Особенности национальной тосканской охоты

До полного лунного затмения оставалось чуть больше недели. Поздним вечером контадино* Адриано, явно опасаясь гневной реакции на свои слова, осторожно подготавливал почву предстоящим событиям.
 
- Первого открывается официальная охота. Только на голубей. В этот раз ваша сторона от дороги. Лишь на день. Пиччони* отъелись за лето. Нет, нет, не опасно, не опасно: дробь холодная на больших дистанциях.
- Где будет охота? Как это согласовывается с проживающими?
- А тут вокруг! Так 150 метров от входа никто не трогает, запрещено. Уже и места определены, я проверил. Закон для всех - закон. Согласовывать не надо, сезон охоты в законе! Терпение, синьора, - он торопился и сбивался в словах.
- Тут – это в Фарнието? Я правильно поняла? – Смысл сказанного на итальянском не всегда ясно доходит до меня, а когда говорят крестьяне, бывает, используются старые архаичные выражения и не лишне задавать уточняющие вопросы.
- Нее, не только! Пиччони, беда с ними! Слишком много развелось.

Ясно стало одно – каждый год сезон охоты, это как фортуна распорядится – одним повезет выжить, другим шанс не представится. Опекаемая нами земля частной собственности под историческим именем «Фарнието» имела размеры в 12 га: жилой дом, стоящий на холме по центру, окруженный полями и тремя мизерными лесками, за которыми нас другим законом обязали ухаживать и поддерживать их как парковые территории.  Здесь мы воссоздавали заповедную землю на протяжении десятка лет – опекали более ста молодых дубков и подсаживали новые раритетные саженцы. Пора уже было регистрировать их в реестре насаждений – деревья, кустарники, дикие редкие цветы и травы в великолепном разнообразии.

Итальянское право охоты имеет древние корни, еще в средние века, чтобы не голодать крестьянам разрешалось на хозяйских землях, добывать для семьи охотничьи трофеи. Времени прошло много, но живучий закон не изменился по сути, хотя основательно трансформировался. В наши дни, за желание поохотиться официально, нужно вложить в хобби тысячи евро, это и обучение, и лицензия, и снаряжение. Таким образом, острая необходимость забылась, а шоу-развлечение для очень состоятельных граждан стало к тому же приносить хороший доход: контракты с супермаркетами и ресторанами решали проблему, куда и как пристраивать избытки трофейных деликатесов.

Населенные пункты в Тоскане имеют высокую плотность заселения. Земель свободных вокруг нет, каждый участок в частной собственности и передается по наследству или перепродается в собственность. Закон разрешает охотиться в частных владениях, но запрещает приближаться к жилому дому на расстояние менее 150 метров. Но что такое 150 метров для ружья?.. Фактически законом разрешено убивать на подступах к дому.

Первое сентября выпадало на понедельник. Ночь накануне я молилась и просила птиц улететь подальше из нашего маленького рая. Пространство передает сигналы молниеносно, но наши птицы не знали, что такое опасность. В непростой день убиения тех, кто не может за себя постоять и сразиться на равных за право жить, я решила быть на одной территории с птицами, никуда не уезжая.

Первые выстрелы прозвучали около шести тридцати утра. Не сразу пришло осознание, что земли Фарнието взяты охотниками в кольцо. Они расположились по периметру границы, установив на полях механические симуляторы летающих над полями птиц.  Количество sparatori*  также было определено законом,  и они следовали правилам игры на поражение всего, что составляло категорию «Uccello selvaggio»*. С раннего утра удобно расположившись в тени раскидистых дубовых крон группами по два-три ружья, именно они, а не мы,  контролировали пространство. Каждый выстрел с кузова джипа не оставлял улик: гильзы от патронов не падали на землю, нет гильз – нет улик. Машины имели отличную маскировку из сетей и  нарезанных веток кустарника.  Не знаю, как много они намеревались убить, и как долго должно было длиться их кровавое реалити. Выстрелы одиночные, сериями до десятка, звучали с минимальными интервалами.
 
Взяв бинокль, я внимательно осмотрела границы земель в попытке обнаружить охотничьи укрытия. На открытом пространстве в десятке метров от нашего старого исполина-дуба, который за свои пятьсот лет жизни видел всякое, странная женщина с биноклем была отличной не узаконенной  мишенью. Видеть их непривычно и ново, долетают обрывки разговоров, можно понять, что они обсуждают: ибо расстояние небольшое. В это же мгновение справа замечаю, как  с крыши дома взлетают последние испуганные голуби.
- Неет, назад! - Но они уже под прицелом в последующие пять секунд. Выстрелы и тушки падают в редко растущие в том месте подсолнухи. Вижу их в бинокль обездвиженными.

Ухожу в дом, выстрелы звучат на протяжении нескольких часов. Так, наверное, на войне, в зоне, где идет бой. Пытаюсь найти себе простейшее занятие, утешая мыслью: в час дня традиционный итальянский обед, они уедут, точно уедут!
Но, нет! Работают и в обеденное время, поедая панини* и запивая чем-то из фляжек. Вновь выхожу на открытую площадку у дуба, чтобы сделать несколько фото и записать видео. Увеличивая изображение, вижу, как один из охотников рассматривает меня в прицел. Быть мишенью не ласково, выстрелит - не выстрелит, 50 на 50.

Этот день, априори, не мог завершиться спокойно и хорошо. На протяжении дня выстрелы по количеству ушли за тысячу. Неоднократно наблюдая за охотниками, я отмечала машинально, что они всякий раз замечают меня и даже приветствуют взмахами рук. Мы многократно встречались глазами, и вновь на меня было нацелено ружье. Тот крепкий парень выстрелил дважды, картечь разлетелась в десятке метров от меня, порезав листву. Сообщение ясное как солнце в этот день: если будешь назойливой, я тебя достану, ты в зоне поражения, синьора.

Вскинув к глазам бинокль, я увидела среди фигур в камуфляже знакомую рубашку цвета полуденного неба и, пораженная этим цветом в самое сердце, медленно признавала в третьем охотнике нашего друга-контадино Адриано, тот заряжал ружье.
Профессионально вскинув его к плечу,  контадино выстрелил в противоположную от меня сторону,  и воздух взорвался в очередной раз. Мне довелось увидеть три его выстрела, чтобы осознать очевидное  – это действительно он, не обозналась.

Сердце работало с перебоями. Направляясь в дом через теттойю*, увидела на терракотовом полу белую, смертельно раненую голубку – символ мира.  Она пролетела здесь под крышей совсем низко, истекая кровью, намереваясь добраться до леска, но ударившись о колонну, упала. Диагональ ее полета четко прослеживалась каплями крови на полу, обагрена белая колонна в точке столкновения и рядом веерный разброс красных капель, а также положение упавшего тела свидетельствовали, что по ней прошелся либо один из тех, кто брал меня на прицел, либо… наш друг Адриано.
Я теряла стремительно устоявшийся красивый мир, мой рай полный любви, что усердно создавался и пестовался. Под нашим патриархом-дубом, его мы считаем сердцем Фарнието, стало на одно захоронение больше.

Ближе к ночи,  как ни в чем не бывало, приехал к нашему дому кормить куриц контадино.
- Адриано, иди сюда! Как можно было надругаться над этой благословенной землей, превратив ее в ад? Вот так ты любишь это место, где вырос? Ты жил здесь в соседнем доме и родители твои, семья твоя. В чем вина моей белой голубки? В том, что она тоже родилась здесь? Или в том, что кто-то из вас подписал контракт с супермаркетом на отстрел птиц? – Казалось, он не понимал мою речь. Джузеппе пытался объяснить, что произошло у входа в наш дом. И это было выше, тяжелее и напористее оставшихся во мне сил, их придавило.
- Молчите, молчите оба! Assasiniii*, для вас нет ничего святого!..  Бог! Взываю! Вендетта*!.. Вендетта!..

Выстрелы продолжались. Я не видела, когда контадино, шокированный моим отчаянием, сбежал. Посмотрев на небо, отметила машинально, как подстреленная мелкая пичуга пытается долететь до леска, то теряя высоту, то чуть ее набирая и снова теряя. Неровный полет, выживет ли? Еще несколько выстрелов и мир Фарнието накрыла пелена тишины.

Мне кажется, это Адриано остановил отстрел последних живущих здесь птиц. Помню его, как радостный бежал ко мне с букетиком базилика, едва я вернулась в сельский дом Фарнието этим летом. Как привел поздороваться внучку, милую Джеммину. Помню, как приносил картофель, лук и помидоры – всё своё, выращенное на этой благостной земле. Именно он, Адриано, помог установить шлагбаум, чтобы защитить этот мир от неожиданных вторжений со стороны три года назад…

Ночью случился ливень и он не прекращался восемь часов. Атмосфера была так сильно наэлектризована, что вспышки огня разрывали небесный купол одновременно в нескольких местах. Не залатав дыры, купол рвался на части в местах новых и так до бесконечности. Грома не было. Природа, где все и всё взаимосвязано, оплакивала тихо пролитую кровь сотен невинных жертв. Этот дождь опоздал на сутки, случись он в день охоты, беда была бы в разы меньше.

В день второго сентября я отчетливо осознала, что на земле Фарнието больше не поют певчие птицы: они оставили свои гнезда вероятно уже навсегда. Не воркуют умиротворяюще голуби под крышей дома; не кукует кукушка, отсчитывая наши года; нет предупреждающего стрекота сорок и не «ухает» по ночам сова, заявляя права на эту территорию. Уцелели летучие мыши, стремительными тенями пролетая в ночные часы по извилистым  траекториям, да надрывно каркающая одинокая ворона. Мы не видим больше ни дятлов, ни удодов, ни соек, ни ласточек. Земля рая стала в разы беднее. Лишь грилли* стрекочут в своих нескончаемых брачных играх. Нарушена пищевая природная цепочка, отлаженная до совершенства за тысячи лет. Чтобы восстановить популяцию птиц потребуется несколько лет.

Пространство передает волнами любую информацию, как позитивную, так и предупреждающую. Место коренных обитателей опустело, и вот на поля обрушились стаи кочевников – перелетных голубей и скворцов. Сторни*, в облаке синхронизированного полета, тысячами пикируют к земле, склевывая семя подсолнухов, и, не теряя ни секунды, устремляются ввысь: здесь вкусная еда, но велик риск потерять свою жизнь. И снова затишье. А в день третьего сентября узкую нашу дорогу перед машиной перешла молоденькая самочка-фазан, скрывшись неторопливо в высокой траве придорожья.

Как защитить таких, как она, от отстрела? Сезон охоты продолжится и совсем уж скоро, эти ребята  будут шагать по частной земле с лупарами* и собаками в поисках фазанов, зайцев, европейских ланей и диких кабанов. Велико сейчас сомнение моё – есть ли «завтра» у Фарнието, и где та могучая рука, что  остановит насилие над естественной жизнью.

В вечер третьего сентября на телефонных столбах этой земли мы закрепили предупреждающие знаки с запретом охоты и текстом: Divieto di caccia. Oasi di protezione da grande maga Siberiana! Chi uccide su questa terra, verra’ colpito dalla maledizione (Охота запрещена. Оазис под защитой великой сибирской колдуньи! Кто убьёт на этой земле, будет проклят).

Я не верю в гуманность законов, каждый из них дает разрешение одним, демонстрируя насилие и принуждение над  другими. Не бывает людских законов в интересах всех, как не было и нет людских законов в интересах всеобщей Жизни. Грубое вторжение в природу с отлаженной на протяжении времени паутиной связей, ведет наш мир к катастрофе. Законы Мироздания читаемы не всеми, по большей части в процессе земной жизни они зачастую игнорируются и попираются, но их составляющая - причинно-следственные связи - что сеешь, то и пожинаешь, не отменяют вендетту всеобщей Жизни.

Вечером контадино передал Джузеппе три куриных яйца, сказав несколько слов, что знает, что я видела его с ружьем, что видела также, как он стрелял, и что охота на птиц продолжится в воскресенье седьмого сентября.
- Что это?..
- Яйца мира, - невозмутимо констатировал Джузеппе.

Вечером седьмого, в воскресенье, будет полное лунное затмение, когда любой негативный посыл, любое насилие над жизнью, обретет усиливающий импульс бумеранга. Неисповедимы пути наши, ибо они все от Бога, ибо они – состояние души и испытаниями внешними растет она, обретая силу духа. Неисповедимы пути, может потому, что они не для исповеди? Может потому, что не можем мы оценить то, что увидится ясно лишь спустя время, лимит которого у каждого свой.

Сентябрь 2025
Тоскана, земли Сан Миниато /Фарнието

Farnieto – дубовая роща, где произрастают, в том числе, красные дубы
Contadino – крестьянин/фермер
Piccioni – голуби
Sparatori - стрелки
Uccello selvaggio – дикая птица
Panini – сэндвичи
Tettoia – крыша /навес
Lupara – ружье для охоты на волков (Il lupo) или кабанов
Grilli - сверчки
Storni – скворцы
Assasini – убийцы
Vendetta – кровная месть