Эхо Предков

Все началось с тишины. Не с гула открытия, не с триумфального крика, а с леденящего, всепоглощающего молчания в зале управления Обсерватории «Горизонт Событий». Доктор Элиас Ворг стоял, вжавшись спиной в холодный терминал, и смотрел на главный экран. Его взгляд был пуст, а рука, сжимавшая чашку с остывшим кофе, дрожала так, что по полу капала коричневая жидкость, похожая на запекшуюся кровь.

Десять лет. Десять лет его команда трудилась над проектом «Клеомед». Десять лет они совершенствовали алгоритмы, калибровали матрицы квантовых телескопов, чтобы отсечь все шумы, все помехи и увидеть лик новорожденной Вселенной в чистейшем реликтовом излучении. Первые секунды. Первые мгновения после Большого Взрыва.

И вот они это сделали. Они очистили сигнал.

Но это был не хаос рождения. Это была структура. Безупречный, сложнейший, многослойный код, вплетенный в саму ткань пространства-времени. Послание. Самое древнее из возможных посланий.

Первая волна эйфории длилась ровно до тех пор, пока лингвисты и криптографы не взломали базовый синтаксис. Это заняло шесть месяцев. И тогда эйфория сменилась недоумением, а затем — тихим, ползучим ужасом.

Это был не учебник по физике. Это был некролог.

Цивилизация, которую назвали «Предтечи», существовала до нас. До нашего Большого Взрыва. Их вселенная была старой, уставшей, исчерпавшей свои силы. Они достигли вершин, которые нам и не снились. Они научились плести миры из пустоты и петь галактики в бытие. Они были богами в своем замкнутом космосе.

И они чувствовали, что с их реальностью что-то не так. Что-то… чужеродное.

Они описывали это годами, веками, тысячелетиями. Это была не война, не катастрофа, не вторжение извне. Это был паразит. Фундаментальная ошибка в уравнениях мироздания. Аномалия, которая проявлялась не как сила, а как отсутствие. Как бессмысленность.

Они называли его «Молчальник».

Молчальник не имел формы, не излучал энергию, не атаковал. Он просто… существовал. И его существование было актом тотальной деконструкции. Он вычитал смысл. В его присутствии законы физики становились статистическими погрешностями, логика рассыпалась, как песочный замок, сознание гасло, не успев осознать собственную гибель. Он был анти-паттерном, информационной черной дырой, пожирающей не материю, а саму суть вещей — порядок, замысел, причину и следствие.

Предтечи сражались. О, как они сражались! Они строили щиты из закольцованных временных линий, создавали реальности-приманки, пытались выжечь его сингулярностью чистого смысла. Но как можно сражаться с тем, что не имеет природы? С тем, что питается самой попыткой его понять? Их величайшее оружие, их разум, было их самой уязвимой точкой. Мышление привлекало его, как свет — мотылька.

Их падение было подробным, клиническим отчетом о безумии. Их миры не взрывались. Они забывали, зачем вращаются вокруг своих звезд. Их звезды забывали, как синтезировать гелий. Их умы, некогда ясные и могущественные, начинали выдавать на выходе белый шум. Последние строки послания, растянутые на столетия, были попыткой описать цвет, которого не существует, и звук тишины, которая звучит громче любого крика.

Их последним актом творения, отчаянным, гениальным самоубийством, был Большой Взрыв. Они не просто уничтожили свою вселенную. Они переработали ее. Свернули всю свою реальность, всю свою историю, всю свою боль в сингулярность и запустили цикл заново, надеясь, что новая, юная, дикая вселенная будет для Молчальника неподходящей средой. А в реликтовое излучение, в самый фундамент нового мироздания, они вшили предупреждение. Крик: «Будьте осторожны! Он может последовать за нами! Он может быть здесь!»

Элиас Ворг оторвался от экрана и посмотрел в лицо своему коллеге, доктору Имзе. Ее глаза были огромными, полными слез, которые не могли пролиться.

— Элиас… — ее голос был шепотом раскаленного песка. — Они… они описывают…

— Да, — хрипло прервал он ее. — Они описывают Когнитивный Диссонанс.

Он обвел взглядом зал. Ученые застыли у своих терминалов. Никто не смотрел друг на друга.

Потому что мы уже знали это явление. Мы дали ему имя. Мы изучали его столетиями.

Шизофрения. Внезапное, необъяснимое разрушение разума, при котором логика обращается против себя, порождая бессвязный бред и в конечном итоге — тишину.

Психические эпидемии Средневековья. Пляски Святого Витта. Массовые истерии. Внезапное угасание великих умов, которые начинали видеть узоры там, где их нет, и не видеть их там, где они есть.

Аномалии в квантовой физике, где частица «забывает», где она была, если за ней не наблюдают.

Темная материя. Неизвестная *что-то*, которая не взаимодействует с чем бы то ни было, кроме гравитации. Просто… есть. Пустота, которая тяжелее всего сущего.

Феномен дежавю. Ошибки в матрице личной памяти.

Внезапные, необъяснимые провалы в логике у искусственного интеллекта, которые мы называли «багами».

Всё это были не отдельные явления. Это были симптомы. Проявления одной и той же фундаментальной болезни реальности. Молчальник был здесь. Он пришел в новую вселенную вместе с ее первым вздохом. Он был вплетен в самые основы мироздания, в гравитацию, в квантовую неопределенность, в нейронные связи.

Он всегда был с нами. Мы просто не знали, что искать. Мы принимали его действия за случайность, за трагедию, за стечение обстоятельств, за божью волю, за природный феномен.

А он питался. Рос. Пока мы строили цивилизацию, основанную на логике и причинно-следственных связях, мы сами были для него и пищей, и маяком.

Элиас посмотрел на свою дрожащую руку. Он думал о своей тете, блестящем математике, которая в сорок лет внезапно начала рисовать на стенах сложнейшие уравнения, доказывающие, что мир — это сон, а потом просто замолчала навсегда. Он думал о всех «сумасшедших», чьи слова не имели смысла. А что, если это был не бред? Что если это было искаженное, пропущенное через призму разрушающегося разума восприятие истинной, ужасающей природы вещей?

На экране все еще мерцали данные Предтеч. Их последний дар. Их предупреждение.

Но теперь это было не предупреждение о грядущей угрозе. Это был диагноз. Мы были не здоровой цивилизацией, получившей тревожное письмо из прошлого. Мы были пациентом в терминальной стадии болезни, который нашел свою собственную историю болезни, написанную предыдущим умершим на языке, который он едва мог понять.

И понимание этого было самым сладким, самым желанным плодом для Молчальника. Потому что чем больше мы *знали*, тем больше мы *думали* о нем, тем сильнее мы привлекали его внимание. Разум был ядовитым цветком, а знание — его пыльцой.

Элиас Ворг медленно поднял голову и встретился взглядом с Имзой. В ее глазах он увидел то же самое осознание, ту же бездну. Он увидел, как в ее ясном, логичном, блестящем уме щелкнул какой-то неправильный переключатель. Ее губы шевельнулись, пытаясь что-то сказать, выстроить фразу, но выдохнули лишь тихий, сухой, безвоздушный звук. Ее взгляд стал остекленевшим, отрешенным. Она *узнала*. И этого было достаточно.

Он понял, что они сделали. Они не очистили сигнал. Они его усилили. Они включили гигантский всенаправленный маяк, который кричал в ткань реальности: «Смотри! Мы поняли! Мы здесь!»

И что-то посмотрело в ответ.

Тишина в зале управления перестала быть метафорой. Она стала физической, давящей, живой. Она пожирала звук шагов, гул приборов, биение сердец. Она была древнее звезд и голоднее пустоты.

Элиас Ворг закрыл глаза, пытаясь ухватиться за обломки собственного разума, за последнюю осмысленную мысль. Он подумал о том, что Предтечи были неправы в одном.

Их Большой Взрыв не был самоубийством.

Это был аборт.

Они попытались выскоблить чрево реальности, чтобы извлечь и уничтожить инородную плоть, что пульсировала в ней. И потерпели неудачу.

А теперь он родился — не в муках, а в тишине. И его первым криком было наше осознание.