Глава 21. 2010 год. Продолжение

Когда Марину вызвали к следователю и стали задавать вопросы, она пыталась вести себя естественно и ничем не выдавать себя. Ей показалось, что с Поливайко ей будет проще провернуть задуманную встречу, которую они в деталях обсудили с Власовым.
Тем временем Власов-старший по своим старым связям стал собирать информацию о делах корпорации. Его интересовала и история фирмы, и её управляющая верхушка. Он решил не привлекать к этому лишних людей, чтобы не вызвать подозрений.

Набрав номер Саныча, он с волнением ждал, пока тот возьмёт трубку.
— Саныч, это дядя Марины Изольдовны, — внешне оставаясь спокойным, заговорил он, — у вас всё спокойно? Вы ни разу мне не позвонили. Ничего странного не замечали?
— Здравствуйте, — ответил Саныч, — странности, конечно, есть.
— Так что же вы мне не звонили, не делились ими? — повысив голос, не выдержал Власов, возмутившись тому, как необдуманно тот себя ведёт.
— Ну, как сказать? — Санычу стало неудобно, когда он понял, что расстроил хорошего человека. — Я подумал, что это к нашему делу не относится.
— Позвольте мне это решать, — взяв себя в руки, более спокойно ответил Власов, — рассказывайте.
— Ну вот, например, раньше в жилищный комплекс "Меценат" для меня вход был свободен. Охрана знала меня и пропускала. Теперь там работают другие люди, и мне пришлось долго объясняться с ними, но они меня так и не пустили. Потом, мне жильцы часто оставляли пакеты с купленными специально для меня свежими продуктами. А тут уже сколько дней я хожу и нет ничего. Встретил как-то знакомого деда, так он убежал от меня, крича: "Свят, свят, покойник ко мне пришёл!" Это же странно всё, но не по делу, правда?

Власов слушал Саныча и не знал, продолжать злиться на него или уже начинать смеяться. Ведь с одной стороны он был прав. На первый взгляд это никак не относилось к обстоятельствам его похищения. Но с другой...
— Саныч, — улыбаясь, ответил Григорий Петрович, — вы меня конечно позабавили. Но всё же спасибо за информацию. Будьте осторожны, возможно, как я и говорил, за вами продолжают следить. То, что вас перестали узнавать, может говорить о том, что кто-то намеренно распространил ложную информацию о вашей смерти. Это может быть частью какой-то игры, направленной против вас или ваших связей.
— И что мне теперь делать? — встревоженно спросил Саныч. — Может, мне залечь на дно?
Власов, прикрыв рукой телефон, рассмеялся. Он уже на дне, дальше некуда, если только в Марианскую впадину залечь! Смахнув выступившие слёзы, он поспешил ответить:
— Пока рано. Просто будьте внимательны к деталям и ко всем, кто с вами контактирует. Не доверяйте никому, кроме меня. И самое главное, держите меня в курсе любых изменений. Даже самых, на ваш взгляд, незначительных. Они могут оказаться ключом к разгадке всего. И вот ещё что, позвольте мне забрать на несколько дней Мурзилку. Я его помою как следует и свожу к ветеринару. Его нужно обследовать, чтобы убедиться, что он полностью здоров. Потом я его вам верну.
— Это дело хорошее, — согласился Саныч, — я обеими руками "за".
— Вот и договорились, — Власов попрощался и отключил телефон.

***

Марина проявила самостоятельность и не сообщила Григорию Петровичу, когда у неё назначена встреча с Поливайко. Так она решила не подвергать дядю опасности, зная о его решимости. В итоге получилось, что она сама лишилась жизни. Неделю Григорий Петрович пил. Он никак не мог себе простить, что не уберёг племянницу. Доверился ей и не выставил за ней охрану. Теперь он должен довести дело до конца и отомстить за смерть племянницы. Так как Григорий Петрович отчётливо видел, кто пересел из машины Марины в автомобиль Поливайко, он пошёл ва-банк.

Саныч, покормив Мурзилку и прибрав под мостом, стал собирать свои пожитки. Магазинная тележка была уже доверху утрамбована всякой всячиной: инструменты, банки, матрас, миска для собаки и многое другое.
— Сколько добра нажил, — сказал он Мурзилке, — когда успел? И вот теперь всё это куда-то тащить надо. Я бы всё тут оставил, ну, кроме инструментов. Но дядя Гриша сказал забирать всё, чтобы от нашего присутствия и следа не осталось. Вот так. Марину-то убили. Жалко девку.
Пёс заскулил.
— Знаю, мой хороший, — гладя Мурзилку по голове, сочувственно отреагировал Саныч, — тебе её тоже жалко. Она вон как о тебе заботилась, пока; меня не было. Добрая была девка. Но жизнь она такая. Был человек и нет его. Ну что, скоро стемнеет, и как только нам позвонят, мы сразу выдвигаемся.

Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая реку в багряные тона. Саныч оглядел своё скромное убежище под мостом, прощаясь с ним. Здесь он провел немало времени, и это место стало для него вторым домом. Но раз Власов попросил, значит, так надо. Он ему доверял безоговорочно.
Зазвонил телефон. Саныч торопливо вытащил его из кармана.
— Слушаю, — произнес он в трубку.
— Саныч, пора, — услышал он голос Власова. — Выдвигайся.
— Понял, — ответил Саныч. — Уже выхожу.
Он накинул на плечо рюкзак с оставшейся едой для Мурзилки, привязал его за поводок к тележке и, не выбираясь на тротуар, двинулся в путь. Он шел вдоль реки, стараясь не привлекать к себе внимания. В голове вертелись мысли о Марине, о Власове, о том, где теперь ему придётся жить. Он чувствовал, что в воздухе витает опасность, но не боялся. Он был готов ко всему.

Добравшись до условленного места, он увидел стоящий в тени синий Opel с грузовыми бортами. Из машины вышел Власов. В его глазах читалась решимость.
— Ну что, Саныч, готов? — спросил он.
— Всегда готов, Григорий Петрович, — ответил он, взяв на руки Мурзилку. — Только скажите, что нужно делать.
— Загружайтесь в кузов, я прикрою вас брезентом. И попроси Мурзилку не лаять, — улыбнулся Власов.
— Он умный у меня, — заверил Саныч, — не подведёт, ведь правду говорю?
Он глянул на пса. Мурзилка гавкнул в ответ.
— Сан Саныч, — с упрёком отреагировал Григорий Петрович и огляделся по сторонам.
— Это я виноват, не нужно было с ним говорить, — прошептал Саныч и принялся загружать с Власовым тележку. Потом Саныч сам запрыгнул в открытый кузов, улёгся, удобно расположившись за запасным колесом, и прижал к себе Мурзилку. Власов прикрыл их брезентом и сел за руль. Завёлся двигатель, и они поехали.

Ехали долго. В первые минуты Мурзилка слегка поскуливал, беспокойно обнюхивая колесо и Саныча. Но, на удивление, пёс вёл себя очень спокойно. Он хорошо знал, что такое автомобиль, не раз катался, поэтому запахи были ему относительно знакомы. Поняв, что хозяин спокоен и ему ничто не угрожает, пёс пристроился на руке Саныча и даже задремал. Да и его самого тоже стало клонить ко сну. Когда кузов слегка дёрнуло, оба резко проснулись. Саныч схватил Мурзилку, чтобы тот не выскочил, и притаился, показав псу указательный палец, поднесённый к губам. Дверца отворилась, Власов вышел из кабины и откинул брезент.
— Приехали, вылезай, — устало сообщил он.
Саныч выбрался из кузова, держа Мурзилку на руках. Они стояли на опушке леса, впереди виднелся высокий кирпичный забор, опоясывающий какое-то заброшенное предприятие. Власов подошел к калитке в заборе и стал воевать с ржавым замком. Через минуту калитка скрипнула и приоткрылась.
— Добро пожаловать в ваше временное убежище. Тут до сих пор стоят мощные глушилки, так что вас никто не сможет выследить. Правда, и со мной не получится связаться. Но я тут всё приготовил для нормального проживания. Холодильник работает, там на неделю продуктов, есть телевизор, душ. В лесу полно грибов и ягод. Главное, на трассу не выходите и держи;те Мурзилку на поводке, когда будете покидать периметр. Не советую его часто покидать.
— Можно полюбопытствовать, что за место такое? — спросил Саныч.
— Знаешь старую поговорку про любопытную Варвару? — ушёл от ответа Власов.
— Которой нос оторвали? — ухмыльнулся Саныч. — Понятно. Очередной военный секретный объект, который после развала Советского Союза стал не нужен.
— Ну зачем вы так? — с укором возразил Власов. — Он до сих пор не отмечен на картах. Это вам о чём-то говорит?
— Неужели ещё действует? — удивился Саныч. — Так тогда как мы…
— Много вопросов задаёте, любезный, — перебил его Власов. — Пожитки свои разгружайте и принимайте хозяйство во владение. Задача ясна?
— Так точно, товарищ командир! — весело отрапортовал Саныч, и они оба рассмеялись.