Вампиры Памяти

Пыль в лучах заходящего солнца танцевала, как микроскопические вампиры, но у Артема не было для них внимания. Его мир сузился до пространства между креслом у окна и кроватью. На белых подушках, казавшихся слишком большими и невыносимо белыми, лежала Лиля. Её дыхание было тихим, почти неслышным шелестом страницы, которую вот-вот перевернут в последний раз.

Он держал её руку, вглядываясь в её лицо, пытаясь поймать в глазах хоть проблеск того, что украли. Она помнила его. Помнила, что они женаты. Помнила дату свадьбы, номер своей палаты, имя лечащего врача. Сухие, выжженные факты. Но не помнила, как смеялась, когда он упал на одно колено, поскользнувшись на мокром от дождя асфальте. Не помнила вкуса клубники, которую они ели на рассвете на крыше старого общежития.

«Вампиры Памяти». Не кровь, нет. Их добыча была тоньше и страшнее. Они пили вино эмоций, оставляя после себя пустые бутылки воспоминаний.

Артем поцеловал её прохладную ладонь.
— Сегодня, — прошептал он. — Я обязательно найду его. Верну тебе наш вечер в Венеции. Помнишь? Ты сказала, что гондолы похожи на черных лебедей…

Она слабо улыбнулась, её глаза оставались пустыми и вежливыми.
— Ты рассказывал мне. Мы были в Италии. В две тысячи восемнадцатом.

Он сглотнул комок отчаяния. Это был не просто факт. Это был их десятый вечер брака. Воздух был пропитан запахом каналов и жареными каштанами, а на площади Святого Марка оркестр играл что-то из Вивальди. Лиля, закинув голову, смеялась, ловя ртом холодные брызги адриатического ветра. А потом они целовались в тени моста Вздохов, и её губы были солёными от моря и сладкими от вина. Эта память была их сокровищем. А теперь его не было. Осталась лишь оболочка: «Италия. 2018 год».

Он вышел из клиники, и город встретил его фотовспышками неоновых вывесок и гулом машин. Обычные люди не знали о вампирах. Они списывали внезапную эмоциональную пустоту, ощущение «что-то не так» в старых воспоминаниях, на депрессию, стресс, возраст. Но Артем знал. Он был Охотником.

Его инструменты были не колья и чеснок. Диктофон с усилителем низких частот, настроенный на улавливание едва слышимого шепота — звука «впитывания». Специальные очки с линзами из горного хрусталя, сквозь которые можно было увидеть легчайшую дымку — ауру вампира, питающегося призрачным светом прошлого. И главное оружие — контейнеры из магнитной стали, «ловушки воспоминаний», способные на короткое время захватить и удержать сущность вампира, заставив его вернуть украденное.

Он шёл по следу недельной давности. Вампиры оставляли за собой невидимый шлейф ностальгической горечи, как запах остывшего пепла. Его приборы вывели его в тихий, ухоженный парк. И тут он увидел *его*.

Он сидел на скамейке напротив старой пары, делившей булочку голубям. Вампир выглядел как обычный, чуть уставший мужчина в дорогом пальто. Но в линзах Артема он видел другое: бледное сияние вокруг его фигуры и тонкие, почти невидимые щупальца-жгуты, которые тянулись к старикам, впиваясь в их виски. Он пил. Пил их общие воспоминания.

Артем приблизился бесшумно. Старики сидели, держась за руки, но их взгляды были стеклянными и отрешёнными.
— …а помнишь, как мы впервые здесь встретились? — тихо сказал старик.
Женщина кивнула.
— Да, у фонтана. Ты подарил мне ромашку.

Факт. Сухой, как гербарий. А где смущение в её глазах тогда? Где его дрожащие руки? Где пьянящий восторг от того, что она сказала «да»? Всё это текло теперь по невидимым каналам к вампиру, а на его губах играла едва заметная улыбка сытого гурмана.

Артем нажал кнопку на диктофоне. Раздался низкий, неприятный гул, неслышимый для человеческого уха. Вампир вздрогнул и обернулся. Его глаза, казалось, были полны теней тысяч чужих прошлых.

— Охотник, — сипло прошипел он. — Уходи. Это не твоё дело.

— Ты был в клинике на улице Соловьёва неделю назад, — холодно сказал Артем, доставая стальной шар-ловушку. — Ты взял воспоминание о Венеции. Оно мне нужно.

Вампир усмехнулся.
— Ах, та женщина… Умирающая. Зачем ей эмоции? Они лишь сделают уход более болезненным. Я оказал ей милость.

Ярость, острая и слепая, ударила Артему в голову. Он едва сдержался.
— Милость? Ты украл у неё самый прекрасный вечер в жизни! Верни его!

— Украл? — Вампир встал, и его тень стала неестественно длинной. — Я сохраняю. Вы, люди, так небрежны. Рождаете шедевры чувств и letting them fade *(позволяете им угаснуть)*. Я беру их, храню, лелею. Они живут во мне вечно. Та ночь в Венеции… она прекрасна. Я переживаю её снова и снова. Твоего удивления, её восторга, вкуса того вина… Вы не заслужили таких сокровищ.

Артем больше не слушал. Он бросил ловушку. Магнитное поле с тихим воем схватило вампира, пригвоздив его к скамейке. Тот закричал — не от боли, а от ярости и отчаяния. Его форма замерцала, и вокруг него поплыли миражи, как от раскалённого асфальта: обрывки смеха, обрывки музыки, вспышки чужих лиц — все украденные эмоции.

— Верни! — закричал Артем, направляя на него резонатор.

И тут он увидел это. Не просто Венецию. Он увидел море других моментов. Первый крик своего новорождённого сына, которого они с Лилей потеряли много лет назад — не факт потери, а всепоглощающую, горькую и сладкую любовь тех нескольких дней. Увидел слёзы гордости отца на его выпускном. Восторг от первой полученной премии. Всё это было здесь. В этом жадном, ненасытном существе.

Вампир, корчась в магнитной петле, выплеснул наружу клокочущий поток чувств. Артем подставил ловушку, ловя именно тот, нужный ему отблеск — золотой и синий, пахнущий морем и каштанами.

Вампир, обессилев, рухнул. Ловушка захлопнулась, издав чистый, высокий звук, словно хрустальный колокольчик.

Артем не стал его добивать. Он повернулся и побежал назад, в клинику, сжимая в руке шар, внутри которого билось и переливалось украденное счастье.

Он ворвался в палату. Лиля лежала с закрытыми глазами, её дыхание стало ещё тише. Он упал на колени рядом с кроватью, прижал тёплый металл шара к её виску и активировал высвобождение.

Золотистый туман окутал её лицо. Она вздрогнула. Её веки затрепетали.

Артем замер, боясь дышать.

Она медленно открыла глаза. И он увидел. Не пустоту. Не вежливость. В её глазах, глубоких и ясных, как вода в венецианском канале, вспыхнул огонёк. Узнавание. Настоящее, эмоциональное, живое узнавание.

Она посмотрела на него, и на её губах появилась та самая, настоящая улыбка. Та, что была тогда, на площади.
— Артем… — прошептала она, и её голос снова обрёл те забытые оттенки нежности и тепла. — А помнишь… эти смешные гондолы? Как чёрные лебеди… А ветер был такой холодный…

Она слабо потянулась к его щеке. Он поймал её руку и прижал к губам, чувствуя, как по его лицу текут слёзы. Он вернул это. Вернул ей кусочек их жизни.

Она смотрела на него, впитывая возвращённое чувство, и её глаза сияли.
— Как же было красиво, — выдохнула она.

Через несколько минут она уснула. На её лице застыла умиротворённая, счастливая улыбка. Её дыхание стало ровным и спокойным.

Она так и не проснулась. Ушла, унося с собой вкус того адриатического ветра и звук вивальдиевского скрипичного концерта.

Артем сидел, держа её остывающую руку, и смотрел в окно на первые звезды. В городе ещё оставались вампиры. Ещё тысячи людей теряли краски своего прошлого. Его охота была проиграна. Но он выиграл единственное сражение, которое имело значение.

Он не вернул её жизнь. Но он вернул ей любовь. И в конце, как он понял, глядя на её умиротворённое лицо, это было одно и то же.