Ю. Трифонов Долгое прощание. Впечатления

Сага о московской Золушке.
Впечатления от повести Юрия Трифонова «ДОЛГОЕ ПРОЩАНИЕ».

Трифонов - это Вселенная. Создать такую атмосферу, так  филигранно закрутить сюжет! Тончайшими мазками, постепенно, не сразу, прорисовать героев. Полутона. Герои раскрываются через внутренние монологи, душевные метания. Психологизм блестящий. Пристальное внимание автор уделяет деталям быта, одежды той поры. А как он в начале повести описывает буйство сирени в Саратове?
Мы застаем Лялю Телепневу, молодую актрису Московского драматического театра, в  несчастливую пору переживаний. Ее домогается второй режиссер Смурный, она отказывает и тот,  в отместку, не дает ей роли в спектаклях. Делает «затир», как говорят в театре. Ситуация знакомая. Сама, так сказать, подобное домогательство в жизни пережила.
 На вечеринке, в гастрольном туре, в Саратове, Ляля знакомится с драматургом Николаем Демьяновичем Смоляновым. Его пьесы «Лесополосы», « Лесные дали» неталантливы, написаны примитивно, в лоб, но на злобу дня, одобрены сверху и рекомендованы к постановке в театре. Актеры понимают это, потешаются над ним, «злоушничают», будучи у него в гостях и вкушая приготовленное его старушкой-матерью. Наверху, в доме, постоянно стукает мячиком об пол его, больная синдромом дауна, дочь Галочка. В Москве ждёт психически-неуравновешенная жена Марта
Ляля жалеет Смолянова. Ей стыдно за актеров. Она остаётся и помогает старушке Евдокии Ниловне, убрать со стола после пирушки, и как-то незаметно, в течение этой ночи, выслушивая жалобы и причитания Смолянова, вступает с ним в связь. «Он облокотился о стол, вдруг заплакал, снял очки и стал вытирать глаза ладонью. Деться было некуда, она легла накрылась пальто. Но заснуть не могла, было беспокойно и как-то нестерпимо неловко. Чувствовала себя виноватой: за Пашку, за дураков, за всех. Ну, зачем обижали человека? Такой крепыш, плечистый, с широкой грудью, не старый еще, правда уж с лысиной, и — плачет отчего-то, несчастен. Ведь он, должно быть, богатый. Нет, богатство не дает счастья. Надо еще что-то, главное. От этой мысли была смутная радость и чувство превосходства: таинственное что-то, нужное для счастья, казалось Ляле, у нее есть.» Все бы ничего, но в Москве ее ждет гражданский муж Гриша Ребров, молодой неудачливый драматург, рефлексирующий интеллигент, который по-настоящему, любит ее страдает, ревнует, но старается сдерживать себя, не показывать этого.  Ему пока отчаянно не везет. Пьесы он пишет плохие, незрелые, в основном надеясь с их помощью подзаработать. Плохо знает тему, на которую пишет. Их не принимают к постановке в театре Ляли. Ситуация тоже знакомая мне, как пишущему человеку. Но Ребров – философ, мечтатель. Как любому молодому  автору, ему хочется написать еще никем не освоенное, неизвестное. Сразу поймать Жар-Птицу за хвост. Он проводит целые дни в библиотеке за жизнеописанием заинтересовавшего его Ивана Гавриловича Прыжова.
«  Иван Гаврилович Прыжов, совершенно бесполезный и давно всеми забытый дядя, незадачливый бунтовщик, историк, пьянчужка и попрошайка, благороднейший человек, бытописатель народного житья, живший сто лет назад, не отпускал Реброва.» Но у Реброва уже бывало увлечение каким-нибудь историческим персонажем. Николай Васильевич Клеточников, например. «Столоначальник департамента полиции, тихо скончавшийся от голодовки в Алексеевском равелине после тихой, героической и краткой жизни…. Был исполнителем. Исполнял чужую волю, которую несколько человек назвали «народной». Внедрился в полицейское чрево, проник под панцирь, просочился в самую глубь, в кишки, в сердцевину Третьего отделения, и оттуда — спасал, выручал, убивал. Исполнял волю собственной совести. Вот и все.»  А затем Ребров остывал к своим историческим страдальцам, терял интерес. По его комнате везде  разбросаны бумаги, наброски, клочки, на которых он что-то строчит в минуты озарений, но ничего не может дописать, свести в сюжет законченного произведения.
Очень психологически точно, реалистично описаны его интеллигентские посиделки в ресторане, постоянная внутренняя рефлексия болезненно-самолюбивого героя, нервное состояние, пограничные смены настроений.  Чувствуется, что автор знает это все не понаслышке
Ляля и Гриша живут с родителями Ляли в их частном доме, хотя у Гриши и есть своя комната в коммуналке. Отец Ляли, Петр Александрович – садовод. У него лучшие георгины Москве, получившие медаль на выставке. И он борется за сад, который вот-вот снесут бульдозеры, исполняя план застройки,  реконструкции послевоенной Москвы. Мать, Ирина Игнатьевна,  в молодости хотела стать балериной но стала хранительницей очага, всю жизнь посвятила семье, прокопалась в грядках мужа, с восторгом следит за успехами дочери в театре. Только вот Гриша ей не нравится. Другого она желает для дочери: богатства, достатка, состоятельных воздыхателей.
После этого единственного случая жалости  к Смолянову со стороны Ляли, можно было бы всё ещё и остановить. Минутное сочувствие к человеку. Ночь, чужой город, но… Я не Трифонов. Да и он, думаю, для того так всё и задумал.
В новой пьесе Смолянова, поставленной в театре, Ляле дают главную роль. Смолянов настоял. Ляля, даже не задумываясь продолжает встречаться со Смоляновым на квартире у отъехавшего в Китай, друга. Потом, вечером, возвращается домой к родителям и Грише.
Итак. Любовный треугольник во всей немудрящей очевидности. Отношения со Смоляновым обуславливаются и подогреваются участием Ляли  в его пьесе и она особо даже не задумывается над нравственными моментами вернее безнравственной составляющей  своих действий. Ей удобно, комфортно и совсем не стыдно.
Вот что Ляля ценит в Смолянове: «Талант! Самый драгоценный: жизнь устраивать» Все ему удается. Все тихой сапой получает, «ходким медвежьим шагом» до всего добирается. И людей нужных у него много, хотя провинциал, в Москве без году неделя. Как по мановению волшебной палочки достает Ляле туфли на каучуке. Водит в рестораны. Возит на машине, знакомит с начальственными  персонами. И однажды… Он будет вынужден подложить Лялю по высокопоставленного своего покровителя.( почему-то Берию представила в лице этого мерзкого Александра Васильевича)  Даже по Лялиным критериям, а они, не удивляйтесь, у неё тоже, имелись, это уже перебор, ведь Ляля, если можно так выразиться, сама избирает тех, кого жалеет. Вот его, Смолянова, жалела. А он оказался подлецом.
В Ляле всех пленяет милота, и хотя главреж театра, Сергей Леонидович, как ей передавали, сказал о ней в кулуарах: ««Ну, милота, милота, а дальше что?», но Ляля считала, что милота – это очень даже много. Милота - дар Божий.
Премьера спектакля прошла с большим успехом. Зал гремел. Все поздравляли Лялю, подлизывались: помреж, гримерша, актеры. Все норовили пожать руку, поцеловать. Всё менялось и менялось в сногсшибательном темпе в лучшую сторону. Словно  в старой сказке о Золушке. Читать необыкновенно интересно, повествование о взлете всегда захватывает. Но, стоп. Что-то здесь не так. Помилуйте,  но золушка-то с изъяном. Как пятно на солнце. Молодая способная актриса, пусть это началось и случайно, «подсыпает» себе роль с драматургом, стремительно взлетает. И, тем не менее каждый вечер возвращается домой  к сходящему с ума от тоски и подозрений мужу. М-да. Ситьюэйшн. Золушка испаряется и мы начинаем приходить в  себя. И с Гришей она тоже, как вы понимаете, не ворон ночью считает. Беременеет и делает со спокойной душой аборты, чтобы не запороть карьеру. Мать Ирина Игнатьевна, правда,  заставляет и настаивает,  шантажирует, угрожает, что не будет помогать и обихаживать Лялю и Ляля уступает. Ну и Золушка. Пошловатая ситуация! Какая-то неправильная Золушка-то выходит! Гриша страдает. Его тщетные, часто и неудачные, слабые попытки принести что-то домой в клювике, несколько удручили бы меня, если бы я не принадлежала к пишущей братии и не понимала, не знала бы немного изнутри, среду творческой интеллигенции.  В итоге после тринадцати лет мытарств, после ДОЛГОГО ПРОЩАНИЯ, Гриша сбегает в тайгу. Смотреть настоящую жизнь. Немного искусственно, но и Великие, как Тургенев с его Рудиным на баррикадах, не чурались такой концовки. Ну как ещё писателю в те годы узнать, понюхать, ощутить жизнь все кожей? Как мужику заматереть? Интернета не было. Были глаза, уши, в общем органы речи и дыхания, блокнот и ручка. Ну, хорошо, ладно. Машинка. Пишущая машинка тоже. Гриша вызывает у меня больше сочувствия. Но жил все это время Ребров, в библиотеке пропадал, пописывал, от  ленивой руки лошадок рисовал, все-таки надо справедливости ради признать, на деньги своей успешной полужены.  Мать заставляет дочь выскабливать внуков. Отец тоже помешался на своем саде и георгинах. Все другое он оставляет хваткой жене и матери Ляли. Ирина Игнатьевна - фельдфебель в доме. Гнобит и унижает свою одинокую старшую сестру Тому, мотающуюся из дома в дом, вроде прислуги, командует Лялей, рушит ее жизнь с Гришей, потворствует и покрывает блуд дочери.  Не очень-то приятная компания, не так ли?
В том-то и дело, что Трифонов не дает в своей повести ни плохих, ни хороших. Он обозначает нам архетипы. Но не морализирует. Все они люди со своими достоинствами и недостатками и каждый, в итоге, в конце повести получает причитающиеся ему тумаки и награды.
Ляля – мужа военного, скуку и скрываемую даже от себя самой тоску по прошлому.
Гриша –  талантливые киносценарии, награды кинофестивалей. И молодых спутниц, как приятное приложение к славе.
Смолянов – забвение.
Кстати, кто видел Трифонова  на фото, без труда узнает  черты Смолянова.
Рефреном через всю повесть проходит мысль Достоевского, прозвучавшая у него в « Бесах»— человеку для счастья нужно столько же счастья, сколько и несчастья.
Ну, не обязательно уж половина на половину. Жизнь сама рассудит кому, за что и сколько. И в этом весь Юрий Трифонов.