Путешествия Гулливера

Author: Jonathan Swift.(1721 год издания)
***
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛИПУТ




Глава I

_АВТОР дает краткий отчет о первых мотивах, которые его
они отправились путешествовать. Он терпит кораблекрушение и спасается вплавь в
страну Лилипутов. Его заковывают в цепи и в таком состоянии
отправляют дальше вглубь страны._


У моего отца, чье поместье, расположенное в провинции Ноттингем,
было бедным, было пятеро сыновей: я был третьим, и он
отправил меня в колледж Эммануэля в Кембридже,
когда мне было четырнадцать. Я пробыл там три года, которые с пользой использовал. Но
расходы на мое содержание в колледже были слишком велики, меня отдали
в ученики к мистеру Жаку Бейтсу, известному хирургу в
Лондон, в котором я прожил четыре года. Мой отец
время от времени присылал мне небольшие суммы денег, и я использовал их для
изучения пилотирования и других разделов математики
, наиболее необходимых для тех, кто задумал морское путешествие,
которое, как я предполагал, станет моей судьбой. Оставив г-на Батэ, я
вернулся к своему отцу; и от него, и от моего дяди Жана, и
от некоторых других родственников я получал сумму в сорок фунтов
стерлингов в год, чтобы содержать себя в Лейдене. Я отправился туда и
два года и семь месяцев изучал медицину,
убежден, что однажды она будет мне очень полезна в моих путешествиях.

Вскоре после моего возвращения из Лейдена я получил, по рекомендации
моего доброго хозяина мистера Бейтса, должность хирурга на
"Ласточке", где я пробыл три с половиной года под командованием капитана
Abraham Panell, commandant. В то время я совершал поездки
в Левант и в другие места. По возвращении я решил поселиться в
Мистер Бейтс посоветовал мне принять эту сторону и
порекомендовал меня своим больным. Я снял квартиру в небольшом
отеле, расположенном в районе под названием Олд-Джеври, и вскоре после этого
я женился на мисс Мари Бертон, второй дочери мистера Эдуарда Бертона,
торговца на Ньюгейт-стрит, которая принесла мне в качестве подарка четыреста
фунтов стерлингов.

Но поскольку мой дорогой учитель г-н Бастес умер два года спустя и
у меня больше не было защитника, моя практика начала сокращаться. Моя
совесть не позволяла мне подражать поведению большинства
хирургов, чья наука слишком похожа на
науку прокуроров: вот почему, посоветовавшись с моей женой и
некоторыми другими моими близкими друзьями, я принял решение
совершите еще одно морское путешествие. Я был хирургом
на двух кораблях подряд; и еще несколько путешествий, которые я совершил в
течение шести лет в Ост-Индию и Вест-Индию,
несколько увеличили мое небольшое состояние. Я проводил досуг за
чтением лучших древних и современных авторов, всегда
имея при себе определенное количество книг, и, когда я оказывался на
берегу, я не забывал подмечать нравы и
обычаи народов. и в то же время изучать язык
страны, что давало мне возможность познакомиться с ней поближе. стоил недорого, с очень хорошей памятью.

Поскольку последнее из этих путешествий было неудачным, я почувствовал
отвращение к морю и решил остаться дома с
женой и детьми. Я сменил место жительства и перебрался из
Олд-Джеври на Феттер-лейн, а оттуда в Уэппинг,
надеясь получить практику среди матросов; но я не
нашел там своего счета.

Прождав три года и тщетно надеясь, что мои дела
пойдут лучше, я принял выгодную партию, предложенную мне
капитаном Гийомом Причардом, готовым отправиться на_Антилопу_ и
отправляясь в Южное море. Мы отплыли в Бристоль 4
мая 1699 года, и поначалу наше путешествие было очень счастливым.

Нет необходимости утомлять читателя подробностями наших приключений
в этих морях; достаточно сообщить ему, что на нашем
пути в Ост-Индию мы столкнулись с бурей
, сила которой подтолкнула нас; к северо-западу от земли Вана-
Димен. Из сделанного мной наблюдения я понял, что мы были
на 30 ° 2' южной широты. Двенадцать человек из нашей команды
погибли от чрезмерной работы и плохого самочувствия.
еда. 5 ноября, в начале лета в
этих странах, когда погода была немного темной, моряки заметили
скалу, которая находилась всего в нескольких кабельтовых от корабля
; но ветер был настолько сильным, что нас
швырнуло прямо в ловушку, и мы не смогли удержаться на ногах. в какой-то момент мы потерпели неудачу. Шесть
человек из команды, в том числе я, случайно вскочили в
шлюпку и нашли способ избавиться от корабля и
скалы. Мы проплыли на веслах около трех лье; но в конце
концов усталость больше не позволяла нам грести; совершенно обессиленные,
мы сдались на волю волн и вскоре были
сбиты с ног порывом северного ветра:

Я не знаю, какова была судьба моих товарищей с баркаса, ни
тех, кто спасся на скале, ни тех, кто остался на
корабле; но я верю, что все они погибли; ради себя я поплыл
он отправился в приключение и был выброшен на сушу ветром и
приливом. Я часто опускал ноги, но не касался
дна. Наконец, когда я был близок к тому, чтобы сдаться, я оказался на ногах в
воде, и к тому времени шторм значительно утих. Как склон
будучи почти бесчувственным, я прошел пол-лиги в море
, прежде чем выбрался на берег. Я прошел около четверти лье
, не обнаружив ни одного дома или каких-либо остатков жителей, хотя
эта страна была очень густонаселенной. Усталость, жара и полпинты
бренди, которые я выпил, покидая корабль, - все это
заставило меня уснуть. Я лег на траву, которая была очень мелкой
, и вскоре погрузился в глубокий сон, который длился девять
часов. По прошествии этого времени, проснувшись, я попытался
встать; но тщетно. Я лежал на спине; я
я обнаружил, что мои руки и ноги привязаны к земле с одной и с
другой стороны, а волосы привязаны таким же образом. Я
даже обнаружил несколько очень тонких перевязок, которые обвивали мое
тело от подмышек до бедер. Я мог только
смотреть вверх; солнце начинало сильно припекать, и его
высокая яркость причиняла боль моим глазам. Я услышал какой-то непонятный шум вокруг
себя, но в той позе, в которой я находился, я не мог видеть
ничего, кроме солнца. Вскоре я почувствовал, как что-то зашевелилось на моей
левой ноге, и эта штука, осторожно продвигаясь по моей груди, поднялась
почти до моего подбородка. Каково же было мое удивление, когда
я увидел маленькую фигурку человеческого существа ростом не более
трех дюймов, с луком и стрелами в руке, с колчаном
за спиной! Я одновременно встречаю по крайней мере сорок других представителей того
же вида. Я вдруг начал издавать такие ужасные крики, что
все эти маленькие животные в испуге отступили; и
даже некоторые из них, как я потом узнал, были
опасно ранены в результате резких падений, которые они совершили,
перепрыгнув через мое тело на землю. Тем не менее они вернулись
вскоре один из них, имевший смелость подойти так близко
, что был в состоянии полностью увидеть мое лицо, поднял руки
и глаза в своего рода восхищении, воскликнул кислым,
но отчетливым голосом: _хекина Дегул_. Остальные несколько
раз повторили одни и те же слова; но тогда я не понял их смысла.
В то время я был поражен, обеспокоен, встревожен, как и
читатель в подобной ситуации. Наконец, приложив некоторые
усилия, чтобы освободиться, я имел счастье разорвать
веревки или провода и вырвать колышки, которые связывали мой
протяни руку прямо к земле; ибо, немного приподняв его, я
обнаружил то, что держало меня связанным и в плену. В то же время
сильным толчком, причинившим мне сильную боль, я
немного ослабил шнуры, которыми были связаны мои волосы с правой стороны
(шнуры были тоньше, чем мои собственные волосы), так что я
оказался в состоянии обеспечить своей голове небольшое свободное движение.
Тогда эти человеческие насекомые обратились в бегство и издали
очень пронзительные крики. Этот шум прекратился, и я услышал, как один из них воскликнул::
_Толго, телефон_, и сразу же я почувствовал, что моя рука пронзила еще больше
сотня стрел пронзила меня, как множество иголок.
Затем они произвели еще один залп в воздух, как мы сбрасываем
бомбы в Европе, несколько из которых, я полагаю, параболически упали
на мое тело, хотя я их не заметил, а
другие - на мое лицо, которое я попытался обнаружить правой рукой
. Когда этот град стрел прошел, я все
еще пытался вырваться; но затем был произведен еще один залп
, больший, чем первый, и некоторые пытались пронзить меня
своими копьями; но, к счастью, на мне была непробиваемая куртка
из шкуры буйвола. поэтому я решил, что самое лучшее
- это отдохнуть и остаться таким, каким я был до ночи;
что тогда, освободив левую руку, я смогу
полностью освободиться, и что касается жителей, то я не без оснований
считал себя равным по силе самым могущественным армиям
, которые они могли бы собрать для нападения на меня, если бы все они были
одинакового размера чем те, что я видел до этого момента. Но
судьба уготовила мне другую участь.



Когда эти люди наконец заметили, что я спокоен, они
они перестали стрелять в меня стрелами; но по шуму, который
я услышал, я понял, что их число значительно увеличилось
, и примерно в двух саженях от меня, напротив
моего левого уха, я более часа слышал шум
, похожий на шум работающих людей. Наконец, немного повернув
голову в ту сторону, насколько позволяли дюбели и веревки
, я увидел земляной эшафот высотой в полтора фута,
на котором могли поместиться четверо из этих маленьких человечков, и лестницу
, по которой можно было взобраться на него. отсюда один из них, который, как мне казалось, был
условный человек, произнес мне довольно длинную речь, из которой я
не понял ни слова. Прежде чем начать, он трижды воскликнул
: _Лангро Дехул сан_. Затем эти слова были повторены и
объяснены знаками, чтобы я их услышал. Тотчас
же подошли пятьдесят человек и перерезали веревки, которыми
была перевязана левая сторона моей головы; это дало мне свободу
повернуть ее вправо и наблюдать за миной и действиями того
, кто должен был говорить. Он показался мне человеком средних лет и
более крупного телосложения, чем остальные трое, сопровождавшие его, один из которых,
который выглядел как паж, держался за хвост своего платья, а двое
других стояли по обе стороны от него, поддерживая его. Он
показался мне хорошим оратором, и я предположил, что по правилам
искусства он смешал в своей речи периоды, полные угроз
и обещаний. Я ответил в нескольких словах, то есть
несколькими знаками, но в манере, полной
покорности, подняв левую руку и оба глаза к солнцу,
как бы желая засвидетельствовать ему, что я умираю от голода,
давно ничего не ел. Действительно, мой аппетит был таким
настойчиво, чем я не мог не показать своего нетерпения
(возможно, вопреки правилам честности)
, очень часто прикладывая палец ко рту, чтобы дать понять, что мне нужна
еда.

_Хурго_ (так среди них называют великого
лорда, как я потом узнал) услышал меня очень хорошо. Он
сошел с эшафота и приказал
приставить ко мне несколько лестниц, по которым вскоре взошло более
ста человек, которые двинулись к моим устьям, нагруженные
корзинами, полными мяса. Я заметил, что там была плоть от
разные животные, но я не мог отличить их по вкусу.
У него были плечи и животы, похожие
на овечьи, и они были очень плотно прилегающими, но меньше крыльев
жаворонка; я проглотил два или три из них за один укус с шестью
буханками хлеба. Они предоставили мне все это, проявив
крайнее изумление и восхищение моими размерами и
огромным аппетитом. Сделав еще один знак, чтобы дать им
понять, что я скучаю по выпивке, они предположили по тому
, как я ел, что небольшое количество напитка не поможет мне.
этого было бы недостаточно; и, будучи людьми здравомыслящими, они с
большой ловкостью подняли одну из самых больших бочек с вином, которые у них
были, подкатили ее к моей руке и разбили ее. Я катаюсь
на нем одним махом с большим удовольствием. Мне принесли еще
один muid, на который я сел точно так же, и я сделал несколько знаков, предупреждающих
, чтобы мне подали еще несколько muid.

Увидев, что я творю все эти чудеса, они
закричали от радости и начали танцевать, повторяя несколько раз, как
и в первый раз: _хехина Дегул_. вскоре после этого,
я услышал всеобщее приветствие с частым
повторением этих слов: _Поплом Селан_, и я увидел большое
количество людей по левую сторону от меня, ослабивших веревки до
такой степени, что я оказался в состоянии повернуться и с
облегчением помочиться. функция, которую я выполнял к великому
изумлению народа, который, догадавшись, что я собираюсь делать,
стремительно открывался направо и налево, чтобы избежать
потопа. За некоторое время до этого мне милосердно
натерли лицо и руки какой-то мазью с неприятным запахом.
приятное, которое за очень короткое время излечивает меня от укусов
стрел. Эти обстоятельства, вкупе с полученными яствами, заставили
меня уснуть; и я проспал около
восьми часов, не просыпаясь, так как врачи по приказу
императора фальсифицировали вино и подмешали
в него снотворное.

Пока я спал, император Лилипута (так называлась
эта страна) приказал привести меня к нему. Эта резолюция
может показаться смелой и опасной, и я уверен, что в
таком случае она не пришлась бы по вкусу ни одному правителю Европы;
однако, на мой взгляд, это был в равной степени осторожный и опасный замысел
; ибо, если бы эти народы попытались убить меня
своими копьями и стрелами, пока я спал, я
бы наверняка проснулся при первом же чувстве боли,
которое возбудило бы мою ярость и увеличило мои силы до предела. до такой степени,
что я оказался бы в состоянии разорвать остальные веревки;
и после этого, поскольку они были не в состоянии сопротивляться мне,
я бы раздавил их всех и разнес вдребезги.

поэтому было спешно привлечено к работе пять тысяч плотников и
инженеры построили машину: это была повозка высотой
три дюйма, длиной семь футов и
шириной четыре фута, с двадцатью двумя колесами. Когда он был закончен, его
отвезли на то место, где я был. Но главной трудностью было
поднять меня и посадить на эту машину. Для этого зрелища
было использовано восемьдесят шестов, каждый высотой в два фута
; и очень прочные веревки, толщиной с
веревку, были прикреплены с помощью нескольких крючков к
повязкам, которые рабочие обвязали вокруг моей шеи, моих бедер и бедер.
руками, ногами и всем телом. Девятьсот
самых выносливых мужчин были заняты подъемом этих веревок с помощью
большого количества шкивов, прикрепленных к шестам; и таким
образом менее чем за три часа меня подняли, поместили и
привязали к станку. Я знаю все это из отчета, который
мне сделали с тех пор, потому что во время этого маневра я спал очень
крепко. Пятьсот лошадей, самых крупных из императорской конюшни
, каждая около четырех с половиной дюймов в высоту, были
запряжены в повозку и потащили меня в далекую столицу
на четверть лье.

Мы были в пути уже четыре часа, когда я
внезапно проснулся от довольно нелепой аварии. Из-за того, что камердинеры
ненадолго остановились, чтобы что-то починить,
двое или трое местных жителей с любопытством
посмотрели на мою мину, пока я спал; и, очень
осторожно подойдя к моему лицу, один из них, капитан
стражи, приставил острый кончик ножа к моему горлу. его губка попала мне в
левую ноздрю задолго до этого, что пощекотало мой нос, разбудило меня и
заставило трижды чихнуть. Мы совершили большую прогулку до конца
в тот день мы расположились лагерем на ночь с пятьюстами стражниками, одна
половина с факелами, а другая с луками и
стрелами, готовые стрелять, если я попытаюсь пошевелиться. На
следующий день на рассвете мы продолжили свой путь и
к полудню прибыли в ста саженях от городских ворот.
Император и весь двор вышли, чтобы увидеть нас; но
высшие офицеры так и не согласились, чтобы Его Величество
рискнул собственной персоной, взобравшись на мое тело, как
осмелились сделать некоторые другие.

На том месте, где остановилась машина, был древний храм,
почитаемый величайшим во всем королевстве, который, будучи осквернен
несколькими годами ранее убийством, по
мнению этих народов, считался оскверненным, и по этой
причине использовался для различных целей. Было решено, что я буду размещен
в этом огромном здании. Большая дверь, выходящая на север, была
примерно четырех футов в высоту и почти двух футов
в ширину; по обе стороны от двери было небольшое окно
высотой шесть дюймов. К той, что была с левой стороны,
королевские слесари прикрепили девяносто одну цепь,
такие же, как те, что прикреплены к часам одной
европейской дамы, и почти такой же ширины; другим концом они были
прикреплены к моей левой ноге с помощью тридцати шести замков. Напротив
этого храма, на противоположной стороне большой дороги, на расстоянии двадцати
футов, была башня высотой не менее пяти футов; именно
сюда король должен был подняться вместе с несколькими главными
лордами своего двора, чтобы иметь возможность наблюдать за мной как ей
будет удобно. Подсчитано, что из города вышло более ста тысяч жителей
, привлеченных любопытством, и, несмотря на мои
гвардейцы, я полагаю, что было бы не менее десяти тысяч человек
, которые в разное время взобрались бы на мое тело по
лестницам, если бы не было издано постановление Государственного совета в его
защиту. Невозможно представить себе шум и удивление людей
, когда они увидели, что я стою и хожу: цепи, удерживающие
мою левую ногу, были длиной около шести футов и
давали мне свободу ходить взад и вперед по полукругу.




Глава II

_ИМПЕРАТОР Лилипутов в сопровождении нескольких своих
придворных приходит, чтобы увидеть преступника в его тюрьме. Описание
о личности и одежде Его Величества. Ученые люди, назначенные
для изучения языка автору. Он получает милости своей
кротостью. Его карманы проверяются._


Император верхом на лошади однажды подъехал ко мне, и это, как он думал
, дорого ему обошлось: при виде меня его лошадь от изумления пошла ко дну; но этот
принц, превосходный наездник, твердо держался в
стременах, пока его свита не подбежала и не взяла его под уздцы. Его
Величество, ступив на землю, осмотрел меня со всех сторон
с большим восхищением, но, тем не менее, из предосторожности все еще держался
вне досягаемости моей цепи.

Императрица, принцы и принцессы крови в сопровождении
нескольких дам сели на некотором расстоянии в кресла.
Император выше ростом, чем кто-либо из его двора, что заставляет
тех, кто смотрит на него, бояться его; черты его лица
крупные и мужественные, с толстой губой и орлиным носом; у него
оливковый цвет лица, высокий вид и стройные конечности
. изящество и величие во всех его действиях. К тому
времени он был в расцвете своей юности, ему было двадцать восемь лет и
три четверти, из которых он правил около семи. Для
чтобы было удобнее смотреть, я лежал на боку
так, чтобы мое лицо было параллельно его лицу; а он
стоял на расстоянии полутора саженей от меня. Однако с тех
пор он несколько раз был у меня в руке; вот почему
я не могу ошибиться в своем портрете. Его одежда
была простой и простой, наполовину азиатской, наполовину
европейской; но на голове у него был легкий золотой шлем, украшенный
драгоценными камнями и великолепным плюмажем. В руке у него был обнаженный меч
, чтобы защитить себя на случай, если я разорву свои цепи; это
меч был почти трехдюймовой длины; рукоять и
ножны были золотыми и украшены бриллиантами. Его голос был
хриплым, но ясным и отчетливым, и я
легко мог его слышать, даже стоя на ногах; Дамы и
придворные были все великолепно одеты; так что
место, которое занимал весь двор, казалось мне
красивой юбкой, распростертой на земле и расшитой драгоценными камнями. золотые и
серебряные фигурки. Его Императорское Величество оказал мне честь
часто разговаривать со мной; и я всегда отвечал ему; но мы не слышали
ни того, ни другого.

Через два часа двор удалился, и меня оставили
под сильной охраной, чтобы предотвратить дерзость и, возможно, злобу
толпы, которой не терпелось собраться
толпой вокруг меня, чтобы увидеть меня поближе. Некоторые из них
имели наглость и безрассудство пустить в меня стрелы, одна из которых, как
думали, пробила мне левый глаз. Но полковник приказал арестовать шестерых
главных из этого негодяя и не счел наказание более
соразмерным их вине, чем доставить их связанными и
с веревками в мои руки. поэтому я взял их в правую руку и надел
пять в кармане моего купальника, а что касается шестого, то я
делаю вид, что хочу съесть его живьем. Бедный человечек
издавал ужасные вопли, а полковнику и его
офицерам было очень больно, особенно когда они увидели, как я вытаскиваю
свой нож. Но вскоре я заставил их испугаться, потому что с
кротким и человечным видом, быстро перерезав веревки, которыми он был
привязан, я осторожно положил его на землю, и он убежал. Я
относился к остальным так же, последовательно вытаскивая
их одного за другим из кармана. Я с удовольствием заметил, что
солдаты и народ были очень тронуты этим
проявлением гуманности, о котором было сообщено двору в очень
выгодном свете и которое оказало мне честь.

известие о прибытии необычайно великого человека,
разнесшееся по всему королевству, привлекло бесконечное количество
праздных и любопытных людей; настолько, что деревни были почти
заброшены, и что возделывание земли пострадало бы, если
бы Его Императорское Величество не обеспечил их различными указами и
таинства. поэтому она приказала всем, кто когда-либо видел меня,
они должны были беспрестанно возвращаться в свои дома и
без особого разрешения не приближаться к месту моего пребывания. Этим
приказом клерки государственных секретарей заработали очень
значительные суммы денег.

Однако император дал несколько советов, чтобы обсудить
, какую сторону следует принять в отношении меня. С тех пор я знал, что
суд был очень смущен. Были опасения, что я приду, чтобы
разорвать свои оковы и освободиться; говорили, что моя
еда, вызывающая чрезмерные расходы, способна
вызвать нехватку продовольствия; иногда высказывалось мнение, что я должен быть освобожден.
умереть от голода или пронзить себя отравленными стрелами; но было
высказано предположение, что заражение таким телом, как мое, может
вызвать чуму в столице и во всем королевстве.
Пока мы совещались, несколько армейских офицеров
подошли к дверям большой палаты, где заседал имперский совет
, и двое из них, будучи представленными,
доложили о моем поведении по отношению к шести преступникам, о которых
я говорил, что произвело на меня такое благоприятное впечатление. разум
Его Величества и всего совета, что имперская комиссия была
немедленно отправлена с приказом, чтобы все деревни в четырехстах
пятидесяти туазах в окрестностях города каждое
утро доставляли шесть волов, сорок овец и другие припасы для моей
еды, а также пропорциональное количество хлеба, вина и
других напитков. На уплату этих припасов Его Величество
дал поручения из своей казны. У этого принца нет других
доходов, кроме доходов от своих владений, и только в важных
случаях он собирает налоги со своих подданных, которые
вынуждены следовать за ним на войну за свой счет. Было назначено шесть
сто человек, которые должны были служить мне, которым были предоставлены
припасы для их рот, и палатки
, построенные очень удобно по обе стороны от моей двери.

Было также приказано, чтобы триста портных сшили мне
одежду по местной моде; что шестеро литераторов, из числа самых
образованных людей империи, будут обучать меня языку, и
, наконец, что лошади императора, а также лошади знати и
гвардейские роты будут часто ездить на лошадях. упражнение передо мной, чтобы
приучить их к моей фигуре. Все эти приказы выполнялись пунктуально
казнены. Я добился больших успехов в знании
лилипутского языка. За это время император удостоил меня
частых визитов и даже очень хотел помочь моим учителям
языка в обучении.



Первые слова, которые я выучил, были для того, чтобы дать ему понять
, как я хотел, чтобы он вернул мне мою свободу; то, что
я повторял ему каждый день на коленях. В ответ он сказал, что
нам нужно подождать еще немного, что это дело
, в котором он не может определиться без совета своего
адвоката, и что, во-первых, я должен пообещать
клятва соблюдать нерушимый мир с ним и его
подданными; что до тех пор со мной будут обращаться со всей
возможной честностью. Он посоветовал мне победить; моим терпением и моим
хорошим поведением, его уважением и уважением его народов. Он предупреждает меня
, чтобы я не проявил к нему недоброжелательности, если он прикажет некоторым
офицерам посетить меня, потому что, предположительно, я мог
бы иметь при себе несколько единиц оружия, опасных и наносящих ущерб
безопасности его государств. Я ответил, что готов снять
с себя одежду и вывернуть все карманы в его присутствии. Он меня
начал с того, что по законам империи меня должны были
посетить два комиссара; что он хорошо знал, что это не
может быть сделано без моего согласия; но что он был настолько высокого
мнения о моей щедрости и порядочности, что без
страха доверил бы их людей в мои руки; что все, что у
меня отберут, будет возвращено мне честно, когда я покину страну,
или что я получу компенсацию в соответствии с оценкой, которую я сделаю
сам.

Когда два комиссара пришли обыскать меня, я взял
этих господ за руки и сначала засунул их в карманы
из моего купальника, а затем во все остальные карманы.

Эти офицеры принца, имея при себе перья, чернила и бумагу
, очень точно описали все, что увидели;
и когда они закончили, они попросили меня положить их на
землю, чтобы они могли доложить о своем визите
императору.

Этот инвентарь был разработан в следующих терминах:

«Во-первых, в правом кармане купальника большого человека
Гора _(вот как я передаю эти слова: Квинбус Флестрин),
после точного осмотра мы нашли только часть
грубое полотно, достаточно большое, чтобы служить ковриком для ног, в главной
парадной спальне Вашего Величества. В левом кармане
; мы нашли большой сундук с деньгами с
крышкой из того же металла, который мы, комиссары, не смогли поднять
(моя табакерка). Мы попросили указанного _человека-
горца_ открыть ее, и, когда один из нас вошел в нее, ему было
по колено в пыли, от которой он чихал два часа,
а другой - семь минут. В правом кармане его пиджака
мы обнаружили огромную пачку белых веществ и
стройные, сложенные друг на друге, примерно в рост трех
мужчин, связанные очень прочным тросом и отмеченные большими
черными фигурами, которые, как нам показалось, были священными писаниями.
В левом кармане была большая плоская машинка, вооруженная
большими, очень длинными зубьями, похожими на частоколы, какие бывают
при дворе Вашего Величества (гребень). В большом кармане
с правой стороны его _подкрытого _ (так я перевожу
слово _ранфуло_, под которым подразумевались мои трусики), мы
увидели большой полый железный столб, прикрепленный к большому куску.
из дерева шире, чем столб, а с одной стороны столба
были другие рельефные куски железа, сжимающие камень, вырубленный
в насыпи; мы не знали, что это было (каменное орудие);
а в левом кармане по-прежнему лежал автомат того же
вида. В меньшем кармане с правой стороны
лежало несколько круглых и плоских монет из красно-белого металла
разной величины; некоторые из белых монет, которые
нам показались серебряными, были такими широкими и тяжелыми, что
мы с моим товарищем были поражены. стоит их поднять. _Итем_,
две карманные сабли (два ножа), лезвие которых вставлялось в паз
на рукояти и имело острую острую резьбу; они
были помещены в большую коробку или футляр. Оставалось посетить два
кармана: эти он называл ластовицами. Это были
два отверстия, прорезанные в верхней части ее _кровать_-_милие_,
но крепко зажатые ее животом, который сжимал их. С
правой косынки свисала большая серебряная цепочка с
очень чудесным механизмом на конце. Мы приказали ему вытащить из
косынки все, что держалось за эту цепь; казалось, это было
глобус, одна половина которого была серебряной, а другая -
из прозрачного металла. На прозрачной стороне мы увидели какие
-то странные фигуры, обведенные кругом; нам показалось, что мы
можем прикоснуться к ним, но наши пальцы были остановлены светящимся
веществом. Мы приложили эту машину к нашим
ушам; она издавала непрерывный шум, примерно как
водяная мельница, и мы предположили, что это или какое-то
неизвестное животное, или божество, которому она поклоняется; но мы
больше склоняемся к последнему мнению, потому что оно нам не нравится. застраховал (если
мы, конечно, слышали от него (поскольку он выражался очень некорректно)
, что он редко делал что-то, не посоветовавшись с ней; он
называл это своим оракулом и говорил, что она определяет время для
каждого действия в его жизни. Из левой ластовицы он вытащил сеть
, почти достаточно широкую, чтобы служить рыболову (кошелек), но
которая открывалась и закрывалась; внутри мы нашли
несколько массивных кусков желтого металла; если это настоящее
золото, то они должны быть бесценными.

«Итак, повинуясь приказу Вашего Величества, обыскав
точно во всех его карманах мы заметили пояс
вокруг его тела, сделанный из шкуры какого-то
огромного животного, с левой стороны которого свисал меч
длиной в шесть человеческих ростов, а с правой стороны - кошелек или карман
, разделенный на две ячейки, каждая из которых способна вместить по три
человека. подданные Вашего Величества. В одной из этих ячеек было
несколько шаров или шаров из другого очень тяжелого металла, размером примерно
с нашу голову, и
для их подъема требовалась очень сильная рука; в другой ячейке была куча
некоторые семена черного цвета, но не очень крупные и довольно легкие, так
как мы могли уместить на ладони более пятидесяти
штук (пули и порох).

«Такова точная опись всего, что мы нашли на
теле_человека-горца_, который принял нас с большой
честностью и во всех отношениях в соответствии с поручением Вашего
Величества.

«Подписано и скреплено печатью в четвертый день восемьдесят девятой луны
очень счастливого правления Вашего Величества.

«Flessen Frelock, Marsi Frelock.»

Когда этот перечень был зачитан в присутствии императора, он
приказал мне честными словами доставить ему все эти вещи,
в частности. Сначала он попросил мою саблю: он отдал приказ
три тысячи человек из его лучших войск,
сопровождавших его, окружили его на некотором расстоянии со своими
луками и стрелами; но я не заметил этого в тот момент,
потому что мои глаза были устремлены на Его Величество. Поэтому он попросил меня
вытащить мою саблю, которая, хотя и немного заржавела от морской воды
, тем не менее была довольно блестящей. Я так и сделал, и тотчас
войска разразились громкими криками. Он приказал мне передать его
вложил его в ножны и бросил на землю так осторожно, как только
мог, примерно в шести футах от моей цепи. Второе
, о чем он спросил меня, была одна из тех железных пустотелых колонн, под
которыми он подразумевал мои карманные пистолеты; я представил
их ему и по его приказу объяснил, как ими пользоваться, насколько мог, и, зарядив их только порохом, я предупредил императора, чтобы он не стрелял из них.
быть
напуганным, а потом я прочитаю их в воздухе. Изумление в
этот раз было больше, чем при виде моей сабли;
все они упали навзничь, как будто их ударили током.
гром; и даже император, который был очень храбрым, не смог вернуться
самому себе только через некоторое время. Я вручил ему оба своих пистолета
так же, как и саблю, вместе с мешками со свинцом и
порохом, предупредив его, чтобы он не приближал мешок с порохом к огню,
если он не хочет, чтобы его императорский дворец поднялся в воздух, что
его очень удивило. Я также вручил ему свои часы, которые ему было очень
любопытно посмотреть, и он приказал двум своим самым
рослым охранникам нести ее на плечах, подвешенную на большой палке,
как возчики пивоварни несут бочку пива в руке.
Англия. Он был поражен непрерывным шумом, который она издавала, и
движением стрелки, отсчитывающей минуты; он
легко мог следить за ней глазами, поскольку зрение этих народов было гораздо более
острым, чем у нас. Он спросил по этому поводу мнение своих
врачей, которые, как читатель может себе
представить, разделяли это мнение.

Затем я сдал свои серебряные и медные монеты, кошелек
с девятью крупными золотыми монетами и несколькими более мелкими,
расческу, серебряную табакерку, носовой платок и дневник. Моя
сабля, мои карманные пистолеты и мешки с порохом и свинцом
были доставлены в арсенал Его Величества; но все остальное
было оставлено у меня дома.

У меня был, в частности, один карман, который никто не посещал, в
котором была пара очков, которыми я
иногда пользуюсь из-за слабости зрения, телескоп
и несколько других мелочей, которые, как я полагал, не имели никакого значения
для императора, и что по этой причине я решил, что это не имеет никакого значения для меня. я не стал открывать
комиссарам, опасаясь, что они могут быть испорчены или
потеряны, если я откажусь от них.




Глава III

_АВТОР развлекает императора и вельмож с той и с другой стороны
секс в очень необычной сильной манере. Описание придворных
развлечений Лилипутов. Автор
освобождается на определенных условиях._


Однажды император захотел развлечь меня каким-нибудь
зрелищем, в котором эти народы превосходят все народы, которых
я когда-либо видел, ни по мастерству, ни по великолепию; но
ничто не развлекало меня больше, чем когда я видел танцоров
на веревке, порхающих на очень тонкой белой нити длиной в несколько футов. два фута
одиннадцать дюймов.

Те, кто выполняет это упражнение, - это люди, которые стремятся
на высоких должностях и желают стать фаворитами
двора; для этого их с юных лет приучают к этому благородному
занятию, которое больше всего подходит людям высокого происхождения.
Когда большая должность освобождается либо из-за смерти того, кто
был на ней, либо из-за его немилости (что случается очень
часто), пять или шесть претендентов на эту должность подают
прошение императору о разрешении развлечь Его
Величество и его двор танцами на канате, и тот, кто прыгнет
выше всех, не упав, получает нагрузку. Это случается очень часто
пусть великим магистратам также прикажут танцевать на канате,
чтобы продемонстрировать свое мастерство и дать понять императору
, что они не утратили своего таланта. Флимнап, верховный казначей
империи, считается способным управлять кабриолетом на
веревке, по крайней мере, на дюйм выше, чем любой другой лорд
империи; я несколько раз видел, как он делал сальто (которое
мы называем _somerset_) на маленькой деревянной доске
, прикрепленной к стене. веревка, которая не толще обычной веревки
.

Эти развлечения часто становятся причиной несчастных случаев с летальным исходом, в том числе
большинство из них зарегистрировано в имперских архивах. Я
сам видел, как двое или трое женихов искалечили себя; но опасность
гораздо больше, когда служителям приказывают
сообщить их адрес; потому что, прилагая чрезвычайные усилия
, чтобы превзойти самих себя и превзойти других, они
почти всегда совершают опасные падения.

Меня заверили, что за год до моего приезда Флимнап
непременно разбил бы себе голову при падении, если
бы его не спасла одна из королевских подушек.

Есть еще одно развлечение, предназначенное только для императора,
императрица и премьер-министр. Император кладет на
стол три сильно развязанные шелковые нити длиной шесть дюймов; одна
малиновая, вторая желтая, а третья белая. Эти нити
предлагаются в качестве приза тем, кого император хочет отметить
особым знаком своей благосклонности. Церемония проводится в
большой палате аудиенций Ее Величества, где участники
обязаны продемонстрировать свое мастерство, подобного которому я не видел
ни в одной другой стране старого или
нового света.

Император держит посох двумя концами параллельно горизонту,
в то время как участники, последовательно продвигаясь
вперед, перепрыгивают через палку. Иногда император держит один конец, а его
премьер-министр - другой; иногда министр держит
его сам. Тот, кто преуспеет лучше и проявит больше ловкости и
гибкости в прыжках, награждается малиновым шелком;
желтый дается второму, а белый - третьему. Эти сыновья,
из которых они делают погонщиков, служат им в качестве украшения
и, отличая их от вульгарных, внушают им благородную гордость.

Император однажды отдал приказ части своей армии,
поселившись в своей столице и ее окрестностях, чтобы быть готовой, она хотела
радоваться очень необычным образом. Он приказал мне
встать, как еще один колосс Родосский, поставив ноги так далеко
друг от друга, чтобы я мог их удобно вытянуть; затем
он приказал своему генералу, старому опытному капитану,
выстроить войска в боевой порядок и провести
их между моими ногами., пехота - двадцать четыре человека в ряд, а
кавалерия - шестнадцать, барабаны бьют, прапорщики развернуты и
пики подняты. Этот корпус состоял из трех тысяч человек
пехотной и кавалерийской тысячами.

Его Величество под страхом смерти приказал всем солдатам
соблюдать на марше самые строгие приличия по отношению к моей
персоне, что не помешало некоторым молодым офицерам
поднять глаза наверх, когда они проходили подо
мной. И, честно признаться, мои трусики тогда были в таком
плохом состоянии, что это дало им возможность разразиться смехом.

Я представил или отправил так много меморандумов или прошений о своей
свободе, что Его Величество, в конце концов, предложил дело, во-первых
в совете депеш, а затем в Государственном совете, где было встречено
сопротивление только со стороны министра Скайреша Болголама, который
, кстати, без всякой причины решил выступить против меня; но
все остальные члены совета поддержали меня, и император поддержал
их мнение. Этот министр, который был _галбетом_, то есть гранд-
адмиралом, заслужил доверие своего господина своим
деловым чутьем; но он был вспыльчивым и вспыльчивым.
Он добился того, чтобы статьи, касающиеся условий, на которых я
должен был быть освобожден, были составлены им самим. Эти
статьи были доставлены мне лично Скайрешем Болголамом в
сопровождении двух заместителей секретаря и нескольких
высокопоставленных лиц. Мне велели пообещать соблюдать
это клятвой, данной сначала в соответствии с обычаями моей страны, а затем в соответствии
с их законами, а именно: держать носок
правой ноги в левой руке, положить средний палец
правой руки на макушку правой. моя голова и большой палец на кончике
правого уха. Но, поскольку читателю может быть любопытно
узнать о стиле этого двора и узнать о статьях
предваряя свое освобождение, я дословно перевел
весь акт.:

«Голбасто момарен эуламе гурдило шефин малли улли ге, очень
могущественный император Лилипута, восхищения и ужаса
вселенной, чьи государства простираются на пять тысяч _блустругов_
(то есть примерно на шесть лье в окружности) на край
света, правитель всех правителей, самый высокий из всех правителей. что сыны
человеческие, чьи ступни прижимают землю к центру, чьи
головы касаются солнца, от одного взгляда которого дрожат
колени властителей, любезны, как весна, приятны, как
лето, обильное, как осень, ужасное, как зима; всем
нашим любимым и верным подданным привет. Его Высокопреосвященство
предлагает_человеку-Горе _ следующие статьи, которые в
качестве предварительных он должен будет ратифицировать торжественной клятвой:

«I. "Человек-гора "никогда не покинет пределы наших обширных государств без
нашего разрешения, скрепленного великой печатью.

«II. Он не осмелится войти в нашу столицу
без нашего прямого приказа, чтобы жители были предупреждены
за два часа до этого, чтобы они оставались запертыми в своих домах.

«III. Упомянутый горный человек будет ограничивать свои прогулки нашими
главными дорогами и воздерживаться от прогулок или
лежания на лугу или в зарослях пшеницы.

«IV. Прогуливаясь указанными путями, он должен проявлять максимальную осторожность
, чтобы не наступить на тела ни одного из наших верных
подданных, их лошадей или повозок; он не должен брать в свои руки ни одного из наших
так называемых подданных, кроме как их согласие.

«V. Если курьеру кабинета министров необходимо выполнить какое
-либо чрезвычайное поручение,_человек-гора _ будет обязан носить
указанное письмо в кармане в течение шести дней, один раз в каждую
луну, и доставлять указанное письмо (если требуется) в целости
и сохранности. в нашем императорском присутствии.

«VI. Он будет нашим союзником против наших врагов на острове Блефуску
и сделает все возможное, чтобы уничтожить флот, который они
в настоящее время вооружают, чтобы совершить набег на наши земли.

«VII. Упомянутый _человек-горец_ в часы досуга одолжит свое
помогите нашим рабочим, помогая им поднять несколько больших
камней, чтобы завершить строительство стен нашего большого парка и наших
императорских зданий.

«VIII. После того, как он принесет торжественную клятву соблюдать
изложенные выше статьи, упомянутый _человек-горец_ будет иметь ежедневный
запас мяса и питья, достаточный для
еды восемнадцати ста семидесяти четырех наших подданных, со
свободным доступом к нашей императорской особе, и другие
знаки нашей благосклонности.

«Дано в нашем дворце, в Валсабораке, на двенадцатый день
девяносто первой луны нашего правления».

Я принял присягу и подписал все эти статьи с большой
радостью, хотя некоторые из них были не такими благородными, как мне
хотелось бы, что явилось результатом злого умысла гранд адмирала
Skyresh Bolgolam. С меня сняли оковы, и я был освобожден.
Император оказал мне честь лично
явиться и присутствовать на церемонии моего освобождения. Я очень смиренно
поблагодарил Его Величество, поклонившись Ему в ноги;
но он приказал мне встать, и сделал это в самых
любезных выражениях.

Читатель мог заметить, что в последней статье акта о
моем освобождении император согласился дать мне такое количество
мяса и питья, которого могло бы хватить на содержание
восемнадцатисот семидесяти четырех лилипутов. Некоторое время спустя,
спросив одного придворного, моего особого друга, почему мы
определились с этой величиной, он ответил мне, что математики
Его Величества, измерив высоту моего тела с помощью
четверти окружности, предположили его размер и нашли
его относительно их, как восемьсот семьдесят четыре человека, к одному,
они пришли к выводу из _типичности_ их тел, что у меня, должно
быть, аппетит в восемьсот семьдесят четыре раза больше
, чем у них; отсюда читатель может судить о замечательном уме
этого народа и мудрой, точной и дальновидной экономии их
императора.




Глава IV

_описание Милдендо, столицы Лилипута, и дворца
императора. Беседа автора с государственным секретарем,
касающаяся дел империи. Автор предлагает
служить императору в его войнах._


Первый запрос, который я подал после получения моего
свобода заключалась в том, чтобы получить разрешение увидеть Милдендо, столицу
империи; которое император предоставил мне, но порекомендовал мне
не причинять вреда жителям и не причинять вреда их домам.
Люди были предупреждены об этом в прокламации, в которой объявлялась
цель моего посещения города. Окружающая его стена
была высотой два с половиной фута и толщиной
не менее одиннадцати дюймов, так что по ней могла проехать карета
и безопасно объехать город; она была окружена
высокими башнями на расстоянии десяти футов одна от другой. Я прошел мимо
я вышел через западные ворота и очень медленно и
боком пошел по двум главным улицам, держась только одной
стороны, чтобы не повредить крыши и водосточные трубы домов
лоскутами моего купальника. Я шел с крайней осторожностью,
чтобы не наступить на ноги нескольким людям, которые
остались на улицах, несмотря на четкие приказы
всем оставаться дома и ни в коем случае не выходить на улицу во
время прогулки. Балконы, окна первого, второго,
третьего и четвертого этажей, окна чердаков или кладовых и
сами желоба были заполнены такой большой толпой
зрителей, что я решил, что город должен быть
значительно заселен. Этот город образует точный квадрат, каждая
сторона стены которого имеет длину пятьсот футов. Две
большие улицы, которые пересекаются и делят ее на четыре
равные части, имеют ширину пять футов; маленькие улицы, в которые
я не мог войти, имеют ширину от двенадцати до восемнадцати
дюймов. Город способен вместить пятьсот тысяч душ.
Дома трех- или четырехэтажные. Магазины и
рынки хорошо обеспечены. Когда-то была хорошая опера и хорошая
комедия; но из-за отсутствия авторов, взволнованных щедростью
принца, больше ничего не стоит.



Императорский дворец, расположенный в центре города, где
встречаются две большие улицы, окружен стеной высотой
в двадцать три дюйма и находится на расстоянии двадцати футов от
зданий. Его Величество позволил мне перелезть через эту
стену, чтобы увидеть его дворец со всех сторон. Внешний двор
представляет собой квадрат площадью сорок футов и включает в себя еще два
беги. Именно в самой внутренней части находятся покои
Его Величества, которые я очень хотел увидеть, что,
однако, было довольно сложно, поскольку самые большие двери были всего
восемнадцать дюймов в высоту и семь дюймов в ширину. Кроме того,
здания во внешнем дворе были высотой не менее пяти
футов, и я не мог перешагнуть через них, не рискуя
сломать шифер на крышах; поскольку для
стен они были прочно сложены из тесаных камней
толщиной в четыре дюйма. тем не менее у императора было большое желание
пусть я увижу великолепие его дворца; но я был в состоянии
сделать это только по прошествии трех дней, когда я срубил
своим ножом несколько самых высоких деревьев в императорском парке,
удаленном от города примерно на пятьдесят крыш. Из этих деревьев я
сделал два стула, каждый высотой в три фута, и достаточно прочных
, чтобы выдержать вес моего тела. Так как народ был
предупрежден во второй раз, я снова прошел через
город и направился ко дворцу, держа в руках два стула
. Когда я добрался до одной стороны внешнего двора, я
я сел на один из своих стульев и взял другого за руку. Я
перебросил его через крышу и осторожно опустил на
землю, в пространство между первым и вторым
дворами, ширина которого составляла восемь футов. Затем я очень
удобно обошел здания с помощью двух
табуреток; и когда я вошел внутрь, я зацепил крючком
табуретку, которая осталась снаружи. Этим изобретением я дошел
до самого внутреннего двора, где, лежа на
боку, приложился лицом ко всем окнам первого этажа.
этаж, который мы специально оставили открытым, и я увидел самые
великолепные апартаменты, какие только можно себе представить. Я увидел
императрицу и юных принцесс в их покоях,
в окружении их свиты. Его Императорское Величество пожелал
почтить меня очень любезной улыбкой и протянул мне в окно
руку для поцелуя.

Я не буду здесь подробно описывать достопримечательности, содержащиеся в этом
дворце; я оставлю их для более крупного труда, который
почти готов к печати и содержит общее описание
этой империи с момента ее первого основания, историю
его императоров на протяжении долгих веков,
наблюдения за их войнами, их политикой, их законами,
письмами и религией страны, растениями и животными,
обитающими в ней, нравами и обычаями жителей,
а также многими другими чрезвычайно любопытными и
чрезвычайно полезными материалами. Моя цель сейчас состоит только в том, чтобы рассказать о том
, что случилось со мной во время девятимесячного пребывания в этой чудесной
империи».

Через две недели после того, как я получил свободу, Релдресал,
государственный секретарь по особым поручениям Департамента,
пошел в мой дом, за ним последовал только один слуга. Он приказал, чтобы его
карета ждала его на некотором расстоянии, и попросил меня дать
ему часовую беседу. Я предложил ему лечь, чтобы он
мог быть на одном уровне с моим ухом; но ему больше понравилось, что я
держал его за руку во время разговора. Он начал с
того, что сделал мне комплимент по поводу моей свободы и сказал, что может быть
польщен тем, что я внес в это небольшой вклад. Затем он добавил, что,
если бы суд не проявил к этому интереса, я бы не получил его в ближайшее время;
«ибо, - сказал он, - каким бы процветающим ни казалось наше государство на
иностранцы, нам предстоит сразиться с двумя великими бедствиями: могущественной фракцией
внутри и извне. вторжение, которому нам
угрожает грозный враг. Что касается первого,
то вы должны знать, что на протяжении более семидесяти лун в
этой империи существовали две противоборствующие партии под названиями
_tramecksan_ и _slamechsan_, терминами, заимствованными из _ верхов_ и _ нижних
каблуков_ их обуви, которыми они отличаются.
Утверждается, правда, что высокие каблуки больше всего
соответствуют нашей старой конституции; но, как бы то ни было,,
Его Величество решил использовать только нижние каблуки в
управлении правительством и на всех должностях,
находящихся в распоряжении короны. Вы даже можете заметить
, что пятки Его Императорского Величества по крайней мере на один
дюйм ниже, чем у кого-либо из его двора».. (_drurr_ составляет примерно
четырнадцатую часть дюйма.) «Ненависть обеих сторон,
- продолжал он, - до такой степени, что они не едят и не пьют
вместе и что они не разговаривают друг с другом. Мы рассчитываем, что
трамваи без колес или на высоких каблуках превзойдут нас по численности; но
власть в наших руках. Увы! мы опасаемся, что Его
Его Императорское Высочество, предполагаемый наследник короны, не имеет
склонности к _высоким каблукам _; по крайней мере, мы можем
легко увидеть, что один из его каблуков выше другого, что
делает его походку немного шаркающей. Теперь, в разгар этих внутренних
разногласий, нам угрожает вторжение со
стороны острова Блефуску, который является другой великой империей во
вселенной, почти такой же великой и могущественной, как эта;
ибо, что касается того, что мы слышали, чтоесть
в других империях, королевствах и государствах мира, населенных такими
же крупными и крупными человеческими существами, как вы, наши
философы очень сомневаются и больше любят предполагать, что
вы упали с луны или одной из звезд, потому что
несомненно, что сотня смертных вашего
роста поглотила бы вас. в скором времени все фрукты и весь
скот будут вывезены из штатов Его Величества. Кроме того, наши историки
на протяжении шести тысяч лун не упоминают ни о каких других регионах
, кроме двух великих империй Лилипутов и Блефуску. Эти двое
великие державы, как я собирался вам сказать, в
течение тридцати шести лун были вовлечены в очень упорную войну, тема которой
такова: все согласны с тем, что примитивный способ
разбить яйца перед тем, как мы их съедим, - это разбить
их насмерть; но прародитель Его Царствующего Величества в детстве,
собираясь съесть яйцо, он имел несчастье
отрубить себе один из пальцев; после чего император, его отец, издал указ
, приказывающий всем своим подданным под страхом суровых наказаний разбивать
яйца маленькими кусочками. Народ был так возмущен этим
закон, о котором наши историки рассказывают, что по этому случаю
было шесть восстаний, в ходе которых один император погиб, а
другой получил корону. Эти междоусобные распри всегда
разжигались правителями Блефуску, и когда
восстания были подавлены, виновные укрылись в
этой империи. Предполагается, что одиннадцати тысячам мужчин в разные
эпохи больше нравилось страдать от смерти, чем подчиняться закону
разбивать яйца об острие.
По этому вопросу было написано и опубликовано несколько сотен толстых томов; но
книги _больших_-_больших_ издавна защищались, и
вся их партия была объявлена законом недееспособной для владения
какими-либо грузами. Во время непрекращающихся беспорядков
императоры Блефуску часто выступали со своими
послами с возражениями, обвиняя нас в совершении преступления, нарушив фундаментальную
заповедь нашего великого пророка Люстрогга в
пятьдесят четвертой главе _Blundecral_ (что является их
Коран). Однако это было сочтено лишь интерпретацией
смысла текста, из которого следующие слова: _Что все верные
разбьют яйца на самом удобном конце_. На мой
взгляд, мы должны позволить совести каждого решать, какой конец
наиболее удобен, или, по крайней мере, это зависит от власти верховного
магистрата. однако изгнанные
_большие люди_ пользовались таким большим доверием при дворе императора Блефуску, а также такой
большой помощью и поддержкой в самой нашей стране, что
между двумя империями в течение тридцати шести лун шла очень кровопролитная война
об этом с разным успехом. В этой войне мы
потеряли; сорок линейных кораблей и гораздо большее количество
небольшие корабли с тридцатью тысячами наших лучших матросов и
солдат; потери врага, по нашим подсчетам, не менее
значительны. Как бы то ни было, сейчас мы вооружаем
очень грозный флот и готовимся совершить набег на наши
берега. Так вот, Его Императорское Величество, полагаясь на вашу
доблесть и имея высокое представление о ваших силах, поручил мне сообщить
вам эту подробность о его делах, чтобы узнать
, каковы ваши отношения к нему».

Я ответил секретарю, что прошу его заверить императора в
мое глубочайшее почтение и сообщить ему, что я готов
пожертвовать своей жизнью, чтобы защитить свою священную личность и свою империю
от всех начинаний и вторжений его врагов. Он
оставил меня очень довольным моим ответом.




Глава V

_АВТОР с помощью очень необычной уловки противодействует нападению
врагов. Император присвоил ему высокий
почетный титул. От императора
Блефуску прибывают послы с просьбой о мире, в апартаментах
императрицы вспыхивает пожар. Автор вносит большой вклад в тушение пожара._


Империя Блефуску - это остров, расположенный к северо-северо-востоку от
Лилипута, от которого он отделен только каналом
шириной четыреста туазов. Я его еще не видел; и, судя по предполагаемому
спуску, я старался не показываться с той стороны
, опасаясь быть обнаруженным несколькими кораблями
противника.

Я рассказал императору о проекте, который я недавно
разработал, чтобы подчинить себе весь вражеский флот, который, согласно
отчету тех, кого мы послали на разведку, находился в
гавани и был готов отплыть при первом благоприятном ветре. Я
спросила совета у более опытных в морской, чтобы узнать
из них, какова была глубина канала, и они сказали мне, что в
середине, в прилив, он был глубоко шестьдесят
десять _glumgluffs_ (то есть, около шести футов в зависимости от степени
Европы), а остальные пятьдесят _glumgluffs_ не более.
Я тайно направился к северо-восточному побережью,
в сторону Блефуску, и, укрывшись за холмом, я прицелился
и увидел вражеский флот, состоящий из пятидесяти
военных кораблей и большого количества боевых кораблей.
транспорт. После этого я удалился и приказал изготовить
большое количество тросов, самых прочных, какие только можно,
из железных прутьев. Кабели должны были быть примерно размером
со спицу. Я утроил веревку, чтобы сделать
ее еще прочнее; и по той же причине я скрутил вместе
три железных прутья и прикрепил к каждому крюк. Я
вернулся на северо-восточный берег и, сняв купальник,
туфли и чулки, вошел в море. Сначала я вошел
в воду со всей возможной скоростью, на какую был способен, а затем поплыл.
посередине было около пятнадцати крыш, пока я не встал
на ноги. Я добрался до флота менее чем за полчаса. Враги
были так поражены моим видом, что все они выпрыгнули из
своих кораблей, как лягушки, и убежали на берег;
казалось, их было около тридцати тысяч человек.
Затем я взял свои тросы и, прикрепив крюк к отверстию в носу
каждого корабля, продел тросы в крюки.
Пока я работал, враг выпустил несколько
тысяч стрел, многие из которых попали мне в лицо
и руками, которые, помимо чрезмерной боли, которую они мне
причинили, сильно беспокоили меня в моей работе. Больше всего я
опасался за свои глаза, которые я бы безошибочно
потерял, если бы меня не предупредили об одном удобном случае:
в одной из моих косичек была пара очков, которые я стянул и
приложил к носу так сильно, как только смог. Вооруженный таким
образом, как своего рода шлем, я продолжал свою работу
, несмотря на непрерывный град стрел, падающих на меня.
Расставив все крючки, я начал тянуть; но это было
излишне: все корабли стояли на якоре. Я
немедленно перерезал своим ножом все тросы, к которым были
прикреплены якоря, что, завершив за короткое время, я
легко вытащил пятьдесят самых больших кораблей и утащил их с
собой.

Блефускудианцы, которые понятия не имели, что я
задумал, также были удивлены и сбиты с толку: они видели, как я
перерезал тросы, и поверили, что моя цель состояла только в том, чтобы
позволить им плыть по течению. ветер и прилив, и
столкнуть их друг с другом; но когда они увидели, как я тренируюсь
весь флот сразу издал крики ярости и
отчаяния.



Пройдя некоторое время и оказавшись вне досягаемости
черт, я немного остановился, чтобы выпустить все стрелы, которые
попали мне в лицо и руки; затем, ведя
свой улов, я попытался добраться до императорской гавани Лилипута.

Император со всем своим двором находился на берегу моря,
ожидая успеха моего предприятия. они издалека видели
, как движется флот в форме большого полумесяца; но, поскольку
я был в воде по шею, они не заметили, что
это я вел ее к ним.

Итак, император поверил, что я погиб и что вражеский флот
приближается, чтобы совершить набег; но его опасения
вскоре рассеялись, потому что, встав на ноги, меня увидели во главе
всех кораблей и услышали, как я громко кричу:
_ Да здравствует могущественный император Лилипутов! _этот принц, когда я
прибыл, воздал мне бесконечные почести и тут же пожаловал мне
_нардак_, что является высшим почетным титулом среди них.

Его Величество просил меня принять меры, чтобы привести в его
порты всех остальных кораблей противника. Амбиции этого
принца заставляли его претендовать не на что иное, как на то, чтобы сделать себя хозяином
всей империи Блефуску, превратить ее в провинцию своей
империи и сделать так, чтобы ею правил наместник; уничтожить
всех изгнанников грос-бутьена и принудить все его народы
нарушить границы империи Блефуску. яйца маленьким кусочком, что привело бы к его получению
к всеобщей монархии; но я попытался отвлечь его от этой
цели несколькими рассуждениями, основанными на политике и
справедливости, и я очень протестовал, что никогда не буду
орудие, которое он использовал бы для подавления свободы
свободного, благородного и храброго народа. Когда мы обсуждали этот
вопрос в совете, я был, на мой взгляд, самым здравомыслящим.

Это открытое и смелое заявление настолько противоречило планам
и политике Ее Императорского Величества, что ей было трудно
простить его мне; она говорила об этом в совете очень
искусственно, и мои тайные враги воспользовались
этим, чтобы сбить меня с толку: как правда, так и услуги самые
важные вещи, оказанные суверенам, - это очень мало, когда они
за этим следует отказ слепо служить своим страстям.

Примерно через три недели после моей блестящей экспедиции прибыло
торжественное посольство из Блефуску с мирными предложениями
. Вскоре был заключен договор на очень
выгодных для императора условиях. Посольство состояло из шести
лордов со свитой в пятьсот человек, и можно
сказать, что их въезд соответствовал величию их господина и
о важности их переговоров.

После заключения договора Их Превосходительства, будучи предупреждены
втайне от добрых услуг, которые я оказал их народу
тем, как я разговаривал с императором, они нанесли мне
церемониальный визит. Они начали с того, что наговорили мне много
комплиментов о моей доблести и щедрости, и пригласили
меня от имени своего хозяина перейти в его царство. Я поблагодарил
их и попросил их оказать мне честь и выразить мое глубочайшее
почтение Его Блефускудианскому Величеству, чьи сияющие добродетели
были распространены по всей вселенной. Я обещал
явиться к его королевской особе до того, как вернусь в свою страну.

Вскоре после этого я попросил у императора разрешения
выразить свое почтение великому королю Блефуску; он
холодно ответил мне, что желает этого.

Я забыл сказать, что послы разговаривали со мной с
помощью переводчика. Языки двух империй сильно
отличаются друг от друга; каждый из двух народов превозносит
древность, красоту и силу своего языка и презирает
другой. однако император, гордый преимуществом, которое он
получил над блефускудианами, захватив их флот,
потребовал от послов предъявить свои верительные грамоты и
они болтают на лилипутском языке, и мы должны
признать, что из-за торговли и торговли, которые ведутся между двумя
королевствами, взаимного приема изгнанников и обычая
лилипутов отправлять свою молодую знать в
Блефуску, чтобы они были вежливы и изучали местные обычаи. упражнения, в Лилипутской империи
очень мало достойных людей
, не говоря уже о торговцах или моряках на
морских базарах, которые говорят только на обоих языках.

Тогда у меня была возможность оказать Его Императорскому Величеству услугу
очень сигнализируется. Однажды в полночь я был разбужен криками
толпы людей, собравшихся у дверей моей гостиницы; я услышал
слово _burgum_, повторенное несколько раз. Некоторые из придворных
императора, прокладывая себе путь сквозь толпу, умоляли меня
срочно прибыть во дворец, где квартира императрицы
горела по вине одной из ее фрейлин, которая
заснула, читая блефускудианское стихотворение. Я тут же встал
и с большим трудом перенесся во дворец, никого не задев, тем не
менее. Я обнаружил, что у нас уже есть
приставили лестницы к стенам квартиры и
хорошо снабдили ведрами; но вода стояла довольно далеко. Эти
ведра были размером примерно с наперсток, и
бедные люди доставляли их со всем усердием, на какое были
способны. Пожар начал разрастаться, и такой великолепный дворец
был бы безошибочно превращен в пепелище, если
бы из-за своего необычного присутствия духа я вдруг не
догадался о спешке. Накануне вечером я выпил в большом
количестве белое вино под названием _glimigrim_, которое происходит из
провинция Блефуску, которая обладает сильным мочегонным действием. Поэтому я начал
мочиться в таком большом количестве и применил воду так кстати и
так ловко в подходящих местах, что в течение трех минут
пожар был полностью потушен, а остальная часть этого великолепного здания,
которое стоило огромных денег, был спасен от смертельного
пожара. пламя..

Я не знал, будет ли император благодарен мне за услугу, которую я только
что оказал ему; ибо по основным законам империи
было преступлением, караемым смертной казнью и достойным смерти, пускать воду на
просторы императорского дворца; но я успокоился, когда узнал
что Ее Величество приказала верховному судье прислать
мне письма о помиловании; но мне сообщили, что императрица, представив
себе величайший ужас того, что я только что сделал, удалилась
в самую дальнюю часть двора и что она была
полна решимости никогда не останавливаться в этом доме. квартиры, которые я осмелился
осквернить нечестным и наглым поступком.




Глава VI

_в нравах жителей Лилипута, их литературе
, законах, обычаях и способах воспитания детей._


Хотя у меня есть намерение вернуть описание этой империи
что касается конкретного трактата, я, однако, считаю, что здесь я должен дать
читателю некоторое общее представление о нем. Поскольку обычный рост местных
жителей немного меньше, чем на шесть дюймов, это
точное соотношение наблюдается у всех других животных, а также
у растений и деревьев. Например, самые высокие лошади и
волы имеют рост от четырех до пяти дюймов,
овцы - полтора дюйма, более или менее, их гуси
размером примерно с воробья; так что их насекомые были
для меня почти невидимы; но природа умела приспосабливать глаза
от жителей Лилипута до всех
соразмерных им объектов. Чтобы показать, насколько пронзительно их зрение
что касается предметов, которые находятся рядом, я скажу, что однажды я
с удовольствием увидел искусного повара, ощипывающего жаворонка, который
был не таким большим, как обычная муха, и молодую девушку
, заправляющую невидимую иглу в точно такой же невидимый шелк
.

У них есть символы и буквы; но их манера письма
примечательна тем, что она не идет ни слева направо, как у
европейцев, ни справа налево, как у арабов;
ни сверху вниз, как у китайцев; ни снизу вверх,
как у Каскари; но наклонно и от одного угла
листа бумаги к другому, как у английских дам.

Они хоронят мертвых головой прямо вниз, потому что
воображают, что через одиннадцать тысяч лун все мертвые должны
воскреснуть; что тогда земля, которую они считают плоской, перевернется
вверх ногами, и что таким образом в момент их
воскресения они окажутся на земле. все встают на ноги.
Ученые из них признают абсурдность этого мнения;
но обычай сохраняется, потому что он древний и основан на
идеях народа.

У них очень своеобразные законы и обычаи, которые
я, возможно, предпринял бы, чтобы оправдать, если бы они не слишком
противоречили законам и обычаям моей дорогой родины. Первое, о чем я
упомяну, касается разоблачителей. Все преступления против государства
караются в этой стране с особой строгостью; но если обвиняемый
явно заявляет о своей невиновности, обвинитель немедленно
приговаривается к позорной смерти, а все его имущество конфискуется в
пользу невиновного. Если обвинитель - мерзавец, император,
из своих собственных средств выплачивает компенсацию обвиняемому, предполагая, что он был заключен
в тюрьму или подвергся наименьшему жестокому обращению.

На мошенничество смотрят как на более тяжкое преступление, чем на кражу; вот
почему оно всегда карается смертью; ибо считается
, что осторожность и бдительность при обычном здравом уме могут
защитить имущество человека от нападений воров,
но что честность не имеет никакого значения. защита от лжи и
недобросовестности.

Несмотря на то, что мы рассматриваем наказания и награды как
главные стержни управления, я могу, тем не менее, сказать, что
принцип наказания и вознаграждения не соблюдается в Европе
с той же мудростью, что и в империи Лилипутов. Любой, кто может
предоставить достаточные доказательства того, что он точно соблюдал
законы своей страны в течение семидесяти трех лун, имеет право
претендовать на определенные привилегии, в зависимости от своего рождения и состояния,
с определенной суммой денег, взятых из фонда, предназначенного для этой
цели; он даже получает титул _снилполла_, или законного,
который добавляется к его имени; но этот титул не переходит к его
потомкам. Эти народы смотрят на это как на чудовищный недостаток
политика среди нас заключается в том, чтобы все наши законы были угрожающими, и чтобы
за нарушение следовало строгое наказание, в то время как
за соблюдение не последовало никакого вознаграждения; именно по этой
причине они представляют правосудие с шестью глазами: два спереди,
столько же сзади и по одному с каждой стороны (чтобы представлять справедливость
). осмотрительность), держа в правой руке мешок с золотом, а в левой -
меч в ножнах, чтобы показать, что она
больше склонна вознаграждать, чем наказывать.

При выборе тем для заполнения вакансий мы имеем
больше уважения к честности, чем к великому гению. Поскольку правительство
необходимо человеческому роду, считается
, что Провидение никогда не ставило своей целью сделать управление общественными делами
сложной и загадочной наукой, которой могло бы обладать лишь
небольшое количество редких и возвышенных умов. рождается
не более двух или трех из них в одном мире. века; но считается, что истина,
справедливость, воздержание и другие добродетели доступны
каждому, и что практика этих добродетелей, сопровождаемая
небольшим опытом и добрыми намерениями, делает любого человека
это необходимо для служения своей стране, при условии, что у нее есть здравый
смысл и проницательность.

Мы убеждены, что столь же необходимо, чтобы недостаток моральных добродетелей
был заменен высшими талантами разума, что
работа не может быть доверена более опасным рукам
, чем руки великих умов, не обладающих добродетелями, и что
ошибки, порожденные невежеством, в служителе, который не обладает никакими добродетелями, должны быть устранены. честный человек,
никогда не имел бы таких пагубных последствий для общественного блага,
как мрачные действия министра, чьи наклонности
были бы коррумпированы, чьи взгляды были бы преступными, и кто
нашел бы в своем разуме средства, чтобы творить зло
безнаказанно.

Тот, кто не верит в Божественное Провидение среди лилипутов
, объявляется неспособным занимать какие-либо государственные должности. Поскольку короли
по праву называют себя депутатами Провидения,
Лилипуты считают, что нет ничего более абсурдного и
непоследовательного, чем поведение принца, который использует людей без
религии, которые отрицают эту высшую власть
, хранителем которой он себя называет и у которой, по сути, он заимствует свою собственную.

Сообщая об этих и следующих законах, я говорю только
о примитивных законах лилипутов.

Я знаю, что по современным законам эти народы впали в
крайнюю степень коррупции: свидетельством этого является постыдное использование получения
высоких наград за танцы на веревке и знаков
отличия за прыжки через палку. Читатель должен
заметить, что это недостойное употребление было введено отцом
правящего императора.

Неблагодарность среди этих народов является огромным преступлением, как мы
узнаем из истории, которое когда-то было в глазах
несколько добродетельных народов. Тот, говорят лилипуты, кто
оказывает дурные услуги даже своему благодетелю
, обязательно должен быть врагом всех остальных людей.

Лилипуты считают, что отец и мать не должны
быть ответственными за образование своих собственных детей, и
в каждом городе есть общественные семинарии, куда все отцы и
матери, кроме крестьян и рабочих, обязаны
отправлять своих детей обоего пола для воспитания
и обучения. Когда они достигли возраста двадцати лун, мы их
предполагается, что они послушны и способны учиться. Школы бывают
разных видов, в зависимости от ранга и пола. Умелые
мастера обучают детей жизненному состоянию, соответствующему
их рождению, их собственным талантам и склонностям.

Семинарии для молодых людей знатного
происхождения укомплектованы серьезными и образованными мастерами. Одежда и
питание детей простые. Им внушают принципы
чести, справедливости, мужества, скромности, милосердия,
религии и любви к родине; они одеты в
мужчины до четырехлетнего возраста, а после этого возраста они
обязаны одеваться самостоятельно, какими бы великими
они ни были по рождению. Им разрешается
развлекаться только в присутствии хозяина. Мы разрешаем их отцу
и матери видеться с ними два раза в год. Визит может длиться
всего один час, при этом они могут свободно целовать своих сыновей при входе и
выходе; но хозяин, который всегда присутствует в таких
случаях, не позволяет им тайно разговаривать со своим сыном,
льстить ему, ласкать его, дарить ему украшения или
подарки. драже и джемы.

В женских семинариях хороших молодых девушек
воспитывают почти так же, как мальчиков. Только их одевают
слуги в присутствии хозяйки, пока
они не достигнут пятилетнего возраста, одеваются
сами. Когда выясняется, что няни или горничные рассказывают
этим маленьким девочкам
экстравагантные истории, безвкусные истории или истории, способные напугать их
(что в Англии является обычным делом для гувернанток),
их трижды публично пороли по всему городу,
они были заключены в тюрьму на один год и сосланы на всю оставшуюся жизнь в
самое пустынное место страны. Таким образом, молодым девушкам у
этих народов так же стыдно, как и мужчинам, быть трусливыми и
глупыми; они презирают все внешние украшения и
заботятся только о приличиях и чистоте. Их упражнения
не такие жестокие, как у мальчиков, и их заставляют учиться немного меньше
; потому что их также учат наукам и изящным
наукам. Среди них есть правило, что женщина, которая должна быть для
своего мужа всегда приятной компанией, должна украшать себя
дух, который не стареет.

Лилипуты убеждены, в отличие от нас
в Европе, что ничто не требует большей заботы и применения, чем
воспитание детей. Они говорят, что это все равно, что
сохранить определенные растения, заставить их счастливо расти,
защитить их от суровой зимы, от летней жары и
грозы, от нападения насекомых, чтобы, наконец, заставить их приносить обильные плоды, что являетсяэффект

внимания и стараний умелого садовода.

Они заботятся о том, чтобы у учителя был более развитый ум,
чем возвышенный, больше нравов, чем науки; они не
могут терпеть тех учителей, которые постоянно оглушают
уши своих учеников грамматическими сочетаниями,
легкомысленными разговорами, ребяческими замечаниями и которые, чтобы
научить их древнему уму, не хотят, чтобы их уводили. языки своей страны, которые мало
связаны с языком, на котором говорят сегодня, обременяют их умы
правилами и исключениями и оставляют там употребление и практику,
чтобы заполнить их память ненужными принципами и предписаниями
колючий: они хотят, чтобы учитель вел себя достойно,
поскольку нет ничего более противоречащего хорошему воспитанию, чем педантизм
и напускная серьезность; по их мнению, он должен скорее опуститься, чем
подняться перед своим учеником, и они считают одно более трудным
, чем другое, потому что необходимо часто требуется больше усилий и энергии,
и всегда больше внимания, чтобы уверенно спускаться, чем
подниматься.

Они утверждают, что учителя должны уделять гораздо больше внимания
обучению молодых людей жизненным навыкам, чем
обогащению их любопытными знаниями, которые почти всегда бесполезны.
Поэтому их рано учат быть мудрыми и философами,
чтобы в самый разгар удовольствий они умели пробовать
их философски. Разве не нелепо, говорят они,
познавать его природу и истинное применение только тогда, когда оно стало
непригодным для жизни, учиться жить, когда жизнь почти прошла, и
начинать быть человеком, когда ты перестанешь им быть?

Им предлагают награды за наивное и искреннее признание
своих ошибок, а те, кто лучше разбирается в собственных
недостатках, получают милости и почести. Мы хотим, чтобы они
будьте любопытны и пусть они часто задают вопросы обо всем
, что видят и что слышат, и очень строго наказывают
тех, кто при виде чего-то необычного и
примечательного проявляет мало удивления и любопытства.

Им рекомендуется быть очень верными, очень покорными, очень привязанными
к принцу, но из общей привязанности и долга, а не
из какой-либо особой привязанности, которая часто вредит совести
и всегда свободе и которая грозит большими несчастьями.

Учителя истории меньше беспокоятся о том, чтобы научиться
их ученики сообщают дату того или иного события, чтобы нарисовать
им характер, хорошие и плохие качества королей,
генералов армии и министров; они считают, что для них
совершенно неважно знать, что в такой-то год и в такой-то месяц
была дана такая-то битва; но чтоим важно учитывать
, насколько люди во все века варварские, жестокие,
несправедливые, кровожадные, всегда готовые растрачивать свою собственную жизнь
без необходимости и посягать на жизнь других без причины;
насколько боевые действия бесчестят человечество и насколько мотивы
должны быть сильными, чтобы дойти до этого ужасного конца;
они смотрят на историю человеческого разума как на лучшую из
всех, и они учат молодых людей не столько запоминать
факты, сколько судить о них.

Они хотят, чтобы любовь к наукам была ограничена, и чтобы каждый
выбирал тот вид обучения, который больше всего соответствует его склонностям
и таланту; они так же мало обращают внимания на человека, который
слишком много учится, как и на человека, который слишком много ест, убежденные, что у разума
расстройство желудка, как и у тела. Только у одного императора есть
обширная и многочисленная библиотека. В отношении некоторых
на людей, у которых они слишком большие, смотрят как на
ослов, нагруженных книгами.

Философия у этих народов очень жизнерадостна и не состоит
из _эрготизма_, как в наших школах; они знают только
, что такое _бароко_ и _баралиптон_, что _категории_, что термины
первого и второго намерения и прочая острая диалектическая чушь
, которая не учит больше, как следует понимать философию. рассуждать, чем
танцевать. Их философия заключается в установлении
непогрешимых принципов, которые побуждают разум предпочесть посредственное состояние
от честного человека к богатству и блеску финансиста, а
победы, одержанные над его страстями, - к
победам завоевателя. Она учит их жить тяжело и избегать всего
, что приучает их чувства к сладострастию, всего, что делает душу слишком
зависимой от тела и ослабляет ее свободу. В остальном им
всегда представляют добродетель как легкую и приятную вещь.

Их призывают правильно выбирать образ жизни, и ставится задача
заставить их выбрать тот, который им больше всего подходит, с меньшим
уважением к способностям их родителей, чем к способностям их души;
таким образом, сын пахаря иногда
бывает государственным министром, а сын лорда - торговцем.

Эти народы ценят физику и математику только
настолько, насколько эти науки полезны для жизни и развития полезных
искусств. В общем, они не утруждают себя познанием
всех частей Вселенной и меньше любят рассуждать о
порядке и движении физических тел, чем наслаждаться
природой, не исследуя ее. Что касается метафизики, они
смотрят на нее как на источник видений и химер.

Они ненавидят аффектацию в драгоценном языке и стиле,
будь то в прозе или стихах, и считают столь
же дерзким выделяться своей манерой говорить, как
и манерой одеваться. Автора, который отходит от чистого, ясного и
серьезного стиля, чтобы использовать причудливый и надуманный жаргон, а
также востребованные и неслыханные метафоры, преследуют и освистывают на улицах
, как карнавальную маску.

Среди них мы культивируем тело и душу одновременно, потому
что речь идет о воспитании человека, и мы не должны воспитывать одно
без другого. По их словам, это пара запряженных лошадей
вместе мы должны вести себя не на равных.
Они говорят, что пока вы формируете у ребенка только разум, его внешность
становится грубой и грубой; пока вы формируете у него
только тело, глупость и невежество овладевают его разумом.

Учителям запрещено наказывать детей болью;
они делают это из-за укоренения какой-то чувствительной мягкости, из-за
стыда и, прежде всего, из-за лишения двух или трех уроков, что
их чрезвычайно огорчает, потому что тогда мы оставляем
их на произвол судьбы и делаем вид, что не считаем их достойными
инструкции. По их мнению, боль служит только для того, чтобы сделать
их застенчивыми, что является очень вредным дефектом, от которого никогда не излечиться.




Глава VII

_АВТОР, получив уведомление о том, что его хотят судить за
преступление против величества, бежал в королевство Блефуску._


Прежде чем я расскажу о своем выходе из империи Лилипутов,
возможно, речь пойдет о том, чтобы рассказать читателю о тайной интриге
, которая была против меня.

Я плохо играл в придворной карусели, и низость моего состояния
лишила меня средств, необходимых для того, чтобы стать искусным
придворные, хотя многие люди такого низкого происхождения, как я
, часто добивались успеха при дворе и занимали там самые
высокие должности; но и они, возможно, не обладали такой же
деликатностью, как я, в отношении честности и чести. Как бы то
ни было, когда я собирался уехать, чтобы отправиться к
императору Блефуску, человек, пользующийся большим уважением при
дворе и которому я оказал важные услуги, тайно пришел ко мне
ночью и вошел в мой дом со своим
стулом без предупреждения. объявить. Носильщики были уволены. Я
я положил стул с Его Превосходительством в карман моего
трико и, приказав слуге держать дверь
моего дома закрытой, поставил стул на стол и сел
рядом. После первых комплиментов, заметив, что вид этого
господина грустный и обеспокоенный, и спросив его о
причине, он попросил меня выслушать его по вопросу, который
касался моей чести и моей жизни.

«Я узнаю от вас, - сказал он мне, - что недавно было созвано несколько
секретных комитетов по вашему поводу и что за последние два дня
Его Величество принял досадное решение. Вы не знаете, что
Скайреш Болголам (_галбет_ или гранд-адмирал) почти всегда был
вашим смертельным врагом с тех пор, как вы прибыли сюда. Я не знаю
, откуда это взялось; но его ненависть сильно возросла после вашей
экспедиции против флота Блефуску: как адмирал, он
завидует этому большому успеху. Этот лорд вместе с Флимнапом,
верховным казначеем; Лимтоком, генералом; Лалконом, верховным камергером,
и Бальмаффом, верховным судьей, составили статьи, чтобы предать
вас суду как преступника, оскорбляющего величество, и как
виновен в нескольких других тяжких преступлениях».

Этот экзорд настолько поразил меня, что я собирался прервать его, когда
он попросил меня ничего не говорить и выслушать его, и он продолжил в том же духе:

«Чтобы признать услуги, которые вы мне оказали, я был
проинструктирован обо всем судебном процессе и получил копию
статей; это дело, в котором я рискую своей головой за
ваши услуги.

СТАТЬИ ОБВИНЕНИЯ, ПРЕДЪЯВЛЕННОГО КВИНБУСУ ФЛЕСТРИНУ
(ЧЕЛОВЕК-ГОРА)

Статья первая.--Тем более что законом, принятым во времена правления
Его Императорского Величества Каюта Деффар Плун, предписывается, чтобы
любой, кто будет использовать воду на территории императорского дворца, будет
подвергнут наказанию за преступление оскорбления величества, и что,
несмотря на это, упомянутый Квинб Флестрин в результате открытого
нарушения упомянутого закона под предлогом тушения пожара, зажженного в
квартире дорогой императорской особы. жена Его Величества., якобы
злонамеренно, вероломно и дьявольски, посредством выделения
из мочевого пузыря, потушил указанный пожар, зажженный в указанной квартире,
а затем проник на территорию указанного императорского дворца;

Статья II. Что упомянутый Квинб Флестрин, приведя флот
королевского флота Блефуску в нашем имперском порту, а
затем Его Императорское Величество приказал ему подчинить себе
все остальные корабли указанного королевства Блефуску и
превратить его в провинцию, которой мог бы управлять
наместник нашей страны, и уничтожить и уничтожить все корабли, принадлежащие королевству Блефуску. умри не только
все изгнанные грос-бутены, но и весь народ этой
империи, который постоянно не хотел бы покидать грос-
бутианскую ересь; упомянутый Флестрин, как мятежный предатель Ее Очень
счастливого Императорского Величества, якобы представлял ходатайство о
быть освобожденным от указанной услуги под надуманным предлогом
нежелания вмешиваться в принуждение совести и
угнетение свободы невинных людей;

Статья III. Что некоторые послы, недавно прибывшие ко
двору Блефуску, чтобы просить мира у Его Величества, упомянутый
Флестрин, как нелояльный подданный, якобы спас, помог, оказал помощь и
угостил указанных послов, несмотря на то, что он знал их за то, что они были
министрами принца, который только недавно стал явным врагом
Его Императорского Величества, и в открытой войне против Садита
Величество;

Статья IV. - Что упомянутый Квинбус Флестрин вопреки долгу
верного подданного в настоящее время намеревается совершить поездку ко
двору Блефуску, на которую он получил только устное разрешение
от Его Императорского Величества, и под предлогом указанного
разрешения безрассудно и вероломно намеревается совершить
убийство. указанное путешествие и спасение, облегчение и помощь королю
Блефуску.....

«Есть еще другие статьи, - добавил он, - но это
самые важные из них, краткое содержание которых я только что прочитал вам. В
ходе различных обсуждений этого обвинения мы должны признать, что
Его Величество проявил свою умеренность, мягкость и справедливость,
неоднократно представляя ваши услуги и стараясь уменьшить
ваши преступления. Казначей и адмирал сочли, что вас следует
предать смерти жестокой и позорной смертью, подожгив
в вашем отеле на ночь, и генерал должен был ожидать вас
с двадцатью тысячами человек, вооруженных отравленными стрелами, чтобы
ударить вас по лицу и рукам.
Некоторым из ваших слуг должны были быть отданы секретные приказы пролить ядовитый сок
на ваши рубашки, что вскоре привело бы вас в негодность
разорвать собственную плоть на части и умереть в чрезмерных мучениях
. Генерал пришел к такому же мнению, так что в
течение некоторого времени большинство голосов было против вас;
но Его Величество, решив спасти вам жизнь, получил
избирательное право камергера. В связи с этими перерывами Релдресал, первый
государственный секретарь по тайным делам, получил приказ
императора высказать свое мнение, что он и сделал в соответствии с
ним Его Величества, и, конечно же, он вполне оправдал то уважение
, которое вы к нему испытываете: он признал, что ваши преступления
велики, но, тем не менее, они заслуживают некоторого снисхождения: он
сказал, что дружба, которая была между вами и им, была настолько известна, что
, возможно, его можно было бы считать предупрежденным в вашу пользу; что,
однако, чтобы подчиниться приказу Его Величества, он хотел
высказать свое мнение откровенно и свободно; что, если Его Величество, принимая во
внимание ваши заслуги и следуя кротости своего духа,
захочет спасти вам жизнь и согласится сделать с вами все, что в его силах.
выкатив оба глаза, он покорно рассудил, что с помощью этого
средства правосудие может быть в какой-то мере удовлетворено,
и что все будут приветствовать милосердие императора,
а также справедливое и великодушное судебное разбирательство со стороны тех, кто
имел честь быть его советниками; что потеря справедливости может быть в какой-то степени оправдана, и что все будут приветствовать милосердие императора, а также справедливое и великодушное судебное разбирательство со стороны тех, кто имел честь быть его советниками. ваши глаза
не помешали бы вашей телесной силе, с помощью которой
вы все еще могли бы быть полезны Его Величеству; что слепота
служит для усиления мужества, скрывая от нас опасности; что
разум становится более собранным и более готовым к открытию
истины; что страх, который вы испытывали за свои глаза, был
величайшей трудностью, которую вам пришлось преодолеть
, став хозяином вражеского флота, и что было бы достаточно, если бы
вы смотрели на это глазами других, поскольку самые могущественные
князья иначе не видят. Это предложение было встречено
всем собранием с крайним неудовольствием. Адмирал Болголам,
весь в огне, встал и, охваченный яростью, сказал, что он был
поражен тем, что секретарь осмелился высказаться за сохранение
жизни предателя; что услуги, которые вы оказали, были,
согласно истинным государственным нормам, огромные преступления; что вы,
кто был способен внезапно потушить пожар, облив
мочой дворец Его Величества (о чем он не мог вспомнить без
ужаса), могли когда-то через ту же ступицу затопить
дворец и весь город, имея для этой цели огромную помпу
; и что та же сила, которая позволила вам обучить
весь флот противника, могла бы быть использована для того, чтобы при
первом недовольстве вернуть его туда, откуда вы его взяли;
что у него были очень веские причины думать, что ты толстый-
бутьен в глубине вашего сердца, и поскольку предательство начинается
в сердце, прежде чем оно проявится в действиях, как и гро-
бутьен, он официально объявил вас предателем и мятежником и
объявил, что вас должны предать смерти.

«Казначей был того же мнения. Он показал, до каких пределов
истощены финансы Его Величества из-за расходов
на ваше содержание, которые вскоре станут невыносимыми; что
предложенный секретарем способ выколоть вам глаза,
далеко не лекарство от этого зла, но, во всяком случае, увеличит его.
создается впечатление, что по обычаю ослеплять
некоторых домашних птиц, которые после этого едят еще больше и
быстрее откармливаются; что Его Священное Величество и
совет, которые были вашими судьями, были по собственной
совести убеждены в вашем преступлении, что было более
чем достаточным доказательством. чтобы приговорить вас к смертной казни, не прибегая к
формальным доказательствам, требуемым жесткой буквой закона.

«Но Его Императорское Величество, будучи преисполнен решимости не дать вам
умереть, милостиво говорит, что, поскольку совет
сочтя потерю ваших глаз слишком легким наказанием, мы могли
бы добавить еще одно. И ваш друг секретарь, покорно прося
, чтобы его снова выслушали, чтобы ответить на то, что
казначей возражал против больших расходов, которые Его Величество
тратит на ваше содержание, говорит, что Его Превосходительство, который один
распоряжался финансами императора, мог
бы легко исправить это зло, уменьшив ваш стол. постепенно, и что
таким образом из-за отсутствия достаточного количества пищи вы
станете слабыми, вялыми и потеряете аппетит, и вскоре
после жизни. Таким образом, благодаря большой дружбе секретаря, все
дело было решено полюбовно; были даны точные приказы
держать в секрете намерение заставить вас постепенно умереть
от голода. Приказ выколоть вам глаза был зарегистрирован в
секретариате совета, и никто не возражал, кроме
адмирала Болголама. Через три дня секретарю будет приказано
явиться к вам домой и прочитать статьи вашего обвинения в
вашем присутствии, а затем сообщить вам о великом снисхождении и
милости Его Величества и совета, приговорив вас только к смертной казни.
потеря ваших глаз, которой Его Величество не сомневается
, что вы подчинитесь с должным признанием и смирением
. Двадцать хирургов Ее Величества пойдут за ней
и проведут операцию, ловко выпустив
несколько очень острых стрел в уголки ваших глаз
, когда вы будете лежать на земле. Вам решать принять надлежащие
меры, которые подскажет ваша осторожность. Что касается меня, то,
чтобы предотвратить любые подозрения, я должен вернуться так
же тайно, как и пришел».

Его Превосходительство оставил меня, и я остался один, преданный заботам.
Этот принц и его служение ввели такой обычай
(сильно отличающийся, как меня уверяют, от обычаев более ранних
времен), что после того, как суд приказал подвергнуть пыткам, чтобы
удовлетворить негодование государя или злобу фаворита,
император должен был выступить с речью перед императором. весь его совет, говорящий
о его мягкости и снисходительности как о признанных качествах
каждого. Обличение императора обо мне вскоре
было опубликовано по всей империи, и ничто не внушало
народу такого ужаса, как эти похвалы милосердию Его Величества, потому что мы
заметил, что чем больше усиливалась эта похвала, тем более
жестокими и несправедливыми обычно были мучения. Что касается меня, то
следует признаться, что, поскольку мне не суждено было по рождению или
воспитанию быть придворным, я так мало разбирался в делах,
что не мог решить, было ли вынесенное против меня решение мягким
или строгим, справедливым или несправедливым. Я и не подумал просить
разрешения защищаться; мне так нравилось, когда меня осуждали, не будучи
услышанным: ибо, однажды увидев несколько подобных процессов, я
всегда видел, как они завершались в соответствии с инструкциями, данными судьям.
судьи и по усмотрению обвинителей и власть имущих.

У меня было некоторое желание оказать сопротивление, потому что, находясь на
свободе, все силы этой империи не смогли бы одолеть
меня, и я мог бы легко, бросая камни, победить
и свергнуть столицу; но я тут же с ужасом отверг этот замысел
, почувствовав себя виноватым. клятва, которую я дал Ее
Величеству, милости, которые я получил от нее, и высокое
достоинство _нардака_, которым она меня наградила. Кроме того, мне
не хватило ума при дворе убедить себя в том, что
суровость Его Величества
выполнила все мои обязательства перед ним.

Наконец, я принял решение, которое, судя по всему, будет
справедливо осуждено некоторыми людьми; ибо я признаюсь
, что с моей стороны было большим безрассудством и очень плохим поступком с моей
стороны, что я хотел сохранить свои глаза, свою свободу и свою жизнь,
несмотря на приказы суда. Если бы я лучше знал характер
князей и государственных министров, которых я с тех пор наблюдал при
нескольких других дворах, и их метод обращения с обвиняемыми
менее преступный, чем я, я без труда подверг бы себя
такому мягкому наказанию; но, увлеченный юношеским пылом и получив
, прежде чем Его Императорское Величество разрешил мне отправиться
к королю Блефуску, я поспешил до истечения
трех дней отправить письмо моему другу секретарю, в
котором я сообщал ему о своем решении
отправиться в тот же день в Блефуску, следуя
полученному мной разрешению; и, не дожидаясь ответа, я двинулся к
берегу острова, где находился флот. Я хватаюсь за большой
военный корабль, я привязал трос к носу и, снявшись
с якорей, разделся, надел свою одежду (с одеялом, которое
я принес с собой под мышкой) на корабль и, волоча его
за собой, то гребя, то плывя, я прибыл в порт-Ройял
-де-Лос-Анджелес. Блефуску, где меня долго ждали люди. Там мне
предоставили двух гидов, которые отвезут меня в столицу с таким
же названием. Я держал их в руках, пока не
оказался на расстоянии ста саженей от городских ворот, и попросил
их сообщить о моем прибытии одному из государственных секретарей, и чтобы он
дайте понять, что я жду приказов Его Величества.
Через час я получил ответ, что Его Величество со всем королевским домом
прибыл, чтобы принять меня. Я поднялся на пятьдесят крыш.:
король и его свита сошли с лошадей, а королева
с дамами вышли из своих карет, и я не заметил
, чтобы они боялись меня. Я лег на пол, чтобы поцеловать
руки королю и королеве. Я говорю Его Величеству, что я пришел,
следуя своему обещанию и с разрешения императора, моего
господина, чтобы иметь честь видеть такого могущественного принца, и
чтобы предложить ему все услуги, которые зависели от меня и которые не
противоречили бы тому, чем я был обязан своему государю, но
не говоря уже о моем позоре.

Я не буду утомлять читателя подробностями моего приема при
дворе, который соответствовал щедрости такого великого князя, или
неудобствами, которые я испытал из-за отсутствия дома и кровати,
будучи вынужден лечь на пол, завернувшись в одеяло.




Глава VIII

_В результате счастливой случайности автор находит способ покинуть
Блефуску и после некоторых трудностей возвращается на родину._


Через три дня после моего прибытия, прогуливаясь из любопытства по той стороне
острова, которая смотрит на северо-восток, я обнаружил в полумиле
от себя в море что-то, что показалось мне перевернутой
лодкой. Я натянул туфли и чулки и, войдя в
воду на сто или сто пятьдесят футов, увидел, что предмет
приближается под действием приливной силы, и тогда я узнал, что
это была баржа, которая, как я полагал, могла быть
оторвана от корабля течением. какая-то буря; после чего я
непрестанно возвращался в город и умолял Его Величество одолжить мне двадцать
самых больших кораблей, оставшихся у него после потери
флота, и трех тысяч матросов под командованием вице-адмирала.
Этот флот отправился в плавание, совершив кругосветное плавание, в то время как я
кратчайшим путем добрался до берега, где впервые
обнаружил баркас. Я обнаружил, что прилив подтолкнул
ее еще ближе к берегу. Когда корабли подошли ко мне
, я разделся до одежды, вошел в воду и продвинулся на
пятьдесят футов от баркаса; после чего я был вынужден плыть,
пока не достиг ее; матросы бросили в меня
трос, один конец которого я прикрепил к отверстию в носовой части лодки,
а другой конец - к военному кораблю; но я не смог продолжить
свое путешествие, потеряв опору в воде. Поэтому я поплыл
за баркасом и толкнул его вперед одной
рукой; так что, благодаря приливу, я продвинулся так
далеко к берегу, что смог высунуть подбородок из воды и
встать на ноги. Я отдохнул две или три минуты, а затем снова
толкнул лодку, пока море не оказалось
выше моих подмышек, и тогда величайшая усталость была
я взял другие тросы, принесенные с одного из кораблей,
и, привязав их сначала к лодке, а затем к девяти
кораблям, ожидавшим меня, при довольно благоприятном ветре и
помощи матросов, я сделал так, чтобы мы подошли на двадцать
саженей от берега, и, так как море расступилось, я увидел, что мы плывем по течению. снявшись с якоря, я взял
лодку на буксир и с помощью двух тысяч человек
, канатов и машин с трудом поднял ее и
обнаружил, что она была повреждена очень незначительно.

У меня было десять дней, чтобы привести свой баркас в королевскую гавань в
Блефуску, где собралось большое скопление народа, полного изумления
при виде такого огромного корабля.

Я сказал королю, что моя удача заставила меня встретить этот
корабль, чтобы перевезти меня в какое-нибудь другое место, откуда я
мог бы вернуться на родину, и я молился Его Величеству
, чтобы Он соизволил отдать приказ привести этот корабль в состояние
, пригодное для моей службы, и позволить мне покинуть его состояния, на что после
нескольких убедительных жалоб он с удовольствием согласился со мной.

Я был очень удивлен, что император Лилипута, с тех пор как я
уезжая, не проводил бы никаких исследований обо мне; но я узнал, что
Ее Императорское Величество, не подозревая, что я был осведомлен о ее
замыслах, вообразила, что я отправился в Блефуску только для
того, чтобы выполнить свое обещание, следуя разрешению, которое она мне
дала, и что я вернусь через несколько дней; но, в конце концов,
мое долгое отсутствие привело ее в замешательство приговор, и, посоветовавшись с
казначеем и остальной частью кабалы, был послан достойный человек
с копией статей, выдвинутых против меня. У посланника
были инструкции представлять правителя Блефуску
великая кротость его хозяина, который удовлетворился тем, что наказал меня
потерей моих глаз; что я уклонился от правосудия
и что, если я не вернусь через два дня, я буду
лишен своего титула _нардака_ и объявлен преступником государственной
измены. Посланник добавил, что, чтобы сохранить мир и дружбу
между двумя империями, его хозяин надеялся, что король Блефуску
отдаст приказ доставить меня в Лилипут со связанными руками и ногами
для наказания как предателя.

Король Блефуску, потратив три дня на обдумывание
этот случай дал очень честный и очень мудрый ответ. Он

представлял, что
в отношении того, чтобы отправить меня обратно связанным, император не знал, что
это невозможно; что, хотя я отнял у него флот, он
был в долгу передо мной за несколько добрых услуг, которые я оказал ему в связи с мирным договором; более того, что они скоро будут заключены, он был бы в долгу передо мной.и тот, и другой были избавлены от меня, потому что
я нашел на берегу великолепный корабль, способный
нести меня по морю, который он приказал разместить с моей
помощью и следуя моим указаниям; так что он надеялся, что,
через несколько недель обе империи были бы избавлены от такого
невыносимого бремени.

С этим ответом посланник вернулся в Лилипут, и король
Блефуску рассказал мне обо всем, что произошло, одновременно предлагая мне
, но тайно и конфиденциально, свою милостивую защиту
, если я захочу остаться у него на службе. Несмотря на то, что я поверил его
искреннему предложению, я принял решение никогда не сдаваться
ни одному принцу или министру, когда я мог бы обойтись
без них; вот почему, засвидетельствовав Ее Величеству свою справедливую
признательность за ее благие намерения, я умолял ее
смиренно дать мне отпуск, сказав ему, что, поскольку
фортуна, хорошая или плохая, подарила мне корабль, я был
полон решимости отправиться в Океан, а не быть поводом для
разрыва отношений между двумя такими могущественными правителями. Король, как мне показалось, не
обиделся на эту речь, и я даже узнал, что ему
, как и большинству его министров, было приятно мое решение.

Эти соображения побудили меня уехать немного раньше, чем я
планировал, и суд, желавший моего отъезда,
с готовностью способствовал этому. Пятьсот рабочих были заняты в
сделайте два паруса для моей лодки, следуя моим приказам,
сложив вместе их самое большое полотнище тринадцать раз и выстегав его. Я
потрудился сделать веревки и тросы, соединив
вместе десять, двадцать или тридцать самых сильных из них. Большой
камень, который я имел счастье найти после долгих
поисков недалеко от берега моря, послужил мне якорем; у меня было
сало от трехсот волов, чтобы смазать мою лодку и для
других целей. Я потратил бесконечные усилия на то, чтобы срубить самые
большие деревья, чтобы сделать из них весла и мачты, для чего
однако мне помогали плотники с Его кораблей.
Ваше Величество.

Примерно через месяц, когда все было готово, я отправился, чтобы
получить приказ Ее Величества и попрощаться с ней.
Король в сопровождении королевского дома вышел из дворца. Я
лег ему на лицо, чтобы иметь честь поцеловать его руку,
которую он очень любезно подал мне, а также королеве и
молодым принцам крови. Его Величество подарил мне пятьдесят
кошельков по двести фунтов стерлингов каждый с его портретом в
большом размере, которые я сразу же вложил в одну из своих перчаток, чтобы она лучше
сохранилась.

Я погрузил на свой баркас сто волов и триста овец,
с хлебом и питьем поровну, а также определенное
количество вареного мяса, такое большое, какое
могли предоставить мне четыреста поваров. Я взял с собой шесть коров и
шесть живых быков и столько же овец и баранов,
намереваясь перевезти их в свою страну, чтобы размножить
их. Я также обеспечиваю себя сеном и пшеницей. Мне было бы
удобно взять с собой шестерых местных жителей, но король не пожелал
этого допустить; и, помимо очень точного осмотра моих карманов, Его
Его Величество заставил меня дать слово чести, что я не возьму
с собой ни одного из его подданных, даже если это будет сделано с их собственного
согласия и по их просьбе.

Подготовив таким образом все необходимое, я отплыл двадцать
четвертого сентября 1701 года, в шесть часов утра; и
когда я прошел четыре лье, поворачивая на север,
при юго-восточном ветре, в шесть часов вечера я обнаружил небольшой остров
, длинный примерно в половине лье на северо-восток. Я двинулся вперед и
бросил якорь у берега острова, который был защищен от ветра;
она показалась мне необитаемой. Я взял немного прохладительных напитков и лег
отдохнуть. Я спал около шести часов, потому что день начал
казаться через два часа после того, как я проснулся. Я позавтракал и,
при благоприятном ветре, снялся с якоря и пошел тем же путем, что
и днем ранее, руководствуясь своим карманным компасом. Моей
целью было отправиться, если это было возможно, на один из тех островов, которые, как
я справедливо полагал, расположены к северо-востоку от земли Вана-
Димен.

в тот день я ничего не обнаружил; но на следующий день, в течение трех
часов после полудня, когда я сделал, по моим расчетам, около
пройдя двадцать четыре лье, я обнаружил корабль, направлявшийся на
юго-восток. Я поставил все свои паруса, и через полчаса
корабль, заметив меня, поднял свой флаг и выстрелил из
пушки. Нелегко изобразить радость, которую я испытал
от надежды, которую я испытал, снова увидев мою любимую
страну, и дорогие залоги, которые я там оставил. Корабль отпустил
паруса, и я присоединился к нему в пять или шесть часов вечера 26
сентября. Я был вне себя от радости, увидев флаг
Англии. Я положил своих коров и овец в карманы
я надел купальник и поднялся на борт со всем своим небольшим грузом
еды. Это было английское торговое судно, возвращавшееся из Японии
через северное и Южное моря под командованием капитана Жана
Байделл из Дептфорда, сильный честный человек и отличный моряк.

На корабле было около пятидесяти человек, среди
которых я встретил своего старого товарища по имени Пьер
Уильямс, который благосклонно рассказал обо мне капитану. Этот галантный
человек оказал мне очень радушный прием и попросил меня рассказать ему, откуда
я родом и куда иду, что я и сделал в нескольких словах; но он
подумал, что усталость и опасности, которым я подвергся
, вскружили мне голову; после чего я вытащил из кармана своих коров и овец
, что повергло его в крайнее изумление,
заставив увидеть правду в том, что я только что ему рассказал. Я
показал ему золотые монеты, подаренные мне королем Блефуску,
а также портрет Его Величества в большом, наряду с несколькими
другими редкостями этой страны. Я дал ему две стипендии по
двести фунтов каждая и пообещал, когда мы приедем в Англию,
подарить ему полную корову и овцу, чтобы
пусть у него будет такая порода, когда у этих зверей появятся детеныши.

Я не буду подробно рассказывать читателю о моем маршруте; мы
достигли входа в Темзу 13 апреля 1702 года.
У меня было только одно несчастье: крысы с корабля унесли одну
из моих овец. Я выгнал остаток своего скота здоровым и
поставил его пастись на лужайке для игры в мяч в Гринвиче.

За то короткое время, что я пробыл в Англии, я получил значительную
прибыль, показывая своих животных нескольким знатным людям
и даже людям, и, прежде чем я начал свой второй
путешествуя, я продал их за шестьсот фунтов стерлингов. С тех пор, как я
в последний раз вернулся, я без надобности искал их породу, которая, как мне
казалось, значительно увеличилась, особенно овец;
я надеялся, что это пойдет на пользу нашим
шерстяным мануфактурам благодаря тонкости шерсти.

Я пробыл с женой и семьей всего два месяца:
неутолимая страсть к осмотру чужих стран не позволяла мне
дольше вести сидячий образ жизни. Я оставил жене пятьсот фунтов стерлингов
и поселил ее в хорошем доме в Редриффе; я носил
остаток моего состояния при мне, часть в деньгах и часть в
товарах, с целью увеличения моих средств. Мой дядя Джин
оставил мне землю недалеко от Эппинга с арендной платой в тридцать фунтов
стерлингов, и у меня была длительная аренда Черных быков в
Феттерлейне, которая приносила мне такой же доход: таким образом, я не
рисковал оставить свою семью на благотворительность
прихода. Мой сын Жан, названный так в честь своего дяди,
изучал латынь и учился в колледже, а моя дочь Элизабет,
которая сейчас замужем и имеет детей, устраивалась на работу
от иглы. Я попрощался со своей женой, сыном и дочерью
и, несмотря на обилие слез, пролитых с обеих сторон, смело
взошел на трехсоттонное торговое судно
"Приключение", которым командовал капитан Жан Николя из
Ливерпуля.




ПОЕЗДКА В БРОБДИНГНАГ




Глава I

_АВТОР, пережив сильный шторм, садится в
баржу, чтобы сойти на берег, и его хватает один из местных жителей
. Как это лечится. Идея страны и народа._


Будучи обреченным природой и судьбой на всю жизнь
взволнованный, через два месяца после моего возвращения, как я уже сказал, я
снова покинул свою родину и 20 июня 1702 года отправился на
корабль под названием "Приключение", капитан которого Жан Николя из
провинции Корнуолл отплыл в Сурат.
При очень благоприятном ветре мы добрались до мыса Доброй Надежды, где
встали на якорь, чтобы набрать высоту. Поскольку наш капитан к
тому времени почувствовал себя некомфортно из-за периодической лихорадки, мы смогли покинуть
мыс только в конце марта. Итак, мы снова отправились в
плавание, и наше путешествие было счастливым до Мадагаскарского пролива;
но, прибыв к северу от этого острова, ветры, которые в этих
морях всегда дуют одинаково с севера на запад, с
начала декабря до начала мая
29 апреля начали дуть очень сильно
с западной стороны. это продолжалось двадцать дней подряд, в течение которых ветер дул с севера на запад. мы
были оттеснены немного к востоку от Молуккских островов и примерно на
три градуса севернее линии равноденствия, что наш
капитан обнаружил по своей оценке, сделанной во второй день
мая, что ветер прекратился; но, будучи человеком очень опытным в этом деле, мы не могли не заметить, что ветер усилился.
плывя по этим морям, он приказал нам приготовиться на следующий
день к ужасному шторму, который не преминул разразиться.
Начал подниматься южный ветер, называемый муссон.
Опасаясь, что ветер станет слишком сильным, мы затянули
парус бушприта и подошли к мысу, чтобы затянуть шлюпбалку; но,
поскольку шторм все усиливался, мы привязали пушки и
затянули шлюпбалку. Корабль находился в открытом море, и поэтому мы
решили, что лучше всего использовать попутный ветер
. Мы соперничали в мизансцене и граничили с прослушиванием;
тимон был повернут против ветра, и судно хорошо управлялось. Мы
спустили большой парус; но он был разорван жестокостью
времени. После этого мы принесли большой жезл, чтобы разрубить его,
и перерезали все веревки и кран, удерживавшие его.
Море было очень высоким, волны разбивались друг о
друга. Мы взялись за руки рулевого и помогли рулевому, который
не мог управлять в одиночку. Мы не хотели поднимать мачту
грот-мачты, потому что корабль лучше управлялся
в море, и мы были уверены, что он лучше справится со своей задачей
путь Ле мат такре.

Увидев, что после шторма мы были достаточно далеко от берега, мы
убрали мизинец и грот и стали править ближе к ветру;
после этого мы сняли шлюпбалки, большой и малый.
Наш маршрут был с востока на северо-восток; ветер был юго-западный. Мы
пришвартовались по правому борту и запустили рычаг разворота против ветра,
завели бизань-мачты и повернули корабль как можно ближе к ветру
на всех парусах. Во время этой грозы, за которой последовал сильный
ветер с востока на юго-запад, нас, по моим
подсчетам, отбросило примерно на пятьсот лье на восток, так что
самый старый и самый опытный из моряков не смог сказать нам
, в какой части света мы находимся. Однако у
нас не было недостатка в продовольствии, на нашем корабле не было воды, и
наша команда была здорова; но у нас был
очень большой недостаток воды. Мы больше думали о
том, чтобы продолжить тот же маршрут, чем повернуть на север, что
, возможно, привело бы нас к
самым северо-западным частям Великой Тартарии, выходящим в Ледяное море.

Шестнадцатого июня 1703 года мальчик обнаружил землю с вершины
попугай; семнадцатого числа мы ясно увидели большой остров
или материк (потому что мы не были уверены, какой из двух), с правой
стороны которого был небольшой выступ суши,
уходящий в море, и небольшая бухта, слишком низкая, чтобы какое-либо
судно больше мили могло пройти по ней. в него могло поместиться сто бочек. Мы бросили
якорь в одном лье от этой маленькой бухты; наш капитан послал
на баркасе двенадцать хорошо вооруженных членов своей команды с
сосудами для воды, если таковые нашлись. Я попросил
его разрешения поехать с ними, чтобы осмотреть страну и сделать все, что в моих силах.
открытия, которые я мог бы. Когда мы сошли на берег, мы не
увидели ни реки, ни фонтанов, ни каких-либо останков местных жителей,
что вынудило наших людей идти вдоль берега в поисках пресной воды
недалеко от моря. Что касается меня, я пошел один и
продвинулся примерно на милю вглубь суши, где не заметил ничего
, кроме бесплодной земли, полной скал. Я начал уставать и,
не видя ничего, что могло бы удовлетворить мое любопытство,
осторожно повернул к маленькой бухте, когда увидел наших людей на
баркасе, которые, казалось, пытались с помощью весел спасти свою лодку.
и в то же время я заметил, что их преследует
человек невероятного величия. Несмотря на то, что он вошел в
море, воды ему было только по колено, и он совершал
удивительные прыжки; но наши люди продвинулись вперед на
пол-лье, и, поскольку море в этом месте было полно скал,
высокий человек не смог добраться до баркаса. Что касается меня, я бросился
бежать так быстро, как только мог, и взобрался на вершину крутой
горы, которая дала мне возможность увидеть часть
страны. Я нашел его совершенно хорошо выращенным; но что меня
сначала удивило величие травы, которая, как мне показалось, была
более двадцати футов в высоту.

Я пошел по большой дороге, которая показалась мне такой, хотя для
местных жителей это была всего лишь небольшая тропинка, пересекающая ячменное поле.
Там я шел некоторое время; но я почти
ничего не мог видеть, так как время жатвы было близко, а пшеница находилась
на расстоянии не менее сорока футов. Я шел целый час, прежде чем
смог добраться до конца этого поля, которое было огорожено живой
изгородью высотой не менее ста двадцати футов; что касается деревьев, они
они были настолько велики, что я не мог даже
предположить, насколько они высоки.

Я пытался найти какое-нибудь отверстие в изгороди, когда
на соседнем поле обнаружил одного из местных жителей, такого же
размера, как тот, которого я видел в море, преследующем нашу
лодку. Он показался мне таким же высоким, как обычная колокольня, и
на каждом пролете было около пяти крыш, насколько я мог
судить. Я был до крайности напуган
и побежал прятаться в пшенице, откуда я увидел, как он остановился у проема в
изгороди, оглядываясь туда-сюда и крича более громким голосом
и более громкий, чем если бы он исходил из рупора;
звук был таким громким и разнесся в воздухе, что сначала мне показалось
, что я слышу гром.



Тотчас к нему подошли семеро мужчин его роста, каждый
с серпом в руке, каждый серп был величиной с
шесть косичек. Эти люди были не так хорошо одеты, как первый,
прислугой которого они, по-видимому, были. Согласно приказу, который он
им дал, они пошли косить пшеницу на поле, где
я лежал. Я отошел от них так далеко, как только мог; но я не
передвигался я с большим трудом, так как пшеничные
поля иногда располагались на расстоянии не более фута друг от
друга, так что я едва ли мог идти по этому
лесу. однако я подошел к месту на поле,
где дождь и ветер посеяли пшеницу: тогда мне все стало ясно
продвинуться дальше было практически невозможно, потому что трубы были так
переплетены, что проползти сквозь них было невозможно, а
зазубрины упавших колосьев были такими сильными и острыми, что
пронзали меня сквозь одежду и впивались в плоть.
Однако я слышал жнецов, которые были всего в
пятидесяти крышах от меня. Совершенно обессиленный и доведенный до
отчаяния, я лег между двумя бороздами и хотел
закончить там свои дни, представляя себя моей оплакиваемой вдовой с моими
осиротевшими детьми и оплакивая свое безумие, которое заставило меня
предпринять это второе путешествие вопреки советам всех моих друзей и
всех моих друзей. мои родители.

В этой ужасной суматохе я не мог не думать
о стране Лилипутов, жители которой смотрели на меня как на
величайшего вундеркинда, когда-либо появлявшегося в мире, где я был
способный управлять целым флотом одной рукой и
совершать другие чудесные поступки, память о которых
навсегда сохранится в летописях этой империи, в то время
как потомки с трудом поверят в них, даже если они засвидетельствованы целым
народом. Я подумал, какое унижение было
бы для меня, если бы я выглядел таким же несчастным в глазах народа, среди
которого я тогда находился, каким был бы лилипут среди
нас; но я смотрел на это как на меньшее из моих несчастий: ведь
замечено, что человеческие существа обычно более
дикие и более жестокие из-за своих размеров, и, размышляя
об этом, чего я мог ожидать, если не того, что вскоре окажусь
куском во рту первого из этих огромных варваров, который
схватит меня? По правде говоря, философы правы, когда говорят нам
, что нет ничего великого или малого, кроме как в сравнении.
Возможно, лилипуты найдут какую-нибудь нацию
, меньшую по своим масштабам, чем они мне казались, и кто знает
, не окажется ли эта удивительная раса смертных лилипутской нацией
по сравнению с нацией какой-нибудь страны, которой у нас еще нет
обнаружено? Но, напуганный и сбитый с толку, каким бы я ни был, я не стал
тогда заниматься всеми этими философскими размышлениями.

Один из жнецов, приблизившись на расстояние пяти саженей к борозде, на которой
я лежал, заставил меня опасаться, что, сделав еще один шаг, я могу
быть раздавлен его ногой или разрезан пополам его серпом; вот
почему, увидев, что он почти поднял ногу и двинулся вперед, я начал беспокоиться, что, сделав еще один шаг, могу быть раздавлен его серпом.
издавать жалобные крики, такие громкие, какие только
мог себе позволить охвативший меня испуг. Тотчас великан остановился и,
внимательно осмотревшись вокруг и под собой, наконец сказал:
заметил меня. Некоторое время он рассматривал меня с осмотрительностью
человека, который старается поймать опасное маленькое животное
так, чтобы оно не было поцарапано или укушено, как
я сам иногда поступал с лаской в Англии.
Наконец, у него хватило смелости взять меня за обе бедра и
приподнять на полторы сажени от его глаз, чтобы точнее рассмотреть мою
фигуру. Я угадал его намерения и решил
не оказывать никакого сопротивления, в то время как он держал меня в воздухе на высоте более
шестидесяти футов над землей, хотя и сжимал меня очень сильно,
из-за страха, что он боялся, что я выскользну из его пальцев.
Все, что я осмелился сделать, это поднять глаза к солнцу,
сложить руки в позе просителя и сказать
несколько слов с очень смиренным и очень печальным акцентом, в соответствии с моим уставом.
в том состоянии, в котором я тогда находился, потому что я каждую
минуту боялся, что он захочет раздавить меня, как мы обычно давим
каких-нибудь отвратительных зверюшек, которых хотим погубить; но
он, казалось, был доволен моим голосом и моими жестами и начал
смотреть на меня как на нечто любопытное, будучи очень удивлен
он слышал, как я произносил слова, хотя и не понимал их.

Однако я не мог не стонать и не лить
слезы, и, поворачивая голову, я
, как мог, давал ему понять, как сильно он причиняет мне боль своим
большим и указательным пальцами. Мне показалось, что он понимает, какую боль я
испытываю, потому что, сняв с себя купальник, он
осторожно надел его на меня и сразу же побежал к своему хозяину,
богатому пахарю, тому самому, которого я впервые увидел в
поле.

Пахарь взял небольшую веточку соломы примерно того же размера, что и у пахаря.
он взял трость, на которую мы опираемся при ходьбе, и этой веточкой
поднял завязки моего купальника, которые, как мне показалось, он принял за
своего рода одеяло, данное мне природой; он распустил мои
волосы, чтобы лучше видеть мое лицо; он позвал своих лакеев и спросил их, насколько я могу судить.
могу судить по тому, видели ли они когда-нибудь в
полях какое-нибудь животное, похожее на меня. Затем он
осторожно поставил меня на землю на четвереньки; но я тут же встал
и тяжело ходил взад и вперед, давая понять, что мне
не хочется убегать. Все они сидели в кругу вокруг
от меня, чтобы лучше наблюдать за моими движениями. Я снял шляпу и
очень покорно поклонился крестьянину; я бросился к нему на
колени, поднял руки и голову и произнес несколько
слов так громко, как только мог. Я вытащил из кармана кошелек, полный золота
, и очень скромно преподнес его ему. Он взял ее в
ладонь и поднес очень близко к глазу, чтобы посмотреть
, что это такое, а затем несколько раз повернул ее кончиком
булавки, которую вытащил из рукава; но он ничего не понял.
На это я сделал ему знак, чтобы он опустил руку на землю и, взяв
я открыл кошелек и высыпал ему в руку все золотые монеты
. Было шесть испанских монет по четыре пистолета в каждой,
не считая двадцати или тридцати монет меньшего размера. Я увидел, как он провел мизинцем по языку и поднял одну из моих самых больших монет, а затем еще одну; но он, казалось, совершенно не знал, что это такое; он сделал мне знак положить их обратно в кошелек, а кошелек - в карман.





Тогда пахарь убедился, что я должен быть
маленьким разумным существом; он очень часто разговаривал со мной, но звук
от его голоса у меня кружилась голова, как от водяной мельницы
; однако его слова были четко сформулированы. Я отвечал так
громко, как только мог, на нескольких языках, и часто он прикладывал
ухо к моей груди, но без необходимости. Затем он
отослал своих людей на их работу и, вытащив
из кармана носовой платок, сложил его пополам и положил на левую руку, которую он
положил на землю, жестом приглашая меня войти, что я
легко смог сделать, так как у нее было не более одного
пальца. толщиной в фут. Я подумал, что должен подчиниться, и, чтобы не упасть, сел.
я накинула все, что у меня было, на платок, в который он меня завернул, и в таком виде
он унес меня к себе домой. Там он позвал свою жену и
показал мне на нее; но она в ужасе закричала и отшатнулась
, как это делают женщины в Англии при виде жабы или
паука. Однако, когда через некоторое время она
увидела все мои манеры и то, как я наблюдал за знаками, которые
подавал ее муж, она начала любить меня очень нежно.



Было около полудня, и тогда слуга подал
ужин. Это было, следуя простому состоянию пахаря, всего лишь
грубое мясо на блюде диаметром около двадцати четырех футов
. Пахарь, его жена, трое детей и пожилая
бабушка составляли компанию. Когда они сели,
фермер поставил меня на некотором расстоянии от себя на стол, который был
примерно тридцать футов в высоту; я стоял так далеко, как только мог
, от края, опасаясь упасть. Женщина отрезала кусок
мяса, затем намазала хлеб на деревянную тарелку,
которую поставила передо мной. Я сделал ему очень скромный реверанс
и, вытащив нож и вилку, принялся за еду.
что доставило им очень большое удовольствие. Хозяйка послала свою
служанку за маленькой чашкой, которая использовалась для питья
ликеров и вмещала около двенадцати пинт, и наполнила
ее напитком. Я с большим трудом поднял вазу и в
очень почтительной манере поздоровался с мадам, произнося
слова так громко, как только мог по-английски, что
компания разразилась таким громким смехом, что мало
что осталось, как я догадываюсь. глухой. Этот напиток был примерно
на вкус как маленький сидр и не был неприятным. Мастер я
сделал знак, чтобы я подошел к его деревянной тарелке; но,
когда я слишком быстро подошел к столу, небольшая корка хлеба заставила меня
вздрогнуть и упасть на лицо, но не причинила мне вреда. Я
тотчас встал и, заметив, что эти добрые люди были очень
тронуты этим, я взял свою шляпу и, накрутив ее на голову,
издал три возгласа в знак того, что мне не
причинили вреда; но, подойдя к моему господину (так я его называю
теперь я дам), последнего из его сыновей, который сидел
ближе всех к нему, был очень умен и был примерно десяти лет от роду
анс схватил меня за ноги и поднял так высоко в воздух
, что я вздрогнул всем телом. Его отец вырвал меня из его
рук и в то же время дал ему по левому уху такой
сильфон, что он чуть не сбил с ног отряд
европейской кавалерии, и приказал ему встать из-за стола; но,
опасаясь, как бы мальчик не затаил на меня какую-нибудь обиду,
и помня, что все дети в нашем доме, естественно
, плохо относятся к птицам, кроликам, маленьким кошкам и
собачкам, я встал на колени и, показывая мальчику на
я, как мог, умолял своего учителя выслушать меня и
умолил его простить его сына. Отец согласился, и мальчик
занял свой стул; тогда я подошел к нему и поцеловал
ему руку.

В середине ужина на нее запрыгнул любимый кот моей хозяйки.
Я услышал позади себя шум, похожий на шум двенадцати
чулочников на ткацком станке, и, повернув голову, я обнаружил
, что это мяукает кошка. Он показался мне в три раза больше
вола, как я убедился, увидев его голову и одну из
ног, в то время как его хозяйка кормила его, а он
делал ласки. Свирепость морды этого животного совершенно сбила меня
с толку, хотя я стоял на
дальнем конце стола, на расстоянии пятидесяти футов, и хотя
моя хозяйка держала кота в страхе, чтобы он не бросился на меня; но
несчастного случая не произошло, и я был в безопасности. кот пощадил меня.

Мой хозяин поставил меня на расстоянии полутора саженей от кошки, и, поскольку я
всегда чувствовал, что, когда человек убегает от свирепого животного или кажется, что
он напуган, именно тогда его безошибочно преследуют, я решил проявить сдержанность перед кошкой, и поскольку я всегда чувствовал, что, когда мы убегаем от свирепого животного или кажемся напуганным, нас безошибочно
преследуют, я решил проявить сдержанность перед кошкой и
я подался вперед на целых восемнадцать дюймов, что заставило его отступить, как
будто он сам боялся меня. Я стал меньше опасаться
собак. В зал вошли трое или четверо, между которыми
была мачта, размером с четырех слонов,
и борзая, немного выше мачты, но меньше по размеру.

В конце ужина вошла няня, неся на руках годовалого
ребенка, который, как только увидел меня, громко
закричал. Ребенок, глядя на меня как на куклу или
безделушку, кричал, чтобы я служил ему игрушкой. Мать
поднял меня и отдал ребенку, который вскоре схватил меня и
сунул мою голову ему в рот, где я начал так
ужасно кричать, что ребенок, испугавшись, уронил меня. Я бы
безошибочно разбил себе голову, если бы мать не держала свой
фартук подо мной. Няня, чтобы успокоить свою куколку, использовала
погремушку, которая представляла собой большой полый столб, набитый крупными
камнями и прикрепленный тросом к середине тела ребенка;
но это не могло ее успокоить, и она обнаружила, что вынуждена прибегнуть
к последнему средству, а именно к кормлению грудью. Надо признаться
что никогда предмет не казался мне более ужасным, чем грудь
этой кормилицы, и я не знаю, с чем их сравнить.

После ужина мой хозяин пошел к своим работникам и,
насколько я мог понять по его голосу и жестам, поручил своей
жене заботиться обо мне. Я очень устал и
очень хотел спать; заметив это, моя госпожа
уложила меня в свою постель и накрыла белым
платком, который был шире, чем большой парус военного корабля
.

Я проспал два часа и подумал, что я дома
со своей женой и детьми, что усилило мои страдания, когда
я проснулся и обнаружил себя совершенно один в огромной комнате
шириной двести или триста футов и высотой двести футов,
лежащим на широкой кровати с десятью крышами. Моя хозяйка вышла
по делам из дома и заперла меня на задвижку.
Кровать была на четыре крыши выше; я хотел спуститься и
не осмелился позвать; когда бы я попробовал, это было бы излишне,
с таким голосом, как у меня, и на таком большом расстоянии
от комнаты, где я был, до кухни, где собиралась семья.
На этих перерывах две крысы взобрались по занавескам и
начали бегать по кровати; одна приблизилась к моему лицу, на
что я в испуге вскочил и вскинул саблю, чтобы
защититься. Эти ужасные животные имели наглость напасть на меня
с обеих сторон; но я вспорол живот одному, а другой
убежал. После этого подвига я лег спать, чтобы отдохнуть и
прийти в себя. Эти животные были размером с
мачту, но неизмеримо проворнее и свирепее, так что
, если бы я снял пояс и опустил саблю, прежде чем они набросились на меня.
ложась спать, я был бы безошибочно съеден двумя крысами.



Вскоре после этого в комнату вошла моя хозяйка и, увидев
, что я весь в крови, подбежала и взяла меня за руку. Я
показал ему пальцем на мертвую крысу, улыбаясь и делая
другие знаки, чтобы дать ему понять, что я не
пострадал, что доставило ему радость. Я попытался дать
ей понять, что мне очень хочется, чтобы она повалила меня на землю, что она
и сделала, и я убежал в сад.




Глава II

_портрет дочери пахаря. Автора приводят к
город, где был рынок, а потом в столицу. Подробная информация о
его путешествии._


У моей хозяйки была дочь девяти лет, ребенок, который
был очень сообразительным для своего возраста. Ее мать вместе с
ней позаботилась о том, чтобы до наступления темноты поставить для меня кроватку для своей куклы
. Кроватку положили в маленький ящик
шкафа, а ящик поставили на подвесную полку, чтобы
не было крыс; это была моя кровать на все время, пока я жил с
этими добрыми людьми. Эта молодая девушка была настолько ловкой, что после того, как
я один или два раза разделся в ее присутствии, она поняла, что
я одевался и раздевался, когда ему заблагорассудится, хотя я
доставлял ему это удовольствие только для того, чтобы подчиняться ему; она сшила мне шесть
рубашек и другое белье из самого тонкого полотна
, какое только можно было найти (которое, по правде говоря, было грубее корабельного
полотна)., и всегда отбеливает их сама. Моя
прачка все еще была школьной учительницей, которая учила меня своему
языку. Когда я показывал на что-то пальцем, она тут же называла мне
это имя; так что вскоре я был в состоянии
спросить, чего я хочу: по правде говоря, у нее был очень хороший вкус
естественно; она дала мне имя Грилдриг, слово, означающее то, что
латиняне называют _homunculus_, итальянцы _uomoncellino_, а
англичане _manikin_. Именно ей я был обязан своим
сохранением. Мы всегда были вместе; я называл
ее Глюмдальклич, или маленькая няня, и я был бы виновен в
очень черной неблагодарности, если бы когда-нибудь забыл ее заботу и
привязанность ко мне. Я всем сердцем желаю, чтобы когда-нибудь я был в
состоянии признать их, вместо того, чтобы, возможно, быть невинной, но
несчастной причиной его позора, как у меня есть слишком много оснований
опасаться.

Затем по всей стране распространилось известие, что мой хозяин нашел
в полях маленькое животное размером примерно с
_плакнок_ (животное этой страны длиной около шести футов) и
той же фигуры, что и человеческое существо; что он подражал человеку во
всех его действиях и, казалось, был похож на человека. говорить на своем собственном маленьком языке
; что он уже выучил несколько их
слов; что он ходит прямо на двух ногах, был мягким и
послушным, приходил, когда его звали, делал все, что ему
приказывали, имел тонкие конечности и более гладкий цвет лица.
белый и более тонкий, чем у дочери лорда в возрасте
трех лет. Соседний пахарь, близкий друг моего хозяина,
специально посетил его, чтобы выяснить правду о поднявшемся шуме
. Меня немедленно привели: посадили на стол, и я пошел
, как мне было приказано. Я вытащил свою саблю и вложил ее обратно в
ножны; я поклонился другу моего хозяина; я
спросил его на его родном языке, как он поживает, и сказал
ему, что ему рады, и все это в соответствии с указаниями моей
маленькой госпожи. Этот человек, чей преклонный возраст был сильным
ослабил зрение, надел очки, чтобы лучше видеть меня; на что
я не мог удержаться от смеха. Люди в семье,
узнав причину моей веселости, принялись смеяться, на что
старый пенард был достаточно глуп, чтобы рассердиться. Он выглядел
скрягой, и это было хорошо видно по отвратительному совету
, который он дал моему хозяину, чтобы он пригласил меня за деньги на
какой-нибудь базар в соседнем городе, который находился
примерно в двадцати двух милях от нашего дома. Я догадался
, что на ковре был какой-то узор, когда заметил
мой хозяин и его друг довольно долго разговаривали друг с другом очень тихо на ухо
, иногда глядя на меня и
показывая на меня пальцем.

На следующее утро Глюмдальклич, моя маленькая хозяйка,
подтвердила мои мысли, рассказав мне обо всем, что она
узнала от своей матери. Бедная девушка спрятала меня у себя на груди
и пролила много слез: она боялась, что со мной случится
что-то плохое, что я буду раздавлен, искалечен и, возможно, раздавлен грубыми
и жестокими мужчинами, которые будут грубо обращаться со мной. Как
она заметила, я был скромен от природы и очень
деликатная во всем, что касалось моей чести, она стонала от
того, что видела, как я за деньги подвергаюсь любопытству низших слоев общества;
она говорила, что ее папа и мама обещали ей, что
Грилдриг будет полностью ее; но что она прекрасно видит, что мы
хотим ее обмануть, что мы и сделали, в прошлом году, когда кто-то
притворился, что дал ему ягненка, который, когда он был жирным, был продан
мяснику. Что касается меня, то я могу сказать по правде, что у меня было
меньше горя, чем у моей маленькой любовницы. Я возлагал большие
надежды, которые никогда не покидали меня, что я обрету новую жизнь.
день моей свободы, и, что касается позора
, связанного с тем, что меня повсюду носят как чудовище, я подумал, что такой позор никогда не
может быть поставлен мне в вину и не нанесет ущерба моей чести
, когда я вернусь в Англию, потому что сам король
Британии, если бы он оказался в такой ситуации,
его постигла бы та же участь.

Мой хозяин, следуя совету своего друга, посадил меня в ящик и
на следующий базарный день повел меня со своей
маленькой дочерью в следующий город. Ящик был закрыт со всех сторон и находился
только просверлите несколько отверстий, чтобы впустить воздух.
Девочка позаботилась подложить мне под голову матрас от кровати
своей куклы; однако я был ужасно взволнован и сильно потрясен
этим путешествием, хотя оно длилось не более получаса.
Лошадь делала каждый шаг около сорока футов и неслась рысью так
высоко, что волнение было равно волнению корабля в сильный
шторм; путь был немного длиннее, чем из Лондона
в Сент-Олбанс. Мой хозяин сошел с лошади на постоялом дворе, куда он
обычно заходил, и, посоветовавшись с хозяином и
сделав некоторые необходимые приготовления, он похвалил _glultrud_
или публичный глашатай, чтобы оповестить весь город о маленьком
иностранном животном, которого можно было бы увидеть на вывеске с изображением Зеленого Орла,
который был меньше, чем плоская пятка, и во
всех частях своего тела напоминал человеческое существо, который
мог произносить несколько слов и издавать бесконечное количество звуков. трюки
с адресами.

Меня посадили за стол в самой большой комнате
гостиницы, ширина которой составляла почти триста квадратных футов.
Моя маленькая хозяйка стояла на табурете совсем рядом с
стол, чтобы позаботиться обо мне и проинструктировать меня, что
делать. Мой хозяин, чтобы избежать толп и беспорядка, не
хотел впускать более тридцати человек
одновременно, чтобы увидеть меня. Я ходил взад и вперед по столу, следуя
указаниям девушки: она задала мне несколько вопросов, которые, как она знала,
были в пределах моей досягаемости и соразмерны моим знаниям
языка, и я ответил как можно лучше и выше, чем мог.
Я несколько раз обернулся ко всей компании и сделал
тысячу реверансов. Я выпил много вина, которое Глумдальклич
дали мне выпить, и я пью за их здоровье. Я вытащил свою
саблю и сделал вертушку на манер английских мастеров по оружию
. Девушка дала мне охапку соломы, которой я
орудовал, как пикой, научившись этому в юности.
Я был вынужден постоянно повторять одно и то же, пока
чуть не умер от усталости, скуки и горя.

Те, кто видел меня, сообщали со всех сторон такие
замечательные сообщения, что люди хотели затем выбить двери
, чтобы войти.

Мой хозяин, имея в виду свои собственные интересы, не хотел допускать
никто не должен был прикасаться ко мне, кроме моей маленькой хозяйки, и, чтобы
я был более защищен от любых несчастных случаев, вокруг стола были расставлены
скамейки на таком расстоянии, чтобы я не был в
пределах досягаемости посторонних. Однако один сообразительный маленький школьник
бросил мне в голову орешек, и ему
ничего не оставалось, как схватить меня; она была брошена с такой силой, что, если бы он не
пропустил ее удар, она безошибочно вышибла
бы мне мозги, потому что она была почти такой же большой, как дерево. котелок; но
мне было приятно видеть, как маленького школьника выгнали из зала.

Мой хозяин показал, что он снова покажет
мне на следующий базарный день; однако он велел мне сделать более удобную машину
, так как я так устал от своей первой поездки и
зрелища, которое я устраивал восемь часов подряд, что я
больше не мог стоять на ногах и что я не мог двигаться. я почти потерял
голос. В довершение всего, когда я вернулся, все окрестные
джентльмены, услышав обо мне,
отправились в дом моего хозяина. однажды их было более
тридцати человек с женами и детьми, потому что и эта страна тоже
несмотря на то, что Англия населена джентльменами, которые бездельничают и
хотятеврей.

Мой хозяин, учитывая прибыль, которую я мог ему принести,
решил показать меня в самых
значительных городах королевства. Таким образом, обеспечив себя всем
необходимым для долгого путешествия, уладив свои
домашние дела и попрощавшись с женой, 17 августа 1703 года, примерно через два
месяца после моего приезда, мы отправились в
столицу., расположенный примерно в середине этой империи, и примерно в пятнадцати
милях отсюда. в ста лье от нашего дома. Мой хозяин посадил свою дочь в
карету позади себя! Она несла меня в коробке, привязанной вокруг.
ее тело, выстланное самой тонкой простыней, которую она смогла
найти.

Замысел моего хозяина состоял в том, чтобы показать меня на дороге, во
всех городах, поселках и деревнях, которые хоть немного известны, и
пройтись даже по замкам знати, которые вряд ли отвлекут
его от его пути. Мы проезжали небольшие дни, всего
восемьдесят или сто лье, потому что Глюмдальклич, нарочно, чтобы
избавить меня от усталости, пожаловалась, что ей очень
мешает рысь лошади. Часто она вытаскивала меня из ящика,
чтобы подышать свежим воздухом и показать страну. Мы прошли мимо
пять или шесть рек шире и глубже, чем Нил и
Ганг, и вряд ли был какой-либо ручей, который был бы больше
, чем река Темза у Лондонского моста. Мы были в пути три недели
, и меня показали в восемнадцати крупных городах, не
считая нескольких деревень и нескольких замков в сельской местности.

Двадцать шестого числа октября мы прибыли в столицу,
называемую на их языке Лорбрулгруд, или "Гордость вселенной".
Мой хозяин снял квартиру на главной улице города,
недалеко от королевского дворца, и, согласно обычаю, раздавал
плакаты с прекрасным описанием моей личности и
моих талантов. Он арендовал очень большую комнату шириной от трех до
четырехсот футов, где поставил стол диаметром шестьдесят футов
, на котором я должен был играть свою роль; он
окружил его частоколом, чтобы я не упал. Именно на
этом столе меня показывали десять раз в день, к великому изумлению
и удовлетворению всего народа. К тому времени я
неплохо владел этим языком и прекрасно слышал все
, что обо мне говорили; кроме того, я выучил их алфавит и
я мог, хотя и с трудом, читать и объяснять книги, потому
что Глюмдальклич давала мне уроки в доме своего отца и в часы
досуга во время нашей поездки; в
кармане у нее была небольшая книжка, чуть больше тома атласа, книга для
молодых девушек, и я мог читать и объяснять книги. это был своего рода
сокращенный катехизис; она использовала его, чтобы научить меня буквам
алфавита, и она толковала мне его слова.




Глава III

_АВТОРУ приказано явиться ко двору: королева покупает его и
представляет королю. Он спорит с учеными Его Величества. мы ему
готовь квартиру. Он становится фаворитом королевы. Он поддерживает
честь своей страны. Его ссоры с карликом королевы._


Страдания и утомления, которые мне приходилось терпеть каждый день
, внесли значительные изменения в мое здоровье; ибо чем больше
зарабатывал мой хозяин, тем ненасытнее он становился. У меня
полностью пропал аппетит, и я почти превратился в скелет. Мой
хозяин заметил это и, решив, что я скоро умру, решил
постоять за себя как можно больше. Пока он рассуждал
таким образом, пришел _слардрал_, или королевский оруженосец, и приказал
мой повелитель, чтобы постоянно приводить меня ко двору для
развлечения королевы и всех ее дам. Некоторые
из этих дам видели меня раньше и рассказывали замечательные вещи
о моей милой фигуре, изящной манере держаться и
тонком уме. Его Величество и его свита были чрезвычайно
удивлены моими манерами. Я упал на колени и попросил оказать
мне честь поцеловать ее царственную ступню; но эта милостивая принцесса
представила мне свой мизинец, который я поцеловал между двумя руками
и кончик которого почтительно приложил к своим губам. Она заставила меня
общие вопросы, касающиеся моей страны и моих путешествий,
на которые я отвечал так отчетливо и так кратко, как только мог
; она спросила, будет ли мне удобно жить при
дворе; я поклонился до самого низа стола
, на который сел, и смиренно ответил, что я был рабом
своего господина; но что, если бы это зависело только от меня, я был
бы счастлив посвятить свою жизнь служению Ее Величеству; затем она спросила
моего господина, не хочет ли он продать меня. Он, который вообразил
, что мне осталось жить не один месяц, был в восторге от этого предложения и
назначил цену моей продажи в тысячу золотых, которую ему тут же пересчитали
. Тогда я сказал королеве, что, поскольку я стал
рабом Ее Величества, я прошу у нее милости, чтобы
Глюмдальклит, который всегда оказывал мне столько внимания,
дружбы и заботы, был принят в честь ее службы и
продолжал оставаться моей гувернанткой. Его Величество согласился на это, и на это
согласился и пахарь, которому было приятно видеть свою дочь
в суде. Что касается бедной девушки, она не могла скрыть своей радости.
Мой хозяин удалился и, уходя, сказал мне, что оставляет меня в
хорошее место; на что я ответил только кавалерийским
поклоном.

Королева заметила холодность, с которой я принял
комплимент и прощание пахаря, и спросила меня, в чем причина. Я
взял на себя смелость ответить Его Величеству, что у меня не было никаких
других обязательств перед моим последним хозяином, кроме как не
раздавить бедное невинное животное, случайно найденное на его
поле; что это благодеяние было достаточно хорошо оплачено прибылью
, которую он получил, показав мне для других целей. деньги, и по цене
, которую он только что получил, продав меня; что мое здоровье было очень
измененная моим рабством и постоянной обязанностью
поддерживать и развлекать народное меню в любое время
дня, и что, если бы мой хозяин не считал, что моя жизнь в опасности, Его
Величество не стал бы покупать меня так дешево; но что, поскольку я
не имел места от страха, что теперь я буду таким несчастным под
защитой такой великой и доброй принцессы, украшения
природы, восхищения мира, восторгов ее подданных и
феникса творения, я надеялся, что опасения, которые были у
моего последнего хозяина, будут напрасными., поскольку я уже находил, что принцесса, которой я восхищался, была очень несчастна. месяц
умы оживились под влиянием его самого августейшего присутствия.

Таково было краткое содержание моей речи, произнесенной с некоторой
грубостью и часто колеблясь.

Королева, которая любезно извинила недостатки моей болтовни, была
удивлена, обнаружив в маленьком животном столько остроумия и здравого смысла
; она взяла меня на руки и тут же отнесла к
королю, который к тому времени удалился в свой кабинет. Его Величество,
очень серьезный принц с суровым лицом, не заметив моей
фигуры с первого взгляда, холодно спросил королеву, так как
когда она стала так влюблена в _splacknock_ (потому что он
принял меня за это насекомое); но королева, которая была
бесконечно остроумна, мягко поставила меня на письменный
стол короля и приказала мне самой рассказать Его Величеству, что я собой представляю. Я
сделал это в очень немногих словах, и Глюмдальклич, которая осталась у
двери кабинета, не в силах вынести, что я
долго отсутствовал в ее присутствии, вошла и рассказала Ее Величеству, как
меня нашли в поле.

король, столь же образованный, как ни один человек в его штатах, был
воспитан на изучении философии и особенно математики.
Однако, когда он внимательно увидел мою фигуру и походку, прежде
чем я начал говорить, он вообразил, что я могу быть
искусственным механизмом, подобным вертелу, или, самое
большее, часами, изобретенными и выполненными искусным художником.;
но когда он нашел рассуждения в деталях, он понял, что я могу быть искусственным механизмом. издавая небольшие звуки, которые
я издавал, он не мог скрыть своего удивления и восхищения.

Он послал за тремя известными учеными, которые в то время находились по
соседству при дворе и в течение недели находились на службе (в соответствии с
замечательный обычай этой страны). Эти господа, внимательно изучив
мою фигуру с большой точностью,
по-разному рассуждали на мою тему. Все они согласились с тем, что я не мог
быть произведен в соответствии с обычными законами природы, потому
что я был лишен естественной способности сохранять свою жизнь,
будь то ловкость, легкость лазания по дереву
или способность копать землю и делать на ней упражнения. норы
, чтобы прятаться в них, как кролики. Мои зубы, которые они
долго рассматривали, заставили их предположить, что я хищное животное
.

Один из этих философов утверждал, что я был зародышем, чистым
абортом; но это мнение было отвергнуто двумя другими, которые
заметили, что мои конечности совершенны и завершены в своем
роде, и что я прожил несколько лет, что было очевидно
по моей бороде, волоски на которой открывались с трудом. микроскоп.
Никто не хотел признаваться, что я карлик, потому что моя
миниатюрность не шла ни в какое сравнение; ибо любимый карлик
королевы, самый маленький, которого когда-либо видели в этом королевстве, был
почти тридцати футов ростом. После долгих дебатов мы приходим к выводу
единодушно, что я был всего лишь _relplum scalcath_, что в
буквальном переводе означает _lusus natur;_, решение, очень
соответствующее современной европейской философии,
профессора которой, презирая старую уловку оккультных причин, с
помощью которой сектанты Аристотеля пытаются скрыть свое
невежество, изобрели это чудесное решение всех
трудностей физики. Замечательный прогресс в науке
о человеке!

После этого решительного заключения я взял на себя смелость сказать
несколько слов: я обратился к королю и заявил Его Величеству протест, что
я приехал из страны, где мой вид был распространен среди многих
миллионов особей обоего пола, где животные, деревья и
дома были соразмерны моей малости, и где,
следовательно, я мог с таким же успехом быть в состоянии защитить себя и
найти свою еду, свои потребности и свои собственные. удобства, которых нет ни
у одного из подданных Его Величества. Этот ответ вызвал
пренебрежительную улыбку философов, которые возразили, что пахарь
хорошо меня обучил и что я знаю свой урок. Король, обладавший
гораздо более просвещенным умом, распустив своих ученых, послал
искать пахаря, который, к счастью, еще не уехал
из города. Итак, сначала изучив его в частности, а затем
столкнувшись с ним со мной и с девушкой, Его Величество
начал верить, что то, что я ему сказал, может быть правдой.
Он умолял королеву распорядиться, чтобы обо мне проявляли особую заботу
, и пришел к выводу, что меня следует оставить под
присмотром Глюмдальклита, заметив, что мы испытываем большую привязанность
друг к другу.

Королева приказала своему краснодеревщику сделать коробку, которая могла бы меня
служила спальней по образцу, который мы с Глюмдальклич
подарили бы ей. Этот человек, который был очень ловким рабочим
, за три недели построил для меня деревянную комнату площадью шестнадцать
квадратных футов и высотой двенадцать футов с окнами, дверью
и двумя шкафами.

Один превосходный мастер, который славился
любопытными мелкими украшениями, взялся изготовить для меня два стула из материала
, похожего на слоновую кость, и два стола со шкафом, чтобы разместить
мои вещи; затем королева приказала торговцам найти
тончайшие шелковые ткани, чтобы сшить мне одежду.

Этой принцессе так понравилась моя беседа, что она не могла
поужинать без меня. У меня был стол, накрытый на том, где
ел Его Величество, со стулом, на котором я мог сидеть.
Глюмдальклич стояла на табурете возле стола, чтобы
я мог позаботиться о себе.

Однажды принц, обедая, с удовольствием побеседовал со
мной, задавая мне вопросы, касающиеся нравов, религии,
законов, правительства и литературы Европы, и я рассказал ему
об этом как мог. Его разум был таким
проницательный, и его суждения были настолько здравыми, что он очень мудро размышлял и
наблюдал за всем, что я ему говорил. Рассказав ему
о двух партиях, разделяющих Англию, он спросил меня, был ли
я _уигом_ или _торием _; затем, повернувшись к своему
министру, который стоял позади него, держа в руке белый посох
, почти такой же высокий, как грот-мачта _королевского правителя_:
«Увы! он говорит, что человеческое величие - это мало, поскольку
у мерзких насекомых тоже есть амбиции, и среди них есть звания и
награды! У них есть маленькие лоскутки, от которых они прячутся.
родители, дыры, клетки, коробки, которые они называют
дворцами и отелями, экипажи, ливреи, титулы,
должности, занятия, увлечения, как и мы. В их
доме любят, ненавидят, обманывают, предают, как здесь». Вот как Ее
Величество философствовал по поводу того, что я рассказал
ему об Англии, а я был сбит с толку и возмущен тем, что к моей родине,
повелительнице искусств, владычице морей, вершительнице судеб
Европы, славе вселенной, относились с таким презрением.

Не было ничего, что могло бы обидеть и огорчить меня больше, чем гном
королевы, который, будучи самого маленького роста, которого когда
-либо видели в этой стране, проявил крайнюю дерзость при виде
человека намного меньше его ростом. Он смотрел на меня
с гордым и презрительным видом и постоянно насмехался над моей маленькой фигуркой. Я
только отомстил за это, назвав его _брать_. Однажды во время
ужина злобный карлик, воспользовавшись моментом, когда я
ни о чем не думал, схватил меня за середину тела, снял и бросил
в миску с молоком и тут же убежал. Я пропустил это мимо
ушей, и, если бы я не был отличным пловцом, я бы
был безошибочно утоплен. Глюмдальклич в этот момент
случайно оказалась в другом конце комнаты. Королева была так
потрясена этим несчастным случаем, что у нее не хватило присутствия духа
, чтобы помочь мне; но моя маленькая экономка прибежала мне на помощь
и ловко вытащила меня из тарелки после того, как я проглотила более
пинты молока. Меня уложили в постель; однако я не получил
ничего, кроме потери одежды, которая была полностью испорчена.
Гнома хорошенько выпороли, и я получил некоторое удовольствие, наблюдая за этой
казнью.

Теперь я дам читателю небольшое описание этого
страна, насколько я мог судить по тому, через что я прошел.
Вся территория королевства составляет около трех тысяч лье
в длину и две с половиной тысячи лье в ширину: отсюда я заключаю
, что наши европейские географы ошибаются, когда считают
, что между Японией и Калифорнией есть только море. Я
всегда представлял себе, что на той стороне должен быть большой
континент, чтобы служить противовесом большому континенту
Тартария. Итак, мы должны исправить карты и соединить это
обширное пространство стран с северо-западными частями Америки; на что я
я готов помочь географам моего просвещения. Это королевство представляет
собой полуостров, оканчивающийся на севере горной цепью
высотой около тридцати миль,
приблизиться к которой невозможно из-за большого количества вулканов на
вершине.

Самые ученые не знают, какие виды смертных обитают
за этими горами или даже есть ли там жители. Во всем королевстве нет
ни одного порта; а места на побережье, где
реки впадают в море, так изобилуют
высокими и крутыми скалами, а море там обычно такое неспокойное, что его трудно найти.
вряд ли кто-то осмелится приблизиться к ним, так как эти народы
исключены из любой торговли с остальным миром. Великие
реки полны превосходной рыбы; кроме того, очень
редко можно ловить рыбу в океане, потому что морские рыбы
такого же размера, как и европейские, и по сравнению
с ними не заслуживают наказания за грехи; отсюда очевидно
, что морская рыба - это не только рыба, но и рыба. природа в производстве растений и животных
такого огромного размера полностью ограничивается этим континентом; и в
этом отношении я отношусь к философам. Тем не менее, мы принимаем
иногда на побережье встречаются киты, которыми маленький народец
кормится и даже пирует. Я видел одного из этих китов, который был
настолько большим, что одному местному жителю было трудно нести
его на плечах. Иногда из любопытства их приносят в
Лорбрулгруд в корзинах; я видел одну в блюде на королевском столе
.

Страна очень густонаселенная, так как в ней есть пятьдесят один город,
почти сотня поселков, окруженных стенами, и гораздо большее
количество деревень и деревушек. Чтобы удовлетворить
любознательного читателя, возможно, будет достаточно дать описание
Лорбрулгруд. Этот город расположен на реке, которая
протекает через него и делит его на две почти равные части. В нем
более восьмидесяти тысяч домов и около шестисот
тысяч жителей; его длина составляет три миллиона фунтов стерлингов (что составляет
около пятидесяти четырех миль от Англии), а ширина - два с половиной
, насколько я могу судить по королевской карте,
составленной по приказу короля, которая была специально
для меня расстелена на земле и была длиной в сто футов.

Королевский дворец - довольно необычное здание; это скорее
скопление зданий протяженностью около семи миль; главные
помещения имеют высоту двести сорок футов и
пропорциональную ширину.

Нам с Глюмдалькличем дали карету, чтобы мы могли осмотреть город,
его площади и отели. Я предположил, что наша карета была
примерно квадратной, как Вестминстерский зал, но не
совсем такой высокой. Однажды мы остановили карету у нескольких
лавок, где нищие, воспользовавшись случаем, толпами подошли
к портьерам и подарили мне самые ужасные зрелища
, которые когда-либо видел английский глаз. Как они были
деформированные, искалеченные, грязные, грязные, покрытые язвами,
опухолями и паразитами, и поскольку все это казалось мне
огромным комом, я прошу читателя оценить впечатление, которое
произвели на меня эти предметы, и избавить меня от их описания.

Дочери королевы часто просили Глюмдальклит прийти
в их покои и взять меня с собой, чтобы они имели
удовольствие увидеть меня поближе. Они обращались со мной бесцеремонно,
как с несущественным существом, так что я
часто посещал их туалет, и, я утверждаю, это было хорошо, несмотря на меня,
что я смотрел на них, когда они обнажали свои руки или
шеи. Я говорю вопреки себе, потому что, по правде говоря, это было не очень красивое
зрелище: их кожа казалась мне твердой и разного цвета
с пятнами кое-где шириной с тарелку. Их длинные
свисающие волосы казались пучками веревок: отсюда мы должны
заключить, что красота женщин, о которой обычно так
много говорят, - всего лишь выдумка, поскольку женщины Европы
были бы похожи на тех, о которых я только что говорил, если бы наши глаза
были микроскопами. Я умоляю представительниц прекрасного пола моей страны не
я должен знать, что это наблюдение не по своей воле. Красавицам нет никакого
дела до того, что они уродливы для проницательных глаз, которые
никогда их не увидят. Философы хорошо знают, что это такое; но когда они
видят красоту, они видят, как и все остальные, и больше не являются
философами.

Королева, которая часто рассказывала мне о моих морских путешествиях,
искала любую возможную возможность развлечь меня, когда
я был в меланхолии. Однажды она спросила меня, умею ли я
управлять парусом и веслом, и не будет ли небольшое упражнение такого
рода вредно для моего здоровья. Я ответил, что
я слышал обоих довольно хорошо; ибо, хотя моя
особая работа была хирургом, то есть
судовым врачом, я часто оказывался вынужденным работать
матросом; но я не знал, как это практикуется в этой стране,
где самая маленькая лодка была равна военный корабль
первого ранга среди нас; более того, корабль, соразмерный моему
величию и моим силам, не смог бы долго плавать по их
рекам, и я не смог бы им управлять. Его Величество сказал мне, что,
если бы я захотел, его плотник сделал бы для меня небольшую лодку, и
что она найдет мне место, куда я смогу плыть.
Плотник, следуя моим инструкциям, в течение десяти дней
построил для меня небольшое судно со всеми канатами, способное
удобно вместить восемь европейцев. Когда он был закончен, королева
приказала плотнику соорудить деревянное корыто длиной
триста футов, шириной пятьдесят и глубиной восемь
футов, которое, будучи хорошо заасфальтированным, чтобы вода
не вытекала, было уложено на полу вдоль стены
в углублении. внешняя комната дворца: у нее был хороший кран
близко ко дну, чтобы время от времени выпускать воду, и двое
слуг могли наполнить ее за полчаса.
Здесь меня заставили грести для развлечения,
а также для развлечения королевы и ее дам, которым было очень
весело наблюдать за моей ловкостью и ловкостью. Иногда я
поднимал парус, и тогда мое дело было править
, в то время как дамы обдували меня своими
веерами; а когда они уставали, некоторые
из пажей толкали и толкали корабль вперед своими веерами.
дуйте, пока я указывал свой адрес по правому и
левому борту, в зависимости от того, что мне нравилось. Когда я закончил, Глюмдальклич
отнес мой сосуд в свой кабинет и повесил его на гвоздь
для просушки.

Во время этого упражнения со мной однажды произошел несчастный случай, который, как мне казалось
, стоил мне жизни; ибо, когда один из пажей поставил мой сосуд в корыто,
женщина из свиты Глюмдальклита очень неофициально подняла меня
, чтобы посадить в сосуд; но случилось так, что я выскользнул
из ее пальцев, и я бы безошибочно упал с
высоты сорока футов на пол, если бы, по счастливейшему
несчастный случай, меня бы не остановила большая
булавка, воткнутая в фартук этой женщины. Головка
булавки прошла между моей рубашкой и поясом трусиков,
и так я висел в воздухе за спиной, пока
Глюмдальклич не прибежал мне на помощь.

В другой раз один из слуг, в обязанности которого входило
наполнять мое трехдневное корыто пресной водой в течение трех дней, проявил
такую небрежность, что незаметно выпустил из воды очень большую лягушку
.

Лягушка пряталась, пока я не скрылся в своем
корабль; затем, увидев место для отдыха, она поднялась и
так сильно наклонила мою лодку, что я оказался вынужден использовать
противовес с другой стороны, чтобы она не затонула; но
я заставил ее ударами весел выпрыгнуть наружу.

Вот самая большая опасность, которой я подвергаюсь в этом королевстве.
Глюмдальклич запирала меня на засов в своем кабинете,
уходя по делам или с визитом. Погода была
очень жаркой, и окно кабинета было открыто, как
и окна и дверь моей будки; пока я сидел
тихо и меланхолично подходя к своему столу, я услышал
, как что-то проникло в кабинет через окно и запрыгало туда
-сюда. Хотя я был немного встревожен этим, у меня хватило смелости
выглянуть наружу, но я не стал покидать свой стул; и тут я увидел
капризное животное, прыгающее и прыгающее со всех сторон, которое
наконец подошло к моей коробке и уставилось на нее с видом
удовольствия и любопытства, положив голову мне на плечо. дверь и в каждом
окне. Я удалился в самый дальний угол своего ящика; но
это животное, которое было обезьяной, заглядывая в него со всех сторон, заставило меня
она так испугалась, что у меня не хватило духу
спрятаться под кроватью, что я мог сделать очень легко.
После долгих гримас и возни он обнаружил меня; и
просунув одну из своих лап в проем двери, как это делает
кошка, играющая с мышью, хотя я часто меняла
места, чтобы укрыться от него, он схватил меня за бретельки
моего купальника (который, сделанный из местного сукна, был толстым
и очень прочным), и вытащил меня наружу. Он взял меня в правую лапу
и держал меня, как нянька держит ребенка, которого собирается кормить грудью,
и точно так же, как я видел, как тот же вид животных поступал с
молодой кошкой в Европе. Когда я боролся, он так
сильно давил на меня, что я подумал, что разумнее всего подчиниться
и пройти через все, что ему заблагорассудится. У меня есть основания
полагать, что он принял меня за молодую обезьяну, потому что
другой лапой он нежно гладил мое лицо.



Внезапно его прервал стук в дверь кабинета,
как будто кто-то пытался ее открыть; внезапно он прыгнул к
окну, через которое вошел, и оттуда на
водосточных желобов, ходил на трех ногах и держался за
четвертую, пока не взобрался на крышу, примыкающую к
нашей. В этот момент я услышал жалобные крики в
Glumdalclitch. Бедная девушка была в отчаянии, и в этом районе
дворца царила суматоха: слуги побежали
искать лестницы; обезьяну увидели несколько человек
, сидящих на конструкции здания, держащих меня, как куклу, на одной из передних лап и кормящих меня едой.
другой,
запихивая мне в рот несколько кусков мяса, которые он поймал, и
избивал меня, когда я не хотел есть, что вызывало
у негодяев, смотревших на меня снизу, много смеха; в чем они
не ошибались, потому что, за исключением меня, все было довольно забавно.
Некоторые бросали камни в надежде
сбить обезьяну; но один отказался продолжать, опасаясь, что я
разобью себе голову.

Были приставлены лестницы, и несколько человек поднялись наверх.
Обезьяна, испугавшись, тут же убежала и уронила меня в
желоб. Тогда один из лакеев моей маленькой госпожи, честный
мальчик, поднялся и, сунув меня в карман своего пиджака, усадил меня
спускайтесь в безопасное место.

Я чуть не задохнулся от мусора, который обезьяна
набила мне в рот; но моя дорогая маленькая хозяйка вызвала у меня рвоту, и это
принесло мне облегчение. Я был так слаб и сморщен от объятий
этого животного, что был вынужден пролежать в постели пятнадцать
дней. Король и весь двор каждый день посылали
узнать новости о моем здоровье, и королева несколько
раз навещала меня во время моей болезни. Обезьяну предали смерти, и был издан приказ
, защищающий, чтобы впредь ни одно животное не содержалось в
этот вид у дворца. В первый раз, когда я пошел
к королю после того, как мое здоровье поправилось, чтобы
поблагодарить его за его доброту, он оказал мне честь, много посмеявшись
над этим приключением; он спросил меня, каковы были мои чувства и
мысли, когда я был в лапах обезьяны;
какой вкус? это было мясо, которое он мне давал, и если бы свежий воздух
, которым я дышал на крыше, не разжег мой аппетит.
Он очень хотел знать, что бы я сделал по такому
случаю в своей стране. Я говорю Его Величеству, что в Европе мы
у нас не было обезьян, кроме тех, которых привозили из
-за границы, и которые были настолько малы, что их не
нужно было бояться, и что по отношению к этому огромному животному, с которым я только
что имел дело (по правде говоря, оно было размером со слона),
если бы обезьяны не были обезьянами, которые были настолько маленькими, что их можно было бы не бояться, страх заставил меня задуматься о том, как использовать мою саблю
(при этих словах я принял гордый вид и положил руку на рукоять
своей сабли), когда он просунул свою лапу в мою комнату, возможно,
я нанес бы ему такую рану, что ему было бы удобно
вытащить ее быстрее, чем он продвинулся. я
я произнес эти слова с твердым акцентом, как человек
, ревнующий к своей чести и чувствующий. Однако моя речь не
вызвала ничего, кроме смеха, и все, кто его окружал, не смогли сдержать должного уважения к Его
Величеству со стороны окружающих;
это заставило меня задуматься о глупости человека, который
пытается оказать себе честь в присутствии тех, кто находится вне всякой
степени равенства или сравнения с ним; и тем не менее то
, что случилось со мной тогда, я часто видел, как это происходило в Англии, где
маленький человечек, которого я знал, был одним из самых уважаемых людей в мире. ничтожество хвастается, на самом деле увеличивает себя, отрезает себя от
маленький лорд и осмеливается вести себя важно с
величайшими людьми королевства, потому что у него есть какой-то талант.

Я каждый день рассказывал двору какую-нибудь
нелепую историю, и Глюмдальклит, хотя и очень любила меня, была
достаточно зла, чтобы наставлять королеву, когда я совершал какую-нибудь
глупость, которая, по ее мнению, могла доставить удовольствие Ее Величеству. Например,
однажды, сойдя из кареты на набережную, где я был с
Глюмдальклич, которую она несла в моем дорожном ящике, я пошел
пешком: на тропинке был коровий навоз; я
я хотел показать свою ловкость и попытаться перепрыгнуть
через него, но, к несчастью, я прыгнул неудачно и упал
посреди поля, так что у меня было барахло по колено. Я с
трудом справился с этим, и один из лакеев вытер меня, как мог
, своим носовым платком. Вскоре королева была проинструктирована об этом
дерзком приключении, и лакеи повсюду разослали ее.




Глава IV

_различные изобретения автора в угоду королю и
королеве. Король осведомляется о состоянии Европы, отношения к которой ему
дает автор. Замечания короля по этой статье._


У меня был обычай посещать "Восход короля" один или два раза в
неделю, и я часто оказывался там, когда его брили
, что поначалу вызывало у меня трепет, поскольку бритва парикмахера
была почти вдвое длиннее косы. Его Величество, согласно
обычаям страны, брился только два раза в неделю.
однажды я попросил у парикмахера несколько волосков из бороды Его жены.
Ваше Величество. Представившись, я взял небольшой кусок
дерева и, проделав в нем иглой несколько отверстий на равном расстоянии
, так ловко прикрепил к нему волоски, что они прилипли ко мне.
я взялся за расческу, что было для меня большим подспорьем, так как моя
сломалась и стала почти бесполезной, и я не нашел в стране
ни одного рабочего, способного сделать мне другую.

Я помню одно развлечение, которое я получил примерно в то же
время. Я попросила одну из служанок королевы
собрать тонкие волосы, упавшие с ее головы.
Ее Величеству, когда ее красили, и передать их мне. Я накопил
их значительное количество, и тогда, посоветовавшись с
краснодеревщиком, которому было приказано выполнить все мелкие работы
когда я попросил его, я дал ему указание
сделать для меня два кресла размером с те, что были в
моем ящике, и проделать в них несколько маленьких отверстий с
помощью тонкой проволочной сетки. Когда ножки, ручки, поручни и спинки
кресел были готовы, я набил дно волосами
королевы, которые просунул в отверстия, и сделал из
них кресла, похожие на тростниковые кресла, которые мы используем
в Англии. Я имел честь представить их королеве, которая
положила их в шкаф в качестве диковинки.

Однажды она захотела усадить меня в одно из этих кресел;
но я извинился за это, протестуя против того, что был недостаточно
безрассуден и дерзок, чтобы сесть на респектабельные
волосы, которые когда-то украшали голову Его Величества. Поскольку
я был гением в области механики, я затем сделал из этих волос
небольшой, очень аккуратно подстриженный кошелек, длиной примерно в два человеческих роста,
с вытканным золотыми буквами именем Ее Величества, который я подарил
Глюмдальклич, с согласия королевы.

король, который очень любил музыку, очень часто имел
концерты, которые я посещал, помещались в моей шкатулке; но шум
был так велик, что я едва мог различить аккорды;
я уверен, что все барабаны и трубы королевской армии,
бьющие и звенящие одновременно в непосредственной близости от моих ушей, не могли
сравниться с этим шумом. У меня был обычай ставить свою шкатулку подальше от
того места, где находились участники концерта, закрывать двери
и окна; с этими мерами предосторожности я не считал их
музыку неприятной.

В юности я научился играть на клавесине.
У Глюмдальклич был такой в ее комнате, куда мастер приходил
два раза в неделю, чтобы показать ей. Однажды мне пришла в голову фантазия
угостить короля и королеву английской мелодией на этом
инструменте; но мне это показалось чрезвычайно трудным, потому
что длина клавесина составляла почти шестьдесят футов, а
ширина клавиш - около фута; так что, вытянув обе руки
, я не смог бы сыграть ни одной английской мелодии на этом инструменте. я мог дотянуться до более чем пяти клавиш, и
, кроме того, чтобы издать звук, мне нужно было сильно ударить
кулаком. Вот способ, о котором я подумал: я поместил две палочки
примерно размером с обычную вязанку, и я покрыл
кончики этих палочек мышиной шкурой, чтобы сохранить клавиши и
звук инструмента; я поставил напротив скамейку, на которую
сел, и тогда я начал бежать со всей скоростью и со всей
ловкостью, какую только можно вообразить на этом подобии эшафота, я со всей силы бил туда-
сюда по клавиатуре обеими палками, так что
мне удалось сыграть английскую джигу, к большому
удовлетворению Их Величеств; но должен признаться, что я никогда не делал
более жестоких упражнений и никогда не играл на гитаре. более болезненный.

Король, который, как я уже сказал, был остроумным принцем,
часто приказывал принести меня в мою шкатулку и поставить на
стол в своем кабинете. Поэтому он приказал мне вытащить один из
моих стульев из коробки и сесть так, чтобы я
оказался на уровне его лица. Таким образом, я провел
с ним несколько конференций. Однажды я взял на себя смелость сказать Ее
Величеству, что презрение, которое она питала к Европе и
остальному миру, как мне показалось, не соответствовало превосходным
душевным качествам, которыми она была украшена; что причиной было
независимо от величия тела; что, напротив, мы
наблюдали в нашей стране, что люди высокого роста
обычно не самые изобретательные; что; среди
животных пчелы и муравьи имели репутацию
обладателей наибольшей изобретательности, изобретательности и проницательности; и наконец,
что, как бы он ни относился к моей персоне, я все же надеялся
, что смогу оказать Его Величеству большие услуги. Король
внимательно выслушал меня и начал смотреть на меня другими глазами и
больше не измерял мой разум моими размерами.

Затем он приказал мне составить для него точное донесение от
правительства Англии, потому что,
как бы ни были осведомлены принцы, обычно придерживающиеся своих принципов и
обычаев, ему было бы удобно узнать, есть ли в моей
стране чему подражать. Представьте себе, мой дорогой читатель, как бы мне
хотелось тогда обладать гением и языком Демосфена и
Цицерона, чтобы иметь возможность достойно нарисовать Англию, мою
родину, и составить о ней возвышенное представление.

Я начал с того, что сказал Его Величеству, что наши государства состоят из
двух островов, которые образовали три могущественных королевства под властью одного
правителя, не считая наших колоний в Америке. Я подробно остановился
на плодородии нашей земли и температуре
нашего климата. Затем я описал конституцию
английского парламента, частично состоящего из прославленного органа, называемого Палатой
пэров, лиц благороднейших кровей, бывших владельцев
и лордов самых прекрасных земель королевства. Я представлял
крайнюю заботу, которую проявляли об их образовании в отношении
наук и оружия, чтобы сделать их способными быть
советники, рожденные королевством, должны участвовать в управлении
государством, быть членами высшего суда правосудия, апелляция на который не подлежала рассмотрению, и быть ревностными защитниками своего принца и своей родины по своей доблести, своему поведению и своей верности.; что эти советники, рожденные королевством, должны участвовать в управлении государством, быть членами высшего суда правосудия, апелляция на который
не подлежала обжалованию, и быть ревностными защитниками своего
принца и своей родины по своей доблести, своему поведению и своей
верности; что эти лорды были украшением и защитой
Королевства, достойными преемниками своих предков, чьи почести
были наградой за выдающуюся добродетель, и что мы
никогда не видели, чтобы их потомки вырождались; что к этим лордам
присоединились несколько святых мужей, которым было отведено особое место среди них
под титулом_евреев_, особая обязанность которых
заключалась в надзоре за религией и за теми, кто проповедует ее народу;
что мы искали и выбирали из духовенства самых
святых и самых ученых людей, чтобы наделить их этим
выдающимся достоинством.

Я добавил, что другая часть парламента - это респектабельное собрание
, называемое _ Палатой общин_, состоящее из
свободно избранных дворян и депутатов от самого народа только
благодаря их просвещению, талантам и любви к
родине. представлять мудрость всей нации. Я говорю
что эти два корпуса образовали самое высокое собрание
во вселенной, которое вместе с принцем распоряжалось всем и
каким-то образом решало судьбы всех народов
Европы.

Затем я спустился в суды, где заседали
почтенные толкователи закона, которые решали
различные споры частных лиц, наказывали за
преступление и защищали невиновность. Я не преминул упомянуть о
мудром и экономном управлении нашими финансами, а
также подробно остановился на доблести и подвигах наших морских воинов и
с земли. Я прикинул численность народа, подсчитав, сколько
среди нас миллионов людей разных вероисповеданий и
политических партий. Я не опускаю ни наших игр, ни
наших представлений, ни каких-либо других особенностей, которые, как мне казалось
, могли бы сделать честь моей стране, и заканчиваю небольшим
историческим отчетом о последних революциях в Англии, произошедших примерно за
сто лет.

Этот разговор длился пять аудиенций, каждая из
которых длилась несколько часов, и король выслушал все это с большим
вниманием, записав выдержки почти из всего, что я сказал, и
отмечая в то же время вопросы, которые он намеревался задать мне
.

Когда я закончил свои длинные речи, Его Величество на
шестой аудиенции, изучая его выдержки, высказал мне несколько
сомнений и решительных возражений по каждой статье. Сначала она спросила меня
, каковы обычные способы воспитания духа
нашего молодого дворянства; какие меры принимаются, когда дворянский
дом приходит в упадок, что должно происходить время
от времени; какие качества необходимы тем, кто должен
будут созданы новые пэры; если по прихоти принца, сумма
деньги, пожертвованные на содержание придворной дамы и фаворита, или
намерение укрепить партию, противостоящую общественному благу,
никогда не были мотивами для такого продвижения по службе; какой степени учености
придерживались сверстники в законах своей страны и как они
стали способны принимать окончательное решение вытекает из прав
их соотечественников; если бы они всегда были свободны от скупости и
предрассудков; если бы те святые епископы, о которых я говорил
, всегда достигали этого высокого положения благодаря своей учености в
богословских вопросах и святости своей жизни; если бы они не имели
никогда не был заинтригован, когда они были простыми священниками; если бы они
иногда не были капелланами сверстников, с помощью
которых они достигли епископства, и если бы в этом случае они не
всегда слепо следовали совету сверстников и не служили
его страстям или предубеждениям в законодательном собрании.

Он хотел знать, как обстоят дела с выборами тех
, кого я назвал депутатами _коммун _; если незнакомый человек с
кошельком, полным золота, иногда не может завоевать
избирательное право избирателей с помощью денег, его предпочитают своим избирателям.
собственному лорду или наиболее знатным
и знатным представителям знати в округе; почему у человека было такое
сильное желание быть избранным в парламентское собрание, поскольку
эти выборы были поводом для очень больших расходов и ничего не приносили; что, следовательно, эти избранные должны были быть людьми благородного происхождения.

совершенное бескорыстие и выдающуюся и героическую добродетель,
или же они рассчитывают на компенсацию и возмещение
в виде ростовщичества со стороны принца и его министров, жертвуя
общественным благом ради них. Его Величество предложил мне по поводу этой статьи трудности
непреодолимые, которые благоразумие не позволяет мне повторить.

На основании того, что я рассказал ему о наших _судебных_, Его Величество
пожелал получить разъяснения по нескольким статьям. Я был вполне в
состоянии удовлетворить ее, поскольку однажды был почти разорен
длительным судебным процессом со стороны канцелярии, который, тем не менее, был решен в мою
пользу и который я выиграл даже с учетом расходов. Он спросил меня
, сколько времени обычно тратится на подготовку дела
к судебному разбирательству; дорого ли обходится ведение дела; есть ли
у адвокатов свобода защищать очевидные причины
несправедливых; если бы никогда не было замечено, что партийный и
религиозный дух склонил чашу весов; если бы эти юристы были
в какой-то степени осведомлены о первых принципах и общих законах
справедливости, если бы они не были довольны знанием произвольных законов
и местных обычаев страны; если бы они знали, что законы и обычаи страны произвольны. и судьи
имели право толковать законы по своему усмотрению и комментировать
их; если доводы и постановления иногда не
противоречили друг другу в одном и том же деле.

Затем он начал расспрашивать меня об управлении
финансов, и сказал мне, что, по его мнению, я пренебрег этой
статьей, потому что я поднял налоги только до пяти или
шести миллионов в год; что, однако, государственные расходы шли
намного дальше и намного превышали поступления.

Он сказал, что не может представить, как королевство осмелилось
тратить сверх своего дохода и есть его имущество, как частное
лицо. Он спросил меня, кто наши кредиторы и где
мы найдем, чем им заплатить, если будем соблюдать по отношению
к ним законы природы, разума и справедливости. Он был
поражен подробностями, которые я рассказал ему о наших войнах, и чрезмерными расходами
, которые они требовали. Он сказал,
что, безусловно, необходимо, чтобы мы были очень обеспокоенным и враждующим народом или
чтобы у нас были очень плохие соседи. «Что вы должны
распутывать, - добавил он, - за пределами ваших островов? Должны ли у вас быть
какие-то другие дела, кроме вашего бизнеса? вам нужно подумать
чтобы совершать завоевания, и разве вам недостаточно просто хорошо охранять свои
порты и побережья?» Что его сильно удивило, так это то, что он узнал, что
мы содержим армию в условиях мира и среди
свободного народа. Он говорит, что если бы мы управлялись по
собственному согласию, он не мог бы представить, кого мы
боимся и с кем нам приходится бороться. Он спросил
, не будет ли дом частного лица лучше защищен им самим,
его детьми и его слугами, чем отрядом
негодяев и негодяев, случайно вытащенных из грязи народа с
очень маленьким жалованьем, которые могли бы заработать в сто раз больше
, перерезав нам горло.

Он много смеялся над моей странной арифметикой (как ему нравилось
это называть), когда я подсчитывал численность нашего народа,
подсчитывая различные секты, которые существуют среди нас в отношении
религии и политики.

Он заметил, что между развлечениями нашей знати я
упомянул об игре. Он хотел знать, в каком возрасте это развлечение
обычно этим занимались, и когда его оставляли, сколько
времени на это тратили, и не портило ли это иногда
состояние отдельных людей и не заставляло ли их совершать
низкие и недостойные поступки; если подлые и продажные люди не
могли иногда, благодаря своему мастерству в этом ремесле,
добиться больших успехов в этом деле. богатства, держать наших сверстников даже в
своего рода зависимости, приучать их видеть плохую компанию,
полностью отвлекать их от воспитания своего ума и заботы
о своих домашних делах и заставлять их из-за потерь
что они могли сделать, возможно, научиться пользоваться тем
же самым печально известным адресом, который их разорил.

Он был чрезвычайно поражен рассказом, который я ему рассказал о
нашей истории за последнее столетие; по его мнению, это была
просто ужасная цепочка заговоров, восстаний, убийств,
массовых убийств, революций, изгнаний и более серьезных последствий
, которые жадность, фракционность, жадность и т. Д. Привели к тому, что многие из нас были изгнаны из страны. лицемерие, вероломство,
жестокость, ярость, безумие, ненависть, зависть, злоба и
амбиции могли породить.

Его Величество на другой аудиенции удосужился резюмировать
суть всего, что я сказал, сравнил вопросы
, которые она мне задала, с ответами, которые я дал;
затем, взяв меня в свои руки и нежно льстя мне,
выразился в этих словах, которые я никогда не забуду, как
и то, как он их произнес: «Мой маленький друг Грилдриг, вы
сделали очень необычный панегирик своей стране; вы
очень хорошо доказали, что невежество, лень и пороки
иногда могут быть единственными качествами государственного деятеля; что
законы разъясняются, толкуются и применяются лучше всего в мире.
людьми, чьи интересы и способности приводят
их к развращению, искажению и уклонению от них. Я замечаю среди вас
конституцию правительства, которая по своему происхождению, возможно, имеет-
существо было терпимым, но этот порок совершенно изуродовал его. Из
всего, что вы мне рассказали, мне даже не кажется
, что для достижения какого-либо ранга или
должности среди вас требуется только одна добродетель. Я вижу, что люди не облагораживаются там
своей добродетелью; что священники не продвигаются там своим
благочестием или наукой, солдаты - своим поведением или своим
доблесть, судьи - своей честностью, сенаторы - любовью
к своей родине, а государственные деятели - своей мудростью. Но что касается вас
(продолжал король), которые большую часть своей жизни провели в
путешествиях, я хочу верить, что вы не заражены пороками
своей страны; но, судя по всему, что вы рассказали мне в первую очередь, и
по ответам, которые я заставил вас дать в на мои возражения
я сужу, что большинство ваших соотечественников - самая
пагубная раса насекомых, от которых когда-либо страдала природа
. ползать по поверхности земли».




Глава V

_ Рвение автора к чести своей родины. Он делает
выгодное предложение королю, которое отклоняется. Литература
этого народа несовершенна и ограничена. Их законы, их
военное дело и их партии в государстве._


Любовь к истине помешала мне замаскировать беседу, которую я
тогда имел с Его Величеством; но та же любовь не позволила мне
молчать, когда я увидел, что с моей дорогой страной так недостойно обращаются.
Я ловко уклонялся от большинства его вопросов и придавал
каждой вещи самый благоприятный оборот, какой только мог; ибо, когда
дело в том, чтобы защищать мою родину и поддерживать ее славу, я
жалею, что не прислушиваюсь к доводам рассудка; поэтому я ничего не упускаю, чтобы
скрыть ее немощи и уродства и выставить ее добродетель
и красоту на самый выгодный свет. Это то
, к чему я стремился в различных беседах с
этим мудрым монархом: к несчастью, я потерял свою печаль.

Но мы должны извинить короля, который живет совершенно отдельно от остального
мира и, следовательно, игнорирует нравы и обычаи
других народов. Этот недостаток знаний всегда будет
причина нескольких предрассудков и определенного ограниченного образа
мышления, от которого страна Европы свободна. Было бы нелепо
, если бы идеи добродетели и порока чужого и изолированного принца
были предложены в качестве правил и максим, которым нужно следовать.

Чтобы подтвердить то, что я только что сказал, и показать
печальные последствия ограниченного образования, я приведу здесь одну
вещь, в которую, возможно, будет трудно поверить. Стремясь
снискать расположение Его Величества, я сообщил ему об
открытии, сделанном за последние триста-четыреста лет, которое было
определенный маленький черный порошок, который одна маленькая искра могла
воспламенить в одно мгновение, так что он был способен
взорвать горы в воздухе с шумом и грохотом
, большим, чем гром; что количество этого порошка
, помещенное в бронзовую или железную трубку, в зависимости от его размера,
свинцовая пуля или железное ядро толкалось с такой
силой и с такой скоростью, что ничто не могло выдержать
его силы; что ядра, таким образом выталкиваемые и выталкиваемые из чугунной трубы
воспламенением этого небольшого порошка, разрывались на части.,
опрокидывали, опрокидывали батальоны и эскадрильи,
разрушали самые крепкие стены, взрывали самые
большие башни, топили самые большие корабли; что этот
порошок, помещенный в железный шар, запущенный с помощью машины, сжигал
и разрушал дома и разбрасывал во все стороны осколки, которые
с грохотом разлетались в разные стороны. все, что попадалось на пути; что я знал
состав этого чудесного порошка, в который он попадал только из
обычных и дешевых вещей, и что я мог бы узнать тот
же секрет его подданным, если бы Его Величество захотел; что, посредством
с помощью этого порошка Его Величество разрушит стены
самого сильного города своего королевства, если когда-нибудь восстанет и
осмелится оказать ему сопротивление; что я предлагаю ему этот маленький подарок в качестве
легкой дани моей признательности.

Король, пораженный описанием, которое я дал ему ужасного действия
моего порошка, казалось, не мог понять, как
беспомощное, слабое, мерзкое и ползучее насекомое вообразило ужасную
вещь, о которой он осмелился говорить в такой привычной манере,
что, казалось, он смотрел на бойню и смерть как на пустяки.
опустошение, которое произвело такое пагубное изобретение. «
Должно быть, - сказал он, - это был злой гений, враг Бога и
его произведений». Он возразил, что,
хотя ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем новые
открытия, ни в природе, ни в искусстве, он хотел бы
лучше потерять свою корону, чем воспользоваться такой пагубной тайной,
которую он запретил мне под угрозой жизни разглашать кому-либо
из своих подданных: жалкое следствие невежества и
ограниченности ума необразованного принца. Этот монарх, украшенный всеми
качества, заслуживающие почитания, любви и уважения
народов, сильный и проницательный ум, великая мудрость,
глубокая наука, одаренный замечательными талантами для
правительства, почти обожаемый своим народом, оказывается глупо
смущенным чрезмерной и странной щепетильностью, о которой мы не подозревали. у него никогда
не было никаких идей в Европе, и он упускает возможность, которую ему дают
в руки, сделать себя абсолютным хозяином жизни,
свободы и имущества всех своих подданных! Я говорю это не с
намерением принизить достоинства и свет этого принца,
я, тем не менее, не уверен, что это повествование вызовет недоумение у
английского читателя; но я уверен, что этот недостаток
был вызван только невежеством, поскольку эти народы еще не превратили
политику в искусство, как наши возвышенные умы Европы.

Ибо он напоминает мне, что в беседе, которую я однажды имел с
королем по поводу того, что я случайно сказал ему, что среди
нас есть большое количество томов, написанных об искусстве управления,
Его Величество составил очень низкое мнение о нашем уме и
добавил, что он презирал и ненавидел любую тайну, любую изысканность
и любые интриги в происках принца или государственного министра
. Он не мог понять, что я имел в виду под
секретами кабинета. По его мнению, он заключал в себе науку
правления в очень узких рамках, сводя ее к
здравому смыслу, разуму, справедливости, мягкости, оперативному
решению гражданских и уголовных дел и другим
подобным. практики, доступные каждому и не
заслуживающие внимания. не то чтобы мы об этом говорили. Наконец, он выдвинул тот странный парадокс
, что если бы кто-то мог вырастить два колоса или две пряди
вырасти трава на клочке земли, где раньше был
только один, он многого заслужил бы от рода человеческого и оказал
бы более важную услугу своей стране, чем вся раса наших
возвышенных политиков.

Литература этого народа очень немногочисленна и состоит
только из знаний морали, истории, поэзии
и математики; но надо признать, что они преуспевают в
этих четырех жанрах.

Последнее из этих знаний применяется ими только ко всему
полезному; так что лучшая часть нашего
математика была бы среди них очень мало оценена. Что касается
метафизических сущностей, абстракций и категорий, то мне
было невозможно заставить их их представить.

В этой стране запрещено составлять закон из большего количества
слов, чем букв в их алфавите, который состоит
всего из двадцати двух букв; существует даже очень мало законов, которые
простираются до такой степени. Все они выражены
в самых ясных и простых терминах, и эти
народы недостаточно сообразительны и изобретательны, чтобы найти в них что-то
во многих смыслах; кроме того, писать
комментарий к какому-либо закону - преступление, караемое смертной казнью.

Они с незапамятных времен владели искусством печати так же хорошо, как
китайцы; но их библиотеки невелики;
библиотека короля, которая является самой многочисленной, состоит всего из тысячи
томов, хранящихся в галерее длиной в двенадцать сотен футов,
где я имел свободу читать все книги, которые мне понравились.
Книга, которую я хотел прочитать в первую очередь, была положена на стол, на
который меня посадили: затем, повернув лицо к книге, я
я начал с верхней части страницы; я обошел саму книгу
справа и слева, примерно на восемь или десять шагов, в зависимости от
длины строк, и отступал по мере того, как углублялся в
чтение страниц. Я начал читать другую страницу таким же
образом, после чего перевернул листок, что я
с трудом мог сделать обеими руками, потому что он был таким же толстым
и жестким, как большой картон.

Их стиль ясен, мужественен и нежен, но ни в коем случае не витиеват, потому
что никто из них не знает, что значит умножать слова
ненужные и разнообразные выражения. Я просмотрел несколько
их книг, особенно те, которые касались истории и
морали; среди прочего, я с удовольствием прочитал старый небольшой трактат
, который был в комнате Глюмдальклича. Эта книга
называлась "Обращение со слабостью человеческого рода" и
ценилась только женщинами и малочисленным народом. Однако мне было любопытно
посмотреть, что может сказать автор из этой страны на подобную
тему. Этот писатель очень наглядно показал, насколько
мало человек в состоянии укрыться от оскорблений с воздуха или с воздуха.
ярость диких зверей; насколько он превосходил других
животных ни в силе, ни в скорости, ни в
предусмотрительности, ни в трудолюбии. Он показал, что природа
выродилась за последние столетия и что она находится на
грани упадка.

Он учил, что сами законы природы
абсолютно требуют, чтобы мы изначально были большего роста
и более крепкого телосложения, чтобы не
подвергаться внезапному разрушению в результате несчастного случая. черепица
, упавшая с крыши дома, или камень, брошенный из руки
ни ребенка, ни чтобы его утопили в ручье. Из этих
рассуждений автор сделал несколько полезных выводов для
ведения жизни. Что касается меня, я не мог не высказать
моральных соображений об этой самой морали и об универсальной склонности
всех людей жаловаться на природу и
преувеличивать ее недостатки. Эти гиганты оказались маленькими и слабыми.
Так кто же мы, другие европейцы? Тот же автор говорил
, что человек - всего лишь дождевой червь и атом, и что его
малость должна постоянно унижать его. Увы! что я, я
Говорил ли я, что я ничтожество по сравнению с теми
людьми, о которых говорят, что они такие маленькие и ничтожные?

В этой же книге было показано тщеславие титула высочества
и величия, а также то, насколько нелепо, что человек
ростом не более ста пятидесяти футов осмеливается называть себя высоким и
рослым. Что бы подумали принцы и великие лорды
Европы, сказал я тогда, если бы они прочитали эту книгу, о тех, кто ростом в
пять футов и несколько дюймов безапелляционно утверждает, что им
даны_высокий_ и _высокий_? Но почему у них нет
разве не также требуются названия _толсты_, _ширины_,
_толсты_? Могли бы они, по крайней мере, придумать общий термин
для понимания всех этих измерений и называть себя _вашей
областью_. Мне, может быть, ответят, что эти слова _высокий_ и
_большой_ относятся к душе, а не к телу; но если это
так, то почему бы не использовать более четкие и определенные названия
в духовном смысле? почему бы не назвать
себя _ вашей мудростью_, _ вашей проницательностью_, _ вашей дальновидностью_, _ вашей
либеральностью_, _ вашей добротой_, _ вашим здравым смыслом_, _ вашим прекрасным духом_?
Следует признать, что, поскольку эти титулы были бы очень красивыми и
очень почетными, они также посеяли бы много непринужденности в
комплиментах нижестоящих, и нет ничего более занимательного
, чем речь, полная лжи.

Медицина, хирургия, фармацевтика очень развиты в этой
стране. Однажды я вошел в огромное здание, которое, как мне показалось
, я принял за арсенал, полный ядер и пушек: это была
аптекарская лавка; эти ядра были таблетками, а эти
пушки - шприцами. Для сравнения, наши самые большие пушки на самом
деле представляют собой маленькие кулеврины.

Что касается их ополчения, то говорят, что армия короля состоит
из ста семидесяти шести тысяч пеших и тридцати двух
тысяч конницы, если, тем не менее, мы можем дать это название армии
, состоящей только из торговцев и пахарей
, командирами которых являются только они. пэры и дворянство, без какой-либо оплаты
или вознаграждения. Они, по правде говоря, довольно совершенны в своих
упражнениях и обладают очень хорошей дисциплиной, что неудивительно
, поскольку каждым пахарем командует его собственный
господин, а каждым мещанином - его собственные начальники.
город, выбранный по образцу Венеции.

Мне было любопытно узнать, почему этот принц, чьи государства
недоступны, осмелился обучить свой народ воинской
дисциплине; но вскоре я был
проинструктирован об этом либо беседами, которые у меня были на эту тему, либо
чтением их историй; ибо в течение нескольких лет я был в состоянии обучать своих подданных воинской дисциплине. веками они
были поражены болезнью, которой подвержены многие другие
правительства: пэры и дворянство
часто боролись за власть, люди - за свободу, а король - за
произвольное господство. Эти вещи, хотя и разумно
сдерживаемые законами королевства, иногда вызывали ссоры,
разжигали страсти и вызывали гражданские войны, последняя
из которых, к счастью, была прекращена наследником правящего принца, и
милиция, к тому времени созданная в королевстве, с тех пор всегда существовала
, чтобы предотвратить новые беспорядки.




Глава VI

_король и королева отправляются в путешествие к границе, где автор
следует за ними. Подробно о том, как он покидает эту страну, чтобы
вернуться в Англию._


Я всегда думал, что когда-нибудь верну свою
свобода, хотя я и не мог предположить, каким образом, и не мог сформировать
какой-либо проект с малейшим подобием успеха. Корабль, который
нес меня и который сел на мель у этих берегов, был первым
европейским кораблем, который, как мы знали, подошел к нему, и король
отдал очень точные приказы, чтобы, если когда-нибудь появится еще один
, его вытащили на берег и посадили со всем экипажем а
пассажиров на самосвал и привезли в Лорбрульгруд.

Он очень хотел найти женщину моего роста, на которой
я мог бы жениться и которая сделала бы меня отцом; но я хотел бы большего
умереть, чем иметь несчастных детей, обреченных на то, чтобы их посадили в
клетку вместе с канареечными червями, а затем, как будто
они были проданы всем королевством порядочным людям в качестве
любопытных зверюшек. По правде говоря, ко мне относились с большой добротой;
я был любимцем короля и королевы и предметом восхищения всего
двора; но это было в состоянии, которое не соответствовало
достоинству моей человеческой натуры. Сначала я не мог забыть о
драгоценных залогах, которые я оставил в своем доме. Мне очень
хотелось оказаться среди народов, с которыми я мог бы общаться.
поддерживать равного с равным и иметь свободу ходить по
улицам и полям, не опасаясь, что меня растопчут,
раздавят, как лягушку, или сделают игрушкой молодой
собаки; но мое избавление пришло раньше, чем я ожидал,
и очень необычным образом, как я и собираюсь
честно рассказать, со всеми обстоятельствами этого
замечательного события.

Я был в этой стране два года. В начале
третьего класса мы с Глюмдалькличем следовали за королем
и королевой в их путешествии к побережью
юг королевства. По своему обыкновению, меня несли в моем
дорожном ящике, который представлял собой очень удобный шкаф шириной двенадцать
футов. По моему приказу
к четырем углам верхней части ящика привязали носилки шелковыми шнурами, чтобы я
меньше чувствовал толчки лошади, на которой слуга
нес меня впереди себя. Я приказал плотнику проделать в
крыше моего ящика отверстие в один квадратный фут
, чтобы впускать воздух, чтобы, когда я захочу, его можно было открывать и
закрывать доской.

Когда мы подошли к концу нашего путешествия, король решил
провести несколько дней в доме отдыха, который у него
был недалеко от Флэнфласника, города, расположенного в восемнадцати
английских милях от берега моря. Мы с Глюмдалькличом очень
устали; я был немного простужен; но бедной девушке
было так плохо, что она была вынуждена постоянно находиться в своей
комнате. Мне хотелось увидеть океан. Я притворился
, что мне хуже, чем было на самом деле, и попросил разрешения подышать
морским воздухом с пейджем, который мне очень нравился и которому я очень нравился.
иногда мне доверяли. Я никогда не забуду, с каким
отвращением Глюмдальклич согласилась на это, ни суровый приказ, который она
отдала пажу, заботиться обо мне, ни слезы, которые она пролила,
как будто у нее было какое-то предзнаменование того, что должно было случиться со мной.
Итак, паж понес меня в моей ложе и повел примерно в
половине лье от дворца, к скалам на берегу моря.
Тогда я говорю ему, чтобы он высадил меня на берег, и, подняв створку одного
из моих окон, я с грустью смотрю на море.
Затем я говорю пейджу, что хочу немного поспать в своей
носилки, и что это принесет мне облегчение. Ле Паж плотно закрыл
окно, чтобы мне не стало холодно; вскоре я заснул. Все
, что я могу предположить, это то, что, пока я спал, этот
пейдж, полагая, что опасаться нечего, взобрался на
скалы в поисках птичьих яиц, я видел, как он раньше
из моего окна подбирал и подбирал их. Как бы то ни
было, я внезапно обнаружил, что проснулся от сильного толчка, нанесенного
моей коробке, которую, как я почувствовал, потянули наверх, а затем понесли вперед
с невероятной скоростью. Первый толчок почти заставил меня
меня выбросило из носилок, но потом движение было довольно
плавным. Я кричал изо всех сил, но бесполезно. Я посмотрел в
свое окно и увидел только облака. Я услышал ужасный
шум над головой, похожий на
хлопанье крыльев. Тогда я начал понимать, в каком опасном
состоянии я нахожусь, и заподозрил, что какой-то орел взял
в клюв шнур от моей шкатулки
с намерением уронить его на какую-нибудь скалу, как черепаха в свой панцирь, а
затем вытащить из него мое тело, чтобы пожрать его; ибо смерть, которую я пережил, была ужасной. проницательность и
обоняние этой птицы позволяет ей обнаруживать свою добычу на
большом расстоянии, хотя она скрыта даже лучше, чем я мог
быть под досками толщиной всего в два дюйма.

Через некоторое время я заметил, что шум и
хлопанье крыльев стали намного громче, и что моя коробка
то тут, то там раскачивалась, как вывеска магазина на сильном ветру;
я услышал несколько сильных ударов, нанесенных орлу, а
затем внезапно почувствовал, что падаю перпендикулярно
больше минуты, но с невероятной скоростью. Мое падение было
закончился ужасным сотрясением, которое прозвучало
у меня в ушах громче, чем наша Ниагарская катаракта; после чего я
еще минуту находился во тьме, а затем началась моя коробка
чтобы подняться так, чтобы я мог видеть свет через верхнее
окно.

Я узнал об этом, когда упал в море, и моя коробка
поплыла. Я верил и верю до сих пор, что орла, который нес
мою коробку, преследовали два или три орла и заставили
меня упасть, пока он защищался от других
, которые оспаривали у него добычу. Железные пластины, прикрепленные к нижней части
они удерживали равновесие и удерживали ящик от
того, чтобы он не сломался и не разбился при падении.

О, как я тогда хотел, чтобы меня спас мой дорогой
Глюмдальклич, от которого так сильно отдалила меня эта внезапная авария! Я
могу сказать по правде, что в разгар своих несчастий я жаловался и
сожалел о своей дорогой маленькой госпоже; что я думал о горе
, которое она испытает из-за моей потери, и о неудовольствии королевы. Я
уверен, что очень немногие путешественники оказались бы в
таком печальном положении, как то, в котором я оказался тогда, ожидая
в любой момент, когда я увижу, что моя коробка разбита или, по крайней мере, опрокинута
первым порывом ветра и затоплена волнами; разбитая оконная плитка
, это было сделано из меня. Не было ничего, что могло бы
до тех пор сохранить мое окно, кроме довольно прочных железных прутьев
, которыми оно было снабжено снаружи на случай несчастных случаев, которые могут
случиться во время путешествия. Я увидел, как вода попала в мой ящик через
несколько маленьких щелей, которые я постарался закрыть как можно лучше
. Увы! у меня не было сил поднять крышу своей коробки,
что я бы сделал, если бы мог, и остался бы сидеть
на нем, а не сидеть взаперти на каком
-то трюмном дне.

В этой прискорбной ситуации я услышал или мне показалось, что я слышу
какой-то шум рядом с моей коробкой, и вскоре после
этого я начал воображать, что ее тянут и каким-то образом
буксируют, потому что время от времени я чувствовал какое-то усилие, которое
заставляло волны подниматься до самого верха моих бедер. окна,
оставляя меня почти в темноте. Тогда у меня появилась слабая
надежда на спасение, хотя я и не мог представить, откуда оно
могло прийти ко мне. Я сел на свои стулья и приблизил голову к
из маленькой щели в крыше моего ящика, и тогда я
начал изо всех сил кричать и звать на помощь на
всех языках, которые знал. Затем я завязал свой носовой платок
я схватил посох, который у меня был, и, подняв его над отверстием,
несколько раз взмахнул им в воздухе, чтобы, если поблизости окажется какая-нибудь лодка или
корабль, матросы могли предположить, что в
этом ящике заключен несчастный смертный.

Я не заметил, чтобы все это ничего не дало; но я
, очевидно, знал, что мой ящик тянут вперед. В конце одной
час, я почувствовал, что она ударилась обо что-то очень твердое.
Сначала я испугался, что это камень, и был очень встревожен этим.
Затем я отчетливо услышал какой-то шум на крыше моего ящика,
похожий на звук троса, затем я обнаружил, что постепенно поднялся по крайней мере на
три фута выше, чем был раньше; после чего
я снова поднял свою палку и носовой платок, крича о помощи
, пока не охрип. В ответ я услышал громкие аплодисменты
, повторенные трижды, которые вызвали у меня радость, которую
могут ощутить только те, кто их чувствует; в то же время
я услышал, как кто-то идет по крыше, кто
-то стучит в дверь и кричит по-английски: «Там кто-нибудь есть!» Я
ответил: «Увы! да; я бедный англичанин, доведенный
судьбой до величайшего бедствия, от которого когда-либо
страдало ни одно существо; во имя Бога, избавь меня от этой темницы.» Голос
ответил мне: «Будьте уверены, вам не о чем беспокоиться, ваш ящик
прикреплен к кораблю, и придет плотник, проделает
дыру в крыше и вытащит вас наружу".» Я ответил, что в этом
нет необходимости, и попросил слишком много времени, что этого достаточно
пусть кто-нибудь из экипажа ткнет пальцем в шнур, чтобы
унести ящик из моря на корабль. Некоторые
из них, услышав, что я так говорю, подумали, что я
бедный глупец; другие смеялись над этим; я не думал, что
тогда я был среди людей моего роста и силы. Пришел плотник
и через несколько минут проделал в верхней части моего ящика отверстие
шириной в три фута и представил мне небольшую лестницу, по
которой я поднялся. Я вошел в корабль в очень слабом состоянии
.

Матросы были поражены и задали мне тысячу вопросов
на которые у меня не хватило смелости ответить. Я воображал
, что вижу так много пигмеев, поскольку мои глаза привыкли к
чудовищным предметам, которые я только что покинул; но капитан, мистер Томас
Вилеткс, человек порядочный и порядочный, увидев, что я близок
к слабости, ввел меня в свою комнату, сделал мне
сердечный укол, чтобы облегчить мою боль, и уложил меня на кровать,
посоветовав немного отдохнуть, в чем я очень
нуждался. Прежде чем я заснул, я сказал ему, что у меня
в ящике есть ценная мебель, отличные носилки, кровать из
загородная местность, два стула, стол и шкаф; что моя комната
была обита или, лучше сказать, выстлана шелковыми и
хлопчатобумажными тканями, что, если бы он хотел приказать кому-нибудь из своей команды
перенести мою комнату в его комнату, я бы открыл ее в его
присутствии и показал ему свои вещи. мебель. Капитан, услышав
, как я говорю эту чушь, решил, что я сошел с ума; однако, чтобы доставить мне
удовольствие, он пообещал приказать все, что я пожелаю, и, взойдя
на тиллак, послал нескольких своих людей осмотреть
ящик.

Я сплю несколько часов, но постоянно беспокоюсь
мыслью о стране, которую я покинул, и об опасности, которой я подвергся
. Однако, когда я проснулся, я обнаружил
, что выздоравливаю довольно хорошо. Было восемь часов вечера, и капитан приказал
непрерывно подавать мне ужин, полагая, что я постился слишком
долго. Он угощал меня очень честно,
тем не менее заметив, что у меня заблестели глаза. Когда мы остались
одни, он попросил меня рассказать ему о моих путешествиях и
рассказать, по какой случайности я был брошен на произвол
судьбы в этом большом ящике. Он говорит мне, что в полдень, когда он
приглядевшись, он обнаружил ее издалека,
принял за маленькую лодку и что он хотел
присоединиться к ней с целью купить печенье, которого у него начало
не хватать; что, приблизившись, он осознал свою ошибку и
послал свою лодку, чтобы выяснить, что происходит. это было; что его люди
вернулись все напуганные, клянясь, что видели плавучий дом
; что он посмеялся над их глупостью и сам сел
на баркас, приказав своим матросам взять с собой
очень прочный трос; что, поскольку погода была тихой, после того, как они спустились на воду, они увидели плавучий дом. грести
обойдя большой ящик и обойдя его несколько раз
, он приказал своим людям грести и подойти
к нему с той стороны, и что, привязав трос к одной из оконных створок,
он отбуксировал его; что мою палку и
носовой платок было видно снаружи и снаружи. об открытии и о том, что было решено, что в нем должны быть
заперты несколько несчастных. Я спросил
его, не видел ли он или его команда каких-нибудь замечательных птиц в
воздухе за то время, пока он меня обнаружил; на что он ответил
, что, разговаривая на эту тему с матросами, пока я был в
во сне один из них сказал ему, что видел трех
орлов, летящих на север, но не заметил, чтобы они
были крупнее обычных, что, я
полагаю, следует отнести на счет большой высоты, на которой они находились, и поэтому
он не мог не заметить, что они были крупнее обычных. не догадываясь, почему я задавал этот вопрос. Затем я
спросил капитана, как
далеко, по его мнению, мы отошли от берега; он ответил мне, что, по его лучшим расчетам
, мы были на расстоянии ста лье от берега. Я
заверил его, что он определенно ошибся почти наполовину,
потому что я покинул страну, из которой приехал, не более чем
за два часа до того, как упал в море; после чего он
снова начал думать, что мой мозг не в порядке, и посоветовал мне
снова лечь спать в комнате, которую он приготовил
для меня. Я заверил его, что хорошо отдохнул от его вкусной еды
и его любезной компании, и что я использовал свои чувства
и разум так же безупречно, как и когда-либо.
Затем он посерьезнел и попросил меня откровенно сказать
ему, не мучает ли меня совесть каким-либо преступлением, за которое я
я был наказан по приказу какого-то принца и выставлен в
этом ящике, как иногда преступники в некоторых странах
бросаются на произвол судьбы на корабле без парусов
и без припасов; что, хотя он был очень рассержен тем, что принял на свой корабль такого негодяя, тем не менее он сказал мне, что, хотя он и был очень зол из-за того, что принял такого
негодяя на свой корабль, он, тем не менее, заставил меня обещал под своим
честным словом благополучно высадить меня на берег в первом же порту
, куда мы прибудем; он добавил, что его подозрения значительно
усилились некоторыми очень абсурдными речами, которые я произнес
сначала перед матросами, а затем перед ним самим в отношении моего ящика.
и из моей комнаты, а также из-за моих блуждающих глаз и моей странной
сдержанности.

Я умолял его набраться терпения и выслушать
, как я рассказываю свою историю; я делал это очень добросовестно с тех пор, как в последний раз
уезжал из Англии, до того момента, как он
открыл меня; и, поскольку истина всегда
находит отклик в разумных умах, этот честный и честный человек, которого я знал, не мог не признать. достойный джентльмен,
обладавший очень здравым смыслом и не совсем лишенный
грамотности, был удовлетворен моей откровенностью и искренностью; но
кроме того, чтобы подтвердить все, что я сказал, я попросил его
приказать принести мне мой шкаф, ключ от которого у меня был; я
открыл его в его присутствии и показал ему все
любопытные вещи, сделанные в той стране, откуда меня вытащили
таким странным образом. Среди прочего был гребень, который
я сделал из волосков бороды короля, и еще один гребень из того же
материала, задняя часть которого была вырезана из ногтя Его большого пальца.
Величество; там была связка иголок и булавок длиной
в полтора фута; золотое кольцо, которое однажды королева
очень любезно подарила мне, сняв его со своего мизинца
и надел ее мне на шею, как ожерелье. Я умолял капитана
принять это кольцо в знак признания его
честности, на что он категорически отказался. Наконец, я попросила
его подумать о трусиках, которые я тогда носила и которые были сделаны из
мышиной шкуры.

Капитан был очень доволен всем, что я ему рассказал, и
сказал мне, что надеется, что после того, как мы вернемся в Англию
, я с удовольствием напишу об этом и предам его огласке. Я
ответил, что, по-моему, у нас уже слишком много книг о
путешествиях, что мои приключения сойдут за настоящий роман и за
нелепое действие; что мои отношения будут содержать только
описания необычных растений и животных, странных законов,
нравов и обычаев; что эти описания были слишком
распространены, и мы устали от них; и, поскольку мне нечего
было сказать о моих путешествиях, это было не так. стоит их записать.
Я поблагодарил его за то хорошее мнение, которое он обо мне составил.

Мне показалось, что он был поражен одной вещью, которая заключалась в том, что он слышал, как я говорю так
громко, спрашивая себя, глухи ли король и королева этой страны
. Я говорю ему, что это было то, к чему я стремился
привык более двух лет, и что я, со своей стороны, восхищался
его голосом и голосом его людей, которые, как мне казалось, всегда говорили со мной
тихо и на ухо; но что, несмотря на это, я мог слышать
их достаточно хорошо; что, когда я говорил в этой стране, я был как
человек, разговаривающий на улице с другим человеком, поднявшимся на колокольню
, за исключением случаев, когда меня ставили на стол или держали за
руку. Я говорю
ему, что даже заметил еще одну вещь: сначала я вошел на
корабль, когда матросы стояли вокруг меня,
они казались мне бесконечно маленькими; что во время моего пребывания в
этой стране я больше не мог смотреть на себя в зеркало, так как
мои глаза привыкли к большим предметам, потому что
сравнение, которое я проводил, делало меня презренным по отношению к самому себе.
Капитан сказал мне, что, пока мы вздыхали, он также
заметил, что я смотрю на все с каким
-то изумлением и что иногда ему кажется, что я испытываю боль
чтобы я не разразился смехом; что он тогда не очень хорошо знал
, как ему следует это воспринимать, но приписал это
что-то не так в моем мозгу. Я ответил, что был
поражен тем, как мне удалось сдержаться, когда я увидел его
блюда размером с серебряную монету в три цента,
баранью шкурку, размером едва ли с кусочек, чашу
размером меньше ореховой скорлупы, и продолжил в том же духе,
описывая блюдо. остальное из его мебели и мяса
для сравнения; ибо, хотя королева дала бы мне для моего пользования все
, что мне было нужно, в размерах, соразмерных моему
росту, однако мои мысли были полностью заняты тем, что я хотел.
я видел вокруг себя и поступал, как все люди, которые
постоянно думают о других, не думая о себе и
не обращая внимания на их ничтожество. Капитан,
ссылаясь на старую английскую пословицу, сказал мне, что мои глаза
, следовательно, больше, чем мой живот, так как он не заметил
, чтобы у меня был сильный аппетит, хотя я постился весь
день; и, продолжая язвить, он добавил, что
многое бы отдал, чтобы иметь возможность есть. приятно видеть, как мой ящик попадает в клюв
орла, а затем падает с такой большой высоты в море, что
который, безусловно, был бы очень удивительным предметом и достоин
того, чтобы его передали будущим векам.

Капитан, возвращаясь из Тонкина, направлялся
в Англию, и его толкнули на северо-восток, на сорок
градусов широты и сто сорок три долготы; но сезонный
ветер, поднявшийся через два дня после того, как я был на его борту,
заставил нас повернуть на север в течение долгого времени; и, обогнув
Новую Голландию, мы двинулись на запад-северо-запад, а
оттуда на юго-юго-запад, пока не увеличили расстояние вдвое.
мыс Доброй Надежды. Наше путешествие было очень счастливым, но я
избавлю читателя от скучного дневника. Капитан встал на якорь в
одной или двух гаванях и направил туда свой баркас, чтобы набрать
провизии и воды; что касается меня, то я не выходил из корабля
, пока мы не достигли Дюн. Я полагаю, это было 4
июня 1706 года, примерно через девять месяцев после моего освобождения. Я предлагаю
оставить свою мебель в залог оплаты моего проезда;
но капитан возразил, что ничего не хочет получать.
Мы очень ласково попрощались, и я пообещал ей
приезжай ко мне в Редрифф. Я взял напрокат лошадь и проводника за
экю, которые мне одолжил капитан.

Во время этого путешествия, замечая малочисленность
домов, деревьев, скота и людей, я думал
, что все еще верю в Лилипута; я боялся растоптать путников,
которых встречал, и часто кричал, чтобы они убрались с
дороги; так что я рисковал один или два раза получить по
голове за мою дерзость.

Когда я подошел к своему дому, который мне было трудно
узнать, один из моих слуг открыл дверь, я наклонился
чтобы войти, опасаясь поранить голову; эта дверь
показалась мне калиткой. Моя жена подбежала, чтобы поцеловать меня; но
я согнулся ниже ее колен, думая, что иначе она не сможет
дотянуться до моего рта. Моя дочь опустилась
передо мной на колени, прося моего благословения; но я смог различить ее только
тогда, когда она была поднята, так как я так долго привык
стоять, подняв голову и глаза кверху. Я
смотрел на всех своих слуг и одного или двух друзей, находившихся
в то время в доме, так, как будто они были пигмеями, а я -
гигантский. Я говорю своей жене, что она была слишком скромной, потому что мне
показалось, что она превратила себя и свою дочь почти в
ничто. Одним словом; я вел себя так странно, что
все они согласились с мнением капитана, когда он впервые увидел меня, и
пришли к выводу, что я сошел с ума. Я упоминаю об этих
мелочах, чтобы показать великую силу привычки и
предрассудков.

За короткое время я привык к своей жене, семье и
друзьям; но моя жена возразила, что я никогда не пойду на море;
однако моя злая судьба распорядилась иначе, как
читатель сможет узнать об этом в дальнейшем. Однако именно здесь
я заканчиваю вторую часть своих злополучных путешествий.




ПОЕЗДКА В ЛАПУТУ, БАЛЬНИБАРБС, ЛУГНАГГ, ГЛОУБДУБДРИ И
В ЯПОНИИ




Глава I

_АВТОР отправляется в третье путешествие. Он захвачен
пиратами. Подлость голландца. Он прибывает в Лапуту._


Прошло всего около двух лет с тех пор, как я был дома, когда
капитан Гилл Робинсон из провинции Корнуолл,
командующий трехсоттонным кораблем "Добрая надежда",
нашел меня. Когда-то я был хирургом другого
корабль, капитаном которого он был, во время плавания в Леванте, и
я всегда относился к нему хорошо. Капитан, узнав о
моем прибытии, нанес мне визит, в котором выразил радость по поводу того, что
я здоров, спросил, решил ли я
навсегда, и сообщил мне, что он обдумывает поездку в
Ост-Индию и рассчитывает уехать через два месяца. В то же
время он намекнул мне, что я с большим удовольствием сделаю его
хирургом на его корабле; что у него будет еще один хирург со
мной и двумя мальчиками; что я буду получать двойную зарплату; и что, имея
убедившись, что мои познания в море, по крайней мере,
равны его собственным, он взял на себя обязательство вести себя со мной как
со вторым капитаном.

Наконец Он сказал мне так много полезного и показался мне таким
честным человеком, что я позволил себе победить, к тому же, несмотря
на мои прошлые несчастья, я больше, чем когда-либо, страстно любил путешествовать.
Единственная трудность, которую я предвидел, заключалась в том, чтобы заручиться
согласием моей жены, которое она, тем не менее, дала мне довольно
охотно, вероятно, ввиду преимуществ, которые ее дети
могли бы извлечь из этого.

Мы отплыли 5 августа 1708 года и прибыли в форт
День Святого Георгия 1 апреля 1709 года, где мы пробыли три недели
, чтобы освежить нашу команду, большая часть которой была
больна. Оттуда мы направились в Тонкин, где наш капитан
решил остановиться на некоторое время, потому что большая
часть товаров, которые он хотел купить, могла
быть доставлена ему только через несколько месяцев. Чтобы немного компенсировать себе
расходы на эту задержку, он купил лодку, груженную
разными товарами, из которых тонкинцы делают
обычная торговля с соседними островами; и, посадив на это небольшое
судно сорок человек, в том числе троих местных, он сделал меня его капитаном
и предоставил мне власть на два месяца, пока он будет заниматься своими
делами в Тонкине.

Не прошло и трех дней, как мы были в море, как
поднялся сильный шторм, и нас пять дней толкало
на северо-восток, а затем на восток. Погода стала немного
спокойнее, но западный ветер все еще дул довольно сильно.

На десятый день два пирата погнались за нами и вскоре
схватили нас, потому что мой корабль был так загружен, что шел очень медленно
медленно и что мы были не в состоянии предпринять маневр
, необходимый для защиты.

Двое пиратов поднялись на абордаж и вошли на наш
корабль во главе своих людей; но, обнаружив, что мы все лежим
на животе, как я приказал, они ограничились тем, что
связали нас и, приставив к нам охрану, отправились
осматривать лодку.

Я заметил среди них одного голландца, который, казалось, обладал некоторым
авторитетом, хотя и не был командующим. По нашим
манерам он понял, что мы англичане, и, разговаривая с нами на его языке,
он говорит нам, что мы собираемся связать всех нас вместе и бросить
в море. Поскольку я довольно хорошо говорил по-голландски, я
объявил ему, кто мы такие, и призвал его, учитывая
общее название христиан и христиан-реформатов, соседей,
союзников, заступиться за нас перед капитаном. Мои слова
только разозлили его: он удвоил свои угрозы и,
повернувшись к своим спутникам, заговорил с ними на японском языке,
часто повторяя имя _христианос_.

Самым большим кораблем этих пиратов командовал
японский капитан, немного говоривший по-голландски: он подошел ко мне
и, задавая мне разные вопросы, на которые я отвечал
очень смиренно, заверил меня, что нас не лишат жизни.
Я сделал ему очень глубокий поклон и, обратившись затем к
голландцу, сказал ему, что очень расстроен, обнаружив
в идолопоклоннике больше человечности, чем в христианине; но
вскоре мне пришлось раскаяться в этих неосторожных словах, потому что этот
жалкий негодяй, тщетно пытавшийся убедить меня в том, что я не являюсь христианином. убедить обоих
капитанов бросить меня в море (чего ему не хотелось
предоставить из-за данного мне слова), понял, что
со мной будут обращаться еще строже, чем если бы меня заставили
умереть. Моих людей разместили на обоих кораблях и в
лодке; что касается меня, то было решено бросить меня на произвол судьбы в
маленькой шлюпке с веслами, парусом и припасами на
четыре дня. Японский капитан увеличил их вдвое и
получил это благотворительное увеличение из своих собственных запасов продовольствия; он
даже не хотел, чтобы меня обыскивали. Итак, я спустился в шлюпку
, в то время как мой жестокий голландец схватил меня с палубы,
из всех оскорблений и проклятий, которые его язык мог
ей дать.

Примерно за час до того, как мы увидели двух пиратов,
я набрал высоту и обнаружил, что мы находимся на широте сорок
шесть градусов и долготе сто восемьдесят три.
Когда я немного удалился, я обнаружил с помощью прицела
несколько островов на юго-западе. Поэтому я поднял парус
при хорошем ветре, намереваясь подойти к ближайшему из этих
островов, что мне с трудом удалось сделать за три часа. Эта
остров был всего лишь скалой, где я нашел много яиц
птиц; поэтому, щелкнув зажигалкой, я поджег несколько
вересковых пустошей и несколько морских камышей, чтобы приготовить эти яйца,
которые в тот вечер были всей моей едой, решив по возможности экономить
свои припасы. Я провел ночь на
этой скале, где, расстелив под собой пустоши, я
выспался.

На следующий день я отплыл на другой остров, а оттуда на
третий и четвертый, иногда используя свои весла;
но, чтобы не утомлять читателя, я скажу ему только
, что через пять дней я достиг последнего острова, который у меня был
вид, который находился к юго-западу от первого.

Этот остров был дальше, чем я думал, и я смог добраться
туда всего за пять часов. Я прошел почти весь путь, прежде чем
нашел место, где я мог бы подойти к нему. Выйдя на берег в
небольшой бухте, которая была в три раза шире моей шлюпки, я
обнаружил, что весь остров представляет собой просто скалу с несколькими
участками, где на ней росла трава и очень пахучие травы.
Я взял свои небольшие припасы и, немного подкрепившись,
сложил остальное в одну из пещер, в которой была большая
имя. Я собрал несколько яиц со скалы и сорвал
несколько морских камышей и сухих трав, чтобы на следующий
день зажечь их, чтобы сварить яйца, потому что у меня было с собой ружье,
фитиль и горящий стакан. Я провел всю ночь в
погребе, куда сложил свои припасы; моей постелью были те самые
сухие травы, предназначенные для костра. Я мало спал, так
как волновался еще больше, чем лас.

Я считал невозможным не умереть в таком
убогом месте. Я оказался настолько подавлен этими размышлениями, что
у меня не хватило смелости встать, и, прежде чем у меня хватило
сил выбраться из подвала, день был уже на исходе: стояла
прекрасная погода, а солнце светило так ярко, что я был вынужден
отвернуться.

Но вот внезапно погода становится темнее,
но совсем не так, как это происходит из-за присутствия
облака. Я повернулся к солнцу и увидел большое
, непрозрачное и подвижное тело между ним и мной, которое, казалось, двигалось туда-сюда. Это
подвешенное тело, показавшееся мне высотой в две мили, заставило меня
солнце скрылось примерно на шесть или семь минут; но я не мог
хорошо его рассмотреть из-за темноты. Когда это тело
приблизилось к тому месту, где я находился, оно показалось мне твердым
веществом, основание которого было плоским, сплошным и блестело в
отражении моря. Я остановился на возвышении,
примерно в двухстах шагах от берега, и увидел, как то же самое тело спустилось и
приблизилось ко мне примерно на милю. Тогда я взял свой
телескоп и обнаружил большое количество
движущихся людей, которые смотрели на меня и смотрели друг на
друга.

Естественная любовь к жизни
вызвала у меня чувство радости и надежды, что это приключение поможет мне
выйти из того плачевного состояния, в котором я находился; но в то же время
читатель не может представить себе моего удивления, когда я увидел
в воздухе своего рода остров, населенный людьми. люди, которые обладали искусством и силой
поднимать, опускать и заставлять ее двигаться по своему усмотрению;
но, не будучи в то время в настроении философствовать по поводу такого странного
явления, я ограничился наблюдением за тем, в какую сторону
повернет остров, потому что мне показалось, что он остановился на некоторое время.
Однако она приблизилась ко мне с другой стороны, и я смог обнаружить
там несколько больших террас и лестниц, расположенных друг от
друга, чтобы общаться друг с другом.

На самой нижней террасе я увидел нескольких мужчин, которые
ловили птиц в очереди, а другие наблюдали. Я
помахал им шляпой и носовым платком; и когда
я подошел поближе, я закричал изо всех сил;
и, присмотревшись, я увидел толпу
людей, собравшихся на краю, который был против меня. Я обнаружил
по их позам они видели меня, хотя и не отвечали мне
. Затем я заметил пять или шесть человек, поспешно поднимавшихся на
вершину острова, и я подумал, что их
послали к нескольким авторитетным людям, чтобы получить от
них инструкции о том, что мы должны делать в этом случае.



Толпа островитян увеличилась, и менее чем за полчаса
остров подошел так
близко, что между ним и мной оставалось не более ста шагов. Именно тогда я принял различные
смиренные и трогательные позы и начал молить
самые яркие из них; но я не получил ответа; те, кто
казался мне наиболее близким, были, судя по их одежде,
выдающимися людьми.

В конце концов, один из них сказал мне свой голос на ясном,
вежливом и очень мягком языке, звук которого приближался к итальянскому;
я ответил также на итальянском, полагая, что звук и
акцент этого языка будут более приятными для их ушей
, чем любой другой язык. Эти люди поняли мою мысль; мне сделали
знак сойти со скалы и подойти к берегу, что я
и сделал; и вот летающий остров опустился на один градус
когда это было уместно, меня сбросили с террасы снизу цепью с
прикрепленным к ней небольшим сиденьем, на котором я сидел,
и через мгновение меня сняли с помощью варежки.




Глава II

_характерность лапутян, идея их ученых, их короля и
его двора. Прием, который мы проводим автору. Опасения и
опасения местных жителей. Характер лапутских женщин._


Когда я прибыл, я увидел себя окруженным толпой людей, которые
смотрели на меня с восхищением, и я посмотрел точно так же, никогда еще
не видя столь необычной расы смертных в его облике, в
его одежда и манеры; они склоняли головы
то вправо, то влево; один глаз у них был обращен внутрь, а
другой - к небу. Их одежда была пестро украшена фигурами
солнца, луны и звезд, а также украшена скрипками,
флейтами, арфами, трубами, гитарами, лютнями и
несколькими другими инструментами, неизвестными в Европе. Я увидел вокруг
них нескольких слуг, вооруженных мочевыми пузырями, привязанными, как
бичом, к концу маленькой палки, в которых было
определенное количество мелких камешков; время от времени они ударялись о камни.
время от времени эти пузыри попадали то в рот, то в уши
тем, с кем они были близки, и я сначала не мог догадаться о
причине этого. Умы этого народа казались настолько отвлеченными и
погруженными в медитацию, что они не могли ни говорить, ни быть
внимательными к тому, что им говорили, без помощи этих
шумных пузырей, которыми их били либо по рту, либо по
ушам, чтобы разбудить их. Вот почему люди, у которых
были средства, всегда содержали прислугу
, которая служила им наставником и без которой они никогда не выходили на улицу.

Занятие этого офицера, когда два или три человека
находились вместе, состояло в том, чтобы ловко поднести пузырек ко
рту того, с кем он должен был говорить, а затем к
правому уху того или тех, кому была адресована речь.
Смотритель всегда сопровождал своего хозяина, когда тот выходил на улицу, и
был вынужден время от времени прикладывать ему к
глазам мочевой пузырь, потому что без этого его глубокая задумчивость
вскоре привела бы к тому, что он рисковал упасть в какую-нибудь пропасть,
удариться головой о какой-нибудь столб, толкнуть ноги и т. Д. другие в
на улицах или быть сброшенным с них в ручей.

Меня заставили взойти на вершину острова и войти во дворец
короля, где я увидел Его Величество на троне в окружении людей
самого высокого звания. Перед троном стоял большой стол,
покрытый глобусами, сферами и всевозможными математическими инструментами
. король не обратил на меня никакого внимания, когда
я вошел, хотя толпа, сопровождавшая меня, подняла очень большой
шум; затем он был занят решением какой-то проблемы, и мы
стояли перед ним не менее целого часа, ожидая, пока Его
Его Величество закончил бы свою операцию. При нем было два пажа
с пузырьками в руках, один из которых, когда Его Величество
прекратил работу, мягко и почтительно ударил его по
губам, а другой - по правому уху. Затем король, казалось
, проснулся от испуга и, взглянув на меня и на окружающий
мир, вспомнил, что ему сказали о моем
приезде незадолго до этого; он сказал мне несколько слов, и
тотчас к нему подошел молодой человек с мочевым пузырем. я и
приложил его к правому уху; но я сделал знак, чтобы он был
излишне брать на себя это бремя, что дало королю и всему
двору высокое представление о моем интеллекте. Король задавал мне разные
вопросы, на которые я отвечал, не понимая ни того
, ни другого. Вскоре после этого меня отвели в
квартиру, где мне подали ужин. Четыре знатных человека
оказали мне честь сесть со мной за стол;
у нас было две порции, каждая из которых состояла из трех блюд. Первая
порция состояла из бараньей лопатки, нарезанной
равносторонним треугольником, куска говядины в форме ромбоида и
из кровяной колбасы под циклоидной. Второй порцией были две
утки, похожие на две скрипки, сосиски и
оленины, похожие на флейты и гобои, и
телячья печень, похожая на арфу. Хлеб, который нам
подавали, имел форму конусов, цилиндров,
параллелограммов.

После ужина ко мне пришел человек от короля с
пером, чернилами и бумагой и знаками дал мне понять
, что ему приказано научить меня языку страны. Я был с
ним около четырех часов, в течение которых писал о двух
столбцы большое количество слов с переводом по отношению. Он
также выучил меня нескольким коротким фразам, смысл которых он раскрыл мне
, объяснив передо мной, что они означают. Затем мой учитель
показал мне в одной из своих книг изображение солнца и
луны, звезд, зодиака, тропиков и полярных кругов
, назвав мне названия всего этого, а также
всевозможных музыкальных инструментов с соответствующими терминами этого искусства
к каждому инструменту, Когда он заканчивал свой урок, я
специально составлял очень хороший маленький словарь
все слова, которые я выучил, и за несколько коротких дней, благодаря своей
счастливой памяти, я неплохо владел лапутским языком.



На следующее утро пришел портной, чтобы измерить меня.
Портные в этой стране занимаются своим ремеслом иначе, чем в Европе.
Сначала он измерил высоту моего тела четвертью окружности,
а затем с помощью линейки и циркуля, измерив мой рост и
всю пропорцию моих конечностей, произвел свои расчеты на
бумаге и через шесть дней принес мне очень плохо
сшитую одежду; он извинился передо мной за это, сказав, что имел несчастье
ошибаться в своих предположениях.

В тот день Его Величество приказал продвинуть его остров к
Лагадо, который является столицей своего сухопутного королевства, а
затем направляется в определенные города и деревни, чтобы получать
запросы от своих подданных. для этого было брошено несколько веревок с
маленькими грузилами на конце, чтобы народ связал свои места
к тем веревочкам, которые мы потом натягивали, и которые, казалось, поднимались в воздух
, как воздушные змеи.

Мои знания математики очень помогли мне
понять их манеру речи и их метафоры, взятые из
в основном математика и музыка, потому что я немного
музыкант. Все их идеи заключались только в линиях и фигурах,
а само их изящество было полностью геометрическим. Если, например,
они хотели похвалить красоту молодой девушки, они говорили, что
ее белые зубы представляют собой красивые и совершенные параллелограммы,
что ее брови представляют собой очаровательную дугу или красивую часть
окружности, что ее глаза образуют восхитительный эллипс., что ее горло
украшено двумя асимптотическими шарами, и так во всем остальном.
Синус, касательная, изогнутая линия, конус, цилиндр,
овал, парабола, диаметр, радиус, центр, точка
- вот некоторые из терминов, которые входят в ласковый язык.

Их дома были очень плохо построены: дело в том, что в этой стране практическую
геометрию презирали как нечто вульгарное и
механическое. Я никогда не видел людей таких глупых, таких отрицающих, таких
неуклюжих во всем, что касается обычных действий и
образа жизни. Кроме того, они являются
худшими в мире рассуждателями, всегда готовыми противоречить, если не
тогда, когда они думают правильно, что случается с ними редко, и тогда
они молчат; они знают только, что такое воображение,
изобретение, портреты, и в их языке нет даже слов,
выражающих эти вещи. Поэтому все их произведения и даже их
стихи кажутся теоремами Евклида.

Некоторые из них, в основном те, кто занимается
астрономией, занимаются судебной астрологией, хотя и
не решаются признаться в этом публично; но что меня больше
всего удивило, так это их склонность к политике
и их любопытство к новостям; они непрерывно говорили
государственные дела, и безапелляционно выносили свои суждения обо всем
, что происходило в кабинетах князей. Я часто
замечал тот же характер у наших математиков в Европе,
никогда не находя ни малейшей аналогии между
математикой и политикой, если только не предположить, что,
поскольку наименьший круг имеет столько же степеней, сколько и самый большой,
тот, кто умеет рассуждать о круге, начерченном на бумага
также может рассуждать о сфере мира; но разве это
не естественный недостаток всех людей, которые доставляют себе удовольствие
естественно говорить и рассуждать о том, что они
меньше всего слышат?

Этот народ кажется всегда обеспокоенным и встревоженным, и то, что никогда
не нарушало покоя других людей, является постоянным предметом их
страхов и опасений: они опасаются изменения
небесных тел; например, что земля из-за постоянного приближения
к солнцу в конце концов будет поглощена пламенем
этой ужасной звезды; пусть этот природный факел
мало-помалу зарастет своей пеной и не угаснет
совсем для смертных; они опасаются, что следующая комета, которая,
по их расчетам, он появится через тридцать один год и одним ударом своего
хвоста не разнесет землю и не превратит ее в пепел; они все
еще опасаются, что солнце, распространяя лучи
во все стороны, в конце концов изнашивается и полностью теряет свою
сущность. Это обычные страхи и тревоги, которые
лишают их сна и лишают их всевозможных удовольствий;
кроме того, как только они встречаются утром, они
сначала спрашивают друг друга о новостях о солнце, о том, как оно
поживает и как оно вставало и ложилось.




Глава III

_феномен, объясненный современными философами и астрономами.
Лапутяне - великие астрономы. Как король подавляет
мятежи._


Я попросил у короля разрешения осмотреть достопримечательности острова;
он согласился со мной и приказал одному из своих придворных
сопровождать меня. Я хотел прежде всего узнать, в каком естественном
или искусственном секрете заключался принцип этих разнообразных движений, о которых я
собираюсь дать читателю точный и философский отчет.

Летающий остров идеально круглый; его диаметр составляет семь
тысяч восемьсот тридцать семь полукругов, то есть примерно
четыре тысячи шагов, и в результате получается около десяти тысяч
акров земли. Дно этого острова или поверхность под ним, какой
она кажется тем, кто смотрит на нее снизу, подобна
широкому алмазу, отполированному и ограненному ровно, который отражает
свет на расстоянии четырехсот шагов. Над ним есть несколько полезных ископаемых,
расположенных в соответствии с обычным рангом добычи, а сверху - плодородная
почва глубиной десять или двенадцать футов.

Наклон частей окружности к центру верхней
поверхности является естественной причиной того, что все дожди и
росы, падающие на остров, небольшими
ручьями уносятся к середине, где собираются в четыре больших
бассейна, каждый длиной около полумили. На расстоянии двухсот
шагов от центра этих бассейнов вода
в течение дня постоянно притягивается и откачивается солнцем,
что предотвращает перелив. Кроме того, поскольку монарх в силах
поднять остров над областью земных облаков и
паров, он может, когда ему заблагорассудится, предотвратить выпадение
дождя и росы, что не под силу никому
властелин Европы, который, ни от кого не зависимый, всегда зависит
от дождя и хорошей погоды.

В центре острова находится отверстие диаметром около двадцати пяти туазов
, через которое астрономы спускаются в широкий купол,
который по этой причине называется Фландола Ганоле, или _кавой
астрономов_, расположенной на глубине пятидесяти туазов над
верхней поверхностью алмаза.. В этом погребе
постоянно горят двадцать ламп, которые благодаря отражению
алмаза излучают яркий свет со всех сторон. Это место является
украшен секстантами, циферблатами, телескопами, астролябиями и
другими астрономическими инструментами; но величайшая достопримечательность,
от которой зависит даже судьба острова, - это огромный магнитный камень
, вырезанный в форме ткацкого челнока.

Она имеет длину в три сажени, а в наибольшей толщине
- не менее полутора сажен. Этот магнит подвешен паr
большая алмазная ось, проходящая через середину камня, на
которой он играет и которая расположена так точно, что
очень слабая рука может повернуть его; она окружена
алмазным кругом в форме полого цилиндра
глубиной четыре фута, диаметром около 100 мм. толщиной в несколько футов и диаметром в шесть крыш
, расположенный горизонтально и поддерживаемый восемью пьедесталами,
все алмазные, высотой по три крыши каждый. На вогнутой стороне
круга имеется углубление глубиной двенадцать дюймов, в которое
помещаются концы оси, которая при
необходимости поворачивается.

Никакая сила не может сдвинуть камень с места, потому что круг и
ножки круга составляют одно целое с корпусом
алмаза, который составляет основу острова.

Именно с помощью этого магнита остров поднимается, опускается и
меняет свое положение; ибо по сравнению с тем местом на земле, на
котором правит монарх, камень с одной стороны
наделен притягательной силой, а с другой - отталкивающей. Таким образом,
когда ему нравится, чтобы магнит был повернут к земле своим
_полюсом-другом_, остров опускается; но когда вражеский _полюс_ повернут
к той же земле остров восходит. Когда положение земли
наклонено, движение острова такое же; потому что в этом
магните силы всегда действуют по линии, параллельной его
направлению; именно этим наклонным движением остров приводится в движение
к различным частям владений монарха.

Король был бы самым абсолютным принцем во вселенной, если бы он мог
заставить своих министров во всем угождать ему; но они, имея
свои земли ниже на материке и считая
благосклонность принцев преходящей, не проявляют осторожности.
причинение вреда самим себе, угнетая свободу своих
соотечественников.

Если какой-либо город восстает или отказывается платить налоги, у короля
есть два способа уменьшить его. Первый и самый умеренный -
удержать свой остров над мятежным городом и прилегающими землями
; этим он лишает страну и солнца, и росы,
что вызывает болезни и смертность; но если преступление того
заслуживает, мы обременяем их большими камни, которые бросают в них с вершины
острова, за которые они могут ручаться, только спасаясь в
своих кладовых и подвалах, где они проводят время в
пить свежим, пока крыши их разнесены на куски.
Если они будут безрассудно продолжать свое упрямство и
бунтовать, король прибегнет к последнему средству, которое состоит
в том, чтобы обрушить на их головы свинцовый остров, который сокрушит все
дома и жителей. Принц, тем не менее, редко доводит
себя до такой ужасной крайности, которую министры осмеливаются ему
посоветовать, поскольку этот насильственный метод сделает его ненавистным для народа
и нанесет ущерб им самим, владеющим собственностью на материке.: ибо остров принадлежит только королю, который также не имеет ничего общего с королем.
есть только
остров для любого поместья.

Но есть еще одна, более веская причина, по которой
короли этой страны всегда были далеки от применения этого последнего
наказания, за исключением крайней необходимости: это то, что если
город, который хотят разрушить, был расположен недалеко от нескольких высоких
скал (потому что есть такие в этой стране, а также в Англии, рядом
с крупными городами, которые специально были построены рядом с этими скалами
, чтобы уберечься от гнева королей), или если бы на нем было
большое количество шпилей и каменных пирамид, королевский остров
своим падением мог бы разрушиться. В основном это
шпили, которых боится король, и народ это хорошо знает. Кроме того,
когда Его Величество больше всего разгневан, он всегда
очень осторожно спускается по своему острову, опасаясь, по его словам, угнетения своего
народа, но в глубине души он сам боится, что
шпили разрушат его остров. В этом случае философы считают
, что магнит больше не сможет поддерживать ее, и она
упадет.




Глава IV

_АВТОР покидает остров Лапута и отправляется в Бальнибарбс.
Его прибытие в столицу. Описание этого города и
его окрестностей. Его любезно принял великий лорд._


Хотя я не могу сказать, что со мной плохо обращались в этом
остров, это правда, однако, что я считал, что им пренебрегают и
, если не сказать больше, презирают. Принца и людей там интересовала только
математика и музыка; я был в этом отношении намного ниже
их, и они отдавали мне должное, не обращая на меня внимания.

С другой стороны, после того, как я увидел все достопримечательности острова,
у меня возникло сильное желание уехать с него, так как я очень устал от этих
воздушных островитян. По правде говоря, они преуспели в
науках, которыми я очень дорожу и к которым у меня даже есть некоторые пристрастия;
но они были так поглощены своими размышлениями, что я никогда не
оказывался в такой печальной компании. Я разговаривал
только с женщинами (что за разговор для морского философа!),
Только с ремесленниками, смотрителями, придворными пажами и другими
подобными людьми, что еще больше усиливало презрение
, которое ко мне питали; но, по правде говоря, мог ли я поступить иначе?
Были только те, с кем я мог завязать деловые отношения; остальные не
разговаривали.

При дворе был великий лорд, фаворит короля, и
только по этой причине к нему относились с уважением, но который
тем не менее, в целом его считали очень невежественным и
довольно глупым человеком; он выдавал себя за человека чести и
порядочности, но у него совсем не было музыкального слуха,
и, как говорят, он довольно плохо отбивал такт; добавим, что он
никогда не мог изучите самые простые математические предложения
. Этот господин оказал мне тысячу знаков доброты; он
часто оказывал мне честь приходить ко мне, желая узнать
о делах Европы и обучиться обычаям, нравам,
законам и наукам различных народов, среди которых
я остался; он всегда слушал меня с большим вниманием
и делал очень приятные замечания по поводу всего, что я ему
говорил. Два наблюдателя следили за его формой, но он
использовал их только при дворе и во время церемониальных визитов; когда мы
были вместе, он всегда их снимал.

Я умолял этого господа ходатайствовать за меня перед Его Величеством
, чтобы получить мое разрешение. Король с сожалением пожаловал мне эту милость,
как он был добр сказать мне, и сделал мне несколько
выгодных предложений, от которых я отказался, выразив ему свою глубокую
признательность.

16 февраля я простился с Его Величеством, которое сделало мне значительный подарок
, и мой защитник подарил мне бриллиант вместе с рекомендательным
письмом для лорда из числа его друзей, проживающих в
Лагадо, столица Бальнибарбов. Когда остров завис
над горой, я спустился с последней террасы
острова тем же путем, которым поднялся наверх.

Континент назван в честь Бальнибарбеса, а столица, как
я уже сказал, называется Лагадо. Сначала
для меня было довольно приятным удовлетворением то, что я больше не был в воздухе и оказался в
твердая земля. Я вошел в город без каких-либо затруднений и
смущения, одетый как местные жители и достаточно
хорошо знающий язык, чтобы говорить на нем. Вскоре я нашел жилье
человека, которому меня порекомендовали. Я представил ему письмо
великого лорда, и оно было очень хорошо получено. Этот человек, который
был бальнибарбским лордом и которого звали Муноди, дал мне
прекрасную квартиру в своем доме, где я жил во время своего пребывания в этой
стране, и где со мной очень хорошо обращались.

На следующее утро после моего приезда Муноди взял меня к себе
я поехал в карете, чтобы осмотреть город, который велик, как
половина Лондона; но дома были построены странно, и
большинство из них пришло в упадок; люди, одетые в лохмотья,
шли по улицам торопливым шагом,
свирепо озираясь. Мы прошли через одни из городских ворот и
продвинулись примерно на три тысячи шагов в сельскую местность, где я увидел
большое количество пахарей, которые обрабатывали землю
разными орудиями, но я не мог догадаться, что они
делают: я нигде не видел ни травинки, ни травы. из
зерно. Я попросил своего водителя хорошо объяснить
мне, что все эти головы и все эти занятые руки делали с
городом и деревней, не видя от этого никакого эффекта; ибо, по правде говоря,
я никогда не встречал ни такой плохо возделанной земли, ни
домов в таком плохом состоянии, и я не видел, чтобы они были в таком состоянии. ни ветхих, ни такого жалкого
и жалкого народа.



Лорд Муноди несколько лет был губернатором
Лагадо; но кабала министров свергла его, к
большому сожалению народа. однако король ценил его как человека
у кого были честные намерения, но у кого не было духа
суда.

Когда я таким образом открыто критиковал страну и ее жителей,
он ничего не ответил мне, кроме того
, что я пробыл среди них недостаточно долго, чтобы судить об этом, и что у разных народов
мира разные обычаи; он высказал мне несколько
других подобных общих мест; но, когда мы пришли в себя, он сказал мне, что я не был среди них достаточно долго, чтобы судить об этом, и что у разных народов мира разные обычаи; он сказал мне несколько других подобных общих мест; но, когда мы вернувшись
домой, он спросил меня, как я нахожу его дворец, какие
нелепости я замечаю в нем и что я нахожу плохого в
одежде и манерах его слуг. Он мог меня
легко задать этот вопрос, потому что в его доме все было красиво,
ровно и вежливо. Я ответил, что его величие, благоразумие и
богатство избавили его от всех недостатков, из-за которых
другие сходили с ума и дурачились; он сказал мне, что, если бы я хотел поехать с
ним в его загородный дом, который находился в двадцати милях, у него было
бы больше свободного времени, чтобы побеседовать со мной, особенно об этом. Я ответил Ее
Превосходительству, что сделаю все, что она пожелает, и мы
отправились в путь на следующее утро.

Во время нашего путешествия он заставил меня понаблюдать за различными методами
пахари, чтобы засеять свою землю. Однако, за исключением
нескольких мест, я не обнаружил во всей стране ни
надежды на урожай, ни даже каких-либо следов урожая; но,
пройдя еще три часа, картина полностью изменилась.
Мы оказались в очень красивой сельской местности. Дома
пахарей находились немного в стороне и были очень хорошо застроены;
поля были огорожены и окружены виноградниками, пшеницей,
лугами, и я не помню, чтобы видел что-нибудь настолько
приятное. Господь, наблюдавший за моим вместилищем, сказал мне тогда:
вздыхая о том, что здесь начинается его земля; что, тем не менее, местные жители
насмехались и презирали его за то, что он не
лучше вел свои дела.

Наконец мы добрались до его замка, который имел очень благородное
строение: фонтаны, сады, аллеи,
аллеи, рощи - все было расположено с
умом и вкусом. Я воздал хвалу каждому предмету, и, казалось, Его Превосходительство
заметил это только после ужина.

Итак, не имея третьей стороны, он с очень грустным видом сказал мне
, что не знает, не придется ли ему в ближайшее время покончить со своими
дома в городе и деревне, чтобы перестроить их в соответствии с модой и
разрушить весь свой вкус, чтобы привести его в соответствие с современными вкусами;
но что он все же боялся прослыть амбициозным,
необычным, невежественным и своенравным и, возможно, тем самым вызвать недовольство
хороших людей; что я перестану удивляться, когда
узнаю некоторые особенности, о которых не знал.

Он говорит мне, что в течение примерно четырех лет некоторые люди
приезжали в Лапуту либо по своим делам, либо для
развлечения, и что через пять месяцев они уехали оттуда с
очень легкий оттенок математики, но полный
изменчивых духов, собранных в этой воздушной области; что эти люди,
по возвращении они начали не одобрять то, что происходило
в стране снизу, и задумали поставить
искусство и науку на новую ступень; что для этого они
получили патентные грамоты на создание академии инженеров
, то есть людей систем; что люди были
настолько причудливы, что в каждом крупном городе существовала академия таких людей
; что в этих академиях или колледжах люди, которые не были обучены, не были обучены.
профессора нашли новые методы в
сельском хозяйстве и архитектуре, а также новые инструменты и
приспособления для всех ремесел и мануфактур, с помощью
которых один человек мог бы работать столько же, сколько десять, и
дворец можно было построить за неделю из таких прочных материалов,
что он прослужил бы вечно, не требуя дополнительных затрат. ремонта; все
плоды земли должны были рождаться в любое время года,
в сто раз больше, чем сейчас, с бесконечным множеством других
замечательных начинаний. «Жаль, - продолжал он, - что ни один из этих
до сих пор проекты не были доведены до совершенства, за короткое время вся
сельская местность была ужасно разорена, большинство домов
пришло в упадок, а люди, совершенно голые, умерли от
холода, жажды и голода. При всем этом они отнюдь не были обескуражены,
они стали более активными в своем стремлении к своим системам, движимые
, в свою очередь, надеждой и отчаянием». Он добавил, что,
что касается его, то, не будучи предприимчивым духом, он
ограничился тем, что действовал в соответствии со своими желаниями. древний метод - жить в
домах, построенных его предками, и делать то, что у них было
сделано, ничего не вводя новшеств; что некоторые достойные люди
последовали его примеру, но на них смотрели с презрением
и даже сделали себя отвратительными, как люди с дурными намерениями,
враги искусства, невежественные, плохие республиканцы, предпочитающие свое
удобство и безделье общему благу страны.

Его Превосходительство добавил, что он не хотел
подробно рассказывать о том удовольствии, которое я получу, когда посещу академию
систем; что он только хотел, чтобы я посмотрел
на разрушенное здание на склоне горы; что то, что я увидел, в конце концов, могло бы быть правдой.
в полумиле от его замка находилась мельница, которую уносило течение
большой реки, и которой было достаточно для его
дома и для многих его вассалов; что
примерно семь лет назад к нему пришла компания инженеров
с предложением срубить эту мельницу и построить ее. еще один у подножия
горы, на вершине которого будет построен резервуар
, по которому воду можно будет легко подавать по трубам и с помощью
машин, тем более что ветер и воздух на вершине горы
будут перемешивать воду и делать ее более текучей, и что вес воды может быть увеличен.
падающая вода своим падением заставила бы мельницу вращаться вместе с
половиной течения реки; он сказал мне, что, будучи не в порядке при
дворе, потому что до сих пор он не участвовал ни в одной из
новых систем, и, под давлением нескольких своих друзей, он
согласился. проект; но после того
, как он проработал над ним два года, проект оказался неудачным, и
подрядчики скрылись.

Вскоре после этого я пожелал посетить академию систем, и
Его Превосходительство любезно согласился дать мне человека, который мог бы мне там помочь
сопровождать; возможно, он принимал меня за большого поклонника
новинок, за пытливый и доверчивый ум. В сущности,
в юности я был в некотором роде специалистом по проектам и системам,
и даже сегодня все новое и смелое мне
очень нравится.




Глава V

_АВТОР посещает академию и делает ее описание._


Корпус этой академии представляет собой не единый жилой корпус
, а набор различных построек по обе стороны внутреннего
двора.

Меня очень честно принял консьерж, который сначала сказал нам
, что в этих зданиях в каждой комнате есть
инженера, а иногда и нескольких, и что в академии было около пятисот
комнат. Он тут же велел нам подняться наверх и
осмотреть апартаменты.

Первый механик, которого я увидел, показался мне худощавым крепким мужчиной:
лицо и руки у него были покрыты грязью, борода и длинные
волосы, одежда и рубашка того же цвета, что и его
кожа; он восемь лет работал над любопытным проектом, который, как нам
сказали, был:он собирает солнечные лучи, чтобы поместить
их в плотно закупоренные банки и чтобы они могли служить
чтобы согреть воздух, когда лето будет не таким жарким; он сказал
мне, что еще через восемь лет он сможет обеспечить сады
финансистов солнечным светом по разумной цене; но он
жаловался, что у него мало средств, и он пообещал мне
дать ему что-нибудь, чтобы подбодрить его.

Я перешел в другую комнату; но я быстро отвернулся, не
в силах вынести неприятного запаха. Мой водитель втолкнул меня
внутрь и стал умолять меня быть осторожным, чтобы не обидеть человека
, который обидится на это; поэтому я не осмелился даже зажать нос.
Инженер, который жил в этой комнате, был самым старым
в академии: его лицо и борода были бледно-
желтого цвета, а руки вместе с одеждой были покрыты отвратительным мусором
. Когда я был представлен ему, он очень
крепко поцеловал меня, вежливость, с которой я бы справился.
С момента поступления в академию его занятием было пытаться
восстановить элементы материалов, которые использовались в
пищу, чтобы вернуть их в пищевое состояние.

Я живу с другим, который занимается обжигом льда, чтобы извлечь из него,
он сказал, что из крепкой хорошей селитры делают порох;
он показал мне трактат о податливости огня, который он
хотел опубликовать.

Затем я увидел очень изобретательного архитектора, который нашел замечательный
метод строительства домов, начиная с
конька крыши и заканчивая фундаментом, проект, который он
легко оправдал для меня на примере двух насекомых, пчелы и паука.

Был человек, слепой от рождения, у которого было
несколько таких же слепых учеников, как и он. Их занятие состояло в том, чтобы
составляйте цвета для художников. Этот учитель учил их
различать их по такту и по запаху. Я был достаточно
несчастлив, чтобы найти их тогда очень необразованными, да и сам мастер
, как можно судить, был не более искусным.

Я поднялся в квартиру, где жил великий человек, который
открыл секрет вспашки земли свиньями и
сэкономил на расходах на лошадей, волов, плуг и
пахаря. вот его метод: на площади одного акра земли было
закопано количество желудей размером шесть на шесть дюймов, из
фиников, каштанов и других подобных фруктов, которые
нравятся свиньям; тогда на поле выпускали по шестьсот с лишним таких
животных, которые своими ногами и мордами
за очень короткое время приводили землю в состояние, пригодное для засева,
откармливали ее и в других местах. возвращая ему то, что они там взяли. К
несчастью, мы провели эксперимент; и, кроме того, что мы сочли
систему дорогостоящей и неудобной, поле почти ничего
не дало. тем не менее не было никаких сомнений в том, что это изобретение не могло быть
иметь очень большое значение и иметь реальную пользу.

В комнате напротив жил человек, у которого были противоположные представления об
одном и том же объекте. Он утверждал, что будет управлять
плугом без волов и лошадей, но с помощью
ветра, и для этого построил плуг с мачтой и
парусами; он утверждал, что тем же способом он будет приводить в движение
телеги и экипажи, и что в дальнейшем
он будет управлять ими., можно было бы управлять почтовым отделением в седле, плавая как на
суше, так и на море; что, поскольку на море мы шли при всех
ветрах, нетрудно было сделать то же самое на
суше.

Я прошел в другую комнату, которая была вся завешана
паутиной и в которой едва хватало места, чтобы
дать проход рабочему. Как только он увидел меня, он закричал: «
Берегитесь порвать мои полотна!» Я беседую с ним, и он говорит мне, что
это жалкая вещь, чем слепота, в которой люди
до сих пор пребывали по отношению к шелкопрядам, в то время как
в их распоряжении было так много домашних насекомых
, которых они не использовали, и которые, тем не менее, были предпочтительнее
шелкопрядов, которые, тем не менее, были более опасными, чем шелкопряды. умели только прясть; вместо этого паук
умели бы все вместе прясть и подшивать. Он добавил, что использование
паутины еще больше сэкономит в дальнейшем на расходах на
краситель, что я легко понял, когда он
показал мне большое количество разноцветных и очаровательных мух
, которыми он кормил своих пауков; что он был уверен, что их
паутина безошибочно примет цвет этих мух. мух, и
что, поскольку у него были все виды мух, он также надеялся
вскоре увидеть полотна, способные своими красками удовлетворить
все различные вкусы людей, как только он сможет
найдите определенную пищу, достаточно клейкую для своих
мух, чтобы нити паука приобрели от нее большую
прочность и прочность.

Затем я увидел известного астронома, который намеревался установить
циферблат на вершине большой колокольни городского дома,
таким образом регулируя дневные и годовые движения
Солнца в зависимости от ветра, чтобы они могли согласовываться с движением
флюгера.

Посетив здание искусств, я перешел в другой
жилой корпус, где находились системщики по сравнению с
к наукам. Сначала мы поступили в языковую школу, где
нашли трех академиков, которые вместе рассуждали о
том, как украсить язык.

Один из них придерживался мнения, что для сокращения речи следует свести все
слова к простым односложным словам и исключить все глаголы и
причастия.

Другой пошел еще дальше и предложил способ исключить все
слова, чтобы можно было рассуждать, не разговаривая, что было
бы очень полезно для грудной клетки, потому что ясно, что при
разговоре легкие изнашиваются и здоровье ухудшается. Корабль, который он
найти - значит нести на себе все то
, о чем хотелось бы поговорить. Говорят, что этой новой системе следовало бы
следовать, если бы женщины не возражали.
Тем не менее, многие высшие умы этой академии не позволяли себе
придерживаться такого способа выражения вещей самими вещами
, что их смущало только тогда, когда они имели
поговорить на разные темы; тогда приходилось нести
на своих спинах огромное бремя, если только у них не было одного или
двух очень сильных лакеев, чтобы избавить себя от этого бремени: они
утверждали, что, если бы такая система существовала, все народы
могли бы легко прийти к согласию (что было бы очень
удобно), и что больше не нужно было бы тратить время на изучение иностранных
языков.

Отсюда мы вошли в математическую школу, учитель которой
обучал своих учеников методу, который европейцам будет
трудно себе представить: каждое предложение, каждое доказательство
было написано на хлебе для пения определенными чернилами
с цефалической настойкой. Школьник натощак был обязан,
проглотив этот поющий хлеб, воздержаться от питья и еды
в течение трех дней, чтобы после переваривания поющего хлеба
головная настойка могла подняться к мозгу и нести с собой
предложение и демонстрацию. Этот метод, правда,
до сих пор не имел большого успеха, но, как говорили, это было из-
за того, что кто-то ошибся в дозировке, или
из-за того, что школьники, злые и несговорчивые, только
делали вид, что глотают болюс, или из-за того, что кто-то неправильно измерил дозу. что они ели
тайком в течение трех дней.




Глава VI

_После описания академии._


Я не был очень доволен политической школой, которую
затем посетил. Эти врачи казались мне неразумными, а взгляды
таких людей способны всегда вызывать у меня меланхолию. Эти
экстравагантные люди утверждали, что вельможи должны выбирать
в свои фавориты тех, в ком они замечают больше мудрости,
больше способностей, больше добродетели, и что они должны всегда
иметь в виду общественное благо, вознаграждать за заслуги, знания,
умения и услуги.; они еще говорили, что князья
должны выбирать в свои фавориты тех, в ком они замечают больше мудрости, больше способностей, больше добродетели. всегда должны были доверять людям, которым доверяли больше всего
способные и самые опытные, и другие подобные глупости
и химеры, о которых до сих пор догадывались немногие князья; что
подтвердило мне истинность этой замечательной мысли Цицерона: _ что
нет ничего настолько абсурдного, чего бы не выдвинул какой-нибудь
философ._

Но не все остальные члены академии были похожи на
тех оригиналов, о которых я только что говорил. Я видел врача возвышенного
ума, который досконально владел наукой о правительстве:
до сих пор он посвятил свои бдения выяснению причин
болезней того или иного состояния и поиску средств для лечения плохого
темперамент тех, кто управляет государственными делами. Мы
согласны с тем, говорил он, что естественное тело и политическое тело
имеют между собой идеальную аналогию: следовательно, и то, и другое
можно лечить одними и теми же средствами. У тех, кто руководит
бизнесом, часто бывают следующие заболевания: они полны
переменчивого настроения, которое ослабляет их голову и сердце
и иногда вызывает судороги и подергивания
нервов в правой руке, собачий голод, расстройство желудка
, одышка, бред и т. Д. другие виды болезней. Чтобы вылечить их,
наш великий врач предлагал, чтобы, когда те, кто
занимается государственными делами, вот-вот должны были собраться, мы
пощупали их пульс и что таким образом мы постараемся узнать
природу их болезни; что затем, когда они
снова соберутся в первый раз, мы отправим их перед заседанием советов
. аптекари с вяжущими, паллиативными, слабительными,
головными, апофлегматическими, акустическими и т. Д. Средствами В зависимости от
степени поражения и всегда повторяя одно и то же средство при каждом
сеансе.

Реализация этого проекта не потребует больших затрат, и
была бы, по моему мнению, очень полезна в странах, где государства и
парламенты вмешиваются в государственные дела: она обеспечила
бы единодушие, положила конец спорам, открыла бы рот
немым, закрыла его для разглагольствующих, успокоила бы порывистость
молодых сенаторов, разогрела бы холодность стариков, разбудила
бы глупцов и т. Д., замедлит головокружение.

И поскольку обычно жалуются, что у фаворитов
принцев короткая и несчастливая память, тот же доктор
хотел, чтобы любой, кто имел с ними дело, после разоблачения
в очень немногих словах, был бы свободен дать господину фавориту
пощечину в нос, пнуть ногой в живот,
дернуть его за уши или воткнуть булавку в
бедра, и все это для того, чтобы он не забыл о деле
, о котором ему якобы говорили; таким образом, можно
было бы время от времени повторять один и тот же комплимент, пока вещь не была предоставлена или
полностью отклонена.

Он также хотел, чтобы каждый сенатор на генеральной ассамблее
нации, высказав свое мнение и высказав все, что
что он должен был бы сказать в ее поддержку, был бы вынужден согласиться с
противоречивым предложением, потому что результат
этих собраний, несомненно, был бы очень благоприятным для общественного блага.

Я видел, как два академика горячо спорили о том, как
повысить налоги, не вызывая ропота в народе. Один утверждал
, что лучшим методом было бы обложить налогом пороки
и глупости людей, и что каждый будет облагаться налогом в соответствии с
суждениями и оценками своих соседей. Другой академик
придерживался совершенно противоположного мнения и утверждал, что, наоборот,
что необходимо обложить налогом прекрасные качества тела и ума
, которыми каждый уколол себя, и обложить их налогом более или менее в соответствии с их
степенью, чтобы каждый был своим собственным судьей и
сам высказывал свое мнение. Необходимо было ввести высокие налоги на ум и
доблесть, в зависимости от признания каждым этих качеств; но в
отношении чести и порядочности, мудрости,
скромности эти добродетели освобождались от всех налогов, поскольку, будучи слишком
редкими, они почти ничего не возвращали; что мы не встретим
никого, кто не хотел бы признаться, что они находятся в его
сосед, и что почти ни у кого также не хватило бы наглости
приписать их себе.

Точно так же с дам должны были взиматься налоги пропорционально их
красоте, их привлекательности и их хорошему тону, следуя их
собственной оценке, как это делалось в отношении мужчин; но
из-за искренности, здравого смысла и хорошего характера женщин, поскольку
они не придают этому значения, это не могло быть оправдано. пришлось вообще ничего не платить,
потому что всего, что мы могли бы получить от этого, не хватило бы на
государственные расходы.

Чтобы удержать сенаторов в интересах короны,
политический академик Антре придерживался мнения, что принцу необходимо было
выполнять все важные поручения на досуге, чтобы, однако
, каждый сенатор перед игрой приносил присягу и давал
поручительство, что он будет действовать в соответствии с намерениями суда,
независимо от того, выиграет он или нет; но что проигравшие должны будут принять решение в соответствии с намерениями суда. затем они будут иметь
право играть, как только появится какая-либо вакансия. Таким
образом, они всегда были бы полны надежды, они не жаловались
бы на ложные обещания, которые им давали, и
охотились бы только за состоянием, плечи которого всегда больше
сильнее, чем у министерства.

Другой академик показал мне письмо
, содержащее любопытный метод раскрытия заговоров и заговоров, который заключался
в том, чтобы исследовать пищу подозрительных людей, время, в
течение которого они едят, с какой стороны ложатся в постель
. их экскременты, и судить по их запаху и
запаху. цвет мыслей и планов мужчины. Он добавил, что
когда, занимаясь только экспериментами, он иногда
думал об убийстве человека, то обнаружил, что его
очень желтые экскременты, и что, когда он думал о восстании
и сожжении столицы, он обнаружил, что они очень
черного цвета.

Я рискнул кое-что добавить в систему этого политика:
я говорю ему, что было бы хорошо всегда содержать отряд
шпионов и доносчиков, которых мы бы защищали и
которым всегда давали бы сумму денег, соразмерную важности
их доноса, независимо от того, был ли он обоснован или нет; что таким
образом подданные будут сдерживаться в страхе и страхе. с
уважением; что этим разоблачителям и обвинителям будет разрешено
придавать какое значение им было бы угодно тем произведениям
, которые попадут им в руки; что они могли бы, например, таким образом интерпретировать
следующие термины:

Грохочущий,-ая,-ое. - знатная придворная дама.

Хромая собака,--наезд, вторжение.

Чума, -- армия на ногах.

Насадка,--фаворит.

Подагра, -- первосвященник.

Метла,--революция.

Мышеловка, работа в сфере финансов.

Канализация,--двор.

Сломанный тростник,--суд справедливости.

Пустая бочка, генерал.

Открытая рана, состояние государственных дел.

Еще можно было бы наблюдать анаграмму всех имен, цитируемых
в письме; но для этого потребовались
бы люди высочайшей проницательности и высочайшего гения, особенно когда
речь шла о раскрытии политического и таинственного смысла начальных букв
: таким образом, N могло означать заговор, B - полк.
кавалерия, флот. Кроме того, при переносе букв
можно было бы увидеть в письме все скрытые
замыслы недовольной стороны: например, вы читаете в письме, написанном
другу: _ У вашего брата Томаса болит живот_: умелый дешифровщик
найдет в совокупности этих безразличных слов фразу, которая
даст понять, что все готово для мятежа.

Академик выразил мне большую благодарность за то, что я
поделился с ним этими небольшими наблюдениями, и пообещал, что я
буду с честью упомянут в трактате, который он собирается опубликовать
по этому вопросу.

Я не видел в этой стране ничего, что могло бы заставить меня совершить более
длительное пребывание там; поэтому я начал подумывать о возвращении в
Англию.




Глава VII

_АВТОР покидает Лагадо и прибывает в Мальдонаду. Он делает небольшой
поездка в Глоубдубдриб. Как его принимает губернатор._


Континент, частью которого является это королевство, простирается, насколько я
могу судить, на восток, в неизвестную страну Америки; на
запад, в Калифорнию; и на север, к Тихому морю. Он
находится не более чем в тысяче пятидесяти лье от Лагадо. Эта страна имеет
знаменитый порт и крупную торговлю с островом Лугнагг, расположенным
на северо-западе, примерно в двадцати градусах северной широты
и ста сорока градусах долготы. Остров Лугнагг находится к юго-
западу от Японии и находится примерно в ста лигах от нее. Есть
тесный союз между императором Японии и королем
Луггнагга, который предоставляет несколько возможностей для перехода от одного к
другому. По этой причине я решил пойти по этому пути, чтобы
вернуться в Европу. Я нанял двух мулов с проводником, чтобы они несли
мой багаж и указывали мне путь. Я простился со своим прославленным
защитником, который проявил ко мне столько доброты, и, уезжая
, получил от него великолепный подарок.

Во время моего путешествия со мной не случилось ни одного приключения, о котором стоило
бы рассказать. Когда я прибыл в порт Мальдонада, который
это город, примерно равный по величине Портсмуту, в гавани не было ни
одного корабля, готового отправиться в Лугнагг.
Вскоре у меня появилось несколько знакомых в городе. Знатный джентльмен
сказал мне, что, поскольку он не отправит ни одного корабля в
Лугнагг раньше, чем через месяц, мне было бы неплохо развлечься
небольшой поездкой на остров Глоубдубдриб, который находился
всего в пяти лигах к юго-западу; он предложил себя в
качестве проводника на остров Глоубдубдриб. поиграй с одним из его друзей и предоставь мне небольшую
лодку.

Глоубдубдриб, согласно его этимологии, означает _остров
Волшебник_ или _магики_. Она примерно в три раза шире
острова Уайт и очень плодородна. Этот остров находится под
властью вождя целого племени, состоящего из волшебников, которые
вступают в союз только друг с другом и чей принц всегда является
старейшим в племени. У этого принца или губернатора есть великолепный дворец
и парк площадью около трех тысяч акров, окруженный стеной из
тесаного камня высотой двадцать футов. Его и всю его семью
обслуживают слуги довольно необычного вида.
Благодаря своим знаниям в области некромантии, он обладает силой
вызывать духов и заставлять их служить ему двадцать
четыре часа.

Когда мы подошли к острову, было около одиннадцати
утра. Один из двух сопровождавших меня джентльменов подошел
к губернатору и сказал ему, что какой-то незнакомец желает иметь
честь приветствовать Его Высочество. Этот комплимент был хорошо принят. Мы
вошли во двор дворца и прошли сквозь строй стражников
, чье оружие и манеры поведения вызывали у меня
крайний страх; мы прошли через покои и столкнулись с
толпой слуг, прежде чем достигли спальни короля.
губернатор. После того, как мы сделали ему три
глубоких поклона, он усадил нас на маленькие табуреты у подножия
своего трона. Поскольку он знал язык бальнибарб, он задавал мне
разные вопросы о моих путешествиях и, чтобы дать мне
понять, что он хочет вести себя со мной бесцеремонно, он поманил пальцем
всех своих людей, чтобы они удалились, и в одно мгновение (что
меня очень удивило) они покинули город. исчезли, как дым. Мне было
трудно успокоиться; но губернатор сказал мне, что мне
нечего бояться, и, видя, что двое моих спутников ни в коем случае не
смущенный, потому что они были созданы для таких манер, я
начал набираться смелости и рассказал Его Высочеству о
различных приключениях моих путешествий, не без
того, чтобы время от времени тревожиться из-за своего глупого воображения, часто оглядываясь
налево и направо и бросая взгляды на предметы, которые я видел в своих путешествиях. места, где
я видел, как призраки исчезали.

Я имел честь ужинать с губернатором, который назначил нас обслуживать
новую труппу призраков. Мы просидели за столом до
захода солнца, и, помолившись Его Высочеству, чтобы Он пожелал, чтобы
я не стал спать в его дворце, мы удалились, я и двое моих
друзей, и отправились искать кровать в столице,
которая находится неподалеку. На следующее утро мы вернулись, чтобы сдать свои
обязанности губернатору. За те десять дней, что мы пробыли
на этом острове, я настолько познакомился с
духами, что совсем перестал их бояться, или, по крайней мере, если у
меня еще оставалось немного, она уступила моему любопытству.
Вскоре у меня появилась возможность удовлетворить ее, и читатель сможет судить
по этому, что я даже более любопытен, чем полтрон. Его Высочество меня
однажды он сказал назвать имена таких мертвых, которых я хотел бы, что он
приведет их ко мне и заставит их ответить на все вопросы
, которые я хотел бы им задать, при условии, однако, что я буду
спрашивать их только о том, что произошло с их временем, и что
я мог бы быть в порядке заверил, что они всегда будут говорить мне правду,
поскольку мертвым бесполезно лгать.

Я очень смиренно поблагодарил Его Высочество и,
чтобы воспользоваться его предложениями, принялся вспоминать
то, что когда-то читал в римской истории.

Губернатор сделал знак Цезарю и Бруту выйти вперед. Я был
поражен восхищением и уважением при виде Брута, и Цезарь
признался мне, что все его прекрасные поступки были ниже поступков
Брута, который лишил его жизни, чтобы избавить Рим от его
тирании.

Он заставил меня захотеть увидеть Гомера; он явился мне; я поговорил с ним и
спросил, что он думает о своей _Илиаде_. Он признался мне, что
был удивлен чрезмерной похвалой, которую ему давали в течение
последних трех тысяч лет; что его стихотворение было посредственным и полным глупостей,
что он потратил свое время только из-за красоты его
и что он был очень удивлен
тем, что, поскольку его язык был мертв и что никто больше не мог различать в нем красоту,
приятность и изящество, все
же нашлись люди, достаточно тщеславные или достаточно глупые, чтобы
восхищаться им. Софокл и Еврипид, сопровождавшие его, поприветствовали меня
примерно на том же языке и в основном высмеивали наших
современных ученых, которые, вынужденные соглашаться с ошибками древних
трагедий, когда они были точно переведены,
тем не менее утверждали, что на греческом они были красавицами и что их нужно знать
греческий, чтобы судить об этом справедливо.

Я хотел увидеть Аристотеля и Декарта. Первый признался мне, что он
ничего не смыслил в физике, как и все
философы, его современники, и даже все те, кто жил
между ним и Декартом; он добавил, что последний встал на правильный
путь, хотя часто ошибался, особенно в отношении своей
системы экстравагантное, трогающее душу зверей. Декарт взял
слово и сказал, что он кое-что нашел и смог установить
довольно хорошие принципы, но что он зашел не так уж далеко, и
что все те, кто с этого момента хотел бы заниматься той же карьерой
, всегда будут остановлены слабостью своего ума и
будут вынуждены нащупывать пути; что было большой глупостью тратить свою жизнь впустую
в поисках систем и что истинная физика, подходящая и
полезная для человека, заключалась в том, чтобы проводить эксперименты и
ограничиваться ими; что у него было много безумцев в учениках,
среди которых можно было бы назвать некоего Спинозу.

Мне было любопытно увидеть несколько выдающихся смертей за
последнее время, и особенно качественных смертей, потому что я всегда
имел большое почтение к знати. О
, какие удивительные вещи я увидел, когда губернатор
представил мне всю свиту предков большинства наших
современных джентльменов! Как мне было приятно видеть их происхождение
и всех персонажей, которые передали им свою кровь! Я
ясно вижу, почему в одних семьях длинный нос, у других
острый подбородок, у других смуглое лицо с ужасающими чертами
лица, у других красивые глаза и нежный светлый
цвет лица; почему в некоторых семьях много
безумных и легкомысленных, в других много подлецов и
негодяев; почему характер некоторых - злоба,
жестокость, низость, трусость, то, что отличает их, как
и их оружие и ливреи. Что я все еще был удивлен, увидев
в родословной некоторых лордов пажей, лакеев,
мастеров танцев и пения и т. Д.

Я ясно знаю, почему историки превратили
глупых и трусливых воинов в великих капитанов, глупцов
и маленьких гениев в великих политиков, льстецов и подлецов.
придворные превращаются в хороших людей, атеисты - в людей, полных
религии, гнусные развратники - в целомудренных людей, а
профессиональные доносчики - в истинных и искренних людей. Я знал, каким образом
очень невинные люди были приговорены к смерти или
изгнанию в результате интриг фаворитов, развративших
судей; как случилось, что люди низкого
происхождения и без каких-либо заслуг были возведены на высшие
должности; как подлые люди часто давали волю своим прихотям
. более важные дела, и вызвали в
вселенная величайшие события. О, как
низко я тогда представлял себе человечество! Как
мало показалось мне мудрости и порядочности людей, когда я увидел источник всех
революций, позорный мотив самых блестящих начинаний,
пружины или, скорее, непредвиденные аварии и мелочи,
которые сделали их успешными!

Я обнаружил невежество и безрассудство наших историков, которые
заставили некоторых королей умереть от яда, которые осмелились
обнародовать секретные беседы принца со своим премьер-министром
министр, и которые, если им верить, проникли, так
сказать, в кабинеты государей и секретари
послов, чтобы извлекать из них любопытные анекдоты.

Именно там я узнал о тайных причинах некоторых событий
, которые потрясли мир.

Один генерал армии признался мне, что однажды одержал
победу из-за своей трусости и безрассудства, а один адмирал
сказал мне, что он победил вражеский флот вопреки самому себе, когда
хотел позволить своему собственному победить. Были три короля, которые
сказали мне, что во время своего правления они никогда не награждали и не награждали
они не воспитали ни одного достойного человека, за исключением одного случая, когда их
министр обманул их и сам обманулся в отношении этой статьи; что в
этом они были правы, поскольку добродетель была очень
неудобной вещью при дворе.

Мне было любопытно узнать, каким образом большое количество
людей достигло очень высокого состояния. Я ограничил себя
в последнее время, не касаясь, тем не менее, настоящего времени,
чтобы не обидеть даже иностранцев (поскольку мне нет необходимости
предупреждать, что все, что я сказал до сих пор, не относится
к моей дорогой стране). Среди этих способов я вижу лжесвидетельство,
угнетение, подкуп, вероломство и тому подобные
мелочи, не заслуживающие особого внимания. После этих открытий я
верю, что меня простят за то, что отныне я немного меньше уважаю
и почитаю величие, которое я, естественно, уважаю и уважаю
, как и все низшие люди должны поступать по отношению
к тем, кого природа или удача поставили на более
высокий уровень.

Я читал в нескольких книгах, что подданные оказали
большие услуги своему принцу и своей родине; я хотел их
увидеть; но мне сказали, что мы забыли их имена, и что мы собираемся
вспомнил лишь о немногих, о которых
упоминали граждане, выставляя их предателями и
негодяями. Однако эти добрые люди, имена которых были забыты, предстали
передо мной, но с униженным видом и в плохом
экипаже; они сказали мне, что все они умерли в нищете
и позоре, а некоторые даже на эшафоте.

Среди них я увидел человека, случай которого показался мне
необычным, рядом с которым был восемнадцатилетний юноша
. Он говорит мне, что был капитаном корабля во время
несколько лет, и что в морском сражении
при Акции он потопил первую линию, потопил три корабля первой
линии и захватил один такого же размера, что было
единственной причиной бегства Антония и полного поражения его
флота; что молодой человек, который был с ним, был его
единственным сыном, погибшим в бою; он добавил мне, что,
когда война закончилась, он приехал в Рим, чтобы просить
награды и просить командование более крупным кораблем,
капитан которого погиб в бою; но что, не имея
в ответ на его просьбу это место было предоставлено молодому человеку
, который еще никогда не видел моря; что, когда он вернулся в свой
департамент, его обвинили в невыполнении своих обязанностей, и что
командование его кораблем было передано любимому пажу
вице-адмирала Публиолы; что тогда он был вынужден
удалиться в свой дом, на небольшую землю вдали от Рима, и что он
закончил там свои дни. Желая узнать, правдива ли эта история
, я попросил о встрече с Агриппой, который в этом сражении
был адмиралом победившего флота: он явился и, подтвердив мне, что
чтобы подтвердить правдивость этого рассказа, он добавил к нему обстоятельства, которые
были упущены из-за скромности капитана.

Поскольку каждый из упомянутых персонажей казался таким, каким он
был в мире, я с болью осознал, как сильно за последние сто
лет выродился человеческий род.

Я хотел, наконец, увидеть некоторых из наших бывших крестьян, которых
хвалят за простоту, трезвость, справедливость, дух свободы,
доблесть и любовь к родине. Я видел их и не мог
не сравнить с сегодняшними, которые продают за
бесценок свои голоса на выборах депутатов парламента.
парламент и которые в этом отношении обладают всем изяществом и всеми
манерами придворных.




Глава VIII

_ Возвращение автора в Мальдонаду. Он плывет в королевство
Луггнагг. По прибытии его арестовывают и доставляют в суд.
Как он там получен._


Когда наступил день нашего отъезда, я попрощался с Его Высочеством
губернатором Глоубдубдрида и вернулся с двумя моими
спутниками в Мальдонаду, где, прождав пятнадцать дней,
я наконец сел на корабль, отплывающий в Лугнагг.
Оба джентльмена и еще несколько человек были
честность в том, что он снабдил меня необходимыми припасами для этого
путешествия и проводил меня до борта.

Мы попали в сильный шторм и были вынуждены
повернуть на север, чтобы воспользоваться определенным торговым ветром
, дующим в этом месте на расстоянии шестидесяти лье. 21
апреля 1609 года мы вошли в реку Клюмениг,
морской портовый город к юго-востоку от Лугнагга. Мы бросили якорь
в одной лье от города и дали сигнал, чтобы подъехал
пилот. Менее чем за полчаса на борт поднялись двое, которые
они провели нас среди подводных камней и скал, которые очень
опасны на этом рейде и в проходе, который ведет к
бассейну, где корабли находятся в безопасности, и который находится
на расстоянии одного троса от городских стен.

Некоторые из наших матросов либо по предательству, либо по
неосторожности сказали пилотам, что я иностранец и заядлый
путешественник. Они предупредили об этом таможенника, который задал мне
различные вопросы на бальнобарбском языке, который
в этом городе слышен благодаря торговле, и особенно морякам
и таможенники. Я ответил ему в двух словах и
изложил ему как можно более правдоподобную и правдивую историю
; но я считал необходимым замаскировать свою страну
и называть себя голландцем, намереваясь поехать в Японию, где, как я
знал, принимают только голландцев. Итак, я говорю
клерку, что, потерпев кораблекрушение у побережья Бальнибарбов и
потерпев крушение на скале, я оказался на летающем острове Лапута, о
котором я часто слышал, и что теперь я подумываю
отправиться в Японию, чтобы я мог вернуться оттуда в свою страну.
Клерк сказал мне, что он был вынужден задержать меня до тех
пор, пока не получит приказ суда, куда он собирался немедленно написать
и откуда он надеялся получить ответ в течение пятнадцати дней. Мне
предоставили подходящее жилье и поставили у моей двери часового.
У меня был большой сад, по которому я мог гулять, и со мной обращались довольно
хорошо за счет короля. Несколько человек посетили меня,
возбужденные любопытством увидеть человека, приехавшего из
очень далекой страны, о которой они никогда не слышали.

Я договорился с молодым человеком с нашего корабля, чтобы он служил мне
переводчика. Он был уроженцем Лугнагга; но, проведя
несколько лет в Мальдонаде, он в совершенстве знал оба
языка. С его помощью я смог побеседовать со всеми
, кто оказал мне честь прийти ко мне, то есть услышать
их вопросы и заставить их услышать мои ответы.

Придворная пришла через пятнадцать дней, как
и ожидалось: в ней был приказ доставить меня и мою
свиту конным отрядом в Тралдрагенб или Тридрагдриб;
потому что, насколько я помню, мы произносим и то, и другое
манеры. Вся моя свита состояла из этого бедного мальчика, который
служил мне переводчиком и которого я взял к себе на службу. Перед нами был
отправлен курьер, опередивший нас
на полдня, чтобы уведомить короля о моем предстоящем приезде и
спросить Его Величество о дне и часе, когда я смогу иметь
честь и удовольствие смыть пыль с подножия его
трона._

Через два дня после моего прибытия я получил аудиенцию; и сначала меня заставили
лечь и ползать на животе и подметать пол
языком, когда я приближался к царскому трону; но, поскольку
поскольку я был иностранцем, у нас хватило честности вымыть
пол, чтобы пыль не причинила мне вреда.
Это была особая милость, которой не удостаивались даже
люди из высшего сословия, когда они имели честь быть
принятыми на аудиенции у Его Величества; иногда даже
пол специально оставляли очень грязным и сильно запыленным, когда
у тех, кто приходил на аудиенцию, были враги при дворе.
Однажды я видел, как у одного господа рот был так полон пыли и
так запятнан мусором, который он собрал своим языком,
что, когда он взошел на престол, он не смог
произнести ни единого слова. От этого несчастья нет лекарства,
потому что под очень серьезными наказаниями запрещено плевать или
вытирать рот в присутствии короля. Есть даже при этом дворе
другой обычай, который я вообще не могу одобрить: когда король
хочет избавиться от какого-либо лорда или придворного таким
образом, чтобы не опозорить его, он заставляет бросить на пол
определенный коричневый порошок, который отравлен и который не преминет
его отравить. заставить его умереть тихо и бесцветно через двадцать лет-
четыре часа; но, чтобы отдать должное этому принцу, его великой
кротости и доброте, с которой он бережет жизни своих подданных,
мы должны сказать к его чести, что после подобных казней он
обычно очень прямо приказывает тщательно подмести пол;
так что, если его слуги забудут о нем, они
рискуют попасть в его немилость. Однажды я был свидетелем того, как он приговорил
маленького пажа к хорошей порке за то, что он злонамеренно пренебрег
предупреждением, чтобы он подметал в данном случае, что было
причиной того, что молодой подающий большие надежды лорд был
отравлен; но принц, преисполненный доброты, все же пожелал
простить маленького пажа и пощадить его плетью.

Чтобы вернуться ко мне, когда я был в четырех шагах от трона Его
Ваше Величество, я встал на колени и, семь раз ударив
лбом о землю, произнес следующие слова,
которые накануне меня заставили выучить наизусть: _икплинг
глоффтробб сгнуцерумм блиопм лашнальт, звин тнодбалкгуфф
стифад гурдлубб ашт_! Это форма, установленная законами
этого королевства для всех, кто допущен к слушанию, и что мы
можно перевести так: _могу Вашему Небесному Величеству дожить до
солнцеворота_! Король ответил мне, чего я не понял, и на
что я ответил, как меня учили:
_Fluft drin валерик двулдом прастрод мирпуш _; то есть: _
Мой язык во рту моего друга._ Этим я дал понять, что
хочу быть моим переводчиком. Тогда мы впустили этого
молодого человека, о котором я говорил, и с его помощью я ответил на
все вопросы, которые Его Величество задавал мне в течение получаса.
Я говорил на бальнибарбийском, мой переводчик переводил мои слова на
лугнаггийский.

Королю очень понравилась моя беседа, и он приказал своему
_блиффмарклубу_, или камергеру, подготовить в
своем дворце жилье для меня и моего переводчика и давать мне одну сумму
в день за мой стол вместе с кошельком, полным золота, для моих меню
. удовольствия.

Я пробыл при этом дворе три месяца, чтобы подчиняться Его Величеству, которое
осыпало меня своими милостями и делало мне очень любезные предложения, чтобы
я обязался поселиться в его штатах; но я счел своим долгом
поблагодарить его и вместо этого подумать о возвращении в свою страну, чтобы
закончить там свои дни у Его Величества. моя дорогая жена, давно лишенная свободы
сладко от моего присутствия.




Глава IX

_из струльдбруггов или бессмертных._


Лугнаггийцы - очень вежливый и очень храбрый народ, и,
хотя в них есть немного той гордости, которая присуща всем
народам Востока, они, тем не менее, честны и
вежливы по отношению к иностранцам, и особенно к тем, кого хорошо приняли при
дворе.

Я познакомился и сблизился с людьми из большого
мира и прекрасного воздуха; и через своего переводчика я
часто проводил с ними приятные и содержательные беседы.

Один из них однажды спросил меня, видел ли я кого-нибудь из их
_struldbruggs_ ou immortels. Я ответил, что нет, и что
мне было очень любопытно узнать, как можно было дать это имя
людям; он сказал мне, что иногда, хотя и редко, в
семье рождается ребенок с красным круглым пятном,
расположенным прямо над левой бровью, и что эта счастливая
отметина является признаком того, что у него есть ребенок. спас его от смерти; что это пятно сначала
было шириной с небольшую серебряную монету (которую мы называем в
Англии _три пенса_), а затем увеличилось и
даже изменило свой цвет; что в возрасте двенадцати лет оно было
зеленый до двадцати, что он стал синим; что к сорока пяти
годам он стал совсем черным и стал размером с
_шиллинг_, а затем больше не изменился; он добавил мне, что
таких детей, отмеченных на фронте, рождается так мало, что едва насчитывается одиннадцать сотен бессмертных человечества.
одного и другого пола во всем
королевстве; что их было около пятидесяти в столице, и
что за последние три года родился только один ребенок этого рода,
который был дочерью; что рождение бессмертного не было
привязано к одной семье предпочтительнее, чем к другой; что это был один
настоящее от природы или случайно, и что сами дети
_струльдбругов_ рождались смертными, как дети других
людей, без каких-либо привилегий.

Этот рассказ меня чрезвычайно обрадовал, и человек, который его мне
рассказывал, услышав язык бальнибарбов, на котором я легко говорил, я
выразил ему свое восхищение и радость в самых
выразительных и даже самых возмущенных выражениях. Я воскликнул, как бы в
каком-то восторге и восторге: «Счастливая нация,
все нерожденные дети которой могут претендовать на бессмертие!
Счастливая страна, где до сих пор сохранились образцы старины
, где добродетель первых веков не погибла, и где
первые люди все еще живут и будут жить вечно, чтобы
преподавать уроки мудрости всем своим потомкам! Блаженны те
возвышенные _struldbruggs_, кому выпала честь не умереть,
и что, следовательно, мысль о смерти не пугает,
не ослабляет, не подавляет!»

Затем я засвидетельствовал, что был удивлен, что до сих пор не видел
никого из этих бессмертных при дворе; что, если таковые имеются, знак
великолепный отпечаток на их лбу, несомненно, попал бы мне
в глаза. «Как же, - добавил я, - король, который является таким мудрым принцем
, не использует их в служении и не
оказывает им своего доверия? Но, возможно, жесткая добродетель
этих стариков раздражала бы его и ранила в глазах его
двора. В любом случае, я полон решимости поговорить об этом с Ее Величеством
при первой же возможности, которая представится, и независимо от того, уважает она
мое мнение или нет, я в любом случае приму заведение, которое она
была так любезна предложить мне в своих штатах, чтобы я мог переехать
остаток моих дней в прославленном обществе этих
бессмертных людей, при условии, что они соизволят пострадать за меня».

Тот, к кому я обратился с речью, затем посмотрел на меня с
улыбкой, свидетельствующей о том, что мое невежество вызывает у него жалость,
ответил, что он очень рад, что я действительно хочу остаться в
стране, и попросил разрешения объяснить компании то
, что я только что сказал ему; он так и сделал, и некоторое время они
разговаривали друг с другом на своем языке, которого я не слышал
; я даже не мог прочитать ни в их жестах, ни в их глазах
впечатление, которое моя речь произвела на их умы.
наконец, тот же человек, который разговаривал со мной до этого момента
, вежливо сказал мне, что его друзья были очарованы моими
здравыми размышлениями о счастье и преимуществах бессмертия; но
что они хотели бы знать, какой системой жизни я бы стал,
какими были бы мои занятия и взгляды, если бы природа предоставила мне
такую возможность рождает _struldbrugg_.

На этот интересный вопрос я ответил
, что с удовольствием удовлетворю их на месте, что догадки и
идеи мне мало чего стоят и что я привык представлять себе, что это такое.
что бы я сделал, если бы был королем, генералом армии или
государственным министром; что в отношении бессмертия я также
иногда размышлял о том, какое поведение я бы предпринял, если бы мне пришлось
жить вечно, и что, если бы кто-то захотел, я бы пошел на
это, чтобы дать толчок этому. мое воображение.

Итак, я говорю, что, если бы мне было выгодно родиться _struldbrugg_,
как только я смог бы познать свое счастье и понять
разницу между жизнью и смертью, я бы сначала приложил
все усилия, чтобы разбогатеть, и что, поскольку я интриган, я бы сделал все возможное, чтобы стать богатым.,
гибкий и подвижный, я мог надеяться, что через двести лет я почувствую себя немного комфортно
; что, во-вторых, я с
ранних лет так серьезно относился к учебе, что
мог бы польстить себе, что однажды стану самым ученым человеком
во вселенной; что я бы внимательно следил за всеми великими
событиями; что я бы внимательно наблюдал за всеми князьями
и всеми государственными министрами, сменяющими друг друга,
и имел бы удовольствие сравнить все их характеры и
высказать по этому поводу самые прекрасные мысли в мире; что
я бы составил верные и точные мемуары обо всех
революциях в моде и языке, а также об изменениях, произошедших
в обычаях, законах, нравах, даже удовольствиях; что благодаря
этим исследованиям и наблюдениям я в конце концов стал
бы антикварным магазином, живым регистром, сокровищница
знаний, говорящий словарь, вечный оракул моих
соотечественников и всех моих современников.

«В таком состоянии я бы не женился, - добавил я, - и
вел бы мальчишескую жизнь весело, свободно, но
экономно, чтобы при дальнейшей жизни у меня всегда было на что жить
жить. Я бы позаботился о том, чтобы сформировать умы нескольких молодых людей
, поделившись с ними своим просвещением и своим долгим опытом.
Моими настоящими друзьями, моими товарищами, моими доверенными лицами были бы мои
выдающиеся собратья по _struldbruggs_,
дюжину из которых я бы выбрал из числа старейших, чтобы более тесно
с ними сблизиться. Я бы также не позволил себе встречаться с некоторыми
достойными смертными, которых я привык бы видеть умирающими без
горя и сожалений, а их потомки утешали бы меня своей смертью;
это могло бы быть даже для меня довольно приятным зрелищем, от
даже цветочнику доставляет удовольствие наблюдать, как тюльпаны и
гвоздики в его саду рождаются, умирают и возрождаются. Мы
передавали бы друг другу, друг другу _struldbruggs_,
все замечания и наблюдения, которые мы могли бы высказать по
поводу причин и развития развращения человеческого рода. Мы
составили бы из него прекрасный моральный трактат, полный полезных уроков и
способный предотвратить вырождение человеческой натуры, как это
происходит изо дня в день и как его упрекают уже две
тысячи лет. Какое зрелище, благородное и восхитительное, увидеть со своих
собственными глазами упадки и революции империй,
обновленное лицо земли, великолепные города, превращенные в
мерзкие городишки или печально погребенные под своими
позорными руинами; безвестные деревни, ставшие пристанищем королей и
их придворных; знаменитые реки превратились в маленькие
ручейки; Океан, омывающий другие берега; открытые новые
земли; неизвестный мир, выходящий, так сказать,
из хаоса; варварство и невежество, распространяющиеся на
самые вежливые и просвещенные нации; воображение, гасящее
суждение, суждение, поражающее воображение; вкус к системам,
парадоксам, излишествам, остротам и противоположностям
, подавляющим разум и хороший вкус; истина, угнетаемая в одно
время и торжествующая в другое; преследуемые превратились в
преследователей, а преследователи, в свою очередь, в преследователей;
превосходные униженные и униженные возвышенные; рабы,
вольноотпущенники, наемники, достигшие огромного состояния и
огромного богатства за счет использования государственных средств,
несчастий, голода, жажды, наготы, крови людей и других людей.
народы; наконец, потомки этих государственных разбойников канули в
небытие, откуда их вытащили несправедливость и грабеж! Поскольку
в этом состоянии бессмертия мысль о смерти никогда
не приходила бы мне в голову, чтобы смутить меня или замедлить мои
желания, я бы отдался всем чувственным удовольствиям, которые
природа и разум позволили бы мне использовать. Тем
не менее, наука всегда была бы моим первым и самым дорогим предметом, и
я полагаю, что, размышляя, я в конце концов найду
квадратуру круга, вечное движение, камень
что одним словом я довел бы
все науки и искусства до их окончательного совершенства».

Когда я произнес свою речь, тот, кто один ее слышал
, повернулся к компании и изложил ей свою речь на местном
языке; после чего они
некоторое время рассуждали вместе, но без свидетелей.э-э, по крайней мере, по их жестам
и взглядам, никакого пренебрежения к тому, что я только что сказал. В конце
концов, компания попросила того же человека, который резюмировал мою речь
, проявить милосердие, чтобы вытер мне глаза и
обнаружил мои ошибки.

Сначала он сказал мне, что я был не единственным иностранцем, который
с удивлением и завистью смотрел на состояние _струльдбругов _; что он
нашел у бальнибарцев и японцев примерно
одинаковые наклонности; что желание жить естественно для
человека; что тот, у кого есть желание жить, должен быть готов к тому, чтобы жить. ступив в могилу, стремился
твердо стоять друг за друга; что самый сгорбленный старик всегда
представлял себе завтрашний день и будущее и рассматривал
смерть только как отдаленное зло, от которого нужно бежать; но что на острове
Луггнагг думали иначе, и что знакомый пример и
постоянный вид струльдбруггов сохранили жителей
от этой безумной любви к жизни.

«Система поведения, - продолжал он, - которую вы предлагаете
себе в предположении о своем бессмертии и которую вы
наметили для нас только что, нелепа и совершенно противоречит
причина. Вы, несомненно, предполагали, что в этом состоянии вы
будете наслаждаться вечной молодостью, энергией и здоровьем
без каких-либо изменений; но разве это то, о чем мы говорили
, когда спрашивали вас, что бы вы делали, если бы вам все
еще приходилось жить? Неужели мы предполагали, что вы никогда не состаритесь
и что ваше предполагаемое бессмертие будет вечной весной?»

После этого он нарисовал мне портрет _struldbruggs_ и сказал мне
, что они похожи на смертных и живут так же, как они, до
тридцати лет; что после этого возраста они постепенно падают
в мрачном настроении, которое все возрастало, пока они
не достигли восьмидесятилетнего возраста; что тогда они были
не только подвержены всем немощам, всем невзгодам
и всем слабостям стариков этого возраста, но и что
мучительная идея вечной продолжительности жизни была для них невыносимой. их жалкая кончина
мучила их до такой степени, что ничто не могло их утешить:
что они были не только, как другие старики,
упрямыми, грубыми, скупыми, печальными, болтливыми, но и что они
любили только себя, что они отказывались от сладостей жизни.
дружбы, что у них больше не было даже нежности к своим
детям и что после третьего поколения они больше не
признавали своих потомков; что зависть и ревность
постоянно пожирали их; что вид чувственных удовольствий, которыми
наслаждаются юные смертные, их забавы, их любовь,
их чувства, которые они испытывают, и то, чем они наслаждаются, - это то, чем они наслаждаются. упражнения заставляли их умирать в любой
момент; что все, вплоть до самой смерти стариков, которые
платили дань природе, возбуждало их зависть и
повергало их в отчаяние; что по этой причине все
увидев похороны, они проклинали свою
судьбу и горько жаловались на природу, которая отказала им
в удовольствии умереть, закончить свой скучный путь и
обрести вечный покой; что к тому времени они были уже не в
состоянии развивать свой разум и украшать свою память; что они в лучшем случае заново переживают то
, что видели и чему научились в
юности и в среднем возрасте; что наименее несчастными и
наименее достойными сожаления были те, кто плелся, у кого было все
фактически потеряли память и были доведены до состояния детства;
что, по крайней мере, мы тогда сжалимся над их печальным положением и
окажем им всю необходимую помощь.

«Когда _struldbrugg_, - добавил он, - женился на
_struldbrugge_, брак, согласно законам штата, расторгается
, как только младшему из них исполняется восемьдесят
лет. Справедливо, что несчастные люди, обреченные
, несмотря на себя и не заслужив этого, жить вечно,
еще не были, вдобавок к позору, вынуждены жить
с вечной женщиной. Что самое печальное, так это то, что после
достигнув этого рокового возраста, они считаются умершими
в гражданском порядке. Их наследники забирают их имущество; они передаются
под опеку, или, скорее, их лишают всего и сводят к
простой алиментам, что является очень справедливым законом из-за
отвратительной скупости, обычной для стариков. Бедных
содержат за счет населения в доме
, называемом_госпиталем_ _богатых бессмертных_. Восьмидесятилетний бессмертный
больше не может занимать какую-либо должность или работу, не может вести переговоры,
заключать контракты, покупать или продавать, и его свидетельство
то же самое не было получено в судебном порядке. Но когда им исполняется
девяносто лет, все становится еще хуже: у них
выпадают все зубы и волосы; они теряют вкус к пище,
пьют и едят без всякого удовольствия; они теряют память
о самых простых вещах, которые можно запомнить, и забывают имя своего любимого человека. их
друзья, а иногда и их собственное имя. По этой
причине им нет смысла получать удовольствие от чтения, поскольку, когда они хотят
прочитать предложение из четырех слов, они забывают первые два
, в то время как читают последние два. По той же причине он
с ними невозможно ни с кем разговаривать. Кроме того,
поскольку язык этой страны подвержен частым изменениям,
_struldbruggs_, рожденные в одном столетии, с большим трудом
слышат язык людей, родившихся в другом столетии, и они
всегда чувствуют себя чужими на своей родине».

Такова была подробная информация, которую мне рассказали о бессмертных этой страны,
деталь, которая меня очень удивила. Мне показали их в
пятом или шестом номере, и я признаюсь, что никогда не видел ничего более уродливого и
отвратительного; женщины были особенно ужасны;
я воображал, что вижу призраков.

Читатель вполне может поверить, что тогда у меня совершенно пропало
желание стать бессмертным такой ценой. Мне было очень стыдно за
все безумные фантазии, которым я предавался, о
системе вечной жизни в этом нижнем мире.

Король, узнав о том, что произошло в беседе
, которую я имел с теми, о ком я говорил, много смеялся над моими идеями
о бессмертии и над завистью, которую я питал к
_струльдбруггам_. Затем он серьезно спросил меня
, не хочу ли я взять с собой двух или трех из них в свою страну, чтобы вылечить своих детей.
соотечественники желания жить и страха смерти. В
глубине души я был бы очень рад, если бы он сделал мне этот подарок; но
по основному закону королевства бессмертным запрещено
выходить из него.




Глава X

_АВТОР отправляется с острова Лугнагг в Японию, где
садится на голландский корабль. Он прибывает в Амстердам, а
оттуда перебирается в Англию._


Я полагаю, что все, что я только что рассказал о
_struldbruggs_, не наскучит читателю.
Я считаю, что это не те обычные, изношенные и выброшенные вещи, которые мы обычно используем.
находит во всех отношениях путешественников; по крайней мере, я могу
заверить, что не нашел ничего подобного в тех
, которые прочитал. В любом случае, если это повторения и уже
известные вещи, я прошу учесть, что путешественники, не копируя
друг друга, вполне могут рассказывать одни и те же вещи
, побывав в одних и тех же странах.

Поскольку между королевством Лугнагг
и Японской империей существует очень большая торговля, следует полагать, что японские авторы
не забыли в своих книгах упомянуть об этих
_struldbruggs_. Но поскольку мое пребывание в Японии было
очень коротким и, кроме того, я не
знал японского языка, я не мог с уверенностью сказать, рассматривался ли этот вопрос
в их книгах. Какой-нибудь голландец однажды сможет
научить нас, что это такое.

Король Лугнагга, который часто, но без надобности, настаивал на том, чтобы я
оставался в его владениях, наконец, был достаточно любезен, чтобы предоставить мне отпуск,
и даже оказал мне честь, предоставив рекомендательное письмо
, написанное его собственной рукой, для Его Величества
императора Японии. В то же время он познакомил меня с четырьмя
сто сорок четыре золотых монеты, пять тысяч пятьсот
пятьдесят пять мелких жемчужин и восемьсот восемьдесят восемь
тысяч сто восемьдесят восемь зерен очень редкого вида риса.
Такие числа, умноженные на десять,
очень нравятся в этой стране.

6 мая 1709 года я торжественно попрощался с Его Величеством и
попрощался со всеми друзьями, которые у меня были при его дворе. Этот принц
приказал мне проводить отряд своих гвардейцев до гавани
Глангуэнштальд, расположенной на юго-западе острова. Через шесть дней
я нашел корабль, готовый доставить меня в Японию; я сел на
на этом корабле и, поскольку наше путешествие длилось пятьдесят дней, мы
высадились в небольшом порту под названием Ксамоски на юго-западе Японии.

Сначала я попросил таможенников показать мне письмо, которое
я имел честь получить от короля Лугнагга, чтобы
Его Японское Величество; они внезапно узнали печать Его
Лугнаггианское величество, отпечаток которого изображал _ короля
, поддерживающего бедного калеку и помогающего ему ходить._

Магистраты города, зная, что я являюсь носителем этого
благородного письма, отнеслись ко мне как к министру и предоставили мне
машина, которая доставит меня в Едо, столицу
империи. Там я получил аудиенцию у Его Императорского Величества и имел честь
представить ему мое письмо, которое было открыто публично, с
большими церемониями, и которое император немедленно объяснил
через своего переводчика. Тогда Его Величество велел мне сказать через того же
переводчика, чтобы я попросил его о некоторой милости и что, принимая во
внимание его очень дорогого брата, короля Лугнагга, он
немедленно предоставит ее мне.

Этот переводчик, который обычно занимался торговыми делами
с голландцами, с легкостью сказал мне, что
я был европейцем и по этой причине перевел слова
Его Величества на голландский язык. Я ответил, что я был
купцом из Голландии, потерпевшим кораблекрушение в далеком море
; что с тех пор я проделал большой путь по суше и
по морю, чтобы добраться до Лугнагга, а оттуда в Японскую империю
, где, как я знал, торговали мои соотечественники голландцы
, что заставило меня задуматься о том, что я был в состоянии сделать. это могло бы дать возможность вернуться в
Европу; поэтому я умолял Его Величество доставить меня в
безопасное место в Нангасаки. Я взял на себя в то же время свободу от него
просить еще об одной милости: это было сделано для того, чтобы во внимание короля
Лугнагга, который оказал мне честь защищать меня, меня
освободили от церемонии, которую практикуют жители моей
страны, и не заставляли _поклоняться перед распятием_,
приехав в Японию только для того, чтобы поклониться распятию. чтобы попасть в Европу, а не
торговать там.

Когда переводчик изложил Ее Японскому Величеству эту
последнюю милость, о которой я просил, она, казалось, была удивлена моим
предложением и ответила, что я был первым человеком в моей стране
, которому подобная щепетильность пришла в голову; что сделало его
он мало сомневался в том, что я действительно голландец, как я его
уверял, и скорее заставлял его подозревать, что я христианин.
однако император, уловив причину, которую я ему изложил,
и в первую очередь приняв во внимание рекомендацию короля
Луггнагга, из доброты пожелал посочувствовать моей слабости и моей
необычности при условии, что я сохраню меры для сохранения
видимости; он сказал мне, что отдаст приказ офицерам сопровождающие
соблюдают этот обычай пропускать меня и делать
вид, что забыли обо мне. Он добавил, что это в моих интересах
держать это в секрете, потому что
голландцы, мои соотечественники, безошибочно нанесли бы мне удар в путешествии
, если бы узнали о полученном мной разрешении и
оскорбительной щепетильности, с которой я им подражал.

Я очень смиренно поблагодарил Его Величество за эту
исключительную услугу, и, поскольку некоторые войска в то время находились на марше к
Нангасаки, командующий офицер приказал доставить меня
в этот город с секретной инструкцией по
делу о распятии.

На девятый день июня 1709 года, после долгого и утомительного путешествия,
я прибыл в Нангасаки, где встретил компанию
голландцев, которые отправились из Амстердама на переговоры в Амбуан
и которые были готовы к возвращению сесть на большой
корабль водоизмещением четыреста пятьдесят тонн. Я провел
много времени в Голландии, получив образование в Лейдене, и я
очень хорошо говорил на языке этой страны. Мне задали несколько
вопросов о моих путешествиях, на которые я ответил так, как мне
понравилось. Я прекрасно поддерживал среди них характер
голландца; я дал себе друзей и родственников в
Соединенные провинции, и я называю себя уроженцем Гелдерланда.

Я был готов дать капитану корабля, которым был
некий Теодор Вангрульт, все, что он хотел бы
попросить у меня за мой переход; но, узнав, что я хирург;
он согласился на половину обычной цены при условии, что
я буду заниматься своей профессией на корабле.

Перед тем, как мы отправились в путь, некоторые из труппы
часто спрашивали меня, практиковал ли я церемонию, и я
всегда обычно отвечал, что сделал все, что было в моих силах
необходимо. Однако один из них, легкомысленный негодяй,
осмелился злобно показать на меня японскому офицеру и
сказать: _ Он не попирал ногами распятие_. Офицер, у которого
был секретный приказ не требовать этого от меня, ответил ему
двадцатью ударами трости, которую он набросил ему на плечи; так
что после этого ни у кого не было настроения задавать мне
вопросы о церемонии.

В нашем путешествии не произошло ничего, о чем стоило бы сообщить.
Мы отплыли при попутном ветре и встали на якорь у мыса
Доброй надежды на то, чтобы сделать это острым. 16 апреля 1710 года мы
высадились в Амстердаме, где я пробыл недолго и
вскоре отплыл в Англию. Как
я был рад снова увидеть свою дорогую родину после пяти с половиной лет отсутствия!
Я направился прямо в Редрифф, где нашел свою жену и
детей здоровыми.




ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ




Глава I

_АВТОР снова отправляется в путешествие в качестве капитана
корабля. Его команда восстает, запирает его, заковывает в цепи, а затем
выбрасывает на берег на неизвестном берегу. Описание яхусов. Два
Гуигнгнмы идут впереди него._


Я очень тихо провел пять месяцев со своей женой и детьми,
и я могу сказать, что тогда я был счастлив, если бы мог знать
, что я был счастлив; но, к сожалению, у меня возникло искушение отправиться в еще
одно путешествие, особенно когда мне предложили лестное звание
капитана "Приключения". торговое судно вместимостью триста
пятьдесят тонн. Я прекрасно слышал навигацию и,
кроме того, устал от младшего звания
корабельного хирурга. Тем не менее, я не отказался от этой профессии, и я знал
практикуйте это позже, когда представится возможность. Поэтому я
согласился взять с собой в это путешествие молодого мальчика
-хирурга. Я прощаюсь со своей бедной женой. Будучи погруженным в
Портсмут, я отплыл 2 августа 1710 года.

Болезни лишили меня части моей
команды в пути, так что я был вынужден поступить новобранцем на
Барбадос и Подветренные острова, где торговцы, за которых
я отвечал, приказали мне встать на якорь; но
вскоре я раскаялся в том, что поступил этим проклятым новобранцем,
большая часть из которых состояла из бандитов
, которые были пиратами. Эти негодяи развратили остальную часть моей команды,
и все вместе они замышляли захватить мою личность и
мой корабль. Итак, однажды утром они вошли в мою комнату,
набросились на меня, связали и пригрозили, что бросят меня в море
, если я осмелюсь оказать хоть малейшее сопротивление. Я говорю им, что моя судьба
в их руках и что я заранее согласен на все
, что они пожелают. Они заставили меня принести эту клятву, а затем
развязали меня, ограничившись тем, что приковали одну ногу цепью к дереву моей кровати
и выставить у дверей моей комнаты часового, которому было
приказано проломить мне голову, если я попытаюсь
вырваться на свободу. Их план состоял в том, чтобы заниматься пиратством
на моем корабле и охотиться на испанцев; но для
этого у них не было достаточно сильной команды; они решили
продать; сначала груз корабля и отправиться на Мадагаскар
, чтобы пополнить свой отряд. Однако я был узником в своей
комнате, очень обеспокоенный судьбой, которую мне готовили.

9 мая 1711 года вошел некий Жак Уэлч и сказал мне, что он
господин капитан приказал мне сойти на берег. Я
хотел, но без надобности, побеседовать с ним и задать ему несколько
вопросов; он даже отказался назвать мне имя
того, кого называл господином капитаном. Меня спустили в
шлюпку после того, как мне разрешили собрать вещи и взять
с собой снаряжение. Мне оставили мою саблю и проявили вежливость, не
заглянув в мои карманы, где были какие-то деньги.
Пройдя в лодке около одной лье, меня высадили на
берег. Я спросил тех, кто сопровождал меня, что это за страна.
«Вера моя, - ответили они мне, - мы знаем об этом не больше, чем вы,
но будьте осторожны, чтобы прилив не застал вас врасплох; прощайте.» Тотчас
же баржа отчалила.

Я покинул пески и поднялся на возвышение, чтобы сесть и
обдумать, какую сторону мне выбрать. Когда я немного
отдохнул, я двинулся вглубь страны, решив отдаться первому
встречному дикарю и выкупить свою жизнь, если смогу,
несколькими маленькими кольцами, браслетами и другими
мелочами, которыми путешественники всегда могут запастись,
и из которых у меня была определенная сумма в карманах.

Я обнаружил высокие деревья, обширные луга и поля, где
со всех сторон рос овес. Я шел осторожно,
опасаясь быть застигнутым врасплох или получить какую-нибудь стрелу.
Пройдя некоторое время, я вышел на широкую тропинку, где
заметил несколько шагов людей, лошадей и несколько
коров. Я одновременно вижу большое количество животных в
поле и одного или двух одного и того же вида, сидящих на дереве. Их
фигуры показались мне удивительными, и некоторые немного растерялись.
когда они приблизились, я спрятался за кустом, чтобы лучше
их рассмотреть.

длинные волосы падали им на лицо; их грудь,
спина и передние лапы были покрыты густой шерстью;
у них были бороды до подбородка, как у козлов, но остальная
часть их тела была безволосой, и на ней была видна очень
коричневая кожа. У них не было хвостов, они иногда сидели
на траве, иногда лежали, а иногда стояли на
задних лапах; они прыгали, прыгали и лазили по деревьям
с ловкостью белок, у которых были когти на задних лапах.
спереди и сзади. Самки были немного меньше
самцов. У них были крепкие длинные волосы и лишь
небольшой пушок в нескольких местах на теле. Их
вымя свисало между двумя передними лапами и
иногда касалось земли при ходьбе. Волосы у
обоих были разных цветов: каштановые, рыжие,
черные и светлые. Наконец, за все свои путешествия я никогда не видел
такого уродливого и отвратительного животного.

Рассмотрев их достаточно внимательно, я пошел по большой
дороге в надежде, что она приведет меня к какой-нибудь хижине
Индейцев. Пройдя немного, я встретил на середине
пути одно из этих животных, которое направлялось прямо ко мне. При моем
появлении он остановился, сделал бесконечное количество гримас и, казалось
, уставился на меня, как на какое-то животное, незнакомое ему; затем
он подошел и поднял надо мной переднюю лапу. Я вытащил свою
саблю и ударил по блюду, не желая причинять ему вреда, опасаясь
обидеть тех, кому могли принадлежать эти животные. Животное,
почувствовав удар, начало убегать и так громко кричать, что привлекло
около сорока таких животных, которые подбежали ко мне,
корчит мне ужасные рожи. Я подбежал к дереву, к
которому прислонился, держа перед собой саблю; они тотчас вскочили
на ветви дерева и начали покрывать меня своим
мусором; но внезапно все они обратились в бегство.

Тогда я сошел с дерева и продолжил свой путь, весьма
удивленный тем, что внезапный ужас заставил их таким образом обратиться в
бегство; но, взглянув налево, я увидел лошадь
, тяжело ступающую посреди поля; именно вид этой лошади заставил
отряд так быстро разбежаться. осаждал меня. Лошадь,
подойдя ко мне, он остановился, отступил, а затем пристально посмотрел
на меня, казалось, немного удивленный; он рассматривал меня со всех сторон,
несколько раз оборачиваясь вокруг меня.

Я хотел двинуться дальше, но он встал у меня на пути,
нежно глядя на меня и не проявляя ко мне никакого насилия.
Мы некоторое время рассматривали друг друга; наконец
я взял на себя смелость положить ему руку на шею, чтобы
польстить ему, насвистывая и разговаривая, как женихи
, когда хотят погладить лошадь; но животное превосходное,
презирая мою честность и вежливость, он нахмурился и
гордо поднял одну из своих передних ног, чтобы заставить меня убрать
свою слишком знакомую руку. В то же время он начал ржать три или
четыре раза, но с таким разнообразным акцентом, что я начал
верить, что он говорит на своем собственном языке и что в его
различных ржаниях есть какой-то смысл.

На этих передышках подъехала еще одна лошадь, которая
очень вежливо поприветствовала первую; и та, и другая были честны
друг с другом и начали ржать друг на друга сотней разных способов, которые
казалось, они издавали членораздельные звуки; затем они сделали несколько
шагов вместе, как будто хотели о чем
-то посовещаться; они ходили взад и вперед, тяжело ступая бок о бок,
как люди, которые советуются по важным вопросам
; но они всегда смотрели на меня, как будто они
что-то обдумывали. смотри, чтобы я не сбежала.

Удивленный таким поведением зверей, я говорю себе
: «Поскольку в этой стране звери так разумны, люди должны
быть в высшей степени разумными»..

Эта мысль придала мне столько смелости, что я решил двинуться дальше
по стране, пока не встречу какого-нибудь жителя, и
позволить двум лошадям разговаривать там вместе столько, сколько им
заблагорассудится; но одна из них, пятнисто-серая, увидев, что
я ухожу, остановилась. он заржал так выразительно, что мне
показалось, я услышал то, что он хотел: я повернулся и подошел
к нему, скрывая свое смущение и смятение, насколько это было
возможно, потому что в глубине души я не знал, чем это обернется,
и вот что он сказал. читатель легко может себе это представить.

Обе лошади тесно прижали меня к себе и стали рассматривать
мое лицо и руки. Моя шляпа, казалось, удивила
их так же, как и края моего купальника. Седобородый сел
он льстил моей правой руке, казалось очарованный мягкостью и
цветом моей кожи; но он так крепко зажал ее между копытом и
пяткой, что я не мог не закричать изо всех сил,
что привлекло меня еще тысячей дружеских ласк. Мои
туфли и чулки вызывали у них большое беспокойство; они
несколько раз обнюхали и пощупали их и сделали с этим
несколько жестов, подобных жестам философа, который хочет
попытаться объяснить какое-то явление.

Наконец, поведение и манеры этих двух животных
показались мне такими разумными, такими мудрыми, такими рассудительными, что я пришел к выводу
, что это должны были быть чародеи, которые
таким образом с какой-то целью превратились в лошадей и
которые, встретив на своем пути незнакомца, вознамерились убить его.
развлекались немного за его счет или, возможно, были поражены
его фигурой, одеждой и манерами. Вот что заставило меня
взять на себя смелость поговорить с ними в таких выражениях:

«Господа конюхи, если вы чародеи, как я
полагаю, вы слышите все языки; таким образом, я имею
честь сказать вам на своем, что я бедный англичанин
, который по несчастью сел на мель на этих берегах и который молит вас одного
или другой, если вы все-таки настоящие лошади, желать;
страдать, чтобы я сел на вас верхом, чтобы найти какую-нибудь деревню или
дом, где я мог бы уединиться. В знак признательности я
дарю вам этот маленький нож и этот браслет».

Оба животных, казалось, внимательно слушали мою речь, и
когда я закончил, они начали ржать по очереди, повернувшись друг
к другу. Тогда я ясно понял, что их ржание
было многозначительным и содержало слова, алфавит которых
, возможно, можно было бы составить так же легко, как алфавит китайцев.

Я часто слышал, как они повторяли слово _яху_, звук которого я различал
, не различая его значения, хотя, пока две
лошади разговаривали, я несколько раз
пытался уловить его значение. Когда же они перестали говорить, я
я начал кричать, чтобы все мои силы: _Yahou_! _яху_! стараясь их
подражать. Казалось, это их чрезвычайно удивило, и тогда
седовласый, дважды повторив одно и то же слово, казалось, хотел
научить меня, как его произносить. Я повторял за
ним как мог, и мне показалось, что, хотя я
был очень далек от совершенства акцента и
произношения, я все же добился некоторого прогресса. Другая
лошадь, которой был бай, похоже, хотела научить меня другому слову
, которое гораздо труднее произносить, и которое, будучи сокращенным до
английского написания, может быть записано так: _houyhnhnm_. Я не
сначала я не так хорошо произносил это слово, как
первое; но после нескольких попыток оно стало
лучше, и обе лошади показались мне сообразительными.

Когда они еще немного поговорили друг с другом (без сомнения
, обо мне), они расстались друг с другом с той же церемонией
, с которой разговаривали друг с другом. Ле бай жестом пригласил меня пройти мимо
него, что я и решил сделать, пока
не найду другого водителя. Когда я шел очень медленно, он
начал ржать: _ххуум_, _ххумн_. Я понял его мысль, и он
я, как мог, дал понять, что очень устал и мне трудно ходить
; на что он милостиво остановился, чтобы
дать мне отдохнуть.




Глава II

_ Автора приводят в дом Гуигнгнма; как его там
принимают. Какая еда у гуигнгнмов.
Автор затрудняется найти, чем себя накормить._


Пройдя около трех миль, мы пришли к
месту, где стоял большой низкий крепкий деревянный дом,
крытый соломой. Я тут же начал вытаскивать из кармана
маленькие подарки, которые я предназначал для гостей этого дома, чтобы
быть принятым более честно. Конюх вежливо ввел меня
первым в большую, очень чистую комнату, где для всякой мебели
были стеллаж и корыто. Там я увидел трех лошадей с двумя
всадниками, которые не ели и сидели на своих
скакунах. На этих антрактах появился седобородый и, когда он
вошел, начал громко ржать. Я прошел с ним
еще через две одноэтажные комнаты; в последней мой водитель
сделал мне знак подождать и прошел в соседнюю комнату
. Тогда я подумал, что нужно, чтобы хозяин этого
дом был бы достойным человеком, поскольку меня таким образом заставляли
ждать на церемонии в прихожей; но в то же время я
не мог представить, чтобы у достойного человека были лошади в качестве
камердинеров. Тогда я испугался, что сошел с ума и что мои
несчастья полностью лишили меня рассудка. Я
внимательно осмотрелся и начал рассматривать
прихожую, которая была обставлена примерно так же, как и первая
комната. Я широко открывал глаза, пристально смотрел на все, что
меня окружало, и всегда видел одно и то же. Я ущипнул себя
обхватив себя руками, я кусал губы, бился боками, чтобы
проснуться, на случай, если засну; и поскольку мне
в глаза били всегда одни и те же предметы, я пришел к выводу
, что в этом есть что-то дьявольское и какое-то высокое волшебство.

Пока я размышлял об этом, седобородый вернулся ко мне
на то место, где он меня оставил, и поманил меня войти с
ним в комнату, где я увидел на очень чистой и очень тонкой циновке
прекрасную всадницу с Прекрасным жеребенком и красивой маленькой
кобылкой, все они были одеты в черное. скромно опираясь на бедра. Ла Кавале се
поднялся при моем появлении, подошел ко мне и
, внимательно рассмотрев мое лицо и руки,
пренебрежительно отвернулся от меня и заржал, часто произнося слово
_яхуу_. Вскоре я, несмотря на себя, понял пагубное значение этого
слова, потому что лошадь, которая меня ввела, кивнув мне оттуда
головой и часто повторяя слово _hhuum_, _hhuum_, повела меня
на какой-то скотный двор, где на некотором расстоянии было еще одно здание
. дом. Первое, что бросилось
мне в глаза, были три этих проклятых животных, которых я видел
сначала в поле, описание которого я привел выше;
их связывали за шеи и ели коренья и
мясо осла, собаки и мертвой коровы (как я узнал
с тех пор), которые они держали в когтях и рвали
зубами.

Затем хозяин лошади приказал маленькому биде алезану, который был
одним из его лакеев, отвязать самое большое из этих животных и
привести его. Нас обоих поставили бок о бок, чтобы лучше
сравнить его со мной, и именно тогда _яху_ повторили
несколько раз, в результате чего я услышал, что эти животные
их звали _яхус_. Я не могу выразить своего удивления и
ужаса, когда, присмотревшись к этому животному, я заметил
в нем все черты и всю фигуру человека, за исключением того,
что у него было широкое плоское лицо, вздернутый нос
, толстые губы и очень большой рот; но это обычное дело для
всех диких народов, потому что матери кладут своих
детей лицом вниз, кладут их на спину и
бьют их носами по плечам. У этого _яху_ были
передние лапы, похожие на мои руки, если не считать их
они были вооружены очень большими ногтями, а кожа у них была коричневой,
грубой и покрытой волосками. Ее ноги тоже были похожи на
мои, с теми же отличиями. однако мои чулки и
туфли заставили господ конюхов поверить, что
разница гораздо больше. Что касается остальной части
тела, то, по правде говоря, было то же самое, за исключением
окраса и шерсти.

Как бы то ни было, эти господа не судили об этом одинаково,
потому что мое тело было одето, и они считали, что моя одежда
- это сама моя кожа и часть моего существа; своего рода
что они обнаружили, что я в этом месте сильно отличаюсь от
их _яху_. Маленький лакей-биде, зажав корень между
копытом и пяткой, представил его мне. Я взял ее и,
попробовав, тут же вернул ей со всей возможной вежливостью
. Он тотчас же пошел и принес из ложи
_яху_ кусок ослиного мяса и предложил его мне. Это блюдо
показалось мне таким отвратительным и отвратительным, что я не хотел
к нему прикасаться и даже засвидетельствовал, что оно причиняет мне боль в сердце. Биде
бросил кусок в _яху_, который тут же проглотил его с
большое удовольствие. Увидев, что еда _яхусов_ мне не
подходит, он осмелился предложить мне свою, то
есть сено и овес; но я покачал головой и дал ему
понять, что это блюдо не для меня. Затем, поднеся одну
из своих передних ног ко рту очень удивительным и
в то же время очень естественным образом, он сделал мне знаки
, давая понять, что не знает, как меня накормить, и спрашивая
, что я хочу есть; но я не мог выразить
ему свою мысль словами. мои знамения; и, когда я мог, я не видел
не то чтобы он был в состоянии удовлетворить меня.

На этих промежутках проходила корова; я показал на нее пальцем и
выразительным жестом дал понять, что хочу пойти
ее доить. Меня поняли, и меня сразу же ввели в
дом, где служанке, то есть кобыле, было приказано
открыть для меня комнату, где я обнаружил большое количество молочных
терринов, уложенных очень аккуратно. Я много ездил на автобусах
и с большим мужеством и комфортом занялся ремонтом.

Около полудня я увидел, как к дому подъезжает какая
-то повозка или карета, запряженная четырьмя лошадьми.



В этой карете ехала старая лошадь, которая казалась выдающейся
фигурой; он приезжал навестить моих хозяев и
пообедать с ними. Они приняли его очень вежливо и с большим
уважением: они вместе поужинали в самом красивом зале, и, помимо
сена и соломы, которые им подали первыми, им подали
еще овес, сваренный на молоке. Их корыто, расположенное в
центре зала, было расположено по кругу, примерно
как токарный станок нормандского пресса, и разделено на несколько
отсеков, вокруг которых они располагались, сидя на своих стульях.
бедра и опираются на соломенные сапоги. В каждом отделении
была стойка для еды, которая обслуживала его, так что каждая лошадь и
всадник ели свою порцию очень прилично и
аккуратно. Жеребенок и маленькая кобылка, дети хозяина и
хозяйки дома, были на этой трапезе, и казалось, что
их отец и мать очень внимательно следили за тем, чтобы они поели.
Седобородый приказал мне подойти к нему, и мне показалось
, что он беседует обо мне со своим другом, который время от времени посматривал на меня
и часто повторял слово _яху_.

С некоторых пор я надел перчатки; хозяин с серыми
пятнами заметил это и, увидев мои руки уже не такими, какими он
их увидел сначала, сделал несколько знаков, выражающих его
удивление и смущение; он два или три раза коснулся
их ногой и дал мне понять, что он он хотел, чтобы они
повторили свою первую фигуру. Я сразу же откашлялся, что
заставило всю компанию заговорить и вселило в них привязанность ко
мне. Вскоре я почувствовал последствия этого; меня заставили
произнести определенные слова, которые я слышал, и выучили имена
овес, молоко, огонь, вода и многое другое
. Я сохранил все эти имена, и именно тогда, более чем когда-либо
, я использовал ту удивительную легкость, которую природа
дала мне для изучения языков.

Когда с ужином было покончено, хозяин лошади взял меня, в
частности, и знаками, соединенными с несколькими словами,
выразил мне сожаление, которое он испытывал, видя, что я не ем
и что я не могу найти ничего, что было бы мне по вкусу. _Hlunnh_
на их языке означает овес. Я произнес это слово два
или трижды; ибо, хотя я сначала отказался от
предложенного мне овса, однако, поразмыслив, я решил,
что могу приготовить из него что-то вроде еды, смешав
ее с молоком, и что это будет поддерживать меня до тех пор, пока я
не найду возможность есть. сбежать и встретиться
с существами моего вида. Тотчас конюх приказал
служанке, красивой белой кобыле, принести мне
изрядное количество овса на деревянном блюде. Я поджарила этот
овес, как гной, а потом натирала его, пока не намазала.
я сбросил с него кору, а затем
попытался обмахнуть его веслом; после этого я вернулся к тому, чтобы раздавить его между двух камней; я набрал воды
и сделал из него что-то вроде лепешки, которую испек и съел
горячим, вымочив в молоке.

Сначала это было для меня очень невкусным блюдом, хотя
во многих местах Европы это обычное блюдо; но
со временем я привык к нему, и, поскольку в своей жизни я был
доведен до неприятных состояний, я не в первый раз
испытал, что он может вызвать у меня отвращение. чтобы удовлетворить потребности, нужно совсем немного
от природы, и что тело предназначено для всего. Здесь я замечу
, что, пока я был в этой стране лошадей, у меня не было ни
малейшего недомогания. Иногда, правда, я отправлялся на
охоту на кроликов и птиц, которых ловил сетками
из шерсти ягуара; иногда я собирал травы,
варил или ел в салатах, а время от
времени готовил масло. Первое, что доставило мне много хлопот
, - это нехватка соли; но я привык обходиться без нее;
отсюда я заключаю, что употребление соли является следствием нашего
несдержанность и была создана только для того, чтобы возбудить желание пить; следует
отметить, что человек - единственное животное, которое добавляет соль
в то, что ест. Что касается меня, то, когда я покинул эту страну, мне было
очень трудно снова почувствовать ее вкус.

Я думаю, достаточно говорить о моей еде. Однако, если бы я подробно остановился
на этой теме, я бы, как мне кажется, поступил только так
, как поступают в своих отношениях большинство путешественников, которые
воображают, что читателю очень важно знать
, хорошо они поступили или нет.

Во всяком случае, я считал, что эта краткая подробность моего
еда была необходима, чтобы мир не подумал, что я не смогу прожить три года в такой стране и среди таких людей.



Вечером хозяин лошади приказал мне выделить комнату в шести шагах
от дома, отделенную от жилого квартала. Я расстелил там
несколько соломенных сапог и укрылся своей одеждой,
чтобы хорошо провести там ночь и спокойно выспаться. Но
в дальнейшем я стал намного лучше, как читатель увидит ниже,
когда я расскажу о своей жизни в этой стране.




Глава III

_АВТОР стремится хорошо выучить язык, а Гуигнгнм
, его учитель, стремится научить его ему. Несколько Гуигнгнмов
приходят к автору из любопытства. Он дает своему хозяину
краткий отчет о своих путешествиях._


Я очень старался выучить язык, которому Гуигнгнм
, мой хозяин (так я буду называть его отныне), его
дети и все его слуги очень хотели
научить меня. Они смотрели на меня как на вундеркинда и были
удивлены, что у грубого животного были все манеры и он все отдавал
естественные признаки разумного животного. Я показывал пальцем
на каждую вещь и спрашивал ее название, которое я
запоминал и которое я обязательно записывал в свой маленький
путевой журнал, когда был один. Что касается акцента, я старался
уловить его, внимательно слушая. Но биде из алезана
мне очень помогло.

Должен признаться, что произношение этого языка показалось мне очень
трудным. Гуигнгнмы говорят одновременно носом и
горлом; и их язык, также носовой и гортанный,
очень близок к немецкому, но гораздо более изящен
и выразительнее. Император Карл V сделал это
любопытное наблюдение; поэтому он сказал, что если ему придется поговорить со
своей лошадью, он будет говорить с ней по-немецки.

Моему хозяину так не терпелось увидеть, как я буду говорить на его языке
, чтобы он мог побеседовать со мной и удовлетворить свое любопытство,
что он тратил все свои досуговые часы на то, чтобы давать мне уроки
и учить меня всем терминам, уловкам и
тонкостям этого языка. Он был убежден, как он признался мне
с тех пор, что я _яху_; но моя чистота, моя
вежливость, моя покорность, моя готовность учиться поражали его:
он не мог сочетать эти качества с качествами _яху_,
грубого, грязного и необщительного животного. Моя одежда также
доставляла ему много неудобств, поскольку он воображал себя
частью моего тела: ведь я раздевался по вечерам, чтобы
лечь спать, только когда весь дом спал, а
утром вставал и одевался до того, как кто-нибудь проснулся. Мой
учитель хотел знать, из какой страны я приехал, где и
как я приобрел тот вид разума, который, казалось, был в
всеми моими способами и, наконец, узнать мою историю. Он был
польщен тем, что скоро научится всему этому, учитывая прогресс, которого я
день ото дня добивался в интеллекте и в
произношении языка. Чтобы немного улучшить свою память, я
составил алфавит из всех слов, которые выучил, и
написал все эти термины английским языком под ними. В
дальнейшем мне не составило труда записать в присутствии моего
учителя слова и фразы, которым он меня учил; но он не
мог понять, что я делаю, потому что гуигнгнмы
понятия не имеют о письме.

Наконец, по прошествии десяти недель я обнаружил, что в состоянии услышать
многие из его вопросов, и вскоре я стал достаточно опытным, чтобы
сносно на них отвечать. Один из первых вопросов, которые он задал мне
, когда поверил, что я в состоянии ответить на него, заключался в том, чтобы спросить меня
, из какой страны я родом и как я научился подделывать
разумное животное, будучи всего лишь одним, _яху_: ибо эти _яху_,
на которых он находил меня похожими лицом и
передними лапами, хотя, по его словам, обладали своего рода
знаниями, с хитростью и злобой, но у них не было
обратите внимание на то понимание и покорность, которые он замечал во мне.
Я ответил ему, что я родом из далекого форта и что я
пересек моря с несколькими другими людьми моего рода, перенесенными в
большом деревянном здании; что мои товарищи высадили меня на
берег на этом берегу и бросили. Затем мне пришлось
приложить к языку несколько знаков, чтобы меня услышали.
Мой учитель возразил мне, что я, должно быть, ошибся и что
_я сказал то, чего не было_, то есть что я
солгал. (У гуигнгнмов в их языке нет слова
чтобы выразить ложь или неправду.) Он не мог
понять, что за морскими водами есть какая-то земля, и
что мерзкое стадо животных могло поднять на поверхность это
большое деревянное здание и управлять им по своему усмотрению. «Едва ли,
- говорил он, - один Гуигнгнм мог бы сделать так много, и, конечно
, он не доверил бы их проведение _яхуусам_».

Это слово _houyhnnm_ на их языке означает _шеваль_ и
в соответствии со своей этимологией означает _совершенство природы_. Я
ответил своему учителю, что мне не хватает выражений, но что,
через некоторое время я смогу рассказать ему то, что
его очень удивит. Он убеждал госпожу ла Каваль, свою
жену, господ, своих детей жеребенка и кобылу, и всех своих
слуг усердно помогать мне совершенствоваться в
языке, и каждый день сам посвящал этому два или три
часа.

Затем несколько отличных лошадей и всадников пришли навестить
моего хозяина, возбужденные любопытством увидеть
удивительного _яху_, который, как им сказали, говорил как
Гуигнгнм, и в его манерах заиграли искорки веселья.
причина. Им доставляло удовольствие задавать мне вопросы в пределах моей
досягаемости, на которые я отвечал, как мог. Все это
помогло мне укрепиться в использовании языка, так
что к концу пяти месяцев я слышал все, что мне говорили, и
довольно хорошо выражался по большинству вопросов.

Некоторым гуигнанткам, которые приходили ко мне домой, чтобы увидеть и
поговорить со мной, было трудно поверить, что я был настоящим _яху_,
потому что, как они говорили, у меня была кожа, сильно отличающаяся от кожи этих
животных; они добавляли, что видели во мне только кожу, примерно такую же, как у этих животных.
похож на таковых _яху_ только на морде и
передних лапах, но без шерсти. Мой хозяин хорошо знал, в чем дело,
потому что что-то, произошедшее примерно за две недели до
этого, заставило меня открыть ему эту тайну, которую я
всегда скрывал от него до тех пор, чтобы он не принял меня за настоящего
_яху_ и не поместил меня в их компанию.

Я уже говорил читателю, что каждый вечер, когда весь дом
ложился спать, у меня был обычай раздеваться догола и накрываться
своей одеждой. Однажды мой хозяин рано утром послал мне своего
лакей ле биде Алезан. Когда он вошел в мою комнату, я
крепко спала; одежда моя была сброшена, а ноги мои
были обнажены. Я проснулся от его шума и заметил,
что он выполняет свое поручение с обеспокоенным и
смущенным видом. Он немедленно вернулся к своему хозяину и
смущенно рассказал ему о том, что видел. Когда я встал,
я пошел пожелать доброго утра _Его Почести_ (это термин, который
используется среди гуигнгнмов, как мы используем тех
, кто обладает величием, величием и почтением). Сначала он говорит мне, что
его лакей рассказал ему утром; что я не так
сплю, как бодрствую, и что, когда я лежал, у меня была
другая кожа, чем когда я стоял.

Я до тех пор скрывал эту тайну, как я уже сказал, чтобы меня не
путали с проклятой и гнусной расой _яхуу_; но,
увы! тогда ему пришлось открыть меня, несмотря на меня. Кроме того, моя
одежда и обувь начали изнашиваться, и, поскольку
вскоре мне пришлось бы заменить их шкурой _яху_ или
какого-либо другого животного, я ожидал, что мой секрет не будет раскрыт
еще долго прятался. Я сказал своему господину, что в стране, откуда
я приехал, представители моего вида имели обычай покрывать
свои тела шерстью определенных животных, искусно приготовленной либо для
честности и приличия, либо для защиты от
суровых времен года.; что, насколько мне известно, у представителей моего вида был обычай покрывать свои тела шерстью определенных животных, искусно приготовленной либо для честности и приличия, либо для защиты от суровых времен года. глядя на него, я был готов
заставить его ясно увидеть то, что я только что сказал ему; что
я собираюсь обнажиться и скрыть от него только то, что
природа запрещает нам показывать. Казалось, моя речь поразила его; он
не мог, прежде всего, представить, что природа заставляет нас скрывать
то, что она дала нам. «Неужели природа, - говорил он,
- сделала нам постыдные, подлые и преступные подарки? Что касается нас,
- добавил он, - мы не краснеем за Его дары и не
стыдимся выставлять их на всеобщее обозрение. Однако, - продолжил он,
- я не хочу вас принуждать».

Поэтому я честно разделся догола, чтобы удовлетворить любопытство
Его Чести, которая проявила большие признаки восхищения, увидев
конфигурацию всех честных частей моего тела. Он
поднял одну за другой всю мою одежду, снимая ее
между копытом и пяткой и внимательно осмотрел их; он польстил
мне, погладил и несколько раз обошел вокруг меня;
после чего он серьезно сказал мне, что стало ясно, что я
настоящий _яху_ и что я отличаюсь от всех представителей своего вида
только тем, что у меня была менее твердая и более белая плоть с
более мягкой кожей; чем в том, что у меня не было волос на
большей части моего тела; что когти у меня были короче
и немного иначе сконфигурированы, и что я заставлял ходить только
на задних ногах. сзади. Он не хотел видеть большего,
и позволил мне одеться, что меня порадовало, потому что я только начинал
чтобы было холодно.

Я засвидетельствовал Его Чести, как мне было обидно
, что он всерьез назвал меня позорным и отвратительным животным. Я заклинал
его избавить меня от такого позорного имени и
порекомендовать то же самое его семье, слугам и
всем его друзьям; но все было напрасно. В
то же время я умолял его не разглашать никому секрет, который я
открыл ему, касаясь моей одежды, по крайней мере до тех пор, пока мне не
понадобится ее менять, и что, что касается того, что наблюдал лакей
алезан, Его Честь могла приказать ему не говорить о том
, что он видел.

Он пообещал мне тайну, и эту вещь всегда хранили в тайне,
пока моя одежда не износилась и мне не пришлось искать
, во что одеться, как я расскажу в дальнейшем. В
то же время он убеждал меня продолжать совершенствоваться в своем языке, потому что он
был гораздо более поражен, увидев, что я говорю и рассуждаю, чем то, что
я белый и безволосый, и что у него было крайнее желание
научиться у меня тем замечательным вещам, которые я ему обещал
объяснить ему. С тех пор он стал еще более внимательно
меня обучать. Он водил меня с собой во все компании
и везде заставлял относиться ко мне честно и с большим
вниманием, чтобы поднять мне хорошее настроение (как он, в
частности, говорит мне) и сделать меня более приятным и интересным.

Каждый день, когда я был с ним, помимо того, что он
изо всех сил старался научить меня языку, он задавал мне тысячу вопросов обо
мне, на которые я отвечал изо всех сил, что уже
дало ему некоторые общие и несовершенные представления о том, что я делаю.
я должен был подробно рассказать ему об этом в дальнейшем. Было бы бесполезно
объяснять здесь, как мне, наконец, удалось завязать с ним
долгий и серьезный разговор; я скажу только, что
первая последующая беседа, которую я провел, была такой, какой мы ее увидим.

Я говорю к Его чести, что я приехал из очень далекой страны, как
я уже пытался донести до него, в сопровождении примерно
пятидесяти моих единомышленников; что на корабле, то есть
в здании, построенном из досок, мы пересекли
моря. Я описал ему форму этого сосуда лучше, чем он мне
это было возможно, и, развернув свой носовой платок, я дал ему
понять, как ветер, раздувающий паруса, заставляет нас двигаться
вперед. Я сказал ему, что во время ссоры
, которая возникла между нами, я был разоблачен на берегу острова, на котором
я сейчас находился; что я был сначала очень смущен, не
зная, где я нахожусь, пока Его Честь не была достаточно любезна
, чтобы избавить меня от этого. от преследования злодеев _яхуу_.
Затем он спросил меня, кто построил этот корабль и как могло случиться, что
Гуинхнмы в моей стране привели его в движение
сырые животные? Я ответил, что не смогу ответить на
его вопрос и продолжить свою речь, если он не даст мне своего
слова и если он не пообещает мне своей честью и своей
совестью не обижаться на все, что я ему скажу;
что только при этом условии я продолжу свою речь и
искренне расскажу ему о тех замечательных вещах
, которые я обещал ему рассказать.

Он положительно заверил меня, что ни за что не обидится. Итак, я
говорю ему, что корабль был построен существами, которые
были похожи на меня, и которые в моей стране и во всех
частях света, где я путешествовал, были единственными животными
-хозяевами, доминирующими и разумными; что по прибытии в эту страну
я был крайне удивлен, увидев, что гуигнгнмы ведут себя как
существа, наделенные разумом, точно так же, как и они. что он и все его друзья
были очень удивлены, обнаружив признаки этого разума в
существе, которое им нравилось называть _яху_, и которое
, по правде говоря, было похоже на этих мерзких животных своей
внешностью, но не качествами своей души. Я добавил, что,
если бы Небеса когда-нибудь позволили мне вернуться в мою страну
и опубликовать там отчет о моих путешествиях, и
особенно о моем пребывании в доме Гуигнгнмов, все поверили
бы, что _я скажу то, чего нет_, и что это была
бы невероятная и дерзкая история, которую я бы придумал; наконец
, что, несмотря на все мое уважение к нему, ко всей его
достопочтенной семье и ко всем его друзьям, я осмелился заверить
, что в моей стране никогда не поверят, что Гуигнгнм был разумным животным
, а _яху_ был просто зверем.




Глава IV

_идеи Гуигнгнмов об истине и лжи.
Речи автора подвергаются цензуре со стороны его хозяина._


Когда я произносил эти последние слова, мой хозяин
выглядел обеспокоенным, смущенным и как бы вне себя. _Давать
и не верить_ тому, что мы слышим, - это у
гуигнгнмов такое действие ума, к которому они не
привыкли; и когда их к этому принуждают, их разум, так
сказать, выходит из своего естественного состояния. Я даже помню, что,
беседуя иногда с моим хозяином о свойствах
о человеческой природе, какой она есть в других частях
света, и, имея возможность поговорить с ним о лжи и
обмане, ему было очень трудно понять, что я
хотел ему сказать, потому что он рассуждал так: использование слова
было дано нам для общения друг с другом рассказывая друг другу то, что мы
думаем, и чтобы нас учили тому, чего мы не знаем. Итак, если
мы _ говорим то, чего нет, мы действуем_ не по замыслу
природы; мы злоупотребляем речью; мы говорим и
молчим. Говорить - разве это не значит заставлять людей слышать то, что они говорят
подумай? итак, когда вы делаете то, что называете _молвлением_, вы
заставляете меня слышать то, о чем вы не думаете: вместо того, чтобы говорить мне то
, что есть, вы говорите мне то, чего нет; поэтому вы не говорите
, вы только открываете рот, чтобы издавать бесполезные звуки;
вы не извлекайте меня из моего невежества, вы увеличиваете его.
Такова идея о том, что Гуигнгнмы обладают способностью лгать, которой
мы, люди, обладаем в такой совершенной и выдающейся степени
.

Возвращаясь к конкретному разговору, о котором идет речь, когда
я заверил Его Честь, что _яхуу_ были в моей стране,
поскольку мы были главными и доминирующими животными (что его очень удивило), он
спросил меня, есть ли у нас гуигнгнмы, и каково
их состояние и занятость среди нас. Я ответил ему, что их у нас
очень много; что летом они пасутся на
лугах, а зимой остаются в своих домах,
где у них есть _яху_, чтобы прислуживать им, расчесывать их
гривы, чистить и натирать их кожу, мыть их ноги,
чтобы они могли есть. накормить их. «Я вас слышу, - продолжал он, -
то есть, несмотря на то, что ваши _яху_ льстят себе тем, что у них есть немного
причина в том, что гуигнгнмы по-прежнему являются хозяевами, как и здесь. Я хотел
бы только, чтобы наши _яхусы_ были такими же послушными и
хорошими слугами, как и в вашей стране! Но продолжайте, пожалуйста
».

Я умолял Его Честь избавить меня
от дальнейших разговоров на эту тему, потому что я не мог, согласно правилам
благоразумия, приличия и вежливости, объяснить
ему остальное. «Я хочу все знать, - ответил он мне, - продолжайте и не
бойтесь причинить мне боль.--Ну что ж! я сказал ему, что,
поскольку вы определенно этого хотите, я буду подчиняться вам. их
Гуигнгнмы, которых мы называем _волосы_, среди нас
очень красивые и очень благородные животные, к тому же энергичные и легкие в
беге. Когда они живут в домах достойных людей,
их заставляют проводить время в путешествиях, гонках, стрельбе из танков,
и к ним проявляют всевозможное внимание и дружбу,
пока они молоды и у них все хорошо; но как только они
начинают стареть или взрослеть, они начинают чувствовать себя лучше. если у вас есть несколько болей в ногах, мы немедленно
избавляемся от них и продаем их _яху_, которые
заставляют их выполнять тяжелую, тяжелую, низкую и постыдную работу, пока они не
умирают. Тогда мы снимаем с них кожу, продаем их шкуры и бросаем
их трупы хищным птицам, собакам и волкам, которые
их пожирают. Таков в моей стране конец самых прекрасных и
благородных гуигнгнмов. Но не со всеми из них так хорошо
обращаются и они так счастливы в юности, как с теми, о ком я только что
говорил; есть такие, кто с ранних лет живет у
пахарей, у возчиков, у камердинеров и
других подобных людей, у которых они вынуждены много работать
, хотя и сильно недоедали.» Затем я описываю наш путь
путешествовать верхом и в экипаже всадника. Я нарисовал,
насколько это было возможно, уздечку, седло, шпоры,
хлыст, не говоря уже о сбруе лошадей, которые
тащат карету, телегу или плуг. Я добавил, что
к ступням всех наших гуигнгнмов прикрепляли пластину
из некоего очень твердого вещества, называемого _фер_, чтобы удерживать
их копыта и не дать им разбиться о каменистые тропинки.

Мой учитель, казалось, был возмущен таким жестоким
обращением с гуигнгнмами в нашей стране. Он говорит мне, что он был
очень удивлен, что у нас хватило смелости и наглости
взобраться на их спины; что, если бы самый энергичный из его _яху_
осмелился когда-либо пойти на такую вольность по отношению к самому маленькому
Гуинхнму из его слуг, он был бы немедленно сбит с ног,
растоптан, раздавлен, разбит. Я ответил ему, что наших гуигнгнмов
обычно приручают и дрессируют в возрасте трех или четырех лет,
и что, если кто-то из них был непокорным, непокорным и упрямым, его
заставляли тянуть телеги, пахать землю
и избивали.

Мне было очень трудно донести все это до моего учителя,
и мне пришлось использовать множество обходных путей, чтобы выразить
свои идеи, потому что язык гуигнгнмов небогат, и
поскольку у них мало страстей, у них также мало терминов,
потому что именно умноженные и утонченные страсти формируют
богатство, разнообразие и изысканность. с одного языка.

Невозможно представить, какое впечатление произвела моя речь
на разум моего учителя и тот благородный гнев, который он
испытал, когда я рассказал ему о том, как мы обращаемся
с гуигнгнмами. Он согласился, что, если бы была страна, в которой _яхуууууууууууу_
даже если бы это были единственные разумные животные, было бы справедливо, чтобы они были там
хозяевами, а все остальные животные подчинялись
по их законам, поскольку разум должен преобладать над силой. Но,
рассматривая фигуру моего тела, он добавил, что такое существо
, как я, слишком плохо сложено, чтобы быть разумным
или, по крайней мере, использовать свой разум в большинстве вещей
в жизни. В то же время он спросил меня, все ли _яху_ в моей
стране похожи на меня. Я сказал ему, что у всех нас была примерно
одинаковая фигура, и что я вел себя так, как будто был достаточно хорош собой; что
у молодых самцов и самок кожа была тоньше и
нежнее, а кожа самок в моей
стране обычно была молочно-белой. Он возразил мне, что, по
правде говоря, есть некоторая разница между _яхусами_ на его скотном дворе и
мной; что я был чище их и не был таким уж
уродливым; но что в сравнении с солидными благами, по его мнению
, они перевесят меня; что мои передние и
задние ступни были голыми, и что те немногие волоски, которые у меня на них были, были
бесполезны, так как их было недостаточно, чтобы уберечь меня от холода;
что касается моих передних ступней, то это были не
совсем ступни, так как я не пользовался ими для ходьбы; что они
были слабыми и хрупкими, что я обычно держал их голыми,
и что то, чем я время от времени прикрывал их, не было ни
таким прочным, ни настолько тяжелая, что я прикрывал свои
задние ноги; что я не мог уверенно идти, потому что, если бы одна из моих
задних ног споткнулась или поскользнулась,
я обязательно упал бы. Затем он начал критиковать всю
конфигурацию моего тела, _широкость_ моего лица,
_представительность_ моего носа, положение моих глаз,
сразу прикрепленных ко лбу, так что я не мог смотреть ни
вправо, ни влево, не поворачивая головы. Он сказал, что я не
мог есть без помощи моих передних ног, которые я
подносил ко рту, и что, по-видимому, именно поэтому
природа вложила в них так много суставов, чтобы восполнить этот
недостаток; что он не видел, для чего мне все
это могло пригодиться. маленькие отдельные конечности, которые были на кончиках моих
задних ног; что они, несомненно, были слишком слабыми и слишком нежными
чтобы они не были порезаны и не разбиты камнями и
кустарником, и что мне нужно было, чтобы исправить это,
покрыть их шкурой какого-нибудь другого зверя; что мое обнаженное и безволосое тело
подвергалось воздействию холода, и что, чтобы гарантировать это, я был
вынужден покрывать его чужой шерстью, то есть
одеваться и раздеваться каждый день, что, по
его мнению, было самым скучным и утомительным занятием на свете;
что, наконец, он заметил, что все животные в его стране
от природы питают отвращение к _яху_ и бежали от них, в
так что, предполагая, что мы в моей стране получили от
природы дар разума, он не мог понять, как даже
с его помощью мы можем излечить ту естественную антипатию, которую
все животные испытывают к представителям нашего вида, и,
следовательно, как мы можем извлечь из этого никакой пользы. обслуживание. «Наконец,
- добавил он, - я не хочу углубляться в этот вопрос; я
оставляю вас в стороне от всех ответов, которые вы могли
бы мне дать, и только прошу вас, пожалуйста, расскажите
мне историю своей жизни и опишите мне страну, в которой вы
родились ".»

Я ответил, что готов удовлетворить его во всем
, что касается его любопытства; но что я очень
сомневаюсь, что мне удастся достаточно ясно объясниться по
вопросам, о которых Его Честь не может иметь ни малейшего представления, учитывая, что я
не заметил ничего подобного в его стране; что тем не менее я
сделаю все возможное и постараюсь выразить себя с помощью
сходств и метафор, умоляя его извинить меня, если я не
буду использовать правильные термины.

Поэтому я говорю ему, что родился у честных родителей на острове
что мы называли Англию, которая была так далека, что самый
энергичный из Гуигнгнмов едва ли смог бы совершить это путешествие во
время ежегодного солнечного бега; что я впервые применил
хирургию, то есть искусство заживления ран; что моей страной
правила женщина, которую мы называли королевой; что я
покинул его, чтобы попытаться разбогатеть и
немного успокоить свою семью по возвращении; что в последнем из моих путешествий
я был капитаном корабля, имея
под собой около пятидесяти _яху_ человек, большинство из которых погибли в пути, от
так что я был вынужден заменить их другими, взятыми
из разных стран; что наш корабль дважды подвергался
опасности кораблекрушения, первый раз из-за сильного
шторма, а второй - из-за столкновения со скалой.

Здесь мой хозяин прервал меня, чтобы спросить, как я мог
нанять незнакомцев из разных стран в Серискнуть
пойти со мной после опасностей, которым я подвергся, и потерь
, которые я понес. Я ответил ему, что все они были
несчастными людьми, которым не было ни огня, ни места, и которые были
вынуждены покинуть свою страну либо из-за плохого состояния
их дел, либо из-за совершенных ими преступлений; что
некоторые были разорены судебными процессами, другие - смертью
. разврат, другие через азартные игры; что большинство из них были
предателями, убийцами, ворами, отравителями,
разбойниками, лжесвидетелями, фальсификаторами, фальшивомонетчиками, мошенниками и мошенниками.
дезертировавшие солдаты и почти все сбежавшие из тюрьмы;
что, наконец, никто из них не осмелился вернуться в свою страну, опасаясь быть там
повешенным или сгнить в темнице.

Во время этой речи мой учитель был вынужден
несколько раз перебивать меня. Я использовал множество обходных путей, чтобы
дать ему представление обо всех этих преступлениях, которые вынудили большинство
членов моей свиты покинуть свои страны. Он не мог понять, с какой целью эти люди совершили эти преступления и что могло их к этому привести.

 Чтобы немного прояснить для него эту статью,
я попытался дать ему представление о ненасытном желании
всех нас стать больше и богаче, а также о пагубных
последствиях роскоши, невоздержанности, злобы и зависти;
но я мог донести до его сведения все это только на примерах
и предположениях, потому что он не мог понять, что это такое. я не мог понять, существуют ли на самом деле все эти пороки
; поэтому он показался мне человеком
, воображение которого поражено рассказом о том, чего он никогда
не видел и о чем никогда не слышал, который опускает глаза
и не может выразить словами своего удивления и
возмущения.

Эти идеи, _ власть_, _ правительство_, _ война_, _ закон_, _ наказание_
и многие другие подобные идеи, могут быть представлены
на языке гуигнгнмов только длинными перифразами.
Поэтому мне было очень больно, когда мне пришлось связать своего
хозяина с Европой, и особенно с
Англией, моей родиной.




Глава V

_АВТОР рассказывает своему учителю о том, что обычно разжигает
войну между князьями Европы; затем он объясняет
ему, как частные лица ведут войну друг с другом.
Портреты прокуроров и судей Англии._


Читатель, пожалуйста, заметит, что то, что он собирается прочитать, - это
отрывок из нескольких бесед, которые я вел в разное
время в течение двух лет с Гуигнгнмом, моим учителем. Его
Честь задавала мне вопросы и требовала от меня подробных отчетов
по мере моего продвижения в знании и
использовании языка. Я как можно лучше рассказал ему
о состоянии всей Европы; я говорил об искусствах, о
мануфактурах, о торговле, о науках, и
ответы, которые я давал на все его просьбы, были предметом обсуждения.
бесконечный разговор; но я расскажу здесь только о
сути наших бесед о моей родине; и,
приводя их в максимально возможный порядок, я буду уделять
меньше внимания временам и обстоятельствам, чем точной истине. Все
, что меня беспокоит, - это наказание, которое мне придется с изяществом и
энергией воздать за прекрасные речи моего учителя и его
здравые рассуждения; но я прошу читателя извинить мою слабость и
неспособность, а также немного обидеться на несовершенный язык
, на котором я сейчас говорю вынужден высказаться.

Чтобы таким образом подчиниться приказам моего хозяина, однажды я рассказал
ему о последней революции, произошедшей в Англии в результате вторжения
принца Оранского, и о войне, которую этот амбициозный принц затем
развязал против короля Франции, самого могущественного монарха Европы.,
слава которого разнеслась по всей вселенной и который обладал
всеми королевскими достоинствами. Я добавил, что королева Анна,
сменившая принца Оранского, продолжила эту войну, в которой участвовали все
державы христианского мира. Я говорю ему, что
эта ужасная война до сих пор могла унести жизни примерно одного человека
миллион _яху_; что было
осаждено и взято более ста городов, сожжено или потоплено более трехсот кораблей
.

Затем он спросил меня, каковы самые обычные причины и мотивы
наших ссор и того, что я называю
_воей_. Я ответил, что этих причин бесчисленное множество и что
я расскажу ему только об основных из них. «Часто, - говорю я ему,
- это амбиции некоторых князей, которые никогда не верят
, что владеют достаточным количеством земли или правят достаточным количеством народов.
Иногда это политика министров, которые хотят дать
от оккупации до недовольных подданных. Иногда это был
обмен мнениями в выборе мнений. Один считает, что
свистеть - это доброе дело, другой - что это преступление; один говорит
, что нужно носить белую одежду, другой - что нужно одеваться
в черное, красное, серое; один говорит, что нужно носить маленькую
шляпку с засученными рукавами, другой говорит что нужно носить большой
, края которого падают на уши и т. Д.» Я специально придумал эти
химерические примеры, не желая объяснять
ему истинные причины наших разногласий во мнениях, учитывая, что
мне было бы слишком больно и стыдно заставлять его это слышать.
Я добавил, что наши войны никогда не были более продолжительными и
кровопролитными, чем тогда, когда они были вызваны этими
разнообразными мнениями, которые, как знали разгоряченные умы, отстаивали
обе стороны и за которые они были готовы взяться за оружие.

Я продолжил так: «Два принца были в состоянии войны, потому что
оба хотели лишить третьего его состояния, не имея
на это никаких прав ни один из них. Иногда один правитель
нападал на другого, опасаясь нападения. Мы объявляем войну
его сосед, иногда потому, что он слишком силен, иногда потому, что он
слишком слаб. Часто у этого соседа есть то, чего нам не хватает,
и у нас тоже есть то, чего нет у него; поэтому мы боремся за то, чтобы
иметь все или ничего. Еще один мотив для ведения войны в
стране - это когда ее видят опустошенной голодом, опустошенной
чумой, раздираемой фракциями. Город находится в ведении
принца, а владение небольшой провинцией округляет его
состояние: предмет войны. Один народ невежественен, прост, груб и
слаб; на него нападают, одну половину убивают, другую сокращают
в рабство, и это для того, чтобы сделать его цивилизованным. Очень славная война
- это когда великодушный правитель приходит на помощь
другому, который его призвал, и что, изгнав узурпатора, он
сам захватывает государства, которые он спас, убивает, заковывает в
кандалы или изгоняет принца, который умолял его о помощи. Кровная
близость, союзы, браки - все это
темы войны среди принцев; чем ближе они родственники,
тем ближе они к тому, чтобы стать врагами. Бедные нации
голодают, богатые амбициозны; однако нищета и
амбиции также любят перемены и революции.
По всем этим причинам вы, конечно, видите, что среди нас
профессия военного человека - самая прекрасная из всех профессий;
ибо что такое военный человек? Ему _яху_ платят за
то, чтобы он хладнокровно убивал своих собратьев, которые не причинили ему никакого вреда.

-- Воистину, то, что вы только что рассказали мне об обычных причинах
ваших войн, - возразила Его Честь, - дает мне высокое представление о
вашей правоте! В любом случае, он рад за вас
, что, будучи таким злым, вы не в состоянии справиться с собой
много зла; ибо что бы вы ни рассказали мне
об ужасных последствиях ваших жестоких войн, в которых погибло так много
людей, я искренне верю, что _вы сказали мне то,
чего нет_. Природа подарила вам плоский рот на
плоском лице: так что я не понимаю, как вы можете
кусать себя, только добровольно. Что касается когтей, которые у вас на
передних и задних лапах, то они такие слабые и
короткие, что на самом деле только один из наших _яху_ разорвал бы
дюжину таких, как вы».

Я не мог удержаться, чтобы не покачать головой и не улыбнуться от
невежество моего хозяина. Поскольку я немного разбирался
в военном искусстве, я подробно описал ему наши пушки,
кулеврины, наши мушкеты, наши карабины, наши
пистолеты, наши ядра, наш порох, наши сабли, наши
штыки; я нарисовал ему сиденья сидений., окопы,
атаки, вылазки, мины и контр-мины,
штурмы, гарнизоны, прошедшие под мечом; я объяснил
ему наши морские сражения; я представил ему наши большие корабли
, тонущие на дне со всем их экипажем, другие изрешеченные ударами
пушки, разбитые и сожженные среди вод; дым,
огонь, тьма, молнии, шум; стоны
раненых, крики сражающихся, конечности, прыгающие в воздухе,
море, окровавленное и покрытое трупами;
затем я рисую ему нашу битву на суше, там, где было пролито еще больше
крови и где за один день погибло сорок тысяч бойцов
с обеих сторон; и, чтобы немного подчеркнуть храбрость
и отвагу моих дорогих соотечественников, я говорю, что
однажды я видел, как они во время осады с радостью прыгали в воду. воздух один
сотни врагов, и что я видел, как еще больше врагов прыгало
в бою на море, так что разбросанные конечности всех этих
_яху_, казалось, падали с ног, что создавало
зрелище, очень приятное для наших глаз.

Я собирался продолжить и дать еще одно прекрасное описание,
когда Его Честь приказал мне замолчать. «Естественность _яху_,
- сказал он мне, - настолько плоха, что мне трудно поверить, что
все, что вы только что рассказали, невозможно, как только вы
предполагаете в нем силу и ловкость, равные его злобности и жестокости".
его злоба. Однако, какое бы плохое представление я ни имел об
этом животном, оно и близко не подходило к тому, которое вы мне только что
дали. Ваша речь туманит мой разум и ставит меня в
ситуацию, в которой я никогда не был; я боюсь, что мои чувства, напуганные
ужасными образами, которые вы им нарисовали,
постепенно привыкнут к этому. Я ненавижу _яху_ этой страны; но, в конце
концов, я прощаю им все их отвратительные качества, поскольку
природа сделала их такими, и у них нет разума, чтобы
управлять собой и исправлять себя; но пусть существо, которое льстит себе, простит им все их отвратительные качества.
то, что наличие этого общего разума способно совершать такие
отвратительные поступки и совершать такие ужасные эксцессы,
- вот чего я не могу понять и что в
то же время заставляет меня заключить, что состояние грубых людей даже предпочтительнее
, чем развращенный и развращенный разум.; но, с другой стороны, я не могу понять, почему это так. добросовестность,
является ли ваша причина настоящей причиной? Разве это не талант, которым
природа наделила вас, чтобы усовершенствовать все ваши пороки? Но,
- добавил он, - вы слишком много рассказали мне о том, что
вы называете _воей_. Есть еще одна статья, которая интересует мою
любопытство. Вы сказали мне, как мне кажется, что в
отряде _яху_, который сопровождал вас на вашем корабле
, были несчастные, которых испытания разрушили и лишили всего, и
что именно _я_ довела их до этого печального состояния. Как
может закон иметь такие последствия? Кроме того,
что это за закон? Разве ваша природа и разум не
достаточны для вас и не предписывают вам достаточно
ясно, что вы должны делать, а чего не должны
делать?»

К Его чести, я ответил, что совершенно не разбираюсь в
законоведение; что те немногие знания
юриспруденции, которые у меня были, я почерпнул в торговле у нескольких
юристов, с которыми когда-то консультировался по своим делам; что
, однако, я собирался поделиться с ним в этой статье тем, что знал.
поэтому я так с ним и поговорил:

«Число тех, кто занимается юриспруденцией среди нас и
кто занимается толкованием закона, бесконечно и
превосходит число гусениц. Между ними есть всевозможные ступени,
различия и имена. Поскольку их огромное множество делает их
занятие малоприбыльное, чтобы гарантировать, что оно дает хоть
что-то на жизнь, они прибегают к промышленности и карусели.
С ранних лет они научились чудесному искусству доказывать с
помощью невнятной речи, что черное - это белое, а белое
- это черное.-- Значит, это они губят и унижают других
своим мастерством? - Да, несомненно,
- ответил я ему, - и я приведу вам пример, чтобы вы
могли лучше понять то, что я вам сказал.

«Я полагаю, что мой сосед хочет заполучить мою корову; как только он
найди прокурора, то есть ученого, который занимается юридической практикой, и пообещай ему награду, если он сможет показать, что моя корова не моя.

 Я также вынужден обратиться
к _яху_ той же профессии, чтобы отстоять свое право,
потому что по закону мне не разрешено защищать себя. однако
я, у которого, несомненно, на моей стороне справедливость и законность,
не позволяю себе оказаться в двух
значительных затруднениях: во-первых, то _яху_, к которому я
прибегал, чтобы отстаивать свое дело, по состоянию и в соответствии с духом
его профессия, с юных лет приученный поддерживать ложь,
так что он оказывается как бы вне себя, когда я
даю ему чистую и обнаженную правду, которую он должен защищать; тогда он не знает, как
это сделать; второе смущение состоит в том, что тот самый прокурор, несмотря
на простоту дела, которое я рассматриваю, был обвинен в фальсификации. я поручил ему, но
вынужден запутать его, чтобы он соответствовал обычаям своих
коллег и тащил его как
можно дольше; в противном случае они обвинили бы его в том, что он портит ремесло и
подает плохой пример. При этом, чтобы вывести меня из себя, он не
у меня остается только два пути: во-первых, я должен найти
прокурора с моей стороны и попытаться подкупить его, дав
ему вдвое больше того, что он надеется получить от своего клиента, и вы сами
понимаете, что мне нетрудно заставить его попробовать такое
выгодное предложение; во-вторых, я хочу, чтобы он согласился на это. способ, который, возможно, вас
удивит, но который не менее надежен,
- это порекомендовать тому _яху_, который служит мне адвокатом, немного запутать мое дело
и намекнуть судьям
, что на самом деле моя корова вполне может принадлежать не мне, а кому-то другому.
мой сосед. Тогда судьи, не привыкшие к ясным и
простым вещам, будут уделять больше внимания тонким аргументам моего
адвоката, найдут; им будет приятно выслушать его и взвесить все за и
против, и в этом случае они будут гораздо охотнее выносить суждения в мою
пользу, чем если бы мы просто соглашались. докажи им мою правоту в четырех
словах. Среди судей принято считать, что все, что было рассмотрено выше, было рассмотрено правильно.
 поэтому они очень стараются сохранить
в протоколе все предыдущие постановления, даже те, которые
были продиктованы невежеством и которые наиболее явно противоречат
справедливость и право причина. Эти более ранние постановления образуют то
, что известно как прецедентное право; мы приводим их как
авторитетные, и нет ничего, что мы не доказали бы и не оправдали
бы, цитируя их. Тем не менее, с недавнего времени мы начинаем возвращаться
к злоупотреблениям, которые были связаны с приданием такой силы авторитету
судимых вещей; мы цитируем суждения за и против, мы прилагаем
чтобы показать, что виды никогда не могут быть полностью
похожими, и я слышал, как один очень опытный судья сказал, что _ решения
выносятся для тех, кто их получает_. В остальном внимание
судьи всегда обращаются скорее к обстоятельствам, чем к
существу дела. Например, в случае с моей коровой они
захотят узнать, красная она или черная, есть ли у нее длинные
рога, на каком поле она обычно пасется, сколько
молока дает в день и так далее. остальное; после чего они
начинают проверять старые остановки. Дело время от времени кладут
на стол; счастлив, если оно предстанет перед судом через десять
лет! Следует также отметить, что у законопослушных людей есть свой собственный язык
, свой собственный жаргон, способ самовыражения, который
другие не слышат; именно на этом прекрасном
неизвестном языке написаны законы, бесконечно умножаемые и
сопровождаемые бесчисленными исключениями. Вы видите, что в этом
лабиринте хорошее право легко запутывается, что самый лучший судебный
процесс выиграть очень трудно, и что, если бы иностранец, родившийся в
трехстах лье от моей страны, осмелился прийти ко мне и оспорить
наследство, которое было в моей семье в течение трехсот лет, он
бы отказался. возможно, потребуется тридцать лет, чтобы завершить этот спор и
полностью разрешить это трудное дело.

--Жаль, - прервал меня мой учитель, - что люди, обладающие таким
большим гением и талантами, не обращают своего внимания на что-то другое
и не используют это лучше. Разве не было бы лучше,
добавил он, если бы они заботились о том, чтобы преподавать другим уроки
мудрости и добродетели, и чтобы они делились своим
просвещением с общественностью? Ибо эти искусные люди, несомненно, владеют всеми
науками.

-- Вовсе нет, - возразил я, - они знают только свое дело и
ничего больше; они величайшие в мире невежды
ни в чем другом: они враги прекрасной литературы и
из всех наук, и в обычной жизни
они кажутся глупыми, обременительными, скучными, грубыми. Я говорю в
целом, потому что есть несколько остроумных,
приятных и галантных людей».




Глава VI

_Из роскоши, невоздержанности и болезней, царящих в
Европе. Характер дворянства._


Мой хозяин не мог понять, как вся эта раса
патрициев оказалась такой злобной и такой грозной.

«Какой мотив, - говорил он, - заставляет их причинять такой значительный вред
тем, кто нуждается в их помощи? и что вы имеете в виду под этим
та _компенсация_, которую обещают прокурору, когда
поручают ему дело?»

Я ответил, что это деньги. Мне было немного трудно
заставить его понять, что означает это слово; я объяснил ему наши
различные виды монет и металлы, из которых они
состоят; я дал ему понять их полезность и сказал ему, что
когда у нас их много, мы счастливы; что тогда мы
получаем красивые одежда, красивые дома, красивые земли,
которые мы ценили дорого и имели на свой выбор все, что
только могли пожелать; что по этой причине мы не верили, что у нас есть что-то, что мы можем пожелать.
у нас никогда не было достаточно денег, и чем больше их у нас было, тем
больше мы хотели их иметь; что богатый бездельник наслаждался трудом
бедняка, который, чтобы найти чем себя прокормить, потел с утра
до вечера и не имел ни минуты отдыха.

«Ну что! прервал Его Честь, разве не вся земля принадлежит
всем животным, и разве они не имеют равного права на
плоды, которые она производит для их пропитания? Почему есть
привилегированные _яху_, которые собирают эти плоды, исключая себе подобных?
 И если некоторые претендуют на большее право на это
в частности, не должны ли они быть в первую очередь теми, кто своим
трудом помог сделать землю плодородной?

--Ни в коем случае, - ответил я ему, - те, кто поддерживает жизнь всех
остальных за счет возделывания земли, - это как раз те, кто умирает
от голода.

-- Но, - сказал он мне, - что вы имели в виду под этим словом
"хорошая моя", когда сказали мне, что с деньгами в
вашей стране хорошо обходятся?»

Затем я начал указывать ему на самые изысканные яства, которыми
обычно накрывают стол для богатых, и на манеры, которыми он обычно пользуется.
разные, из которых готовят мясо. Я рассказал ему об этом все
, что пришло мне в голову, и научил его, что нужно хорошо
приправлять это мясо и, прежде всего, иметь хорошие ликеры
чтобы напиться, мы снаряжали корабли и отправлялись в дальние и
опасные морские путешествия; так что, прежде чем мы могли
дать честную закуску нескольким достойным людям,
нужно было отправить несколько кораблей во все четыре части
света.

«Итак, ваша страна, - начал он, - очень несчастна, поскольку не
может прокормить своих жителей! Вы не можете найти там
даже вода, и вы вынуждены пересекать моря в
поисках чего-нибудь выпить!»

Я ответил ему, что Англия, моя родина, производит в три
раза больше продуктов питания, чем могут
потреблять ее жители, и что в отношении напитков мы готовим
превосходный ликер из сока определенных фруктов или
экстракта некоторых зерен. одним словом, ничего не пропало. для наших
естественных нужд; но чтобы, чтобы прокормить нашу роскошь и
воздержание, мы отправляли в чужие страны то, что
росло у нас дома, и чтобы мы приносили взамен то, что
стать больным и порочным; что эта любовь к роскоши, дешевизне
и удовольствиям была принципом всех движений
наших _яху_; что для того, чтобы достичь этого, нужно было разбогатеть; что
это было то, что производило обманщиков, воров, лжесвидетелей,
лжесвидетелей и льстецов., подхалимы, фальсификаторы,
лжесвидетели, лжецы, игроки, самозванцы,
хвастуны, злодеи, отравители, драгоценные
насмешники, сильные духом. Мне пришлось дать определение всем этим
терминам.

Я добавил, что нам не помешало бы сходить за вином
в зарубежных странах не из-за недостатка воды или другого
хорошего напитка, который можно было бы пить, а потому, что вино было напитком, который
заставлял нас веселиться, который каким-то образом выводил
нас из себя, который изгонял из головы все серьезные идеи
; который наполнял нашу голову тысячей
мыслей, которые мы могли бы использовать в своих целях. безумные фантазии; который напомнил о мужестве, изгнал страх и
на время освободил нас от тирании разума. «То есть,
- продолжил я, - предоставляя богатым все, в чем они
нуждаются, наш маленький народ поддерживает себя. например,,
когда я нахожусь дома и одет так, как должен
быть одет, я ношу на своем теле работу ста рабочих.
Тысяча рук помогли построить и обставить мой дом, и
потребовалось еще в пять или шесть раз больше, чтобы одеть мою
жену».

Я собирался нарисовать ему некоторых _яху_, которые проводят
свою жизнь с теми, кому угрожает ее потеря, то
есть с нашими врачами. Я сказал Его чести, что большинство моих
попутчиков умерли от болезней; но он имел
лишь очень ошибочное представление о том, что я ему сказал.

Он воображал, что мы умираем, как и все другие животные, и
что у нас нет ничего, кроме слабости и
тяжести, за мгновение до смерти, если только мы
не пострадали в результате какого-либо несчастного случая. Поэтому я был вынужден
объяснить ему природу и причину наших различных болезней. Я
сказал ему, что мы едим, не чувствуя голода, пьем, не
испытывая жажды; что мы проводим ночи, глотая
обжигающие спиртные напитки, не съедая ни кусочка, что воспламеняет наши
внутренности, разрушает наши желудки и разливается по всем нашим
конечностей смертельная слабость и томление; наконец, что я никогда не
покончу с этим, если захочу разоблачить перед ним все болезни
, которым мы были подвержены; что их было не менее пяти или
шести сотен по отношению к каждому члену, и что каждая часть,
внутренняя или внешняя, имела бесконечное количество которые были
его собственными.

«Чтобы вылечить все эти недуги, - добавил я, - у нас есть _яху_
, которые посвящают себя исключительно изучению человеческого тела и
утверждают, что с помощью эффективных лекарств искореняют наши болезни,
борются с самой природой и продлевают нашу жизнь.» Каким я был
по профессии я с удовольствием объяснил Его Чести методы
наших врачей и все наши медицинские тайны. «Сначала мы должны предположить
, - сказал я ему, - что все наши болезни возникают
в результате повторения, из чего наши врачи делают разумный вывод о необходимости эвакуации
либо сверху, либо снизу. Для этого они
выбирают травы, минералы, жевательные резинки, масла,
чешую, соли, фекалии, кору деревьев,
змей, жаб, лягушек, пауков, рыб
и из всего этого делают для нас ликер с приятным запахом. и от одного
отвратительный вкус, поднимающий сердце, вызывающий ужас,
будоражащий все чувства. Именно этот ликер наши врачи
предписывают нам пить. Иногда они берут из своего магазина другие
лекарства, которые заставляют нас принимать: тогда это либо лекарство,
очищающее кишечник и вызывающее ужасные кровотечения, либо
средство, промывающее и расслабляющее кишечник. У нас есть другие
болезни, которые не имеют ничего реального, кроме их идеи. Тех, на кого
нападает такого рода зло, называют мнимыми больными.
Есть также, чтобы вылечить их воображаемыми средствами; но часто
наши врачи дают эти средства от реальных болезней. В
общем, сильные болезни воображения поражают наших самок;
но мы знаем некоторые природные особенности, позволяющие
вылечить их безболезненно».

Однажды мой учитель сделал мне комплимент, которого я не заслужил.
Когда я рассказывал ему о достойных людях Англии, он сказал мне
, что считает меня джентльменом, потому что я был
намного чище и гораздо лучше сложен, чем все _яху_ в его стране,
хотя я сильно уступал им в силе и в воспитании.
ловкость; что это, несомненно, произошло из-за моего иного образа
жизни и из-за того, что я не только был способен говорить,
но и что у меня все еще были некоторые зачатки разума, которые
могли бы быть усовершенствованы в дальнейшем благодаря моей торговле
с ним.

В то же время он указал мне на то, что среди гуигнгнмов было
замечено, что белые и коричнево-каштановые не так
хорошо сложены, как каштановые, серо-коричневые и черные;
что последние не рождаются с такими же талантами и
склонностями, как эти; что для этого они оставались всем своим
жизнь в подобающем им рабском состоянии, и чтобы ни один из них
не помышлял о том, чтобы подняться с этого положения, чтобы подняться до положения хозяина,
что показалось бы в стране чем-то огромным и чудовищным.
«Мы должны, - говорил он, - оставаться в том состоянии, в котором нас породила природа
; оскорбить ее - значит восстать против нее, если мы
хотим выйти из того положения, в котором она нам предоставила находиться". Для
вас, - добавил он, - вы, несомненно, рождены такими, какие вы есть; ибо
вы черпаете с Небес свой ум и благородство, то есть
свой здравый ум и свою естественную доброту».

Я выразил к Его Чести очень скромную благодарность за то
хорошее мнение, которое он обо мне имел, но в то же время заверил
его, что мое рождение было очень низким, поскольку я родился только от честных
родителей, которые дали мне довольно хорошее образование. Я сказал
ему, что благородство среди нас не имеет ничего общего с его идеей
; что наши молодые джентльмены
с детства воспитывались в праздности и роскоши; что,
когда они израсходовали на удовольствия все свое добро и
увидели себя полностью разоренными, они обратились к нам с просьбой о помощи. женились, на ком? К одной
женщина низкого происхождения, некрасивая, плохо сложенная, нездоровая, но
богатая; что тогда от них рождались плохо сложенные,
узловатые, золотушные, деформированные дети, что иногда продолжалось
до третьего поколения.




Глава VII

_Параллель яхуса и людей._


Читатель, возможно, будет возмущен верными портретами
человеческого рода, которые я тогда сделал, и искренностью, с которой
я говорил об этом перед превосходным животным, у которого уже было такое
плохое мнение обо всех _яху_; но я наивно признаю, что
характер гуигнгнмов и превосходные качества этих людей - это то, на что они способны.
добродетельные четвероногие произвели на меня такое
впечатление, что я не мог сравнивать их с другими людьми, не
презирая всех себе подобных. Это презрение заставило меня смотреть на них как
на почти недостойных всякого жалости. Кроме того, мой учитель обладал
очень проницательным умом и каждый день замечал в моем
лице огромные недостатки, которых я никогда не замечал и
которые я считал в лучшем случае очень незначительными недостатками.
Его мудрое осуждение вдохновило меня на критический и
человеконенавистнический настрой, а любовь, которую он питал к истине, заставила меня ненавидеть его
ложь и бегство от маскировки в моих рассказах.

Но я все же наивно признаю еще один принцип своей
искренности. Проведя год среди гуигнгнмов, я
проявил к ним столько дружбы, уважения, уважения и
почтения, что решил никогда не думать о возвращении
в свою страну, а закончить свои дни в этой счастливой
стране, куда Небеса привели меня, чтобы научить меня, как жить. развивайте
добродетель. Я был бы счастлив, если бы мое решение было эффективным! Но удача,
которая всегда преследовала меня, не позволила мне насладиться
это счастье. Как бы то ни было, теперь, когда я нахожусь в
Англии, я благодарен себе за то, что не рассказал всего и
скрыл от Гуигнгнмов три четверти наших расточительств и
пороков; я даже время от времени, насколько
это было возможно, исправлял недостатки наших отношений. мои соотечественники. Даже когда
я раскрывал их, я использовал ментальные ограничения и старался
говорить неправду, не лгая. Разве я не был в этом вполне
оправдан? Кто не является немного предвзятым, когда дело касается
его дорогой родины? До сих пор я сообщал о сути своих
беседы с моим хозяином в то время, когда я имел честь
находиться у него на службе; но, чтобы не затягивать, я
замалчивал несколько других статей.

Однажды он послал за мной рано утром и
, приказав мне сесть на некотором расстоянии от него (чести, которой он мне
еще не оказывал), он так со мной разговаривал:

«Я перебрал в уме все, что вы мне рассказали, либо
о себе, либо о своей стране. Я ясно вижу, что
у вас и ваших соотечественников есть хоть какая-то искра разума, и я не
могу догадаться, как вам досталась эта небольшая партия; но я вижу
также и то, что вы используете их только для того, чтобы усилить все
свои естественные недостатки и приобрести другие, которых природа
вам не дала. Несомненно, что вы внешне похожи на
_яху_ этой страны, и что вам не
хватает только силы, ловкости и более длинных когтей, чтобы быть такими же, как они, чтобы быть совершенно такими
, как они. Но со стороны нравов
сходство полное. Они смертельно ненавидят друг
друга, и причина, которую мы обычно приводим, заключается в том, что они
видят друг в друге свое уродство и отвратительную фигуру, не
пусть никто из них не считает ее своей. Поскольку
у вас есть хоть капля здравого смысла и вы поняли, что взаимный взгляд
на дерзкую фигуру ваших тел был
одинаково невыносим и что это сделало бы вас отвратительными
друг другу, вы решили прикрыть их из
осторожности и из самолюбия; но, несмотря на эту предосторожность вы
ненавидите друг друга не меньше, потому что другие разделяющие предметы,
которые царят среди наших _яху_, царят и среди вас. Если,
например, мы бросим пятерым _yahous_ столько мяса, сколько они съедят
этого было бы достаточно, чтобы насытить пятьдесят, эти пять животных, жадных
и прожорливых, вместо того, чтобы спокойно есть то, что им дают в
изобилии, набрасываются друг на друга, кусают,
рвут на части, и каждый из них хочет съесть все, так что мы
вынуждены делать их всех питаться отдельно и даже связывать
тех, кто сыт, чтобы они не набросились на
тех, кто еще не сыт. Если поблизости
умирает корова от старости или в результате несчастного случая, наши _яху_ скорее не
узнали этой приятной новости, чем то, что вот они все в деревне,
стадо против стада, скотный двор против скотного двора; вот
кому достанется корова. Мы сражаемся, царапаем
друг друга, рвем друг друга на части, пока победа не склонится на одну сторону, и если мы не
убиваем друг друга, то это потому, что у нас нет разума _яху_
Европы, чтобы изобретать машины для убийства и
_массакральное оружие_. В нескольких местах этой страны у нас есть
несколько светящихся камней разных цветов, в которые наши
_яхоусы_ очень влюблены. Когда они находят их, они делают
все возможное, чтобы вытащить их с земли, где они обычно находятся
слегка утопленные; они носят их в своих ложах и складывают в
кучу, которую тщательно прячут и за которой постоянно наблюдают
, как за сокровищем, тщательно следя за тем, чтобы их товарищи
не обнаружили. Мы до сих пор не смогли выяснить, откуда у них
эта неистовая тяга к светящимся камням и для чего
они могут им пригодиться; но теперь я полагаю, что та
скупость ваших _яху_, о которой вы мне говорили, также присутствует
в наших собственных, и что именно это делает их такими страстными для
светящихся камней. Однажды я хотел похитить одного из наших
_яхуу_ его дорогое сокровище: животное, увидев, что его восхитил
предмет его страсти, закричало изо всех сил, он пришел
в ярость, а затем впал в слабость; он стал вялым,
он больше не ел, не спал, не работал, пока то
, что я приказал бы одному из своих слуг отнести
сокровище туда, откуда я его взял. Тогда _яху_
начал приходить в себя и в хорошем настроении и не
преминул спрятать свои драгоценности в другом месте. Когда _яху_ обнаруживал
в поле один из этих камней, часто другой _яху_
появляется тот, кто спорит с ней; пока они дерутся,
подбегает третий и уносит камень, и на этом испытание
окончено. Судя по тому, что вы мне сказали, - добавил он, - ваши судебные
процессы в вашей стране проходят не так быстро и не так
дешево. Здесь оба истца (если я могу их так назвать) свободны в
том, что ни один из них не оспаривает то, что оспаривается,
вместо того, чтобы у вас дома, когда вы спорите, мы часто теряем и то, что хотим
иметь, и то, что имеем.

«Он часто вызывает у нас _яху_ фантазию, причину которой мы не
можем понять. Жирные, сытые, хорошо выспавшиеся,
с ними нежно обращаются их хозяева, и они полны здоровья и
сил, но внезапно впадают в уныние, отвращение,
мрачное настроение, которое делает их мрачными и глупыми. В таком
состоянии они убегают от своих товарищей, они не едят, они не
выходят на улицу; они, кажется, мечтают в углу своих лож и
погружаются в свои мрачные мысли. Чтобы вылечить их от этой
болезни, мы нашли только одно средство:
разбудить их немного жестким лечением и использовать на тяжелой работе
. Занятие, которое мы им тогда даем, ставит в
движение всех их умов и напоминает об их естественной бодрости».

Когда мой учитель рассказал мне об этом факте вместе с его обстоятельствами, я
не мог не подумать о своей стране, где часто случается то же
самое и где можно увидеть людей, полных благ и
почестей, полных здоровья и бодрости, окруженных удовольствиями
и избавленных от всех забот, падающих в обморок. внезапно в
печали и тоске стать зависимыми от самих себя, погрязнуть
в химерических размышлениях, опечалиться, отяжелеть
и больше не использовать свой разум, отдавшись парам
ипохондрики. Я убежден, что подходящее лекарство от
этой болезни - то, которое дают _яху_, и что
трудная и тяжелая жизнь - отличная диета от грусти и
меланхолии. Это лекарство я испытал на себе и
советую читателю попрактиковаться, когда он окажется в
подобном состоянии. Кроме того, чтобы предотвратить зло, я призываю
его никогда не быть праздным; и, предполагая, что у него, к сожалению, нет
занятий в мире, я прошу его заметить, что есть
разница между бездействием и отсутствием дел.




Глава VIII

_философия и нравы гуигнгнмов._


Иногда я просил своего хозяина позволить мне осмотреть стада
_яху_ по соседству, чтобы я мог сам
изучить их манеры и наклонности. Убежденный в моей неприязни
к ним, он не подозревал, что их внешний вид и их торговля
развращают меня; но он хотел, чтобы со мной всегда сопровождал крупный загорелый каштановый конь, один
из его верных слуг, очень добродушный от природы,
чтобы со мной ничего не случилось. какой-то
несчастный случай.

Эти _яху_ смотрели на меня как на одного из себе подобных, особенно
однажды я увидел, что мои рукава закатаны, а грудь и
руки обнажены. Затем они захотели приблизиться ко мне и
начали подделываться под меня, вставая на
задние лапы, поднимая голову и отводя одну ногу в
сторону. Вид моей фигуры заставил их разразиться смехом. Тем не менее они испытывали ко мне
неприязнь и ненависть, как это
всегда делают дикие обезьяны по отношению к прирученной обезьяне, которая
носит шляпу, одежду и чулки.

Поскольку я провел в этой стране целых три года, читатель
без сомнения, ожидает от меня, что я, по примеру всех других
путешественников, сделаю обширный рассказ о жителях этой страны,
то есть о гуигнгнмах, и подробно изложу их
обычаи, их нравы, их правила, их манеры. Это
то, что я тоже постараюсь сделать, но в двух словах.

Поскольку гуигнгнмы, которые являются хозяевами и
доминирующими животными в этой стране, все рождены с большой
склонностью к добродетели и не имеют даже представления о зле по
отношению к разумному существу, их главная максима состоит в том, чтобы
развивайте и совершенствуйте свой разум и
руководствуйтесь им во всех своих действиях. У них разум не создает
проблем, как у нас, и не формирует
одинаково правдоподобных аргументов за и против. Они не знают, что
значит ставить все под сомнение и отстаивать
абсурдные чувства и нечестные и пагубные сентенции. Все
, что они говорят, несет в себе убежденность, потому что они
не выдвигают ничего неясного, ничего сомнительного, ничего, что было бы замаскировано
или искажено страстями и интересами. Я помню, что
мне было очень трудно заставить моего учителя понять, что
я подразумеваю под словом d_'opinion_, и как это возможно
, что мы иногда спорим и что мы редко
придерживаемся одного и того же мнения.

«Разве причина, - говорил он, - не неизменна? разве правда не
едина? Должны ли мы утверждать, что то, что является неопределенным, является безопасным?
Должны ли мы положительно отрицать то, чего, как мы ясно не видим
, не может быть? Почему вы задаете вопросы, которые очевидность
не может решить, и где, какую бы сторону вы ни выбрали, вы окажетесь
все еще предаетесь сомнениям и неуверенности? К чему все
эти философские домыслы, все эти пустые рассуждения о
непонятных материях, все эти бесплодные поиски и
вечные споры? Когда у тебя добрые глаза, ты не сталкиваешься
; с чистым и дальновидным разумом
не следует спорить, и, поскольку вы это делаете, необходимо, чтобы ваш разум
был покрыт мраком или чтобы вы ненавидели истину».

Одно было замечательно, что хорошая философия этой лошади:
Сократ никогда не рассуждал более здраво. Если бы мы следовали этим
максим, в Европе, несомненно, было бы меньше ошибок, чем
сейчас. Но что тогда стало бы с нашими библиотеками? Что
стало бы с репутацией наших ученых и торговлей наших
книготорговцев? Республика букв была бы республикой
разума, и в университетах не было бы других школ
, кроме школ здравого смысла.

Гуигнгнмы любят друг друга, помогают,
поддерживают и помогают друг другу; они не завидуют
друг другу; они не завидуют счастью своих соседей;
они не посягают на свободу и жизнь своих
подобные; они сочли бы себя несчастными, если бы кто-то из их
рода был несчастен, и они говорят, по примеру одного древнего: _Nihil
caballini a me alienum puto _. Они не размышляют друг о
друге; сатира не находит в них ни принципа, ни цели;
высшие не обременяют низших тяжестью своего положения
и авторитета; их мудрое, благоразумное и умеренное
поведение никогда не вызывает ропота; зависимость - это связь, а не
ярмо, и сила, всегда подчиняющаяся законам справедливости, вызывает
благоговение, но не вызывает страха.

Их браки гораздо лучше сочетаются, чем наши. Самцы
выбирают себе в жены самок того же окраса, что и они.
Серокожий всегда женится на серокожей и так
далее. Таким образом, мы не видим в семьях ни перемен, ни революций, ни упадка
; дети такие же, как их отцы и
матери; их герб и дворянские титулы заключаются
в их фигуре, размерах, силе,
цвете кожи - качествах, которые сохраняются в их потомках; в то же время они не могут быть лишены наследства. чтобы
не было видно, как великолепная и превосходная лошадь порождает
россе, ни от россе не родится красивой лошади, как это так
часто бывает в Европе.

Среди них мы не замечаем плохих домочадцев.

И тот, и другой стареют, и их сердца не меняют
своих чувств; развод и разлука, хотя и разрешены,
никогда не практиковались в их домах.

Они воспитывают своих детей с бесконечной заботой. В то время как мать
заботится о теле и здоровье, отец заботится о разуме
и разуме.

Самкам дают примерно такое же образование, как и самцам,
и я помню, что мой хозяин считал неразумным и
нелепо наше использование в этом отношении разницы
в обучении.

Достоинства самцов заключаются в основном в силе и
легкости, а достоинства самок - в мягкости и
гибкости. Если женщина обладает качествами мужчины, ей ищут
мужа, обладающего качествами женщины; тогда все
компенсируется, и случается, как это иногда бывает у нас, что жена
- это муж, а муж - это жена. В этом случае
рожденные от них дети не вырождаются, а
с радостью собирают и увековечивают авторские свойства своего существа.




Глава IX

_Парламент гуигнгнмов. Важный вопрос, волнующий на этом
всенародном собрании. Подробно о некоторых обычаях
страны._


Во время моего пребывания в этой стране Гуигнгнмов, примерно за три месяца
до моего отъезда, состоялось всеобщее национальное собрание,
своего рода парламент, куда мой хозяин отправился в качестве депутата от
своего кантона. В нем было рассмотрено дело, которое уже сто раз
ставилось на стол и которое было единственным вопросом, который когда-либо
разделял умы гуигнгнмов. Мой хозяин, вернувшись, рассказал мне
обо всем, что произошло по этому поводу.

Речь шла о том, чтобы решить, следует ли вообще истребить
расу _яхуу_. Один из членов поддержал утвердительный ответ и
подкрепил свое мнение различными очень убедительными и очень убедительными доказательствами.
Он утверждал, что _яху_ было самым уродливым,
злым и опасным животным, которое когда-либо
создавала природа; что он в равной степени умен и бесхитростен и что он
думал только о том, чтобы причинить вред всем остальным животным. Он напомнил
о древней традиции, распространенной в стране, согласно которой
уверяли, что _яху_ не были там всегда, но
то ли в каком-то определенном столетии их появилось два на вершине
горы, то ли они были образованы из жирного
илистого ила, нагретого солнечными лучами, то ли они были
извлечены из ила какого-то болота, то ли их принесла морская пена
. вылупились; что эти двое _яху_ произвели
на свет несколько других, и что их виды так размножились
, что вся страна была заражена ими; что, чтобы предотвратить
неудобства от такого размножения, гуигнгнмы
однажды приказали устроить всеобщую охоту на _яху_; что один из их видов был заражен, а другой заражен.
взяли их большое количество и, уничтожив всех
старых, оставили более молодых, чтобы приручить их,
насколько это было возможно по отношению к такому
злому животному, и предназначили их для отстрела и ношения. Он
добавил, что самое определенное в этой традиции
- это то, что _яхуу_ не были _илнхниам скай_ (то
есть _божественными_). Он представил, что жители этой страны,
имевшие неосторожную фантазию использовать яху, неправильно
пренебрегли использованием ослов, которые были очень хорошими животными,
кроткие, мирные, послушные, покорные, сытые, неутомимые
и у которых не было других недостатков, кроме немного
неприятного голоса, но он был даже менее неприятным, чем у большинства
_яху_. Поскольку несколько других сенаторов по
-разному и очень красноречиво рассуждали на ту же тему, мой господин встал
и предложил разумное решение,
идею которого я подсказал ему. Во-первых, он подтвердил народную традицию своим
избирательным правом и поддержал то, что мудро сказал по этому вопросу
истории достопочтенный член, выступавший до него. Но он
далее он добавил, что, по его мнению, эти первые двое _яху_, о которых
шла речь, прибыли из какой-то заморской страны,
были выброшены на берег, а затем брошены своими товарищами; что сначала они
удалились в горы и леса;
что в последующие времена их судьба была решена. природа настолько изменилась, что они
стали дикими и свирепыми и полностью отличались
от представителей своего вида, населяющих отдаленные страны. Чтобы
обосновать и решительно поддержать это предложение, он говорит, что в
течение некоторого времени у него дома был _яху_ очень
необыкновенный, о котором члены ассамблеи
, несомненно, слышали, а некоторые даже видели. Затем он рассказал,
как впервые нашел меня и как мое тело было
покрыто искусственным составом из шерсти и
звериных шкур; он сказал, что у меня был свой собственный язык, и что, тем не менее, я прекрасно выучил их язык; что я рассказал ему историю онесчастный случай,

который привел меня на тот берег.;
что он увидел меня раздетым и обнаженным и заметил
, что я настоящий и совершенный _яху_, если бы не моя белая кожа,
небольшая шерсть и очень короткие когти.

«Этот _яху_ иностранец, - добавил он, - хотел убедить меня, что в
его стране и во многих других странах, по которым он путешествовал, _яху_ -
единственные хозяева, доминирующие и разумные животные, и что
гуигнгнмы живут там в рабстве и нищете. Он
, конечно, обладает всеми внешними качествами наших _яху_; но
надо признать, что он гораздо вежливее и что в нем даже есть некоторый
оттенок рассудительности. Он не совсем рассуждает как
Гуигнгнм, но, по крайней мере, обладает знаниями и просвещением
намного выше, чем у наших _яхуус_».

Вот чему мой учитель научил меня на заседаниях парламента.
Но он не сказал мне еще об одной особенности, которая
была присуща лично мне и пагубные последствия которой я вскоре почувствовал;
это, увы! главное время в моей несчастной жизни! Но
прежде чем я изложу эту статью, я должен еще
кое-что сказать о характере и обычаях гуигнгнмов.

У гуигнгнмов нет книг; они не умеют ни читать, ни
писать, и поэтому вся их наука - это традиция.
Поскольку этот народ миролюбив, сплочен, мудр, добродетелен, очень
разумен и не имеет торговли с иностранными народами
, великие события в их стране происходят очень редко,
и все черты их истории, которые заслуживают
внимания, легко могут сохраниться в их памяти, не
перегружая ее.

У них нет ни болезней, ни врачей. Признаюсь, я не могу решить
, проистекает ли недостаток врачей из недостатка болезней, или
недостаток болезней проистекает из недостатка врачей; однако дело не
в том, что у них время от времени возникают некоторые недомогания;
но они умеют легко лечить себя
, обладая совершенными знаниями о лекарственных растениях и травах, поскольку
они постоянно изучают ботанику на прогулках и
часто даже во время еды.

Их поэзия очень красива и, прежде всего, очень гармонична. Она не
состоит ни в разговорной и низкопробной болтовне, ни в аффектированном языке
, ни в драгоценном жаргоне, ни в эпиграмматических остротах, ни в
неясных тонкостях, ни в
ребяческих антитезах, ни в остроумии испанцев, ни в
ни в кончетти итальянцев, ни в возмущенных фигурах жителей
Востока. Приятность и правильность сходств, богатство
и точность описаний, связность и живость
образов - вот сущность и характер их поэзии. Мой учитель
иногда декламировал мне замечательные отрывки из своих лучших
стихов: воистину, иногда это был стиль Гомера, иногда
Вергилия, иногда Мильтона.

Когда Гуигнгнм умирает, это никого не огорчает и не радует.
Его ближайшие родственники и лучшие друзья наблюдают за его
треас с сухим и очень равнодушным взглядом. Сам умирающий не
выказывает ни малейшего сожаления по поводу ухода из этого мира; он, кажется
, заканчивает визит и уходит из компании, с которой
долгое время общался. Я помню, как однажды мой хозяин
пригласил одного из своих друзей со всей семьей поехать к
нему по важному делу, и мы договорились
о дне и часе с обеих сторон. Мы были удивлены, что не увидели
, как компания прибыла в назначенное время. Наконец жена в сопровождении двоих
детей вошла в дом, но немного опоздала, и, войдя, сказала:
что она молилась, чтобы ее извинили, потому что ее муж только
что умер сегодня утром в результате непредвиденного несчастного случая. Тем не менее
, она использовала не термин "улыбнуться", что является нечестным выражением, а
термин "улыбнуться", что буквально означает "пойти к
бабушке". Она была очень веселой все время, что
провела в приюте, и сама весело умерла через три
месяца, испытав довольно приятную агонию.

Гуигнгнмы живут в основном семьдесят и семьдесят пять
лет, а некоторые - восемьдесят. За несколько недель до того, как
умирая, они обычно предчувствуют свой конец и не
боятся его. Поэтому они получают визиты и комплименты от
всех своих друзей, которые приходят пожелать им счастливого пути. За десять
дней до смерти будущий покойник, который почти никогда не ошибается
в своих расчетах, нанесет все полученные им визиты
, неся в подстилке своих _яху_; именно тогда он
уходит в образе всех своих друзей и прощается с ними
в последний раз церемонно, как будто он покидает одну страну, чтобы
провести остаток своей жизни в другой.

Я не хочу забыть здесь заметить, что у гуигнгнмов нет
термина в их языке, чтобы выразить то, что плохо,
и что они используют метафоры, взятые из уродства и
дурных качеств _яху_; таким образом, когда они хотят
выразить легкомыслие слуги, вину слуги или кого-то в чем-то, что плохо. о своих
детях, о камне, который задел их ногу, о плохой погоде
и тому подобном, они только и говорят, что о том, о чем
идет речь, просто добавляя к этому эпитет _яху_.
Например, чтобы выразить это словами, они скажут _хххм яху_,
_whnaholm яху_, _ynlhmnd-вильма яху _; и чтобы обозначить
плохо построенный дом, они скажут _ynholmhnmrohlnw яху_.

Если кто-то желает узнать больше о нравах и
обычаях Гуигнгнмов, он, пожалуйста, потрудится
подождать, пока не будет завершен большой том _in-quarto_, который я готовлю по этому
предмету. Я буду постоянно публиковать проспект, и
подписчики не будут разочарованы в своих надеждах и
своих правах. А пока я прошу публику довольствоваться
этим кратким описанием и пожелать, чтобы я завершил рассказ
об остальных своих приключениях.




Глава X

_счастливость автора в стране Гуигнгнмов. Удовольствия
, которые он испытывает в их разговоре; какую жизнь он ведет
среди них. Он изгнан из страны постановлением парламента._


Я всегда любил порядок и экономию, и, в какой бы
ситуации я ни оказался, я всегда старался
изо всех сил придерживаться своего образа жизни. Но мой хозяин
выделил мне место для моего жилища примерно в шести шагах от
дома, и это жилище, представлявшее собой хижину, соответствующую обычаям
страны и очень похожую на хижину _яхоусов_, не имело ни того, ни другого.
приятность или удобство.
Я пошел и набрал глинистой земли, из которой сделал себе четыре стены и пол, и из камыша сделал циновку, которой
покрыл свою хижину. Я собрал коноплю
, которая естественным образом росла на полях; я
обмолотил ее, сделал из нее пряжу, и из этой пряжи получилось что-то вроде паутины, которую я наполнил
птичьими перьями, чтобы мне было удобно и удобно лежать.
Я соорудил себе стол и стул с помощью своего ножа и с помощью
алезана. Когда моя одежда была полностью изношена, я купил себе
новую из кроличьих шкур, к которой приложил шкуры других людей.
некоторые животные, называемые нулнох, очень красивы и
примерно такого же размера, а шкура у них покрыта
очень тонким пухом. Из этой кожи я также сшила очень чистые чулки. Я
уподобил свою обувь маленьким деревянным доскам, которые
прикрепил к верху, а когда верх был
полностью изношен, я сделал обувь из шкуры оленя. Что касается моей
пищи, то, помимо того, что я сказал выше, я
иногда собирал мед со стволов деревьев и ел
его вместе со своим овсяным хлебом. Никто никогда не испытывал ничего лучше, чем я
пусть природа довольствуется малым, а необходимость - мать
изобретений.

Я наслаждался прекрасным здоровьем и
неизменным душевным спокойствием. Я не видел себя подверженным ни непостоянству, ни
предательству друзей, ни невидимым ловушкам скрытых врагов. У меня
не было соблазна пойти и позорно предстать перед великим
лордом или его любовницей, чтобы удостоиться чести его защиты
или его благосклонности. Мне не нужно
было остерегаться обмана и притеснений; здесь не было
шпиона с кляпом во рту и доносчика, ни _лорд-мэра_, которому можно было бы довериться,
политический, легкомысленный и злой. Там я не боялся
, что моя честь будет запятнана абсурдными обвинениями, а моя
позорная свобода будет восхищена недостойными заговорами и неожиданными
приказами. В той стране не было врачей,
которые могли бы отравить меня, прокуроров, которые могли бы погубить меня, и писателей
, которые могли бы раздражать меня. Меня не окружали насмешники,
насмешники, клеветники, цензоры, клеветники, мошенники,
обманщики, шутники, игроки, нахальные
газетчики, сильные духом, ипохондрики, доски объявлений,
спорщиков, партийных деятелей, соблазнителей, лжеученых.
Там, точка обманчивых торговцев, точка мошенников, точка
драгоценных насмешников, точка тупых умов, точка дамуазо,
точка мелких торговцев, точка толстяков, точка ловкачей,
точка пьяниц, точка педантов. Мои уши не были
осквернены распущенными и нечестивыми речами; моим глазам
не причинял вреда вид богатого и воспитанного мародера и
вид честного человека, покорившегося своей добродетели и своей злой
судьбе.

Я имел честь часто беседовать с господами
Гуигнгнмы приходили в ложу, и мой хозяин был достаточно любезен
, чтобы страдать от того, что я всегда вхожу в комнату, чтобы насладиться
их беседой. Компания иногда
задавала мне вопросы, на которые я имел честь ответить.
Я также сопровождал своего хозяина в его визитах; но я
всегда хранил молчание, если меня не допрашивали. Я
изображал из себя слушателя с бесконечным удовлетворением; все, что
я слышал, было полезным и приятным и всегда выражалось в немногих
словах, но с изяществом; соблюдались самые строгие приличия
без церемоний; каждый говорил и слышал то, что могло ему
понравиться. Мы не перебивали
друг друга, не утомляли долгими и скучными рассказами, не спорили, не перебрасывались
репликами.

У них была максима, что в компании хорошо
, когда время от времени царит тишина, и я считаю, что они были
правы. В этот промежуток времени и во время такого рода перемирия
разум наполняется новыми идеями, и
тогда разговор становится более оживленным и оживленным. Их беседы
обычно сводились к преимуществам и приятностям
о дружбе, об обязанностях справедливости, о доброте, о
порядке, о замечательных свойствах природы, о
древних традициях, об условиях и границах
добродетели, о неизменных правилах разума, иногда о
заседаниях следующего собрания парламента, и
часто о заслугах их поэтов и о качествах
хорошей поэзии.

Я могу без тщеславия сказать, что иногда я сам участвовал в
разговоре, то есть приводил к веским
доводам; ибо мой учитель время от времени поддерживал их, чтобы
о моих приключениях и истории моей страны, о том, что заставляло их
высказывать мысли, крайне невыгодные для человечества, и
о которых по этой причине я не буду сообщать. Замечу
только, что мой учитель, казалось, знал природу
_яху_, живущих в других частях света, лучше, чем я
сам. Он открывал источник всех наших
заблуждений, он вникал в суть наших пороков и наших
глупостей и догадывался о бесконечном множестве вещей, о которых я никогда ему
не говорил. это не должно показаться невероятным: он
он был досконально знаком с _яхусами_ своей страны, так что
, предполагая, что они в какой-то степени разумны, он предполагал, на что
они способны, вдобавок, и его оценка
всегда была верной.

Я наивно признаюсь здесь, что те немногие знания в области просвещения и философии
, которыми я обладаю сегодня, я черпал из мудрых уроков этого
дорогого учителя и из бесед со всеми его мудрыми друзьями,
бесед, предпочтительных для научных конференций академий
Англии, Франции, Германии и Италии. Я питал ко
всем этим выдающимся личностям склонность, смешанную с уважением и
и я был проникнут благодарностью за их доброту
, за то, что они не приняли меня за своих
_яху_ и поверили, что я, возможно, менее несовершенен, чем
жители моей страны.

Когда я вспоминал память о своей семье, друзьях,
соотечественниках и всей человеческой расе в целом, я
представлял их всех себе настоящими _яхусами_ по фигуре и
характеру, только немного более цивилизованными, с даром
речи и небольшой долей юмора. причина. Когда я рассматривал свою фигуру
в чистой воде прозрачного ручья, я отворачивал лицо на-
ле-шампань, не в силах выдержать взгляда животного, которое показалось мне
таким же уродливым, как _яху_. Мои глаза, привыкшие к благородной
фигуре Гуигнгнмов, находили в них только животную красоту
. Наблюдая за ними и разговаривая с ними, я
немного уловил их манеры, жесты, манеру держаться,
походку, и теперь, когда я нахожусь в Англии, мои друзья
иногда говорят мне, что я скачу рысью, как лошадь. Когда я говорю
и смеюсь, мне кажется, что я ржу. Я вижу, как меня каждый
день насмехаются над этим, не испытывая при этом ни малейшего сожаления.

В этом счастливом состоянии, когда я вкушал сладости
совершенного покоя, думал, что буду спокоен до конца
своей жизни, и что мое положение было самым приятным и
достойным зависти, однажды мой хозяин послал меня на поиски лучшего
утра, чем обычно. Когда я подошел к нему, я
обнаружил, что он очень серьезен, выглядит обеспокоенным и смущенным,
хочет поговорить со мной и не может открыть рот. После
некоторого мрачного молчания он произнес мне эту речь:

«Я не знаю, как ты воспримешь, мой дорогой сын, то, что я
я скажу вам. Вы должны знать, что на последнем заседании
парламента по случаю дела о _яху_, которое было вынесено
на рассмотрение ассамблеи, один депутат заявил собранию, что
недостойно и стыдно, что у меня дома есть _яху_, с которым я обращался
как с гуигнгнмом; что он видел, как я разговаривал с Гуигнгнмом. с ним и получать
удовольствие от его беседы, как с одним из моих единомышленников; что
это был процесс, противоречащий разуму и природе, и что мы
никогда не слышали о подобном. В связи с этим ассамблея
посоветовала мне сделать одно из двух: или отстранить вас от должности
среди прочего _яхои_ или отправить вас обратно в страну, из которой
вы приехали. Большинство членов церкви, которые знают вас и которые
видели вас у меня или у себя дома, отвергли эту альтернативу и
утверждали, что было бы несправедливо и противоречит приличиям
ставить вас в ранг _яхоусов_ этой страны, учитывая, что у всех есть
начало разума и что было бы даже чего-то опасаться. что вы не
сообщаете им об этом, что, возможно, сделало бы их
еще более злыми; что, кроме того, будучи смешанным с _яху_,
вы могли бы ездить с ними верхом, поднимать их, вести их всех
в лесу или на вершине горы, затем
встаньте во главе их и обрушьтесь на всех гуигнгнмов, чтобы
разорвать и уничтожить их. Это мнение было поддержано большинством голосов
, и я был _сдержан_ тем, что постоянно ссылался на вас. Однако
сегодня на меня оказывают давление, чтобы я добился этого результата, и я
больше не могу откладывать. Поэтому я советую вам либо поплыть
, либо построить небольшое здание, подобное тому, которое
привело вас в эти места и описание которого вы мне дали,
и вернуться оттуда морем, каким вы пришли. Все
прислуга этого дома и даже слуги моих соседей
помогут вам в этой работе. Если бы он зависел только от меня, я
бы держал вас всю вашу жизнь в своем распоряжении, потому что у вас
довольно хорошие наклонности, вы исправили
многие свои недостатки и вредные привычки и
приложили все усилия, чтобы соответствовать, насколько это возможно
. несчастная природа способна на такое, как у гуигнгнмов».

(Замечу, кстати, что постановления
общего собрания нации гуигнгнмов всегда выражаются через
слово из _hnhloayn_, что означает _exhortation_. Они не могут
представить, что можно принуждать и принуждать разумное существо
, как если бы оно было способно не подчиняться разуму.)

Эта речь поразила меня, как удар молнии: я в одно
мгновение впал в уныние и отчаяние и, не в силах
устоять перед чувством боли, упал в обморок у ног моего
хозяина, который счел меня мертвым. Когда я немного пришел в себя, я
сказал ему слабым голосом и с огорченным видом, что, хотя я не
могу винить_избрание_ Генеральной ассамблеи или ее
по настоянию всех его друзей, которые убеждали его избавиться от
меня, мне, тем не менее, казалось; по моему слабому суждению, что меня можно
было бы приговорить к менее строгому наказанию; что
я не могу плыть, что я могу проплыть
самое большее одну лигу, и что я не могу плыть в одиночку. что, однако, ближайшая земля
, возможно, находится на расстоянии ста лье; что в отношении
постройки лодки я никогда не найду в стране того
, что было необходимо для такого сооружения; что, тем не менее, я
хотел подчиниться, несмотря на невозможность сделать то, что он мне приказывал.
советовал, и чтобы я смотрел на себя как на существо, обреченное на
гибель, чтобы вид смерти не пугал меня и чтобы я
ждал ее как наименьшего из зол, которые мне угрожали; что,
предполагая, что я смогу пересечь моря и вернуться в свою
страну, я предприму какое-нибудь необычайное и неожиданное приключение., тогда я имел
бы несчастье воссоединиться с _яхуусами_, был бы вынужден
провести с ними остаток своей жизни и вскоре снова впал бы во
все свои вредные привычки; что я хорошо знал, что причины
, определившие джентльменов-гуигнгнмов, былибыли слишком
сильны, чтобы осмелиться противопоставить им волю такого несчастного
_яху_, как я; что таким образом я принял его любезное предложение о
помощи от своих слуг, чтобы помочь мне построить
лодку; что я только умолял его предоставить мне
время, которого могло бы хватить для работы. столь же трудным, что
было предназначено для сохранения моей жалкой жизни; что, если бы я
когда-нибудь вернулся в Англию, я бы постарался сделать себя полезным для
своих соотечественников, нарисовав им портрет и достоинства
прославленных Гуигнгнмов и предложив их в качестве примера для всего мира.
человеческий род.

Его Честь ответил мне в двух словах и сказал, что он
дает мне два месяца на постройку моей лодки, и в то
же время приказал моему товарищу по судну (поскольку мне разрешено
называть его так в Англии) следовать моим инструкциям,
потому что у меня были сказал моему хозяину, что одного его мне будет достаточно, и
что я знаю, что он очень любит меня.

Первое, что я сделал, - это отправился с ним к тому месту
на побережье, где я когда-то сел. Я взошел на возвышенность
и окинул взором бескрайние просторы моря со всех сторон,
мне показалось, что я вижу на северо-востоке небольшой остров. В свой телескоп
я ясно увидел ее и предположил, что она может находиться на расстоянии
пяти лиг. Что касается доброго алезана, он сначала сказал, что это
облако. Поскольку он никогда не видел другой земли, кроме той, на которой
родился, у него не было взгляда, чтобы различить на море
далекие объекты, как у меня, который провел свою жизнь в этой
стихии. Именно на этот остров я решил отправиться первым
, когда будет построена моя лодка.

Я вернулся в ложу со своим товарищем и, немного отдохнув,
рассуждая вместе, мы пошли в лес, который был
недалеко, где я со своим ножом, а он с
помощью острого камешка, который он очень ловко держал в руках, нарубили дров
, необходимых для работы. Чтобы не утомлять читателя
подробностями нашей работы, достаточно сказать, что за шесть
недель мы соорудили нечто вроде каноэ, похожее на индейское, но
гораздо более широкое, которое я покрыл шкурами оленей, сшитыми
вместе пеньковой нитью. Я сделал себе парус из тех же
шкур, выбрав для этого шкуры молодых _яху_, потому что
что те, что у стариков, были бы слишком твердыми и толстыми;
я также обеспечил себя четырьмя веслами; я запасся большим количеством
вареного мяса кроликов и птиц, а также двумя сосудами, один
из которых был полон воды, а другой - молока. Я испытал свою лодку на
большом пруду и исправил в ней все недостатки, которые смог
заметить, закупорив все водные пути ях-соком
и стараясь привести ее в такое состояние, чтобы она могла нести меня с моим маленьким
грузом. Затем я посадил его на телегу и велел _яхусам_ отвезти
его на берег под предводительством алезана и
еще одного слуги.

Когда все было готово и настал день моего отъезда, я
простился со своим хозяином, его супругой и всем его
домом, с глазами, полными слез, и сердцем, пронзенным
болью. Его Светлость, либо из любопытства, либо из дружбы, пожелал
увидеть меня в моей шлюпке и двинулся к берегу вместе с несколькими
своими друзьями по соседству. Из-за прилива мне пришлось ждать более
часа; поэтому, заметив, что ветер подходит
к острову, я взял последний отпуск у своего хозяина. Я
пал ниц к его ногам, чтобы поцеловать их, и он оказал мне честь
поднести его правую переднюю ногу к моему рту. Если я
сообщаю об этом обстоятельстве, то не из тщеславия; я подражаю
всем путешественникам, которые не преминули упомянуть о
необычайных почестях, которые они получили.
Я поклонился всей компании в глубоком поклоне и, вскочив в свою шлюпку,
отчалил от берега.




Глава XI

_АВТОР пронзен стрелой, выпущенной в него дикарем. его
схватили португальцы, которые отвезли его в Лиссабон, откуда он
перебрался в Англию._


Я отправился в это злополучное путешествие 15 февраля 1715 года в девять
утренние часы. Несмотря на то, что дул попутный ветер, я
сначала пользовался только своими веслами; но, учитывая, что я
скоро устану и ветер может измениться, я рискнул
поставить парус и, таким образом, с помощью
прилива я обошел все пространство. на полтора часа. Мой
хозяин со всеми гуигнгнмами из его компании оставался на
берегу, пока не потерял меня из виду, и я
несколько раз слышал, как мой дорогой друг-алезанец кричал: _Хнуи илла ниха, маджа
яху_, то есть: _ Будь осторожен, добрый яху._

Моей целью было найти, если смогу,
какой-нибудь маленький необитаемый и необитаемый остров, где я мог бы найти только еду и
одежду. В такой ситуации я представлял
себя в тысячу раз счастливее, чем премьер
-министр. Я испытывал крайний ужас от того, что вернулся в Европу и
был вынужден жить там в обществе и под властью
_яху_. В этом счастливом одиночестве, которого я искал,
я надеялся сладко провести остаток своих дней, погруженный в свою
философию, наслаждаясь своими мыслями, не имея другой цели, кроме как
что ж, государь, это не доставляет мне никакого удовольствия, кроме как свидетельствовать о моей
совести, не подвергаясь заражению огромными пороками, которые
Гуигнгнмы заставили меня заметить в моем отвратительном
виде.

Читатель, возможно, помнит, что я сказал ему, что команда
моего корабля восстала против меня и заперла
меня в моей комнате; что я оставался в таком состоянии в течение нескольких
недель, не зная, куда ведут мой корабль, и что, наконец
, меня высадили на берег, не дав мне подняться. сказать, где я был. Тем не менее я поверил
, когда мы были в десяти градусах к югу от мыса Бонн-
Эсперанса и примерно на сорок пятой южной широте. Я
вывел это из нескольких общих разговоров, которые я слышал на
корабле, о нашем намерении отправиться на Мадагаскар.
Хотя это было всего лишь предположением, я не позволил себе
повернуть на восток, надеясь причалить к юго-
западу от побережья Новой Голландии, а оттуда отправиться на
запад, на какой-нибудь из близлежащих небольших островов. Ветер
дул прямо на запад, и к шести часам вечера
я предположил, что проехал около восемнадцати лиг к востоку.

Обнаружив тогда очень маленький остров, удаленный не более
чем на полторы лье, я вскоре подошел к нему. Это была
просто настоящая скала с небольшой бухтой
, образовавшейся в ней из-за штормов. Я пришвартовал свою лодку в этом месте и, взобравшись на
одну из сторон скалы, увидел на востоке землю, которая
простиралась с юга на север. Я провел ночь в своей шлюпке, а на
следующий день, начав грести с утра пораньше и проявив большое
мужество, к семи часам прибыл в одно место в Нью-Йорке.-
Голландия, которая находится на юго-западе. Это подтвердило мое мнение
что я давно знал, знал, что карты мира и
карты помещают эту страну как минимум на три градуса восточнее, чем она
есть на самом деле.

На том месте, где я высадился, я не увидел жителей,
и, поскольку у меня не было оружия, я не хотел продвигаться
по земле. Я подобрал на берегу несколько ракушек, которые
не осмелился приготовить, чтобы
местные жители не обнаружили меня на костре. В течение трех дней, что я
прятался в этом месте, я питался только устрицами и мидиями,
чтобы сэкономить мои небольшие припасы. К счастью, я нашел
небольшой ручей, вода в котором была отличной.

На четвертый день, рискнув продвинуться немного вглубь
суши, я обнаружил двадцать или тридцать местных жителей на
высоте, которая находилась не более чем в пятистах шагах от меня.
Все они были обнажены, мужчины, женщины и дети, и грелись
у большого костра. Один из них заметил меня и указал на
меня остальным. Итак, пятеро из отряда оторвались и двинулись в
мою сторону. Как только я начал бежать к берегу, я
я бросился в свою лодку и греб изо всех сил.
Дикари последовали за мной вдоль берега и, поскольку я был не
очень далеко в море, выпустили в меня стрелу, которая
попала мне в левое колено и нанесла широкую рану, след от которой я
ношу до сих пор. Я боялся, что жало могло быть
отравлено; поэтому, сильно гребя и находясь вне
досягаемости удара, я попытался хорошо промыть рану, а затем перевязал
колено, так как оно гноилось.

Я был очень смущен; я не смел вернуться на это место
где на меня напали, и, поскольку я был вынужден идти с северной стороны
, мне все равно приходилось грести, потому что ветер
дул с северо-востока. В то время, когда я осматривался со всех сторон
, чтобы сделать какое-нибудь открытие, я заметил на северо-северо-востоке
парус, который с каждым мгновением увеличивался на моих глазах. Я
некоторое время колебался, идти ли мне к ней или нет. В конце концов
ужас, который я навлек на всю расу _яхуу_
, заставил меня принять сторону, оттолкнуться от борта и грести на юг, чтобы
добраться до той самой бухты, из которой я ушел утром, любя
лучше подвергнуть себя всевозможным опасностям, чем жить с
_яху_. Я подошел к своей лодке как можно ближе к
берегу и спрятался в нескольких шагах от нее,
за небольшой скалой, которая находилась недалеко от ручья, о котором
я говорил.

Корабль подошел примерно на пол-лиги к заливу и
послал свой баркас с бочками для заточки. Это
место было известно путешественникам и часто посещалось ими из-за
ручья. Матросы, сойдя на берег, увидели сначала мою
шлюпку и, тотчас же начав ее осматривать, узнали, что без
вряд ли тот, кому он принадлежал, был недалеко. Четверо
из них, хорошо вооруженные, обыскали окрестности со всех сторон и
наконец нашли меня лежащим лицом вниз за скалой.
Сначала они были удивлены моей фигурой, моей одеждой из
кроличьих шкур, моими деревянными туфлями и моими низкими зарослями. Они
решили, что я не из той страны, где все жители
голые. Один из них приказал мне встать и спросил на
португальском языке, кто я такой. я отвесил ему глубокий поклон и
сказал на том же языке, который я прекрасно слышал, что
я был бедным _яху_ изгнанником из страны Гуигнгнмов и умолял
его отпустить меня. Они были удивлены, услышав
, что я говорю на их языке, и по цвету моего лица судили, что
я европеец; но они не знали, что я имел в виду
под словами _яху_ и Гуигнгнм; и в то же время они не могли
удержаться от смеха над моим акцентом, который, по их мнению, был очень сильным. напоминало
ржание лошади.

Я чувствовал в их взгляде движение страха и ненависти,
и я уже чувствовал себя обязанным повернуться к ним спиной и уйти.
садиться в мою шлюпку, когда они взяли меня за руку
и потребовали, чтобы я сказал им, из какой я страны, откуда я родом,
и еще несколько подобных вопросов. Я ответил им, что
родился в Англии, откуда уехал около
пяти лет назад, и что тогда между их страной и моей страной царил мир;
пусть таким образом я надеялся, что они не будут относиться ко мне как к
врагу, поскольку я не желал им зла и был
бедным _яху_, который искал какой-нибудь необитаемый остров, где я мог бы
провести в одиночестве остаток своей несчастной жизни.

Когда они заговорили со мной, я сначала был поражен и
подумал, что вижу чудо. Это показалось мне таким же необычным, как
если бы я услышал сегодня разговор собаки или коровы в
Англии. Они ответили мне со всей возможной гуманностью и
вежливостью, что я не буду огорчен и что они
уверены, что их капитан с радостью возьмет меня на свой
борт и доставит _бесплатно_ в Лиссабон, откуда я смогу перебраться в
Англию; что двое из них отправятся через некоторое время. найти
капитана, чтобы сообщить ему о том, что они видели, и получить его
приказы; но в то же время, если я не дам им своего
слова не убегать, они свяжут меня. Я говорю
им, что они сделают со мной все, что сочтут нужным.

Они очень хотели узнать мою историю и мои приключения;
но я мало чем удовлетворил их, и все пришли к выводу, что
мои несчастья помутили мой разум. Через два часа
баржа, которая должна была доставить на корабль пресную воду,
вернулась с приказом немедленно доставить меня на борт. Я бросился на
колени, молясь, чтобы меня отпустили и чтобы мы не
я хотел порадоваться своей свободе; но все было напрасно; меня связали, посадили
в шлюпку и в таком состоянии доставили на борт и в
капитанскую каюту.

Его звали Педро де Мендес. Он был очень щедрым и
очень вежливым человеком. Сначала он попросил меня сказать ему, кто я, а затем
спросил, что я хочу пить и есть. Он заверил меня, что со мной
будут обращаться как с самим собой, и, наконец, сказал мне такие
убедительные вещи, что я был просто поражен, обнаружив столько добра в
_яху_. Тем не менее у меня был мрачный, угрюмый и злой вид, и я
ничего другого я не мог ответить на всю его честность, кроме того, что у меня было
обед в моей шлюпке. Но он приказал, чтобы мне подали цыпленка
и напоили отличным вином, а пока он устроил мне
хорошую кровать в очень удобной комнате.
Когда меня привели туда, я не захотел раздеваться и бросился
на кровать в том состоянии, в котором был. Через полчаса,
когда вся команда ужинала, я выскользнул из своей
комнаты, намереваясь броситься в море и спастись
вплавь, чтобы мне не пришлось жить с какими-то людьми.
Но один из моряков предупредил меня, и капитан, узнав
о моей попытке, приказал запереть меня в моей комнате.

После ужина ко мне подошел дом Педро и захотел узнать, какие
мотивы побудили меня составить компанию отчаявшемуся человеку.
В то же время он заверил меня, что хочет только
доставить мне удовольствие, и говорил со мной так трогательно и убедительно
, что я начал смотреть на него как на немного разумное животное.
Я в двух словах рассказал ему историю своего путешествия,
восстание моей команды на корабле, капитаном которого я был,
и принятое ими решение оставить меня на
незнакомом берегу; я рассказал ему, что провел три года среди
гуигнгнмов, которые были говорящими лошадьми
и разумными и разумными животными. Капитан принял все это за
видения и ложь, что меня чрезвычайно шокировало. Я сказал ему
, что забыл лгать с тех пор, как уехал из
_яху_ Европы; что у гуигнанток никто не лжет,
даже дети и лакеи; что, кроме того, он поверит
всему, что ему заблагорассудится, но что я готов ответить на все вопросы.
трудности, которые он мог бы мне противопоставить, и что я был польщен
тем, что смог сообщить ему правду.

Капитан, человек здравомыслящий, задав мне еще несколько
вопросов, чтобы убедиться, что я не буду резать себя в своих речах,
и увидев, что все, что я говорил, было правильным и что все
части моего рассказа относятся друг к другу,
начал немного лучше относиться к тому, что я сказал. . моей искренности,
тем более что он признался мне, что однажды встречался с
голландским моряком, который сказал ему, что взял
суша вместе с пятью другими его товарищами на каком-то острове или
континенте к югу от Новой Голландии, где они намокли
, чтобы набрать воды; что они увидели лошадь, гнавшую
перед собой стадо животных, совершенно похожих на тех
, которых я ему описал и которым я дал название. _yahous_,
наряду с несколькими другими особенностями, о которых, как мне сказал капитан, он
забыл и которые он тогда с небольшим трудом
загрузил своей памятью, считая их ложью.

Он добавил, что, поскольку я занимаюсь такой важной профессией,
будучи привержен истине, он хотел, чтобы я дал ему слово
чести оставаться с ним на протяжении всего путешествия, не помышляя о
покушении на мою жизнь; что в противном случае он запер бы меня до
прибытия в Лиссабон. Я пообещал ему то, что он требовал от
меня, но в то же время я возразил ему, что скорее подвергнусь
самому жестокому обращению, чем соглашусь когда-либо
вернуться в _яху_ своей страны.

Во время нашего путешествия не произошло ничего примечательного. Чтобы
засвидетельствовать капитану, насколько я был чувствителен к его честности,
иногда я разговаривал с ним из благодарности,
когда он настойчиво просил меня поговорить с ним, и тогда я старался
скрыть от него свою человеконенавистничество и неприязнь ко всему человеческому роду
. Тем не менее время от времени он ускользал от меня некоторыми
язвительными и сатирическими чертами, которые он принимал за галантность и
на которые, казалось, не обращал внимания. Но я
проводил большую часть дня в одиночестве и уединении в своей
комнате и не хотел разговаривать ни с кем из команды. таково было
состояние моего мозга, что моя торговля с Гуигнгнмами имела
наполненный возвышенными и философскими идеями. Мной овладела непреодолимая
человеконенавистничество; подобно тем темным духам, этим
жестоким одиночкам, этим медитативным цензорам, которые, не
посещая Гуигнгнмов, пытаются досконально изучить
характер людей и иметь суверенное презрение к
человечеству.

Капитан несколько раз уговаривал меня надеть мои
кроличьи шкуры и предлагал одолжить мне что-нибудь, во что я мог бы одеться с ног
до головы; но я поблагодарил его за его предложения, испытывая ужас от
того, что на моем теле было надето то, что использовалось _яху_. я ему
мне разрешили одолжить только две белые рубашки, которые,
будучи хорошо выстиранными, не могли запачкать меня. Я надевал их
по очереди, по два дня, и заботился о том, чтобы постирать
их сам. Мы прибыли в Лиссабон 5 ноября 1715 года. Затем
капитан заставил меня одеться, чтобы
этот негодяй не убил нас на улицах. Он привел меня в свой дом
и пожелал, чтобы я оставался в его доме во время моего пребывания в этом
городе. Я настоятельно попросил его поселить меня на четвертом этаже, в
укромном месте, где я ни с кем не буду торговать.
я также попросил его о милости никому не рассказывать о том, что я
рассказал ему о своем пребывании среди Гуинннмов, потому что, если
бы моя история была правдивой, меня вскоре стали бы посещать
бесчисленные любопытные, и, что еще хуже, я
мог бы сгореть дотла через инквизицию.

У капитана, который не был женат, было всего три
слуги, один из которых, который приносил мне еду в мою комнату,
так хорошо относился ко мне и, как мне казалось, обладал
таким большим здравым смыслом для _яху_, что его общество мне не понравилось
дело в том, что он добился от меня того, что я время от времени высовывал
голову в окно, чтобы подышать свежим воздухом; затем он убедил меня
спуститься этажом ниже и лечь спать в комнате
, окно которой выходило на улицу. Он заставил меня выглянуть в это
окно; но сначала я убрал голову, как только
поднял ее: люди мешали мне видеть.
Но постепенно я привык к этому. Восемь дней спустя он заставил меня спуститься еще на один
этаж ниже; наконец, он так восторжествовал над моей слабостью,
что уговорил меня прийти и сесть у двери, чтобы посмотреть на
прохожих, а затем сопровождать его по улицам.

Дом Педро, которому я объяснил состояние своей семьи и своих
дел, однажды сказал мне, что я был обязан честью и
совестью вернуться в свою страну и жить в своем доме
со своей женой и детьми. В то же время он предупредил меня, что
в гавани стоит корабль, готовый отплыть в
Англию, и заверил, что предоставит мне
все необходимое для моего путешествия. Я возражал ему по нескольким
причинам, которые отвлекали меня от желания когда-либо жить в
моя страна, и которые заставили меня принять решение искать
какой-нибудь необитаемый остров, чтобы закончить там свои дни. Он ответил мне, что
этот остров, который я хочу искать, - несбыточная мечта и что я
везде найду людей; что, напротив, когда я буду
дома, я буду там хозяином и смогу быть там настолько одиноким
, насколько захочу.

В конце концов я сдался, не в силах добиться большего; к тому
же я стал немного менее диким. Я покинул Лиссабон 24 ноября
и сел на торговое судно. Дом Педро сопровождал меня
до порта и имел честность одолжить мне сумму в двадцать
фунтов стерлингов. Во время этого путешествия у меня не было никаких деловых отношений ни с
капитаном, ни с кем-либо из пассажиров, и я сослался на болезнь
, чтобы всегда оставаться в своей комнате. 5 декабря 1715 года
мы бросили якорь у английского побережья примерно в девять
часов утра, и в три часа пополудни я прибыл в
Редрифф здоров, и я пошел в дом. Моя жена и вся
моя семья, увидев меня снова, засвидетельствовали мне свое удивление и
радость; так как они думали, что я умер, они предались ужасам.
транспорт, который я не могу выразить. Я поцеловал их всех довольно
холодно из-за мысли о _яху_, которая еще не
выходила у меня из головы.

На первые деньги, которые у меня были, я купил двух молодых лошадей, для
которых построил очень красивую конюшню и дал
им жениха первой степени, которого я сделал своим фаворитом и
доверенным лицом. Запах конюшни очаровал меня, и я проводил там каждый
день по четыре часа, разговаривая со своими дорогими лошадьми, которые
напоминали мне о добродетельных Гуигнгнмах.

За то время, что я пишу эти отношения, прошло пять лет с тех пор, как я
я вернулся из поездки и живу уединенно в своем доме. В
первый год я с трудом переносил вид своей жены и
детей и почти не мог заставить себя есть с ними.
Впоследствии мои представления изменились, и сегодня я обычный
человек, хотя все еще немного человеконенавистник.




Глава XII

_инвекции автора против путешественников, которые лгут в
своих отношениях. Он оправдывает ее. Что он думает о
завоевании, которое мы хотели бы совершить в открытых им странах._


Я дал вам, мой дорогой читатель, исчерпывающий рассказ о моих
путешествия в течение шестнадцати лет и семи месяцев; и в этих
отношениях я стремился быть не столько элегантным и цветочным, сколько
правдивым и искренним. Может быть, вы принимаете за сказки и
басни все, что я вам рассказал, и не находите в этом ни
малейшего правдоподобия; но я и не
пытался прибегать к соблазнительным уловкам, чтобы приукрасить свои рассказы и
сделать их правдоподобными для вас. Если вы мне не верите, пеняйте на себя за
свое неверие; мне, не обладающему гениальностью в художественной
литературе и обладающему очень холодным воображением, я сообщил
факты с простотой, которая должна избавить вас от сомнений.

Нам, путешественникам, которые путешествуют по
странам, куда почти никто не ходит, легко делать удивительные описания
четвероногих, змей,
необычных и редких птиц и рыб. Но для чего это нужно? Разве основная
цель путешественника, публикующего отчет о своих путешествиях, не должна заключаться
в том, чтобы сделать людей в своей стране лучше и
мудрее и предложить им иностранные примеры, как в хорошем,
так и в плохом, чтобы побудить их практиковать добродетель и бежать от невежества.
порок? Это то, что я предложил себе в этой работе, и я
считаю, что вы должны знать это от меня добровольно.

Я всем сердцем хотел бы, чтобы это было предписано законом,
чтобы до того, как какой-либо путешественник опубликует отчет о своих путешествиях, он
поклялся и поклялся в присутствии лорда-великого канцлера,
что все, что он собирается напечатать, в точности соответствует действительности или, по
крайней мере, что он так считает. Мир, возможно, не был бы обманут
, как это бывает каждый день. Я заранее даю свое избирательное право за
этот закон и даю согласие на то, чтобы моя работа была напечатана только после
того, как она будет составлена.

В юности я с
бесконечным удовольствием путешествовал по множеству отношений; но с тех пор, как я увидел вещи своими глазами
и воочию, у меня пропал вкус к такого рода чтению;
мне больше нравится читать романы. Я бы хотел, чтобы мой читатель думал
так же, как я.

Поскольку мои друзья сочли, что в написанном мной отчете о моих путешествиях
есть доля правды, которая понравится публике, я
послушался их совета и согласился на печать. Увы!
в моей жизни было много несчастий; у меня никогда
не было склонности ко лжи:

_.....Nec, si miserum fortuna Sinonem
Finxit, vanum etiam mendacemque improba finget._

(Бдение, Энеида, liv. II.)

Я знаю, что публикация путешествий не приносит особой чести;
что для этого не требуется ни науки, ни гения, и что достаточно иметь
хорошую память или вести точный дневник; я также знаю
, что специалисты по связям с общественностью похожи на
составителей словарей и находятся в самом конце на какое-то время они были омрачены, словно
уничтожены толпой более поздних писателей, которые повторяют все
, что они сказали, и добавляют к этому что-то новое. Он
со мной может случиться то же самое: путешественники поедут в
страны, в которых я был, будут делать ставки на мои описания, заставят
мою книгу упасть и, возможно, забудут, что я когда-либо писал. Я
бы воспринял это как настоящее унижение, если бы писал для
славы; но, поскольку я пишу для общественной пользы, меня
это мало волнует, и я готов к любому событию.

Я бы очень хотел, чтобы меня предупредили о цензуре моей работы! В
самом деле, что можно сказать путешественнику, описывающему страны, в которых
наша торговля никоим образом не заинтересована и где нет
отношение к нашим производствам? Я писал бесстрастно, беспартийно
и не желая никому причинять вреда; я писал с
очень благородной целью, которая является общим наставлением для человеческого рода; я
писал без каких-либо корыстных и тщеславных побуждений; чтобы
наблюдатели, рецензенты, критики, льстецы,
придирчивые, застенчивые, политики, маленькие гении,
бездельники, самые трудные и самые несправедливые умы,
не будут иметь ничего общего со мной и не найдут возможности проявить
свой отвратительный талант.

Признаюсь, мне внушили, что я должен был сначала, как хороший
подданный и хороший англичанин,
по возвращении представить государственному секретарю поучительный меморандум, касающийся моих открытий, учитывая, что
все земли, которые обнаруживает подданный, по праву принадлежат
короне. Но, по правде говоря, я сомневаюсь, что завоевание стран, о которых
идет речь, было бы таким же легким, как завоевание Фернаном Кортесом
страны в Америке, где испанцы
истребили так много бедных индейцев, голых и безоружных.
Во-первых, в отношении страны Лилипутов ясно, что
завоевание того не стоит, и что мы не получим
от него того, что возместит нам расходы на флот и армию. Я
спрашиваю, будет ли разумно нападать на
бробдингнагнийцев. Было бы прекрасно увидеть, как английская армия совершит
набег на эту страну! Была бы она очень довольна, если бы мы
отправили ее в страну, где у нас
над головой всегда есть воздушный остров, готовый сокрушить повстанцев и, тем более
, врагов извне, которые хотели бы захватить эту
империю? Это правда, что страна Гуигнгнмов кажется завоеванием
довольно легко. Эти народы не разбираются в военном деле; они
знают только, что такое холодное и огнестрельное оружие.

Однако, если бы я был государственным министром, у меня не было бы настроения
заниматься подобным делом. Их высокая осторожность и
совершенное единодушие - ужасное оружие. Представьте себе,
кстати, сто тысяч Гуинннмов в ярости бросаются на
европейскую армию! Какую бойню они не устроили бы своими
зубами, и сколько голов и желудков они не проломили бы
своими огромными задними ногами? Воистину, нет никакого
Гуигнгнма, к которому нельзя применить то, что Гораций сказал
об императоре Августе:

_Recalcitrat undique tutus_.

Но я далек от мысли завоевать их страну, я бы предпочел
, чтобы мы убедили их прислать к нам некоторых представителей своего народа, чтобы
они цивилизовали наш народ, то есть сделали его добродетельным и более
разумным.

Еще одна причина мешает мне высказаться за завоевание этой страны
и полагать, что речь идет об увеличении владений Ее
Британское величество моих счастливых открытий: то есть, по
правде говоря, то, как мы овладеваем новой страной
обнаруженное вызывает у меня небольшие сомнения. Например,
отряд пиратов штормом уносит неизвестно куда.
Мох с вершины попугая обнаруживает сушу: вот они сразу же начинают
сигналить с той стороны. Они садятся на борт, они спускаются на берег,
они видят безоружный народ, который хорошо их принимает; сразу же они
дают этой земле новое название и овладевают ею от
имени своего вождя. Они воздвигают памятник, который свидетельствует
потомкам об этом прекрасном действии. Затем они начинают убивать две
или три дюжины этих бедных индейцев и имеют достаточно доброты, чтобы убить их.
пощадите дюжину, и пусть они отправятся обратно в свои хижины.
Собственно, это и есть акт владения, который начинает основывать божественное право
.

Вскоре в ту же страну отправляются другие корабли, чтобы
истребить как можно больше местных жителей; вождей подвергают
пыткам, чтобы заставить их отдать свои сокровища;
по совести совершаются все самые варварские и
бесчеловечные действия; земля окрашивается кровью ее несчастных жителей;
наконец, этот отвратительный отряд палачей, занятых в этой благочестивой
экспедиции, является _колонией_, посланной в варварскую страну и
боготворит, чтобы цивилизовать и обратить его.

Я признаю, что то, что я здесь говорю, не относится к английской нации, которая при основании колоний всегда проявляла свою мудрость и справедливость и которая в этой статье может служить сегодня примером для всей Европы.


 Известно, с каким
рвением мы распространяем христианскую религию в
недавно открытых и, к счастью, захваченных странах; что для того, чтобы заставить
их практиковать законы христианства, мы стараемся посылать туда
очень набожных и очень вдохновляющих пасторов, людей добрых
нравы и хороший пример, безупречные женщины и девушки
с очень хорошо зарекомендовавшими себя добродетелями, храбрые офицеры,
честные судьи и, прежде всего, губернаторы с признанной честностью, которые
вкладывают свое счастье в жизнь жителей страны. страны, которые
не осуществляют там никакой тирании, которые не имеют ни права, ни власти. жадность, ни честолюбие,
ни жадность, а только большое рвение к славе и
интересам короля, их хозяина.

В остальном, в чьих интересах нам было бы хотеть захватить
страны, которые я описал? какую выгоду мы бы получили
о том, чтобы заковать в цепи и убить естественных людей? В этих
странах нет ни золотых и серебряных рудников, ни сахара, ни табака.
поэтому они не заслуживают того, чтобы стать объектом нашего боевого пыла и
религиозного рвения или чтобы мы оказали им честь
победить их.

Тем не менее, если суд сочтет иначе, я заявляю, что
готов засвидетельствовать, когда меня будут допрашивать с юридической точки зрения, что до
меня ни один европеец не ступал в эти самые края: я
беру в свидетели уроженцев, показания которых должны быть достоверными.
Это правда, что мы можем придираться к этим двум _яхуусам_
о которых я говорил, и которые, согласно традиции Гуигнгнмов,
когда-то появились на горе и с тех пор стали основой
всех _яху_ в этой стране. Но нетрудно
доказать, что оба этих древних _яхууса_ были уроженцами
Англии; определенные черты их потомков, определенные
наклонности, определенные манеры заставляют его предубеждать. Кроме того, я
оставляю эту статью на усмотрение докторов наук, занимающихся вопросами колоний, для обсуждения
и рассмотрения вопроса о том, не является ли она основанием для четкого и неоспоримого
права Великобритании.

Удовлетворив таким образом единственное возражение, которое мне могут
возразить по поводу моих путешествий, я, наконец, прощаюсь с честным
читателем, который оказал мне честь, пожелав хорошо путешествовать со мной
в этой книге, и возвращаюсь в свой маленький сад в Редриффе, чтобы,
предаваясь там, в мои философские размышления.




ОТРЫВОК ИЗ БРОШЮРЫ ОБ ИРЛАНДИИ


Через пять лет после публикации "Путешествия в страну гуигнантеров", -
говорит мистер Тейн в своем замечательном исследовании Джонатана Свифта, - он
написал в пользу несчастной Ирландии брошюру, которая
как высшее проявление его отчаяния и гениальности, под этим
заголовком: _ Скромное предложение о том, чтобы дети
бедных в Ирландии не были обузой для своих родителей и чтобы
они были полезны своей стране _(1729). Мы заимствуем у
г-на Тейна перевод основных отрывков этого сочинения, которое
сохранило свою актуальность.

«Для тех, кто гуляет по этому
большому городу или путешествует по сельской местности, это печальное зрелище, чем видеть улицы,
дороги и двери хижин, забитых нищими
за ними следуют трое, четверо или шестеро детей, все в лохмотьях и
приставающие к каждому путешественнику за милостыней ...
Я думаю, все стороны согласны с тем, что это огромное количество детей
сегодня, в плачевном состоянии этого королевства, является еще одним очень большим
бременем.; вот почему тот, кто не хочет, чтобы кто-то из них был в бедственном положении. мог бы найти
прекрасный, простой и недорогой способ превратить этих детей в
полезных членов сообщества, оказал бы такую большую услугу
обществу, что заслужил бы статую спасителя нации.
поэтому я смиренно предложу идею, которая, я надеюсь, не
мог бы встретить малейшее возражение.

«Один американец, которого я знал в Лондоне,
очень способный человек, заверил меня, что здоровый, сытый маленький ребенок
в возрасте одного года - это очень вкусная,
сытная и полезная еда, жареная или вареная, тушеная или запеченная; и
я не сомневаюсь, что его нельзя подавать также как фрикасе или
тушеное мясо.

«Поэтому я смиренно прошу общественность учесть, что из ста
двадцати тысяч детей мы могли бы выделить двадцать тысяч для
воспроизводства этого вида, четверть из которых были бы самцами, и
что оставшиеся сто тысяч в возрасте одного года могут быть
предложены на продажу знатным и состоятельным людям по всему
королевству, при этом мать всегда предупреждают, чтобы
в последний месяц она обильно кормила их грудью, чтобы они были мясистыми и жирными
для правильных столов. Ребенок приготовит два блюда на обеде
для друзей; когда семья обедает в одиночестве, поезд спереди или
сзади приготовит очень разумное блюдо; приправленный небольшим
количеством перца и соли, он будет очень вкусным в вареном виде на четвертый
день, особенно зимой.

«Я подсчитал, что в среднем ребенок, весивший при
рождении двенадцать фунтов, может за год, если его хорошо кормить, вырасти
до двадцати восьми фунтов.

«Я подсчитал, что расходы на еду для ребенка
нищего (и в этот список я включаю всех " скотников ",
" пахарей "и четыре пятых фермеров) составляют около
двух шиллингов в год, включая мужланов, и я считаю, что ни
один джентльмен не пожалуется на то, что дает десять шиллингов за
еду. тело хорошего упитанного ребенка, которое обеспечит его как минимум четырьмя блюдами
отличного питательного мяса.

«Те, кто более бережлив (а я признаю, что времена того
требуют), смогут снять кожу с ребенка, а из правильно
обработанной кожи получатся замечательные перчатки для дам и
летние сапоги для элегантных джентльменов.

«Что касается нашего города Дублина, то там мы сможем организовать бойни
в самых подходящих местах; что касается мясников, мы
можем быть уверены, что недостатка в них не будет; но я бы
порекомендовал им вместо этого покупать живых детей и
готовить их мясо горячим на открытом воздухе с помощью ножа, как мы
делаем с жареными свиньями.

«Я думаю, что преимущества этого проекта многочисленны и заметны
, а также имеют огромное значение.

«Во-первых, это значительно уменьшит число папистов,
которыми мы каждый год перегружены, поскольку они являются
основными производителями нации.

«Во-вторых, поскольку содержание ста тысяч детей в возрасте от двух лет
и старше не может оцениваться менее чем в десять шиллингов на
душу населения в год, таким образом, богатство нации будет увеличиваться на
пятьдесят тысяч гиней в год. помимо прибыли от нового ребенка ".
блюдо представлено на столах всех состоятельных джентльменов, у которых есть какие-то деликатесы во вкусе.
 И деньги
будут циркулировать между нами, поскольку этот продукт будет производиться только из нашего сырья и нашей
продукции.

«В-третьих, это было бы большим стимулом для вступления в брак, который
все мудрые народы поощряли наградами или
гарантировали законами и наказаниями. Это усилило бы заботу и
нежность матерей к своим детям, когда они были
бы уверены в пожизненном учреждении для бедных малышей, созданном
таким образом самим обществом.-- Мы могли бы
перечислите множество других преимуществ, например, добавление
нескольких тысяч единиц к нашему экспорту говядины в бочках,
более обильные поставки мяса свинины и
усовершенствования в искусстве приготовления хороших окороков; но
я опускаю все это и многое другое для
краткости.

«Некоторые люди с подавленным духом, кроме того, обеспокоены этим
большим количеством бедных людей, которые стары, больны или искалечены,
и меня попросили направить мои мысли на то, чтобы найти способ
избавить нацию от тяжелого бремени; но на этом я
не волнуйся, потому что мы хорошо знаем, что каждый
день они умирают и гниют от холода, голода, грязи и
паразитов так быстро, как мы можем разумно на это рассчитывать. Что
касается молодых пахарей, то их состояние вселяет аналогичные надежды
: они не могут найти работы и, следовательно
, изнывают от недостатка пищи, настолько, что, если в некоторых
случаях их случайно нанимают в качестве рабочих, у них нет
сил завершить свою работу. Таким образом, и страна, и они сами
, к счастью, оказываются избавленными от всех грядущих бед».

Свифт заканчивает этой иронией людоеда:

«Я заявляю от всего сердца, что у меня нет ни
малейшей личной заинтересованности в выполнении этого
полезного дела, не имеющего никаких иных мотивов, кроме общественного блага моей страны.
У меня нет детей, из которых с помощью этого средства я мог бы извлечь
ни копейки: моей младшей девять лет, а моя жена уже достигла того возраста
, когда могла бы стать матерью».
 То, что автор говорит о толстых брюках, туфлях на высоком каблуке
и туфлях на низком каблуке в империи Лилипутов
, очевидно, относится к тем злополучным спорам, которые разделяют
Англия в конформистах и нонконформистах, в
тори и вигах. (Примечание переводчика.)
Древние термины схоластического жаргона.
 Старик.
 Вариант знаменитого стиха Теренса: «Я
мужчина и думаю, что ничто, связанное с мужчинами, не
должно быть мне безразлично». Нихил кабальини, ничего, что
касается лошадей.
 «Если судьба сделает из него Если не несчастного, то, по крайней
мере, не сделает его лжецом и лжецом".
 Гораций, Сатиры, Книга II, сб. 1:Флаччи
 Verba per attentam non ibunt C;saris aurem:
 Cui male si palpere, recalcitrat undique tutus.

«Стихи Флакка (Горация) не утомят
слух Цезаря: когда его неловко ласкают,
он возмущается похвалой, если стоит настороже
»
 Намек на завоевание Мексики испанцами,которые проявили неслыханную жестокость по отношению к местным жителям.
***Les Voyages de Gulliver, by Jonathan Swift