Ежи Фома Неверующий

Новенький черный «мерседес» мчался по заснеженному Ленинградскому шоссе. На заднем сиденье прикорнул Сан-Саныч, глава серьезной строительной фирмы. За рулем сидел водитель Андрей. На откидных сиденьях кантовались телохранители Володя и Степа.

Сан-Саныч молча размышлял об очередном заказе – строительстве ресторана на полпути от Москвы к аэропорту Шереметьево. Все бы ничего, но строить рядом с памятником – а на потенциальной строительной площадке стояли гигантские противотанковые ежи – ему еще не приходилось.

Не любил он этого. Вспомнил, как какой-то несговорчивый ветеран, узнав о строительстве, назвал этот ресторан кабаком в святом месте. Хотя, вздохнул он, подумав о сумме заказа, земля там такая же точно, как и всякая другая.

По примеру коллег – крупных начальников - лет десять назад, быстро, по-тихому и покривив душой, приватизировал на свое имя всю свою строительную контору и зажил давно привычной ему жизнью. Разве что меньше стал тратить нервы на разного рода согласования и совещания. А строить он любил, и строитель был от бога.

Погода – впрочем, точнее было бы назвать ее непогодой, - заваривала круто. Сквозь метель почти ничего не было видать. И ребятки-телохранители «бдили», всматриваясь в толстые стекла только для вида. Метель и сумерки скрывали их от чужого глаза надежнее бетонной стены. Н-да, не лучшая погода для прогулок. Сан-Саныч и не поехал бы, если бы заранее не условился с заказчиком.

Неожиданно машина подпрыгнула, резко встала, едва не опрокинувшись на бок. Жалобно заскрипел сминаемый металл.
Метель вдруг стихла, и сквозь тонированные стекла внутрь машины упал свет холодного утреннего солнца.
 
Водитель и телохранители в теплых куртках на затекших от долгого сидения негнущихся ногах выбрались наружу и стали осматриваться. Так и есть! Переднее колесо угодило в яму, лопнуло само и сломало подвеску.

Не успели они сделать и нескольких шагов, как услышали окрик: “Стой, кто идет”? - и щелканье затворов. Невдалеке стояло несколько человек в видавших виды серых шинелях и белых халатах с направленными в их сторону винтовками и автоматами.

Еще поодаль находился наскоро отрытый неглубокий окоп с редкими фигурками стрелков. Еще дальше жалась к деревьям выкрашенная белой краской небольшая низенькая пушка с длинным стволом.

Ленинградское шоссе показалось им необычно узким. Перед окопом и поперек шоссе стояли противотанковые ежи, сваренные из обрезков рельс. Позади догорали два грузовика с непривычно угловатыми деревянными кабинами.

- Да кто вы такие? И что здесь вообще делается? – раздраженно спросил Сан-Саныч, вылезая на мороз из теплого салона машины. – Кино снимаете, что ли?
- Сейчас будет вам кино. Ваши документы? Что за автомобиль и откуда он у вас?

Трофейный? – подошел к ним с другой стороны усталый человек в офицерской форме.
- Почему трофейный? – ответил Сан-Саныч оглядываясь на винтовочные стволы. – «Мерседес», только-только с завода. Вон, Андрей недели две как перегнал из Германии.

- Ясно, – сказал капитан, глядя сквозь них одеревеневшими от долгой бессонницы глазами. – Немецкие шпионы, пытались прорваться за линию фронта. Документы можете не доставать, все равно фальшивые. Некогда с вами возиться. Отвести в сторону и расстрелять. Всех.

Это было настолько неожиданно и дико, что Сан-Саныч с телохранителями даже не испугались. Солдаты стали отгонять их в сторону.

- Легче, - буркнул Степа, получив прикладом по руке. – Часы японские разобьешь.
- Яп-п-понские? – испуганным шепотом повторил солдатик. – Товарищ капитан, а они не только немецкие, они еще и японские шпионы.

- Т-а-ак! – капитан заглянул в покалеченный «мерседес». – Полно специальной аппаратуры. Ай-да субчики! Важные птицы. Вот что: расстрел отставить. Пока. Васильев, отведи-ка их лучше в штаб. Пусть ими особисты займутся. Только смотри: близко к себе не подпускай. Чуть что – стреляй на поражение.

Не успели они пройти и сотни метров, как начался авиационный налет. Остроносые одномоторные самолеты с торчащими вниз колесами в округлых обтекателях, поочередно пикируя, методично выбивали все живое.

К реву авиационных двигателей и взрывам бомб примешивался надрывающий душу вой установленных на самолетах сирен. Несколько раз упругие струи пулеметных очередей, стегали промерзшую землю всего в нескольких метрах от них.
- Сан-Саныч, «Юнкерсы» это 87-е, «лапотники»- крикнул водитель Андрей, знаток военной истории.

Налет кончился также внезапно, как и начался. Их недавний конвоир, неловко раскинувшись, лежал в залитой кровью шинели. Чуть поодаль находилась стертая с лица земли и уже необитаемая позиция. На месте новенького «мерса» зияла большая круглая воронка.

Медленно и грустно окинув взглядом своих телохранителей, Сан-Саныч мягко и тихо сказал:
- Все ребята. Отпрыгались. Велика Россия, а отступать нам с вами отсюда некуда. За нами – Москва.
- А, может, это все-таки съемки фильма?..
- А это по-вашему что, манекены? – неожиданно рявкнул Сан-Саныч на своих ребят, показывая рукой на тела погибших солдат и остовы сгоревших машин.

- Тогда уходить отсюда надо.
- Ну, и куда мы с вами денемся?
- А мы… это… в Москву…

- И что мы там скажем? Нас опять же немедленно арестуют как шпионов. И, скорее всего, тут же расстреляют без суда и следствия по законам военного времени.
- А мы в ихнюю форму переоденемся.
 
- А документы какие предъявим? Загранпаспорта с двуглавым орлом? Впрочем, даже если мы документы у убитых солдат возьмем, кого мы обманем своими мордами откормленными и руками холеными?

Видишь, как они все отощали и почернели? А если даже случится чудо и нам поверят, то опять-таки немедленно расстреляют. Но уже как дезертиров.
- Так, может, немцам сдаться? – спотыкаясь на каждом слове, выдавил из себя опешивший от ужаса Володька.

- Нет уж. Ты про немецкие лагеря смерти что-нибудь слыхал? Освенцим, Бухенвальд, Дахау? Нет?! Ну да, по новым программам после перестройки учились…
- Так что же нам делать, Сан-Саныч? – в придвинувшихся вплотную чумазых лицах бравых телохранителей, напряженно и с надеждой глядевших на своего начальника, было что-то наивное и детское.

- Драться. Шоссе это защищать. Совершить, так сказать, подвиг. Как-никак я майор в отставке.
- Но наши ведь нас спасут?
- Вряд ли. Да и для кого мы здесь и сейчас «наши»?

- То есть, надежды у нас никакой? И даже о подвиге нашем никто не узнает? Тогда зачем драться?
- Оно конечно, на миру и смерть красна. А у этого капитана, которого бомбой с «Юнкерса» накрыло, разве надежда выжить была? На славу он рассчитывал? Нет, родные мои, настоящий подвиг именно в том и заключается, чтобы отдать свою жизнь безо всяких условий, без надежды ни на славу, ни на награды.

А что, просто за Россию и Москву уже и жизнь отдать нельзя? Тем более, что деваться нам все равно некуда. Впрочем, кто хочет сам себе пустить пулю в лоб – пожалуйста. Мешать не буду. Лично я – пас. Никогда в жизни не сдавался. Не буду и сейчас. Да и вам, профессионалам, стыдно сдаваться. Не новобранцы зеленые все-таки.

Никто не двинулся с места.
- Ну ладно, ребятки, поговорили и будет. Времени у нас с вами в обрез. После «Юнкерсов» танки пойдут с пехотой. Степа, ты из десантников. Там всякое оружие изучают. Пойди к пушке, посмотри, цела ли она и есть ли к ней снаряды.

Если исправна и снаряды есть, там и оставайся. Стреляй только по танкам, и не торопись. Подпусти на дистанцию уверенного попадания. Жди, не бойся, они считают, что все здесь с землей сравняли.

Ты, Володя, где служил? В пехоте с ручным пулеметом? Налево по окопу ручной пулемет. Кажись, «Дегтярев». Я их еще в «учебке» застал. Хорошая вещь, сильная и надежная. Откопай и проверь.

Только патроны, голубчик, береги. Подвоза не будет. И почаще меняй позицию. Во-первых, чтобы не засекли. А во-вторых, пусть думают, что нас много. Андрей, остаешься со мной. Подбери пару автоматов поновее и патроны, сколько найдешь.

В тот день им везло. Первый раз немцы пошли внаглую, походным порядком. Пехота на грузовиках, впереди два танка. Володя ударил по машинам из пулемета. Грузовики загорелись, пехота посыпалась с бортов и, не успев развернуться, по большей части тут же и полегла.

Хотел было Сан-Саныч попенять Володе за большой расход патронов, но понял: тут экономить было нельзя.
 
Танки – Андрей определил их как Т-3 – развернулись в сторону пулемета, подставив «сорокопятке» широкие плоские борта. Пять снарядов – и один из них загорелся, второй взорвался. Видимо, снаряд угодил в боекомплект.

Сан-Саныч с Андреем ударили из автоматов, добивая и отгоняя тех, кто пытался спрятаться за горящими машинами.

Прилетел разведчик-корректировщик, за характерную форму презрительно прозванный фронтовиками «костылем». Несколько минут летал над полем, не находя на перепаханной бомбами земле никакой цели. Тем не менее, начался артиллерийский налет. Один из снарядов угодил в «сорокопятку». Ни от пушки, ни от Степана не осталось ничего.

Но к этому времени Сан-Саныч, мастер нестандартных решений, с остальными ребятами уже укрылся возле подбитых танков. Оттуда, подкрепившись трофейным оружием, снова встретили пехоту пулеметным огнем. Вторая атака неприятеля тоже сорвалась.

К концу короткого холодного декабрьского дня, стиснутые со всех сторон, Сан-Саныч с телохранителями собрались в одной траншее, отстреливаясь экономными одиночными выстрелами.

Потом был новый близкий взрыв, траншею засыпало, и свет померк.
Постепенно приходя в себя, оглохшие, оборванные, с гудящими тяжелыми головами, они разгребали рыхлую землю и выползали наверх.

Рядом с ними сотнями двигателей грузовиков, автобусов и легковушек шумело Ленинградское шоссе. Над их головами проплыл в сторону «Шереметьево» двухсотместный аэробус.

Во второй раз они приехали к «Ежам» месяцем позже. Для поездки нарочно выбрали середину дня, безукоризненно ясную и тихую погоду.

На месте, не сговариваясь, несмотря на мороз, стянули с себя шапки и несколько минут стояли молча.
Сан-Саныч первый вздохнул, снова надел шапку и спросил:
- Ну что, орлы, кабак-то здесь строить будем?

Орлы, даже не удивившись, что САМ вдруг спросил у них совета, вразнобой заговорили:
- Да Вы что, Сан-Саныч! Место-то какое памятное! Здесь же Степа погиб. Мы кровь свою проливали, чуть все в землю не легли. А теперь здесь – и кабак? Да ни в жизнь…

- Нет, не будем! – твердо повторил за ними Сан-Саныч. – И другим не позволим. Поехали смотреть другую площадку.