Умереть за шахматной доской что ли?

Ну вот, наконец-то выдалась минутка, рассказать о самом главном.
Мне всегда было интересно понять, почему шахматист умирает за шахматной доской, возможно в момент обдумывания очередного хода.
Не буду скромничать. Вот я практически при смерти продолжаю играть трёхминутки с виртуальными партнерами. Слава Богу, они о моём состоянии не догадываются. Режутся в полную силу.
Рейтинг у меня на разных ресурсах разный. Например, на «самара-чесс» 1450, на «чессфилд» 1530, на «личесс орг» 2000 в пуле и 2100 в блице, а в пятиминутках 2200.
И пусть далеко не все партии на супер уровне, но ведь чудо уже вообще, что в мои 72 года, 8 месяцев и 20 дней я всё ещё двигаю фигурки.
Но в чем тут смысл?
Лучшие свои ходы я уже сделал 50 лет назад.
Открытия свои совершил сорок лет назад.
Модульную школу родил сорок семь лет назал.
Плёночные города придумал в семнадцать лет.
Лучшие песни уже написал.
Лучшие сказки уже рассказал.
Чем ещё заниматься старому генератору идей, разработчику универсалу?
Нет-нет! Я не иссяк!
Вот ведь родил же Русского коня!
А лето-то мне уже было семьдесят!!
И в семьдесят один родил новый каскад песен.
Понемногу.  Потихоньку. Нет-нет, да и…
И всё же…
В это трудно поверить, но о смерти иногда мы – старые – задумываемся.
Моя проблема в том, что о смерти я задумывался с первых секунд своей жизни, и, что греха таить, задолго до появления на свет.
Первый раз в меня конвоир целился еще в не родившегося. И выстрелил.
Пуля по касательной прошла, слегка царапнув живот мамы, и насквозь прошила ее бедро. Так что было о чём размышлять у утробе. Еще не родился, а уже расстреливают! Что же будет, когда рожусь?
Увы! Предварительным расстрелом дело отнюдь не ограничилось. Всё только-только начиналось!
Не буду утомлять читателя песней о том, как я был белой розой на мёртвом холодном окне, как весил килограмм через два месяца и как конвоир пытался спрятать меня в сугробе, чтобы не мучался. Все это и многое другое описано в других главах моей весёлой автобиографии.
Перейдем к сути предложенной темы.
Как умирают диабетики?
По схеме сначала слепота, потом гангрена ног.
Можно и наоборот.
Сначала гангрена ног, а потом еще и слепота.
Это не теории. Это холодный обзор массвых практик.
Без ненужных подробностей.
Я всю жизнь ходил и бегал своими ногами.
Я всю жизнь смотрел на мир своими глазами.
Каково мне будет умирать без ног и без глаз?
Конечно это для меня лично будет просто ад.
Я льщу себя надеждой, что сердце не выдержит и само остановится, когда я ослепну.
Я надеюсь. что израненное сердце не выдержит наркоза при ампутации гангренозных конечностей.
В общем как-то так.
Есть еще небольшая надежда, что на голову упадет кирпич, или на меня наедет «Камаз» с картошкой. Или без картошки.
Есть конечно масса иных вариантов. Но мои родные умирали не так.
Бабушка и тётя умерли от инсульта. Дядю Мишу и Жорика убили ударами молотка по голове. Мама умерла во сне. Прилегла утром и не проснулась. Остановилось измученное инфарктами сердце. У моего сердца инфарктов тоже набралось малёха. Два или три кроме первого обширного.
То есть небольшая надежда есть.
Так что игра в таких обстоятельствах – это увеличение шансов на отказ сердца в условиях избыточного волнения за доской. Гуманный конец.
Всё же приятней, чем жить слепым и без ног. Скромное последнее желание смертного.
А ведь я мечтал умереть на дорожке!

Так!
Это самый прекрасный
Сон!
Сердце взорвано болью
Шаг!
Умирающий, страстный!
Гонг
Настигает нас в поле*!
Гонг!
Гонг!
Гонг!

*«В поле» это у георфизиков термин – значит где-то там, в лесу, на точке измерений… на природе… не в камере кабинета (камералка).