Потому что с оливье

Когда становится грустно и  печально без особенных причин,
когда  жизнь кажется унылой и беспросветной, суетной какой-то и бесконечно бестолковой — вспомни о чем-нибудь  приятном.

Нежном, милом, вдохновенном.
Связанном с  почти детской, искрящейся такой радостью и  надеждой  на  что-то бесконечно волшебное и невозможно счастливое.

О чем бы таком....  о чем  бы...

Куда ни ткнешь -  к любому приятному быстренько примазывается  что-нибудь  пакостное.

К вину-  похмелье.
К любви — измены.
К деньгам- их вечная недостаточность.

Парфюмы стоимостью с кабриолет лупят битыми нотами.
Певцы   на улице- фальшивыми.

Улыбки людей оказываются рабочими. Чисто для протоколу.

Даже котики  на тебя смотрят  свысока,  горделиво сидя  за невидимыми стеклами окон, вымытых до скрипа к празднику. Я уже не говорю о собачках,  надменно вышагивающих  рядом с хозяевами, одетыми  подозрительно скромно и несущими свои холеные выбритые лица  подозрительно чопорно. Чувствуешь себя смердом.

Лизочка неторопливо  ступала по  бесконечной мостовой, выложенной крупными камнями,  оглядывая  пространство вокруг задумчивым, туманным взглядом.

Чисто, тихо,  красиво.
Линии четкие,безошибочные.  Цвета приглушенные,  не раздражающие.

Мостовая чистейшая, домики с покатыми крышами.
Редкие прохожие. Один-два в поле зрения. Неслышно появятся из тумана,  тенью проскользят  мимо, словно в параллельной  плоскости,  даже аурой не заденут.

Все спокойно, надежно, предсказуемо.

Все  выверено, разлинеено, отполировано. Все на своих местах, в лучших ракурсах и самых гармоничных сочетаниях.

Отчего ж тошно-то так?!

Отчего-отчего — подкинула память — как-будто причин нет.

Лизочка жила здесь уже  много лет. Сразу после выпускного родители переехали, там — никаких перспектив,  нищета, беспросветность. Здесь — чистота,  упорядоченная жизнь, понятное будущее.

Мостовая бесконечная,  Сена  молчаливая. Шелестит рядом, ластится к берегам, словно хочет прильнуть доверчиво.  Словно  хочет стать собеседницей ненадолго, словно слушает Лизочкины мысли. Не перебивает.

Ну и?

Родителей нет давно.
Муж вот ушел. Вырос большой, завел еще пару жен. Не все оказались рады. Лизочка, например, была против. Да кто ее слушает, если те  все — за?
Дети выросли,  разъехались. Подруги-друзья такие все... неблизкие. Все- замечательные. Но ни  одного — задушевного.

Ну и?

Жизнь, как оказалось, та еще задачка, независимо  от адреса  проживания. И не взирая на  нюансы географии,  ее надо заполнять чем-то.

Шаги гулкие, медленные,  дома  вдоль  Сены  витиеватые такие, нахохленные. Стоят, провожают тебя безмолвными, замершими  окнами. Словно наблюдая – не выкинешь ли ты сейчас что-нибудь эдакое. Они что только не видали на своем веку. Сможешь ли удивить ты?

А ведь праздник завтра.
Сегодня.
Хотя  для них  и не очень праздник.

Лизочка взглянула на окна. Кое-где еще стояли  рождественские горки свечей, а кое-где уже и нет. 31 января.  Рождество уже отзвенело.  Остались одни отголоски. Так, обычный последний день года.

Ну... правда, обычный. Она взглянула на сухое серое небо: ни намека на снежинки.

Спасибо еще еловые ветки кое-где. А то бы и не догадаться.

А где-то  далеко — это  самый классный день года. 

Какие-то феерические посиделки, толпы гостей, народ до последнего на улице. Кто гуляет уже,  кто еще, кто домой торопится. Елки  всех мастей в полный рост, запах предвкушения и  таинства.

Все друг друга поздравляют, смеются,  все знают: как встретил новый год, так его и проведешь.

Лизочка всхлипнула. Посмотрела на часы.
Что-то как -то... бесперспективно...

Она остановилась, развернулась  к реке. Сена  плыла перед ее взором бесконечным, темным полотном.

Когда становится грустно и печально под Новый год, что может вернуть нам ощущение праздника?  Ну, если без толп гостей?
Запах хвои?  Шарики, купленные еще мамой, помнящие запах ее рук и твой собственный детский смех, звенящий в памяти?

Лизочка шмыгнула носом. Потом еще. Воспоминания подбрасывали  запахи.

Сквозь хвою рвалось еще что-то.
Знакомое такое. Простое и  запутанное в одно и то же время. Замаскированное  под  хитрое, но такое, свое, родное. Немножко пряное, немножко  с кислинкой.

Лиза закрыла глаза. Сразу же  сглотнула, как есть захотелось. Вспомнила этот забавный вкус — все мелкое, непонятное,  крошечные кусочки,  наперегонки, мягкие с упругими, круглые с квадратными, некоторые проскакивают неопознанными. 

Облизала губы жадно.  Поводила глазами в поисках магазинов. Какие магазины? Почти центр Парижа. Вон, Эйфелева башня  светится, не хуже елки.

Поздний вечер.
Новый год через два часа.

-Картошка, морковка, горошек...  - Печаль подалась  назад, не в силах   бороться с внезапным озарением. Лиза судорожно  стала вспоминать, что там   из необходимого    завалялось  в холодильнике.
-...майонез, яйца... огурец... огурец... и свежий, и  маринованный! - чуть не с криком «эврика»    встрепенулась она, хваля себя за хозяйственность и запасливость.

-Пусть они как хотят, —  окидывала Лиза  торжествующим взглядом  и  элегантные дома, и   редких людей  с одинаково вежливым выражением лиц, — а у меня будет  оливье!

Шаги ускорялись,   радостно летя в сторону дома:
 - Назло всем, — стрельнула она   хитро в сторону Эйфелевой башни, мигающей изо всех сил. -  И Новый Год.  Настоящий. Потому что с оливье!