Старые знакомые

Над болотом плыл густой, вязкий туман, который стелился низко над землёй, словно живое существо, обволакивая каждую травинку, каждый корявый корень и скрывая очертания болотных вод. Болото было мрачным и непроходимым, с небольшими островками суши, поросшими высокой травой и редкими низкими деревьями. Вода была стоячей, тёмной, с едва заметной рябью от скрытых в глубине существ. Местность вокруг болота была такой же дикой и заброшенной. Низкие, изогнутые деревья с оголёнными ветвями создавали странные тени в тусклом свете луны, пробивавшемся сквозь густые облака. Кустарники, заросли тростника и редкие полусухие кочки окружали болото, делая его похожим на заброшенное царство забытой земли.

Ночь на болоте была полна звуков — редкие вздохи ветра, шорох камыша, и иногда далекий крик какой-то болотной птицы. Всё казалось застывшим в тягучей тишине, которую нарушал лишь этот едва слышный шепот природы. Но эта тишина не была спокойной — она была зловещей, как предчувствие чего-то ужасного.

Среди этих зарослей стояла фигура. Высокая, облачённая в длинный красный балахон, она выделялась ярким пятном на фоне мрака. Стояла неподвижно, словно статуя. Казалось, что она была здесь очень давно, слившись с природой и став частью этого забытого мира. Но странно было то, что даже ветер, играющийся с ветвями деревьев, обходил фигуру стороной, не касаясь её ткани.

Внезапно, одно из деревьев возле фигуры зашевелилось. Тусклые ветви, обнажённые, без единого листочка, с протяжным скрипом начали тянуться к красному силуэту. Ветки медленно вытягивались, словно испытывая силу, двигаясь неестественно — каждая их форма начинала походить на человеческие руки. Сухие, искривлённые, как у старухи. Тонкие пальцы медленно тянулись к фигуре, словно стремясь её коснуться.

Дерево начало принимать странные очертания, постепенно его форма напоминала женскую фигуру — тонкую, высокую, с длинными руками, готовыми обнять. Но это было нечто гораздо более пугающее, чем просто дерево. Внезапно в ночи раздался голос. Этот звук был пропитан скрежетом и скрипом, как если бы ветки дерева начали говорить. Но это не был голос человека — слишком жуткий, слишком глубокий, с холодом, который пробирал до костей.

— Умоооляю… — голос был тягучим, словно ломался на каждом звуке.

Это не просто просьба — это была мольба, разрывающаяся от боли и отчаяния. Дерево, или то, чем оно было раньше, умоляло о помощи. Его руки продолжали тянуться к фигуре в красном, будто пытались дотянуться до чего-то важного. Но фигура не шевелилась, не реагировала на этот призыв. Она стояла неподвижно, словно была отрезана от всего происходящего вокруг.

— Я… Оливия… — продолжил раздаваться тот же скрипучий, ломкий голос. — Меня заколдовал жуткий старик… Он пришёл к нам в посёлок… Притворился нищим…

Голос звучал всё более отчаянно, но в нём появилась ясность, как будто дерево пыталось собрать остатки своей воли, чтобы поведать свою историю.

— Он обманул нас всех, всех жителей… — голос становился всё более отрывистым, как будто произнесение каждого слова давалось с невероятным трудом. — Он превратил нас… В деревья.

Ветки продолжали двигаться.

— Но нас… можно спасти, — голос вдруг стал мягче, будто появилось хоть немного надежды. — Нужно всего лишь откопать золотые монеты… Они здесь… рядом… в земле. Я укажу место.

Фигура в красном продолжала стоять неподвижно, словно слушала, но не реагировала. Болото вокруг них по-прежнему оставалось тёмным и зловещим, но слова дерева заставили ночную тишину звенеть каким-то новым, напряжённым ожиданием.

— Это… проклятые монеты, — продолжало дерево. Голос теперь стал почти умоляющим, и в этих словах скрывалось что-то ещё более жуткое. — Старик оставил их здесь. Мы все прокляты… и не можем уйти, пока они не будут выкопаны… Только тогда… наши души будут спасены.

Слова затихли, и сквозь скрип веток и тихий шорох болотных вод снова наступила зловещая тишина.

Фигура в красном стояла, вслушиваясь в слова дерева. Затем, медленно, почти с механической точностью, она начала поворачиваться. Болото вокруг ожило: трава зашуршала, камыши тихо захрустели, словно сама земля почувствовала приближение чего-то зловещего. Движение фигуры было медленным, но полным внутренней силы, будто каждый её шаг приводил в движение сами силы природы.

Когда красный капюшон медленно сполз с головы, на фоне тусклого света луны открылось бледное лицо. Черты его были резкими, старческими, как будто время оставило на нём свой тяжёлый след. В этот момент дерево заскрипело так пронзительно, что это действительно напоминало крик ужаса — крик живого существа, которое поняло нечто страшное и невыносимое.

— Это ты! — заскрежетало дерево, и его голос был полон страха и ненависти. — Будь ты проклят!

В этот миг ночное болото, казалось, само задрожало. Ветер внезапно завыл с новой силой, холодный и резкий, как клинок. Он пронёсся над водой, подняв густой туман в вихрь, заставляя его закружиться и затянуться ещё плотнее вокруг. Камыши зашумели, ударяясь друг о друга, а болото зачавкало под давлением невидимых сил, словно земля, веками спавшая в мраке, пробудилась от гнева.

Ветви деревьев вокруг начали скрипеть, раскачиваясь в диком танце ветра, как будто сами корни пытались вырваться из этой проклятой земли. Но самым страшным была луна. Она светила сквозь тучи, бросая неестественный, мертвенно-бледный свет на болото, который делал каждый контур ещё более жутким. В лунном сиянии каждое дерево казалось скелетом, каждый куст — когтистой тенью. Болото будто ожило в этом призрачном свете, играя тенями и усиливая зловещую атмосферу.

Но внезапно, словно луну накрыла тёмная завеса, всё потемнело. Свет исчез, как будто его кто-то погасил, и мир погрузился в непроглядный мрак. Всё вокруг окутал густой, чёрный туман, такой плотный, что казалось, он не пропускает ни звука, ни света. Ветер стих так же внезапно, как и появился, оставив после себя пугающую тишину. В этом мраке не было видно ничего — ни деревьев, ни воды, только пустота и ужас перед неизвестностью.

— Фабиан! — услышал я громкий голос, прорывающийся сквозь туман боли. Я открыл глаза. Мрак, окутывавший меня, рассеялся. Боль вернулась. Надо мной стоял Торнольф, кочевник с суровым лицом, и тряс меня за плечо.

— Фабиан, очнись! Как ты себя чувствуешь? — спросил он, его голос был полон беспокойства. Я смотрел на него с трудом, всё ещё не веря, что он здесь.

— Уж кого-кого, а тебя я не ожидал увидеть, — прохрипел я, слова давались с усилием. — Где я?

— Всё хорошо, — ответил Торнольф, его голос стал мягче, но глаза оставались настороженными. — Ты в безопасности. Но нам нужно уходить. Все ответы потом. Сможешь идти?

Я попытался встать, но жгучая боль пронзила спину, словно меня били раскалённым железом. Я зашипел, едва удерживая крик.

— Спина… горит огнём, — простонал я.

— Ничего страшного, — хладнокровно ответил Торнольф, словно это была обычная вещь. — Спину твою вылечим. Скоро гномы принесут масло, и боль отпустит.

Я поморщился и подумал, что ослышался. Гномы? Это что, шутка? После всего, что случилось, я ещё не оправился, наверно это слуховая галлюцинация.

— Ладно, — пробормотал я. — Нам надо идти… но куда?

Торнольф хотел что-то ответить, но внезапно его лицо побледнело. Он резко схватил меня за рукав и, толкнув с силой, отправил в ближайшую берлогу. Я больно ударился коленкой о корень, и застонал. Торнольф зашипел, приложив палец к губам и осторожно выглянул наружу.

Я тоже выглянул из берлоги, но ничего не увидел. Всё было тихо, лишь в десяти шагах от нас сидел бекас, обыкновенная птица, которая, казалось, ничем не могла угрожать.

Неужели Торнольф испугался этой птички? — подумал я с недоверием, пытаясь понять, что происходит.

Но Торнольф оставался напряжённым. Его взгляд был сосредоточенным. Что-то явно было не так, но я никак не мог понять, что именно.

Бекас не видел нас. Он даже не смотрел в нашу сторону. Казалось, птичка была полностью поглощена своими птичьими делами. Медленно, почти размеренно, он ходил по поляне, на которой, как я теперь понял, орёл сбросил меня, иногда наклонял голову, как будто прислушиваясь к далёким звукам, невидимым для меня.

Я молча наблюдал за птицей, но мысли уже крутились вокруг того, что со мной произошло. Я начал вспоминать всё с поразительной ясностью. Мы с Ульфиёй вышли из чащи, густого леса, который казался бесконечным. Наш путь вёл нас к Мёртвому Озеру — мрачному месту, о котором ходили дурные слухи. Мы выбрали обходной путь, не желая пересекать эти воды напрямую. Впереди нас ждала Плачущая Гора, наша цель, хотя и непонятная, но важная для нас обоих.

Затем всё произошло внезапно. Орёл — огромный, неестественный — спикировал с небес и схватил меня своими когтистыми лапами. Мир закружился, и прежде чем я успел осознать, что случилось, меня уже несло куда-то вверх. Я боролся, пытался вырваться, но сил было недостаточно. Болезненные воспоминания всколыхнулись — орёл отпустил меня, и я кубарем покатился по земле, прежде чем потерял сознание. А теперь я здесь — в незнакомом месте, не зная, где нахожусь.

И вот передо мной Торнольф. Мой старый друг, кочевник. Я не ожидал увидеть его здесь, особенно после всего, что произошло. Мы сидим в тёмной берлоге, и прячемся… от бекаса? Птицы? Всё это казалось нелепым.

— Что происходит? — прошептал я, пытаясь понять логику ситуации.

Торнольф бросил на меня быстрый взгляд, жестом показывая, что сейчас не время задавать вопросы. Это может быть опасным.

Спустя несколько минут бекас, наконец, улетел, его крылья тихо взмахнули в воздухе, и он исчез среди деревьев. Мы с Торнольфом ещё несколько минут сидели в берлоге, прислушиваясь к окружающим звукам. Я всё ещё не понимал, что это была за птица и почему Торнольф так насторожился, но вопросов не задавал — чувствовал, что время для них ещё не пришло.

— Пора, — тихо сказал Торнольф, и мы, осторожно выбравшись из укрытия, поспешили уйти.

Примерно через четверть часа мы оказались в небольшой пещере. Я почувствовал облегчение, когда увидел у огня знакомые лица кочевников. Они молчали, но их взгляды выражали приветствие. Среди них был и Хальврик, самый молодой кочевник. Я коротко кивнул им.

— Как ты, Фабиан? — спросил Торнольф, подойдя ближе. — Давай-ка куртку сними, посмотрим на твою спину.

С трудом расстегнув куртку, я почувствовал, как она тянет за собой боль в плечах и лопатках. Когда Торнольф увидел мою спину, я услышал его короткий смешок.

— Наш крылатый друг не особо с тобой церемонился, — усмехнулся он, осматривая ссадины и синяки, оставленные орлом. — Ладно, сейчас обработаем.

Он достал небольшой кожаный мешочек и вынул оттуда деревянную баночку с густой, фиолетового цвета, смесью. Когда он начал смазывать мне спину, ощущение жжения сменилось прохладой. Боль постепенно утихала, словно масло забирала её с собой. Я вздохнул с облегчением.

— Не пройдёт и полчаса, как всё заживёт, — сказал Торнольф, отложив баночку в сторону. — Уж не знаю, из чего эти гномы её готовят, но работает она как волшебство.

Я только кивнул. В голове всё ещё крутились мысли о том, что произошло. Орёл, берлога, странный бекас… И теперь ещё эти загадочные гномы, о которых говорил Торнольф. Я всё ещё не мог понять, что это за место и как мы сюда попали, но одно было ясно — ответы скоро должны были найтись.

— Торнольф, — выдохнул я, когда боль в спине начала отступать, — где я? И надо полагать, что орёл, который меня сюда принёс, не случайность?

Торнольф чуть усмехнулся, не поднимая глаз от костра, который он аккуратно поправлял палкой.

— Всё верно, — ответил он, с лёгкой улыбкой взглянув на меня. — Орёл не случайность. Я попросил его доставить тебя сюда. Это особая птица, не просто какая-то случайная тварь.

Его спокойствие немного сбило меня с толку. Я всё ещё не мог привыкнуть к мысли, что кто-то мог управлять такими существами.

— А где я сейчас? — продолжил я, настойчиво пытаясь разобраться в происходящем.

— Ты в месте, которое называется Белый Пик, — ответил Торнольф. — Это наша стоянка. Место, где мы собираемся перед важными походами. Здесь безопасно.

— А как же Плачущая Гора? — спросил я, вспомнив, что наша цель была именно там. — Мы с Ульфиёй шли туда. Что случилось? Почему мы сюда не дошли?

Торнольф нахмурился, его лицо стало серьёзным.

— Плачущая Гора — это не место, куда можно просто так пойти, — тихо сказал он, будто предупреждая. — Ты не был готов. Без нужных знаний и опыта она слишком опасна. Мы все знаем, что ты стремился туда, но… Сначала тебе нужно восстановиться и набраться сил. А потом уже можно будет говорить о Плачущей Горе.

Он положил руку мне на плечо, будто успокаивая, и, увидев, что я готов возразить, добавил:

— Давай поужинаем. Отдохни. Я знаю, у тебя куча вопросов, и я отвечу на все, но не сейчас. Сперва тебе нужно прийти в себя.

Я вздохнул, понимая, что сопротивляться бесполезно. Торнольф прав: моё тело было измучено, и даже мысли путались. Огонь в пещере тихо потрескивал, запах еды, которую готовили кочевники, начал постепенно заполнять пространство, и, наконец, я понял, что действительно голоден.

— Ладно, — кивнул я, соглашаясь. — Тогда поедим. А потом поговорим.

После ужина я почувствовал себя намного лучше. Еда придала мне сил. Сидя у костра, я решил воспользоваться моментом и задать Торнольфу несколько вопросов — меня мучили последние события.

— Слушай, Торнольф, — начал я, перебирая в голове кучу вопросов. — Орёл, который принёс меня сюда… Как ты его приручил? Это ведь не обычная птица.

Торнольф улыбнулся, но в глазах его промелькнула тень загадочности.

— Это длинная история, Фабиан, — ответил он спокойно. — Ты узнаешь всё, когда придёт время. Если я начну сейчас, ты не поймёшь. Нужно начать издалека, чтобы всё уложилось у тебя в голове. Просто поверь мне пока на слово — орёл помог тебе по моей просьбе, и этого должно быть достаточно. Остальное — позже.

Я кивнул, понимая, что тут не удастся выжать больше подробностей. Но следующее, что терзало меня сильнее, — это Ульфия.

— А где Ульфия? — спросил я, стараясь, чтобы в голосе не звучала тревога, хотя внутри я уже начинал беспокоиться. — И каким образом вы, — я обвёл взглядом сидящих у огня кочевников, — оказались здесь? Как это связано с нашим путешествием?

Торнольф отвёл взгляд на пламя костра, будто взвешивая, с чего начать. На мгновение он замолчал, а потом заговорил, глядя мне прямо в глаза.

— Мы шли за вами, Фабиан. Всё это время — по пятам. Мы поняли ещё тогда, у Змеиной Чащи, что вы с Ульфией не просто исследователи растений, как она сказала. Это выглядело слишком подозрительно. Слишком много секретов, слишком мало честности.

Я напрягся. Неужели всё это время за нами следили?

— Что касается Ульфии… — Он замолчал, видимо, подбирая слова. — Мы не уверены, друг она или враг. Есть кое-какие подозрения насчёт неё. Слишком много странностей. Поэтому мы решили наблюдать. Надеюсь, ты понимаешь, почему.

Его слова сбили меня с толку. Я не мог поверить, что Ульфия могла быть врагом. Мы столько времени провели вместе, и она всегда казалась мне надёжной и честной. Но почему тогда Торнольф и его люди сомневаются в ней?

— Подозрения? — переспросил я. — Какие именно?

Торнольф немного помедлил, но всё же ответил:

— Мы пока не знаем. Она исчезла вскоре после того, как орёл унёс тебя. Но я уверен, что она где-то поблизости. Мы найдём её, Фабиан. А сейчас ты должен сосредоточиться на восстановлении. Скоро многое прояснится.

— Торнольф, — начал я, вспомнив о странном инциденте у берлоги, — а что это был за бекас? Почему ты так на него отреагировал?

Торнольф замялся, потом посмотрел на меня, будто решая, насколько откровенно стоит отвечать.

— Знаешь, Фабиан, — медленно проговорил он, — я сам ещё не уверен. Но мне показалось, что это вовсе не бекас. Здесь многие вещи кажутся не тем, чем они являются на первый взгляд. Я не знаю всех ответов, но уверен, что скоро мы поймём, что здесь происходит.

Его слова меня насторожили. Я кивнул, чувствуя, как загадки вокруг меня продолжают множиться. Прежде чем я успел задать следующий вопрос, Торнольф перешёл в наступление.

— Теперь твоя очередь отвечать, — сказал он, внимательно глядя на меня. — Какую цель вы с Ульфиёй преследовали, идя к Плачущей Горе? Почему она была для вас так важна?

Я вздохнул и решил рассказать всё с самого начала, с момента, как мы с Ульфиёй познакомились. Я рассказал о странных снах, о людях в капюшонах, появляющиеся и во сне, и в видениях. Затем упомянул о старой тетради, найденной в доме старосты в Змеевке. В которой содержались фрагменты каких-то старых записей, которые мне казались важными, но я не мог их до конца расшифровать.

— Ульфия сказала, что нам нужно найти этого старосту, — продолжил я. — Он внезапно покинул Змеевку и, по словам местной жительницы, ушёл к Плачущей Горе. Но что мы должны были делать, когда его найдём, я так и не понял. Ульфия была уверена, что там кроется ответ на все вопросы.

Я посмотрел на Торнольфа, ожидая реакции, но он молчал, лишь кивая. Я продолжил рассказывать о событиях нашего пути, упоминая разные странности, которые происходили. Когда я дошёл до истории с волком, который напал на меня в ночной чаще, Хальврик, не выдержав, усмехнулся.

— Это я, — сказал он, не скрывая гордости. — Я застрелил этого волка.

Я удивлённо поднял брови.

— Это был ты? — спросил я, поражённый.

Хальврик рассмеялся, довольный своей ролью в той истории, и я, хоть и был удивлён, нашёл в себе силы поблагодарить его.

— Спасибо, Хальврик. Похоже, я обязан тебе жизнью.

— Не переживай, Фабиан, — ответил он с улыбкой. — Я всегда рад помочь хорошему человеку.

Мы обменялись короткими улыбками, но я снова вернулся к Торнольфу. Всё, что я рассказал, казалось бессмысленным клубком событий, но я надеялся, что Торнольф сможет пролить свет на происходящее.

— Итак, — тихо проговорил я, — что ты думаешь обо всём этом?

Торнольф снова посмотрел на огонь, на этот раз задумчиво.

— Думаю, что у нас есть ещё много работы. Но ты прав, Фабиан, что эта гора — ключ ко всему. Мы найдём ответы, но для этого нужно двигаться с умом и осторожностью.

***

Ночью меня разбудил странный шорох. Я резко открыл глаза, сердце гулко стучало в груди. Вокруг всё было тихо, но в темноте промелькнула тень, едва заметная на фоне тусклого света от затухающего костра. Я приподнялся на локтях и стал прислушиваться, пытаясь понять, что это могло быть. Никаких звуков больше не было, но чувство тревоги не отпускало.

Я решил разбудить Торнольфа. Наклонившись к нему, я тихонько прошептал:

— Торнольф, проснись. Я что-то слышал, там кто-то был.

Он открыл глаза, сразу став серьёзным, не задавая лишних вопросов. В тишине прислушался, затем встал и осмотрел пещеру, обошёл её вокруг, не торопясь. Я ожидал чего-то тревожного, готовился к любым новостям. Но через несколько минут Торнольф снова лёг на своё место и, повернувшись ко мне, прошептал:

— Не беспокойся, Фабиан. Это всего лишь Грундольф приходил за своим маслом. Спи спокойно.

— Грундольф? — Я недоумённо посмотрел на него. — Это был… гном?

Я не поверил своим ушам. С детства я слышал рассказы о гномах, но всегда думал, что это просто сказки, байки, которые жители Змеевки пересказывали у костра.

Торнольф слегка улыбнулся в темноте, уловив мой скепсис.

— Да, гном, — подтвердил он. — Грундольф — старый друг. Помогает нам, когда нужно. Но для многих он остаётся легендой, как и многие вещи в этих землях.

Я долго лежал, переваривая его слова. Гномы? Грундольф? Это всё ещё казалось чем-то невероятным. Но я не стал больше задавать вопросов. Мысль о том, что гном был рядом, оставила во мне странное чувство — смесь удивления и легкой тревоги.

Закрыв глаза, я попытался снова уснуть, но в голове крутились мысли о гномах, тайнах Плачущей Горы и том, сколько ещё неизведанного ждёт впереди.

***

Во сне я снова оказался в знакомом, но всегда немного странном месте. Это была лесная тропинка, которая извивалась среди высоких деревьев.

Я наблюдал за двумя молодыми девушками, идущими по этой тропинке. Каждая из них излучала свою неповторимую энергию, но вместе они создавали удивительно гармоничную картину. Легкий ветер развевал их длинные волосы, переливающиеся в солнечном свете, что пробивался сквозь густую листву.

Одна из девушек, с блестящими глазами и весёлыми веснушками на лице, как будто оживала с каждым шагом. Её голос был звонким и непринуждённым, он гармонировал с пением птиц, раздающимся вокруг. Она была полна жизни и, казалось, сама являлась воплощением лесной энергии. Обходя небольшие лужицы, оставшиеся после недавнего дождя, она порой прыгала через них, словно ребенок, с искренней радостью заражая своей лёгкостью пространство вокруг.

Другая девушка была спокойная и вдумчивая. Она слушала подругу с мягкой улыбкой, и даже в её молчании была ощущаема сила уверенности и понимания. Она шла уверенно, не оглядываясь, будто знала каждый камешек на этой тропе, каждое деревце.

Внезапно, после очередного приступа смеха, первая девушка внезапно остановилась и спросила, сверкая озорным взглядом:

— А ты действительно веришь в это всё, что говоришь? Вот этот праздник какого-то там вымышленного цветка. Не кажется ли тебе, что люди просто от скуки выдумывают праздники, чтобы было лишний повод повеселиться?

Её слова прозвучали неожиданно серьёзно и нарушили ритм их прогулки. Она повернулась к подруге, и в её глазах было что-то большее, чем желание услышать правду.



Вторая девушка остановилась и посмотрела на неё с лёгкой укоризной, но в её взгляде чувствовалась теплота и некая мудрость.

— О, как ты можешь так говорить? Этот праздник очень важен для нас всех. — В её голосе звучал искренний пыл, её лицо озарилось страстью. — Это не просто повод для веселья. Это связь с нашими предками, с нашей землёй, с тем, что мы есть на самом деле. Это не выдумка, это память, это честь и уважение к тому, что было до нас, и что будет после.

Я внимал этим двум девушкам, стараясь уловить каждое их слово, каждое движение. Их разговор был одновременно простым и глубоким, затрагивающим темы, которые многие люди, кажется, забыли или потеряли из виду. Они говорили о вере, о памяти и о празднике, который казался чем-то больше, чем простым ритуалом — это был символ человеческого стремления искать связи в том, что нельзя объяснить логикой.

Не смотря на разногласия, в их споре не было враждебности, лишь стремление понять друг друга и доверие, будто этот вопрос был не столько о фактах, сколько о самом человеческом существовании.

— Зельда, — обратилась вторая девушка, останавливаясь и серьёзно глядя на свою спутницу, в голосе звучала настойчивая, почти отчаянная нотка. — Ты должна быть на этом празднике. Это ведь не просто ещё одно собрание ради веселья. Это… — она запнулась, подбирая нужные слова, — это как встреча с тем, что глубоко внутри нас. Этот цветок… он не просто символ, он нечто гораздо большее. Ты ведь чувствуешь это, правда, сестрица?

Первая девушка вздохнула, её взгляд скользнул по тропинке, затем остановился на сестре. Удивительно, как они могли быть так похожи внешне и при этом такими разными внутри.

— Ох, Зельва, — первая девушка, в её голосе прозвучала легкая нотка уступки, но также скрытая ирония. — Я приду, но только из любопытства. И чтобы не обидеть тебя. — Она снова посмотрела на сестру, видя, как та замерла, насторожённо вслушиваясь в каждое её слово, надеясь на что-то большее. — Но не жди, что я поверю в этот волшебный цветок, о котором вы так все трепещете.

Слова её звучали спокойно, но за ними ощущался скрытый скептицизм.

— Зельда, но он реален, — Зельва шагнула ближе, хватая сестру за руку. Её голос понизился, стал почти шёпотом, полным уверенности и странной, завораживающей силы. — Этот праздник — не просто старый обряд, это… момент, когда границы между мирами становятся тоньше. Цветок — это знак, понимаешь? — Она склонила голову, глядя прямо в глаза сестре. — Он говорит нам о том, что всё вокруг — это больше, чем кажется. Ты ведь тоже ощущала это хоть раз, да, сестрица?

Зельда отвела взгляд, её глаза стали серьёзными, задумчивыми.

— Ты всегда была такой, Зельва… — произнесла она чуть мягче, всё ещё удерживая лёгкую насмешку на губах, но её взгляд смягчился. — Мечтательница. Это всё — просто красивые сказки, не более того. Тебе стоит иногда спуститься на землю.

— А тебе — поднять глаза выше, Зельда! — Зельва улыбнулась, но её взгляд оставался напряжённым, серьёзным. — Не все праздники — это просто праздные сборища. Иногда в них скрыто больше, чем видят глаза. И даже если ты не веришь, просто быть там — это уже шаг к тому, чтобы почувствовать, что не всё в этом мире логично и предсказуемо.

Зельда только покачала головой, стараясь не поддаваться этим уговорам.

— Хорошо, Зельва. Я приду, — кивнула она и добавила с лёгкой улыбкой, стараясь скрыть иронию, — ради тебя. Но не жди от меня восторгов, когда вы там все будете молиться своему невидимому цветку.

Зельва только обняла её, легко и стремительно, как будто опасалась, что сестра передумает. Они снова пошли дальше по тропинке исчезая в глубине леса, где всё казалось реальным и нереальным одновременно.

***

Утром я проснулся от холода. Костёр давно потух, остались лишь тлеющие угли, испускающие едва заметное тепло. Я поёжился и натянул на себя тёплую куртку, стараясь не разбудить остальных. Кочевники спали, прижавшись к стенам пещеры, их дыхание было размеренным и спокойным.

В пещере было сыро и прохладно, поэтому я решил выйти на улицу в надежде, что там теплее. Осторожно ступая, я выбрался наружу и сразу же почувствовал, как утренний воздух мягко ударил мне в лицо. Он был прохладным, но свежим, будто дышал жизнью и пробуждением.

Пейзаж передо мной был удивительно красив. Горы, что нас окружали, начинали озаряться первыми лучами солнца. Снег на вершинах искрился в этих лучах, словно тысячи мелких звёзд, разбросанных по белоснежной поверхности. Небо, ещё слегка затянутое облаками, постепенно светлело, окрашиваясь в нежные оттенки розового и оранжевого. Где-то вдалеке слышался крик орла — одинокий и властный.

Я вдохнул полной грудью. Воздух был чистым и свежим. Природа медленно просыпалась вместе с нами. Легкий ветерок шевелил редкие травинки, растущие между камней, и вдалеке я заметил небольшой поток, стекающий с гор. Его журчание добавляло спокойствия в это утро.

Здесь, на высоте, всё казалось другим. Простым и в то же время величественным. Я стоял, наслаждаясь этой тишиной и одиночеством, осознавая, насколько мы малы перед лицом этой природы, и насколько велик мир, который раскинулся вокруг.

Внезапно мой взгляд упал на что-то необычное. На песке, прямо перед пещерой, виднелись крохотные следы, едва заметные, но определённо ведущие в сторону леса. Они были слишком маленькими для человека, и тут же всплыла мысль о ночном визите гнома.. Эти следы наверняка принадлежали ему.

Мой интерес мгновенно проснулся. Неужели они существуют на самом деле? Я быстро осмотрелся: кочевники ещё спали. Отлично. Это был мой шанс.

Я осторожно начал идти по следам, стараясь не шуметь. Следы были мелкими, чёткими, они огибали камни и уводили меня всё дальше, в сторону леса. Лес в эту раннюю пору казался каким-то сказочным. Деревья здесь росли густо, их стволы окутывала лёгкая туманная дымка, а сверху капала роса с иголок хвои.

Чем дальше я углублялся в лес, тем сильнее становилось чувство, что я приближаюсь к чему-то необычному. Было что-то в этих маленьких, быстрых следах — они были полны жизни, скрытых тайн и, возможно, ответов на мои вопросы.

С каждым шагом мысли о гномах становились всё реальнее. Вдруг мне стало любопытно: если я найду их, что я увижу? Маленький народец с невероятными способностями? Или это просто суеверия, и всё гораздо проще? Но одно было ясно: мне хотелось узнать больше. Возможно, они могут раскрыть какую-то тайну этих мест, о которой я и не подозревал.

Я продолжал идти, настороженно оглядываясь по сторонам, пока следы постепенно не привели меня к небольшому оврагу, покрытому густым мхом. Здесь следы стали ещё запутаннее, будто бы кто-то специально старался скрыть свой путь. Я замер, прислушиваясь к шуму леса вокруг. Было ли это место обиталищем гномов?

Мои пальцы дрожали от волнения. Неужели я вот-вот раскрою эту загадку?