02 16. Путь ножа

На фото рядовой Сулейманов Ахмед Ахмедович Седьмая горнострелковая рота, Руха, Панджшер 1984 год..


       Пятое утро второй боевой операции, как обычно, началось с улыбки. «Сальдо» поставил Рогачеву задачу удерживать позиции на занятой высотке и прикрывать выход полка из Хисарака. Получается, все подразделенья уйдут, мы останемся, а потом будем уматывать одни, так сказать, без «онсамбля», одни, бля. От этой мысли веселье так и попёрло из меня наружу в виде кривого оскала.
На моё удивление полк очень быстро завершил боевую операцию, вышел из ущелья организованно и практически незаметно. Примерно в районе полудня рация разрешила нам сматывать удочки, мы даже слегонца прифигели - слушай, так неожиданно!
Пока то да сё, Третий взвод забрался к нам на бугор, влился в состав Седьмой роты, а самое главное, пацаны Старцева «побрали» своё барахло с наших горбов на свои. От этого я почувствовал себя победоносным и недогоняемым. С одним несчастным вещмешком за плечами, да ещё без веса сухпая и воды, я смогу шпарить, как говорится в старинной хулиганской песне - «со скоростью трамвая, новой марки ЗИЛ перегоняя».
       При возвращении с боевой операции, офицеры нашего батальона часто двигались во главе своих подразделений. Рогачев поступил также, занял место во главе роты и повел нас по неожиданному для меня маршруту. Он обошел населенный пункт Хисарак по склону «нашего» бугра и вышел к речке практически «за околицей» кишлака. Нам не пришлось щемиться среди построек, преодолевать заборы и делянки полей, подставляться под окна и возможные засады в зданиях. Это решенье показалось мне правильным, а следующее – не совсем. За «околицей» кишлака Рогачев кинулся в речку Хисарак и подал команду:
 - Всем – за мной!
 
В сентябре 1984 года уровень воды в речке оказался чрезвычайно низкий. Всё лето я провёл на горе над этой речкой, на посту Зуб Дракона, и видел сколько дождей выпало здесь за три летних месяца. Всего один. Причем, короткий, протяженностью едва ли десять минут, а вовсе не такой, какие случались в Западной Белоруссии. В местности, где я жил, дождик мог «зарядить» на неделю, а мог и на две. У нас даже шутка ходила, пародия на объявление прогноза погоды Гидрометцентром: «караткачасовые дажжы амаль без перапынку». Дословный перевод означает «кратковременные дожди почти без перерыва», но смысловой перевод звучит точнее «непрерывные кратковременные дожди». В Панджшере климат был иной, в окрестностях речки Хисарак, всё лето стояла изнурительная жара днём и буянили сухие холодные ветра по ночам, всю влагу из окрестных гор выжаривало и выдувало на протяжении трёх месяцев, я с огорчением отмечал как постепенно уменьшалось количество воды в горном источнике. То же самое происходило с речкой Хисарак.
Комбат майор Пудин В.В. описал один из эпизодов боевой операции в Хисараке:
 
- 29 июня 1984 года из боевого охранения лейтенант Курицын доложил, что его взвод понёс потери. Погибло четыре или пять бойцов. Попали они в очень неприятном месте: бурный поток, тут такая справа тропиночка и место почти открытое, 
…
Вот там их и зажали.
…
Вскоре я увидел, как в бурном потоке несёт водой тело человека. Оно переворачивается, человек за камни хватается, пытается выбраться, а за ним остаются красные такие разводы. Он вроде бы выбрался, но его снова потоком перевернуло, а он видно, как за жизнь борется, как под действием инстинкта самосохранения снова и снова старается схватиться за камни. Даже в нормальном состоянии выбраться из такого бурного потока было невозможно, а он к тому же был ранен, я подумал, что поток унесёт сейчас этого хлопца, выскочил из своего укрытия, схватил его за руки. Мне кто-то кричал, что не надо подставляться под огонь противника, а я за руки из воды его вытащил, оказалось - это лейтенант Курицын. Он был насквозь прострелен, но в сознании, значит всё нормально.
…
Получается, 29 июня 1984 года майор Пудин наблюдал в реке Хисарак бурный поток, спас из него тонущего раненого человека, а 12 сентября того же года старший лейтенант Рогачев шагнул в ту же речку и погрузился, как говорится, аж по щиколотку!
Ровно на такую глубину погрузился и я. Ледяная вода наполнила мои полусапожки, остудила натруженные разгоряченные ступни ног, заставила покрыться мурашками всё тело. Низменные ощущения подтолкнули меня задать вопрос Рогачеву:
 - Нахрена, товарищ старший лейтенант? Вода холодная, ноги ломит.
Тот в ответ:
 - Это хорошо, значит они пока ещё на месте, мина их не оторвала.
       Так мы и пошли по дну реки. В полусапожки набралось полным-полно воды, они сделались неподъёмным, портянки раскисли, да, я носил летние портянки с полусапожками. Весной, при переходе на летнюю форму одежды, в нашем батальоне каждому солдату выдали форму х/б «для стран с жарким климатом», полусапожки и несколько пар тёмно-синих трикотажных носков. Носки были нарядными, но при походе по горам «трикотажка» быстро истиралась, поэтому я пошел в каптёрку и попросил выдать мне комплект летних портянок. Их ткань была плотная, износоустойчивая и весьма «долгоиграющая». Стирать портянки в горах мне не доводилось, воды не хватало на утоление жажды, не говоря уж про умывание и чистку зубов, соответственно, на боевом выходе горнострелковые портянки выглядели и пахли точно, как портянки, и мой личный солдатский пятак пребывал в аналогичном состоянии. Но то такое, как говорится, «а ля гер».
В ходе марша по речке Хисарак я булькал гамашами за Рогачевым и думал – перед нами прошел целый полк, мин в тропе быть не должно, хм, хорошее слово «не должно». Меня не сильно беспокоила температура воды, эту неприятность можно было пережить. Больше всего я опасался, как бы мокрые портянки не растёрли в кровь мои ступни. За время походов с караванами и за водой на Зубе Дракона, я успел укрепить мышцы ног, подготовить «дыхалку», пройти горную акклиматизацию, выработать дополнительное количество эритроцитов в крови, и, ещё один немаловажный момент – у меня укрепилась кожа на ступнях. В местах наиболее плотного контакта с обувью, кожа привыкла усиленно размножать свои клетки и образовала прозрачные наросты, примерно такие, как выращивают у себя на кулаках каратюги, кунг-фуисты и прочие «махатуны».
       Предполагаю, что подобные наросты можно вырастить на любом участке человеческой кожи, например, за ушами или на носу, но я никогда не пробовал. Там они мне были не нужны, а вот на ступнях очень нужны, ибо данное приобретенье является основой боеготовности любого пехотинца. Утратить боеготовность я не хотел, но и ноги утратить тоже не хотел, без них мозолистые образования сделаются бесполезными. Поэтому я плюхал по речке Хисарак на глубине по щиколотку, крутил башкой по сторонам, боялся растереть ноги до крови, но не выступал.
       В результате марша по воде, в нашей ротной колонне никто не подорвался. Седьмая рота, под командованием Рогачева, проскочила под Зубом Дракона, пронеслась по всем закоулкам и изгибам ущелья Хисарак, через сколько-то десятков минут вывалилась оттуда в кишлак Мариштан.
       В Мариштане нас зачем-то тормознули по рации, приказали сидеть и чего-то ждать. Кишлак был заминирован весь вдоль и поперёк, это знал каждый салабон, но нас зачем-то тормознули именно там. Мы остановились, как грцца, приказ есть приказ, разместили в одном из крайних домов пулемётчиков возле окон, наблюдателей в укрытиях, а сами принялись стаскивать в саду под деревьями всякую разную бытовую утварь. При помощи сапёра пацаны где-то надыбали пол мешка духовской муки, какие-то листы жести, разожгли несколько костров и принялись жарить самодельные лепоханы. Жрать всем хотелось – атас, поэтому бойцы дружно принялись «кулинарить». Кто-то замесил из муки тесто, кто-то формировал из него лепоханы, кто-то обжаривал на железяках эти серые блинчики, а я сидел под каменным забором и гипнотизировал присутствующих. Сержант Тимофеев, командир отделения из взвода Старцева, расположился недалеко от меня, рядом с костром, подкурил полувыпотрошенную «Донскую» сигарету и принялся неспешно рассказывать о злоключениях Третьего взвода: 
 
- Ночью на горе Санги-Даулатхан, мы отдали вам вещмешки и ломанулись на ДШК как сайгаки. Выбежали по темноте, ещё до рассвета, бежали весь день, и уже снова начало темнеть. Если бы не оставили вещмешки, сдохли бы, нахрен, а душманы в Шестой роте перебили бы вообще всех. К концу дня мы выскочили на хребет, занятый духами, и понеслись на ДШК. Старцев по связи то ли Кэпу, то ли Комбату, сказал, что живым возьмёт этого пулемётчика. У нас от такого обещания случился боевой порыв, мы так разогнались, что проскочили мимо позиции ДШК, а он развернулся и начал стрелять нам в спину. Хорошо, ни в кого не попал. Мы тогда опять развернулись и снова погнали на него. Но уже стемнело и духи от нас сбежали. Тогда мы пошли искать укрытие, нашли какую-то пещеру, заночевали в ней. Воличенко не выключил на ночь рацию и «посадил» аккумулятор, а запасного у него не было, потому что он остался в вещмешке. У нас с собой было по три магазина на рыло, автоматы, пара гранат и всё. Утром Старцев начал рассматривать в бинокль ущелье и кишлак Пини. Сказал, что по кишлаку шарятся какие-то люди, а кто это, наши или духи нихрена не понять. Поэтому в Пини идти мы не рискнули, связи у нас не было. Но, что-то делать всё-таки надо было, не сидеть же в этой пещере до весны. Выбрались мы из неё, потопали по горизонту над кишлаком Пини. Топали-топали, дошли до какого-то склона. Стали по нему спускаться. Там крутизна оказалась – мама не горюй! Градусов сорок пять. Если сорвёшься, то побьёшься весь о камни пока до дна ущелья докатишься. Поэтому мы легли на спины, спускались ногами вниз. Добрались до какой-то тропы, пошли на выход из Пини к Хисараку. Потом прилетела вертушка, скинула жратву и боеприпасы. Что могли сожрать, то солдаты сожрали, напихали в карманы сахар, а больше чё? А больше ничё. Старцев заметил на склоне отару овец или коз - хрен поймёшь, скомандовал "Вижу противника! По духовской кормовой базе огонь!" Мы херачили по отаре из всего, что могло стрелять. Автоматы, подствольники, со снайперки Воли мочил. Перебили всю отару, а боеприпасов оставалось ещё целая куча. Сложили мы их вперемешку с сухпайками и подожгли.
Вечером увидели впереди горящий дувал. Подумали, что вряд ли духи начнут сами для себя поджигать дома. Мы пришли к этому дувалу по темноте, нихрена не было видно. Кое-как по соседству нашли целый дувал, заныкались в него на ночевку. Утром смотрим – люди какие-то идут ниже нас. Ну, мы им крикнули: – «Куда идёте»? Они в ответ: – «А вы хренля тут сидите? Мы последними выходим из ущелья, за нами по пятам идут духи». Вот мы «обрадовались»! Быстренько побежали к тем пацанам, чтобы идти на выход.
Когда пришли к Комбату, на нас смотрели как на покойников. Связи с нами не было, нас записали в пропавшие без вести.
Рассказ Сани Тимофеева продолжил Ахмед Сулейманов: 
 
 - Када мы ночевали в пещере, короченах, сверху поставили двух часовых. Ночью у одного из них выпала граната, провалилась в щель и попала в лобешник Старцеву. Вот это был хай, надо было видеть! Ночью настала холодища – пипец, а мы в одних хэбчиках, да ещё голодные. Утром нашли какие-то лопухи среди скал, стали их жрать. Днём в пещере тоже было холодно, а вылезешь на улицу – жарко. Ко второй ночевке Старцев нас повел в Хисарак, меня и Сафарова послал на разведку. Мы залезли в темноте в дом, благо рядом горел ещё один, свет немного перепадал, я засел на крыше, поставил пулемёт, а Сафарова послал за нашими. Наши пришли, в доме на ощупь нашли духовскую фасоль, начали её жрать, а ночью настоящая война поднялась - все пердели, хорошо, стекол не было в окнах, иначе угорели бы все нахер. Утром нас обстреляли из ДШК. Мы сбежали, в бой не вступили, ушли аккуратно, короченах.
       Пока пацаны рассказывали о своих приключениях, поспели первые лепоханы. Их понесли наблюдателям, несколько штук я отнёс Орлову, он же тоже дежурил на посту возле ротной радиостанции и не мог отойти от неё. Станция и связист находились возле Рогачева, но не ему первому я предложил хавчик, он сам установил такой порядок. Несколько серо-желтых дымящихся лепёшек я положил Орлову на колени, на какой-то жестянке, и дал ему душманский нож, потому что вилка советскому солдату не положена, а ложкой лепёшку не наколешь.
 - Во, бля! – Орёл вытянул перед собой руку с ножом. - Мне дали нож! Нож, это продолжение руки! Нож, это продолжение пальцев! Теперь я думаю, как нож! Двигаюсь, как нож! Я веду образ жизни ножа! Путь ножа - это путь становления Воина!
Рогачев, скривился, как Ленин на мировую буржуазию:
- Орлов, жопа! Тебе когда-нибудь надоест трындаболить? 
Андрюха быстрым движением засунул в рот кусок горячего лепохана, развёл руками, показал жестами, что не может говорить с набитым ртом.
Рогачев покачал головой:
 - Боже, кого в армию призывают! Дитё горькое, детский сад. Жопа полная.
  В Мариштане мы проторчали часа три или четыре, я так и не понял зачем нас там держали. В конце концов поступила команда на выход, мы поднялись со своих позиций, по воде речки Хисарак притопали без приключений к подвесному мосту, переправились через Панджшер и ушли в Руху.
       На том закончилась вторая боевая операция - без потерь для нашей роты, а Шестую сильно потрепали и чужие, как говорится, и свои. Даже командир роты у них погиб, допустил фатальную ошибку – вышел на боевые действия в обмундировании чужого образца. С этой операции, после гибели Рамиля Галлямова, за Шестой ротой закрепилась «слава» невезучей роты. А за нашей Седьмой – наоборот. «Семёрку» начали считать удачливой, счастливой, но мы-то понимали чьё здравомыслие стояло за такой репутацией. Если кто-то не понял, поясню – здравый рассудок старшего лейтенанта Рогачева сыграл значительную роль. Каким бы он ни был, худеньким или нехуденьким, культурным или не очень, это не имело значения на войне. Именно Рогачев не допустил ошибок и не позволил их допустить всей роте, поэтому мы вернулись живыми, изрядно задолбанными, но целыми. Это Рогачев шел по Пути воина, по Пути ножа, а рядовой Орлов всего лишь озвучил красивую мысль.