Дом

Старый дом тысячи восемьсот...лохматого года стоял на перекрестке улиц распахнув крылья вековых стен и выпячивая глазницы уже пластиковых окон. Это, наверное, единственное  новшество в его фасаде. А так старый, обшарпанный, но гордый и величавый, как все старики дом жил своей бесконечной жизнью.
Когда-то богато украшенная лепниной, а сейчас закрашенная дешёвой краской дверь, называемая "парадной" высилась на углу арки с коваными узорчатыми воротами, на удивление не снятыми, оставленными на своём историческом месте.

Арка вела во двор. Маленький колодец, образованный стенами уже и другого дома, с  проходом в следующий двор и выходом на соседнюю улицу.
В маленьком дворике была обычная деревянная дверь, называемая"черной" с железной винтовой лестницей по всем этажам.  Все двери на этой лестнице вели только на кухни квартир. Когда-то прислуга пользовалась ею для закупки продуктов, дров и прочей хозяйственной деятельности. Поэтому она и называлась "черная"  сделанная для  черни.  Для господ была "парадная".

В парадной была огромная зала с мраморным полом, огромным кованым лифтом, ведь дом был в четыре этажа. Окна, выходящие в маленький дворик, были закрыты красивыми цветными витражами. Что бы господа не видели убогость заднего двора.
На каждом этаже была только одна квартира, но первые этажи их не имели. Это были подсобные помещения для дворников и обслуги. Люди жили в полуподвальных помещениях с окнами, стоящими на асфальте улицы, и видели только ноги прохожих. А у господ окна выходили на главную улицу, кроме комнат прислуги, с окнами в маленький дворик- колодец. Это было тогда....

А сейчас каждая квартира превратилась в коммуналку. Вот в одной из них жила и я.
Мы жили на втором этаже, хотя по сути это был третий этаж, но квартира была под номером 2. А первая квартира была пролётом ниже. У неё на стене сохранился старинный звонок. Это такая металлическая ручка, повернув которую слышишь звонок. Я помню, баловалась постоянно.
У нас на двери была гирлянда звонков с фамилиями, написанных на бумажках или выгравированных на табличках с указаниями количества звонков. Нам нужно было звонить три раза. Всего в квартире было 6 комнат, но вот не помню , чтобы кому-то звонили 6 раз.
Наша квартира начиналась с прихожей. Это огромный зал с паркетом и зеркалом в пол. Там же, у дверей была тумбочка с телефоном. Маленькая,  я каталась там на трёхколёсном велосипеде.  В прихожей  были три двери . Две с личными маленькими коридорчиками, ведущими в крохотные комнаты, а одна - в большую светлую комнату с огромными трёхметровыми окнами в пол, с лепными потолками, резными деревянными дверями. Сразу же понятно, где была комната господ.
В конце прихожей был коридор. В нем ещё одна огромная комната с большими окнами на улицу. Дверь в маленьком коридорчике вела в туалет. Рядом ванная комната. Большая, просторная, с кафельным полом и дровяной печкой- колонкой для горячей воды. Хоть мы и ходили мыться в баню, но иногда топили печку и мылись в ванной. Это было редко.
В конце коридора была дверь в нашу комнату.
У нас был лепной потолок и часть изразцовой печи. Но окна нашей комнаты выходили во двор. А наш коридор переходил в маленький узкий, в котором была ещё одна комната, совсем маленькая, но с окном. Это была последняя комната. Перед ней была ещё дверь. Это был ещё один туалет, намного меньше, чем первый. И сразу за ним была огромная кухня.

Окно кухни, большое во всю стену, выходило во двор. На кухне напротив друг друга стояли две газовых плиты, а по стенкам разместились шесть деревянных столов . Везде висели полки. Но из-за большого окна на кухне всегда было много света. Кафель сиял чистотой,  было всегда ярко и празднично.
Наш стол стоял около самого выхода на чёрную лестницу. Перед ним был ещё коридор, где у каждого были свои полки с соленьями и  вареньем. Здесь всегда была прохлада.

Каждая комната наполнена своею маленькой жизнью с горестями и радостями. Мы не были дружны, не справляли праздники за общим столом, но в квартире витало тихое уважение друг к другу. Уважение чужого пространства. Взять что-то у соседа без спроса было не возможно. Это было чужим, значит тебе не нужным. Конечно, в семьях, таких как наша, с маленькими детьми и молодыми родителями бывало всякое. Но никогда наши соседи не проявляли бестактность, грубость по отношению к нам или назойливое любопытство. Мама всегда говорила, что если человек захочет, расскажет сам. Не расспрашивай, умей ждать, молчать и слушать.

Наши соседки были очень разные.
Евгения Васильевна, пожалуй, самая старшая бабушка. Жила в самой первой комнате с маленьким коридорчиком. Кстати, это было очень удобно. У тебя отдельный проход в комнату со своей вешалкой, тумбочкой. Твоя комната отделена от общего пространства, что позволяет тебе внешне отделиться от общего шума и разговоров. Её комната соседствовала с нашей. У нас была общая дверь в стене. Высокая, выкрашенная белой краской со стеклянным окном под потолок. Правда с нашей стороны она была не видна. Зашита и заклеена обоями, оставлено лишь стеклянное окно под потолком. Общей была и изразцовая печь. Но со стороны Евгении Васильевны у печки была топка. Большая, мраморная,  с чугунной решеткой. На ней всегда стояли каменные фигурки. Среди них белая мраморная свинка. Я очень любила с ней играть, когда приходила к ней.
Старушка была тихая, одинокая. Никто к ней не приходил. Но она не жаловалась. Жила самостоятельно. Никого не напрягая. Я очень любила заходить к ней. Но никогда сама не просилась. Да и она не приглашала. Это было нормально. Скорее всего, меня приводила мама, когда нужно было присмотреть за мной. Я помню её. Маленькая. С седыми пышными волосами, собранными на затылке в пучок . В теплом вельветовом халате с кружевами рубашки у ворота.  Она обычно сидела за большим круглым столом с какими то бумажками. На столе вышитая белая скатерть. Большая деревянная шкатулка. А сам стол был на одной огромной и резной деревянной ноге. Я обычно сидела под столом и играла со свинкой.

В прихожей напротив Евгении Васильевны была дверь, тоже с маленьким коридорчиком, ведущим в комнату Анны Григорьевны. Тоже возрастная дама. Крупная, широкая, всегда с высокой прической крашеных волос и неизменном ярким халатом с огромными цветами. Туфли у нее были шелковые, с маленьким каблучком. Что делало её осанку прямой и величественной. Она не ходила. Она плыла по коридору, занимая собой всё пространство. Она  приглашала меня к себе на чай с конфетами. Рассказывала различные истории и иногда брала на прогулки.
Держа её за руку, я испытывала истинную гордость, что стою рядом с такой дамой.

В большом зале прихожей была и комната капитанши. К ней я заходила часто. Эта дама была лет сорока, всегда с маской на лице, пышной высокой прической кудрявых светлых волос, вздёрнутым широким носом и смешливыми голубыми глазами. Маргарита Тимофеевна очень любила смеяться, была очень громкой и не злой. Общение с ней доставляло удовольствие. Со всеми она находила общий язык. Её добродушный нрав согревал своим теплом. Она была надомницей. Работала дома. Ведь в те года работать было необходимо по закону.
Маргарита Тимофеевна делала декоративные цветы из шёлка - розочки, лютики. Собирала их в нежные украшения и сдавала в Дом Мод по заказам. У меня тоже был венок из шелковых незабудок. Я бережно хранила его в коробке в шкафу .

В следующей комнате, находящейся в коридоре после прихожей, у ванны с туалетом, была комната четы Гутманов. Это были супруги евреи. Он высокий, седой, всегда в одной и той же клетчатой пижаме, а она маленькая, полная, в темном сарафане и светлой кофте.
 Всегда ходили парой. Всё делали вместе. У них в комнате я была пару раз совершенно не на долго. В основном, когда звала к общему телефону в прихожей. Но хорошо запомнила чистоту и белые чехлы на плетеных стульях. Огромная комната. Два окна на улицу. Минимум мебели. Стол в центре комнаты, стулья вокруг стола. По стене диван, тоже с чехлами на кожаных валиках. И шкафы высокие, в потолок. На стенах висели картины. Но я ни разу не видела их вблизи.
Супруги были старые, к ним по выходным приезжали дети. Готовили обеды, помогали в уборке. Семья была очень дружная. Но обособленная. С нами, соседями, старались не общаться.

 Мы жили в конце этого коридора, сразу за ванной, перед узким коридором на кухню. Стена ванной делала коридор перед нашей комнатой глубоким квадратом, что давало нам возможность ставить там детские велосипеды и прочую утварь. Наша комната была обычной. С одним окном во двор. У окна был глубокий подоконник, на котором я могла лежать во весь свой детский рост и глазеть на всё вокруг.

Сразу за нами коридор поворачивал на кухню. Здесь он был уже узким, и в нем была ещё одна дверь в комнату. Я бы и комнатой её не назвала, если бы не окно. В ней стояла узкая железная кровать, шкаф, стол у окна. От одной стены до другой было несколько шагов. Поэтому проходить перед шкафом и кроватью было сложно. Но в этой комнате я бывала часто. В ней жила Глафира Павловна. Высокая сухопарая женщина лет шестидесяти. Она жила одна. У нее был сын, которого я никогда не видела, и внук Андрюша. О котором я много слышала её рассказов, но видела пару раз. Глафира Павловна очень любила детей. Она часто со мной гуляла, приглашала меня к себе. Мы ходили с ней в театр. Наверное, ей очень хотелось быть в семье, рядом с сыном и внуком, но не получалось. Мне было жалко её. Я видела её страдания, но не очень любила общаться с ней.
Я не помню скандалов, ругани между соседями. Все вопросы решались мирно.
Так мне казалось. Чистоту в квартире поддерживали мои родители и семья капитанши. Бабушки уборкой коридоров не занимались. Зато места общего пользования - кухня, туалеты, ванная  у нас блистали чистотой. Везде висели тряпочки, стояли веники и мысли не было что-то бросить или сломать. Но тогда чистота была культом. Я помню, на улице через каждые сто метров стояли урны и на всех перекрестках дежурили милиционеры. Это не считая народной дружины. И я, бросив фантик на тротуар, тут же услышала милицейский свисток. Подошедший дружинник объяснил моим родителям ошибки в моём воспитании. Я тогда была наказана. Но запомнила на всю жизнь.

Детство. Места, с ним связанные, для всех священны. Мы стремимся вернуться к ним. Как будто надеемся окунуться обратно в счастливое детство. Где мама и папа возьмут тебя за ручку. Где в комнатах лежат твои игрушки и тикают старые часы...

Я часто приезжаю к своему дому. Он стоит. Из парадной выходят люди. И щемящее чувство возникает, когда я вижу молодую женщину с маленькой девочкой на руках...