Лингвистика - точная наука

ЛИНГВИСТИКА - ТОЧНАЯ НАУКА. Сейчас науки о человеке переживают новый кризис, изнемогая под тяжестью прогресса, слишком быстрого для гуманитарного знания. Все наперегонки заняты распрями по поводу границ, их разделяющих или плохо отделяющих друг от друга, и каждый мечтает остаться самим собой. Никто не готов к преодолению границ или к перегруппировкам, что всё равно придётся делать, и срочно. Работа историка состоит в декомпозиции прошлого, традиционная история, всегда слишком драматичная и поспешная, работала на коротком дыхании, новая история на первый план выдвинула циклы, с их колебаниями и длительностью, ухватившись за мираж - за реальность подъемов и спадов цен. Современность привнесла в историческое повествование речитатив конъюнктуры, поделивший прошлое на десятилетия, двадцатилетия, пятидесятилетия... Далее идёт история с ещё большими задержками дыхания, с вековым масштабом, история большой длительности. Как относиться к событиям, на которых зиждется вся традиционная история? Событие носит взрывной характер, за дымом которого не видно пламени, оно кратковременно. Однако событие предполагает целый ряд значений и связей, оно есть свидетельство неких глубинных процессов, их апофеоз, и благодаря искусственной по большей части игре в при-чины и следствия, столь любимой историками прошлого, оно рас-ширяется во времени неизмеримо по сравнению с его собственной длительностью, привязываясь к длинной цепи других событий, скрытых реалий, так что можно смело утверждать, что в каждом событии воплощается вся история. И тогда вместо событийности будем говорить: короткое время, мерой которого является инди-вид в его повседневной жизни, это время иллюзий. Короткое время есть у всех форм жизни - политической, экономической, социальной, религиозной и пр. Социология в ужасе от события - короткое его время наиболее капризно, обманчиво, отсюда и недоверие к традиционной истории, сплошь событийной.
Изменилось, однако и традиционное историческое время - вместо дней, из которых складываются года, появились циклы, как новая мода исторического повествования: 50 лет классического цикла Кондратьева (но это всего лишь уменьшенный полуцикл большого тысячелетнего цикла - сотни повторяют дробление истории тысячелетий, но в меньших масштабах). Кстати, экономисты давно уже признают наличие вековой тенденции. Это и есть первый ключ к введению в долгосрочную историю больших длительностей.
Что такое структура для историка? Это конструкция, но также и реальность, не подверженная коррозии времени; структуры, сохраняющиеся долгое время, служат нескольким поколениям людей в качестве каркаса истории, который затрудняет её вольное течение и задает вполне определенное направление. К примеру, географиче-ское принуждение - человек веками является пленником климата, рельефа местности, животных популяций, с/х культур, сложившегося на этой основе равновесия, отказаться от которого невозможно без риска начать всё сначала. То же самое и в области культуры: в Европе вплоть до 13 века жили традиции латинской цивилизации Нижней Империи, интеллектуалы обсуждали одни и те же темы, приводили одни и те же цитаты, клише. То же было и в эпоху Рабле - 16 век, проблема неверия: повторялись и до него и после одни и те же аргументы несколько веков подряд. Так загодя строго ограничивались искания свободных умов. На Западе идею круасады (от слова "круасан", скрученный рогалик) обычно выносят за границы 16 века, в большую длительность, которая бесконечно повторялась в самых разных обществах, и напоследок коснулась людей 19 века. Ещё одно свидетельство постоянства геометрического пространства - в живописи, неизменного с начала Ренессанса вплоть до интеллектуальной живописи начала 20 века. (см. книгу Пьера Франкастеля "Peinture et Societe", "Живопись и общество".) История науки также знает сконструированные универсумы, которые, будучи несовершенными, признавались длительное время. Аристотелевский универсум считался неоспоримым вплоть до Галилея, Декарта и Ньютона, потом его сменил "геометрический" эталон, который царил вплоть до Эйнштейна. Затруднение возникло при обнаружении долговременности в экономике: Европейская экономическая система, с 14 по 18 век, до 1750 года, её экономическая активность удерживалась на демографически хрупких популяциях и первенстве торговцев - золото, серебро и медь постоянно сталкивались друг с дру-гом, пока наконец развитие кредита не положило этому конец. Главные черты европейского капитализма (этапа большой длительности): эти 500 лет отличались определенной внутренней связью, вплоть до великих потрясений 18 века и начала индустриальной революции; их черты были общими и оставались неподвижными, в то время как вокруг них в других сферах происходили постоянные разрывы и разрушения, меняющие лицо мира. Вообще большая длительность исторического времени — это очень громоздкий и ча-сто невыразимый персонаж, для историков общего толка. Но при-нять его на роль главного героя всё же придётся, а это значит, придётся приготовиться и к изменению стиля и образа действия, к иному пониманию социальности, что фактически означает приглашение познакомиться с неподвижным временем. Теперь на время мы будем смотреть иначе, и только так может быть переосмыслена исто-рическая целостность, начиная с инфраструктуры (ибо только так и могут быть поняты множественные разрывы во всех слоях исторического времени). Пока же слишком рано сбрасывать со счетов или возводить на трон Истины какую-то одну систему или способ понимания истории, будет правильным иметь в виду как можно большее количество АДЕКВАТНЫХ точек зрения, а не арифметическую сумму, из которой выводится среднее арифметическое всех подряд мнений. Так не пойдёт. Ещё несколько комментариев, которые пригодятся позже. Не осознаваемая история - это история не осознаваемых форм социальности, когда люди, делающие историю, не осознают этого. А это просто другое имя короткого времени, или событийности. Людям вообще-то свойственно заблуждение, что они, живя в своём времени, вполне осознают его, невзирая на то, что другие могут иметь перед своим мысленным взором иную степень понимания и оценку тех же событий. Так правомерна ли эта кратко-временная. сиюминутная трактовка истории? Или согласимся, что не все люди ясновидящие? Лингвисты полагали, что всё извлекается их слов, история же сохранила иллюзию, что всё извлекается из событий и фактов. (Стоит-де принять Минские соглашения, как всё это безумие на Донбассе прекратится...) Не осознанная история раз-ворачивается за пределами этих вспышек софитов. Представим себе, что в некотором отдалении есть некая не осознаваемая реальность, и она более богата, чем та, к которой мы и наши глаза уже привык-ли. Но это движение от шума к тишине, из света во тьму, весьма проблематично, и всё же область большой длительности восприни-мается более отчетливо, чем это принято думать. Модели - это всего лишь гипотезы, системы объяснений, связанные формулами или уравнениями, что помогает наблюдать за пределами социальной среды, видеть невидимое, и в этом её рекуррентная ценность. Там, где история не одинока, где она активно пользуется данными других наук и умело адаптирует их к своим нуждам, и были созданы новые инструменты исследования - модели. Для крупных сообществ, где в ход идут большие числа, необходимо искать средние величины, так работает статистика, но вряд ли это можно считать истиной. Это всего лишь гипотеза! Именно поэтому прежде чем пользоваться данными статистики, надо установить границы применимости модели, а также её роль, а это напрямую зависит от длительности, с которой работают исследователи. (Нельзя только на примере опроса группы сотрудников аппарата президента определять рейтинг босса 999%. Среди моих знакомых, а их в десятки тысяч раз больше, чем членов вышеназванной администрации, таковых нет и на 1%). Возможности же принятых у историков моделей рудиментарны и мало полезны, но ими все же пользуются, чаще всего это пучок разных объяснений или, точек зрения, которые никак не интегрируются, потому что суммировать огурцы с ботинками как-то странно (попробуйте просуммировать все высказывания Кургиняна и какого-нибудь либерала типа Сванидзе. Истина гарантированно утонет в этом соусе, и не всплывёт. Какой смысл их сталкивать лбами? Но именно по этому принципу построены все политические ток-шоу). Пора уже историкам занять в своей области позицию авангарда. Итак, есть три языка, с которыми придётся иметь дело будущему историку:
1. Язык необходимых действий (одно дано, другое из него вытекает), это область традиционных видов математики;
2. Язык случайных действий (область вероятностных исчислений);
3. Язык обусловленных действий (ни детерминирования, ни случайности, но подчинения неким правилам игры), это триумфальная стратегия, которая опирается, кроме принципов и оригинальности её основателей, на познания в области теории множеств, вероятности, т.е. в области количественной математики.
И тут статистика отдыхает, а работает компьютер, который умеет жевать, а не глотает всё подряд, т.е. перерабатывает информацию с умом, а не тупо, как в статистике. И тогда лингвистика дает фору остальным наукам, за пределами слова приближаясь к схеме звука, к фонеме, безотносительной к смыслу в принципе, но внимательной к своему месту, к звукам, которые ей сопутствуют, к их группировке, к подлежащей реальности, не осознаваемой в языке. Так лингвистика стала точной наукой. Распространить смысл языка на мифы, церемонии, экономические обмены и т.д., значит найти тропинку через перевал, и это сделал Леви-Стросс, вначале в отношении брачного обмена как языка, созданного для людских коммуникаций, обязательных во всех обществах, или в отношении инцеста в первичной семейной клетке. Под этим языком Леви-Стросс искал базовый элемент, подобный фонеме, атом "родства": муж, жена, ребенок плюс дядя ребенка по материнской линии.