***

сильный ветер
обогнал мою тень
а попутный ветер
мчатся навстречу судьбе
перекати-поля
у меня в душе

тоскует
тоскует моя душа
по той поре
когда я
еще никого
сильными чувствами
не любил
сам по себе жил

Мозг принимает решение еще до того, как мы осознаем это. Обычно в таких работах идет речь о простых действиях: нажать кнопку, подвигать пальцем, хотя у вас упоминается и банджи-джампинг. Но как быть с серьезными жизненными решениями вроде выбора партнера или карьеры? Иногда мы тратим недели на перебор аргументов. Это такой же процесс, лишенный свободы воли? -Абсолютно такой же. Если вы подходите к выбору рационально, то вы составляете список плюсов и минусов, оцениваете преимущества одного варианта перед другим и на каждом этапе действуете исходя из своих ценностей и критериев.
А откуда берутся эти ценности? Как вы стали человеком, для которого, например, доброта партнера важнее его богатства? Это и определяет, что вы считаете плюсом, что минусом и в какой последовательности. В этот момент вам кажется, что вы рационально взвешиваете риски и преимущества, принимаете логичное решение. Но на каждом этапе вы руководствуетесь ценностями, которые были заложены в вас длинной цепочкой событий, случившихся задолго до этого.
Если у преступника нет свободы воли, если его действие детерминировано, то как нам относиться к преступлениям и как быть с наказанием? Какой будет правовая система в обществе, принявшем тезис, что свободы воли не существует?
-Да, обвинение кого-либо в чем-либо теряет смысл. Наказание за что-либо тоже становится бессмысленным -и с интеллектуальной, и с моральной точки зрения.
Нет такого понятия, как «справедливость восторжествовала». Справедливости не существует. Так что же тогда делать?
Чем больше я размышлял, тем яснее становилась модель. Представьте пятилетнего ребенка, который проснулся утром с больным горлом, кашлем и насморком. Вы не считаете, что его болезнь-это божий суд или доказательство того, что у него испорченная душа. Вы не кричите на него весь день, не запрещаете играть с игрушками. Вы совершаете минимально необходимое действие — помещаете ребенка на карантин, чтобы он не представлял опасности для других, и ничего больше.
Дело Андерса Брейвика. То, как с ним поступило норвежское правосудие, и есть подобный карантин, хотя оно это прямо так не формулирует. Даже родители детей, погибших от действий Брейвика, в основном не требовали его казни. Некоторые, конечно, требовали. Но большинство говорили: «Поместите его в условия, где он больше никому не сможет навредить». Их главным желанием было сделать так, чтобы им больше никогда не приходилось думать об этом человеке, об этой болотной ящерице, которая так и не раскаялась в содеянном. Если он хочет читать книги, дистанционно учиться в университете, играть в карты с кем-то, кому по силам справляться с его агрессией,-пожалуйста. И еще важно, чтобы общество, как и в случае с болезнями детей, разобралось, как люди становятся такими социопатами, чтобы таких преступлений происходило меньше в будущем.
-Выходит, некоторые страны уже готовы принять идею об отсутствии свободы воли и применять эти принципы в правосудии? То есть существует своего рода эволюция обществ, и Норвегия тут в лидерах?
-Думаю, существует общий вектор развития рациональности. Просвещение сделало много хорошего для европейского мышления. Сегодня ведь большинство людей не верят в ведьм. Большинство не считает, что эпилептический припадок — это результат того, что кто-то «спит с Сатаной». Это и есть прогресс. Но когда-то это только начиналось. И сейчас уже невозможно представить, что творилось в головах тех первых людей, которые стали говорить 300–400 лет назад: «Я не думаю, что грозу вызвала эта старая женщина. Пожалуй, сжигать ее на костре-плохая идея».
В психиатрии в XX веке начали понимать, что шизофрения не вызвана токсичными матерями, которые ненавидят своих детей. Тут как раз можно по документам восстановить, как появлялись первые исследования, показывавшие слабость прежней теории. Можно увидеть первых известных психиатров, которые заявляли: «Я изменил свое мнение». Видно, какие громкие публикации в СМИ впервые заставили общество задуматься: «Ого, это болезнь».
Мы смогли исключить ответственность из многих сфер жизни, так как этой ответственности не было изначально. Мы исключили ее настолько хорошо, что даже уже не замечаем этого. Например, если в лифт заходит человек, наступает вам на ногу и вам больно, вы готовы разозлиться, но потом понимаете, что этот человек незрячий. Это его вина? Нет. Он не видел. Все эти примеры показывают, что можно отказаться от идеи свободы воли. И при этом общество не распадается, преступники не начнут носиться по улицам, наоборот, мир станет более гуманным. Мир становится лучше, когда мы не сжигаем старушек за плохую погоду, или не обвиняем матерей детей с шизофренией, или людей с ожирением. У последних, например, может быть проблема с гипоталамическим белком, который не реагирует на сигналы насыщения. Это не их вина.
-Если это была рецензия профессионального философа, то ничего удивительного: 95% из них, по данным опросов, верят в свободу воли. И, насколько я могу судить, их аргументы выглядят примерно так: «Я верю в свободу воли, потому что если бы ее не было, то это такое разочарование». Или: «Вы хотите сказать, что я не заслужил свою профессорскую должность в престижном университете?» Между строк читается именно это. Ученые же почти не писали рецензий. Но они и так знают: да, мы биологические машины, это очевидно. Что касается других людей, большинство злых писем исходило от тех, кто неправильно понял мою позицию. Например: «Вы бы позволили убийцам свободно разгуливать по улицам!» Или: «Вы, профессор, получаете там неплохие деньги в своем престижном университете за то, что рассуждаете о таких глупостях!». «Ты не веришь в свободу воли? Тогда пошел ты к черту. Я буду молиться, чтобы ты горел в аду вечность!» Я решил ответить всего одним словом — как-то так вышло. Я написал ему: «Почему?»
Через пару дней он извинился . Оказалось, этот человек вырос в ужасных условиях: нестабильная семья, бедность, все вокруг попадали в тюрьму или становились наркозависимыми. Но он решил, что не хочет такой жизни, научился читать, получил образование и создал счастливую стабильную жизнь. Он написал: «Вы хотите сказать, что я не заслуживаю похвалы за это?» Это была очень трогательная история. Его жизнь действительно требовала невероятной силы воли, но если копнуть глубже, то мы обнаружим, что был учитель, который в той ужасной школе, куда этот человек ходил, уделил ему время, или священник, который вдохновил. У него оказалось несколько счастливых моментов среди множества несчастных. Но мне все равно было неловко, оттого что он писал: как вы смеете утверждать, что я не имею никакого отношения к тому, что я сделал в своей жизни? Это было, пожалуй, самое сильное проявление гнева из-за моей книги.
-Если вы сталкиваетесь со злостью, то как реагируете? Или когда вас хвалят? Ведь, согласно вашей книге, не только наказание не имеет смысла, но и похвала. Трудно ли вам самому жить в соответствии с вашими убеждениями? -Большую часть времени я терплю неудачу. Я ведь человек, хоть и человек начала XXI века. Если речь о чем-то действительно важном, то обычно в глубине сознания у меня появляется зудящая мысль: «Подожди, давай подумаем еще раз. Что я упускаю?» В таком ключе я могу действовать от силы три минуты в месяц. Это трудно, очень трудно. В некоторых сферах, конечно, легче. Я никогда не думаю, что плохую погоду вызвала ведьма. Я никогда не считаю, что представители определенной расы так сильно уступают другим, что их можно делать рабами. Но если бы я жил 250 лет назад, это могло бы показаться мне разумным. Так что да, от некоторых вещей я избавился. Я осознаю свои предвзятости и рефлекторные мысли, но все равно могу чувствовать, например, гордость, когда меня за что-то хвалят. И только через три секунды, а не через одну, как хотелось бы, скажу: я не заслужил этого, мне ничего не причитается.
Роберта Сапольски.