Синдром ночной смены преступление во имя любви

Синдром ночной смены: преступление во имя любви
(Рассказ о боли, отчаянии и спасении)

Тени больницы

Ночью тишину в коридоре областной больницы нарушал только мерный гул холодильников с лекарствами. Больница спала. Только в окнах четвертого этажа мерцал желтый свет — там дежурила Алина Ковалёва, медсестра с пятнадцатилетним стажем.

В сестринской был открыт сейф с наркотическими препаратами. Она в пятый раз пересчитывала ампулы с морфином. Её тонкие пальцы с коротко подстриженными ногтями – признак многолетней привычки соблюдать строгие гигиенические нормы – дрожали, когда она ставила отметку в журнале.

— Опять...— Две ампулы морфина исчезли. В третий раз за месяц.

Её ладони вспотели, оставив влажные отпечатки на журнале учёта.

Алина откинула со лба тёмно-каштановую прядь волос, выбившуюся из строгой служебной причёски. В свои тридцать пять лет она выглядела уставшей – тёмные круги под глазами, бледная кожа, но в её голубых глазах всё ещё теплился тот самый огонёк, что когда-то привёл её в медицину.

Третья недостача... Если доложат главврачу, меня уволят. После этого устроюсь разве что санитаркой в морг. А Кате нужны деньги на учебу...

Ее мысли прервал скрип швабры в коридоре.

— Ну что, опять недостача? — раздался из дверей хрипловатый голос.

Алина вздрогнула. На пороге стоял Семён Громов, ночной охранник. Бывший десантник, он сохранил военную выправку, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет. Его правый глаз, пострадавший в Афганистане, плохо видел. Квадратное лицо Семена с перебитым носом и шрамом через левую бровь могло бы выглядеть устрашающе, если бы не добрые карие глаза.

— Ты же знаешь, что будет, если узнает главврач.

— Может, крысы? — пошутил он, жуя бутерброд, но голос звучал напряженно.

— Крысы не вскрывают шкафы с кодовым замком, — Алина всплеснула руками, нервно постукивая карандашом по журналу учёта.

— Смотри: вчера в 23:45 доступ был по моей карте. Но я тогда в реанимации была! — Алина ткнула пальцем в экран дисплея.

В её памяти всплыл образ Марии Ивановны, уборщицы. Вчера вечером она видела её возле сейфа, хотя её смена давно закончилась. Эта немолодая уже женщина с седыми волосами, собранными в тугой пучок, и руками, исчерченными венами, всегда казалась такой безобидной...


Мария Ивановна. Комнатка уборщицы


Под больничной лестницей в крошечной каморке, которую администрация больницы великодушно разрешила использовать как жильё, пахло лекарствами и вареной картошкой. На узкой кровати под лоскутным одеялом лежал худой мальчик, Ваня, ее пятнадцатилетний сын. Его суставы, похожие на корни старого дерева, были скрючены болезнью, а лицо покрыто каплями пота от боли.

— Мама... опять болит... — его худенькое тело корчилось от боли

Мария дрожащими руками достала из-под матраса шприц и ампулу.

— Господи, прости меня... Но я не могу смотреть, как он мучается!

Ее пальцы помнили движения — тридцать лет назад она работала медсестрой в деревне. Потом — замужество, переезд, муж-пьяница... А теперь — эта больница, швабра, ведра с водой и сын, который кричит по ночам. Ампула морфина блеснула в свете уличного фонаря. Дрожащими руками она набрала лекарство в шприц, глотая слезы. В слабом свете лампочки её лицо казалось измождённым, морщины – ещё глубже, а в глазах стояла безысходность. Тридцать лет назад, когда она работала медсестрой в деревенской больнице, она и представить не могла, что будет колоть наркотики собственному сыну.

— Потерпи, солнышко, сейчас станет легче, – прошептала она, протирая спиртом его тонкую руку.

Ваня стиснул зубы, когда игла вошла в мышцу. Мария отвернулась – она не могла смотреть, как страдает её мальчик. На тумбочке лежал потрёпанный учебник педиатрии 1985 года – единственное, что у нее осталось от её медицинского прошлого.


Подозрения


Комната медперсонала. Утро.

— Это сделал кто-то из своих, — шептала старшая медсестра Лидия Петровна, куря у окна.

— Знает графики, коды, время, когда персонала нет рядом... Но я всех сотрудников прекрасно знаю и даже предположить не могу, кто это мог сделать…

Алина сказала: — Я вчера видела Марию, уборщицу возле сейфа...

— Ну и что? Она везде моет полы.

— Но вчера её смена закончилась в 23:00.

Семён покачал головой: — Не верится. У неё сын-инвалид... Она добрая. Завтра посмотрим записи с камер наблюдения.


След


Утро следующего дня. Охранная комната, время 10:00. Алина и Семён просматривают записи с камер наблюдения.

— Смотри! — Семён ткнул пальцем в экран.

На записи с камеры наблюдения:

- 23:42 — Мария моет пол у сестринской комнаты.

- 23:45 — Мария заходит внутрь.

- 23:47 — Кто-то открывает наркотический шкаф (лица не видно).

- 23:58 —Мария выходит — одна рука в кармане.

— Но как? — Алина сжала кулаки. — У нее нет доступа!

Семён прокрутил запись назад.

— Смотри... В 23:40 она поднимает чью-то карту с пола.

Алина закрыла глаза: — Моя... Я вчера уронила...

— Чёрт! – Семён стукнул кулаком по столу. – Я же знал, что она что-то скрывает!

— Вызвать полицию? — охранник сжал кулаки.

Алина молчала. В её памяти всплывали обрывки разговоров – Мария как-то обмолвилась, что её сын болен, но врачи разводят руками. Она всегда казалась такой тихой, незаметной... И вот теперь эта женщина рисковала всем – свободой, работой – ради своего ребёнка.

— Нет, — Алина встала. — Сначала поговорим.


Исповедь


Когда они спустились в подвал, Мария даже не попыталась отрицать свою вину. Она просто стояла на коленях перед кроватью Вани, умоляя не вызывать полицию.

– Он кричит по ночам от боли, – шёпотом говорила она, сжимая в руках тот самый учебник педиатрии. – Врачи говорят – неизлечимо,— слёзы капали на грязный халат.

—Алина открыла сумку — пустые ампулы морфина.

— Вы... знали? — Мария закрыла лицо руками.

Алина резко встала: — Вы убили бы его! Морфин детям — можно только в спеццентрах и только под наблюдением врача!

Ваня прошептал: — Не трогайте маму!

Он застонал. Алина опустилась на колени рядом и осторожно взяла руку Вани.

— Ваня, я хочу помочь. Она осмотрела его руки — суставы были горячими, опухшими.

— У него ювенильный ревматоидный артрит – болезнь редкая, сложная, но не безнадёжная. Нужны ревматолог и иммунолог, а не наркотики...

— Почему не лечили?

— Врачи сказали: — Инвалидность оформите и сидите дома, – Мария сжала голову руками и смотрела в одну точку – в стену, — а морфин... я в молодости медсестрой была. Знаю дозы.

На тумбочке лежал учебник педиатрии 1985 года — зачитанный до дыр.

Алина вдруг его заметила: — Это... учебник педиатрии 1985 года? Я по нему в медицинском училище училась...

Она посмотрела на Семёна, и в его глазах прочитала то же самое решение.


Спасение


Через неделю Алина подошла к Марии: — Я обо всем договорилась, — Она положила направление на стол.

— Клиника в Москве. Бесплатно.

Мария упала на колени: — Как я отблагодарю...

— Признайтесь главврачу. И... — Алина достала упаковку препарата — Вот легальный анальгетик. Хватит на месяц.

Семён молча положил конверт с деньгами: — Это от коллектива. Мы собрали, сколько смогли.

Глаза Марии наполнились слезами благодарности.


Выбор. Разговор в кабинете главного врача


Кабинет главного врача Бориса Леонидовича поражал роскошью – дорогая мебель, кожаный диван, золотая зажигалка на столе. Когда Алина и Семён вошли, он даже не поднял глаз от бумаг.

— Кража наркотиков – это уголовное дело, – равнодушно произнёс он. – Пишите объяснительные записки и готовьтесь к увольнению.

Тогда Семён молча положил на стол фотографию. На снимке Ваня пытался улыбаться, держась за спинку стула, но боль искажала его лицо, а скрюченные пальцы неловко цеплялись за спинку кровати.

— Вот «преступник». Это её сын.

Главврач наконец оторвался от бумаг и замер, глядя на искривленные пальцы мальчика.

— Мы нашли специалиста в Москве в НИИ ревматологии, — Алина положила рядом направление: — они согласны взять его на лечение.

Борис Леонидович долго смотрел на фото, потом резко встал и подошёл к окну.

— Чёрт с вами! – вдруг рявкнул он. — Но пусть напишет объяснительную! И чтобы больше ни грамма!


Лечение


Прошло 3 месяца

Ваню выписали из НИИ Ревматологии. Для дальнейшей реабилитации его госпитализировали в Областную больницу, где и работает его мама.

— Смотри, мам, я могу! – Ваня медленно сжимал резиновый мячик. Его пальцы больше не напоминали когти.

Мария плакала, глядя, как врач-физиотерапевт помогает ему делать упражнения.

— Спасибо... — она прошептала Алине, — Я бы... я бы всё отдала...

— Знаю, — Алина смахнула соринку с белого халата. — Поэтому и помогаем.


Разговор в ночи.


Квартира Алины, время 23:50

За окном дождь стучит по стеклу, отбрасывая блики на стены.

Катя, студентка 2 курса Медицинского Университета сидела за кухонным столом, уткнувшись в учебник, когда Алина, наконец, вернулась с дежурства.

— Ты даже не заметила, что я дома, — сказала Катя, не поднимая глаз.

Алина замерла на пороге, капли дождя ещё стекали с её куртки. Она действительно не сразу разглядела дочь в углу — Катя сидела, свернувшись калачиком на стуле, в её старом, растянутом свитере.

— Опять задержалась? — дочь не подняла глаз от учебника. — Завтра зачет, а ты даже не спросила, как мои дела... Ты вообще помнишь, на каком я курсе?

Алина медленно подходит, садится напротив:— Второй. Медицинский. Лечебный факультет.

Катя саркастично ответила: — Ого, тридцать секунд вспоминала?

Алина вздохнула, поставила сумку на пол и села напротив.

— Я... думала, ты у Лены ночуешь.

— Ну да. Как обычно — «думала».

Катя вдруг, сдавленно сказала: — Знаешь, что сегодня было? Лена спросила: «Твоя мать вообще существует? Или это городская легенда больницы?»

Алина замирает. Чайник щёлкает, но она не двигается.

Алина: — Я…

Катя перебивает маму, голос ее дрожит: — Я ей ответила: «Существует. Просто ей пациенты важнее».

Холодильник гудел в тишине. Алина сняла мокрую куртку, повесила на вешалку. Руки сами потянулись к чайнику — привычный жест, попытка заполнить паузу чем-то тёплым, хоть чаем.

— Катюш...

— Не надо. Дочь резко подняла глаза. — Ты даже не спросила, как лабораторная работа. А я её на пять написала.

Алина развернулась к ней, чайник забыт. В глазах Кати стояли слёзы, но голос был ровным, слишком спокойным.

— Прости. Сегодня... сложный день.

— У тебя все дни сложные, — Катя отодвинула чашку с остывшим чаем. — Ты даже не заметила, что я волосы покрасила.

Алина впервые разглядела — тёмно-синие пряди в чёрных волосах дочери.

— Красиво... — она потянулась к ним, но Катя отвернулась.

— Я...

— Ты знаешь, что я уже полгода занимаюсь в СНО на кафедре патологической физиологии? Что я собрала интересный материал для проекта? Что у меня теперь синие волосы? Катя дёрнула прядь. — Нет. Потому что ты всегда в больнице. Или думаешь о больнице. Или... собираешься идти на дежурство в больницу…

Она замолчала, резко сглотнув.

Алина подошла ближе. Руки сами потянулись к дочери, но та отстранилась.

— Мама, хватит спасать весь мир! Ты же даже меня не видишь!

Тишина.

Слезы капают на учебник. Алина резко встает и хочет обнять Катю, но Катя отстраняется: — Не надо, не сейчас…

Алина отводит глаза, повторно включает чайник. Мерный гул заполняет тишину.

— Знаешь, почему я опоздала? Я сегодня видела мальчика, — вдруг сказала Алина. — Ему пятнадцать. Он...

— О боже, опять про пациентов! Катя закатила глаза.

Алина вдруг достала из сумки фотографию — Ваня на больничной койке, его скрюченные пальцы.

— Этот мальчик... Он хочет стать врачом. Говорит: — Если бы не твоя мама, я бы никогда не смог держать скальпель.

Катя замерла, — Он... правда, так сказал?

Тишина.

Катя медленно опустила учебник.

— Его зовут Ваня. У него... Алина показала руками, как скрючены его пальцы. — Болезнь суставов. Редкая. Но он говорит, что вылечит других, когда вырастет.

Катя шёпотом спросила маму: — Его пальцы… Они совсем не гнутся?

Алина: — Раньше — нет. Сейчас уже может держать ручку.

Катя смотрела на мать широко раскрытыми глазами.

— А еще ... он просил тебя помочь ему с биологией. Говорит: — Ты же студентка, дочь той самой сестры Алины, наверное, всё знаешь.

Губы Кати дрогнули: — ...Ты врешь.

Алина достала телефон, прокрутила переписку. Фото Вани — он в больничной палате, перед ним тетрадь с кривыми буквами: — Катя, объясните, пожалуйста, про кровеносную систему!

Катя молча посмотрела на экран. Потом вдруг фыркнула: — Ой, у него даже почерк, как у первоклашки...

— Пальцы еще не слушаются, — тихо сказала Алина.

Дождь за окном стих. Катя потянулась за чашкой, отпила глоток остывшего чая.

Она неожиданно улыбнулась: — Ну... Может, схожу к нему в воскресенье. Объясню про кровеносную систему...

Алина потянулась и обняла её — впервые за полгода.

— Спасибо, — прошептала она — он будет рад.

Катя внезапно сказала: — Он …смешной.

Алина слегка улыбнулась: — Страшно упрямый. Как ты.

Катя ничего не ответила. Но когда Алина случайно задела её руку, дочь не отдернулась.


Занятие по биологии


На следующий день Катя притащила в больницу стопку своих старых конспектов. Ваня, увидев её, покраснел до ушей.

— Ты... правда, пришла?

— Ну да, — Катя швырнула тетради на тумбочку. — Только смотри: если будешь тормозить, сразу скажу. Я терпеть не могу, когда тупят.

Но когда Ваня неуверенно потянулся за ручкой, она вдруг аккуратно поправила его пальцы: — Держи вот так. Видишь, удобнее?

Алина, наблюдая из коридора, впервые за долгое время почувствовала, что всё — на своих местах.


Мечта Вани


Больничная палата, через 3 дня

Ваня уперся тростью в пол, стараясь ровно держать учебник: — Семён говорит, чтобы поступить в Медицинский, надо набрать баллы как у космонавтов, но я вытяну!

Алина поправляла ему капельницу: — С твоим-то упорством? Ещё как.

— Хочу в детскую ревматологию, — он уверенно посмотрел на свои руки. — Чтобы другие дети не мучились, как я.

В дверях стояла Катя с учебником по анатомии: — Ну что, будущий светило медицины? Начнём с анатомии сердца.

Семён, дежуривший у окна, хрипло рассмеялся:

— Гляди-ка, Алина... Ваня может украсть твою дочь…

Все засмеялись, даже Мария, которая тихо плакала в углу — но теперь это были слёзы счастья.


Прошло полгода.


Ваня, хоть и с тростью, но уже мог ходить. Его пальцы постепенно распрямлялись, а в глазах появился огонёк надежды. Он твёрдо решил стать врачом – детским ревматологом, чтобы помогать таким же, как он.

Мария теперь официально работала санитаркой в детском отделении и пошла на курсы, чтобы подтвердить давно забытый диплом медсестры. Алина по-прежнему дежурила по ночам, но теперь в её глазах было меньше усталости. А Семён... Семён установил в больнице новую систему безопасности – с датчиками движения и сигнализацией.

Как-то раз, во время ночного дежурства, Алина зашла в сестринскую и увидела, что ее дочь Катя объясняет Ване что-то по учебнику биологии. Девушка, когда-то упрекавшая мать в равнодушии, теперь сама помогала другим.

Алина улыбнулась и тихо вышла. В коридоре её ждал Семён с двумя стаканами чая.

— Ну что, сестра, — ухмыльнулся он, — как там наши крысы?

Алина рассмеялась. Где-то вдалеке слышался смех Вани и Кати.

Ночные пропажи прекратились.

Но главное — исчезла чужая боль.

Где-то в ординаторской зазвонил телефон — жизнь продолжалась.