Памятник Фома Неверующий

Несколько минут они сидели, молча глядя друг на друга.

Умудренный долгими годами жизни старец с окладистой бородой, явившийся в издательство в льняной рубахе и босиком, и издатель в дорогом импортном костюме.

Обычно просителей, похожих на бомжей, не пускали даже на порог, но тут был случай особый. Сам начальник службы безопасности – а он никогда в людях не ошибался – настоятельно рекомендовал его принять и выслушать. И впрямь от  старца веяло чем-то монументальным и не от мира сего.

- Так что же вас привело к нам, э-э-э… - издатель мучительно подбирал слово. Как же его назвать? Господином? Но какой же из него господин, коли явился в издательство оборванный и босой? Товарищем язык не повернется. Для этого глаза старца смотрят слишком строго и укоризненно, как у пророка Моисея. Гражданином? Чересчур казенно.

- Сударь? – со странным облегчением выдохнул, наконец, издатель, сам удивляясь тому, что вдруг употребил такое старое слово. – И как вас зовут?
- Я – Лев Николаевич Толстой. Довольно известный русский писатель.

- Это что, псевдоним? Граф Лев Николаевич Толстой умер почти столетие назад.
- Точнее, - потупился посетитель, - я – его памятник. Стою в парке, в подмосковном городе Химки. К утру мне надо вернуться на место. Потому и настоял, чтобы приняли меня прямо сейчас, ночью.

Издатель присмотрелся и опешил. Как же это он сразу не разглядел однообразный сероватый цвет кожи, несколько грубоватые черты лица, форму рук? Надо же…
- И как же это вас… э-э-э… угораздило? – снова с трудом подобрал он слово.

- Сам не знаю, - пожал плечами граф, пряча под стол большие крестьянские руки. – Должно быть, скульптор вложил в меня слишком много души.
- Чего вы от нас хотите?

- Не могу молчать. Понимаете, последние годы, стоя в парке, я услышал массу историй. Живых, честных и настоящих. Захотелось написать книгу, трагедию, основанную на оригинальном современном сюжете. Представьте себе: главный герой – русский, живущий и работающий в одной из среднеазиатских республик.

После развала СССР, не в силах жить в новых условиях, он вынужден все бросить и уехать в Россию. Там для облегчения решения вопроса о гражданстве ему предлагают поступить в армию по контракту и посылают в Чечню. Через несколько месяцев он понимает, что эта его служба не может принести ни России, ни Чечне ни мира, ни справедливости.

Слишком уж там все другое. Другие понятия и представления, другие люди. Не желая больше участвовать в этой войне, он пытается оттуда бежать и попадает в плен к боевикам. Подвергая его поочередно пыткам, издевательствам, избиениям и идеологической обработке, из него стали делать смертника.

Однако когда его сажают в машину со взрывчаткой, он, не желая стать причиной еще чьей-то смерти, сворачивает в пропасть и гибнет. Никто о его подвиге даже не догадывается. Наоборот, его продолжают считать предателем.

Издатель тяжело вздохнул.
- Нет, - твердо сказал он. - Такой товар сегодня не продашь. Сейчас в ходу фантастика, детективы. Кстати, детективчиками не балуетесь? Очень жаль. Тогда это все не для вас. Н-да… Но не может же быть, чтобы вашему огромному таланту, даже, можно сказать, гению, сейчас не нашлось достойного применения.

Было же у вас что-то очень масштабное и известное. Триллер в нескольких томах. Как там его?.. «Война и мир», кажется. Хотите выйти в большой тираж и срубить бабки? Пожалуйста. Вам надо только сбацать ремейк.

- Сба-цать… что?– удивился Лев Николаевич. - И причем тут какие-то бабки? Извольте говорить о женщинах уважительно.

- Ремейк. Ну, это когда берется известный классический сюжет и переписывается под наше время. Сбыт печатной продукции гарантирован.
- Ре-мейк? Про-дукции?

- Конечно! – издатель нервно заходил по комнате, ощущая прилив вдохновения. – Только представьте себе: в центре событий нелегкая судьба не какого-то там графа Пьера Безухова, до которого современному читателю, особенно молодому, и дела-то никакого нет, а воровского авторитета по кличке Безухий.

Пахану Безухому все по-честному хочется, по понятиям. Чтоб никому не идти западла. Чтоб никаких фраеров и стукачей. Не враз поднялся, начинал с того, что создал свою малину.

Элен – путана Алена, неблагодарная продажная тварь, которую Безухий вытащил из грязи. Втюрилась в мента и слила ему Безухого. Волнующая стрелка мента с Безухим. Безухий стреляет первым и попадает. Мент в реанимации. Компромат сжигается.

Опасаясь мести за предательство, Алена сбегает, выходит замуж за скандинавского дипломата и уезжает с ним в Швецию. Безухий вздохнул было с облегчением и стал клеить шалаву Наташку из Ростова.
 
Но тут на Безухого наезжает молодой бандит-беспредельщик по кличке Наполеон. Со своей бандой отморозков он загасил в Москве почти всех авторитетов и стрижет бабки с территории, на которой они были крышей.

Тех из братвы, кто его не признает и к нему не присоединяется, безжалостно отстреливает.
Столкновение между ними неизбежно. Безухий и Наполеон собирают всех своих и устраивают в подмосковном поселке грандиозную разборку.
 
Только ваше перо, Лев Николаевич, способно достойно описать эту эпическую картину. Представляете, «калаши», помповые ружья, обрезы, финские ножи, огнеметы и гранатометы! Сотни трупов!

Раненные разрывными пулями бойцы десятками валятся на землю и стонут от боли. Горят шестисотые мерседесы, на которых братва приехала на стрелку. Чтобы создать превосходство в силах, Наполеон заручился поддержкой даже чеченских боевиков.
Почти никто из участников резни не выжил.

Апофеозом будет личный финальный поединок Безухого с Наполеоном. Получив в схватке крепкий удар кастетом по голове, Безухий все-таки удавил Наполеона и порвал ему пасть.

- Поймите, любезный, я не произвожу никакой продукции. Я пишу художественную литературу в высоких традициях отечественного реализма.
- Вы хотите высокого реализма на современном материале? Пожалуйста. Нужно красочное описание личной жизни главных героев.

Пусть Алена, к примеру, будет бисексуалкой, а Наполеон – голубым, безжалостным растлителем несовершеннолетних мальчиков. Нужны точные детали, так сказать, деликатные подробности. Белье, позы, духи, ласки, пропорции тел и иные анатомические подробности.

Как десятилетний отрок испытывает первый оргазм. Как течет кровь при лишении девственности двенадцатилетней героини. Как призывно распахиваются бедра женщины, находящейся во власти желания. Вместе с героями надо подняться до самых высот их интимных переживаний, а если понадобится, то и упасть с ними в бездну порока.

Конечно, я понимаю, Лев Николаевич, что без подготовки такие вещи написать довольно сложно даже вам. Ну ничего, я с этим помогу. Вот, пожалуйста, несколько образцов. Очень бойко написано. Ознакомьтесь.

Если бы издатель так не увлекся, то, безусловно, заметил бы, что Толстой уже несколько минут неподвижно сидит, глядя в одну точку. Лев Николаевич машинально взял у издателя несколько богато иллюстрированных журнальных листов, опустил взор и начал читать…

Жуткий крик потряс стены кабинета.
- Что с вами, Лев Николаевич? Может, валидольчику?
Лев Николаевич окаменел.

- Что же мне с вами делать-то теперь? – растерянно бормотал издатель.
Повинуясь первому порыву, он накрыл было каменную фигуру брезентом, оставшимся после какого-то мероприятия.

Тут же понял, что, как ни укутывай, ее не спрячешь. Уж больно массивная. А опомнившись, схватился за телефон:
- Степан? Живо с тачкой ко мне. Что значит «зачем»? Что значит «поздно уже»? Уволю! Едешь? То-то же.

Как Льва Николаевича грузили в машину, как пробирались окольными путями, старательно избегая посты ГАИ, как искали место, на котором он стоял, я оставляю вашему воображению.

Так или иначе, к утру памятник вернулся на свое привычное место и больше уже никогда и никуда не уходил.