Последний звонок

Предрассветная тишина.
Я ворочался в постели, не в силах заснуть. Вдруг резкий, пронзительный звонок телефона впился в уши, как ледяной нож в сердце. Какой холодный звук…
Город спал спокойно. Наш многоэтажный дом выходил на большую улицу, где шум не утихал почти до полуночи. Но теперь – тишина. Я давно подметил: перед рассветом всё замирает. Бродяги, ночные бездельники, избалованные дочки богатеньких папаш расходятся по домам. Те, кто собирается на работу или в базар, ещё не проснулись. Свадеб тоже пока нет – не сезон. Никто не зовёт на утренний плов. Потому и улицы пустынны.
Я, видно, уже привык к шуму и теперь не мог уснуть в этой глухой, почти оглушительной тишине. Что-то грызло мою душу. Телефон зазвонил снова – как будто плетью ударило по позвоночнику.
Я бросился к трубке:
– Слушаю, алло!
– Собир, это ты? – голос молодого человека.
Я ещё не пришёл в себя, голос незнаком.
– Собира нет, – резко ответил я. – Кто вы такой, в такое время тревожите людей?
– Брат, не вешай трубку! – поспешно заговорил он. – Я умираю! Мне конец!
Голос дрожал, как у человека, стоящего на краю пропасти. Я не знаю, как говорит человек перед самой смертью. Но в этом голосе было что-то такое, от чего мурашки побежали по спине. Разум подсказывал: не верь, очередной шутник. Может, кто-то забавляется.
– Что тебе от меня надо? Ты странный какой-то. Подобные шуточки оставь друзьям. Я серьёзный человек, может, годишься мне в сыновья.
– Поверьте, мне плохо. Мне нужна помощь!
И вдруг – просьба о помощи. Сначала он спрашивал какого-то Собира, а теперь – спасай, мол! Я знал таких телефонных проказников. Мне самому не раз звонили, настроение портили.
– Парень, мне некогда болтать. У меня определитель номера, учти, – голос мой стал угрожающим. – Где бы ты ни был, я тебя найду.
– Пожалуйста, не бросайте трубку, – голос зазвучал умоляюще. – Мне страшно. Очень страшно!
Я задумался. В голосе его слышалась такая беспомощность, что казалось – он уже на грани. Может, связь плохая?
– Я вам не брат, – отрезал я, несмотря на то, что в душе почувствовал дрожь. Всё ещё не хотелось верить: а вдруг шутка?
– Сейчас вы для меня ближе, чем отец. Я умираю, поймите! Пожалуйста, не вешайте трубку! Скажите хоть, что я не сплю, что всё это – наяву… Вы слышите меня?
Кто он такой, чтобы ставить меня выше отца? И спрашивает: сплю я или нет. Ясное дело – пранк! Но голос был совсем не весёлый. Напротив – безысходный.
– Что ты хочешь?
Я уже почти повесил трубку. Но что-то удержало. Как будто в глубине души кто-то просил – не бросай, ты ещё нужен ему.
– Я и сам не знаю, чего хочу… Мне плохо. Всё сдавливает, не могу пошевелиться. Помогите… Только скажите – это сон или нет? Я с вами правда разговариваю?
Может, он под наркотиками? Часто слышал, что такие несут всякий бред. Мне даже стало интересно. Живого наркомана я ещё не видел. Как писатель, я обязан интересоваться жизнью – даже её тёмными сторонами.
– Ты точно говоришь со мной. Если, конечно, я тоже не сплю, – пошутил я. – Что тебя давит?
– Значит, это и вправду… – прошептал он. Потом чуть громче: – Не знаю, что-то мягкое, но внутри – как камень. Больно. Мокрое всё. И пахнет… ужасно! Запах невыносимый… Gослышался хруст. Опять давит.
– Попробуй оттолкнуть руками.
– Не могу. Руки зажаты, не двигаются.
– А как ты номер набрал?
– Большими пальцами. Телефон был у щеки… Сейчас уже не смогу. Только поэтому и прошу – не вешайте трубку. Вы – моя последняя надежда…
Умный! Хотел провести, но попался.
– Парень, ты же сначала спрашивал про Собира. Если случайно набрал – почему знал, кого спросить?
– Что мне было сказать? Представьтесь, мол? Я зажат, не знаю где… Если скажу правду, решат, что псих и бросят трубку. Подумали бы, что наркоман.
Уловил мою мысль!
– Ну да, видно, что ты под чем-то.
– Я трезв! Просто вчера перебрал, признаю. Но сейчас – в полном сознании.
– Вчера? Когда это было?
– В воскресенье.
– А сейчас уже понедельник. Четыре часа прошло. Так ты пьяный в дым.
– Возможно… Может, кто-то в алкоголь подмешал наркотик. Я не уверен. Но в жизни мне ещё так плохо не было. Всё тело ломит. Запах – жуть…
– Ты где сейчас? В доме, на улице, в гараже?
– Не знаю. Темно, тесно. Всё качается. Может, я в пути? Что-то закрыло мне глаза.
– Но ведь говоришь ты.
– Перед лицом немного свободно.
– Неужели совсем не помнишь, где заснул?
– Не спал я. Мы с друзьями пошли в кафе, выпили… Помню, как вышли на улицу, потом – ничего. Всё как в тумане.
– Друзья, может, прикалываются? Крикни!
«Ааа, есть кто?!» – заорал он. Я отодвинул трубку.
– Алло? Вы слышите? Не бросайте меня!
– Да никуда я не денусь, – сказал я, вновь приложив трубку к уху. – Кто-нибудь откликнулся?
– Нет… Только какие-то звуки… Кажется, колени упираются во что-то твёрдое…
Я был в растерянности. Что происходит? Он действительно попал в беду? Или галлюцинации?
– Постучи чем-нибудь. Может, услышат.
– Я же сказал – зажат. Не могу двигаться.
– А вокруг что? Что напоминает?
– Мусор. Горы мусора. И вонь…
– Ты что, в мусорном баке?
– Он движется, похоже… И прессует… Давит.
– Ты попал в мусоровоз?! – изумился я.
– Давит… – прошипел он, будто его действительно сжимали.
Я вспомнил, как несколько лет назад в редакции один коллега, увидев новый мусоровоз, воскликнул: «Банк купил бронированную машину для перевозки денег! Синяя такая, красивая!» А на боку большими буквами было написано: «МАХСУСТРАНС». Оказалось, это просто современный мусоровоз. Мы долго смеялись.
Позже, когда я писал статью об уборке города, специалисты рассказали: новые мусоровозы снабжены прессом, чтобы вмещать больше мусора и реже ездить за город. Я тогда даже удивился.
– Боже, неужели я умру в мусоре?! – закричал он изнутри.
– Не может быть… – я сам едва верил. – Ты ведь не сам туда залез! Может, тебя кто-то знал? Водитель?
Я не понимал, что происходит. Что делать? Как спасти его, если это правда? Я – на свободе, он – в ловушке. Но, может, это просто глупая шутка?
– Не знаю, – произнёс он глухо, затем, повысив голос, добавил: – У меня нет знакомых среди водителей мусоровозов. Как я туда попал – не представляю. Но, похоже, всё правда. Теперь я чувствую: кругом мусор… вот этот запах… А дальше?.. Эта машина раздавит меня вместе с мусором… Я исчезну…
– Может, вызвать спасателей? – спросил я с тревогой. – Они приедут и достанут тебя!
– Погодите… Пожалуйста, не отключайтесь. Я не смогу дозвониться снова… – голос взмолился, затем чуть успокоившись, продолжил: – Всё равно не найдут. Кто знает, сколько сейчас по городу ездит таких машин? Я ведь и сам не знаю, где нахожусь. А в этой темноте, в этой глуши… Я не хочу умирать в одиночестве… Даже Бог, кажется, не слышит моего крика…
– Может, тебя забрали прямо от кафе? Тогда можно быстро выяснить!
– Это бесполезно… А если меня затолкали специально? Откуда вы их найдёте? Машина, скорее всего, не едет по главной улице, не мигает: «Вот он я».
Безнадёжность, звучащая в его голосе, передалась и мне.
Я почувствовал себя каким-то безучастным свидетелем преступления. Голову сдавило, мысли путались. Что делать, чтобы спасти его? Или, может, всё это – просто розыгрыш? Но голос был не похож ни на одного из моих знакомых. И я сам – человек серьёзный, мрачный даже. Меня никто и никогда не пытался одурачить. Даже в день первого апреля. Так с чего бы вдруг?
Но если всё это правда… как он туда попал?
– Ты не с кем-нибудь ссорился? – осторожно спросил я.
– Мы отмечали мой день рождения, – ответил он с явным усилием. – Пошли в кафе. Дильдора тоже была со мной…
– Кто это?
– Девушка, которую я люблю. С нами было ещё четверо: Аваз, Шамши, Шахрияр и Алишер… Я много выпил… Кажется, они заигрывали с Дильдорой, приглашали на танец… Помню, что между мной и Алишером возник спор. Потом – улица… какие-то разговоры о деньгах, счёте… Похоже, я отказался платить за вечер… Вот и всё, что помню…
Голос вдруг оборвался, послышался какой-то скрип.
– Эй, почему замолчал?! – воскликнул я.
– Сейчас… – раздалось в трубке хрипло. Похоже, его снова сдавливало.
Как он туда попал? Через бак? Возможно. Может, друзья, разозлившись, выкинули его в мусорный контейнер. А водитель, торопясь, не заметил. Тем более, ночью… да ещё и на скорую руку…
Когда-то, для статьи о городском хозяйстве, я разговаривал с рабочими «Махсустранса». Они рассказывали: водителям платят премию за вес собранного мусора. Вот они и спешат – лишь бы побольше загрузить. Возможно, один из них и опрокинул контейнер, даже не глядя…
От этой мысли меня передёрнуло. Получается, теоретически – вполне возможно попасть в прессовочную камеру мусоровоза. И это страшно реально.
– Эй, парень, ты жив? – спросил я в панике. Я уже почти поверил: ему действительно плохо. – Почему не говоришь? Что тебе нужно? Чем я могу помочь?
– Всё тело ломит… – голос вернулся. – Ваша помощь…
Он замолчал. Думает? Или пытается что-то сказать?
– Говорите… Просто говорите… Не молчите… Пусть даже я уже не смогу ответить – просто не бросайте трубку. Мне страшно здесь, в этой темноте… Раньше я не боялся темноты. И одиночества тоже… Но сейчас – дрожу… Может, я боюсь умереть…
– Перестань говорить глупости, – попытался я утешить его. – В твоём возрасте надо о девушках думать, а не о смерти.
– В моём возрасте… – прошептал он, и, кажется, всхлипнул. – Я никогда не думал о смерти… Жил, горел, не знал покоя… Думал – жизнь вечна… Не мог представить, что всё может оборваться – вот так, внезапно… И сейчас…
Он снова замолчал.
Я не мог понять – почему такой молодой человек так легко принимает смерть? Если он действительно никогда о ней не думал, неужели и теперь мог бы так спокойно говорить об этом?
Может, он всё-таки притворяется?
Я снова усомнился. Голос его был молод, звонок. В нём должна была звучать радость, жизнь, озорство. А я слышу – боль, страх, прощание.
– Сколько тебе лет? – спросил я.
– Вчера исполнилось девятнадцать. Я студент, второй курс… Но всё это уже неважно… Значит, на моей судьбе было написано – девятнадцать лет жизни…
– Не зови смерть, потом сам же будешь стыдиться своих слов, – одёрнул я его.
– Вы просто не знаете, каково мне… – сказал он печально. – Я едва-едва приоткрыл рот, всё остальное тело сдавлено… Скоро и рот закроется, не смогу дышать… Или мои кости раздавит, как щепки…
– Может, тебе что-то нужно? – снова умолял я.
Ведь человек прощается с жизнью, а я – беспомощно сижу в кресле… Что же мне делать? Что предпринять, чтобы его спасти? Мысли путаются, не могу сосредоточиться…
– Просто говорите… Это и будет вашей помощью. Не замолкайте… Я не хочу умирать в одиночестве, среди мусора… Если даже я не отвечу – говорите, я буду слышать…
Голос его дрожал. Казалось, он сдерживает слёзы.
– Может, у тебя есть родные? Я могу позвонить…
– Не надо… Пока не надо. Всё равно они ничем не помогут. Только будут страдать. Будут винить себя… Телефоны…
Он продиктовал номер. Я поспешно записал его в блокнот.
– Только не сейчас… Когда я уже… Потом… Скажите им спокойно… Мой отец… у него слабое сердце…
– Что ещё сделать? – спросил я.
– Этого уже достаточно… – он, похоже, пытался отдышаться. – Простите, что побеспокоил вас.
– Если помогу тебе, то это не тяжесть, а счастье, – почему-то голос у меня дрогнул, и я не смог продолжить.
– Думаю вот о чём… – снова заговорил он. – После моей смерти… не мучайтесь. Не вините себя. Вы всё равно не могли бы ничего изменить. Лучше думайте, что помогли мне уйти легче… что облегчали мою боль… Это даст вам покой, хорошо?
– Не теряй надежду… Всё может закончиться благополучно… – я и сам не верил, но пытался ободрить. – Вот женишься – пригласишь меня на свадьбу!
– … Вы бы сидели рядом с женихом…
Голос его снова оборвался. Волна нахлынувших чувств, или уже дыхание не позволяло?
– Что опять случилось? – спросил я в панике.
– Вы – замечательный человек, – будто не слыша моего вопроса, сказал он. – Жаль, что мы не познакомились раньше. Поговорили бы по душам…
– А как же твои друзья? – спросил я.
На самом деле, я хотел сказать: если всё же ты умрёшь – кого винить? Кто виноват? Но не смог. Надеялся, что он сам поймёт.
– Не знаю… – он, видимо, понял, к чему я клоню. – Я не могу вспомнить, что было между нами. Всё как в тумане. А так – не могу обвинять никого… Конечно, Дильдора поступила нехорошо… Но… не знаю…
Он снова замолчал. Думает?
– А какие у тебя мечты были? – спросил я, сам не зная зачем.
Странно. Этот человек борется за жизнь, просит, чтобы я говорил, а я не знаю – о чём…
Я никогда не был общительным, даже с близкими друзьями разговор не всегда клеился. А тут – незнакомец, и мне нужно говорить без остановки…
– Мечты? – вдруг его голос прозвучал громче.
– Ну да… У каждого человека есть желания…
– Мечты были… – тяжёлый вздох. – Все они разлетелись, как прах… Я хотел стать человеком… А теперь – лежу в этой чёрной яме, не знаю, где голова, где ноги… И какие уж тут мечты… Вам легко говорить: вы сидите в комнате, в привычной обстановке. А я – не знаю, что думать… Даже не понимаю – что говорю, правильно ли говорю… Понять ничего не могу.
Он снова замолчал.
И я понял: спрашивать про мечты у того, кто стоит на пороге смерти – это глупо. У умирающего нет мечт. Только сожаления…
– Если… если что-то надо кому-то передать… – пробормотал я, сам не замечая, как снова ступаю не туда.
Эти слова прозвучали как прощание. Но ведь я должен был, наоборот, приободрить его! Убедить, что он выберется, что всё ещё впереди. А я – будто читаю надгробную речь…
– Скажите всем, что я их люблю… – произнёс он. – Просто скажите… Пусть знают. Я никогда этого не говорил. И, может быть, буду жалеть, что не успел…
Странный ответ. Кому я скажу? Кого остановлю на улице – «знаете, вас любит парень из мусоровоза»? Да меня в дурдом отправят. К тому же у нас нет общих знакомых…
– Может, я всё-таки позвоню твоим родным?
– Позже. Потом…
Опять молчание. Я чувствовал: он сам до конца не осознаёт своего состояния. То надеется, то прощается…
Я уже чётко понимал: моя задача – просто говорить. Говорить, пока он слышит. Но, как назло, в голову не лезло ничего внятного.
– Ты… ты не заснул там, случаем? – спросил я не к месту, попытавшись пошутить. Шутка не удалась.
– Никогда бы не подумал, что умру… в мусоре, среди отходов, – прошептал он.
На этот раз я даже не стал возражать: «не умрёшь». Слова звучали бы фальшиво.
– Никто не знает, – сказал я уклончиво, – где и как нас настигнет смерть…
– А теперь я точно знаю, – ответил он глухо.
Я вдруг ясно представил его: молодой парень, весь окружённый мусором, в чёрных пакетах, в зловонной каше, которая вытекает из раздавленных отходов… Меня передёрнуло. Но где бы он ни был – он человек!
– Послушай, брат… Ты, я вижу, хороший парень. Если в тебе осталась боль, если душа переполнена – говори. Я всё выслушаю. Если хочешь, чтобы никто не узнал – никто и не узнает. Только скажи. От всего сердца прошу… Клянусь жизнью.
В тот момент я действительно был готов отдать жизнь за него. Почему? Не знаю. Он стал мне как младший брат. А ведь он – действительно чьей-то сын, чьё-то дитя. Просто не моё… Но ведь мог быть…
– Боли много… обиды… – тихо сказал он. – Но если выговориться – что это даст? Только другим будет тяжело… А есть одна просьба… Если мои родные потом будут жить счастливо, весело, пусть не мучаются: мол, умер глупо, погиб по-дурацки. Пусть не корят себя…
Я не ответил. Лишь прошептал:
– Говори… Сердце станет легче.
– Найдите девушку… Дильдору…
Он замолчал. Я испугался.
– Что сказать ей?
– Да нет, забудьте… – произнёс он после короткой паузы, и в голосе его прозвучало полное равнодушие. – Что мне теперь до живых? Какие претензии?
Я почувствовал себя так, словно говорил с призраком. Словно его уже не было в живых, и я разговаривал с тенью… Где-то читал такое – в газете, может, в рассказе. Сейчас уже не отличишь…
– Но ведь нужно всё прояснить, – сказал я.
– Пусть остаётся, как есть. Умерший уходит, живые – живут… Вы думаете, я всю жизнь говорил о смерти, как старик? Нет. Я был весёлым. И вот эта весёлость и привела меня сюда… Только теперь я понял, что такое смерть…
Он говорил об этом, как человек, впервые познавший истину. Без паники. Как о чём-то, что вот-вот произойдёт.
– Началось снова… Меня зовут Мирзо… Говорите… – сказал он  и его голос исчез.
Сколько мы уже говорили? Я даже не спросил его имя. Теперь – слишком поздно. Пресс, наверное, уже работал. Что-то хрустнуло. Пластик? Или его череп?..
Время говорить пришло. Возможно, его лицо уже скрыто. Сколько ещё он сможет слышать?
– Сегодня, кажется, опять будет жаркий день…
Я прикусил язык. Что ему – какая разница, какая погода? Мы, живые, смотрим вперёд, ждём, надеемся. А у него – ни времени, ни будущего, ни надежды… Всё остановилось.
– Как ты? Почему молчишь? – спросил я. Потом начал говорить всё подряд, не разбирая слов. – Слушай, братец Мирзо, не обижайся… В жизни всякое бывает. Судьба – не нам чертить. Если тебе суждено выжить, то и из-под катка выйдешь невредимым… Есть ведь такие!
Я говорил и говорил. Всё это было утешение, слова без адреса. Не знаю, сколько он ещё слышал. Вдруг что-то хрустнуло. Потом – тишина. Связь оборвалась. В трубке слышались короткие гудки.
Вот так, за какие-то полчаса, жизнь молодого парня угасла! Я ещё не успел прийти в себя, рассеять оцепенение, как его уже не стало.
Я долго держал трубку в руке. Мысли метались. Что это было? Сон? Бред? Или я схожу с ума?
Кто вообще изобрёл мобильный телефон?.. Даже перед смертью человек не остаётся один. Может, это и хорошо. Но какое мне до этого дело теперь?
Я вышел на балкон, чтобы закурить. Внизу, по главной дороге, проезжала зелёная мусоровозка. Может, он был в ней?.. Может… Но я не двинулся. Не мог двинуться.
Жена вышла сонная, потирая глаза:
– С кем вы так долго разговаривали?
Она посмотрела на меня, и, увидев слёзы на моих щеках, замерла:
– Что-то случилось?
Я не ответил. Повернулся к окну. Задумался.
«Такого не может быть… Наверное, меня разыграли. Обманули… Но номер же?..»
Сейчас я наберу номер, который продиктовал Мирзо – и всё выяснится. Но я понял одно: смерть может ждать нас там, где мы и не подозреваем.
Даже если это была глупая шутка – уже всё равно. Потому что в душе моей кто-то простился с жизнью. Для меня – кто-то умер. Ушёл, оставив шрамы. И пусть это было не наяву, а в сердце – что важнее?
Каждый день в мире умирают сотни, тысячи. Я сам вижу это по новостям – и не переживаю. Потому что это – не в сердце. А этот – был. Пусть и на минуту. Но жил во мне.
И я понял: мы, люди, должны беречь друг друга. Несмотря на то, что думаем или представляем, мы очень-очень нужны друг другу.
Я посмотрел в окно. Над горизонтом бледнело зарево. Вот-вот взойдёт солнце. Новый день. Но кто-то из нас его уже не встретит.
Кто он?