Ветер и сталь. Возрожд нные сталью

Роман «Ветер и Сталь»
Книга Первая. Возрожд;нные сталью
Часть первая. Степь и кровь.

Пролог: Тень Воронов 

Река Сичь, извиваясь под бледной луной, блестела, как клинок, забытый на поле боя. Ночная тьма ещё не отступила, но небо уже посветлело. На восточном берегу, в ложбине меж камней, дымились потухшие костры. Командир Каран Железная Глотка разорвал зубами печать на свитке — алтейского орла, впившегося когтями в солнце. Приказ был кратким: «Уничтожить род Рамира. Доставить символ». 

— Готовы? — спросил он, не поворачивая головы. За спиной заскрипели латы. 

— Все, кроме четвёртого отряда, — ответил заместитель, поправляя шлем с вороньим гребнем. — Степняки у брода. С флагами. 

— Силамир, — усмехнулся Каран. Сын кана. Мальчишка, возомнивший себя полководцем. — Пусть думают, что мы беглые работорговцы. 

Он знал правду: Алтея платила серебром, но истинный заказчик скрывался в Эоссии. Восточные чиновники шептались с алтейскими сенаторами в тени банкетных залов: «Уберите степняков — и мы закроем глаза на ваши дела в Ломе». Двойная игра. Каран плевал на политику. Ему нужна была только доля — золото, земля, титул. И свобода от прошлого. 

— Всадники! — Каран вскочил в седло, и триста масок с вороньими клювами повернулись к нему. Не колдовство — театр. Пусть враги дрожат, видя не людей, а птиц-падальщиков. — Сожгите кибитки. Убивайте мужчин. Женщин и детей — живыми. Это наша добыча - Алтее нужны рабы для рудников, на рынке хорошо заплатят за них. 

Кони рванули вперёд, поднимая тучи пыли. Каран знал: к полудню следующего дня от рода Рамира останется пепел да цепи. Но в груди, под латами, что-то сжалось. Он вспомнил отца, повешенного за измену Торении.
«Ты следующий», — сказал тогда алтейский капитан, бросив ему кошель с серебром. 

— Вперёд! — заревел он, и Вороны вскрикнули в ответ. Не боевой клич — карканье. 

Судьба степняков была решена.

Глава первая. Степичи.

Лучи солнца, падая на гладкую водную поверхность, обращались игривыми бликами, заставляя щурить глаза, глядя на реку. Могучий Сичь величаво скользил в окоёме брони высоких берегов, лениво перекатывая свои воды по Великой Степи, в трепетном ожидании встречи с Ваданой. Слившись с которой, они уже вместе, вдвоём, единым потоком побегут по землям степичей до границ Самского леса. Много людностей и народностей увидят они на своих берегах. Многим дадут пищу, хороня в своём нутре множество блестящих рыб и колючих раков. Для многих станут удобными дорогами для лёгких лодей и лодок. Помогут добраться торговым караванам и и просто добрым гостям к родичам. А для кого-то станут и преградой — трудно преодолимым рубежом ворогам к исконным землям степичей и их родов-побратимов.

Седой, но всё ещё крепкий муж в иноземной кожаной броне стоял на палубе бригатты и смотрел их-под козырька ладони на близкий берег. Жон Алаберто, Страж Дома Аргент города-государства Виланы, всего поколение назад, в союзе с другими городами Торенского полуострова, вышедшее из-под власти Алтейской Империи. И до сих пор ведущее с ней вялотекущую войну. Почему вялотекущую? Почему Империя никак не раздавит мятежную провинцию? Всё просто — Империя трещит по швам — мраки Империи не успевают из одного её конца в другой для подавления очередного восстания. А ещё частые вторжения диких варваров, ищущих лёгкой добычи на их благополучных и сытых землях. Да и отношения с Эоссией — восточной частью некогда великого, могучего и единого государства Хорской империи оставляют желать лучшего. До прямого столкновения дело ещё не дошло, но напряжение висит в воздухе. И, закономерно, заставляет держать часть войск на границе. Дабы не искушать недружелюбных соседей лишним соблазном и пытаться демонстрировать несокрушимую мощь и доблесть, доставшуюся от воинственных предков — древних хоренцев, завоевавших полмира и построивших величайшую из империй. Враги разбегались в ужасе лишь заслышав тяжёлую поступь непобедимых имперских мраков. Сейчас всё иначе. И мраки уже не те, и руководство Империи — жирные, слащавые пузаны.

Путь Жону и его людям, идущим на трёх бригаттах — тяжёлые и неповоротливые вёсельно-парусные суда, предстоит долгий. Идут они из лесных краёв, где служили верой и правдой, храня мир и покой одного из лесных князей — Моролава, правителя града Олосени. Служили князю пятнадцать лет, нынешнее лето последнее. Дальше князь не захотел продолжать договор. Нашёл охочих до службы подешевле — северян-островитян. Воины они, конечно, так себе, но в бою яры и неистовы. Смущающие врага своим абсолютным бесстрашием. Истинные варвары. Бородатые, длинноволосые. Заплетающие и бороды, и волосы в множество длинных косичек. Причём, как убедились виланцы, чем более знатного происхождения муж, тем длиннее его волосы. А все воины, что под его рукой, сами укорачивают свою поросль, дабы не оскорбить вождя большей длиной, нежели у оного.
Держал же путь Жон в славный град Аурора, стольный град восточной территории. По рекам Сичь, да Вадане во Внутреннее море, где отовсюду, как говорят, видны белые стены Ауроры. Там он планировал сторговать нажитое в лесном граде добро — меха, мёд, да воск. Закупиться необходимым, благо там самый большой торг восточного мира, и, не доходя до Реенских гор, за которыми простирается уже Алтея, по рекам уйти в Северное море. Обойти таким образом вражескую территорию и, так же по рекам, вернуться во Внутреннее море поблизости от Торенского полуострова. Миновав Лом, славный своими банками, прочными, как паразская сталь; и Генез, населённый преимущественно купцами, войти в воды родной Виланы. 

Сколько лет не были дома. Уже и сыновья выросли. Стали воинами. Возможно уже и свои отряды водят. Последние вести из Торении достигали лесного Олосеня пару лет назад. Купцы глаголили, что Торения держиться. Более того, армия Виланы разбила и обратила в бегство алтейский мрак, рискнувший осадить Рип — граничный град.

Чтож, нисколько не удивлён. Ведь именно виланцы — воины, единственные профессиональные воины всей Торении. Продающие свои мечи любому, способному их оплатить. И также намертво встающие на пути всякого с дурным помыслом идущего на Торению, словно Щит Вейры.

- Что там, Жон? - Подошёл сзади Русолав. Воин, прибившийся к отряду уже в Олосене. Был роста великого, да в плечах едва ли роста своего не шире и силой медвежьей не обижен. При этом неожиданно ловок. Когда он попросил испытать его, Веленсо, вставший против него, лишь криво усмехнулся — ну какой фехтовальщик из этого мохнатого, заросшего варвара? Будет пытаться давить силой своей немалой. Но он ошибся. За что и поплатился, получив удар плоскостью меча сначала по бедру, а затем и по макушке. А вот Алаберто не ошибся, когда принял богатыря и дал ему долю. Ни разу Русолав не подвёл отряд. И виланской воинской науке выучился быстро. За каких-то три года стал командиром вспомогательной сотни.

- Кочевники там стоят. - Ответил Алаберто.

Гигант вскинул широкую, как лопата ладонь, прикрывшись от солнца и сощурил глаза, вглядываясь.

- Да, там стан. - Сказал он и, чуть помедлив, добавил - Степичи это. Скиты.

Жон кивнул. Степичи — это хорошо. Древичи, одному из князей которых он служил, родственный их народ. Ну, как виланцы и паразцы или генезианцы в Торении. Злобным нравом они не отличаются, разбойничать знать не будут, по сему можно немного расслабиться. Но только не много — идут-то ведь по чужим землям, может быть всё, что угодно.

- А какой род, не видишь? - Спросил страж Дома Аргента.

-Нет, далеко, не видно.. ах, сорванцы! - Вдруг воскликнул Русолав и усмехнулся — Это род Рамира. Никогда на месте не сидят. Но люди добрые.

И показал рукой на крутой обрывистый берег, где опасно карабкались по ненадёжной глине двое пацанят лет по двенадцать-четырнадцать от роду. Один покрупнее, смугловат и тёмно-рус, а второй белый-белый, аж какой-то бесцветный. Лазали, как ящерки по обрывистому берегу, видимо в попытках добыть что-то из гнёзд стрижей. Стремительно мельтешащих и, возмущённо громко пищащих, птиц вилось над ними целое облако.
Бригатта поравнялась с пацанятами и Русолав не удержался.

- Эй, сорванцы, почём гнёзда птичьи зорите? - Гаркнул он басом.

Белый испугался. Сорвавшись, заскользил на пузе по красной глине вниз к небольшому пляжику в расступившихся камышёвых зарослях, где на волнах тихонько покачивалась привязанная старенькая лодочка.

Тёмный же обернулся. Окинул взглядом корабль, оценил следующие два корабля и важно ответил.

- Ты, дядько, не шуми! Пошто Стрижатку напужал? Он с перепугу всю рубаху измарал, да брюхо расцарапал, как то мамка теперь заругает?

Богатырь рассмеялся, глядя на оскальзывающегося белого, который пытался принять вертикальное положение, но всё никак не мог.

- А ты молодец, малый! - Сказал он. - Как звато-то тебя?

- Рамиром меня звать. - Степенно  ответил пацанёнок, так же степенно усевшись на край обрыва, - как великого предка нашего. Но мамка с отцом Ветерком свищут.

- Ну будь здоров, Ветерок! - Махнул ему воин. - И ты будь здоров, Стрижатка, не держи зла.

Стрижатка лишь хлипнул носом и утёрся грязным кулачком.

- Твоего языка люди? - Спросил Алаберто, кивнув в сторону, провожавших глазами корабли пацанят.

- Да, мои язычники. - Ответил Русолав.

Корабли шли по течению. До слияния Сича и Ваданы ещё дней пять пути. После чего относительно безопасное путешествие закончится — надо будет удвоить бдительность и не убирать далеко оружие, держать готовыми по десятку воинов на каждой бригатте. Там пойдут территории подконтрольные диким кочевым племенам, дальше Самский лес, Предгорья и горцы. Жон вздохнул и обернулся — на коряблях, помимо экипажей и его воинов, плыли и семьи его ратников. Ведь многие покидали Вилану ещё безусыми юнцами, а теперь возвращаются опытными матёрыми вояками, многие успели жениться на местных девах и даже завести детишек. Это хорошо — Вилане славный прибыток.

Ветерок гордо глядел с высоты на малышню в белых подпоясанных рубахах, которые ехали в повозке. Ещё совсем недавно он перемещался по степи также, как и они, и носил такую же рубаху. Но сейчас он ехал вместе с отцом — Каном степного рода Водимиром на его коне. И одет он в кожаную курточку, опоясанную кожанным же ремнём, на котором болтался в ножнах настоящий железный нож. За его спиной закреплён тул со стрелами, а к седлу отцовского коня приторочен настоящий, хоть и уменьшенный, лук. Его, Ветерка, лук. Всё это потому, что два дня назад он наконец-то получил Истинное Имя взамен детского прозвища. И не какое-нибудь там, а Рамир — в честь великого предка, от которого и пошёл род рамировичей. Это очень большая честь и ответственность. И мальчика просто распирало от гордости.

Род держал путь к реке Сичь. Чтобы потом пойти вдоль русла вниз по течению, к месту слияния могучего Сича и великой Ваданы. Рамировичи — коневоды, поэтому им необходимо находить хорошие выпасы для табуна легконогих и быстрых своих лошадей. Этим маршрутом род ходит уже не одно лето. Так ещё деды коней водили. К тому же у рек можно разнообразить рацион дарами вод.

Впереди, на расстоянии одно-двухдневного перехода, двигался головной дозор аж из четырёх десятков мужей. В этот год его повёл Силамир, старший сын Кана и, соответственно, старший брат Ветерка. Он уже вой, ему уже аж семнадцать лет! Отец сказал: «пора» и сорок мужей склонили головы, запрыгнули в сёдла и умчались в степь.
Теперь грозное воинство идёт перед всем родом и распугивает кочевников-степняков. Сорок воев степичей — это внушительная сила!

Отец ссадил Ветерка, отправив того в повозку. Ему нужно обскакать всю растянувшуюся ленту кочующего рода, дабы убедиться, что всё везде в порядке, нигде не случилось худого, да помощь не требуется. Теперь Рамир — последняя линия обороны для его младших сородичей, так как он из них единственный вооружён и худо-бедно обучен ратному делу. А как ещё можно обучиться за два лета? Хотя Рамир со всем усердием и прилежанием упражнялся на каждом становище, выполняя уроки отца и других старших мужей. Уж очень ему хотелось походить на Силамира — ловкого и меткого конного стрелка. Хотелось удивить братца, когда они дойдут до стана на Междуречьи. Вот и жеребёнка он себе уже выбрал. Прямо после имянаречения, после того, как отец снял с него детскую рубаху и повязал ремнём с ножом. Затем усадил на коня, ознаменовав то, что у рода появился ещё один защитник, ещё один крепкий муж и будущий вой. Потом они ускакали вместе к табуну, где и нашёл Рамир своего Жорбика — белого жеребёнка с чёрной головой. Обещавшего, по словам отца, вырасти в превосходного быстрого боевого коня.

Теперь Ветерок часто наведывался к нему в гости с непременным гостинцем. Приучал к себе.
После зенита солнца, перевалив через очередной холм стала видна блестящая лента реки. Сичь. До самой ночи всем родом готовили стан. Здесь думалось простоять несколько дней, поэтому стан стан готовили добросовестно, ведь это не временная ночёвка. Рамир старался работать наравне со всеми, не ребёнок ведь уже. Он таскал длинные жерди, помогал закреплять шкуры, стреноживал мулов-тяжёловозов и, выбившись из сил, уснул быстро и крепко.

Поутру его нашёл дружок Стрижатка. Тот ещё не был посажен на коня, носил детскую рубаху и детское имя, и был бел, как моль. Что не характерно для степичей — смуглых и тёмнорусых. Глаза друга горели. Он давно, ещё на зимнем стане, задумал раздобыть птенца стрижа, дескать вырастить, выучить и будет у него ко дню Имянаречения свой собственный боевой стриж. А птицы эти, зная по прошлым летам, гнездились в обрывистом берегу первого речного стана на пути к Междуречью. Вот он и прибежал звать с собой.

И Рамир пошёл. Предупредив матушку, но не взяв с собой лук — берег-то в прямой видимости.

Внизу, привязанная к колышку, покачивалась на лёгкой волне старенькая лодочка. Это старики, первым делом вчера, притащили её и, выйдя на середину реки, принесли ей дары.

А как иначе? Иначе река не отдаст своих богатств, не видать роду блестящих жирных рыб, как не старайся, вот и почтили, поприветствовали батюшку Сича после долгой разлуки.
- Вот ведь неудача! - Раздасадовался Стрижатка, каким-то непостижимым образом висевший на глинянном обрыве и шарящий рукой в птичьих гнёздах-норах, - всё желторотики!

- Ищи пуще! - Сказал Ветерок. - Должны уже быть старшие...

- Эй, сорванцы, почём гнёзда птичьи зорите? - Вдруг раздался чей-то незнакомый, но грозный бас.

Стрижатка вздрогнул, соскользнул ногой, вырвал ком глины рукой и, жалобно крякнув, поскользил вниз, задирая подол рубахи и царапая в кровь голый живот и конечности.

Рамир обернулся. Большой корабль. Явно иноземный. Потому как лодьи древичей, видимые им в прошлые лета, выглядят иначе. Да и люди, плывшие на кораблях, вряд ли одного языка со степичами, хоть и говорят понятными словенами. Но рожи другие, да и одежды отличные. Правда не все. Вот тот самый муж, что крикнул им, скорее всего из древичей. И здоров, как медведь! Ох и здоров же! Следом за первым кораблём из-за поворота показались ещё два таких же. Но на палубах хоть и вои, а это видно даже неопытному глазу мальчика, но есть ещё и жёны, да детишки малые. Значит не опасны. Разбойничать не будут. Потому Ветерок, ничуть не испугавшись, важно ответил:

- Ты, дядько, не шуми! Пошто Стрижатку напугал? Он с перепугу всю рубаху измарал, да брюхо расцарапал, как то мамка теперь заругает?

Здоровенный муж рассмеялся, а отсмеявшись, сказал:

- А ты молодец, малый! Как звать-то тебя?

Ветерок решил, что не гоже вести беседу двум мужам, когда один из них висит, как ящерица, грозясь повторить за Стрижаткой его путешествие, и и взгромоздился на край обрыва.

- Рамиром меня звать. Как великого предка нашего. - Сказал он, - но мамка с отцом Ветерком свищут.

- Ну будь здоров, Ветерок. - Помахал ему здоровяк. - И ты будь здоров, Стрижатка, не держи зла!

И повернулся к седовласому иноземному мужу, уже тихо с ним о чём-то беседуя.

Стрижатка внизу утёрся и захлюпал носом. Видно злился на себя за малодушие. Или досадовал из-за рубахи. А может больно поранился.

- Всё на сегодня, друже. - Решил Рамир. - Завтра попытаем ещё, а сей час двинули в стан.

Далее Ветерок помогал старикам укладывать сеть — с утра они удумали на рыбный лов выйти, слушал, что Мудрому Ветры нашептали, мол близки времена падения Молота Хораса, после чего кто-то с кем-то объеденится и некие царства падут, потом упражнялся в стрельбе из лука и учился сноровисто выхватывать нож. Учил, в основном, отец. Который судил, что в начале необходимо выучиться стрельбе крепко стоя на ногах, лишь затем постигать науку верховой стрельбы.

А ночью, перед самым рассветом, когда небо стало уже серым, пришла беда.
Глава Вторая. Вороны и кровь.
Пришла с юга. Оттуда, куда ушёл головной дозор. Вначале был слышен едва различимый гул, который довольно быстро окреп и вырос до гулкого топота множества копыт. Тяжёлая латная конница шла вдоль берега, шла в плотных атакующих порядках, всё ускоряясь. А со стороны степи заходили с гиканьем привычные кочевники, отрезая стан от табуна.

Рамир, услышав во сне недобрый гул, подскочил и принялся судорожно натягивать одежду.

- Боронись! - Раздалось снаружи. - Браты, к оружию!

Отец, схватив лук и перевязь с мечом, в одних портках выскочил из шатра.

Степичи, без лошадей, застигнутые врасплох, пытались спешно выстроить оборону.

- Ладомир! С копьми — на юг! Выстраивайте заслон из телег! - Зычно командовал Кан. - Самир, с луками — на басурман!

Рамир выбрался наружу и всё видел. Видел, как родичи, почти безоружные, безбронные, пытались выставить строй с копьями против тяжёлой конницы; видел и как смели и разметали латники хлипкий строй защитников стана. Выстроить заслон они так и не успели. Слышал, как кричали умирающие под конскими копытами, слышал, как премерзко хрустят ломаемые человеческие тела, когда в них на полном ходу врезается закованный в сталь боевой конь; с каким противным хлюпом копьё разрывает человеческую плоть.

А в степи пешие родичи вступили в смертельную дуэль с конными стрелками кочевниками-басурманами. Вдруг, из сонма ворогов выскочил длинноногий белый боевой конь и устремился к стану. Прямо на ходу ему на спину, без седла, без узды, вскочил человек. Дёрнулся, как от удара и, припав к гриве, помчался к стану, к их шатру. Отец.

Вид и его, и коня был страшен — конь с окровавленной мордой, рассечёной раной на плече и стрелой, торчащей из бедра, хрипел, разбрасывал пену и яростно рвал землю копытами. Кан с огнём боевого безумия в глазах и также пронзённый стрелой, которая, пробив левую руку, скрылась в глубинах тела. Боли он сейчас по всему не чувствовал, но был обречён и сам это отчётливо понимал. Мать побледнела и стала медленно оседать.

- Уходите! - Крикнул отец. - Спасайтесь! Нам их не остановить! Развернул было коня, но остановился.

- Рамир, сынок, - он бросил к его ногам свой лук, отстегнул пояс с боевыми сумами и пустыми ножнами, - ты должен выжить! И донести до следующего Гакана, что в степь пришла беда! И продолжить наш род! Береги Коготь! И живи!

Ударил коня пятками и помчался в свою последнюю атаку. И тут всё будто ускорилось. Усилились все шумы: лошадиное ржание, топот копыт, крики, свист стрел. Белая, как полотно, мать вскинулась, гордо вздёрнула подбородок, нырнула на какое-то мгновение под полог шатра и вернулась со своим снаряжённым луком и тулом стрел за спиной. Она окинула взглядом общую картину сражения — убиения их рода, оценила и приняла решение.

- Уходим! К реке! - Резко, отрывисто скомандовала она.

Меж шатров, тем временем, уже вовсю мелькали чернявые всадники. Кто-то уже спешился и шарился по жилищам сородичей. Заходились первые пожары.

- Вы идите первыми. - Сказала она сёстрам, выбравшимся из шатра. - Идите к реке, уходите на лодке! Что бы ни случилось - не останавливайтесь! Вы должны спастись. И берегите Рамира пуще ока!

Драмира и Любомира подхватили Ветерка и понеслись споро. Он даже охнуть не успел. Матушка бежала позади, Рамир слышал её шаги.

Растерзанные шкуры чьей-то обители, обнажившие длинные деревянные жерди, сквозь которые видна какая-то суета внутри. Женский крик, потом глухие удары, громкая ругань на чужом собачьем языке. Сёстры не останавливаются, хоть и путаются в своих юбках, но скорости не снижают.

Следующий шатёр. Здесь жил дядька Уромир. Старый одноногий лучник. Именно он делал луки всему роду. Сейчас он лежал поперёк входа, уставив безжизненные глаза в светлеющее небо. Рядом лежал его длинный кавалерийский меч. А перед ним в неестественной позе — его внук в окровавленной рубахе и с выражением глубочайшего удивления, застывшем на юном лице. Сёстры промчались мимо.

Сзади топот копыт. Рамиру удалось изловчиться и обернуться. Картина, которую он увидел, запечатлелась в памяти навсегда. За считанные мгновенья, пока сёстры не дёрнули его дальше, он заметил настигающих их двух латных всадников и мать. Она встала на их пути, как истинная жена Кана, сжав губы в тонкую полоску на бескровном лице и глядя сузившимися глазами поверх стрелы. Щелчок тетивы, удар и конник, схватившись за древко, торчавшее из его живота, повалился с лошади. Стрела, пущенная слабой женской рукой, пробила тяжёлый доспех. Видимо, где-то ослабли ремешки, что остриё таки нашло себе дорогу сквозь броню мимо стальных пластин. Просто звёзды так сложились, просто чернявому латнику сегодня не повезло.

Что было дальше Рамир не видел, увлекаемый всхлипывающими сёстрами. Он не увидел, как второй враг, не снижая скорости, занёс меч и обрушил его на матушку и, как та закрылась своим луком... Но куда деревянному луку против стали?

Рубанув мимоходом, латник продолжил путь, настигая беглецов. Но обрыв берега ведь уже виден! А врагов только прибывает — уже не только сзади, но и справа, и слева мчатся.

Драмира. Старшая сестра, красавица-веста, обручённая с богатырём Лютомиром, всунула в руки Рамиру отцовский лук, рыкнула сквозь зубы: «уходите!» и остановилась, развернувшись к ворогам.

Любомира всхлипнула и дёрнула Ветерка за собой. С обрыва слетали кубарем, как получится. Но обошлось без повреждений. Или просто в горячке ничего не почувствовали. Сестрица забросила в лодочку пояс и лук отца и приказала Рамиру, выдернув колышек:

- Давай, Ветерок, в лодку — я толкну!

Мальчик, подняв тучу брызг и полностью промокнув, перевалился через борт. Любомира взялась за нос судёнышка и вошла в воду, выталкивая его. Вдруг, сверху с обрыва раздались родные словена, но исковерканные чужим языком.

- Нэ тарапыс, красавица!

На краю обрыва пешим стоял чернявый латник, вокруг которого сгрудились низкорослые кривоногие дикие кочевники, обры. Один из них, намотав косу на кулак и оттягивая назад голову, держал,стоящей на коленях, Драмиру.

- Нэ дёргайся! - Сказал враг.

Любомира снова всхлипнула, подняла полные слёз глаза и горячо зашептала:

- Отомсти за нас, Рамирушка. За всех за нас отомсти! Слышишь, поклянись!

И с силой толкнула лодочку.

Латник наверху что-то рявкнул и пара воинов вскинула луки. А Рамир спустя считанные мгновения понял что произойдёт. И, что же вы, гады, делаете, собрался выпрыгнуть из лодки и мчаться спасать сестёр. Он вскочил, опёрся о борт и... свистнули две стрелы. Одна поразила его в кисть руки, пришпилив её к старому дереву, а вторая с силой ударила в плечо, толкнув его назад.
Глава Третья. Река и судьба.

Боль пришла не сразу. Вначале Ветерок даже не понял почему упал. Дёрнулся. И ощутил резкую боль в руке, а потом взорвалось плечо. Запрыгали перед глазами огненные шарики и спрятались в темноте.

В следующий раз Ветерок открыл глаза от холода. Было светло, солнце висело в зените, но он выбивал зубами ритмичную дробь, пытаясь свернуться калачиком, но мешали пронзившие его стрелы. А холод не шутил — проникал в тело всё глубже и глубже, дотрагиваясь до костей и оставляя на них следы изморози. Как какими-то щупальцами или когтистой лапой копошился внутри, всё сжимая сильнее и сильнее.

А потом пришёл отец. Пришёл из неоткуда, просто вдруг возник на скамье лодки. Посидел молча и также внезапно исчез. Вот только был здесь и уже нет его. Вместо него появилась мама с сжатыми в ниточку губами и двумя дорожками слёз на щеках. Смотрела с нежностью и жалостью. А потом Ветерок мчался по степи с братом на его коне. Солнышко светило ласково, тёплый ветерок приятно обдувал лицо, скорость пьянила и поднимала дикий восторг где-то внутри. Брат смеялся и что-то кричал, но вот что — разобрать не получалось. Конь скакал ровно и мощно. Холод отступил.

Вокруг была тьма и тишина, лишь мерно журчала вода, сталкиваясь с бортом лодочки, где-то плескалась рыба. Рука уже не болела. Более того, Рамир её уже не чувствовал. Вроде была у него конечность и теперь ничего, только мешает что-то лечь удобно. То, на чём висит его тело.

Было очень жарко. Ветерок пытался прислониться лбом к прохладному борту, но тот слишком быстро нагревался и приходилось вновь искать холодное местечко. Страшно хотелось пить. Высохшие губы потрескались, опухший язык не помещался во рту. Так он метался по лодке, уже плохо осознавая где явь, а где вымысел. Реальность крошилась и пыталась сложиться мозаикой. Не всегда верно и удачно. То ему не хватало воздуха и он хватал его, как рыба на суше; то голубое небо начинало вертеться, как стрела в полёте; то сама лодка словно попадала в водоворот; то он куда-то падал бесконечно, без возможности затормозить. Потом во всём этом безобразии проявились неясные человеческие голоса. Что они молвили — не разобрать. Его опять дёргало и трясло, потом било ознобом и пронзало молниями.

Потом из тумана выплыла седая голова морщинистого мужа, которая чётко и ясно произнесла родными словенами:

«Руку уже не спасти».

Что это значит? Зачем что-то спасать? Ветерка клонило в сон, хотелось всё забыть и просто спать. Он уже забыл кто он, откуда, почему так получилось. Завис где-то на грани миров.

«Ну это мы ещё посмотрим!» - вдруг произнёс полный задорной яри молодой женский голос и седая голова мужа сменилась сосредоточенным прекрасным ликом голубоглазой женщины. Настолько она прекрасна, что Рамиру неистово захотелось жить, чтобы любоваться ею дальше. Возможно он и влюбился в неё в этот момент той самой чистой детской любовью. Теперь он готов стерпеть любую боль с улыбкой на губах, если она будет рядом. И она была рядом, и была боль. Острая, пульсирующая, жгучая, резкая, тупая и долгая. И была улыбка на его губах.

«Да он просто герой!» - восхищалась она и Ветерок вновь улыбался.

«Если все твои соплеменники такие, то их никому не одолеть». - слышался мужской голос и Рамир улыбался снова. Потому что знал, что Она смотрит на него.

«Эх, малец! Мне б такого бойца!»

Потом Рамир открыл глаза. Вокруг было дерево, пахло свежестью. Он  с удивлением разглядывал свои перетянутые белыми тканевыми полосками руки и тут увидел объект своих недавних грёз, только в несколько уменьшенном виде.
Белокурая девчонка протянула ему деревянную кружку и сказала:
- Пей, мама сказала это от смерти помогает.
- От смерти помогает только смерть. - Раздалось ворчание за её спиной. И Ветерок увидел бородатое лицо давешнего здоровяка. - А м;д, - продолжил он, - только от малодушия. Он хоть жив?
- Жив... - Неуверенно протянула девчонка.
- А то воняет, как дохлый ;ж. - Буркнул здоровяк.
- Будет вам! - Услышал мальчик такой знакомый женский голос. - Расступитесь!

И над Ветерком склонилась Она.
- Я Брунхиль, лекарка, это доченька моя Лаславушка и муж мой Русолав. Ты ведь Рамир?
Он коротко кивнул.
- Вот и познакомились. Дай посмотрю. Будет больно, потерпи.

Рамир снова кивнул и позволил ей ласково, но сноровисто размотать перевязки. Больно было, но он, к этому готовый, крепко постарался сдержаться, даже бровью не повёл.

- Ай да малый! - крикнул кто-то из гребцов. - Будет он этими руками и белых девок щупать!

- И не только девок, но и мечом управляться славно! Справный воин вырастет! - поддержал его другой голос.

Рамир посмотрел повнимательнее на своих попутчиков — ладные, крепкие мужи с бугрящимися мышцами — вои. Но и заметил с десятка полтора детишек разных возрастов, от совсем ещё малых до уже опоясанных и оружных. Мальчиков и девочек. Как опосля выяснилось, все прекрасно владели языком словен и сложностей в общении не возникло.

Ласлава стояла рядом и внимательно следила за действиями матери. Та промыла раны каким-то едким резко пахнущим раствором, присыпала зелёным порошком и аккуратно наложила свежие повязки. Всё подробно комментируя для дочери.

-Вот и всё, готово. - сказала знахарка и вновь попыталась погладить Ветерка, но тот предусмотрительно качнулся назад и сдержанно поблагодарил. Женщина лишь вздохнула и ушла.
Глава Четв;ртая. Пробуждение ярости
Отец скачет по степи на сво;м верном белом коне, словно сам Стриб, подобно Ветру. А за ним мчится целый табун жеребят. Топот конских копыт ласкает слух, становится мерным и как бы сливается с ритмично бьющими о борт волнами.
"Теперь ты должен вести их, сынок", - сказал Кан, поравнявшись с Ветерком.
- А ты? Папа! А ты как? - Стыдливо смахивая сл;зы, спросил мальчик.
- Ты должен поесть. - Вдруг голосом Лаславы проговорил отец. Кто-то мягко коснулся его плеча. Рамир открыл глаза. Это был сон. Всего лишь сон...
- Поешь. - Голос девочки звучал мягко, как шелест камыша. Она протянула миску с дымящейся похл;бкой. Ветерок молча отвернулся. Запах мяса вызвал внезапный спазм в горле - вспомнил, как горели шатры.
- Не упрямся, - Русолав присел рядом и его медвежья тень накрыла мальчика. - М;ртвые не мстят. А ты... - Он ткнул пальцем в грудь Рамира, - ты живёшь. Значит, должен стать клинком в руках судьбы.
Бригатты плавно скользили по водной глади. Вот солнечные лучи скользнули и спрятались за двумя холмами на берегу. В этом месте род всегда делал стан на сво;м пути к зимнему становищу, а вот на ближнем холме отец ставил свой шатёр Кана. И принимал там важных мужей рода. Нахлынули воспоминания.
"Папа! Папа!" - Спотыкаясь бежал карапуз, путаясь в полах длинной детской рубахи, - "смотри, что у меня есть!"
Малыш стремительно влетел в шатёр и доверчиво вскарабкался на колени сурового отца, показывая ему маленькую деревянную лошадку, - "смотри, дядько Уромир мне подарил Коня!"
Отец ласково улыбнулся и погладил его по голове:
"Каков Конь!" - Похвалил он, - "береги его, это твой друг теперь. Придумал ему имя?"
"Да, папа, это Жорик!" - С пылом выдохнул реб;нок, - "это лучший в мире конь!"
Кан бережно ссадил сына на землю.
"А теперь беги, покажи с;страм своего Жорика".
Умудр;нные мужи, собравшиеся на совет в шатре, лишь спрятали добродушные улыбки в роскошных усах.
Сл;зы навернулись на глаза. Остался один из всего рода. Отец, мать, брат, с;стры-красавицы... Настоящий Жорик, белый жереб;нок с ч;рной головой... Что с вами всеми стало? Почему выжил только он? Лучше было бы наоборот, ну почему он не погиб в той проклятой лодке, которая принесла его к виланцам? За что?
Рамир грязным кулаком ст;р предательски блестевшую влагу и попытался зарыться в солому, чтобы никто не увидел его сейчас таким.
Жон Алаберто наблюдал с кормы, его седые брови сдвинуты. Виланцы не брали попутчиков — их суда были переполнены семьями, припасами, трофеями. Но оставить ребенка умирать в лодке-призраке... даже для наемников с очерствевшими сердцами это оказалось невозможным.
— Он выживет, — пробормотал Жон, глядя на горизонт, где Сичь сливался с Ваданой. — А потом задаст нам тысячу вопросов.
Из-под дощатой палубы раздался звонкий, мелодичный стук. Кто-то начал работу в походной корабельной кузне
- Гаррик! - Сурово крикнул Жон.
Стук прекратился и в проёме образовалась взлохмаченная голова с волосами цвета меди. И вопросительно уставилась серыми глазами на капитана.
- Гаррик, опять своего "скорпиона" мучаешь? Проверь лучше щиты! Больше пользы будет.
- Ваши щиты устарели! - Дерзко, с вызовом ответил Гаррик, - алтейцы скоро будут бить огн;м с неба и щиты станут бесполезны!
- Когда начнут, ты что-нибудь изобрет;шь, а пока - займись делом! - Сердито нахмурился Жон.
Медная голова, недовольно ворча, скрылась. Алаберто взглянул на старый, потёртый кулон с изображением погибшей жены, который держал в руках и, со вздохом, спрятал в походную суму. Точная копия его любимой - доченька Алисана, одетая, как мальчик в штаны и кожаную курточку с множеством серебряных бляшек, упражнялась за мачтой с кинжалом. Не иначе, думая, что никто её не видит. Конечно, после того, что случилось с её матерью, она теперь тенью везде следует за своей старшей подругой -  дочерью стрелка Терезой и пытается быть ей под стать. Юной воительницей. Жон снова вздохнул. Не убер;г. Ну и младший сынок - Милош, который ещё не осознаёт что  происходит и мило играет с деревянной игрушкой на палубе.
Его глаза встретились со взглядом дочери. Девочка смутилась, но быстро собралась, в глазах её вспыхнул огонь и она с вызовом заявила:
- Я стану сильнее Терезы!
Жон едва заметно кивнул и запахнулся в плащ.
"Когда прид;м в Вилану, девонька, тебе это, очень надеюсь, больше не понадобится", - подумал он.

Каран Железная Глотка сдирал с руки засохшую кровь. Победа пахла пеплом и железом — род Рамира стерт, но артефакт, символ власти над Великой Степью, не найден. Его люди перерыли вс; - обыскали все трупы, обшарили все шатры - Коготь, как в воду канул. Без Когтя приказ не выполнен, жизненно необходимо его отыскать! Иначе всё зря. Не видать ему ни земли, ни титула, ни защиты от преданного им Хузгардского правителя. Каран почувствовал закипающую ярость где-то глубоко в груди. Клокоча от гнева он окинул горящим взглядом неровный строй пленников. Из которого особой статью выделялись две юные девушки. Дочери местного Кана.
Железная Глотка шагнул вперёд, схватил за косу старшую, с силой дёрнул, сбивая с ног и поволок по земле. Резко выхватил кинжал и приставив к её горлу, захрипел:
- Где Коготь? Где ваш Коготь? Клянусь, отсеку ей башку, если не скажете!
Младшая тихо заплакала и зашептала:
- Не убивай её... Не убивай, я скажу..
- Молчи. - Сквозь стиснутые зубы, сурово приказала старшая. Видимо смерть её не страшила.
- Убью!!! - Дико заорал Каран.
- Не убивай, не убивай, - заторопилась младшая, - он в воду упал, когда вы Ветерка убили. Ветерок его выронил в реку.... Не убивай её, прошу!
Каран пришёл в ярость. Он был так близко! Только не это! Нужно найти! Найти во что бы то ни стало! Он размашисто два раза ударил девушку по лицу и с силой швырнул кинжал куда-то в толпу пленников. Повернулся к помощнику:
- Найти! Без Когтя не возвращайся!
Бывалый воин со шрамом через всё лицо, вскинулся, водрузил на голову чёрный шлем с вороньим клювом и попятился задом, на ходу раздавая указания.
А если не упал? Что если она лжёт или не увидела? Что если всё-таки не упал? Не утонул? Куда отнесло лодку с трупом мальчишки? Рука потянулась к медальону с двухглавым орлом. Единственное, что осталось от отца, казнённого за предательство.
Теперь орлы разделились. У Алтеи голова орла смотрит на запад, у Эоссии - на восток, но не изменились методы. Тайные убийцы выследят, обездвижат и доставят на казнь даже из-за песков Хузгарда. Лучше пусть убьют сразу. Чем путешествовать немощным сосудом с сознанием, но не имеющим возможности даже пошевелить пальцем. И потом попасть в таком состоянии в подвалы секретных служб к их истязателям. К тем существам, которые получают истинное удовольствие, замучивая свои жертвы. А далее, если жертва выживет, будет казнь. На площади и тоже весьма изощрённая...
Каран по;жился. Под доспехами его пробрал озноб. Нет, не найти артефакт невозможно! Нужно землю перевернуть, но найти его!
- Шафар! - Закричал Каран, призывая помощника, - отправь отряд обров вдоль реки, пусть отыщут лодку с мальцом.

Рамир лежал на ж;стких досках, прислушиваясь к ритмичным ударам в;сел о воду. Каждый удар отзывался пульсацией в перевязанных ранах. Боль стала тупой, далекой, будто прикрытой слоем ваты. Но в груди горело иное - угольки ненависти, раздуваемые с каждым вздохом.
Рамир вспомнил последний вечер у костра, когда он разглядывал свой нож на новеньком поясе. Рукоять его обмотана кожей, а лезвие сверкает, как вода в лунном свете.
"Теперь ты воин", - сказал тогда отец, Кан, поправляя сыну прядь волос. - "Но помни: меч защищает, а не убивает".
"А если враг сильнее?" - спросил Ветерок, глядя на шрам на руке отца - след от сабли обра.
"Тогда бей хитрее". - Кан усмехнулся. - "Степь учит: даже травинка может свалить коня, если знать куда толкнуть".
- Смотри! - Рядом оказалась Ласлава и указала на небо, где клин журавлей пересекал закат. - Они летят на юг. В т;плые края.
Рамир поднялся и молча сжал кулак здоровой руки. Его журавли сгорели в дыму пожарища. Он поднял отцовский лук, пытаясь натянуть тетиву дрожащими пальцами. Не вышло.
— Давай я покажу, — Русолав взял оружие, его движения были удивительно точными для такого гиганта. — Лук — не меч. Ему нужна не сила, а гармония. — Он вложил стрелу, плавно натянул тетиву. — Целься сердцем, а не глазами.
Стрела взмыла, пронзив облако. Рамир поймал падающее перо, еще теплое от полета.
— Зачем вы меня спасли? — спросил он вдруг, не глядя на Русолава. — Я же чужой.
— Чужих здесь нет, — подошел к ним Жон, его кольчуга звенела как ветреные колокольчики. — Война делает братьями даже волка и оленя. Алтея сожгла мой дом, когда я был немногим старше тебя. — Он расстегнул ворот рубахи, показав клеймо — выжженного орла. — Они называли нас рабами. Мы стали воинами.
Ночью, когда бригатты бросили якоря на ноч;вку, Рамир пробрался к корме. Луна, как серебрянный щит, висела над рекой. Он достал нож - оставшийся от отца - и воткнул в палубу.
— Клянусь, — шептал он, глотая слезы, — клянусь кровью, пеплом и памятью предков. Ваши тени будут ветрами в Степи, когда я принесу головы врагов на их же знаменах.
Где-то в темноте, на берегу ухнула сова. Мальчик не заметил, как из тени вышла Ласлава, её голубые глаза блестели в лунном свете. Она молча положила у ног Рамира пучок сухих трав - чабрец, полынь, крапиву. Старинный виланский оберег.
- Это поможет, - прошептала она. - Мама говорит, что крапива да;т силу, а полынь отгоняет злых духов.
Рамир кивнул, сжав нож.
- Почему ты стала лекаркой? - Спросил он. - Из-за Бронхиль?
Ласлава подошла ближе. Она пахла м;дом и мятой, и от этого кружилась голова.
- Мама, Бронхиль не родная мне, - сказала она, глядя ему прямо в глаза, - хоть мы и очень похожи. Мою деревню сожгли разбойники. Князь отправил на помощь виланцев. Она была с ними. Но они не успели...
Девушка потупилась и отвернулась.
- Бронхиль нашла меня в колодце, где я пряталась. Я просидела там всё время и слышала, как убивают мою деревню, как умирает моя родная мать.
Она повернулась и взяла Рамира за руку. Ладонь её была холодная, но его словно обожгло кипятком.
- Поэтому я знаю каково это - терять родных, - тихо произнесла она, - и с тех пор я помогаю всем, кому могу.
Рамир сжал её руку. Теперь в душе, кроме боли он ощущал и затеплившийся огон;к единения с девушкой, и робкую искру... надежды.
Глава пятая. Уроки стали и крови.


   Дни на бригаттах текли, подчиняясь ритму вёсел и ветра. Рамир учился жить с пустотой внутри — той, что оставили после себя пепелище и молчание предков. По ночам он всё ещё видел лица родных в отблесках волн, но теперь к боли примешивалась ярость, холодная и острая, как клинок. 
   Величественный Сич благополучно достиг могучей Ваданы и теперь они вместе, ещё более широким и мощным потоком несли корабли виланцев в Срединное море. Берега стремительно раздались вширь, и теперь приходилось приглядываться, чтобы разглядеть что-нибудь на брегах. Только белых чаек значительно прибавилось. Они носились по небу, казалось, преследуя бригатты или мирно дремали белыми корабликами на волнах. 
   Жон несколько раз прерывал плавание и проводил тренировки воинов. Рамир впервые увидел, что это такое - хвал;ная виленская дисциплина - многие десятки могучих воев двигались, как один человек, настолько слаженно, что мальчику степняку это казалось недостижимым. И при этом каждый из них прекрасно владел обоими видами мечей: "torenz skir" - коротким мечом и "gala skir" - длинным. Огромное впечатление произвели на мальчика "torenz vild" - большие ростовые щиты. Воины выстраивались в плотный строй и практически полностью закрывались щитами, выставляя наружу только копья. Видевший до этого лишь ман;вренную тактику степняков, Ветерок испытал потрясение и, напросившись, с воодушевлением маршировал со всеми, выучивая команды и повторяя движения. 
   Русолав стал его тенью. Казалось, здоровяк поставил себе цель выковать из мальчика оружие. 
   Раннее утро. Запах свежести и туман над рекой. Ещё поют где-то запоздалые сверчки, но уже и чирикают утренние птахи. Вода мерно бь;тся в т;мный от старости деревянный борт корабля. Миновав навесы из шкур в центре палубы, где мирно спали семьи воинов, двое остановились на носу бригатты. 
   - Не души клинок! - Гаркнул медведем Русолав, — меч - не молот, его чувствовать надо. Атакуй! 
   Рамир неуверенно замахнулся и ударил. Воин с л;гкостью парировал. 
   - Твой удар увидел бы и слепой. Не тыкай мечом, как пьяный суслик своей хворостинкой. Не показывай врагу намерения. 
   Рамир отступил на шаг, выдохнул и ударил вновь. Как ему показалось, хорошо замаскировал намерения, но Русолав вновь лишь лениво отмахнулся. 
   - Моя первая жена коромыслом махала и то лучше. Соберись, малец! 
   Ветерок почувствовал накатывающую ярость, словно разгорающегося пламя, вспомнил пронз;нного стрелой отца и мать под копытами конного латника. Взор его сузился. Он теперь видел противника как через узкую щель бойницы и, клокоча от ярости, бешено пош;л в атаку. 
   Однако Русолав спокойно отразил его удары, уклонился и парировал, а, оказавшись сбоку и немного позади, шл;пнул плоскостью меча по ягодицам. 
   - Ярость — это щит, малец. А щитом не убивают. Думай! 
   Ветерок тяжело дыша, глотал сл;зы обиды и боли — на рукояти остались следы его крови от ещё незаживших ран, смешиваясь с утренней росой на клинке. 
   С мачты бесшумно соскользнул Корвин. Мальчишка, немного старше Рамира. Бывший беспризорник-воришка из Олосеня, прибившийся к отряду ещё в граде древичей. Тяжёлая жизнь приучила его к максимальной скрытности и острожности, и теперь он на всю катушку использовал свои навыки лазутчика на благо виланцев, которые стали его семь;й.
   - Третий день уже за нами по берегу следует отряд обров, — сказал он. 
   Русолав поскр;б своей пятерн;й-лопатой в затылке. 
   - Надо бы доложить Жону, — произн;с он, — не нравится мне это. 
   
Каран Железная Глотка стоял среди пепелища, сжимая в руке обломок деревянной игрушки — лошадки с выжженными защитными символами рода Рамира. Он всё ещё не терял надежды — его люди рыскали по стану, поднимая тучи сажи и пепла. 
   С коня соскочил Шафар. 
   - Нашли лодку, — доложил он, — в трёх лигах вниз по течению. Пустая, но со следами крови. 
   - Значит жив, — Каран с силой сжал обломок лошадки так, что тот превратился в труху. - Алтейские сенаторы не простят потерю Когтя. Если мы не отыщем мальчишку — все отправимся в яму с известью. 
   Он повернулся к отряду обров — диких кочевников в меховых одеждах. 
   - Ищите след. Подстреленный ребёнок далеко не уйдёт, — и добавил про себя, — если никто ему не поможет. 


   И вновь горящая Степь. Пламя до горизонта, а дым заслоняет небо. И только ч;рные вороны хищно кружат над головой. Огонь планомерно пожирает шатры и живых ещё людей. Они кричат, бьются в конвульсиях, а огонь, как безжалостный хищник медленно, но уверенно заглатывает их целиком, оставляя лишь обугленные скелеты, лениво выглядывая на мир из пустых глазниц. 
   Среди бушующего пламени появляется мама. Огонь кружит вокруг неё, облизывает своими ярко-оранжевыми языками, закручивает безумный хоровод искр. Мама молчит и лишь протягивает к Ветерку руки. Сл;зы делят её лицо ровными дорожками. Рамир кричит и рвётся к ней, но лишь бь;тся, как комар в янтаре — мир вокруг плотный и вязкий. Вдруг мама вспыхивает костром и осыпается пеплом. 
   - Нет! Нет! Нет! - Кричит Рамир, бь;тся и... просыпается от боли в раненной руке, которой с силой бь;т во сне о палубу. 
   - Тихо, тихо! — Оказывается рядом Ласлава, кладёт прохладные ладони ему на лоб, а его голову себе на колени, - тихо, это всего лишь сон. 
   Ветерок подвывая, до боли сжал кулаки так, что на повязке выступила алая кровь. 
   - Тихо, Ветерок, — шепчет Ласлава, — всё хорошо, это только сон. Сейчас и раны обработаем... 
   Она сноровисто размотала тряпицы и сняла с пояса мешочки с целебными снадобьями. Бывшая рваной, с ч;рными вкраплениями м;ртвой плоти, рана, буквально на глазах превращалась уже во всё ещё сильно воспал;нный и кровоточащий, но уже розовый от нарастающих новых тканей, рубец в виде когтя. 


      Утро выдалось тихим. Так, что слышно было, как стрекоза садится на осоку. Солнечные блики неугомонно скакали по ряби на воде. Где-то хрипло каркнул ворон и переполошились чайки. 
      Бригатты ч;рными остовами впились в песчаный берег и мирно грели бока в лучах поднимающегося солнца, пока виланцы строились на очередную тренировку. 
      Ветерок было увязался за воинами, но его остановил Русолав. 
- Успеется, — проворчал он, — со мной пойдёшь. 
     Как оказалось, он приметил небольшую ложбинку между холмами с выходом к заросшему камышом берегу. Довольно ровная поверхность и при этом закрытая со всех сторон — отличное место для тренировок. 
- Руби их! - Приказал здоровяк, бросая меч Рамиру. Перед ним стояло несколько старых, полусгнивших остовов деревьев. - Клинок должен двигаться так, — он показал движение. 
Мальчик взял меч и ударил. 
Русолав покачал головой. 
- Не, так не пойд;т, так ты даже муху не прихлопнешь, а человек ещё хитрее. Начни движение с б;дер, а потом раскручивайся, подобно пружине. Остри; же — это часть тебя, как если рука удлинится. Руби. 
И Ветерок рубил. Прилежно, стараясь и вкладывая всю свою ярость в каждый удар. 
- Степняки бьют наотмашь, как косой траву косят, — продолжал Русолав, - а виланцы, как дятлы: точечно, в щель между пластинами. 
Рамир замер, вдруг осознав, что учится не старое дерево рубить, а убивать людей. От свалившегося осознания его пробрала крупная дрожь, от макушки до самых пят. Он потряс;нно опустил меч, глядя себе под ноги. 
- Это хорошо, что дрожишь, — здоровяк положил ему на плечо свою огромную пятерню, — страх — это топливо. Без него ты сгоришь сам. А теперь атакуй! 
Рамир атаковал, Русолав парировал. Рубились крепко. Когда солнце поднялось ввысь на несколько фаланг и начало ощутимо подсушивать пот на рубахе мальчика, он уже пропускал не все удары, некоторые вполне сносно отбивая. 
- Берегитесь! - Вдруг сверху раздался надрывный крик Лаславы.
Русолав среагировал мгновенно. Крутанулся на месте, оценивая обстановку и, продолжая движение, сбил мечом пущенную в него стрелу. 
Заросли камыша, вдруг, вздыбились, как шкура разъярённого зверя. Пятеро обров выплеснулись на берег, звеня костяными кольчугами. Их островерхие шапки были увенчаны вороньими черепами, а кривые сабли — искривлены, будто клыки мертвого дракона. Четверо ринулись в атаку, воя на языке, где не было слов, только вой ветра в степи. Напали они как стая шакалов — нестройно, но жадно. Тот, что в шлеме из черепа сайгака, метнулся вбок, змеиной пляской уворачиваясь от меча Русолава. Его соплеменник с лицом иссеч;нным синими ручьями-татуировками, символами Вечного Неба, ударил в этот момент. Дико завизжала сабля. А пятый с перьями грифа, вплет;нными в засаленные волосы, скаля ж;лтые подпиленные зубы, вновь натягивал тетиву.
Русолав заревел медведем, сшибая куском бревна татуированного и швыряя бревно в лучника, дабы не дать тому выстрелить. И схлестнулся в жестокой сече с превосходящими числом, врагами. 
Рамир на мгновение замер — он ч;тко увидел картины гибели рода. Его обдало сначала жаром, так что кровь, казалось, вскипела, а затем бросило в лютый холод — он испугался, что сейчас может потерять и, ставшего уже родным, Русолава. Рамир ощутил привкус железа на языке — то ли кровь лопнувших капилляров, то ли запах страха. Ноги двинулись сами, вопреки дрожащим коленям. Удар мечом в щит обра отозвался болью в раненой руке, но следующий взмах — уже не ученический выпад, а яростный рубящий удар степняка — рассек меховую шапку вместе с черепом. Тёплая слизь брызнула на щёку. Он замер, глотая рвотные позывы, глядя как тело врага судорожно бьётся у его ног
Далее хруст камыша и через время топот конских копыт. 
- Последний ушёл, гад, — недовольно проворчал здоровяк, отточенным движением стряхивая кровь с клинка. 
Сверху буквально слетела Ласлава. 
- Как вы, ранены? - Она бросилась к Ветерку, — Рамирушка, как ты, не ранен? 
Ощупала его наскоро и повисла на шее у Русолава. 
- Папа! Я так испугалась! 
- Ну буде, дур;ха, — он погладил её по спине, — ты зачем сюда пришла? А если бы вороги нас одолели? 
- Вот коли бы не пришла, так бы и одолели, — ответила она, отстраняясь от отца и стирая сл;зы, — я же их засаду заприметила с холма. 
- Вс; так, — ответил воин и повернулся к Ветерку, — а ты молодец, малой, бился, аки сам Бар! Я бы не совладал без тебя. 
Рамира вновь била дрожь. Тошнило. Это уже не тренировка. Значит, так оно и бывает. Он поднялся, не глядя на труп, сорвал пучок травы. Стал чистить меч, будто стирая следы своей первой крови 


Бригатты вновь скользили по воде. Заходящее солнце окрасило небосвод в красные тона, как бы кровь давешнего обра расплескалась. 
Командиры отрядов, Русолав и Ветерок собрались в отсеке Жона. Отдельном небольшом помещении в трюме, завешенном шкурой. Здесь располагалось спальное место, уголок для детей и стол с картой. На карте, видимо, по ходу движения кораблей, красовались свежие чернильные пометки, сделанные рукой капитана. 
- Обры следуют за нами, — задумчиво произнёс Алаберто, проведя пальцем от места, помеченного крестом до предполагаемого нынешнего положения бригатт, — всю эту часть пути. А здесь, - он ткнул в другую пометку, — они уже напали на вас. 
Он взглянул на Русолава и Ветерка.
- Какие разумения имеете? И да, вот что нашли у напавших на вас, — он высыпал на стол несколько серебрянных монет с изображением орла, устремившего свой взор на запад, — алтейские. И у одного из обров на руке было свежее клеймо в виде ворона. 
- Псы хузарумских Стальных Воронов, - сказал Русолав, — это их метка. 
- Степняки, Вороны и алтейское серебро, — протянул Жон, оглаживая гладко бритый подбородок, - и что им от нас нужно? 
Русолав положил свою огромную руку на плечи Ветерку. 
- Не что, а кто, — буркнул он, — им нужен наш Рамир. 
- Вовсе нет, — услышали все тихий голос и из-за шкуры тенью просочился Корвин, — я побывал в лагере обров, пока корабли стояли на берегу, — он рванул ворот рубахи, показывая клеймо в виде четырёхлучевой звезды, — до того, как вы подобрали меня, я был их рабом, потом мы с сестрой сбежали. Поэтому я знаю их обычаи и язык. 
Жон вперил в него суровый взгляд. В другой ситуации наглецу влетело бы по первое число, но не сейчас. 
- И что ты узнал? Сказывай. - Приказал капитан. 
- Руководит ими некий Каран Железная Глотка, — начал Корвин, — он пришёл из-за песков, победил их вождя в честном поединке и занял его место. Ищет он Коготь Вещего Вепрея, который да;т власть над степью. Зачем он нужен Карану я не знаю, но кочевники считают, что Вещий Вепрей принадлежал Тенгри - Вечному Синему Небу. Его Коготь делает Небо Открытым, а забрали Коготь давным-давно новые степняки, а им теперь нужно вернуть реликвию. 
- Коготь! - Воскликнул Рамир, вспоминая последние слова отца: "береги Коготь".
Ветерок стремглав бросился из отсека капитана в трюм, где в укромном месте хранил отцовский пояс. Трясущимися руками прощупал поясные сумы и извл;к странный изогнутый предмет, действительно похожий на Коготь крупного животного. Сделан он из непонятного материала — и не из металла, и не из кости, не из дерева, но прочный, как сталь, хотя по ощущениям мягкий и как бы т;плый на ощупь. Четыре его грани тускло побл;скивали ист;ртыми поверхностями в тусклом свете. Сам он металлически матовый, в рунических писменах, под которыми, если приглядеться, видны более старые неведомые символы, к острию становился абсолютно прозрачным. А с основания когтя свисали кожаные ленты с именами всех Гаканов им владевших. Есть ленточка и с именем отца... 
Ветерок с силой сжал Коготь так, что прозрачное остриё впилось в кожу... Трюм корабля исчез, вместо него проявилось бесконечное ч;рное пространство в мигающих светящихся точках и, стремительно приближающаяся и увеличивающаяся в размерах голубая жемчужина. И чувство обреч;нности и безысходности... 


- Рамир! - Истошный женский крик и барабанящие по стальной переборке кулачки. 
- Капитан, открывай! - Мужской голос. Штурман. 
Рубка залита аварийным красным светом, а динамики безразлично произносят:
«Отказ всех систем. Экипажу срочно занять места в аварийных капсулах. До столкновения 358, 357, 356...»
Нет времени. Остаётся последний вариант — аварийная система управления, активируемая нейроимплантом. Использовать его можно только считанные секунды, потом он высосет нервную систему досуха. Но другого выбора нет. 
Командир раздавил стекло и вынул нейроимплант на удлиняющемся оптоволоконном шнуре. Для активации его необходимо сжать в кулаке и проколоть светящимся отсри;м кожу. Так установится прямая связь между нервной системой и системой аварийного управления кораблём. 
«До столкновении осталось...»
Рамир, не задумываясь, активировал систему. Сознание скачком расширилось до размеров звездол;та. Теперь он и был, по сути, самим звездол;том. Ощущал себя несущимся сквозь ч;рное ничто к яркой голубой планете. Последнее, что он ощутил ещё «будучи» человеком — это запах жж;ного металла. Экипаж резал лазером переборку. Глупцы. Его уже не спасти, спасались бы сами, кто ещё может. 
Сознание начало под;ргиваться чернотой. 
«256, 255, 254...» — продолжал отсчёт холодный автомат. 
Рамир с силой вдавил имплант в руку так, чтобы через боль задержать гаснущее сознание. Струйка т;плой крови потекла на приборную панель. 
- Держись, Рамир, держись! - Шептал он сам себе, плохо осознавая, что он сейчас такое — и не человек уже, но и не корабль. 
Откуда только взялся тот проклятый астероид, что разн;с вдребезги половину корабля и придал такое бешенное ускорение его останкам? Не важно. Главное посадить эту рухлядь, а не размазать по планете тонким слоем. 
Капитан усмехнулся. И понял, что боли больше не ощущает. Сознание под;рнулось пеленой. Изображение огромной планеты начало плыть... 
- Держись, Рамир, терпи, чуть-чуть осталось! 
Он услышал полный обреч;нности женский крик. И улыбнулся, хватаясь сознанием за спасительную мысль: Ирина, Ирочка, борт-инженер, его жена, что сейчас отчаянно ломится в рубку. Она ещё не знает, но он видел результат медицинского сканирования. Она беременна. 
- Держись, Рамир, ради них. Ты должен посадить корабль. Во что бы то ни стало. 
Переборка рухнула, и рыдающая женщина бросилась к безжизненному телу, лежащему на приборной панели. 
Корабль сотряс глухой, но не сильный удар. 
«Аварийное приземление прошло успешно». - Холодно отрапортовал автомат. — «Активация протокола «Вещий Вепрь» через 9..., 8..., 7...»


- Что ты такое? - Уставился Ветерок на артефакт. 

Глава Шестая. Тени и тетивы
Рамир вдохнул едкий дым, обжигающий легкие. Над выжженной степью кружили вороны-тени, их когти высекали искры из раскаленного воздуха. Пламя лизало остатки шатров, превращая детские игрушки в черные угольки. Ветер доносил обрывки криков — то ли реальных, то ли эхом проклятого сна. Пляшущие огненные тени метались за незримой чертой, очерчивающей окружность с Рамиром в центре. Они шипели, словно кипящее масло, вытягивая к нему когтистые лапы, но не смея переступить границу.

«Почему они боятся?» — мелькнула мысль, когда мальчик заметил седого мужчину на обгоревшем бревне. Отец. Его кожа отсвечивала перламутром, будто тело соткано из дыма и лунного света.

— Учись мечу, — голос Кана звенел, как ветер в пустых кувшинах. — Но будь не скалой, а будь, как ветер.

Он встал, демонстрируя плавные движения. Клинок в его руках оставлял за собой серебристые шлейфы.
— Виланцы, как скала, как сталь, прочные и непоколебимые, ты же должен уподобиться ветру. Пропустить атаку, раствориться в ней и ударить там, где не ждут и так, как не ждут. Обратить силу противника против него же самого.
Кан начал таять, растворяясь в воздухе.
— Папа, стой, подожди! — Заторопился мальчик, — я хочу спросить, что такое Коготь?
Отец сфокусировал на сыне взгляд, вс; остальное тело уже стало прозрачным и потихоньку исчезало.
— Это символ, сынок, - сказал он, — это просто символ, который вручается на Соборе каждому новому Гакану, когда предыдущий становится Ветром в Великой Степи.
— А какая в нём есть сила?
— Никакой, Ветерок, это просто символ, — силуэт отца уже еле угадывался.
— Но я же видел... — Закричал было Рамир.
Кан только шевелил губами, уже беззвучно, пока не растворился окончательно.
И Рамир проснулся. С удивлением обнаружив, что сжимает заветный артефакт в руке.

Каран пил хорошее алтейское вино из новой чаши, внимательно изучая карту, когда в шатёр влетел Шафар.
— Мальчишка у торентийцев, - доложил он, сняв шлем, - разведчики обров сопровождают их корабли по моему приказу. И смогли его вычислить. Правда захватить не смогли — потеряли четверых воинов при попытке.
Каран презрительно сплюнул. Обры воины? Даже лучшего из них воином язык не повернётся назвать. Пастухи. И разбойники. Но их много, и в этом их польза. Он пригубил вино.
— Ночью отправь обров на штурм кораблей. Чем больше, тем лучше. И вот здесь, — он ткнул в карту, — поставь катапульты с алтейским огнём. Пусть поджарят этих гордецов.
Затем нашёл взглядом шамана в массивном, рогатом головном уборе.
— Достань мне Коготь, — с нажимом сказал Каран, — иначе разорву лошадьми.
Шаман мелко закивал, бухнулся на колени и попятился задом из шатра.

Мерную тишину ночи, с убаюкивающими песнями сверчков и шелестом крыльев летучих мышей, прервали шлепки в;сел по воде и удары абордажных крюков о борта кораблей.
Обры полезли, как муравьи на мёд — нескончаемым потоком, в боевой раскраске из синей глины, с пустыми глазами, как у ночных рыб.
Горн на корме протрубил тревогу. Возможно несколько запоздало.
— Ша;ыр! (Атакуй!) — Орали обры. — Оларды со;! (Бей их!)
Взревел медведем Русолав, разваливая топором врага почти до пояса. Абордажников встретили дежурные воины в полном облачении. Очень скоро палуба стала скользкой от крови.
— Щиты в круг! — Раздался громоподобный крик Жона. — Арбалетчики — на марс! Женщин и детей — в трюм.
Эффект от внезапной атаки прошёл, виланцы занялись привычным делом — методичным перемалыванием вражеской живой силы. Примкнувшие к защитникам воины, бывшие на отдыхе, сомкнули щиты и обеспечили коридор для отступления семей и раненых, затем взяли под контроль центр палубы, методично расширяя своё пространство. Стена щитов, шаг — удар. Враги, как волны цунами бились о несокрушимые скалы и откатывались, оставляя корчащихся товарищей. Только ратники Русолава из вспомогательной сотни орудовали топорами, как мясники, раскалывая атакующим черепные коробки, как орехи.
Защ;лкали замки арбалетов, запели тетивы и засвистели болты, добивая оставшихся обров.
Тереза замерла, слившись с мачтой, её арбалет сухо щ;лкнул и отправил смертоносную игрушку с гравировкой в виде скалящегося волка, точно в цель. Рамир наблюдал, как обр, даже не успев вскрикнуть, рухнул в воду. И лишь круги на поверхности выдали место падения.
— Двадцать третий, — девушка клацнула щ;тами на запястье, — догоняй, степняк.
Он сжал свой арбалет, подаренный Гарриком. Рукоять ещё пахла сосновой смолой и чужим потом. «Левой рукой тянуть не сможешь», — насмехался изобретатель. Но сейчас боль в раненой ладони казалась ничтожной в горячке жаркого боя.
И тут он увидел Лаславу, спешащую на помощь раненому, и врага, занесшего над ней саблю. Не раздумывая ни мгновения, Рамир выстрелил, не целясь. Болт пробил обру кисть, он выронил оружие и взвыл. Перезаряжать нет времени и Ветерок выдернул из-за спины снаряж;нный отцовский лук. Наложил стрелу, натянул тетиву, как учили, до уха.
«Не целься глазами», — всплыло в памяти, — «целься сердцем, просто знай куда должна прилететь стрела». И отпустил. Мощные плечи лука упруго разогнулись, разгоняя подарочек ворогу и стрела, взвизгнув, вонзилась тому в шею. Обр нелепо взмахнул руками, словно пытаясь избавиться от ужалившего его смертельного предмета и завалился на спину, семеня ногами в агонии.
— Спасибо, — одними губами шепнула девушка, взглянув на Рамира. И её шёпот обжог сильнее пламени.
— Стрелы! — Раздался крик кого-то из виланцев. Воздух наполнился противным писком и первые опер;нные снаряды начали вонзаться в борта и палубы кораблей.
— Щиты! — Р;в Жона перекрыл шум битвы. Виланцы подняли щиты, закрывая себя и товарищей, кто-то рубанул вер;вки, держащие скатанными шкуры, и вдоль бортов опустились полотнища — защита от стрел. — Огни на нос! В;сла на воду! Уходим отсюда.
Бригатты, как гигантские проснувшиеся сороконожки, выпустили ряды в;сел и, подпрыгивая после каждого слаженного гребка, заторопились прочь.
Рамир устало опустился на скамью, сжав в кармане Коготь, с которым теперь не расставался. И, вдруг, увидел себя со стороны — худой мальчишка с луком, заляпанный чужой кровью. Потом увидел, как Каран Железная Глотка где-то на берегу, возле роскошного шатра пь;т из черепа его отца. Потом увидел яркую звезду, падающую в степь...
Наваждение прошло, только дрожь в руках осталась. Тут он ощутил л;гкую вибрацию артефакта и его кончик как бы засветился изнутри. Рамир потряс;нно уставился на него, не заметив, как тени, дрожащие в неровном свете зв;зд и факелов, уплотнились, превращаясь в некий гибрид ворона и шакала. Вот тень распахнула пасть, полную острейших зубов и потянулась когтистой лапой к Когтю.
— Мени;ди бер! (Моё, отдай!) — Зашипела тень.
Артефакт засветился, странные письмена под рунами забегали стремительными огоньками, а внутри головы зазвучал холодный голос на непонятном языке:
«Астральное вторжение в обережный периметр. Ментальная атака на объект. Активация протокола активной защиты". Голос в голове звучал как лязг железных шестерен: «Система идентификации: Рамир Ветров. Активирован модуль квантовой синхронизации». Картины боя наложились на странные видения: стальные птицы, плюющиеся огнем, воины в зеркальных доспехах, сражающиеся под черным небом без звезд. Где-то в этом хаосе он увидел женщину с лицом Лаславы, кричащую ему что-то сквозь толстое стекло шлема. Подсознание мальчика переработало увиденное и выдало в виде более подходящего видения. Он увидел степь, залитую огнём падающей звезды, а среди первородной Тьмы стоит огромный и могучий зверь с блюдцами светящихся глаз. Бивни Вещего Вепрея мерцали пламенем, а из ноздрей шёл дым. Он тоже видел злого духа и в момент гневно топнул копытом. Тень рассыпалась в прах.
Реальность вернулась рывком. Так, что Рамир едва не упал со скамьи. Перед глазами плясали яркие круги и подташнивало.
— Ты жив? — Схватила его за плечи, подскочившая Ласлава. Её амулет из трав слабо светился в темноте, — здесь был злой дух...
Ветерок раскрыл ладонь, показывая Коготь.
— Он меня защитил. Сам.

В это время тело шамана на берегу выгнулось дугой, он взвыл и захлебнулся ч;рной жижей, хлынувшей изо рта. Его ритуальный бубен лопнул пополам.
— Никч;мный колдун, — пнул труп Каран, — значит забер;м сво; в мире плоти и стали.
Он повернулся к воинам в алтейских кирасах и шлемах с красными гребнями.
— Готовьте свои огненные горшки. Поджарим их.
И вновь всё повторяется. Снова глухие удары абордажных крюков, снова полчища синих, размазанных врагов, карабкающихся на палубы разгоняющихся кораблей, вновь хлюпанье разрубаемой человеческой плоти, и фонтаны т;плой, ещё живой, крови.
Рядом, с холодной точностью часового механизма, перезаряжает свой арбалет Тереза и снова спускает тетиву, сопровождая каждый выстрел сч;том. Сражается, как медведь, попавший в капкан, Русолав. Рубят врагов, будто вековые дубы, ратники из вспомогательной сотни. Держат строй, словно стальной панцирь, виланцы. Гаррик разряжает своего скорпиона, накрывая сетью и отправляя обратно за борт, сразу нескольких врагов. Кровь обильными красными ручьями стекает с палубы в реку.
Откуда-то, как бы материализовавшись в воздухе, появляется перепачканный, с ножом в руке и с блеском боевого безумия в глазах, Корвин.
— Жон, гаси факелы,— кричит он, — алтейский огонь!
Первые горшки падают рядом, растекаясь маслянистой горящей пл;нкой по поверхности воды. Теперь света хватает и без факелов — горит сама река. Следующие попадают по стремительно ускоряющийся бригаттам. Дерево вспыхивает, пламя охватывает и людей.
— Тушить песком! — Кричит Жон и от хранилища в трюме выстраивается вереница.
— Же;iс бiзге! (Победа будет за нами!) — Воодушевлённо вопят обры. — Т;;ри жолына! (Во имя Тенгри!)
 Корабли вырвались из этой смертельной карусели только когда небо начало светлеть. Катапульты уже не добивали, а юркие лодки кочевников не могли догнать разогнавшиеся бригатты.

Глава Седьмая. Кузница гнева

Молот обрушился на раскал;нный металл, высекая сноп искр. Гаррик вслепую потянулся к кожаному фартуку, вытер лоб, оставив полосу сажи. Его руки дрожали - три дня без сна давали о себе знать.
— Ещё одна шестерня... — бормотал он, настраивая пружинный механизм «Скорпиона». Арбалетный станок шипел паром, будто живой зверь. — Если уменьшить диаметр храповика...
Внезапный скрежет. Рычаг вырвался из паза, едва не снеся ему пальцы. Гаррик отшатнулся, прислонившись к бочке с водой.
— Опять играешься? — Жон Алаберто стоял в дверях, его тень плясала в свете горна. — Ты рискуешь нашими жизнями ради этих игрушек?
— Это не игрушки, капитан. Алтейцы УЖЕ бьют огн;м с неба! Если мы не...
— Если мы не будем помнить, кто мы, — Жон подош;л, взяв со стола арбалетный болт. — Виланцы выжили не благодаря железу, а благодаря дисциплине. Твой отец...
— Мой отец боится будущего! — Гаррик ударил кулаком по столу. — Он до сих пор ку;т мечи, пока мир меняется.
Тереза, заглянувшая в кузницу, замерла у двери. Она видела, как дрожат руки Гаррика — не от страха, от ярости.
— Ты прав, — неожиданно сказал Жон, — но будущее строится на костях тех, кто спешит. Доведи своего «Скорпиона» до ума. Возможно, он нам понадобится.

После памятного ночного боя, распорядок на кораблях изменился. Теперь бригатты не останавливались на ночь. Скорость ночью, конечно, медленнее, но, тем не менее, они шли без остановок. Тренировки на суше также были отменены.
Всех раненых собрали на втором корабле, сделав из него единый лазарет. Туда же перешли и почти все лекари, включая Брунхиль. Ласлава, единственная, осталась на флагмане. И один лекарь на замыкающем.
Рамир сидел у борта и молча смотрел на ч;рную воду, подсвеченную лунным светом. Пальцы его механически перебирали ленты на рукояти Когтя. Артефакт был холодным, как обычный кусок металла. За прошедшие два дня плавания он так и не смог понять, почему отец назвал его «всего лишь символом». Ведь есть же в нём сила. Могучая! Или... была?
— Спишь? — Ласлава присела рядом, завернувшись в плащ. В руках она держала глиняную чашку с чабрецовым отваром.
— Не выходит. — Рамир судорожно сглотнул. — Каждый раз, как закрываю глаза, вижу их...
Он не договорил. Девушка положила руку ему на плечо, и тепло от её ладони разлилось по телу.
— Мой родной отец погиб, когда мне было два года, — сказала она неожиданно. — Я его плохо помню. Знаю, что он был ратником и служил в пограничном гарнизоне. Тогда случилась  война с Перелесским княжеством и перелессичи сожгли их заставу до тла. Мы с моей родной мамой жили потом в семье дяди — брата папы. А в мои шесть, — она вздрогнула, — меня уже нашла Брунхиль. Она тогда сказала: «М;ртвые не хотят, чтобы мы застыли в пепле. Они хотят, чтобы мы строили новое».
Рамир по-новому взглянул на неё. Лунный свет скользил по её светлым волосам, делая их серебряными.
— А что, если... Это страшно? Что если новое страшнее пепла? — Прошептал он.
Ласлава помолчала. Где-то с плеском выпрыгнула из воды ночная рыба.
— Мы построим новое вместе, — тихо сказала она.

Жон Алаберто развернул на столе карту, помеченную значками из киновари и сажи. Русолав, опершись о косяк, грыз кусок вяленой медвежатины, но глаза его неотрывно следили за Рамиром, который учил Алисану стрелять из лука. Прямо среди бочек и ящиков в трюме, дабы никого не зашибить на палубе.
— Ты его в бойню тащишь, — сказал Русолав, — а сам твердишь, что он «ключ».
Жон не поднял глаз, продолжая водить пером вдоль маршрута:
— Ключ бывает двух видов, дружище. Им либо отпирают двери, либо ломают замки.
Он отложил перо и достал из складок плаща медальон — серебрянного волка. Знак Стража Великого Дома Аргент.
— Сестра доверяет мне не потому, что я лучший капитан. — Он положил медальон на карту, закрыв им Ч;рные Столбы. — А потому, что знает, что я лягу костьми, но не пущу врагов к Вилане.
Русолав хмыкнул:
— И как этот ключ-малец в твои планы вписывается?
— Здесь всё слишком запутано. — Жон обв;л пальцем Великую Степь. — И этот клубок ещё предстоит распутать. Интересы многих игроков переплелись в этом месте. И хузгардские Стальные Вороны, пришедшие сюда через пески, и принявшие серебро Алтеи. И сама Алтея. И, скорее всего, без Эоссии дело так же не обошлось. И все державы чего-то хотят. А вот чего именно — это ещё предстоит выяснить. Тем не менее, мы везём наследника правителя Степи и их символ власти. Для Торении это станет козырем.
— Думаешь Алтея хочет взять Степь под контроль? Для чего?
Жон поднял на него глаза:
— Например, чтобы посадить свою марионетку на «степной трон» и усилить давление на Эоссию с востока. Прямопротивоположные цели могут быть у самой Эоссии. Ну а Хузгарду любая грызня между Востоком и Западом на руку. Каран даже может не догадываться, что стал пешкой в руках больших игроков.
Жон вновь склонился над картой.
— И тем не менее, если Каран не дурак, то Ч;рные Столбы нам не пройти.
— А он не дурак. — Русолав дожевал мясо и подошёл к столу. — Мы можем высадиться здесь, — он ткнул в карту, — здесь песчаная отмель. И пойти ему на встречу. Места там мало и его коннице прид;тся идти на таран, прямо на наши пики, там их и положим. Ну или возьмём Ч;рные Столбы, если они струсят, под свой контроль и проведём корабли.
Алаберто задумчиво побарабанил пальцами по столу, глядя в проём двери, откуда слышался заливистый смех Алисаны.
— Всё так, — сказал он, — но ты забыл про алтейский огонь. Они просто сожгут нас издали.
В проёме появился весь перепачканный сажей Гаррик.
— «Скорпион» готов, — буркнул он, избегая взгляда капитана. — Но для перезарядки нужны двое.
Жон вскинулся.
— Это хорошо, что ты зашёл, Гаррик. Мне нужно, чтобы «Скорпион» стрелял горшками с алтейским огнём.
Изобретатель задумчиво пот;р лоб, оставляя грязные следы. Но по вспыхнувшему пламенем взгляду стало ясно, что сложная задача пришлась ему по нраву и он уже включился в работу
— Я знаю, что нужно сделать. — Воскликнул он, резко выходя из отсека и едва не сбив с ног Терезу.
— Позовите Корвина. — Попросил Жон.

— Не целься по стреле, — сказал Рамир Алисане, которая упорно продолжала пытаться это делать, — лук — не арбалет, здесь нужно чувствовать. Просто реши, куда должна прилететь стрела и спускай тетиву.
Тетива звонко щ;лкнула  и стрела, тонко взвизгнув, вонзилась прямо в центр бочки, служившей мишенью.
— Вот видишь, у тебя отлично получается. — Похвалил он девочку.
Она помялась:
— А если в бою я промахнусь?
Взгляд Ветерка стал стальным.
— Тогда я прикрою тебя.
Корвин сидел на ящике и наблюдал за их тренировкой, вертя в руках Коготь, который взял посмотреть.
— Знаешь, Рамир, — сказал он, — в год, когда звезда рухнула в Степь, шаманы перестали слышать голоса звёзд. Тогда появились светлые люди, давшие начало вашим родам. И у них оказался этот Коготь. Ел Елi (Народ ветра - самоназвание обров) верят, что твои предки завладели этим Когтем Вещего Вепрея и закрыли Синее Небо. С тех пор они стремятся вернуть его. Поэтому они и пошли так легко на союз с хузгардцами.
— Откуда ты знаешь? — Спросил Рамир.
Корвин сбросил рубаху, демонстрируя синие татуировки и рабское клеймо.
— Я сам обр, — ответил он, — был им. Мой клан Жылан Балалар (Дети Змеи) потерпел поражение от объединенных кланов Детей Коршуна и Детей Сайгака, и был развеян. Б;льшая  часть моего народа погибла, кто-то, как я попал в рабство, кто-то примкнул к другим кланам, кто-то вовсе покинул степь...
— Корвин! — Раздался голос Терезы. — Капитан зов;т.
Этой ночью бригатты причалили к берегу. Виланцы демонстративно развели большие костры, поставили шатры и боевое охранение. Пусть вороги видят. Нападать они сейчас не будут, а начинать дерзкую операцию, разработанную днём совместным мозговым штурмом, лучше будучи на берегу.
Рамир, кутаясь в рваный и сильно поношенный халат, зябко жался к огню. Дрожа не от холода, а от волнения. К тому же дыры в старом обрском халате сохранению тепла никак не способствовали. Аккуратно сдвинув саблю, рядом грузно уселся Русолав. Порывшись в своём меховом обрском наряде, он достал откуда-то из-под костяных доспехов деревянную лошадку. Очень грубая резьба, неровные ноги с кривыми копытами. Как будто резал боевым топором однорукий пьяный сурок. Но на гриве аккуратно выжжена руна «Ветер».
— Для Лаславы резал, — повертел он игрушку в своих огромных пальцах, — да так и не отдал. Всё боялся, что смеяться будет.
Рамир взял коня. На его боках явно угадывались десятки попыток переделок и улучшений.
— Отец говорил, что я родился в бурю. Поэтому и прозвище — Ветерок.
Русолав хрипло рассмеялся:
— У меня сын... — Он резко оборвал себя, сжав кулаки. — Был бы твоего возраста. Милава, жена моя первая, родила в Олосене. А когда мы возвращались домой, по дороге на нас напали. Мы ехали с обозом купца. Кто напал — я не знаю до сих пор, — он отвернулся, скрывая выступившую влагу, — я задавил тогда двоих. Потом меня оглушили. Очнулся весь в крови, вороги верно решили, что я м;ртв и не добили. Я побежал к телеге... А там, — он пров;л пальцем по зарубке на рукояти обрской сабли, — в общем, не пощадили никого.
Рамир, повинуясь внезапному порыву, обнял великана.
— Мы отомстим, — прошептал он, — всем нашим врагам отомстим. И будем помнить.
Русолав неуклюже похлопал мальчика по спине. Где-то ухнула сова, да часовые начали перекличку.


Глава Восьмая. Змеиный танец
Луна пряталась за рваными облаками, словно стыдясь предстоящего. Серебряный свет ночного светила наполнял особым смыслом происходящее на берегу. Блики языков костра играли с тенями и наполняли жизнью многочисленные татуировки на худощавом теле, голого по пояс подростка. В одной руке он держал кинжал, в другой горящую головню. Водил пламенем вдоль тела, освещая и одновременно обжигая завивающиеся символы и знаки, канувшего в лету, клана Змеиных.
— Ата, антымды ат;арамын, Т;;ридi ку; ;ылдым! ( Отец, я исполню клятву, призываю Тенгри в свидетели) — Шипел Корвин. То ли от боли, то ли переходя в состояние боевого транса, — мен осы ша;ал балаларынан ;ш олардын. М;;глiк К;к Т;;іріні; ашуы аларды; бастарына ;;лап т;ссін! (Я отомщу этим детям шакалов. Гнев Великого Синего Неба да обрушится на их головы) — Он раздавил глиняную капсулу и нан;с яд на кинжал. Остатки яда опрокинул себе в рот — глаза его вспыхнули огн;м боевого безумия, медленно возвращаясь в нормальное состояние. Он мгновенно просчитал весь свой план до финальной точки — места, где их встретят корабли после операции и мысленно вернулся к исходной. Когда он, мокрый и продрогший, по сброшенной заранее вер;вке взгромоздился на бригатту и бросил окровавленный свиток на стол капитана.
— Их повозки с алтейским огн;м находятся здесь, в ущелье, — доложил он, — охрана — всего шесть человек. Они не ожидают нападения и потихоньку продвигаются к Ч;рным Столбам, где собираются нас встретить.
— Насколько далеко их основные силы? — Сурово сдвинув брови, поинтересовался Жон.
— Почти все уже на плато перед Ч;рными Столбами. Разбили там лагерь. Остальные — на подходе. Небольшой отряд следует за нашими кораблями. Сабель в пятьдесят, не более.
— Это безумие... — Закатила глаза Тереза.
— Это шанс. — Парировал Алаберто, — ты вызвалась сама, тебя никто не неволил.
— Но это будет весело. — Закончила она.
Жон с одобрением посмотрел на неё.
— Пойд;те вчетвером. Будет славно, если захватите горшки, но сжечь их — это тоже большое подспорье. — Он сделал пометку на карте, — на рассвете встретим Вас здесь. И да поможет вам Вейра.

Месяц висел в небе, казалось, над самой рекой, запуская свои тусклые лучи-стрелы над степью и слабо подсвечивая вершины гор, уже явственно видимых невооруж;нным глазом. Ласлава нашла Русолава, сосредоточенно чистевшего обрскую саблю. Он замер, увидев её.
— Не смотри так, дур;ха, — прохрипел он, внезапно дрогнувшим голосом, — я же не в огонь лезу, всего лишь обров попугать.
Она молча обняла его, уткнувшись лбом в костяной доспех. Здоровяк неловко потрепал её по спине.
— Эй, ты за меня не переживай. Мальчонке моему помоги.
Ласлава сунула ему мешочек с заговор;ной корой могучего родового дуба.
— Длят твоей силы. — Сказала она.
Из тени выплыла точ;ная фигурка Брунхиль и обняла их обоих.

Тереза в который раз перебирала арбалетные болты, пряча за методичной работой дрожь в пальцах. Крепления боевых ремней, тетива, запасная тетива... Всё на месте, всё должно быть хорошо... Когда к ней подошла Ласлава.
— Возьми, — протянула она узелок из ивового прута. — Заговор;н, чтобы стрелы не сбивались с пути.
Тереза кивнула, прикрепив его к своему оружию.
— Верн;тся живым, — кивнула она в сторону зябко кутающегося в рваный халат Рамира, — считай, твоя магия сработала.

Костёр уже потух. Корвин завершал ритуал, капая кровью из порезаной ладони на гаснущие угли. Ласлава положила ему руку на плечо:
— Они заплатят. За твоего отца, за твой клан, за мой сгоревший дом.
Он вздрогнул и резко обернулся. Глаза его горели огнём.
— Если я погибну — убей их вождя. Вот этим кинжалом.

Ночь раскинула над степью зв;здный полог, а ветер перебирал сухие стебли ковыля, словно невидимый арфист. Рамир сидел на бр;внышке, перебирая в пальцах засохший стебель полыни — той самой, что Ласлава вплела ему в пояс ещё утром. «Для защиты», — сказала она тогда, но сейчас он ловил её горький запах, пытаясь унять дрожь в руках. За спиной послышался л;гкий шелест — даже не шаги, а будто сама ночь сдвинулась с места.
— Уже собрался? — Голос Лаславы прозвучал тише ш;пота трав. Она стояла в двух шагах, завернувшись в плащ, края которого серебрились в лунном свете. Её распущенные волосы трепал л;гкий ветерок.
Он кивнул, не в силах оторвать взгляд от её рук — тонких, но сильных, с пот;ртыми пальцами знахарки. Они держали мешочек с травами, перевязанный кожанным шнурком.
— Вот возьми. Полынь отгоняет злых духов, а чабрец... — Она запнулась, впервые за всё время потеряв уверенность. — ... напоминает о доме.
Рамир принял мешочек, и их пальцы ненадолго встретились. Её кожа была тёплой, несмотря на ночной холод. Он хотел отпустить шутку о том, что «дом» теперь там, где её смех, но слова застряли в горле, как колючки репейника.
Ласлава шагнула ближе. Теперь он видел, как мерцают её ресницы, подч;ркивая синеву глаз — ту самую, что оставалась спокойной даже под градом вражьих стрел и летящего с неба огня.
— Ты верн;шься, — произнесла она, и это прозвучало не как надежда, а как приказ судьбы. — Иначе мне придётся идти за тобой. С травами... И с мечом.
Он рассмеялся, но смех вышел хриплым. Её упрямство било точно в цель. Рука сама потянулась поправить прядь её волос, выбившись из-за уха. Ласлава не отстранилась, позволив его пальцам на мгновенье задержаться на серебристой прядке.
— Береги себя, — сказала она, и её ладонь легла ему на грудь, где под потр;панным халатом лежал св;рток с чабрецом. — Иначе не прощу.
Рамир хотел сказать, что теперь у него есть ради кого беречься. Вместо этого достал деревянную фигурку коня, ту самую, что когда-то вырезал для неё Русолав.
— Держи. Чтобы Жорик охранял тебя, пока меня нет.
Она сжала игрушку так, будто это оберег древних богов. Потом внезапно обняла его, стремительно и крепко, как бросаются поднимать падающее знамя. Её щека прижалась к его груди, где билось сердце в такт дал;кому крику совы.
— Возвращайся, — повторила она в ткань его одежды, — иначе я найду тебя даже в стране теней.

— В путь! — Голос Жона разрезал звенящую тишину, как торентийский клинок. — Солнце взойдёт над трусами, а вы встретите его в стане врага.

Ласлава стояла на холме, провожая взглядом четыре силуэта:
Русолав шагал, топая, как дикий мустанг;
Корвин исчез в тенях ещё до начала движения — призрак, как дух мщения;
Тереза, готовая ко всему, ступала с хищной грацией дикой кошки;
Рамир обернулся на последнем повороте. Серебрянный волос, привязанный к его запястью блеснул в лунном свете.

Небо начало светлеть, когда отряд добрался до предгорий. Здесь сделали недолгую остановку. Тереза занимает позицию на скале и будет ждать их возвращения, чтобы прикрыть отход. Девушка присела на камень, сдувая песок с арбалета. Её пальцы, затянутые в пот;ртые кожаные перчатки, двигались автоматически: проверка тетивы, проверка замка, сортировка болтов. Обычный ритуал. Но сегодня между привычными движениями вкрадывались паузы — она замирала, будто пытаясь вспомнить, какой шаг следующий.
— Не забудь про ветер, — Корвин ткнул пальцем в её спину, заставив вздрогнуть, — тут в предгорьях бывают дьявольские завихрения. Особенно ранним утром.
Она кивнула, не оборачиваясь. Его шутливый тон скрывал тревогу — она знала, что он теребит монетку в кармане, когда нервничает. Явно, как сейчас.
— Не учи волка кусаться. — Подошёл Русолав, накрыв её своей тенью. Протянул маленький мешочек с кругляшами цветков полыни — их «секретное оружие» против дрожи в руках. — Две стрелы — один шарик. — Сказал он. — И не переборщи, а то можешь уснуть на посту.
Тереза судорожно сглотнула. В прошлый раз она переборщила с горечью так, что едва не промахнулась в упор. Но сейчас кивнула, пряча мешочек за пазуху. Русолав её не хвалил. Не хвалил никогда. Но и бесполезных советов не давал.
Рамир стоял в стороне, вертя в руках веточку чабреца. Его глаза метнулись к её арбалету, потом к скале, где  предстояло занять позицию. Он хотел что-то сказать — она видела, как сжимались кго губы. Но лишь махнул рукой, будто отмахиваясь от мошкары.
— Час, — сказала Тереза, больше себе, чем им. — Если не верн;тесь через час, иду за вами...
— Ид;шь к берегу. — Перебил её Корвин, — где будут ждать корабли. И следи за севером.
Она молча поднялась, поправляя ремни боевых сум. Плащ цеплялся за камни, норовя запутаться в ногах. «Новичок», — мысленно выругалась она, вспомнив, как Русолав вчера насмехался над её снаряжением.
Добравшись до уступа, Тереза прильнула к трещинев скале. Холодный камень впился в щ;ку. Внизу, среди камней, мелькнули три силуэта, сливаясь с рельефом. Она прицелилась, поймав ориентир. «Если сейчас дрогну... »
Пальцы сами нашли мешочек с шариками полыни. Один шарик, как учил Русолав. Горечь растеклась по языку, перебивая вкус страха. Сердце застучало ровнее.
— Никаких «если», — прошептала она, нажимая на спуск и отслеживая полёт стрелы. — Только дыхание. Только цель.
Ветер подхватил её слова, унося к облакам. Где-то внизу послышалась речь — говорили на обрском языке. Тереза вжалась в камень, став продолжением скалы. Сталью. Бездушным механизмом.
Пока не кончится бой.

— Т;р кiм ж;р! (Стой, кто идёт) — Грозно спросил стражник и в грудь упёрся, блестя в лучах восходящего солнца, наконечник копья. — Сырсоздi айт. (Назови тайное слово).
— ;ш ша;ал, — спокойно ответил Корвин, демонстрируя пустые руки и, больше татуировки на них.
Стражник кивнул.
Отряд проследовал мимо расслабившегося часового. Русолав, проходя последним, выкинул свою медвежью лапу, сломав тому шею, как цыпл;нку. И аккуратно усадил безжизненное тело, оперев о камень так, будто стражник заснул на посту. Второй страж, далее по тропе, действительно спал сам, разнося заливистый храп по окрестностям. И вот  шатёр.
Корвин прокрался ко входу и столкнулся с выходящим оттуда кочевником. Оба замерли от неожиданности. Лицо кочевника удлинилось, в глазах мелькнуло выражение удивления и узнавания.
— Сен бе?! — Протянул он. (Это ты?)
Мелькнул кинжал и обр, хрипя, завалился назад, с грохотом что-то снося внутри шатра.
— Оян! — Послышался надрывный крик, срывающийся на визг. — ;ару;а! (Тревога. К оружию).
Время замедлилось. Ветерок замер в нерешительности. Русолав же наоборот стремительно бросился вперёд и вырвал опору. Шатёр с алтейским огнём рухнул как карточный домик. Русолав, напоминающий разъярённого медведя, вцепился в опорный шест, мышцы на его руках вздулись словно канаты. Дерево затрещало, не выдержав медвежьей силы.
— Русолав. — Закричал Корвин. — Хватай ящик и беги к Терезе!
Здоровяк сграбастал под мышки сразу два ящика и закосолапил по тропе, пыхтя от тяжести.
Из-под завалившегося шатра начали вылезать люди. Не только смуглые кочевники, но и светловолосые, кареглазые великаны с короткими мечами.
— Рамир, добудь огонь. — Бросил Корвин, обрским змеиным танцем уходя от выпада противника и заходя тому во фланг. Вновь блеснул кинжал, породив алый фонтан.
Ветерок оглянулся — кострище. Т;мное, но от него ощущается тепло. Значит это то, что нужно. В два прыжка преодолел расстояние, разгр;б ногой золу и зачерпнул прямо голыми руками ещё красные угли.
Обратно, правда, не успел — размахивая саблей, прямо на него бежал кочевник.
— За род! — Не узнавая свой голос, закричал Ветерок и швырнул угли в лицо обра. Тот дико взвыл, выронил оружие и схватился за лицо. Забыв про свой нож, Рамир подхватил с земли булыжник и несколько раз сильно ударил врага по голове, проламывая кости черепа. Рядом плясал, сражаясь с двумя, Корвин. К Рамиру мчались трое.
«Ты должен быть, как ветер», — всплыло в сознании, — «используй силу противника против него самого».
Дальше тело действовало, как бы само. Мальчик рывком ускорился, но не от врагов, а наоборот навстречу и, рухнув на землю, проскользнул по мелким камням между ними, подскочил и продолжил бег к порушенному шатру. Здесь он, не задумываясь ни на мгновение, выхватил из ящика горшок с алтейским огнём и метнул его в кострище. Горшок с гулким грохотом раскололся, взрыв ослепил. Зелёное пламя лизало скалы, превращая камни в стекло. Вопли горевших обров слились в единый животный рёв. Рамир упал на колени, защищая лицо от жара — ресницы тут же свернулись в чёрные шарики.
— Уходим! — Прокричал Корвин, загоняя кинжал под рёбра одному из своих противников, — бежим!
Рамир присел под свиснувшей над головой саблей и устремился за товарищем по тропе. Они едва успели завернуть за скалу, как позади послышались множественные взрывы, слившиеся в итоге в один сильнейший взрыв, грохот от которого сотряс землю под ногами, жар по ущелью догнал беглецов, опалив их одежды, а столб пламени взметнулся высоко в небеса, достигая высоты утренних птах, опаливая их оперение.
Однако, беды на этом не закончились. Выскочив на равнину, парни узрели жуткое зрелище. Да, Русолав, переваливаясь с боку на бок под тяжестью двух ящиков, уже почти добрался до скалы с Терезой, но с северо-востока, вдоль реки, отрезая им путь к отступлению, мчался конный отряд обров. Тот самый — «в сабель пятьдесят».
Больше надеясь на чудо, парни, как безумные рванули к скале на холме. Не успели. Обры настигли их где-то на полпути. Тогда Корвин и получил свою первую стрелу в бедро.
Он охнул, нога подломилась и он полетел кубарем, сдирая кожу о камни.
— Тірі ;ста! — Крикнул предводитель кочевников в дорогом стальном шлеме. (Брать живь;м)
Один из них на скаку начал раскручивать аркан, но метнуть не успел — вылетел из седла и грохнулся позади своего коня, поднявшись облако пыли. Из груди его торчал короткий арбалетный болт. Это позволило Корвину приподняться, обернуться и метнуть свой отравленный кинжал в ближайшего преследователя. Попытался встать, но завалился, вскрикнув, на бок — нога не держала.
Рамир обернулся, поднырнул под блестнувшую саблю и, распластавшись в прыжке, вонзил степняку нож под р;бра. На руки хлынул ручей т;плой крови, но он не обратил на это внимания. Заправски, по-степному, впрыгивая в освободившееся седло.
Ещё один  обр слетел с коня, выбитый метким арбалетным выстрелом. Мимо свистнул аркан. Промахнулись. Ветерок ударил лошадь пятками, направляя к раненому другу. Свесился и протянул руку:
— Хватайся!
Корвин схватился. Оттолкнулся здоровой ногой от земли и взлетел на круп животного. Тоже вырос в степи. Такой же кочевник-коневод.
Теперь появился призрачный, но шанс. Да, обры близко, очень близко, дыхание их буквально ощущается на затылке. Лошади хрипят и высекают искры из камней, ловчие петли, как змеи сплетаются над беглецами, но парням уда;тся избежать встречи с ними. Рамир ловко маневрирует, кровь степняка да;т о себе знать, так, что арканы разминаются с ними буквально на мгновения. А самых опасных врагов холодно методично выбивает Тереза, практически не промахиваюсь. Она стала живым воплощением самой Вейры, прикрывая соратников. И когда она успевает перезаряжать свой арбалет? Болты свистят рядом почти без остановки.
Корвин вдруг засмеялся — дико, истерично. "Смотри! Тенгри смеётся над нами!" Он показал на небо, где стая грифов кружила над битвой. "Они уже собираются пировать нами».
Предводитель обров что-то гаркнул на своём языке и полетели стрелы. Ут Корвин поймал свою вторую стрелу — в плечо.  И их лошадь — с десяток. Животное заржало от дикой боли, осело на задние ноги, его развернуло боком и потянуло дальше вперёд по инерции. Рамир не успел сгруппироваться и кубарем покатился по острым камням. На какие-то мгновения, теряя сознание.
Когда он открыл глаза, к нему, смешиваясь из седла, тянулся кочевник. Ярость ударила в голову, Рамир, зарычав по-звериному, изогнулся дугой и прыгнул вверх, целясь в горло врага. Когда они вместе упали в пыль, он первым попавшимся камнем разбил обру голову. И огляделся.
Часть отряда умчалась дальше, к скале. Видимо, чтобы разобраться с Терезой. Остальные кружили поодаль. Их гнедая кобыла парней ещё билась в агонии, придавив своей тушей, залитого кровью бездвижного Корвина.
Не обращая внимания на свистящие стрелы, Рамир подбежал к другу и попытался вытащить его из-под лошади.
— Брось, — еле слышно прохрипел Корвин, — спасайся сам, ты... же степняк, а не герой баллад...
— Баллады врут, — ответил ему Рамир, замечая боковым зрением летящий аркан. Не стал уворачиваться, наоборот, вскинул руку, поймал верёвку и с силой д;рнул на себя. Сд;ргивая, не ожидавшего подобного, кочевника с коня, — настоящие герои — это те, кто вытаскивает друзей из дерьма.
«Будь, как ветер». — Провучало в голове. Рамир почувствовал, как Коготь на груди внезапно нагрелся. Видение накрыло волной — он увидел себя со стороны: жалкий мальчишка с окровавленным ножом посреди круга насмехающихся всадников. Потом вспышка — и он уже двигался как вода, обтекая удары, находя щели в доспехах. Каждый взмах клинка оставлял за собой кровавый росчерк.

Русолав, опустил ящики с алтейским огнём и увидел всю драму, разворачивающуюся на пути к их позиции. Он ясно понял, что полсотни всадников — это слишком даже для него. А тем более для двух мальчишек. Они захватили чужого скакуна, пытаясь оторваться от погони, но им вдогонку летит целый рой стрел. И вот они оказываются на земле...
Русолав взревел по-медвежьи и бросился на выручку, на ходу раскручивая вокруг себя саблю в технике отбивания стрел. Так как ему навстречу уже мчался отряд врагов, натягивая луки. Здоровяк, не сворачивая, впечатался плечом в ближайшего коня, опрокидывая его вместе с всадником в пыль, и ворвался в строй обров, орудуя мелькающей саблей, как гигантская мясорубка. Отсекая конечности и разваливая врагов и их лошадей на части. Вот в плечо ему вонзилась стрела. Русолав рухнул на колено, стрела торчала из плоти жутким украшением. "Не время умирать, старик!" — проревел он, выдергивая древко с клоком мяса. Кровь плеснула на песок, рисуя рунические знаки.

Тереза, работая, как смертоносная машина, разрядила арбалет. И перезарядила его снова в считанные мгновения. Прицелившись, вновь нажала на спуск, но механизм не сработал. Что-то попало, возможно, песок или мелкий камешек. Она потрясла оружие, нажала ещё раз — и, ничего. А обр, в это время, уже спустил тетиву, поражая Русолава в плечо. Она закричала от разочарования и, в ярости, хватила арбалетом о скалу. Тетива лопнула, снаряж;нный болт выпал, ложе от удара треснуло и плечи механизма перекосило на сторону. Она в голос взвыла от обиды:
— Нет, нет, только не сейчас. Пожалуйста.
А обр снова натягивал свой короткий степной лук, выцеливая здоровяка.
Тереза с силой швырнула в него сломанный арбалет. И даже попала — стрела врага ушла в сторону. Но девушка уже не видела этого — опустилась на колени и, закрыв лицо руками, она громко рыдала от бессилия и обреч;нности.
Р;в торентийского горна раздался когда, казалось, последняя искра надежды истлела. Слаженный грохот десятка больших ростовых щитов о вершину холма и возникшие над ними тяж;лые штурмовые виланские арбалеты стали неприятным сюрпризом для обров. Команды Жона резали воздух: «Первая линия — выстрел! Вторая линия — к бою!» Щиты сошлись в сплошную стену, арбалетчики перестроились, как единый организм. А одновременно свистнувший десяток болтов отправил на свидание с Тенгри столько же кочевников. Вновь команда. Снова слаженный удар щитов о землю и новая порция летящей смерти.
— Живые?! — Знакомый голос седовласого капитана заглушил шум боя.
Вперёд вырвалась тоненькая девичья фигурка, несмотря на опасность, устремилась бегом. Светлые волосы развевались, как знамя, а сумка со снадобьями била по бедру. Ласлава остановилась, её глаза метались среди тел, пока не нашли Рамира — он стоял над Корвином, отчаянно отбиваясь от наседающих врагов добытой где-то саблей.
Тонкий свист болтов. Кони обров вздыбились, сбрасывая седоков под копыта, построения их смешались. Русолав, воспользовавшись паникой, ревя зверем, весь заляпанный кровью, как демон, несущий смерть, рванул на помощь Ветерку:
— Я вам его не отдам!
Но оставшиеся в живых кочевники уже разворачивались и, яро нахл;стывая лошадей, уносились прочь, в степь.
— Держись! — Крикнула Ласлава, падая на колени рядом с Рамиром. Он хотел было улыбнуться разбитыми губами, но вдруг обмяк, замечая, как над Корвином склонилась Брунхиль.
— Жив, — сказала она, — но нужно срочно штопать, а то кровью истечёт.
Подошла рыдающая Тереза, прижимая к груди разбитый арбалет.
— Я не смогла, — беззвучно рыдала девушка, — я не справилась, простите...
— Ты... — повернулся к ней Ветерок.
А на её плечи легли сильные руки её отца:
— Ты справилась, милая, — произнёс он, — твои ребята живы, ты — цела. А в бою бывает по-разному.
— Я разбила арбалет...
— Это железо, — прокряхтел рядом Русолав, устало опускаясь на валун, и ткнул её пальцем в грудь, — а сталь здесь.
— Ты спасла нас, — продолжил Рамир, — я хочу, чтобы в следующий раз ты шла с нами.
Тереза вымученно улыбнулась.
— Два ящика алтейского огня, — подошёл Жон, снимая шлем, — и... Живой символ.
Ласлава перевязывала Рамира, когда их взгляды встретились. Она хотела сказать что-то — о страхе, о глупом обете идти в царство теней. Но вместо этого сорвала с шеи амулет с рунами и травами и вложила ему в ладонь.
— От новых ран, — прошептала она.
Корвин, бледный, как смерть, подмигнул им с носилок:
— Эй, будущий Кан, когда свадьба?
Солнце взошло над предгорьями, окрасив реку в алый цвет. Где-то высоко, над клубами едкого дыма, кружил одинокий стриж — будто душа Степи наблюдала рождение новой легенды.

Продолжение читайте на ЛитРес:
https://www.litres.ru/71668822/


Рецензии