Неожиданная находка

/Человек  под окном, гл. 10/.

 А  потом мой проводник в Царстве Воспоминаний  перевёл взгляд на другую сторону улицы, где за натужно поднимавшейся вверх дорогой тесно жались к крутому обрыву холма небольшие уютные дворцы свежей постройки. Там бежала куда-то собака, беспросветно чёрная, как душа чиновника, такая же непредсказуемая, как её родословная. Чтобы придать внешности кусачего счастья ещё больше выразительности, ей отсобачили хост, слишком часто подметавший пол в знак дружеских намерений, чтобы не оставлять прохожему надежд уйти живым.  А собаке объяснили, что это сделали злые прохожие, а потому доверять людям нельзя. Но поскольку роскошный хвост, которым могло бы гордиться любое хвостатое существо, был не крысиного вида и не походил на косичку первоклассницы, в собачьих глазах навеки застыла бесхитростная собачья грусть.

- Хорошее было времечко! – опять вздохнул мой собеседник, потому что о хорошем времени лишний раз вздохнуть  не жалко.
 -- Сейчас заплачет, -- сказал мне внутренний голос. Непрошенная мысль – она как непрошенная слеза. Но он не заплакал, а вернулся к делу.
.- Хороший ты парень, -- опять произнёс  мой собеседник, словно вынося приговор. А потом вздохнул и закончил:
- Считай, что нашёл ты свою пропажу – вон там он лежит, рядом со своим дворцом.
И показал рукой в сторону дворцов, среди которых один выделялся своей недостроенностью, т.е. стены были, крыша наличествовала, даже окна вставлены, хоть и с заляпанными раствором стёклами,  но на этом дело и закончилось. Окна первого уровня были заложены кирпичом, словно тут собирались держать оборону и загодя  превратили дом в дот.  Сам особняк, как поговаривали,  тоже был заложен. Ничего необычного, кстати сказать: в наши дни такое часто бывает – сначала хрусты прут, как лосось в путину, а потом вдруг прекращают поступать, и стройка замирает.

-- Пошли,  -- и шагнул к поднимавшейся на гору дороге, по которой натужно полз на гору грузовичок, поскольку движение было разрешено только вверх. Мы пропустили грузовичок, а потом перебежали на другую сторону дороги. Дальше шла узенькая тропинка, втиснувшаяся между обрывом  и  густым  кустарником.  Она была протоптана местными жителями и змеилась по самому краю обрыва. Обрыв был очень крутой и глубиной примерно в четыре человеческих роста. Когда-то давно, ещё в семнадцатом веке тут стояла крепость, вплотную примыкавшая к этому обрыву. Не позавидовал бы я тем, кто вынужден был без страховки  лезть по этому обрыву на крепостную стену  по приставной лестнице,  уворачиваясь от выстрелов  пищалей, сбрасываемых на него брёвен и выливаемого в изобилии кипятка. Впоследствии по причине отодвигания границ страны на многие сотни вёрст надобность в крепости отпала   --  её разобрали на дрова. И только обрыв ещё напоминал о тех суровых и героических временах.

////////////////

По другую сторону тропинки на месте крепостной стены старых времён  кустарник скрывал бетонные основания построек, которым так и не суждено было быть достроенными по случаю Великих Потрясений. Они чем-то напоминали  недостроенные доты 1941, в которых вынуждены были принять первый бой бойцы наших укрепрайонов.  Чащоба была такая, что впору было ожидать появления охотника или  вышедшего навстречу медведя. Теперь тут кучковались бомжи и пропойцы. Но в этот день их не было  на рабочем месте.

Сделав несколько шагов по тропинке, мой провожатый остановился, повернулся ко мне и сказал:
- Вот тут всё и случилось.

После чего рассказал историю, слишком правдивую, чтобы быть занимательной. Люди или сидели без работы, или по полгода не получали зарплаты.  Не удивительно, что он с двумя  знакомыми, Хануриком и Гиббоном,  решили подработать. Прозвища этой двойки подтверждали меткость наблюдения Гоголя над меткостью русского слова:  «Выражается сильно русский народ! И если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света».

Ханурик действительно был человеком не самым крепким и крупным, а Гиббон и вправду походил на этого родственника человека прямоходящего – сутулый, почти горбатый, с длинными руками, доходящими до колен,  и соответствующим лицом. Тем не менее, если он и был уродом, то не в нравственном отношении. Во  всяком  случае, если звёзд с неба не хватал, то не хватал и кусок из  плошки соседа.

И надо же было так случиться, что работодателем оказался   наш предприниматель. Разумеется, он не упустил возможности использовать за копейки  рабсилу в качестве подсобников на стройке своего дворца. Работы хватало – подать, принести.

Всё шло хорошо, пока не настала пора расплачиваться. Жаден бедолага был до такой степени, что однажды, бросив в московской подземке вместо пятака двадцульник, расстраивался целую неделю. Вот и решил  не платить вовсе. Из чего следует, что гения злодейства из него не получилось. Гений и злодейство, может быть,, и совместимы, но не совместимы гений и мелочность.  Злодейство гения не может быть копеечным.

Расчёт был простой, подловатый, но весьма распространённый в дни торжества Первоначального Накопления: если у моего провожатого кроме попадания в вытрезвитель ничего преступного за душой не было, то двое его спутников были побогаче в этом отношении. Ханурик сделал две ходки, а Гиббон, которого близкие люди звали ласково Гиббоша, и вовсе три.  Причём все три – за «дурь», которой он время от времени баловался. В те далёкие времена это были забавы растительного происхождения – гашиш и анаша; никто не травил народ сверхдешевой в производстве синтетикой. Спрашивается, побегут ли такие жаловаться в полицию?  Вот и решил работодатель отказаться платить. Просто так, без объяснений, внаглую.

Обманутые трудящиеся сначала растерялись, а потом,   осознав, что другой работы не найдут, а жить не на что, решили поговорить с работодателем ещё раз.
- Просто так, по-человечески! – с каким-то надрывом произнёс обманутый работяга. Но по-человечески не получилось.

Они устроили засаду в бетонном основании недостроенного здания, скрытого за густо разросшимися кустами, и принялись ждать. Долго ждать не пришлось:  предприниматель  пришёл на зов Наживы и Богатства. Когда обманщик свернул на тропинку, путь ему преградили обманутые. А дальше пошло не по задуманному: наш хапуга был тёртым калачом, всех силовиков имел в приятелях, а потому не испугался. И, как показали дальнейшие события, зря. Когда Ханурик заунывным голосом завёл волынку про оплату, акула капитализма сказал, как отрезал, себе возможность спасения:

- Платить  не буду, уйдите с дороги!
- Мы его даже бить не собирались, -- оправдывался мой провожатый по уголовному делу, --  просто поговорить хотели, а он…
Он вынул платок в крупную синюю клетку, вытер им пот со лба и продолжил чистосердечное признание:
-  Ну, Гиббоша, как услышал, так  ему в морду-то и двинул. У него, кажись, ломка начиналась. Даже замаха не было! Но ведь у него кулачищи-то --  каждый в половину самовара. Тот сразу брык, в воздухе перевернулся  – и с обрыва черепушкой вниз. А там как раз перекрытия для второго уровня лежали. Он с налёта об них – инда тыква вмялась.

Он замолчал. Я ещё раз внимательно посмотрел на растерянного невольного убийцу, который ещё растерял вдобавок  волосы, зубы, друзей. Остались только воспоминания. Не всегда самые светлые.  Это был тот случай, о котором китайский поэт   Цюй Юань
 сказал:

Неслышно ко мне
                Приближается старость,


Потом  я продолжил выслушивать чистосердечные показания про грехи молодости.
- Ну, мы видим, готов – что делать. В самом углу участка в откосе дыра была: говорили, подземный ход. Не знаю, может и так. Мы его туда  по-быстрому  заховали. А утром туда строители целый самосвал песку высыпали, чтобы раствор для кладки делать.

Но кладка дальше не пошла, поскольку оплачивать её было уже некому, а кучу песка частично растащили местные жители, частично размыли дожди.

Ни с того ни  с сего вспомнился  давний  случай, когда  в 1827 французский  посол так долго напоминал правителю Алжира  о долгах,  что тот не выдержал и съездил ему по нахальной роже мухобойкой. Это свидетельствует токмо о том,

Всех  поджидает доля злая
И чем паскудней,  тем скорей.
Ведь век  за веком  проживая,
Мы не становимся  умней.
И мухобойка роковая
Вершит порой  судьбу царей.


  В  Святом Писании сказано: - "Если вам мухобойкой  ударят по одной ланите, подставляй вторую. Но правитель был мусульманином.

По-нашему надо было поступить так: он тебя  по роже, ты его по роже,  ещё  по одной выпили – опять друзья. Но правитель был непьющий.  Это послужило поводом для французского вторжения в Алжир  и последующей более чем столетней оккупации.