Двенадцать минут тишины

Часть 1: СТЕНА

Глава 1: Анна. Очередь.

Пятый влажный приступ кашля за ночь. Анна натянула на себя халат и побрела на кухню, чтобы в сотый раз проверить в телефоне: «лающий кашель», «остаточный кашель после ОРВИ», «коклюш». Экран светился в темноте равнодушным синим светом, предлагая диагнозы один страшнее другого.
«Всё, — прошептала она, ставя чайник. — Хватит. Сегодня идём к врачу. Пусть послушают профессионально, а не я тут ставлю диагнозы по «Яндекс.Здоровью».
Сёма к утру уснул, и на его лбу выступила испарина. Анна украдкой, пока он спал, попыталась записаться через «Госуслуги». Любимый педиатр, Ольга Сергеевна, была расписана на три недели вперёд. Система любезно предложила «других свободных специалистов». Педиатр Петров И.С. — окно на сегодня, 13:30. Анна, не раздумывая, тыкнула в него пальцем. Хоть кто-то.
Потом был разговор с начальником. —Анна, у нас в два часа со звон по новому проекту, ты же в курсе. —Я знаю, Игорь Викторович, но ребёнок сильно болеет, я только запишусь к врачу и буду на связи. Все материалы у меня готовы. В трубке повисло недовольное молчание. —Ладно. Но будь на телефоне.
Поликлиника №114, после ремонта, встретила их яркими красками, легким мерцанием LED-экранов электронной очереди и тихим гулом больничной суеты. Возле нового, терминала самообслуживания клубилась небольшая толпа. Пожилая женщина тыкала в экран дрожащим пальцем, и терминал однообразно твердил: «Пожалуйста, поднесите полис к сканеру».
— Да я уже подносила, дурачина ты электронная! — всхлипывала она.
Анна, придерживая за руку вялого Сёму, ловко провела его полисом под красным лучом. Терминал выдал талончик и пожелал здравствовать. «Кабинет №307. Педиатр Петров И.С. Ожидайте вызова. Впереди 12 человек».
Она глубоко вздохнула. Двенадцать человек. Даже с учётом того, что сейчас у многих онлайн-запись, это минимум полтора часа. Она пристроилась с Сёмой на пластиковом кресле в общем зале, достала планшет, чтобы хоть как-то поработать, и бутылку с морсом.
Рядом две молодые мамы оживлённо обсуждали свои мытарства. —…так нам этот Петров сказал: «Сначала к лору, потом ко мне». Записываюсь к лору — а там запись только через портал и только после нашего педиатра! Круг замкнулся. Пришлось к заведующей идти, чтоб та ручкой направление выписала. —А нам анализ на аллергены не мог назначить. Говорит, нужно сначала к гастроэнтерологу, гастроэнтеролог говорит — нужно общее исследование, а педиатр его не назначал, потому что «это не по его части». Какой-то квест.
Анна машинально открыла свою папку в облаке. Она была идеально подготовлена: фото предыдущих анализов, сканы выписок, её собственные заметки по динамике температуры и кашля. Она была готова к конструктивному диалогу с врачом, который оценит её собранность и вникнет в проблему.
Её взгляд упал на дверь кабинета №307. Она открывалась каждые десять-пятнадцать минут. Вышла девушка с коляской, потом подросток в наушниках, потом бабушка с внучкой… Никто не задерживался дольше. Анна посмотрела на свои заметки. Там было семь пунктов. Как это всё успеть обсудить за десять минут?
Она представила, как заходит, говорит: «Здравствуйте, у нас вот такая ситуация», — и протягивает телефон с открытым файлом. А он посмотрит на экран, потом на свои часы, и скажет: «Мамаша, у меня приём до трёх, потом ещё бумажная работа. Говорите суть, без этих ваших интернетов».
Сёма бессильно облокотился на неё. —Мам, когда уже домой? —Скоро, солнышко. Вот только доктор нас послушает и скажет, как тебя лечить, чтобы ты больше не кашлял.
Электронное табло над дверью мигнуло и сменило цифру. Подошла их очередь. Сердце Анны ёкнуло. Она собрала вещи, взяла Сёму за руку и сделала глубокий вдох, как перед выходом на сцену.
«Только без паники, — проинструктировала себя она. — Вежливо, по делу, с самого главного. Он же врач, он должен помочь».
Она вошла в кабинет, улыбнулась и произнесла уже отрепетированную фразу: —Здравствуйте, у нас запись на 13:30. Беспокоит затяжной кашель, уже третью неделю, несмотря на лечение. Я собрала всю историю…
Врач, немолодой мужчина с усталым лицом, не отрываясь от монитора, где он заполнял данные предыдущего пациента, кивнул на кушетку. —Раздевайтесь, послушаем. Что там у вас? Опять вирусное?
Анна почувствовала, как её идеально выстроенный план и готовность к партнёрству начинают давать трещину.
 

Глава 2: Доктор Петров. Конвейер. (Система изнутри)

Монитор мигал раздражающим белым светом, освещая усталые черты лица Игоря Сергеевича Петрова. Он не смотрел в окно, где светило солнце, не замечал, как чашка с остывшим чаем уже второй час пылится на краю стола. Его мир сузился до двух окон: одно — на экране, с электронной медицинской картой очередного пациента, другое — реальное, в которое он смотрел, пытаясь на лету расшифровать каракули своих же назначений с прошлого приема.
Щелчок мыши. «Следующий».
В голове — навязчивый, ритмичный стук. Не сердцебиение, а отсчет времени. Пятнадцать минут на первичного, двенадцать — на повторного. Но это в идеале. В реальности — втиснуть надо всех, потому что в регистратуру уже поступило распоряжение «принять всех обратившихся». И потому что в два часа начинается прием в платном центре на другом конце города, где можно немного отдышаться и заработать на ту самую путевку, которую он обещал жене.
Он заполнял карту предыдущего пациента — девочки с ветрянкой. Стандартные рекомендации, стандартное лечение. Мыслями он уже был в следующей истории. Его палец самопроизвольно потянулся к баночке с обезболивающим. Голова раскалывалась. Не от болезни, а от бесконечного потока жалоб, вопросов, требований и тихого, но постоянного гула вентилятора системного блока.
«Игорь Сергеевич, вы не забыли подписать ведомости?» — мелькнуло сообщение в мессенджере от заведующей. «Доктор, а нам справку в бассейн?»— спрашивала медсестра, просовывая голову в дверь. «Вам письмо из Минздрава, „Срочно о предоставлении статистики по заболеваемости ОРВИ за период…“»— всплыло во внутренней системе.
Он закрыл все окна одним резким движением мыши. На секунду воцарилась тишина. Он потёр переносицу. Когда-то, лет пятнадцать назад, он приходил на работу с другим чувством. С предвкушением. Каждый пациент был загадкой, маленьким медицинским детективом. Он мог позволить себе поговорить, расспросить, даже пошутить.
Теперь это был конвейер. Конвейер по переработке человеческих страданий в диагнозы, рецепты и справки. Его главная задача — не пропустить что-то угрожающее жизни. Все остальное — «наблюдайте, пейте больше жидкости, при ухудшении — обращайтесь». Цинично? Возможно. Но по-другому система не работала. Она была настроена на пропускную способность, а не на качество общения.
Дверь открылась, впуская маму с ребенком. Петров взглянул на экран: «Семен, 7 лет. Жалобы: кашель».
— Раздевайтесь, послушаем, — сказал он, не отрываясь от экрана, заполняя графу «жалобы при обращении». Его голос прозвучал ровно, профессионально-нейтрально. Он даже не посмотрел на них как следует. Просто еще один кашель. Пятый за сегодня.
Женщина начала что-то говорить. Что-то про третью неделю, про интернет, про какие-то свои наблюдения. Он уловил обрывки фраз: «…думаю, может быть, аллергический…», «…читала, что при коклюше…».
Внутри что-то екнуло. Раздражение. Эти «интернет-доктора». Они всегда знают лучше. Они тратят его время, которого и так нет, на то, чтобы доказывать свою правоту, а не на суть проблемы. Он мысленно вздохнул. Сейчас она достанет телефон и начнет показывать статьи.
— Мамаша, я вас слушаю, но давайте сначала я посмотрю ребенка, а потом поговорим, — он перебил ее, уже доставая фонендоскоп. Его тон не был грубым. Он был быстрым. Спешащим. Таким, каким говорят, когда опаздывают на поезд.
Он приложил холодный раструб к спине мальчика. —Дыши. Глубже. Снова.
Легкие чистые. Хрипов нет. Горло слегка гиперемировано. Стандартная картина вирусной инфекции с затяжным кашлем. Ничего критичного. Очередной случай, не требующий углубленной диагностики.
Он повернулся к компьютеру. —Вирусное. Кашель может сохраняться до трех недель, это норма. Из лечения: обильное питье, проветривание, сироп от кашля, который вам выписывали, продолжайте.
Он уже начал печатать назначение, мысленно уже вызывая следующего пациента. Но чувствовал на себе ее взгляд. Молчаливый, полный разочарования и недосказанности. Он знал этот взгляд. Он видел его десятки раз за день. Он вызывал ту самую глухую, приглушенную вину, которую он давно научился игнорировать. Потому что, если обращать на это внимание — сойдешь с ума.
— Доктор, а может… — она снова начала.
Игорь Сергеевич обернулся, сделав максимально нейтральное, но вежливое лицо. —Послушайте, я вас понимаю, но у нас очень мало времени. Лечение я назначил. Если через неделю не пройдет или температура поднимется — приходите снова.
Он не хотел быть злым. Он искренне хотел помочь. Но он был зажат в тиски между системой, отчетностью, нехваткой времени и собственной усталостью. Его сочувствие, его эмпатия — его главные врачебные инструменты — были спрятаны под семью замками, потому что иначе они сожгли бы его дотла.
Он протянул ей листок с назначениями и QR-кодом для оплаты в аптеке. —Выздоравливайте. Следующий!
Дверь закрылась. Он на секунду замер, глядя в монитор. Потом резко ткнул кнопку вызова следующего пациента и потянулся за баночкой с таблетками. Голова раскалывалась еще сильнее.
 

Глава 3. Через две недели. Прием. Столкновение 2-х миров.

Дверь кабинета №307 закрылась за ними с тихим щелчком, отсекая гул коридора. На секунду воцарилась неестественная тишина, нарушаемая лишь ровным гудением системного блока и учащенным дыханием Сёмы.
Анна окинула взглядом кабинет. Ультрасовременный компьютер, принтер, сканер для документов. И при этом — старомодная картотека на полках, заставленная папками. Сам доктор Петров, немолодой мужчина с усталым, но умным лицом, не поднимая глаз, что-то печатал на клавиатуре.
— Садитесь, — бросил он деловито, жестом указав на стул перед столом. — Сёма? Чем болеем?
Это был её шанс. Анна глубоко вдохнула, усадила сына, и начала, стараясь говорить четко и по делу, как и планировала:
— Добрый день. Беспокоит затяжной кашель, уже третью неделю. Началось все с ОРВИ, температура была два дня, потом прошла, а кашель остался. Ночью усиливается, до рвотных позывов. Днём почти ничего, только к вечеру… — Она уже тянулась рукой к сумке, чтобы достать телефон с её файлом.
Доктор Петров поднял на нее глаза, кивнул, и его взгляд сразу же уперся в монитор. Он уже открыл электронную карту Сёмы. —Так, смотрим историю… Предыдущий раз были у нас в прошлом месяце, тоже с кашлем. Тогда назначали… — он пролистал экран, — …ингаляции и сироп. Не помогло?
— Нет, то есть помогло, но тогда прошло за неделю. А сейчас… — Анна попыталась вернуть нить разговора.
— Раздевайтесь, Сёма, послушаю, — Петров встал, взял фонендоскоп и подошел к кушетке. Его действия были точными, выверенными, автоматическими.
Пока он слушал ребенка, Анна решила действовать на опережение. Она открыла на телефоне подготовленную папку. —Я, собственно, вела дневник наблюдений, — заговорила она, пытаясь поймать его взгляд. — Вот, смотрите, здесь график температуры, здесь я записывала частоту кашля по ночам. И я читала, что такой приступообразный кашель может быть признаком…
— Мамаша, подождите, пожалуйста, я сначала посмотрю ребенка, а потом будем смотреть ваши графики, — он не грубил, но в его голосе явно прозвучало раздражение. Он вернулся к столу и снова уткнулся в экран, чтобы внести данные осмотра. — Дышит чисто. Горло нормальное. Вирусная история, кашель остаточный. Ничего страшного.
Анна почувствовала, как по спине побежали мурашки. Её тактичный план рушился на глазах. —Но он уже три недели кашляет! И ночью просто заходится! Это же ненормально? Может, нужно сдать анализы? Кровь, мокроту? Или записаться к аллергологу? Я пыталась записаться через портал, но там без вашего направления…
Петров вздохнул. Он оторвался от монитора и посмотрел на нее. В его взгляде читалась усталость и легкая досада. —Понимаете, у нас на прием отводится ограниченное время. Если я буду каждого, кто кашляет дольше недели, отправлять на анализы и к узким специалистам, система встанет. У вас нет показаний для этого. Температуры нет, хрипов нет, ребенок в целом активный. — Он уже снова печатал, вызывая на экран шаблон назначений. — Продолжайте лечение: сироп, ингаляции с физраствором, воздух в комнате влажный. Пройдет.
В этот момент на его рабочем столе компьютера всплыло системное уведомление: «Внимание! Прием пациента превышает лимит времени на 5 минут».
Анна увидела это. И он увидел, что она увидела. В воздухе повисло молчание, густое и неловкое.
— Доктор, — голос Анны дрогнул, в нем появились нотки не просьбы, а отчаяния. — Я не просто так пришла. Я не хочу вас задерживать. Но я не могу ночью спать, слушая, как мой ребенок задыхается! Мне нужно не просто «продолжайте лечение», мне нужно понять, что с ним! Хотя бы исключить что-то серьезное! Хотя бы сказать, на что обращать внимание!
Игорь Сергеевич замер. Он посмотрел на бледное, испуганное лицо женщины, на её сжатые в бессилии пальцы, сжимающие телефон. Он посмотрел на мальчика, который тихо сидел, уставясь в пол. На секунду в его глазах мелькнул|\о что-то человеческое, непрофессиональное — искорка понимания. Он глубоко вздохнул, снял очки и потер переносицу.
— Хорошо, — сказал он тише. — Извините. Вы правы. Давайте я выпишу вам направление на общий анализ крови. И… — он поколебался секунду, — …я посмотрю, может быть, можно как-то в обход системы записать вас к лору, чтобы он посмотрел, нет ли постназального затека. Это часто бывает.
Он потянулся к бланкам. Но в этот момент раздался резкий стук в дверь, и в кабинет просунулась голова медсестры. —Игорь Сергеевич, у вас там уже три человека в очереди нервничают, и заведующая просит срочно подписать ведомости.
Момент контакта рассыпался. Стеклянная стена опустилась снова. Взгляд доктора снова стал отстраненным и профессиональным. —Хорошо, Людмила Ивановна, сейчас.
Он быстро, почти на автомате, заполнил бланк направления на анализ и протянул его Анне. —Вот. Сдайте кровь, с результатами ко мне на прием. Запишетесь через терминал. Выздоравливайте.
Фраза прозвучала как отмашка. Дело сделано. Инцидент исчерпан.
Анна молча взяла бланк. Вся её энергия, вся готовность к бою ушла. Она чувствовала себя не партнером, не матерью, отстоявшей интересы ребенка, а назойливой мухой, которую наконец-то отмахнули
— Спасибо, — безжизненно произнесла она, беря Сёму за руку.
— Не болейте, — так же автоматически ответил доктор, уже набирая на клавиатуре фамилию следующего пациента.
Дверь закрылась. Их двенадцать минут истекли. Анна стояла в коридоре с бумажкой-направлением в руке, чувствуя горький привкус поражения. Она получила не ответы, а еще один пункт в бесконечном квесте под названием «здравоохранение».
А доктор Петров уже смотрел на экран, где мигала новая фамилия. Он на секунду задержал взгляд на руке, которой только что выписал направление. Рука дрожала. Он сжал её в кулак, сделал глубокий вдох и ткнул кнопку вызова. —Следующий!
 

Часть 2: МОСТ

Глава 4: Екатерина. Учитель.

Приказ за подписью главного врача висел в отделении уже неделю. «О прохождении цикла повышения квалификации «Коммуникативные компетенции в клинической практике» для сотрудников терапевтического и педиатрического отделений».
Игорь Сергеевич Петров пробежал по нему глазами в день получения и фыркнул. Очередная бюрократическая дурость от Минздрава. Отвлекать работающих врачей от пациентов ради каких-то «тренингов общения». Он отложил бумагу в сторону и благополучно забыл о ней.
Вспомнил ровно в тот момент, когда бухгалтерия заблокировала ему выплату надбавки за категорию. —Игорь Сергеевич, без справки о повышении квалификации мы не можем ничего начислить, — объяснила ему замглавврача по экономике, его давняя знакомая. — Приказ обязательный. Всего восемнадцать академических часов. Это три дня. Съездите, отметьтесь, и мы всё сразу проведем.
Его возмущению не было предела. Он отправился выяснять к заведующей. —Татьяна Викторовна, да вы что! У меня же прием, записи! Какие тренинги?! —Игорь Сергеевич, успокойтесь, — устало сказала заведующая. — Это не моя прихоть. Это требование новой системы аккредитации. Без баллов НМО — никаких надбавок, да и вообще к аттестации не допустим. Все едут. И я еду, между прочим. Там какой-то новый центр при медицинском университете, оснащенный по последнему слову. Считайте, что отдохнете от больничных стен.
Так он и оказался в светлой, современной аудитории Учебно-симуляционного центра в составе еще двадцати таких же недовольных и скептически настроенных коллег разного возраста. Он занял место у окна, достал телефон и приготовился отсидеться, периодически проверяя рабочую почту и мессенджеры.
Ведущая, представившаяся Екатериной, медицинским психологом и тренером, казалась слишком молодой и энергичной для этой аудитории. Но в ее спокойной уверенности было что-то, что заставляло даже матерых врачей поубавить спесь.
— Коллеги, добрый день. Я знаю, что для многих из вас это — обязательная программа, отрыв от реальной работы, — начала она, и в голосе ее не было и тени упрека. — И я вас прекрасно понимаю. Но давайте договоримся на берегу: мы здесь не для галочки. Мы здесь, потому что с 2018 года оценка коммуникативных навыков — такой же обязательный элемент аккредитации специалиста, как и знание протоколов лечения. Министерство наконец-то признало то, что вся мировая медицина знает десятки лет: эффективность лечения напрямую зависит от качества контакта с пациентом.
Она кликом пульта включила презентацию. На экране появились графики и цифры из систематических обзоров. —Грубо говоря, если пациент вам не доверяет, потому что вы его не выслушали, он с меньшей вероятностью будет соблюдать ваши назначения. А значит, и результат нашего с вами общего труда будет хуже. Наша с вами задача сегодня — не просто послушать лекцию, а попробовать на практике инструменты, которые помогут этот контакт наладить. Даже в условиях наших с вами стандартных двенадцати минут.
Петров все еще скептически хмурился, но рука сама потянулась к ручке. Логика в ее словах была. А он всегда уважал логику.
— Сегодня мы попробуем на практике один из ключевых методов обучения — работу с симулированными пациентами, — продолжала Екатерина. — Это специально обученные актеры, которые разыграют перед вами типичные, знакомые всем ситуации. Ваша задача — не поставить диагноз, а просто провести консультацию. Потом мы все вместе разберем, что получилось, и дадим друг другу обратную связь. Это безопасная среда, здесь можно ошибаться и пробовать новое.
Дверь открылась, и в комнату вошла женщина лет сорока. Она выглядела абсолютно естественно: обычная современная мама. В руках — сумка и телефон. Она нервно улыбнулась. —Знакомьтесь, Мария Сергеевна. Она будет нашим симулированным пациентом сегодня. Коллеги, кто готов попробовать первым?
Воцарилась неловкая пауза. Врачи переглядывались.
— Что ж, тогда по алфавиту всегда справедливо, — улыбнулась Екатерина, глядя в список. — Петров Игорь Сергеевич, давайте начнем с вас. Как раз посмотрим на работу опытного коллеги.
Петров внутренне сжался. Публичная порка. Вот чего он боялся. Он нехотя поднялся и двинулся в центр круга, где было установлено импровизированное рабочее место. Стол, компьютер и два стула. Для него и «пациента».
— Игорь Сергеевич, ваша задача — просто провести прием. Как обычно. Мария, ваш выход.
Актёрша мгновенно вошла в роль. Её поза стала напряженной, взгляд — беспокойным. —Здравствуйте, доктор, — заговорила она, слегка тараторя. — Я к вам по поводу дочки, ей восемь лет. У нас кашель уже три недели, я уже не знаю, что делать. Мы пропили два сиропа, делали ингаляции... Я в интернете читала, это очень похоже на коклюш, я даже принесла вам распечатку...
Петров на автомате принял свою привычную позу. Он кивнул, его взгляд стал отстраненным. —Так, кашель три недели. Температура есть? Нет? Раздевайтесь, послушаю.
— Но доктор, я хотела сначала объяснить... — попыталась вставить «мама». —Мамаша, я сначала посмотрю, а потом поговорим, — отрезал Петров уже привычным торопливым тоном.
Он провел воображаемый осмотр, «послушал» дыхание. —Дышит чисто. Вирусное. Кашель остаточный. Продолжайте делать то, что делали.
— Но он же не помогает! — голос «мамы» дрогнул, в нем появились настоящие, сыгранные до слез нотки отчаяния. — Она ночью не может спать! Я слышу, как она задыхается! Может, нужно сдать анализы? Сделать рентген? Я готова платить, только скажите, что делать!
Петров, уже мысленно завершив прием, сделал свое коронное движение — повернулся к воображаемому компьютеру. —Не надо никаких рентгенов. Назначу вам другой сироп, он посильнее. Пропейте неделю, если не пройдет — приходите.
Он обернулся, чтобы протянуть ей воображаемый рецепт, и замолчал. Он увидел её лицо. Полное неподдельной боли, разочарования и беспомощности. Именно такое лицо было у той женщины, Анны, несколько дней назад. Только сейчас он разглядел его по-настоящему.
— Спасибо, — прошептала актриса, опуская голову. Её плечи ссутулились. Она была побеждена.
— Стоп! — мягко, но уверенно сказала Екатерина. — Игорь Сергеевич, спасибо. Мария, спасибо огромное, вы великолепны. Возвращайтесь к нам.
Актёрша вышла из роли, улыбнулась и села на своё место, оставив Петрова одного в центре круга под пристальными взглядами коллег.
— Игорь Сергеевич, что вы сейчас чувствуете? — спросила Екатерина. Её голос был лишен всякого осуждения, в нем было одно любопытство.
Петров молчал. Он смотрел в пол. — Я.… я всё сделал правильно с медицинской точки зрения, — наконец выдохнул он. — Никаких показаний для рентгена нет.
— Это ответ на вопрос «что вы думаете?», — мягко поправила тренер. — А что вы чувствовали, когда видели её реакцию?
Он снова замолчал, заставляя себя заглянуть внутрь себя. —Неловкость, — с трудом выдавил он. — И.… раздражение. Она же не слушает, не понимает...
— Хорошо, — кивнула Екатерина. — Коллеги, а что вы увидели? Какая была невербалика? Что происходило с контактом?
Молодая врач-ординатор робко подняла руку. —Она пыталась установить зрительный контакт, а вы смотрели в монитор. Она хотела говорить о своем страхе, а вы сразу перешли к осмотру, не дав ей договорить.
— Она искала в вас партнера, а вы заняли позицию эксперта, который уже всё знает, — добавил другой врач.
Екатерина снова посмотрела на Петрова. —Игорь Сергеевич, а как вы думаете, что чувствовала эта женщина, выходя от вас?
Он закрыл глаза. Перед ним снова встало лицо Анны. И лицо актрисы. Они слились в одно. —Беспомощность, — тихо сказал он. — Она чувствовала, что её не услышали. Что её тревогу проигнорировали.
В комнате повисла тишина. Впервые за много лет Игорь Сергеевич Петров сформулировал это вслух. Не оправдываясь системой, не списывая на нехватку времени. А просто констатируя факт.
— Именно так, — тихо сказала Екатерина. — А теперь давайте разберем по косточкам, что можно было сделать иначе. Всего три простых шага. Первый — установить контакт. Не «садитесь», а «здравствуйте, я доктор Петров, давайте познакомимся». Второй — дать выговориться. Не перебивать первые тридцать секунд. И третий — озвучить её чувства. «Я вижу, вы очень напуганы». Это не отнимет у вас много времени. Но это изменит всё.
Она подошла к флипчарту и начала писать. Петров не отрывал от неё взгляда. Его скепсис дал первую трещину. Впервые за долгое время он почувствовал не раздражение, а интерес. Инженерный интерес к старой, как мир, но совершенно новой для него технологии. Технологии человеческого общения.
 

Глава 5: Семен. Тихий бунт.

Сёма лежал на диване, укрытый пледом с изображением супергероев, и смотрел в потолок. Мультики на планшете были включены для фона, но он их не видел. Весь его мир сузился до одного процесса — вдоха и выдоха. Вдох — короткий, со свистом. Выдох — в новый приступ сухого, лающего кашля, от которого сводило живот и слезились глаза.
Он слышал, как за стеной, на кухне, спорили мама и бабушка. —Я же говорила, этот Петров — неуч! — горячилась бабушка. — Ребенка залечивает! Надо было к платному врачу идти, а не по талонам бегать! —Мам, не надо сейчас, — устало отвечала Анна. — Я не знаю, что делать. Он сказал, сироп и ждать. Но ему же хуже!
Сёма закрыл глаза. Ему было страшно. Не столько от кашля, сколько от этого беспомощного страха в голосе мамы. Мама всегда всё знала и могла всё починить: собрать сломанный конструктор, найти потерявшуюся игрушку, прогнать страшного паука из ванной. А сейчас она не могла прогнать эту болезнь. Значит, болезнь была очень сильной.
Ночью стало совсем плохо. Кашель разрывал горло, не давая вдохнуть. Анна влетела в комнату, включила свет. Её лицо было белым и перекошенным от ужаса. Она схватила телефон, не знала, кого звать: скорую? Неотложку? Снова того самого Петрова?
Вместо этого её пальцы сами набрали в поисковой строке: «ребенок кашель до рвоты ночью помощь». Сайты пестрели рекламой и страшными диагнозами. Но потом она наткнулась на форум. Не на безликий медицинский портал, а на сообщество таких же родителей. «Клуб мам, чьи дети постоянно болеют» — гласил заголовок.
Анна зарегистрировалась и одним большим сообщением выплеснула в сеть всю свою историю. Про трехнедельный кашель, про прием у Петрова, про его отказ назначать анализы, про свое отчаяние и страх. Она не ждала ответа, ей просто нужно было крикнуть в пустоту.
Ответ пришел через пятнадцать минут. И не один. «У нас было точь-в-точь так же! В итоге — обструктивный бронхит, еле откачали». «Бегите к другому врачу! Срочно сдавайте кровь и мазок на коклюш и паракоклюш!» «Это похоже на аллергию на пыль, вам к хорошему аллергологу, а не к этому участковому». «Пишите официальную жалобу на врача главврачу поликлиники. Они обязаны реагировать».
Её пост набирал лайки и комментарии. Её виртуально обнимали, поддерживали, делились контактами проверенных специалистов. Анна плакала, читая это. Она была не одна. Её боль и её проблема, которые в кабинете Петрова казались чем-то надуманным и незначительным, здесь, в сообществе таких же людей, оказались реальными и важными.
А потом в личных сообщениях ей написала модератор группы. «Анна, здравствуйте. Ваша ситуация — это вопиющий случай. Я представляю общественную организацию «Голос пациента». Мы помогаем в таких случаях. Давайте мы поможем вам составить официальную жалобу и передадим ее не только главврачу, но и в Департамент здравоохранения. Это системная проблема, и ее нельзя замалчивать».
У Анны задрожали руки. Жаловаться? Публично? Она не конфликтный человек. Она боялась испортить отношения с единственным врачом в их участке. Она зашла в комнату к Сёме. Он наконец уснул, исхудавший и бледный, с синими кругами под глазами. Его дыхание было хриплым и прерывистым.
В этот момент её страх перед конфликтом перевесил материнский инстинкт. Она села за компьютер и начала писать. Под диктовку модератора, который теперь представился юристом, она составляла жалобу. Не крикливое, эмоциональное сообщение на форуме, а сухой, официальный документ. «Грубое нарушение этических норм… нежелание объяснять риски и назначать адекватную диагностику… непрофессиональное поведение…»
На следующий день она отнесла заявление в приемную главного врача поликлиники. А вечером, по совету своих новых интернет-друзей, она выложила в местные городские паблики в соцсетях свой рассказ, изменив имена, но оставив суть. Она не требовала расправы, она спрашивала: «Что делать? Может, кто-то сталкивался? Посоветуйте хорошего врача».
Пост взорвался. Сотни комментариев, десятки репостов. Люди делились своими историями про Петрова и других врачей. Кто-то писал: «Да он всегда такой, надо просто настаивать!» Но большинство были возмущены: «Как так можно работать с детьми!», «Вот поэтому и не ходим в госполиклиники!».
Анна не ожидала такого шторма. Она сидела и обновляла страницу, читая всё новые и новые сообщения. Она чувствовала себя одновременно и виноватой, и правой. Слабый, тихий голос одного человека, умноженный на мощь социальных сетей и объединенный с голосами таких же, как она, превратился в громкий, требовательный хор.
Её личный, маленький, почти интимный конфликт вышел из стен кабинета №307 и стал публичным достоянием. Она больше не была один на один с системой. За её спиной стояли сотни незнакомых людей, которые кричали вместе с ней: «Услышьте нас!»
А в это время в своей квартире Игорь Сергеевич Петров, заваривая вечерний чай, получил сообщение от коллеги: «Игорь, ты в курсе, что тебя в местных пабликах на вилы поднимают? Какой-то пост про тебя и кашель...»
Он открыл ссылку. И замер с чайным пакетиком в руке, читая знакомую историю, но увиденную совсем с другого ракурса. Не с его стороны — стороны эксперта, заваленного работой, а со стороны — напуганной матери, которую он оттолкнул. И сотни людей в комментариях говорили, что она права.
Его рука, держащая телефон, слегка дрогнула. Тренинг по коммуникации внезапно из абстрактного «повышения квалификации» превратился в остро личное и очень болезненное урок.
 
 
Глава 6: Диалог в стенах. (трудный, но конструктивный разговор)

Кабинет главного врача поликлиники №114 был больше похож на кабинет успешного менеджера: стеклянный стол, дорогие кресла, панорамное окно с видом на город и строгий, деловой порядок на всех поверхностях. Но сегодня в этом безупречном пространстве царило напряженное беспокойство.
Заведующая терапевтическим отделением, Татьяна Викторовна, нервно перебирала папку с документами. Напротив нее, у стены, сидела Анна, стараясь смотреть уверенно, но внутри у нее всё сжималось от тревоги. Рядом с ней — Екатерина, та самая тренер. Её спокойное присутствие было единственным, что не давало Анне сбежать.
Дверь открылась, и вошел Игорь Сергеевич Петров. Он увидел их и замер на пороге. Его взгляд скользнул по Анне, и он едва заметно кивнул, не зная, что сказать. Вид у него был усталый и натянутый.
— Ну что, коллеги, собрались, — начала Татьяна Викторовна, ее голос звучал излишне бодро. — Давайте, как взрослые люди, попробуем разрешить эту… щекотливую ситуацию. Игорь Сергеевич, Анна Викторовна выразила претензии к качеству приема. В связи с публичным резонансом, считаю нужным разобраться здесь и сейчас. Екатерина Александровна любезно согласилась выступить модератором.
Все взгляды устремились на Екатерину. Она мягко улыбнулась. —Спасибо. Давайте договоримся о правилах. У нас нет цели найти виноватого или вынести выговор. Наша цель — услышать друг друга и найти решение, которое поможет и Семе, и в будущем предотвратит подобные ситуации. Игорь Сергеевич, я предлагаю начать вам. Не как врачу, а как человеку. Что вы чувствовали в тот день на приеме?
Петров тяжело вздохнул. Он смотрел в стол, собираясь с мыслями. —Я чувствовал… давление, — начал он медленно, подбирая слова. — У меня был с утра сложный пациент, бумажная работа, звонки из страховой. Я видел, что случай — стандартный, вирусный. Я был уверен в своем диагнозе. И когда Анна Викторовна начала говорить про интернет, анализы… я воспринял это как неуважение к моей компетенции. Как попытку учить меня моей работе. Мое раздражение было непрофессиональным, я это признаю. Но оно было вызвано не ею лично, а… общей ситуацией. Вечной гонкой.
Он впервые посмотрел прямо на Анну. —Я не хотел вас обидеть. Я действительно считал, что нет повода для паники и дополнительных обследований.
Анна слушала, и её обида начала понемногу таять, сменяясь удивлением. Она не ожидала такой искренности. —А я чувствовала себя полной нулём, — выдохнула она, и голос её дрогнул. — Как назойливая муха, которую все хотят отмахнуть. Мне было неважно, кто прав — вы или интернет. Мне было важно, чтобы вы увидели мой страх. Услышали меня. Сказали бы: «Я понимаю, что вы напуганы, давайте вместе разберемся». А вместо этого я получила отворот поворота и ощущение, что я сошла с ума и сама придумала болезнь сыну.
— Вы не придумали, — тихо сказал Петров. — Я… я посмотрел сейчас историю болезни. Кашель действительно затяжной. Возможно, я был слишком категоричен.
— Возможно, — кивнула Екатерина. — Анна, а что бы вам было нужно от доктора в идеале? Не в смысле диагноза, а в смысле взаимодействия?
— Чтобы меня увидели, — сразу ответила Анна. — Не просто очередную мамашу с больным ребенком, а человека, который несет за него ответственность и который имеет право на вопросы и сомнения. Чтобы мне объяснили, почему не нужно то или иное обследование, а не просто отмахнулись. Чтобы дали четкий план: что делать сейчас, на что обращать внимание, когда бить тревогу по-настоящему.
— Игорь Сергеевич, а что вам нужно от пациентов? — повернулась к нему Екатерина.
— Доверия, — он выдохнул это слово, будто сняв с плеч тяжесть. — И… понимания. Понимания, что у меня в день тридцать таких же Семен, что есть регламент, что я физически не могу уделить каждому по часу. Что я тоже человек и могу ошибаться, но я делаю свою работу так, как могу, в этих условиях.
В комнате повисла тишина. Два монолога, наконец, услышанные друг другом, сложились в один диалог.
— Значит, проблема не в злом враче и не в истеричной мамаше, — резюмировала Екатерина. — Проблема в системе, которая сталкивает вас лбами, не оставляя времени на человеческое общение. Но мы не можем поменять систему за день. А что мы можем поменять прямо сейчас?
— Я могу дать направление на все необходимые анализы, — сказал Петров, обращаясь уже напрямую к Анне. — И к лору. Сегодня. И… я готов их с вами обсудить, когда будут результаты.
— А я… — Анна сглотнула. — Я могу отозвать жалобу. И написать, что мы… разобрались.
Татьяна Викторовна с облегчением выдохнула. —Я со своей стороны дам указание, чтобы в регистратуре при необходимости Семена записывали ко мне напрямую, в обход общих правил. Чтобы избежать очередей.
— Это хорошее решение, — поддержала Екатерина. — Но главное решение — это тот мост, который вы сейчас построили. Запомните этот разговор. Игорь Сергеевич, тридцать секунд, чтобы признать страх пациента, сэкономят вам десять минут оправданий и жалоб later. Анна, подготовленный список вопросов и краткость помогут вам получить больше ответов за те же двенадцать минут.
Они вышли из кабинета вместе. Непримиримые враги час назад, теперь они шли по коридору молча, но напряжение между ними сменилось awkward, настороженной готовностью к сотрудничеству.
— Я… я напишу свой номер телефона, — сказала Анна, останавливаясь. — С результатами анализов… если можно, сброшу вам в мессенджер. Чтобы не занимать время на приеме.
Петров кивнул, доставая телефон. —Да. Давайте так.
Он вбил её номер. Это был крошечный, но очень важный шаг. Шаг через пропасть непонимания, которую они оба помогли преодолеть.
Они разошлись в разные стороны. Конфликт не был исчерпан до конца. Обиды заживают медленнее, чем заключаются перемирия. Но первый, самый трудный диалог состоялся.
 

Часть 3: ВДОХ

Глава 7: Новые старые проблемы.

Кабинет №307 не изменился. Тот же мерцающий монитор, тот же скрип стула, тот же запах свежей бумаги из принтера. Игорь Сергеевич Петров чувствовал себя так, будто вернулся домой после путешествия в другую реальность. Реальность, где было время смотреть людям в глаза. Здесь его снова поглотил familiar хаос.
Время приема по-прежнему было ограничено двенадцатью минутами. Очередь в коридоре по-прежнему нервно копошилась. Системные уведомления о превышении лимита времени всплывали с завидной регулярностью. Ничего не поменялось. Кроме него самого.
Он ловил себя на том, что его рука сама тянется к мышке, чтобы вызвать следующего пациента, пока текущий еще говорит. Старая привычка, выжженная годами конвейера. Но теперь в голове у него звучал тихий, навязчивый голос Екатерины: «Первые тридцать секунд. Просто дайте им выговориться».
Первые попытки были мучительными. Он сидел и молча смотрел на маму, которая сбивчиво рассказывала о симптомах ребенка, и внутри у него всё сжималось от нетерпения. «Время! У меня нет на это времени!» — кричал внутренний голос. Но он заставлял себя молчать. Считать про себя. Раз, два, три… до тридцати.
И происходило странное. Часто за эти тридцать секунд пациент выдыхал главное, ту самую суть своей тревоги, которую раньше Петрову приходилось выуживать вопросами, тратя на это те же самые драгоценные минуты. «…и я очень боюсь, потому что у мужа была пневмония!» «…а вдруг это не вирус, а что-то посерьезнее?»
Он не всегда мог дать исчерпывающий ответ. Но он научился делать одно простое действие — кивать и говорить: «Я понимаю ваше беспокойство». Это занимало секунду. А потом он уже мог быстро провести осмотр и дать рекомендации. И люди уходили не с ощущением, что их отфутболили, а с чувством, что их если и не услышали до конца, то хотя бы увидели.
Он стал замечать их реакции. Раньше он видел только симптомы, теперь же он видел лица. Мимолетную благодарность в глазах молодой мамы, когда он не перебил ее. Скепсис пожилого человека, которого он попытался мягко переубедить. Свое собственное раздражение, которое теперь не вырывалось наружу грубостью, а оставалось внутри, превращаясь в тяжелый камень в желудке к концу дня.
Он не стал другим человеком. Он не превратился в эталон эмпатии из американского сериала. Он был тем же уставшим, загруженным доктором Петровым. Но он стал осознаннее. И это стоило ему колоссальных усилий. Каждый такой «правильный» прием выматывал больше, чем десять прежних. Это была настоящая работа над собой, и платил он за нее своей и без того скудной энергией.
Как-то раз к нему на прием записалась Анна с Семеном. Она пришла с результатами анализов. Они были идеальными. Никакого коклюша, никакой серьезной патологии не нашли. Просто особенность организма, затянувшаяся реакция на вирус.
Он посмотрел на нее и увидел не triumph на ее лице, а облегчение. —Ну вот, — сказал он, протягивая ей распечатку. — Можете быть спокойны. Я вам выпишу направление к физиотерапевту, может, массаж грудной клетки поможет окончательно разойтись.
— Спасибо, — ответила она. И в ее голосе не было прежней войны. Была усталость и принятие.
Они не стали друзьями. Между ними по-прежнему лежала пропасть того неприятного опыта. Но исчезла враждебность. Они стали просто врачом и пациентом, которые нашли способ сосуществовать в этой системе, не раня друг друга.
Вечером того дня Петров сидел в своем кабинете, заполняя журналы. Он был опустошен. Но впервые за долгое время его опустошенность была не горькой и циничной, а какой-то… чистой. Как у спортсмена после тяжелой, но честной тренировки.
Он достал телефон и открыл чат с Екатериной, которую она создала для участников тренинга. Он так и не написал там ни слова. Но сегодня он набрал короткое сообщение, глядя на темнеющее за окном небо: «Это работает. Но чертовски тяжело.»
Через минуту пришел ответ: «Потому что это и есть настоящая работа. Гордитесь собой. Выдержите.»
Он выключил компьютер и вышел из кабинета. Система не изменилась. Проблемы остались старыми. Но внутри него что-то переключилось. Он больше не был просто винтиком в механизме. Он стал тем, кто, даже будучи винтиком, пытался сделать так, чтобы механизм хоть чуть-чуть меньше больно бил по людям. И в этом был крошечный, но очень важный вдох. Вдох перед новым трудным днем.
 
 

Глава 8: Двенадцать минут и одна секунда.

Электронное табло в коридоре поликлиники мигнуло, сменив номер. «307. Петров И.С. 224». Сердце Анны привычно ёкнуло. Та же цифра. Тот же кабинет. Тот же маршрут от пластикового кресла до заветной двери.
Сёма, уже заметно окрепший и порозовевший, дергал ее за руку. —Мам, быстрее, я потом мультик хочу посмотреть! —Сейчас, солнышко, только к доктору.
Она сделала глубокий вдох, как перед прыжком в холодную воду. В руке она сжимала не телефон с огромным файлом, а небольшой листок. Всего три пункта. Самые важные. Остальное — по обстоятельствам.
Она вошла. Кабинет не изменился. Тот же запах, тот же мерцающий монитор. Доктор Петров поднял на нее взгляд. И тут произошло первое маленькое чудо. Он не сразу опустил глаза к клавиатуре. Он кивнул и произнес: —Анна Викторовна, здравствуйте. Сёма, проходи, присаживайся. Как самочувствие?
Это была не просто вежливость. В его голосе не было прежней усталой автоматичности. Была легкая, профессиональная приветливость. Всего одна фраза — но она сразу сняла остроту напряжения.
— Спасибо, в целом лучше, — начала Анна, садясь на край стула. — Кашель почти прошел, но остались вопросы по реабилитации. «И вот, — она протянула ему листок, — я записала, чтобы не забыть».
Петров взял листок, бегло пробежав по пунктам и положил его рядом с клавиатурой. —Хорошо. Давайте по порядку. Сначала я его послушаю, а потом пройдемся по вашим пунктам.
Осмотр прошел быстро и четко. Пока Петров слушал Сёму, Анна не нервно молчала, а воспользовалась паузой. —Доктор, пока вы слушаете, я бы хотела спросить про спорт. Когда уже можно вернуться в секцию? —Секция какая? — не отрываясь от фонендоскопа, уточнил он. —Плавание. —Еще неделю подождать, чтобы окончательно окреп. Потом можно, — он закончил осмотр и повернулся к ней. — Дышит чисто. Отлично. Теперь ваши вопросы.
Он взял ее листок и ткнул пальцем в первый пункт. —Бассейн — я уже ответил. Далее: «витамины». Никаких особых комплексов не нужно, просто разнообразное питание. Фрукты, овощи. И третий пункт: «анализ на иммуноглобулины» … — Он покачал головой. — Нет, показаний нет. Ребенок перенес вирус, теперь иммунитет будет к нему устойчив. Не нужно искать лишних проблем. Лучше на эти деньги купите ему тех же фруктов.
Раньше на этом месте Анна бы завелась. Потому что ей бы отказали, не объяснив. Сейчас он отказал, но объяснил почему. И его объяснение звучало логично.
— Хорошо, — кивнула она. — Спасибо, что разъяснили. —Если кашель возобновится или появятся другие симптомы — приходите. Но пока всё хорошо.
Он повернулся к компьютеру, чтобы закрыть карту. Их двенадцать минут истекли. Анна уже мысленно собиралась, чувствуя странную смесь облегчения и легкой грусти. Да, всё прошло вежливо и цивилизованно. Но того самого партнерства, о котором она мечтала, не случилось.
И тут Петров замер. Его рука зависла над мышкой. Он обернулся и посмотрел на нее. Не на экран, а на нее. —Анна Викторовна, — сказал он тише. — Как вам… тот сироп новый? Помог? Я просто для себя, уточнить.
Это была всего одна секунда. Одна секунда личного, человеческого интереса, выходящего за рамки формальностей. Не как врача к пациенту, а как одного человека, который участвовал в их истории, к другому.
Анна выдохнула и улыбнулась. —Да, спасибо. После него уже пошли улучшения. —Рад слышать, — он кивнул и снова стал серьезным доктором Петровым. — Выздоравливайте. Всего доброго.
Она вышла из кабинета, держа Сёму за руку. Она не получила всех ответов. Не все ее страхи были развеяны. Но она вышла с ощущением, что ее не оттолкнули. Выслушали. Отнеслись с уважением.
Она шла по коридору, и её взгляд упал на молодую маму, которая, нервно теребя телефон, готовилась к своему заходу. Анна поймала её взгляд и улыбнулась. —Не волнуйтесь, он… адекватный, — сказала она.
Та удивленно улыбнулась в ответ.
Система не изменилась. Тот же конвейер, те же уведомления о превышении лимита времени, те же двенадцать минут на прием. Чудо состояло не в этом.
Чудо состояло в том, что внутри этой системы нашлось место для одной лишней секунды. Секунды человеческого участия. И этой секунды иногда, бывало, достаточно, чтобы поход к врачу перестал быть маленькой войной и стал просто трудной, но необходимой частью жизни.
Анна вышла на улицу и вдохнула полной грудью. Было прохладно и свежо. Она посмотрела на Сёму, который уже что-то весело щебетала, и поняла, что главное — что они были услышаны. Не до конца, не так, как мечталось, но услышаны. И это был тот самый, крошечный, но такой важный вдох облегчения.
 
Эпилог:
Краткие монологи героев.
Анна: «Я все еще боюсь, но я знаю, что могу быть услышана».
Петров: «Я все так же устаю, но моя работа снова стала отдачей, а не борьбой». Екатерина: «Мы не изменим систему за день. Но мы можем менять себя».

Финал остается открытым, но с осторожным оптимизмом.
Это история вселяет надежду — что когда-нибудь система здравоохранения будет эффективной не только для отчетов, но и для людей. Для всех: и для тех, кто приходит за помощью, и для тех, кто её оказывает.
 
Но бывает и так, что подобное системное отношение уводит нас и в другую параллельную реальность, к сожалению, более частое русло
 

Параллельная реальность: «Просмотр» или «Осложнение»
 
Жанр: Психологическая драма, трагедия.
 
Логлайн: из-за формального приема у перегруженного врача обычная детская простуда оборачивается необратимой трагедией, заставляя мать искать правды в системе, где человеческая ошибка надежно защищена бюрократией и круговой порукой.
 
Главные герои:
· Игорь Сергеевич Петров: все тот же уставший, выгоревший врач. Но в этой реальности он не попадает на тренинг к Екатерине и не получает шанса на рефлексию. Его профессиональная деформация и цинизм достигают пика.
· Анна: все так же любящая и подготовленная мать, но на этот раз ее настойчивости и собранности недостает веса, чтобы пробить стену формализма.
· Семен: его болезнь развивается по самому негативному сценарию.
 
Краткое содержание:
История начинается идентично: Анна приводит Сёму с затяжным кашлем к доктору Петрову. Прием проходит так же: врач торопится, не слушает, отмахивается от ее тревог и «интернет-диагнозов». Он, не глядя на ребенка, ставит диагноз «остаточные явления ОРВИ» и отправляет домой «продолжать лечение». Направлений на анализы, вопреки просьбам Анны, не дает.
На этот раз история не получает публичного резонанса. Анна, подавленная и нерешительная, уступает. Она лечит Сёму так, как сказали.
Но через несколько дней состояние мальчика резко ухудшается. Поднимается высокая температура, кашель становится невыносимым. Вызванная скорая застает картину, требующую немедленной госпитализации. В больнице, после экстренных обследований, выявляется стремительно развившееся осложнение — бактериальный пневмоторакс (попадание воздуха в плевральную полость) или острая пневмония с деструкцией легочной ткани — состояние, напрямую угрожающее жизни.
Несмотря на все усилия реаниматологов, спасти Сёму не удается. Трагедия, которую можно было предотвратить своевременной диагностикой (тем самым рентгеном или анализом крови, в которых отказывал Петров), происходит.
 
Дальше …! — это уже не история болезни, а история горя и яростной, отчаянной борьбы Анны с системой. Потрясенная горем, она пытается добиться правды:
1. Официальная жалоба главврачу. В ответ — формальная отписка. Созданная внутренняя комиссия заключает, что «диагностика и лечение проводились в соответствии со стандартами на момент приема». Дело Петрова представляют как трагическую, но врачебную ошибку, не переходящую в халатность.
2. Обращение в «Лигу защиты пациентов» и Росздравнадзор. Запускается тяжелая, изматывающая бюрократическая машина. Экспертизы затягиваются на месяцы. Коллеги Петрова, хотя и в частных разговорах осуждая его поведение, публично занимают круговую оборону.
3. Суд. Это кульминация мучений Анны. Юристы больницы виртуозно доказывают, что на первом приеме не было объективных данных для подозрения на столь серьезное осложнение. Они ссылаются на те самые 12 минут, стандарты и протоколы. Суд, хоть и с сочувствием к Анне, признает отсутствие в действиях Петрова прямого состава преступления. Его вина — лишь в «недостаточном уровне коммуникации», что не является уголовно наказуемым.
 
Эпилог. Два сломленных человека, так и не нашедших правды.
· Анна опустошена. Она проиграла. Система защитила себя. Справедливости нет. Ее жизнь разделена на «до» и «после».
· Доктор Петров. Он не уволен. Он проходит проверки, получает выговор, но продолжает работать. Однако случившееся ломает и его. Но не раскаянием, а параноидальным страхом. Он теперь не просто формален — он патологически перестраховывается, назначая кучу ненужных анализов каждому второму пациенту, порождая новые очереди и неразбериху. Он превратился из выгоревшего циника в запуганного, неэффективного специалиста. Система сломала его по-своему.
 
Финал: Анна стоит у закрытой двери кабинета №307. Она не заходит. Она просто смотрит на нее. Эта дверь забрала у нее самое дорогое. И никто не понес за это ответственности.
О чем это «параллельная реальность»: Это жесткий и беспощадный взгляд на обратную сторону проблемы. О том, что цена формального отношения, выгорания и коммуникативной пропасти измеряется не только недовольством, но и человеческими жизнями. О том, как система, созданная для спасения, может становиться машиной по уничтожению — и не только пациентов, но и самих врачей, — и оставаться при этом безнаказанной. Это история-предупреждение о том, к чему приводит игнорирование человеческого фактора в медицине.