же наводчик, он же заряжающий, он сидит в тесноте, как сельдь в бочке, а видит через щель! А у них... командир наблюдает, наводчик наводит, заряжающий заряжает! Система!"

Волков тяжело вздохнул. Он видел, как "Тигры" расстреливали его бригады с дистанций, с которых Т-34 были беспомощны. "Система... Броня... Пушка... Все это так. Но Седов, ты же сам говорил, он тяжелый, неповоротливый, сложный в ремонте? Топлива жрет как чудовище?"

"Конечно, товарищ генерал!" – кивнул Седов, но его глаза все еще горели. – "Но представьте ударную мощь! Если бы мы ударили такими клиньями... прорыв был бы мгновенным! А наши Т-34... – он с горечью махнул рукой в сторону рядов боевых машин, многие из которых несли следы ремонта, – ...они герои, они трудяги, но против этого... – он снова похлопал по броне "Тигра", – ...они как фанерные коробки! Легко горят! Почему мы не можем создать нечто подобное? Почему все наше – просто и дешево, а не мощно и надежно? Нам нужны такие тигры, а не стадо коз!"

Зайцев не выдержал: "Это пораженческие настроения, товарищ Седов! Наши танки – лучшие в мире по маневренности, по простоте! Их делают тысячи, а этих 'тигров' – единицы! И мы их бьем!"

"Бьем ценой невероятных потерь!" – почти крикнул Седов. – "Именно потому, что у них есть такие машины! Нам нужно учиться у врага, Петр Михайлович! Признать, что в чем-то они преуспели! Их броня, их оптика, их разделение обязанностей в башне – это эталон! Наши конструкторы должны снять шляпу, а не твердить о 'массовости' и 'простоте'!"

Волков наблюдал за спором. Рациональные доводы Седова о реальных преимуществах "Тигра" тонули в его же собственном потоке самоуничижения и безудержного восхищения вражеской техникой. "Мы победили его, а он уже готов поменять все наше стадо на одного такого зверя?" – с горечью подумал генерал. Идеализация чужого и презрение к своему, даже в ущерб здравому смыслу, казались ему теперь опаснее самого "Тигра".

---

Через несколько дней, в захваченных немецких документах фон Браун нашел отчет советского инженера (перехваченный и переведенный абвером), где тот восторженно описывал "непревзойденную мощь и качество" "Тигра". В тот же вечер Волкову доложили о стенограмме разговора немецких офицеров, где те превозносили "гениальную простоту и ремонтопригодность" Т-34 над своими "капризными" "Пантерами".

Генералы прочитали донесения о "противоположных" лагерях. Фон Браун покачал головой, глядя на фотографию Т-34: "Они восхищаются нашими 'Тиграми', не зная, сколько крови и ресурсов стоит каждый... и как часто они глохнут". Волков, глядя на снимок "Тигра", усмехнулся без веселья: "Они хвалят наши 'тридцатьчетверки', не представляя, сколько их сгорает за один бой... и как тесно там внутри".

В кабинетах обоих генералов повисло тягостное молчание, нарушаемое только треском догорающих в печах донесений. Их объединяло странное, горькое прозрение: война велась не только танками и пушками, но и странной человеческой слабостью – видеть солому в глазу своем и бревна в глазу чужом, возводя недостатки своего в катастрофу, а достоинства чужого – в недостижимый идеал. И эта слабость, эта "трава зеленее у соседа за колючкой", казалась им обоим теперь куда более коварным и вечным врагом, чем любой танк на поле боя. Они сражались с реальным противником, но их собственные люди, казалось, вели параллельную войну – войну с призраком собственной неуверенности, раздувая миф о непобедимости вражеской стали.