Старая правда

По долгу службы я просматривал архивные материалы Службы личной безопасности Министерства внутренних дел, датированные восьмидесятыми годами прошлого века. Среди документов наткнулся на дело о крушении вертолёта в горах. Заинтересовался, потому что знал об этом инциденте не понаслышке – лет десять назад мне довелось побеседовать с единственным свидетелем того происшествия.
Тогда, будучи лейтенантом, входил в состав комиссии, проверявшей деятельность отдела внутренних дел в одном далёком горном районе. С присущим проверяющим высокомерием и холодностью, уселся на главный стул в кабинете, напротив меня – капитан, лет под пятьдесят, молчаливый, сдержанный, как будто всё в нём замедленно и взвешенно. Я что-то спрашивал у него, перелистывал бумаги, изредка отпивал из пиалы чай.
– Угощайтесь конфетами, – капитан указал на блюдце.
– Предлагаете подсластить разговор? – улыбнулся я, глядя на конфеты. Хотелось взять, но воображение не рисовало картину, где проверяющий сидит и сосёт конфету. Статус не позволяет.
– Простите? – не понял капитан.
– В Бухаре, так говорят… – пояснил я и, не упустив случая покрасоваться, добавил. – Приходилось бывать во многих командировках.
– Да, опыт у вас богатый, – ответил капитан. – А я нигде не бывал… Диплом и тот, заочно.
– Ведь говорил, у вас в отделе всё вверх дном, – пошёл я в наступление. – Планы составлены абы как, одни перепечатки, а не реальная картина. За тридцать лет хоть этому научиться могли бы!
Реплика явно не пришлась капитану по душе. Он замкнулся, глаза расширились, дыхание стало частым, лицо налилось краской. Было видно, как он с трудом сдерживает себя.
– Что, опять? – спросил я надменно.
Я-то знал, как только прижмёшь такого к стенке, начнёт юлить, прикидываться больным. Видал таких, бывалый.
– Не обращайте внимания… Я такой, немного нервный… Пройдёт, – опустил голову капитан.
Он явно боролся с собой… Или хотел меня запугать? Мол, не лезь глубже.
– Ну, дай Бог, пройдёт, – безразлично бросил я. – Передайте-ка отчёт за последний квартал.
Капитан с дрожащими руками стал копаться в бумагах, приговаривая: «Сейчас, сейчас, где-то тут было… найду». Видно было, он или и правда нездоров, или прирождённый симулянт. Но я не из простаков, сразу почувствовал: отчёт и справка попросту не составлены.
– Не бойтесь, – сказал тоном с превосходством. – Даже если бумажки не в порядке, никто вас к расстрелу не приговорит. Нет, так и скажите, нет.
– Я не боюсь… Просто болезнь такая… как волнуюсь, не могу собой управлять… Но всё есть, всё найдём…
Он продолжал перебирать бумаги, хотя и так было ясно, искать нечего. Моё терпение заканчивалось. Видимо, он понял это.
– У ребят спрошу, а вы пока другие документы посмотрите…
Он вышел. Я остался один, продолжал вникать в бумаги, отмечая недочёты в блокнот, когда в кабинет вошёл заместитель начальника отдела.
– Не скучаете? – с притворной бодростью спросил он. – Капитан куда подевался?
– Вот именно, – пожаловался я. – Попросил отчёты и справки, у него начался приступ, глаза закатились…
– Не обижайтесь, у него болезнь такая, – объяснил заместитель. – Как перенервничает, становится не в себе.
– Ну так отправьте его на пенсию, – я ведь проверяющий, могу говорить прямо. По крайней мере, тогда я так считал.
– Он заболел на пятый день службы. Вот и не отправили. Как отправить человека с пятидневним стажем?
Я изумлённо взглянул на него. Он сел напротив, налил себе чаю и продолжил:
– Слыхали, как в восьмидесятых в горах вертолёт разбился? Так вот, капитан летел на нём. Единственный, кто выжил. Тоже ведь часть истории.
Я весь подобрался. Как не слышать? История наделала много шума. Вертолёт упал в горах во время операции «Чёрный мак». Версий было множество: кто-то говорил – сбит гранатомётом, кто-то – врезался в скалу, третьи уверяли – снайпер убил пилота. Я тогда ещё не работал в органах, учился. Подробностей не знал.
– И что же тогда случилось? – спросил я с интересом.
– Спросите у него, когда пойдёте обедать. Не любит вспоминать, но вам, проверяющему, не откажет.
Обед близился, и я встретил капитана у ворот. Он будто бы ждал меня.
– Где документы? – спросил с нажимом.
– В кабинете у инспекторов. После обеда покажут, – ответил он.
«Посмотрим», подумал я про себя. Мы вместе направились в чайхану, расположенную на берегу бурлящего горного ручья. Поднимаясь на топчан, спросил:
– Говорят, вы участвовали в операции «Чёрный мак»? Той самой, где вертолёт был сбит?
– Вам уже рассказали?! – капитан вскинул взгляд.
Мы уселись. Он заваривал чай.
– Что тогда случилось? – спросил я, глядя, как он разливает кипяток.
– Как насчёт по полстаканчика? – предложил он с оглядкой.
– Я не пью, – резко отрезал я. – Что случилось с вертолётом?
Мой тон был следственным, всё ещё играл роль строгого, принципиального проверяющего. Вопрос прозвучал как приказ: отвечай. Капитан перевёл дух.
– Что с вертолётом сделали, не знаю. Но нам пришлось тяжело, – сказал он тихо.
Его голос дрожал. Я принял предложенную пиалу с чаем. Не стал торопить. Горячая жидкость побежала по телу, я стал понемногу забывать о своей роли, вспомнил себя вчерашним – обычным, живым, земным человеком. Проверяющий уходил на второй план.
Мы доели суп. Пока ждали шашлык, капитан снова заговорил:
– Того дня меня вызвали пораньше. Я должен был заменить майора Немата, он ушёл на пенсию. Добрый был человек. В его кабинете он передавал мне дела. «Ладно, – говорит, – пойду домой. Надоело уже летать на этом вертолёте». Тут заходит начальник. «Пока приказ не пришёл, по устному не отпустим, – говорит. – Вот, выйдешь ещё раз, и заодно ученика возьмёшь». Немат пробурчал что-то, что от этих полётов толку нет, аэрофлот зря мучают, но тот настаивал: «Сегодня в горы летите. И ученика возьми». Я наблюдал за Нематом. Он как-то странно вздрогнул, это точно заметил, потому что надеялся, вдруг и меня возьмёт с собой? Посмотрел на часы, потом вдруг поспешно вышел. «Стадион знаешь? – сказал на ходу. – Иди туда, вертолёт оттуда заберёт. А я позже подъеду». Сел в машину и уехал.
Интерес к рассказу нарастал. Я ждал продолжения. Но капитан замолчал.
– Ну?! – спросил я, нетерпеливо.
Мне всегда не хватает терпения. Я хочу сразу узнать суть. А капитан оказался обстоятельным, неторопливым. В его возрасте, наверное, это естественно, делиться воспоминаниями, привлекая к себе внимание, рассказывать долго и в деталях. Но сейчас ли время?
– Давай шашлык сначала… – сказал он, принимая блюдо у юноши. – Скорее, неси сюда, пока не остыл.
Он поставил блюдо на дастархан и позвал:
– Ну-ка, начнём!
Мне было не до еды. Я жаждал продолжения. Это ведь история, живой свидетель! Но мой собеседник никуда не торопился. Он был в своей стихии – вспоминал с подробностями, с неторопливым спокойствием.
Увидев, что я не притронулся к еде, он понял: надо продолжать.
– Ладно, ешьте, я расскажу… – сказал он и протянул мне шампур. – Вот. Когда вертолёт прилетел, Немата ещё не было. Внутри были два пилота и трое в штатском. У одного фотоаппарат. Потом я узнал, они из областного управления внутренних дел, тот с фотоаппаратом, эксперт, двое других из уголовного розыска. Пилот, плотный русский, лет сорока, был раздражён. Бранился. Тут подъехал Немат, оставил машину и мы взлетели… Эй, вы не едите? – внезапно прервал себя капитан.
Я уставился на него. Потом молча снял шашлык с шампура, отложил и, разрезав кусок, начал есть вилкой.
– Ем, ем, вы продолжайте…
Он пару секунд смотрел, будто радуясь моему интересу, затем продолжил:
– Полетели в сторону гор. Первый раз был в такой штуковине, страшно… Казалось, вот-вот упадём. Я вцепился в сиденье, вниз смотреть боялся. Немат спокойно, видно, привык. Только морщился от громкого гула. Он крикнул двум оперуполномоченным: «Может, ну его, этот горный склон? Ноги тянет…» Те не поняли. Он объяснил, не хочет туда, но маршрут уже утверждён, изменить нельзя, пилотов не уговоришь. Летели над склонами, ущельями… Оперуполномоченные и эксперт в напряжении, вглядываются вниз. Им не в новинку. Смотрят спокойно. А я в ужасе. Эксперт что-то фотографирует, один из оперов просит посадить, пилот отказывает: тут, мол, не сесть. Я мало что различал, от шума, от страха, словно не в себе. Потом громкий хлопок, вертолёт резко повело вбок, все бросились туда…
Капитан на этом месте замолкает, с удивлением глядит на меня и вдруг восклицает:
– Эй, вы же совсем не едите! Так дело не пойдёт!
Я смотрю на тарелку, шашлык остыл.
– Извините... – говорю смущённо. – А потом?!
– Мы же не за рассказами сюда пришли, а за шашлыком! – с нажимом произносит капитан.
Его непринуждённость начинает раздражать.
– Ем, ем, – торопливо говорю, протыкая половинку куска и запихивая её в рот. – Ну, и что было дальше?
– Тогда я впервые испытал нечто странное... Понимаете, мы, люди, привыкли, что под ногами земля, что вокруг всегда есть твёрдая опора, стена, пол, сиденье. А тут, нет ничего. Пытаешься ухватиться за что-то, а ухватиться не за что. Даже кресло под тобой или стена за спиной – и те кувыркаются вместе с тобой. Жутко, понимаешь?.. В тот момент впервые столкнулся лицом к лицу со смертью. Впервые понял, что это такое. Я был уверен, всё, умираю.
Капитан умолкает, сглатывает, словно что-то застряло в горле от тяжёлых воспоминаний, и делает глоток остывшего чая.
– Жизн, что после этого, считай, мне в подарок. Живу, можно сказать, даром, – пытается шутить он, но шутка выходит не к месту.
Я остаюсь серьёзным, и капитан, заметив это, тоже умолкает. Мне кажется, что он настолько погрузился в переживания, что больше не сможет говорить, но спустя короткую паузу он всё же продолжает, уже тише:
– Хотя вертолёт и ударился о землю, он всё ещё продолжал скользить по склону, ломая ель за елью, дробя камни, сминая всё на своём пути... Стёкла лопались, внутри всё было в пыли, в обломках веток и камней. Всё летело, сыпалось, свистело вокруг, кто-то кричал, кто-то вопил... лязг металла, гул ломающихся частей, треск деревьев и множество других звуков смешались в невыносимую какофонию. Потерял равновесие, перестал понимать, где нахожусь, что происходит. Ощущение реальности исчезло. Кажется, вертолёт пару раз перевернулся, в какой-то момент я падал головой к потолку, а в следующий, уже лежал под сиденьями на полу. На месте двери зияла огромная дыра, а те, кто стояли рядом с ней, исчезли... Наконец, машина затряслась и остановилась. Сквозь отверстие там, где была дверь, торчала огромная ель. Несколько минут просто лежал, мёртв или жив, не понимал. Всё стихло. Пыль осела. И вдруг чей-то голос: “эй, брат, ты жив?” Я очнулся, с трудом приподнял голову. Не чувствовал ничего, ни боли, ни собственного тела. Такое только во сне бывает: думаешь, что у тебя есть ноги, а они не слушаются… Или вовсе исчезли.
– А остальные? Что стало с остальными? Они живы? – спрашиваю, не в силах скрыть волнения.
Меня захватывает рассказ капитана, чем дальше, тем тревожнее на душе.
– Говорил Немат-ака. Он лежал недалеко от меня, вниз головой,  залитый кровью. От тех двоих оперативников и криминалиста – ни следа. Придя в себя, сквозь боль я пополз к Немат-ака. «Ноги не слушаются, Хазрат, – прошептал он еле слышно. – Похоже, позвоночник сломан. Вытащи отсюда. Скоро начнётся пожар… Или придут добить нас». Я в растерянности закричал: “Кто придёт? Почему?” “Меньше слов, скорее выноси!” – приказал он. Невзирая на боль, ломая лапы можжевельника, я вытащил его наружу. Оттащив шагов на десять, только тогда обернулся и увидел всю картину. Осколки винта, стёкла, искорёженный металл были разбросаны по склону. Сам фюзеляж, превратившись в груду железа, съехал вниз, оставив за собой глубокий след, не меньше сотни метров. На своём пути он ломал всё – можжевельники, кустарники, валуны. Внизу, у обрыва, он и остановился. Оба пилота всё ещё сидели в кабине. Только смотреть на них было страшно, они стали бесформенными, будто бы из мяса. Вряд ли они были живы. Меня беспокоили сотрудники управления. Я собрался идти в ту сторону. “Куда? Не ходи туда, сгоришь! Лучше оттащи меня подальше,” закричал Немат-ака. По-видимому, он всё ещё был под впечатлением от взрыва. “Я должен найти сотрудников. Потом уйдём вместе,” сказал я.
– Где они были? – спрашиваю с замиранием.
Терзаю кусок шашлыка, не в силах оторваться от слов капитана.
– Поднялся вверх по склону, – спокойно продолжает он. – К несчастью, все трое сидели у дверей, наблюдали внизу… Упали вместе с дверью и раздавились. Никто не выжил. Когда возвращался, увидел, как из фюзеляжа поднимается дым. Хотел было вытащить пилотов, но слова Немат-ака и страх взрыва остановили меня. Вернулся к майору. Через несколько минут вертолёт вспыхнул, охваченный пламенем.
– Сгорел весь?! – восклицаю с ужасом.
– Дотла, – впервые сбившись с привычного спокойствия, отвечает капитан.
– А Немат-ака? Что с ним?
– Он был жив. Сначала просил как можно скорее отвезти его в больницу. Но где тут больница в горах? Ближайшие сёла кто знает, сколько до них километров. Сам я был весь избит, не мог его нести. Из веток можжевельника соорудил носилки и потащил майора в сторону склона. Шли, наверное, больше часа. Лицо его бледнело, голос слабел… Вдруг попросил, “больше не беспокой… Оставь меня…” Я сел рядом. “Их не должно было быть там, – пробормотал он. – У меня было столько мечт, ещё рано было умирать… Всё это ради детей… Не вините меня!” И умер. В тот момент я впервые увидел, как умирает человек. Стало страшно. Но тут же вспомнил, что я не мальчишка, а сотрудник, должен быть стойким. Успокоил себя.
– Умер? – спрашиваю, будто всё это происходит прямо сейчас.
– Да. Умер. Все умерли… Один я остался в живых. – Капитан тяжело вздохнул, затем неожиданно оживился:
– Знаете, товарищ лейтенант, почему я выжил? Во-первых, из-за страха. Теперь я понимаю: страх продлевает жизнь. Спасло то, что я сидел подальше от двери. Во-вторых, сыграла роль моя неопытность. Всё-таки были мои первые дни в органах… Я ещё думал, раз служба такая, надо привыкать к ужасающим событиям. Потому и не сломался после всего этого.
Мы возвращаемся в отдел.
– А что было потом? – спрашиваю у самого входа.
– Ничего… – капитан вдруг замыкается.
В кабинете сотрудники суетливо подают мне справки, отчёты и другие документы, которые утром просил. Всё свежее, даже чернила на подписи пахнут. Понимаю, пока мы были на обеде, всё быстро подготовили и уже подписали. Молчу.
…Сижу сейчас в полутёмной, сырой комнате архива, перебираю старые документы и вдруг мысль ударила, от которой сам содрогнулся: ведь Немат-ака был связным наркодельцов!
Прочитав документы тех лет и сравнив с рассказом капитана, я пришёл к выводу: да, всё именно так. Странно, почему я не подумал об этом раньше? Ведь даже тогда Немат-ака вёл себя подозрительно.
Но половины того, что говорил капитан, особенно слов самого майора и его странного поведения, в служебных документах нет. Значит, капитан это скрыл. Или… соврал мне?
Нет. Молчаливые люди лгать не умеют. Они запутываются.
Он слишком подробно всё рассказывал, слишком точно как тот, кто не умеет выдумывать. Он был вынужден это рассказать, потому что должен был занять меня хотя бы на два часа. Но не предполагал, что я однажды открою эти документы…
Бедный майор! Он, возможно, сам предупредил наркодельцов, думал, что на плантациях в горах никого не будет. Но не знал, что они встретят вертолёт с оружием в руках…
Да, говорят, в те годы наркоторговцы перешли все границы. Они не хотели терять годовой доход. Вот, в официальных документах указано, что останки пилотов сгорели дотла, фюзеляж расплавился до неузнаваемости. Найти улики невозможно.
Возможно, Немата-ака действительно спас капитана – а может, наоборот, увёл его подальше, чтобы тот не увидел и не зафиксировал ничего важного. До прибытия оперативной группы из областного центра прошло более трёх часов. За это время можно было уничтожить любые улики.
Я раскрыл древнюю, покрытую плесенью правду, которая столько лет лежала в пыли. И даже испытал гордость. Но, посидев немного, вдруг почувствовал, как на сердце навалилась тяжесть: эта правда уже никому не нужна. Да и тогда, возможно, она тоже никому не была важна. Ведь виновный давно понёс наказание.
Как и капитан, я промолчал. Он прикусил язык – я просто закрыл дело, передал его архивистке.