Читаешь и плакать хочется. Александр Аронов

Таланта ему Бог дал много, а известности практически не дал, ее разобрали более ловкие и пробивные, но думаю, что его это мало заботило. А талант был такой, что мог бы вместе с Е. Евтушенко, А. Вознесенским собирать толпы поклонников и в Лужниках, и в Политехническом. Он просто не рискнул поменять судьбу. Бывает…
Вместо этого он более  тридцати лет выполнял совершенно рутинную работу в редакции журнала «Московский Комсомолец», справедливости  ради следует отметить, что и ее он умудрялся делать на очень высоком уровне.
Евгений Евтушенко сказал: «Александр Аронов- один из воскресителей думающих песен, помогающих думать другим». У  него же в цикле «Силуэты» есть стихотворение, посвященное Александру Аронову, которого ценил за талант:
Особую струну на лире тронув,
ушёл тишайше Сашенька Аронов,
но может она снова шевельнуться,
                шепнув:
     «Остановиться, оглянуться…»
Он писал искреннейшие, но в чем-то инфантильные стихи. Когда их читаешь, плакать хочется, до чего мы были наивны. Да я и сам <…> (Е. Евтушенко)


***
Остановиться, оглянуться,
Внезапно вдруг на вираже,
На том случайном этаже,
Где нам доводится проснуться,

Ботинком по снегу скребя,
Остановиться, оглянуться,
Увидеть день, дома, себя,
И тихо-тихо улыбнуться.

Ведь уходя, чтоб не вернуться,
Не я ль хотел переиграть:
Остановиться, оглянуться,
И никогда не умирать...




ПРОРОК

Он жил без хлеба и пощады.
Но, в наше заходя село,
Встречал он, как само тепло,
Улыбки добрые и взгляды,
И много легче время шло;
А мы и вправду были рады…

Но вот — зеркальное стекло:

А мы и вправду были рады,
И много легче время шло;
Улыбки добрые и взгляды
Встречал он, как само тепло,
Но, в наше заходя село,
Он жил без хлеба и пощады.


***
Когда горело гетто, когда горело гетто,
Варшава изумлялась четыре дня подряд.
И было столько треска, и было столько света,
И люди говорили: «Клопы горят»…

…А через четверть века два мудрых человека
Сидели за бутылкой хорошего вина,
И говорил мне Януш, мыслитель и коллега:
— У русских перед Польшей есть своя вина!

Зачем вы в 45-м стояли перед Вислой?
Варшава погибает! Кто даст ей жить?!
А я ему: «Сначала силёнок было мало,
И выходило, с помощью нельзя спешить».

— Варшавское восстанье подавлено и смято!
Варшавское восстанье потоплено в крови!
Пусть лучше я погибну, чем дам погибнуть брату! —
С отличной дрожью в голосе сказал мой визави.

А я ему на это: «Когда горело гетто…
Когда горело гетто четыре дня подряд,
И было столько пепла, и было столько света…
И все вы говорили: «Клопы горят».

(Аронов говорил: «Эх, ё-моё, я, конечно, знаю, что Варшавское восстание было в 44-м. Но никак 44-й в строчку не лез».)


***
Строчки помогают нам не часто.
Так они ослабить не вольны
Грубые житейские несчастья:
Голод, смерть отца, уход жены.

Если нам такого слишком много,
Строчкам не поделать ничего.
Тут уже искусство не подмога.
Даже и совсем не до него.

Слово не удар, не страх, не похоть.
Слово — это буквы или шум.
В предложенье: «Я пишу, что плохо»,
Главный член не «плохо», а «пишу».

Если над обрывом я рисую
Пропасть, подступившую, как весть,
Это значит, там, где я рискую,
Место для мольберта всё же есть.

Время есть. Годится настроенье.
Холст и краски. Тишина в семье.
Потому-то каждое творенье
Есть хвала порядку на Земле.



БЕССОННИЦА

Перетянул. Перетерпел.
Вот и послушай новый мотив:
Был ты не пр;мах. Сладко ты пел.
Что же ты жив?
Всё понимаешь ты по ночам —
Молча лежишь — знаешь тайком:
Так уж обиды ты не встречал?
Так уж с неправдою ты не знаком?
Чем же ты горд? И чему же ты рад?
Перед собою сам распрямись.
Если живёшь, значит, хаживал, брат,
Не на медведя — на компромисс.
Сколько их было — комнат стальных,
Мелких годов, крупных минут…
И не кивай на остальных —
Пусть на тебя уж лучше кивнут.
Что-то ты понял. Что-то видал.
Мог бы утратить милый наив.
Не прекращался давний скандал.
Что же ты жив?



ХАЙФА. ЛАГЕРЬ ДЛЯ ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ

О чем ты там, польская, плачешь, еврейка,
В приюте, под пальмой, где стол и скамейка,
Дарёный букварь и очки, и оправа,
И буквы, в тетрадку входящие справа?
Студентик, учитель, пан будущий ребе,
Так громко толкует о хляби и хлебе,
О том, как скиталась ты в странах нежарких
Две тысячи трудных и семьдесят жалких.
Прошло две войны. Унесло два семейства.
Каникулы. Кончились оба семестра.
Ты выучишь иврит и столько увидишь,
Забудешь и польский, и нищий свой идиш,
И ешь ты, и пьешь, и ни гроша не платишь,
Читаешь и пишешь — и что же ты плачешь?
По мебели, на шести метрах в избытке,
По старой соседке, антисемитке.


ПЕСЕНКА НА ПРОЩАНЬЕ


Здесь жить, конечно, можно.
Здесь можно всё исправить.
Все наши прегрешенья
Назвать до одного.
Но вот настанет время
Нас в прошлое отправить —
А там нельзя поправить,
К несчастью, ничего.
Она сбежит за нами,
Придурочная слава.
Уж так распорядились
Своею мы судьбой.
Один начальник слева,
Один начальник справа,
А строго посредине
Шагаем мы с тобой.
Для нас готова вечность
За мелкими морями,
И мы рядами входим
В свой бесконечный час.
Непойманные воры
Научат нас морали,
И крысы тыловые
В строю удержат нас…



СЕН-СИМОН



С утра мороз не крут,
Земля белым-бела.
— Вставайте, граф, вас ждут
Великие дела!

Анри де Сен-Симон
С утра побрит, одет
От белых панталон
До кружевных манжет.

Анри де Сен-Симон
Уже подсел к делам.
Да будет мир спасён
К 17 часам.

Проект почти готов:
Отныне и навек
Отнюдь не будет вдов,
Голодных и калек.

На солнце и в тени
Снежок — не описать.
Как раз в такие дни
Приятно мир спасать.

И, поглядев на снег,
Все пишет, пишет он...
Великий человек
Анри де Сен-Симон

Мы знаем наперёд,
Что крив его маршрут,
До срока он умрёт
За несколько минут.

И будет снег лежать,
И будет даль бела,
И долго будут ждать
Великие дела.


1956-Й



Среди бела дня
Мне могилу выроют.
А потом меня
Реабилитируют.

Пряжкой от ремня,
Апперкотом валящим
Будут бить меня
По лицу товарищи.

Спляшут на костях,
Бабу изнасилуют,
А потом простят.
А потом помилуют.

Скажут: — Срок ваш весь.
Волю мне подарят.
Может быть, и здесь
Кто-нибудь ударит.

Будет плакать следователь
На моем плече.
Я забыл последовательность,
Что у нас за чем.



Песенка о собаке

 

Когда у вас нет собаки,
Её не отравит сосед,
И с другом не будет драки,
Когда у вас друга нет.
А ударник гремит басами,
А трубач выжимает медь –
Думайте сами, решайте сами,
Иметь или не иметь.
Когда у вас нету дома,
Пожары вам не страшны,
И жена не уйдёт к другому,
Когда у вас нет жены.
Когда у вас нету тёти,
Вам тёти не потерять.
И раз уж вы не живёте,
То можно не умирать.
А ударник гремит басами,
А трубач выжимает медь –
Думайте сами, решайте сами,
Иметь или не иметь.