В звёздной глубине

Памяти экипажа АПРК "КУРСК"

***

 г. Москва. Август, 2018 год.

Вторую неделю раскаленная Москва испытывала людей на прочность. В безветренных городских дворах, словно бульон в огромных каменных чашах, стоял горячий августовский воздух. Евдокия Альбертовна не любила жару. Во-первых, начинала раскалываться голова, зашкаливало давление и обязательный аптечный арсенал расширялся ещё одной горстью пилюль. Во-вторых, обнулялось главное развлечение – ежедневные «новостные» посиделки на скамейке у подъезда. По сути, они являлись не столько возможностью обсудить жизнь соседей или попенять «разным там депутатам» на пробелы в политическом управлении страной, сколько служили мощным аккумулятором, подпитывающим внутреннюю энергию её семидесятилетнего организма.
За минувшие несколько дней эта энергия почти иссякла – все приятельницы, словно сонные мыши, засели под кондиционерами в своих норах. Слабой альтернативой живой подпитки новостями служил наблюдательный пункт у кухонного окна. Впрочем, жизнь по ту сторону стекла начиналась с приходом сумерек, когда столбик термометра снижал лихорадочный градус. Но в это время по телевизору начинался любимый сериал - дилемма между вялотекущей дворовой действительностью и интригующей киношной историей решалась в пользу последней.
Совсем уж было загрустившая Евдокия Альбертовна ожила, когда два дня назад во двор въехала старенькая иномарка, на крыше которой лежала складная лестница. Интерес начал возрастать, когда, легковушка припарковалась у соседнего дома. С наблюдательного пункта удалось рассмотреть, как двое мужчин разгружали багажник. На асфальте оказались пара пластиковых канистр, валики на длинных ручках и какие-то пакеты.  Их предназначение, как и цель визита незнакомцев, прояснялись постепенно.
«Наконец-то, администрация раскачалась… Взялись-таки за ремонт. А то, как деньги драть с людей – так только раскошеливайся. А как дело делать, так не дождешься», - отхлебнув из полосатой чашки зеленый чай (в жару, как говорится, «то, что доктор прописал») подумала пожилая женщина, наблюдая, как приезжие шустро «облагораживают» торец дома напротив.  Сердце радовалось, глядя на то, как старательно молодые люди металлическими щетками зачищают участок стены (могут же, когда хотят!). Позже в ход пошли валики.   
Этапы и качество проводимых работ отслеживать и оценивать помогал бинокль. Евдокия Альбертовна даже смогла рассмотреть лица работников, когда в перерывах те снимали очки и респираторы, чтобы попить воды из пластиковой бутылки. Она отметила - маляры молоденькие, на забулдыг не похожи, а значит, есть надежда, что стены покрасят качественно. Интересно, в какой цвет? И будет ли этот цвет одинаковый для всех домов?
Но первый день наблюдений так и не дал ответа на эти вопросы.  После пары часов работы парни загрузили в машину свой инструментарий, пристегнули к верхнему багажнику стремянку и уехали, оставив сохнуть белую, как загрунтованный холст у художника, стену. В душу начало вползать беспокойство. Но свой звонок в «управляшку» по поводу безобразной белой заплатки на голубой стене женщина решила отложить до завтра. 
Утром, «до того, как начнется пекло», Евдокия Альбертовна вышла в магазин. Большое белое пятно, словно приклеенное к фасаду дома, приковывало взгляд. Вспомнился процедурный кабинет поликлиники, куда всех медсестер взяли, видимо, «по недобору». Эти криворукие пигалицы совершенно не умели колоть вены, зато были специалистами в части изматывания нервов пожилым женщинам.  А теперь вот изматыватели нервов орудуют под самым носом. Мало того, что заплатками все дороги утыканы, так теперь еще и наши стены будут украшать!
Закипавшее негодование немного остыло в прохладе торгового зала. Внимание переключилось на изучение «возраста» бутылок молока, пачек масла, степени свежести батонов и внимательного подсчета сдачи (глаз, да глаз!). На обратном пути еще издали зоркий женский глаз заметил – бригада маляров вновь на исходной позиции.  Евдокия Альбертовна немного изменила траекторию движения к родному подъезду, чтобы лично оценить обстановку. На тротуаре стояло несколько картонных коробок с разноцветными баллончиками.  Один из парней что-то увлеченно говорил второму, в одной руке держа листок с рисунком, а другой указывая на разные участки стены.

- Молодые люди, вы чем тут занимаетесь? – парни резко обернулись на неожиданно возникшую за спиной женщину. Из-под полей соломенной шляпы оценивающе скользнул по каждому строгий взгляд. 

- Украшаем мир, - приподняв солнцезащитные очки улыбнулся ей тот, что держал листок.

- Очень сомнительное украшение, - многозначительно кивнула в сторону частично окрашенного фасада женщина.

— Это подготовительный этап, - явно не желая продолжать разговор, второй маляр передвинул в тень картонную коробку, в которой, как успела заметить Евдокия Альбертовна, стояли баллончики с разноцветными крышками.

Парень с листком с каким-то мечтательно-задумчивым видом продолжал смотреть на стену, словно рассматривая на высохшей грунтовке таинственный рисунок.

- Так что по поводу окончания покраски? Когда до нас очередь дойдет? – махнув свободной от сумки рукой по направлению к своему подъезду поинтересовалась женщина. – А то такими-то темпами до зимы можно чухаться. У нас любят стены в дождь красить да асфальт в снег укладывать.
- Ну, по асфальту мы не специалисты, а здесь работу скоро закончим, - убирая сложенный листок в накладной карман легких бриджей, ответил молодой человек. – Считайте, среди однотипных дворов ваш теперь приобретет свое лицо. И, словно предупреждая следующий вопрос дамы в соломенной панаме, добавил: появится своя «изюминка».

Дома все размышления пожилой женщины по поводу изюма, дворовых лиц и работы местной управляющей компании в целом, были прерваны цифрами, которые выдал электронный измеритель давления. Еще в магазине она почувствовала легкое головокружение, усугубившееся пульсирующей болью в висках. В другой раз, конечно же, «этим работничкам» не удалось бы увильнуть от прямых ответов на вопросы, но, но тревожные симптомы заставили отложить дальнейшие расспросы.  Под умиротворяющее жужжание вентилятора Евдокия Альбертовна уложила свое грузное тело на диван позволив расслабленному организму полноценно отдаться воздействию «тяжелой артиллерии», применяемой в случае гипертонической атаки.    
Вынырнуть из сонного, казалось, недолгого забытья заставила жажда. Круглый настенный циферблат убедительно показывал – отдых растянулся на несколько часов. Голова уже не болела, но чувствовалась слабость.  Придя на кухню, она достала из холодильника бутылку минеральной воды и выглянула в окно. Со стены дома напротив на нее смотрело девичье лицо.  Длинные, словно растрепанные ветром локоны, голые плечи… Часть изображения, будто в новенькой детской раскраске, была обозначена контуром. Тогда как другая уже оживала в цвете.
 
***
 


 - Наверное, точно так же ощущают себя пельмени в кастрюле, - обтирая краем футболки шею, буркнул Илья.
– Вот им сейчас и то, наверное, легче, - кивнул он в сторону стоящих в тени красок.
- Настоящее искусство, Илюха, всегда рождается через страдание, - засмеялся его напарник. – Погодные капризы – не главный риск уличного творчества. Согласись.
- Да уж, Артур… - многозначительно буркнул молодой художник, выбирая из коробки баллончик с нужным оттенком.
Сегодня они начали работу ранним утром, когда солнце еще не превратило город в духовой шкаф. Минувший день прошёл без суеты. Да и сегодня, когда эскиз будущей картины уже лёг на подготовленную поверхность стены, особого интереса у жителей это не вызвало. Во всяком случае внешне его практически никто не проявлял.  Проходившие мимо люди то и дело бросали заинтересованные взгляды на рисующих парней, но вопросами особо никто не донимал.  Кроме женщины, интересовавшейся программой капремонта (ох, уж эти активные бабушки!) и подростка, минут пятнадцать расспрашивающего об аэрозольных красках – где лучше покупать, какие дольше держатся и что сложнее рисовать «баллончиками» – людей или животных?   Пришлось этому юному поклоннику настенной живописи прочитать целую мини-лекцию. Как знать, может быть, через пару лет он составит достойную конкуренцию на одном из фестивалей стрит-арта.
- Запомни главное: краски – это возможность высказаться. А не просто наследить, - отставляя в сторону опустевший баллончик, обратился к юному собеседнику Илья. 
- И твое высказывание должно заставить думать. Или остаться в сердце. Хотя бы одного человека, - похлопал парнишку по плечу Артур.
Тандем двух молодых профессионалов граффити – Артура и Ильи,  сложился несколько лет назад, когда на одной из творческих тусовок Ярославля два приятеля решили объединить усилия. С каждым новым заказом, расширяя географию работ, их дуэт становился все более востребованным. Слава шагнула далеко за пределы родного города. Решив перебраться в златоглавую, они с лёгкостью влились в сообщество московских мастеров стрит-арта.
 

- Парни, вы что тут делаете? – двое полицейских словно материализовались из марева над раскаленным асфальтом.
- Рисуем… - немного растерявшись ответил на этот почти риторический вопрос Артур.
Стражи порядка неторопливо, с интересом рассматривали уже почти наполовину расцвеченный рисунок. Со стены с загадочной полуулыбкой на них смотрела девушка, прижимая к груди букет ромашек.
- Ну, если рисуете, значит, поехали, - оторвав взгляд от портрета, без особых эмоций сказал высокий сержант. 
– И причиндалы все свои загружайте, - сняв форменную бейсболку и вытирая ладонью потный лоб кивнул в сторону неподалеку стоящего белого патрульного УАЗика белобрысый лейтенант.
 У капитана Савельева день не задался с утра. По дороге на службу ухитрился поймать колесом саморез, подло поджидавший его синий «Опель» практически у самого отделения полиции.  Досадная неприятность обнаружилась не сразу, а на перекуре, когда молодой прапорщик Колька Растеряев, проходя мимо стоящего в тени «курительной беседки» Савельева, сообщил:
- Николай Петрович, у Вас там колесо спустило. Видели?
Спущенное колесо проблема решаемая. Но настроение, и так подпорченное после «разбора полетов» на утренней летучке, испортилось окончательно.  Да ещё кондиционер в кабинете сломался. Хорошо, не увёз на дачу старенький вентилятор, с прошлого года пылившийся на шкафу.
- Товарищ капитан! Мы стрит-артистов доставили! Заводить? – В дверях появился Денис, которого в отделении шутя прозвали «конопатый». Сейчас мальчишеские веснушки были практически не заметны на распаренной московской жарой лейтенантской физиономии.
- Каких артистов?
-Ну, этих… вандалов, - пояснил лейтенант. – Которые стены разрисовывают граффити. Сигнал от гражданки одной поступил.
- Ну, заводи своих вандалов, - буркнул участковый, наполняя водой из кулера пластиковый стакан. 
Вандалами оказались два молодых парня в измазанных краской футболках. Со спокойным, каким-то даже слегка отрешенным видом они, следуя жесту полицейского, сели на стулья, стоящие у стены. 
Сержант – напарник конопатого Дениски, одну за другой занес в кабинет две картонные коробки. На вопросительный взгляд капитана пояснил:
- Вещдоки. Баллончики с красками.
Выпив воду, капитан поставил стакан на письменный стол, и, разбудив монитор компьютера щелчком мышки, посмотрел на лейтенанта.
- Докладывай.
- В ходе патрулирования в пятнадцать часов по Московскому времени нам с сержантом Пивоваровым передали сигнал, поступивший от гражданки (лейтенант немного задумался, вспоминая фамилию) Козловой, проживающей по адресу …

Вникая в детали поступившего от неравнодушной гражданки сигнала, капитан рассматривал доставленных нарушителей общественного спокойствия. Один отрешенно смотрел в сторону зарешёченного с наружной стороны окна, словно происходящее совершенно его не касалось. Волнение выдавали лишь измазанные краской руки, в которых он комкал синюю бандану. Второй с легкой иронией смотрел на докладывающего постового.
Отпустив патрульных, после сбора информации о ФИО, годах и месте рождения и прочих необходимых для уточнения личности данных, Савельев начал разговор с «вандалами». 

— Значит, никаких официальных согласований по поводу нанесения рисунка на фасад дома, у вас нет?
- Нет, - подтвердил парень с банданой, которого звали Илья.
- Ну, вы же опытные ребята, как я понял… Знаете, что для нанесения граффити необходимо пройти процедуру согласования, собрать определенный пакет документов. И всё! Твори сколько душе угодно!
Вентилятор на столе участкового с монотонным жужжанием разгонял прохладный воздух.
- Понимаете, в этот раз у нас не было времени на согласование, - Артур, так звали второго художника, посмотрел в глаза Савельеву. – Это был подарок. Подарок любимой девушке. Понимаете? Рисунок на стене нам заказал друг. Завтра у неё День рождения и утром, вернувшись в Москву из отпуска, она должна была увидеть на стене свой портрет.
- Вообще, странный у нас народ, - продолжил Илья. – Совершенно безэмоциональный двор приобретает уникальность, можно сказать – своё лицо. Радоваться надо. А не жаловаться.
- Кстати, - оживился капитан, – Вы можете показать мне это «лицо»? Хотелось бы иметь представление о том, как выглядит девушка, ради которой затрачено столько творческих сил.
 - И нервов, - буркнул Артур, доставая из накладного кармана бриджей сложенный листок. – Вот. Это эскиз.

Расправив рисунок на письменном столе, участковый внимательно рассматривал изображение. Словно о чем-то вспомнив, вдруг взял мобильник и начал «листать» экран.  Встав из-за стола, подошёл к художникам, показывая дисплей телефона. С фотографии смотрел Сергей Бодров-младший. Кадр огромного стрит-арта на стене пятиэтажки был сделан издали, но с этого ракурса хорошо ощущалась вся масштабность изображения.
Артур и Илья удивлённо переглянулись.

- Ваша работа? – Савельев улыбнулся. – Я смотрю, вроде как фамилии ваши знакомы. Никак не мог вспомнить, в каком протоколе встречались. А потом посмотрел на рисунок и вспомнил – в сюжете по новостям слышал! Это же вы Данилу Багрова из «Брата» нарисовали! Я потом специально поехал посмотреть.  - И, вздохнув, добавил:
 - Крутой фильм. Сейчас таких не снимают.
Полицейский снова сел за стол. В кабинете повисла тишина. Только сейчас Артур почувствовал дикий голод. Вспомнил - с самого утра у них маковой росинки во рту не было. Днём даже думать о еде не хотелось, а сейчас хотя бы стаканчик горячего чайку…
- Ну, значит так, - прервал тишину капитан. – Вижу – ребята вы нормальные. Но отпустить вас, при всём моем уважении, «просто так» не могу. Поэтому штрафану за хулиганство.
Взглянув на часы, Илья облегченно выдохнул. Появилась надежда до завтра все-таки закончить портрет именинницы.
- Что касается вещдоков, - Савельев показал на коробки с красками, - То отдать их я тоже не могу.
У Артура противно засосало под ложечкой.
- Но… - снова встав из-за стола многозначительно изрек офицер, - И здесь можно найти компромисс.
Открыв одну из коробок, он достал баллончик с ярко-желтым «воротничком» под прозрачной пластиковой крышкой.
- Забирайте те цвета, которые нужны, чтобы закончить работу. Остальные останутся здесь, - словно взвесив на ладони, капитан вернул краску на место.
Примерно двадцать минут ушло на то, чтобы оформить протокол и отсортировать все то, что могло предотвратить еще два часа назад казавшуюся неотвратимой, катастрофу. Савельев даже пожертвовал остатками широкого скотча, чтобы парни смастерили что-то наподобие двух ручек по краям коробки («теперь точно до такси дотащите»).
- В чём сила, брат? – тихий голос заставил художников, уже выходивших из кабинета, остановиться на пороге.
Илья свободной рукой придержал полуоткрытую дверь.
- Я думаю – в правде, - так же тихо ответил Артур. – У кого правда, тот и сильней.
Кивнув, капитан улыбнулся.

***

Говорят, если, проснувшись утром, взглянуть на окно, сон сразу забудется. Свет вытеснит из тёмных закоулков памяти явившиеся образы и подробности ночных иллюзий, оставляя иногда лишь послевкусие, радостью разливающееся в сердце или, напротив, оседающее в душе тяжелым предчувствием.
Артур не спешил открывать глаза. Словно пытаясь поймать за хвост ускользающего воздушного змея, снова и снова прокручивал в голове бледнеющие кадры ночного «кино». В детстве по утрам не редко приходилось прилагать усилия, чтобы растормошить его, вот так же досматривающего сны. Он жутко злился, когда мама, исчерпав все аргументы, откидывала край одеяла и начинала щекотать пятки.  Родители перестали считать желание поваляться в кровати проявлением лени и недисциплинированности, когда пойманные в ловушку памяти красочные сюжеты сын начал всё чаще переносить на бумагу. Понимая, что талант требует огранки, юного живописца отдали в художественную школу. Уже на выпускном отец пошутил: «Свой путь в искусство ты начал во сне». «Ну, прям Сальвадор Дали», - засмеялся он в ответ.

Сегодня снилось шоссе - несколько полос, забитых едва ползущими в огромных пробках автомобилями. Неожиданно из-под педали газа, словно из пробитого деревянного днища вёсельной лодки, в салон потекла вода. Без испуга и паники Артур спокойно наблюдал, как заливает ступни, колени. Когда уровень поднялся до уровня подбородка, всё пропало - и вода, и машины. Он стоял посреди огромной пустой автострады в плотной, почти физически ощутимой, тишине. Вдруг, по дорожному полотну, словно по водной глади, пошло волнение. Огромным чёрным китом, на глазах застывшего в удивлении Артура, над пульсирующей поверхностью эстакады поднимался атомоход…

Образ подводного корабля не отпускал его с того самого дня, когда, проезжая по Ленинградскому шоссе, недалеко от Химок он увидел несколько заброшенных стоек моста. Видимо, когда-то на этом загруженном участке планировалось строительство транспортной развязки, но «не срослось». Так и остались серые опоры, установленные на поросшем травой островке между полосами движения, молча свидетельствовать о человеческой бесхозяйственности.

Традиционная для этого участка пробка позволила внимательно рассмотреть ближайшую к дороге колонну. Серая бетонная опора, установленная на каменной плите, сразу приглянулась, как креативная локация для граффити. И неожиданно для него самого в голове практически в буквальном смысле начал всплывать образ - рубка подводной лодки, показавшаяся над водой.

После приключения в ментовке образ подлодки начал растворяться в решении атаковавших осиным роем мелких проблем. В том числе финансовых.  Пополнение запасов красок, вместо оставленных на полках с вещдоками «заложников», почивший в бозе старенький холодильник, чье сердце остановилось под натиском жары – непредвиденные расходы словно картечь пробили брешь в, казалось бы, чётко спланированном на месяц бюджете.
Но сегодняшний сон снова вернул его в знакомое состояние, когда где-то в глубине души, словно просыпающийся в берлоге медведь, начинает ворочаться творческая одержимость. Казалось, кто-то там, наверху, подает знаки о том, что нельзя дать погаснуть искре вдохновения, мелькнувшей тогда, на Ленинградке.
Пожарив яичницу и залив кипятком щедрую порцию растворимого кофе, Артур принес на кухню ноутбук. Чтобы развить засевшую в сознании идею до эскиза, начал шерстить интернет, стараясь восполнить пробелы, а, вернее полное отсутствие военно-морских знаний.  Почти автоматически в поисковой строке к запросу «подводная лодка» добавил название текущего месяца – август. Взгляд побежал по заголовкам выстроившихся на экране монитора ссылок. И время остановилось… Про остывший завтрак вспомнил, только закрыв крышку компьютера. Теперь он чётко понимал зачем вернётся на северную окраину Москвы.

- Какая лодка? Что за срочность? –  динамик телефона передал лёгкое недовольство в голосе Ильи. 
- «Курск».  Сегодня 18 лет как он погиб, - Артур немного помолчал. – Я тогда в десятый класс перешёл. Хорошо помню – весь Ярославль ждал новостей. Да что там, вся страна ждала. Чуда ждали.   Я сегодня все утро в интернете просидел. Сначала изображение лодки изучал – для эскиза. Потом читать начал. И, как тогда, снова – ком в горле. Парни с фотографий смотрят. Словно живые. У нас в городе один из подводников похоронен – старлей Максим Рванин. Правда, он вырос-то в Архангельске. Под Ярославлем дед с бабкой жили.   Пацан совсем. Даже девушки не было. Вот я сейчас уже почти на 10 лет его старше.  Нашел статью, где дед о нём рассказывает. Кстати, он генералом был – при СССР ярославское управление КГБ возглавлял. Александр Разживин, наверняка, слышал фамилию?   

— Это тот, который почётный житель? – отозвался на другом конце трубки Илья.
- Он самый. Кстати, после 6 лет после гибели внука, дочку похоронил. Не смогла мать смерть сына пережить… Знаешь, Илюха, я ни фига не сентиментальный романтик, но, когда прочитал, что за светлый характер и доброту его все называли «солнечный мальчик», внутри что-то щёлкнуло. Я смотрел и смотрел на фотографии экипажа, думал – почему?! Почему все они, эти солнечные парни, приняли смерть? Почему до сих пор никто ничего толком не может сказать об этой трагедии?
- Военные. Дело такое. У них всегда все секретно, - понимая всю неубедительность аргумента ответил на риторический вопрос голос в телефоне.
- А ведь все мы, по сути, экипаж одной подводной лодки. Плывём по жизни и не знаем, насколько близко к нам подобралась смерть. В любой момент может что-то случится, и мы будем бессильны перед её лицом. Как были бессильны, например, ребята из ярославского «Локомотива», отправляясь в свой последний полёт.  А «Норд-Ост», «Зимняя вишня»?  Кто-то скажет – судьба. А может быть наше бессилие - в халатности? Или зашкаливающем пофигизме? Научимся ли мы, наконец, быть хотя бы на шаг впереди, чтобы перестали гибнуть «солнечные» мальчики и девочки? Я хочу заставить людей хоть на минуту задуматься над этими вопросами. Хотя бы на то мгновение, когда они будут смотреть на рубку «Курска» из окна своей машины.
-  Не арт-объект, а целый философский трактат получится, - пошутил напарник. -  Я так понимаю, спрашивать про какие-либо официальные согласования, смысла нет. Ты хоть узнал, чья это территория?
Артур коротко ругнулся.
- Некогда узнавать.
- Ну, смотри, в этот раз в полиции может не оказаться поклонников нашего творчества, - предупредил Илья. – В лучшем случае через пару дней закрасят, и вся работа будет насмарку.
- Да пофиг. Я все прикинул. Там детальная проработка не нужна, работы часа на два-три. В основном – валик. Ну, и герб, буквы - по трафаретам. Я их уже сделал. С автовышкой тоже договорился. Предлагаю начать часиков в семь, как раз жара спадёт.
- Слушай… Мне, вот прям кровь из носа, нужно будет к восьми освободиться.
- Ну, ок! - согласился Артур. – Справлюсь. На начальном этапе помощь тоже не помешает. Я за тобой заеду.

Приступить, а вернее подъехать, к начальному этапу оказалось совсем не просто. Покрытый травой участок, на котором монументально возвышались стойки так и не появившейся здесь эстакады, был похож на зеленый островок на месте слияния двух русел асфальтовой реки.    
Эта северная окраина только начинала обрастать новостройками, размывая границу между столицей и пригородом. Каменные джунгли еще не загородили горизонт, а вдоль дороги то там, то здесь, из уютной зелени палисадников резными наличниками выглядывали деревянные домики.   В симфонию автострады раскатистым басом двигателей патетичный голос добавляли взлетающие и идущие на посадку самолёты расположенного в нескольких километрах аэропорта Шереметьево. С противоположной стороны шоссе, параллельно дорожному полотну, пролегли железнодорожные пути.  Проносившиеся мимо электрички и поезда, ритмично отстукивая такты на стальных струнах рельс, вписывали свою энергичную партию в общую тональность дороги.
Припарковавшись на включенной «аварийке», рискуя усугубить «пробочную» нервозность на дороге, художникам пришлось буквально за пару минут выгрузить из багажника инструментарий и краску. Пока Илья со всем добром передислоцировался ближе к конечной точке маршрута, Артур поспешил отогнать машину на парковочный «пятачок».

- Сегодняшний день я рисковал завершить в травмпункте, - потирая локоть, посетовал Илья вернувшемуся другу. – Навернулся – мама не горюй, пока от дороги спускался. Так сразу и не скажешь, что у этого газончика такой ландшафт небезопасный.
-  Под ноги смотреть надо, а не на самолеты пялиться, – отшутился, доставая из принесенной спортивной сумки «спецодежду», Артур. – Даже не вздумай филонить. Так что - вперед!

Нырнув в пластиковые ведро, новенький валик, словно белый кот, выбравшийся из печной трубы, перевоплотился в брюнета и начал аккуратно чернить бетон. Парни разделились по двум широким сторонам десятиметровой опоры. Краска, сохнущая буквально «за руками», ложилась на неподготовленную поверхность на удивление ровно. Илья то и дело поглядывал на часы, стараясь работать быстрее, чтобы успеть перекрыть как можно больше площади, упростив другу дальнейшую работу. С каждым размашистым мазком серая громада с торчащими наверху, словно зубья расчёски, остатками арматурного каркаса, менялась не только внешне. Казалось, она начинает наполняться особой энергией, вместе с краской впитывая бетонной кожей что-то важное. 

Артур поймал себя на мысли - угольная чернота начинает притягивать взгляд. Вспомнилось где-то услышанное: «Если долго всматриваться в темноту, то темнота начинает всматриваться в тебя…» Он, представил - из глубины таинственного и страшного дня сейчас на них смотрят сто восемнадцать парней.
- Слушай, я побежал, - Илья подошёл, держа в руках почти опустевшее пластиковое ведро.
- Давай! – кивнул Артур.
- Дальше справишься?
- Справлюсь. Через полчаса автовышка должна подъехать. А низ мы с тобой уже почти закончили. Иди, давай. Тут до ближайшей автобусной остановки минут пять.
Оттерев краску с ладоней и положив в сумку, тонкий рабочий комбинезон, Илья оценивающе посмотрел на проделанную работу.
- Интересно, рубка настоящей подводной лодки намного больше? – задумчиво произнес он.
- По высоте, наверное, примерно такая же. А, может… - Артур вспомнил фотографии из интернета, – даже пониже. На тот момент это была одна из самых крутых подлодок.
- Вообще не представляю, как можно в замкнутом пространстве… под водой… по несколько месяцев…  Для меня что подводники, что космонавты – героические люди. И космос, и вода – стихии для человека враждебные. Ни там, ни там воздуха нет.  Какой же силой духа нужно обладать, чтобы выбрать это своей профессией. 
- Знаешь, - Артур поднял взгляд к небу, - Есть две гипотезы о том, где зародилось человечество - космос и океан. А значит, эти стихии – наша колыбель. Так что мне кажется подводники и космонавты с тобой не согласятся. Они уходят в звёздную глубину по зову сердца. Понимая, что могут никогда не вернуться в родную гавань.


 г. Яхрома, Московская область, 2018 год.

 «…Служить там можно, но очень тесно, как в подвале, везде трубы, краны, провода и много всего. Проходы на ней маленькие, да и потолок низкий. Люки не удобные, круглые и очень низко расположены, лазить тяжело. А она как шести этажный дом и длина метров 100. Вот и лазь по ней как таракан».
Софья Ивановна помнила это, одно из первых впечатлений сына о корабле, на котором ему предстояло проходить службу. То письмо, тайком от мужа, она перечитывала несколько раз. Не хотела, чтобы видел, как прокладывает по щекам влажные солёные дорожки материнская тревога. Пыталась представить, что же это за служба такая, когда на корабле даже пройти, вытянувшись в полный рост, нельзя.
То, что Димка попадет в подводники, стало ясно уже в военкомате. От этой новости у сына загорелись глаза. «Элииита!» - нараспев с гордостью произнес отец, узнав о распределении на Северный флот.

Шло время и теперь в письмах подводник с увлечением рассказывал о том, как ему служится на одном из самых лучших и мощных атомных подводных крейсеров.  Они настолько сроднился с «Курском», что после срочки решил подписать контракт еще на несколько лет. 

- Знаешь, я только теперь стал понимать истинный смысл слов из песни – «экипаж одна семья», - однажды поделился сын.   

Беспокойство теперь вытеснила спокойная уверенность – её мальчик стал настоящим мужчиной. И теперь, когда она также украдкой от мужа, гладила кончиками пальцев Димкино лицо на цветной «военно-морской» фотографии, слёзы катились из глаз от переполнявшей нежности и желания прикоснуться губами к его тёплой щеке. Казалось, даже через бумагу, она чувствовала чужой для неё запах таинственного корабля, пропитавший матросскую форму. Он врезался в память сразу, как только она, прямо на пороге, уткнулась в плечо сына, приехавшего в первый отпуск. Он тогда ужасно растерялся и неловко пытался приобнять мать, в одной руке держа букет, в другой – спортивную сумку. Эти цветы она потом засушила. И каждый приезд сына старалась как можно дольше сохранить подаренные цветы, которые продолжали радовать даже своей иссохшей красотой. 

Май накрыл Яхрому белым облаком душистой черемухи. Весна расплескалась солнечными брызгами одуванчиков. Первые соловьиные трели уже звенели в садах по ночам. В этом отпуске Димка все чаще стал задерживаться вечерами.
   
 «Один раз в год сады цветут, весну любви один раз ждут…» - слова песни сами собой зазвучали в голове, когда на пороге рядом с сыном она увидела хрупкую девушку.
- Познакомься, это Лена, - улыбаясь, Димка легонько подтолкнул смутившуюся спутницу вперёд.
Таким весёлым София Ивановна не видела сына давно. Утихомирив свистящий на плите чайник и разлив по чашкам ароматный чай, он по-хозяйски разрезал принесённый шоколадный торт.  Увлеченно рассказывал о море, о службе… Постепенно атмосфера за столом становилась все более непринуждённой. Лена весело смеялась над димкиными шутками, а мать незаметно рассматривала девушку, которая все больше начинала ей нравиться.
- Кстати, - заговорщически приподняв указательный палец, Димка обратился к подруге, - Кто из твоих знакомых может похвастаться «атлантическим» юбилейным свидетельством?
И, поймав вопросительный взгляд девушки, исчез в дверях.  Вернувшись, положил перед Леной плотный лист бумаги. На пенном гребне волны, словно обнимающей корпус подводной лодки, был изображён Нептун, держащий в свободной от трезубца руке, свиток.
- Свидетельство, - слегка склонив набок голову нараспев начала читать вслух гостья, - Что старшему матросу Дмитрию Леонову 16 августа 1999 года исполнилось двадцать лет в Атлантическом океане.
Парень, вдруг, стал серьезным. И, глядя куда-то вдаль, тихо, сделав большую паузу между фразами, сказал:
- Словно второй раз родился… Для моря.
Потом, будто стряхивая с себя какие-то мысли, взъерошил ладонью чёлку.
- Эх, жаль в этом году на День рождения не получится домой приехать. Так хочется твой фирменный «Наполеон» попробовать, - Димка нежно прикрыл ладонью материнскую руку.
Потом ухватив за треугольный кончик фантика, взял из хрустальной вазочки «Красную шапочку», протянул девушке. 
- Я тебе, Ленка, буду часто письма писать. Длинные письма. Читать замучаешься, - он хитро подмигнул подруге.

София Ивановна, увидев, какими лучистыми глазами смотрела на сына девушка, подумала – как знать, может быть к золотой цепочке, уже купленной сыну в подарок на двадцать первый День рождения, придётся и обручальные колечки выбирать? Уж пора бы. Там, глядишь, год-два и оживет снова дом детским смехом.
Свое моряцкое слово, данное подруге, Димка держал – почти каждую неделю летели в подмосковный городок весточки с Крайнего Севера.  «Ох, Ленка, смотри, до дыр зачитаешь!», - шутила старшая сестра, видя, как Лена по несколько дней перечитывает убористо исписанные юношеской рукой тетрадные листки. До тех пор, пока не придёт новая весточка…   

В заботах и будничной суете как-то незаметно промелькнули два летних месяца. Август обрушился страшной новостью, вонзившись в душу холодным клинком предчувствия неминуемой беды. Под безжалостной пыткой его острия сердце истекало кровью. И лишь надежда на то, что она снова услышит: «Мама, здравствуй!», не давала ему остановиться.

Шестнадцатого августа родители пришли на почту. Нужно что-то делать! Звонить, писать! Неизвестность хуже смерти.
В двери шумно ввалилась толпа молодых людей.
- О, тёть Соня, здравствуйте! – широко улыбаясь кивнул димкин приятель Олег. – Тоже пришли Димку поздравить? Вот и мы с пацанами решили телеграмму отстучать герою-подводнику.
Мать вздрогнула, словно от удара. 
- Ты телевизор смотришь? – димкин отец обвел компанию мрачным взглядом. –  Это же его лодка утонула.
В этот день Лена получила очередное письмо. Димка отправил его перед выходом в море. На штемпеле стояла дата – восьмое августа.
 

12 августа 2018 года, г Москва.


После ухода Ильи, Артур быстро докрасил всю, доступную для длинной ручки валика, поверхность. Поглядывая на часы, начал волноваться - машина, без которой невозможно было продолжать работу, должна была подъехать пятнадцать минут назад.  Петрович, водитель автовышки, с которым он уже не раз работал на крупных объектах, обычно был очень аккуратным и ни разу не подвёл. С ним всегда можно было договориться по сходной цене. По этому поводу он каждый раз шутил, перефразируя рекламный слоган одной из грузоперевозочных компаний: «Тебе с Петровичем везёт!».

 -  Меня всегда тянуло сделать свой вклад в искусство, - однажды сообщил он Артуру. – Вот стоишь ты на подъемнике моей машины, и получается, что твоя кисточка, ну, или там баллончик – её продолжение. А значит, в какой-то степени я тоже художник.

Наконец, знакомый автомобиль, с изогнутой буквой «Г» стрелой подъёмника, ритмично подмигивая фарами, остановился у обочины дороги. Жестами подзывая Петровича съехать на газон, Артур почти побежал навстречу. Но машина не двигалась с места. Выйдя из кабины, водитель осматривал место съезда на газон. Потом спустился к подбежавшему художнику, еще раз оценивая ситуацию уже с другой точки обзора.
 
- Не, дружище, - вытирая ладонью пот с загорелого лба, Петрович отрицательно покрутил головой. – Я сюда не заеду. Ты глянь, какой крутой спуск! Машина просто перевернется.
- Виктор Петрович, да ты что! Без ножа режешь! – всплеснул руками Артур. – Мы ж договаривались! Ты посмотри, может, там - чуть дальше, более пологий склон.
- Нет, я сказал, – водитель был непреклонен. – У меня не внедорожник. Уж извини.
Пока Артур лихорадочно соображал, что делать, начала нервно сигналить белая «Аudi», движение которой застопорил «подмигивающий» на дороге подъёмник.  Образовалась пробка, из которой некоторые водители пытались перестроиться в соседний ряд. Петрович успокаивающе махнул терзающему клаксон хозяину иномарки, мол, подожди минутку! Из просвета медленно опускающегося оконного стекла, сопровождая вопрос о причинах «раскорячивания на дороге», словно ком грязи, вылетел тяжёлый сгусток слов. Густые, с проседью, брови Петровича вскинулись. Резко вдохнув, он, было, чуть не метнул в нервного автолюбителя ответ, но вместо этого, сложив губы трубочкой, растворил его в шумном выдохе. А потом сплюнул в траву.   

- Я поехал, пока ДПСников не вызвали, - дружески хлопнув художника по плечу, Петрович заторопился в кабину. И, уже почти закрыв дверь, посоветовал:
-  Ты ж на колесах? Тут недалеко большой строительный супермаркет. Метнись - там наверняка найдётся подходящая лестница. За полчаса туда-обратно можно обернуться.
Нанесение удара по, и без того тощему, бюджету в планы Артура не входило. Выхода из сложившейся ситуации было два: вернуться домой за своей старенькой стремянкой и завершить работу завтра или купить новую, рискуя снова залезть в долги. Он посмотрел на часы - драгоценное время, которое, казалось, он так точно рассчитал, таяло. 
И, вдруг, он увидел чайку. Как в замедленной съёмке, белая птица парила над суетой автострады. Потом, широко взмахнув крыльями, сделала круг над чернеющей бетонной опорой и полетела в сторону железнодорожных путей, растворившись в облаках, подсвеченных закатным солнцем. Издали волной накатывало эхо приближающегося поезда. 

Поезд Симферополь-Мурманск. Август, 2000 год.

 
Наталья Степановна любила это время, когда, накрытый сонной волной вагон, затихал и, под убаюкивающий перестук можно было ненадолго отбросить все дневные тревоги и заботы. Правда, нередко случались особо бодрые пассажиры, дорожный энтузиазм которых было сложно утихомирить. Тогда, и без того недолгое время отдыха, сокращалось в разы.  Ночной сон для проводника – роскошь. За долгие годы работы она научилась высыпаться за два-три часа, даже на самых ранних станциях распахивая дверь вагона бодрой и весёлой.
- Ты прям, как Штирлиц, - часто шутили напарники.  – Пятнадцать минут сна – и снова в строю!

Если бы существовала карта с отметками станций, на которых побывали её поезда, то яркие флажки украсили на ней большую часть бывшего Советского Союза.  Рейсы напоминали цветные стеклышки калейдоскопа, из которых складывалась пёстрая картина её «вагонной» биографии. В этой биографии было много разных глав – первый крик новорожденной девочки, решившей появиться на свет под стук колёс; почти криминальная история с задержанием находящегося в розыске алиментщика; эпичная драка пьяных дембелей и даже свадьба. Наталья Степановна любила свою работу. Любила наблюдать за людьми, слушать их рассказы о жизни. 

- Знаешь, иногда мне кажется, что поезд – это книга, - однажды поделилась она с сыном. – Книга, страницы которой - люди. Каждый со своей судьбой. Радости, тревоги, счастье и даже страхи – под крышей вагона все это складывается в единую дорожную историю.   

В этот незапланированный рейс её выдернули совершенно неожиданно. Не хватало билетов для родственников экипажа подводной лодки Северного флота, на которой несколькими днями раньше произошло ЧП. Понадобился дополнительный вагон, в котором и заступила на вахту Наталья Степановна. 
Несмотря на тишину, царящую в этом прицепном вагоне, за всю дорогу, до самого Мурманска она даже на мгновение не могла сомкнуть глаз.  В этот раз под обложкой дорожной книги сконцентрировались надежда и боль. Эта боль плескалась в опухших от слёз глазах матерей, чьи мальчики сейчас задыхались в ледяной глубине скованного зловещим молчанием Баренцева моря.  Казалось, люди, которых здесь собрала общая беда, боялись нарушить эту молчаливую неизвестность, подпитывающую огоньки надежды, мерцающие в их сердцах. Единственный раз громкий крик взметнулся раненой птицей из окна отходящего от перрона поезда:
 - Мы привезём домой наших сыновей!!!

Это кричала мама Димки Старосельцева – парнишки, который с детства грезил железной дорогой, как дед и отец мечтал водить поезда. Новенький «красный» диплом об окончании железнодорожного техникума – первая прочная ступенька к достижению мечты. Но романтика железных дорог уступила место песне солёных ветров. Однажды на встречу со студентами приехала делегация военных моряков с подводной лодки, которая носила имя родного города. И Димка «заболел» подплавом: 
- Хочу служить на этом корабле! Я должен туда попасть!

Мысль о том, куда в разгар чеченской кампании сын попадёт служить «срочку», сводила мать с ума.  Поэтому, когда в военкомате предложили варианты в числе которых был даже кремлёвский полк, и Димка выбрал «Курск», от сердца отлегло. Конечно, служба опасная, ответственная. Но всё-таки не Чечня…
А уж когда сын сдружился с земляком из небольшого посёлка Тим под Курском – Лёшей Некрасовым, совсем спокойно стало на душе. С другом-то и служба веселей.   Они познакомились ещё на призывном пункте, а в северодвинской учебке стали - не разлей вода. В отличие от Димы, службой на подводной лодке Алексей грезил с детства. Военно-морской вирус прочно внедрился в душу из рассказов отчима, больше двадцати лет прослужившего в ВМФ, о дальних походах, морях, подводницком братстве.

Сейчас Надежда Петровна, Лёшкина мама, тоже ехала в Мурманск. Её взгляд, устремленный в окно, как практически у всех соседей по вагону, был каким-то «замёрзшим». Казалось, она не замечает мелькавших деревьев и станций, глядя куда-то далеко-далеко. Может быть, вспоминая строки стихов, которые присылал сын в каждом письме. А, может, поднимались из глубин памяти обрывки тревожного сна, из которого грустно смотрел на неё похудевший, осунувшийся Лёша в морской форме.  Ясноглазый и улыбчивый, её мальчик был самым молодым членом экипажа. Девятого августа отпраздновал своё девятнадцатое лето. Чтобы порадовать именинника целый месяц почти полпоселка записывали на видеокассету поздравления от родни, друзей и соседей, стараясь вместить в короткие видеоприветы огромную любовь. Словно пытаясь, кратно умножив, вернуть тепло и свет, которые Лёшка щедро дарил в своих письмах.

- Письма вашего сына по всему Тиму ношу! – то и дело шутила почтальонша, встречая Надежду Петровну у почтового ящика.

Через год, когда из подводной лодки начнут доставать тела подводников, в кармане у Алексея Некрасова найдут фотографию лучшего друга – Димы Старосельцева.
С наступлением ночи спящий вагон погрузился в полупрозрачный мрак, сгуститься которому не давал лишь отсвет из окошка двери в конце коридора. Темнота казалась осязаемой и, смешиваясь с усталой тишиной, сдавливала виски.   Наталья Степановна сидела за столом в рабочем купе и обнимала ладонями подстаканник с давно остывшим несладким чаем. За окном, над сливающимся в единую чёрную стену лесом, излучая спокойный внутренний свет, плыла луна – прекрасная в своей бледной загадочности. Таким же внутренним покоем светились красивые лица матерей, чьи сердца летели сейчас на Север, бережно сохраняя слабый, но очень упрямый огонёк надежды. Этот огонёк совсем скоро задует жестокий ветер Баренцева моря, по волнам которого поплывут погребальные венки.
   
Уставшей, и словно постаревшей за последние сутки проводнице, казалось - с того момента, когда в двери вагона вошли истерзанные неизвестностью родные курских моряков, прошла целая жизнь.  Словно в иссушенных палящим горем озёрах, у этих людей уже не осталось слёз. Едва разложив нехитрые пожитки, они замерли, замкнувшись в своей беде, словно бабочки в коконе. Как тени, почти не разговаривая друг с другом, пассажиры подходили за кипятком, выходили в тамбур покурить. Кто-то так и не спустился со своей полки до самого Мурманска. 
- Милая, это у тебя едут родители ребят с «Курска»? Как они, родненькие?  –  на одной из станций за спиной проводницы, едва успевшей открыть дверь и спрыгнуть с нижней ступеньки на насыпь, словно из воздуха материализовалась маленькая старушка с глазами цвета васильков. В руках – плотно упакованная цветастая матерчатая авоська, верх которой аккуратно подоткнут выцветшим махровым полотенцем. Этот вопрос задавали почти на каждой стоянке. Люди приносили к поезду конфеты, печенье, какую-то нехитрую снедь – буквально вкладывали это в руки тех, кто выходил из вагона покурить или купить минеральной воды.  Это было желание поддержать, утешить, хоть чем-то помочь. Одни старались подбодрить, словом, другие – молча обнимали.  Наталья Степановна видела, что это сочувствие иногда имело обратный эффект и подышать на остановках выходило все меньше пассажиров. Она уже хотела сказать бабушке что-то сухо-официальное, но увидев ясный, словно у ребёнка, взгляд, тихо ответила:

- Тяжело им. Очень тяжело… Поэтому их лучше не беспокоить. Особенно расспросами. 
В тамбуре, разминая в руках папиросу, показался немолодой мужчина. Наталья Степановна про себя отметила – до этого момента он ни разу не спускался со своей верхней полки. Лежал, отвернувшись к стенке почти не меняя позы. Несколько раз к нему подходил врач, сопровождавший в дороге родственников моряков. Ответом на все вопросы по поводу самочувствия и предложения помощи, был лишь взмах ладони, как просьба отойти.  Это был Владимир Анатольевич - отец матроса Олега Евдокимова.
Они с женой, как многие земляки, мечтали, чтобы после призыва на срочную службу их Олежка попал служить на «именную» подлодку. Поначалу   призывника распределили на «Воронеж». Но смелость города берёт – какие уж там аргументы приводил молодой матрос командованию неизвестно, но в итоге свою флотскую биографию Олег начал на «Курске» - корабельным коком. Готовить он любил и умел с детства. Мать шутила, что своим талантом он затмил её скромные кулинарные способности.

- Кок на корабле фигура уважаемая, - с гордостью рассказывал сын. – От него зависит не только настроение экипажа, но и его боеготовность. Главный ингредиент всех блюд – это душа. Не вложил душу, считай, загубил всю посевную!
Едва Владимир Анатольевич спустился с подножки вагона, старушка, словно младенца, протянула укутанную полотенцем сумку.

— Вот… Картошечка варёная. Своя. Горячая. Я кастрюлю замотала, чтобы не остыла. И вот еще пакетик с огурчиками малосольными. Сынок, возьми! Вам сейчас силы нужны!
Голос словно выдернул его из другой реальности. Он так и разминал в пальцах папиросу, из которой уже начал высыпаться табак. Повернув к старушке осунувшееся небритое лицо, будто не понимая, что от него хотят, посмотрел на её руки. Потом медленно поднял взгляд и встретился с васильковыми глазами.
- Возьми… Сынок… - глядя снизу вверх, хрупкая старушка почти вплотную подошла к растерявшемуся мужчине.
Проводница смотрела на замершую, словно в стоп-кадре кинофильма, пару. Худенькая, будто подросток, седая женщина почти вплотную придвинулась к мужчине, который с высоты своего роста смотрел на неё с некоторым недоумением. В какие-то доли секунды его взгляд словно проснулся, и Владимир Анатольевич бережно принял ношу из, уже уставших держать кастрюлю, рук бабушки. А она, освободившись от сумки, вдруг обняла его, как ребёнок обнимает родителей – доверчиво и нежно прижавшись щекой чуть ниже плеча.
- Ты держись, родненький. Держись! – бабушка подняла глаза. – Молитва матери со дна моря достанет. А молитва отца… не даст туда упасть.
- Спасибо, - благодарность прозвучала так тихо, что её, скорее можно было прочитать по губам.
— Вот прямо с сумкой и забирай, - ответила на вопросительный жест Владимира Анатольевича бабушка. -  Вы в дороге горячего-то и не ели, наверное. Картошечки на всех хватит. Она у меня рассыпчатая, пальчики оближешь. Главное, пока не остыла, кушайте. Она остывшая уже того аромата не имеет. Еда простая, но самая вкусная. Я в эту картошечку душу вложила…

- Поднимайтесь, пожалуйста. Сейчас отправимся, - обратилась проводница к мужчине.
Он, одной рукой неловко прижимая сумку с кастрюлей, другой ухватился за поручень лестницы. Старушка стояла и смотрела, как он поднимается в вагон.
- Мой Славик в Афганистане остался. Без вести пропал. А ваших вернут! Обязательно вернут! - Владимир Анатольевич вздрогнул от звонкого крика. Обернулся уже из тамбура - из голубых глаз маленькой женщины текли слёзы.

Картошка, действительно, оказалась рассыпчатой и очень вкусной. Сохранив тепло в заботливых объятиях полосатого полотенца, она источала тонкий аромат мелко покрошенного укропа. А уж когда жена Владимира Анатольевича развязала пакет с малосольными огурчиками, по вагону разлился фантастический запах. Пахло домом, уютом… Казалось, туман отчаяния окутавший плацкарт, начинает рассеиваться. Люди подходили к столу - брали по одной-две картофелине и половинке хрустящего ароматного огурчика. 

- Когда Олежка картошку варил, обязательно в воду лаврушку и чеснок добавлял. Говорил, что без этих секретных ингредиентов она не такая вкусная, - Эмма Олеговна задумчиво смотрела на почти опустевшую эмалированную кастрюлю. Эти слова не были адресованы сидящему рядом мужу. Она как будто озвучила то, что сейчас вставало перед глазами из глубины памяти и даже не обратила внимания, как резко поднялся и вышел в коридор Владимир Анатольевич.

Поезд летел, рассекая стену дождя. Капли скатывались по окнам, вышивая на стёклах диагонали бисерных дорожек. Под порывами ветра бурлили, волновались кроны деревьев, будто зелёное море, омывающее пути накрыл шторм. В пустом тамбуре, уткнувшись лбом в окно и прижав поднятые, словно перед расстрелом, руки к железной двери, навзрыд плакал Олежкин отец.

12 августа 2018 год. г. Москва.


Нужный отдел долго искать не пришлось. Из богатого разнообразия складных и раздвижных лестниц Артур выбрал телескопическую конструкцию, позволяющую без проблем пристегнуть её к крыше легковушки. Дополнительно присмотрел аккумуляторный налобный фонарик, вспомнив, как после визита в полицию они с Ильёй среди ночи завершали рисовать портрет именинницы. Тогда им по очереди пришлось подсвечивать стену мобильником. В этот раз до темноты он тоже явно уже не управится.
У касс толпился народ, обременённый разногабаритными тележками. Доски, рейки, кабель-каналы, рулоны обоев – очереди напоминали ощетинившихся фантастических животных, медленно тянущихся к кассам-кормушкам. Казалось, в этот воскресный вечер случился ремонтный бум, и все близлежащие районы рванули запасаться стройматериалами.
Но, судьба сжалилась над молодым художником и расчёт за покупки не занял много времени. Ему удалось вклиниться во внезапно образовавшееся в одной из очередей окошко. Немолодая кассирша со стильной короткой стрижкой прицельно пиликнула сканером по покупкам и, несмотря на увесистую лестницу, Артур буквально выпорхнул из магазина.
Продолжать работу пришлось уже в сумерках. Буквально за полчаса он закончил закрашивать светлые участки. Казалось, не только бетонная колонна, но и пространство вокруг всё глубже впитывает чёрную краску. Темнота становилась плотнее, несмотря на отсвет с дороги. Не дожидаясь, пока поверхность подсохнет, художник приступил к работе с деталями. В самой высокой точке торца опоры, куда только могла дотянуться рука с кистью, схематично наметил несколько прямоугольников. Такие иллюминаторы, расположенные в ходовой рубке, выполняют функцию смотровых окон.  Через эти окна, когда лодка находится в надводном положении, наблюдают за обстановкой командир и вахтенный офицер.
Чтобы не рухнуть вниз с шаткой конструкции, Артур смастерил импровизированную страховку. Пригодилась верёвка, завалявшаяся в багажнике. Один конец он петлёй закрепил за торчащую вверху опоры арматуру, другой обвязал вокруг талии. Эти действия имели, скорее, психологическое, нежели практическое значение. Прочность верёвки вызывала сомнения, впрочем, как и его умение вязать узлы. 
 Ночь вступила в свои права, заглушая падающий с автострады свет. Пришлось включить заблаговременно надетый на голову фонарик. Обводя белым контуром последний из четырёх, закрашенных синий краской, прямоугольников, Артур подумал, что они похожи на письма. Может быть потому, что их форма напоминала лист бумаги, на который вот-вот лягут волнистые строчки.
 
Письма… Письма… Письма… Когда истерзанное тело «Курска» уже прижалось ко дну, ещё летели с Севера в разные уголки заветные конверты, словно птицы неся на своих крыльях приветы. В ледяном мраке девятого отсека наощупь писали свои прощальные строки капитан-лейтенант Дмитрий Колесников и старший мичман Андрей Борисов. В умирающем чреве подлодки слабеющей рукой вёл записи и капитан-лейтенант Рашид Аряпов. Его информация, как и «служебная» часть записки Дмитрия Колесникова, останется засекреченной.

«Я утонул в тебе, в твоих глазах и душе, как настоящий подводник – без пены и даже без единого булька. Отважный капитан теперь твой вечный пленник, свободы не хочет…» - написал в одном из последних писем молодой жене Ольге Дима Колесников.
«Хочу служить на лодке до пенсии» - такое признание в любви к подплаву   семнадцатого августа получили в конверте родители главного старшины контрактной службы Ришата Зубайдуллина. Влюбившись в море с первых дней службы, он захотел связать с ним всю свою жизнь. Был твёрдо уверен – «Курск» непотопляем! А на тревоги брата и мамы по поводу опасностей службы весело отвечал, приложив руку к сердцу: «У нас у всех вот здесь маячок. Главное – вынырнуть, а там заметят».
«У моряка нет ни тяжелого, ни лёгкого пути. Есть только один – славный» - эту цитату адмирала Нахимова на конверте одного из писем домой, дополнив нарисованную ручкой подводную лодку, написал матрос Максим Боржов.  Пятого августа родители получили последнее послание, наполненное радостью службы на «Курске»: «…Какие там ребята хорошие, какой командир! Представляешь, он нас всех по имени-отчеству называет и на «Вы» …»

«Весь август в морях. Может, на День флота наш корабль по телеку покажут», - эти строчки родители матроса Романа Кубикова прочли, когда уже пронеслась над страной чёрная весть. Через восемь месяцев сын должен был вернуться домой.

 Еще одно, так и не отправленное письмо, осталось лежать на «Курске». Во время следственных действий его обнаружили в реакторном отсеке среди бортовой документации и личных вещей. Это оказалось письмо из будущего: в конце послания стояла дата - 14 августа 2000 года. С момента гибели лодки прошло два дня… Автор был уверен – сразу после возвращения с учений он сможет опустить конверт в почтовый ящик. И писал подводник будто бы из Видяево – рассказывал, что лодка только что вернулась в базу, делился планами на предстоящий отпуск. Послание, адресованное одним из подводников близким, стало молчаливым свидетелем разыгравшейся трагедии.

После того, как Артур закончил рисовать рубочные окна, настала очередь герба России. Примерно на полтора метра ниже синих, в белой окантовке, прямоугольников на алом квадрате распахнул крылья двуглавый орёл. Немного пришлось повозиться, закрепляя на стене домашнюю заготовку. Но и с этим удалось справиться. Наконец, он приступил к завершающему этапу. Переставив лестницу к широкой части опоры, уже без проблем прикрепил в центре стены листы бумаги с трафаретами. Спустившись, отошёл на некоторое расстояние убедиться, что нет никакого перекоса. Прокатывая валиком по одной букве, каждый раз спускался вниз, чтобы обмакнуть инструмент в краску. Наконец, лёг последний белый мазок. Аккуратно отлепив от стены и побросав вниз бумагу, художник сложил лестницу. Электронный циферблат часов показывал 23 часа 30 минут. В это время восемнадцать лет назад была потеряна связь с атомным подводным ракетным крейсером.

На черной стене белели большие буквы КУРСК, ниже которых более мелко обозначена дата – 12.08.2000

Артур поднял голову. Перед глазами распахнулась темно-синяя бездна с пульсирующими искрами далеких планет. Звёзды всегда ассоциировались у него с кошачьими глазами. В пять лет он сделал для себя открытие, однажды у бабушки увидев в темноте две светящиеся точки. Испуг сменился восторгом, когда из двери кладовки вышел крысолов Кузя – серый бродяга с обкусанным в кошачьих драках ухом. Мальчик тщетно пытался прощупать у сопротивляющегося кота батарейку, спрятанную в животе. С тех пор он искренне верил в то, что все кошки – инопланетяне.   И начал рисовать их везде, где только мог. Позже, с легкой руки Милы – однокурсницы по художественному училищу, получил шутливое студенческое прозвище Кашак. Оно стало его творческим псевдонимом.
А сейчас, глядя на звёзды, Артур впервые увидел… Нет, даже не увидел – почувствовал, море! Казалось, прохладный ночной ветер приобрел его солоноватый запах. Он смотрел и смотрел в небо, словно погружаясь в бездонную звёздную глубину.  В лучах фар проносившихся по ночному шоссе машин над засыпающим городом вплывала рубка «Курска».
 
Эпилог:

Арт-объект на Ленинградском шоссе, вопреки опасениям автора, простоял несколько лет. Его почти сразу окрестили «Народным памятником» и у подножия импровизированной рубки подводной лодки нередко можно было видеть букеты цветов.  Весной 2022 года арт-объект снесли. Официальной причиной могло стать строительство нового путепровода через Ленинградское шоссе. Теперь на зеленом островке, где когда-то стояла импровизированная рубка подводной лодки, пустили корни саженцы. Кажется, что «Курск» снова ушёл под воду…

Елена Леонова
Июль 2025 г. Москва.
 

 

Фото из открытых источников: "Народный памятник АПРК "Курск". Ленинградское шоссе, Химки.