На поезде в деревню

            

 Перрон был забит людьми. Ждали поезд. Одни стояли спокойно, другие с тревожными лицами метались по асфальту.
 
 Почти все молчали, пожалуй только одна его мама нагнувшись к уху, наставительно в очередной раз шептала:
 - Николка, как приедешь, сразу же напишешь мне письмо. Пусть дед его свезёт на станцию и отправит. Николка, ты меня понял?
  - Да, мама! - ответил двенадцатилетний мальчик, со светлыми волосами, карими большими глазами и щеками , щедро посыпанными веснушками.
 - Только ты мне по-книжному напиши, чтобы я прочитать смогла! - добавила мать.
 - Я понял! - коротко ответил сын.
 
Николка знал, что писать «по -книжному» - это значит печатными буквами. Ведь маму научила читать её бабушка по Псалтырю.
 - Я помню, мама! - добавил мальчик.
 
- Николка, два конверта и тетрадный лист бумаги, марки на конверт я тебе положила в самый низ котомки. Когда надумаешь возвращаться,  загодя мне письмо отправишь. Только воскресным поездом приезжай, чтобы я тебя встретить смогла. Кто меня с фабрики в будень отпустит? Ты понял, сын?
 
- Конечно же! - ответил Николка.
 «И где этот поезд? Где?» - он становился на цыпочки и крутил головой.
 
- Ещё я тебе в платок завязала один рубль. Это на обратный билет. Не забудь! - продолжала наставления его мать, высокая, болезненно худая женщина с впавшими щеками и усталыми глазами.
 
- Запаздывает! Запаздывает! - безразлично произнёс невысокий бородатый старичок, тепло одетый, несмотря на июнь месяц, и поправил лямку огромной котомки, которая висела у него за спиной.
 
- Ещё я дала тебе два гривенника. Помнишь? Не потеряй деньги! Если дед не приедет за тобой на станцию, то сыщешь возле складов мужиков с телегами, они тебя и довезут. Может денег и не возьмут! Если же спрашивать начнут, то скажи им, что у тебя только два гривенника есть. На станцию всегда деревенские мужики приезжают. Может даже и знакомого увидишь. Николка, ты чего это молчишь?  - недовольно поинтересовалась мать. - Ты меня хоть слышишь? Или....
 
- Едет! Едет! - вдруг раздалось вокруг.
 Толпа заволновалась. Запричитали бабы. Мужики принялись смачно плевать на свои самокрутки, чтобы загасить их.
 
На станцию медленно въезжал пассажирский поезд.
 Почти все вагоны  были зелёного цвета: третьего класса.
 - Пошли в тот! Там людей поменьше стоит. Вон! Давай я тебе котомку поправлю! - мать взяла сына за руку.
 
У ступенек открытой двери вагона стоял кондуктор. Краснощёкий мужчина с бородкой, одетый в мятый форменный костюм чёрного цвета с двумя рядами блестящих пуговиц на кителе. На голове - фуражка с кокардой.
 
Он брал билет, быстро просматривал его и потом щёлкал компостером, пробивая его.
 - Клац! Клац! - поднимайся в вагон!  Клац! Клац! - поднимайся! Да смотри со ступенек не грохнись! Куда спешишь! - резким голосом с насмешкой распоряжался кондуктор.
 
Впереди стояла целая вереница баб с корзинами, мужиков в лаптях и смазных сапогах, старух в тёмных одеждах...
 
«Как же они все в вагоне поместятся?» - с испугом подумал Николка.
 - Го-господин кондуктор, мой сы-сынок  сам едет. Вы его, по-пожалуйста, в Воскресенской ссадите! - чуть заикаясь от волнения , попросила мать, протягивая краснощёкому картонный коричневый квадратик - железнодорожный билет.
 - Не волнуйся, мамаша! Выйдет он на Воскресенской! Пусть  проходит! Следующий!
 - Спа-спасибо вам, го-господин кон-кондуктор! - мама погладила на прощание Николку по голове. - Поднимайся, сынок! Деду с бабушкой поклон от меня!
 
 В проходе стояли люди. На лавках сидели люди. Все места были заняты.
 Николка протиснулся до конца вагона аж до самого отхожего места, откуда шёл очень нехороший запах.  «Здесь и задохнуться можно!» - он прикрыл нос ладонью и начал пробираться назад. Однако люди стояли так плотно, что ему удалось пройти всего несколько шагов.
 
Николка остановился.
  В это время три раза ударили в колокол, и почти сразу же послышался гудок паровоза.
  Вагон, почему-то, дрогнул. Раздался лязг металла, и он, сначала, покатился назад. Потом резко остановился. Внизу снова что-то лязгнуло, и поезд медленно двинулся вперёд. В окно Николка увидел жандарма с шашкой на поясе, стоящего на асфальтированном перроне. Рядом с ним мелькнул человек в красно-оранжевой фуражке - начальник станции.
 
Поезд быстро набирал скорость: промчался мимо водокачки и въехал на мост через реку.
 - Слава те , Господи! Поехали! - с облегчением прошептал мужик с неопрятной, похожей на кусок пакли, бородой и перекрестился заскорузлыми пальцами. - Таперича бы местечко сыскать.
 - Эй, уважаемый, спать дома будешь! На лавке сидеть полагается! - мужик дёрнул за грязный сапог скорчившегося на лавке старика. - Правильно я говорю? Или как? - бородатый посмотрел своими хитрыми маленькими глазами на стоящих рядом с ним людей в проходе.
 
- Да чаво он разлёгся! Пусть подыматся! Щас кондуктору нажалусь! - поддержала его невысокая тётка в чёрном платке надвинутым на лоб.
  Старик, постанывая, медленно поднялся, сел на лавку. Запустил под толстую рубаху пятерню и принялся чесать грудь.
 На освободившееся место сразу же метнулась тётка в чёрном платке, а за ней и бородатый мужик.
 
Они плюхнулись на лавку одновременно, ударившись при этом боками.
 - Так и зашибить могёшь, ирод! - беззлобно выругалась тётка и вздохнула.
 - Чаво рыдаешь! Такую  зашибёшь! Как же! - зашёлся в тихом смехе бородатый.
 Николка продолжал стоять в проходе.
 
 Его соседи тоже потихоньку отвоёвывали для себя места на других лавках.
  Раздавались взаимные упрёки...

 Поезд набирал скорость. За окном проносились поля, берёзовые и дубовые рощи. Иногда вдали виднелись небольшие деревеньки из нескольких серых избёнок.
  Николка вспомнил наставления матери. »Мне уже двенадцать лет, а она обращается со мной, как с ребёнком. Почти так же, как с Ульяной его младшей сестрой, которой скоро будет семь лет».
 
Он вздохнул: «Жаль, что отец в этом году, ещё ранней весной, с артелью подался на заработки: избы ставить в деревнях. Если бы не это обстоятельство, то папка его отвёз в деревню к своим родителям, как это было прошлым летом. Хороший у меня отец: прижмёт к себе, поцелует. Раньше вверх подбрасывал! Страшно как было, а сейчас я уже вырос. Мамка, обычно молчит или упрекает за что -нибудь. Никогда не поцелует! Иногда только по голове погладит, как сегодня на станции. Она такая, наверное, от того, что работает с утра до вечера на ткацкой фабрике. Устаёт сильно, поэтому и раздражительная всегда...»
 
- Малец! Слышь, малец! Глухой што-ли? - пристал к Николке мужик с бородой.
 - Нет! Я не глухой! - чувствуя, что краснеет, ответил Николка.
 -  Сесть хошь?
 - Хочу... Так места нет, - пожал плечами Николка.
 
- Щас, ослобоним! - усмехнулся мужик, показывая редкие зубы жёлтого цвета. - Слышь, красавица, ты свой мяшок с лавки то на пол спусти! Мальца посадим! - обратился он к молодухе в ситцевом платье с длинными рукавами и застиранном светлом платке.
 - Да, пусть паренёк сядет! - поддержал его молодой мужик в тёмном сюртуке, светлой косоворотке, полосатых штанах и начищенных до блеска сапогах в гармошку на низких каблуках.
 
 «Больно на приказчика из бакалейной лавки, что напротив нашего барака, похож. Тот точно также  одевается. Наверное тоже приказчик?» - подумал Николка.
Молодуха перестала смотреть вниз и кинула свой взгляд на молодца, сидевшего напротив.
 
Тот лихо тряхнул своими густыми кудрями, пригладил пальцами свою ухоженную светлую бородку и спросил:
 - Так как, красавица?
 Круглые щёки молодухи покраснели, даже носик- пуговка стал алого цвета.
 Она молча сняла огромный мешок с лавки и поставила его на пол.
 - Садись, паря! - сделал приглашающий жест рукой молодой мужик. - Красавица тебе место освободила!
 - Спасибо! - поблагодарил Николка и сел рядом с молодухой.
 
Тётка в чёрном платке  из видавшей виды котомки, покрытой пёстрыми заплатами, достала кусок тёмного хлеба и пивную бутылку, наполненную водой. Щедро посыпала его крупной серой солью и медленно принялась жевать.
 - Проголодалась, мамаша? - участливо поинтересовался  «приказчик».
 - Ага! - просто ответила тётка, - со вчерашнего вечера крошки в роте не было.
 - А-а-а... - понимающе протянул молодой мужик, - понятно. А вообще куда направляешься? Вся в чёрном? На богомолье поди?
 - Не, - замотала головой тётка, - к отшельнику пойду. Анисию. Просьба у меня к нему.
 - Анисий, это который в пещере живёт и, не показываясь на свет белый, вещает? - ехидно усмехнулся «приказчик», показывая свои белые зубы.
 - Ага! - подтвердила тётка  и принялась пить воду из горлышка пивной бутылки.
 
- А я вот в Саровскую пустынь добираюсь, - встрял в разговор бородатый старик в грязных сапогах, который совсем недавно спал на лавке.  Итить чижало в мои годы, здоровья уже не та. Ноги болят, хоть криком кричи. День назад тати какие-то мой посох упёрли. Мне без него чижало ходить-то!
 
- Зачем ворам твой посох, дед? -давясь от смеха поинтересовался «приказчик».
 - Как это зачем? - обиделся старик, - он красивый! В глаза сразу бросается: хочь из дерева, но блескучий, как зеркало прям. 

 От пышного тела молодухи несло таким сильным жаром, что Николка решил отодвинуться.
 Увы! С другой стороны сидел мужик с ухоженной седой бородкой, носом картошкой, квадратными скулами, одетый в шерстяной армяк  и штаны   из толстой домотканой ткани.
  Он крепко спал. Храпел так, что в его в мясистом широком носу что-то сильно булькало.

 Николка вжался в соседа, надеясь что тот чуточку подвинется. Однако мужик сидел, как скала, продолжая храпеть.
 «Ох и дух от него тяжёлый идёт! В бане год, наверное, не был,» -  поморщился Николка
 
Неожиданно по вагону поползла зловонная волна отхожего места.
 Кто-то начал чихать, а молодуха сразу же прикрыла  свой  маленький нос кончиком платка.
 - Всю уборную загадили! Мыть больше не буду! Нюхайте своё дерьмо! Это разве люди? - раздались  злобные крики кондуктора, - не буду мыть!
 
В вагоне немедленно прекратился гул голосов. Наступила тишина. Только слышался снизу грохот колёс: Так! Бух! Бух!Так!
 - А лучше всего я уборную закрою! На ключ закрою! На станциях дела свои будете делать! Загадили так, что полов не видно! -продолжал возмущаться кондуктор.
  - Ха-ха-ха! - тихим смехом закатился «приказчик».
 
Молодуха быстро зыркнула на него, покраснела и опустила глаза.
 - А я вот хочу в Русалим попасть... - мечтательно произнёс старик, у которого тати спёрли посох, - и на Афон... и глубоко вздохнул.
 .
 - А я бывал в Русалиме! - с гордостью сказал  мужик чисто одетый  и в новых лаптях, молча сидящий на лавке  у окна.
 - Да, ну-у-у! - не поверила тётка в чёрном платке и перестала жевать.
 Её жёлтые, как у кошки, глаза стали круглыми. Она зачем- то втянула острым носом воздух.
 - Да, ну! Врёшь, наверное? - громко выдохнув, прошептала тётка.
 - Зачем мне врать? - обиделся мужик и почесал пятернёй свою седую бороду. - Три года назад ездил на Святую Землю. Из Одессы пароходом. Ты слыхала, что город такой есть? Одесса зовётся.
 
- Не слыхала! - призналась тётка. - Так расскажи, мил человек, про Русалим! Мине на сердце так умилительно становится, когда...
 - В морду ветер дует! Нету мочи больше терпеть! - перебила её толстая бабка с двумя набитыми чем-то мешками на коленях. Закрыть окно надоть! - она решительно поставила свою имущество на пол и встала.
 - Ты чаво делаешь, бабка? - громко возмутился «приказчик», - хошь, чтобы мы тута все задохлись? Дерьмом из нужника так воняет, что аж слезу вышибает. Не хочешь, чтобы тебе в морду дуло, поменяйся с мальцом!
 
- Ага!- не раздумывая согласилась толстая бабка, обутая в валенки, и легко подняв мешки, наступая всем на ноги подошла к Николке.
 - Чаво сидишь? Иди! - с раздражением сказала она.

 Николка подскочил и кинулся к окну. «Надо же повезло как!» - обрадовался он.
  В лицо дул прохладный ветерок. Мимо пробегали поля и перелески. На лугах паслись стада коров...
 
- В Одессу я приехал на чугунке, - услышал Николка начало рассказа о паломничестве на Святую Землю, а потом веки его стали липкими и тяжёлыми, и он заснул.
 
Мальчику даже что-то снилось. Очень хорошее... Что он сразу же забыл, потому что внизу заскрежетали колёса, раздался лязг железа... Вагон  дёрнулся и остановился.

 Николка открыл глаза. По перрону бегали мужики с котомками, бабы с корзинами.
 Девчонка, с русой косой до пояса, писклявым голоском предлагала купить огурцы.
 
 В проходе вагона плотно, плечом к плечу, молча стояли странные мужики. Волосы стриженные под скобку, обвислые усы. В изношенных пиджаках, чистых холщовых штанах и новых лаптях.В левой руке котомки, а в правой - косы с лезвиями, бережливо укутанными в  тряпицы.

 Мужики не просили места, никого не стыдили. Молча стояли и всё.
 - Билеты для проверки приготовить! - вдруг раздался громкий голос кондуктора. - Касается всех! Билеты показываем.
 
По проходу, наступая мужикам с косами на лапти, вдруг пронёсся маленький хроменький дедок -горбун с сивой бородой, косматыми волосами, босой и в грязном нижнем белье.
 
- Пёс паршивый, куда прёшь? - выругался один из мужиков.
 Дедок, сильно припадая на левую ногу, ловко нырнул под лавку, где спал мужик с булькающим носом и спрятался за его широкими домоткаными штанинами.

 В вагоне наступила тишина... По проходу, клацая компостером, пробирался высокий мужчина в железнодорожном мундире.
 Мужики с косами отпрянули чуток назад, пропуская  важного человека.
 
Тот прошёл медленно, ухмыляясь и  внимательно рассматривая сидящих на лавочках пассажиров, и, почему-то, не потребовал ни у кого билета.
 
- Слава те, Господи! - принялась мелко креститься тётка в чёрном платке после того, как контролёр исчез из виду.
 - А ты мамаша, чаво испугалась? Не думаю, что без билета сидишь тута! - вновь хохотнул «приказчик», показывая свои мелкие белые зубы.
 - Как это без билета? Как это... Я то завсегда с билетом ездию... Только вот всех начальников пужаюсь. Неизвестно, что у них на уме.. - тётка в чёрном платке хотела ещё что-то добавить, но вагон дёрнулся и начал снижать скорость.
 Николка увидел  за окном  большое здание вокзала.
 
Поезд остановился.
 - Стоим тридцать минут! - прокричал кондуктор.
 - Кипяточка нужно набрать! Обедать пора! - встрепенулся мужик с булькающим носом и полез под лавку за котомкой. Нащупал бороду  дедкА- горбуна  и заорал от испуга:
 - Леший! Леший! - в ужасе он отдёрнул руку, подскочил с лавки и перекрестился.
 Его лицо с грубыми чертами  стало белым, как молоко.
 
- Хи-хи-хи - первой стала смеяться молодуха, прикрывая свои алые толстые губы кончиком платка.
 - Ха-ха-ха! -  громко заржал «приказчик» и задёргал своими сапогами в гармошку.
 -Ха!Ох! Ха! - стонал от приступа смеха бородатый мужик с маленькими хитрыми глазами.
 
Горбун одним махом выскочил из-под лавки и кинулся  бежать по проходу к выходу из вагона.
  Наступая на лапти мужиков с косами, толкая баб с корзинами и пассажиров с чайниками, он быстро достиг двери вагона и прыгнул на перрон.
 - Вот пёсья голова! - с удивлением тихо произнёс кряжистый мужик со стрижкой под скобку, -  может и правда лешак?
 
Мужик с булькающим носом,  прекратил креститься, с большой опаской  вновь сунул руку под лавку и достал оттуда свою толстую котомку. К ней был привязан закопчённый, с продавленными боками, чайник.
 -  Православные , вы ужо место и вещи мои постерегите! - обратился он ко всем  соседям, а я вам кипяточку отолью! Обедать уж пора, - он, стараясь не задеть стоящих в проходе, начал пробираться к выходу.
 
Молодуха подняла с пола свой мешок и,  принялась развязывать мудрёный узел.
 Достала вареные яйца, завязанные в платок, и пирог.
 - Кушать будете? - предложила она «приказчику», и всё её лицо зарделось.
 - Почему бы нет! Если угощаете? - улыбнулся тот и потряс своими густыми кудрями. - А пирог с чем интересно?
 - С рыбой... - едва слышно пролепетала молодуха и опустила глаза. - Сама делала...
 - Пироги с рыбой мои самые любимые! А если их испекла такая женщина, как вы....Так это... это - мужчина запнулся, - так они вдвойне... нет в десять раз вкуснее будут, чем обыкновенные! - наконец нашёлся он.
   
Лицо молодухи стало пунцовым, а на её «кнопочном» носу даже проступили капельки пота.
 Женщина разломила пирог на две части и одну протянула » приказчику». Потом подала тому ещё и три яйца.
 - Премного вам, красавица, благодарен! Спасли меня прям от голодной смерти! - мужчина откусил кусок пирога. - Ох ты, мать честная, вкусно-то как! - начал он жевать, закатывая от удовольствия глаза.
 
Тётка в чёрном платке опять достала кусок ржаного хлеба, посолила его и принялась есть.
 Толстая баба в валенках захрустела огурцом.
 Бородатый мужик с хитрыми глазами, опустил взгляд и проглотил слюну.
 » Мамка мне пирожков с картошкой нажарила,» - вдруг вспомнил Николка.
 Есть ему не хотелось, но очень уж было жалко голодного бородатого мужика с хитрыми глазами.
 
Мальчик достал из котомки газетный свёрток в масляных пятнах  и развернул его у себя на коленях.
 - Возьмите! - он протянул три пирожка бородатому мужику, - мамка мне в дорогу положила. Ешьте!
 
- Спасибо, малец! - обрадованно поблагодарил тот и принялся жадно жевать.
 - А как это обедать без чая? Чай это первейшее  дело! - появился мужик с булькающим носом. - Спасибо вам, православные, за то, что добро моё постерегли. Кому кипяточку? Щас налью!
 
Мужик вынул из котомки большую селёдку,  тщательно завернутую в толстую серую  бумагу из бакалейной лавки, положил её у себя на коленях и принялся кромсать её на крупные куски ножиком с коротким лезвием.
   В вагоне стало пахнуть солёной рыбой. Её запах смешался с вонью отхожего места...
 
 Николка без аппетита съел два пирожка, а один оставил. » Так на всякий случай! Если, вдруг, сегодня к деду с бабкой не попаду, тогда и съем».
   Ударили в третий колокол. Потом пронзительно засвистел свисток, и тут же раздался сиплый гудок паровоза. Лязгнуло железо, вагон стало трясти, поезд покатился назад, а через несколько секунд состав дёрнулся и уже поехал вперёд.
 
Вокруг Николки все чавкали, с шумом втягивали в себя кипяток и чай из железных кружек. Даже мужики в проходе, сели на пол, положили рядом свои косы  и принялись что-то жевать.
 «Скорее бы приехать! Невозможно столько времени так на лавке сидеть! Походить бы да ноги размять... Так в проходе люди стоят, да и место сразу же займут!»  - подумал Николка и начал мечтать как будет с деревенскими мальчишками удить рыбу, ходить в лес по грибы.
 Спать он в избе не будет. Душно там, как в шумном бараке, где они в городе живут. Спать будет только на сеновале, где от аромата сухой травы даже поначалу чешется в носу. Бабушка будет, как всегда, его отговаривать, рассказывать, что петухи своими криками заснуть ему не дадут. Однако  никогда он не слышит ни петухов, ни мычания коров... Спит крепко!
 
- Святой угодник божий, Николай, помилуй меня грешную... - принялась негромко молиться тётка в чёрном платке и перебила мысли Николки.
  Мужик в армяке с булькающим носом закончил пить очередную кружку чая, громко отрыгнул, затем высморкался в тряпицу, подозрительно похожую на портянку и, стараясь заглушить слова молитвы тётки в чёрном платке, хрипловатым голосом сказал:
 - В прошлом годе мы с братом сома споймали! В яме у мельницы жил... Пять пудов веса!
 
 Тётка в чёрном платке повысила голос:
 - Заступница усердная, помилуй мою душу грешную...
 Молодуха дремала, откинулась на спинку лавки, задрав голову в светлом вылинявшем платке.
 
Закрыл глаза и «приказчик».
 Никто не проявил интереса к пойманному в прошлом году сому, поэтому мужик с булькающим носом замолчал.
 Перестала молиться тётка в чёрном платке...
 
В вагоне, несмотря на открытые окна, стоял смрад от вони отхожего места, потных человеческих тел и смазных сапог.
 Заснула толстая бабка в валенках, положив голову на один из своих мешков. Тихо сопел и бородатый старик , у которого тати украли посох.
 Только мужики с косами, усевшись на пол в проходе, обсуждали что-то.
 - Как это бывает сами знаете... Вспахал землицу да посеял. Взошли хлеба. Хорошо колосятся! Потом, вдруг откуда не возьмись  появилась туча чёрная. Вдарила гроза с градом и тама, где хлеб стоял по пояс - осталась чернота...
 - Да... - послышался тяжёлый вздох. - Жисть у нас такая...
 
 Внизу блеснула узкая полоска реки. Недалеко от моста мальчишки удили рыбу.
 Николка вздохнул. «Скорее бы приехать! Да  с утра на речку, с ребятами!»
 Мужики с косами, сидя на полу, спали. Громко храпел мужик в армяке, и снова у него булькало в носу...
 Николка закрыл глаза...
 - Воскресенская! Воскресенская! - вдруг послышался крик кондуктора. - Стоим всего десять минут! Кто выйдет, может опоздать на поезд! Ха-ха! Сутки будете ждать следующего! Ха-ха!
 
Николка подскочил. «И правда Воскресенская! Знакомое здание вокзала выкрашенное в жёлтый цвет, а  высокая дверь - коричневая».
 Мальчик схватил свою котомку и, стараясь не наступать никому на ноги, бросился к проходу.
 Вместо мужиков с косами там уже стояли какие-то худые девки в ярких сарафанах и ситцевых платках.
 «Быстрее! Быстрее отсюда! На улицу!»
  - До свидания, дяденька! - вежливо попрощался он  с кондуктором, стоящим на перроне у вагона.
 
Солнце уже закатывалось за вершины сосен, окружающих станцию и амбары,  из почерневших толстых брёвен, которые здесь именовали модным словом «склады». «Сколько это я спал?» - удивился Николка, ища глазами встречающего его деда.
 
 Какой-то хлыщ с волосами густо намазанными каким-то жирным фиксатором,  рассказывал что-то  смешное девахе, одетой как городская барышня, даже со шляпкой на голове. Та смеялась, прикрывая рот ладошкой.
 
Сутулый мужик в железнодорожном сюртуке вышел из двери с надписью «ПОЧТА. ТЕЛЕГРАФ».
 
«Где же дед? Неужели не смог приехать? Занят был?» - тоскливо подумалось Николке.
 
Мимо просеменили две тётки с  полными корзинами маленьких пупырчатых огурчиков.
 «Нет деда!» - вздохнул мальчик.
 
 Опираясь на костыль показался человек в затёртом военном мундире. Он сел на лавочку, достал из кармана штанов кисет с табаком , четвертушку газеты и принялся сооружать самокрутку. «Нет деда! Нужно идти к складам, как мама говорила!» - вздохнул мальчик.
 
- Николка! - раздался вдруг за спиной знакомый голос, - Николка! Приехал?!
  Мальчик обернулся. Перед ним стоял его дедушка с взлохмаченными волосами, из которых торчали былинки сухой травы. Рыжая борода свалялась и походила на старый валенок, а добрые глаза улыбались.
 - Николка, а я тебя ждал да и в телеге на сене заснул! - оправдываясь, объяснил он. - Внучок, дай же я тебя обниму!

 Он подошёл к внуку и крепко прижал его к себе.
 - Бабушка уже пирогов напекла. С мясом, как ты любишь! Ещё соседский Петька спрашивал, когда ты приедешь.
 От деда  пахло сухой травой, яблоками и чем-то ещё очень приятным и родным. Он  сначала погладил погладил внука по голове:
 - Николка! Николка! Приехал! Радость ты наша!
  Потом поднял глаза к небу и перекрестился:
 - Слава те, Господи!