Ночь в лесу

Внезапно я услышал вдалеке шум. Шум голосов. Но очень странных голосов. Что-то среднее между голосом человека и птичьим. Непонятно, откуда они исходили, но было ясно, что источник где-то рядом. Я был охвачен любопытством и непонятной тревогой.

Не долго думая, я пошёл на шум. Прошло не больше минуты, как я вышел к небольшому пруду. Вокруг него, среди густой болотной растительности, я заметил нечто необычное — фиолетовые цветы, настолько яркие, что их цвет казался нереальным. Они словно светились, как если бы внутри них скрывался маленький источник света. Я подошёл ближе, прислушиваясь к странным голосам, которые теперь были гораздо отчётливее.

Чем ближе я подходил, тем сильнее они проникали в мой разум. Я не видел никого, кто мог бы их издавать, но ощущение присутствия чего-то незримого не отпускало меня. Вода в пруду была невероятно спокойной, её поверхность отражала редкие проблески света.

И тут я заметил двух гномов, сидящих на берегу пруда. Не сразу их разглядел — фиолетовые цветы почти полностью скрывали их маленькие фигурки. Они не замечали меня и продолжали громко переговариваться на своём странном языке. Если это вообще можно было назвать разговором. Их голоса то взлетали, как резкий крик птицы, то тихо журчали, словно поток воды в ручье.

Одеты они были в курточки желтовато-серого цвета и болотного цвета штанишки. На их маленьких головках красовались колпачки — у одного гнома колпачок был цвета свежей мяты, у другого ярко-жёлтого, почти ядовитого оттенка. Казалось, что их колпачки были самыми заметными элементами среди всего этого зелёно-фиолетового буйства красок. Возле гномов лежали лепестки тех самых фиолетовых цветов, которые росли вокруг пруда.

Я стоял, не смея сделать ни единого движения. Гномы продолжали болтать на своём непонятном языке, а я не мог отвести от них взгляд. Это было невероятно странное и в то же время завораживающее зрелище. Я боялся спугнуть их, испортить этот момент. Что, если они заметят меня? Что они сделают? Эти существа казались безобидными, но я не мог быть уверен.

Моё сердце билось быстрее, а я всё стоял, стараясь дышать как можно тише, не в силах решить, остаться мне здесь дальше или попытаться уйти незаметно.



Недалеко от меня росло какое-то дерево. Оно стояло на границе пруда, идеально подходящее для укрытия. Я решил потихоньку спрятаться за ним, чтобы наблюдать за гномами оттуда. Может, мне удастся незаметно проследить, куда они направятся, и выяснить, где их жилище.

Стараясь двигаться бесшумно, я осторожно пошёл к дереву, напряжённо вслушиваясь в каждое своё движение. Но в какой-то момент, не заметив под ногами сухую ветку, я наступил на неё. Ветка предательски хрустнула под моим ботинком. «Чёрт!» — мысленно всё проклиная, я быстро бросился к дереву, спрятавшись за его стволом. Сердце бешено колотилось. Я затаил дыхание, надеясь, что гномы, поглощённые своим птичьим трёпом, ничего не услышали.

Прошла минута. Осторожно выглянув из-за дерева, я ожидал снова увидеть двух маленьких существ, но… их больше не было. На берегу пруда не осталось ни гномов, ни тех лепестков фиолетовых цветов, которые, видимо, они собирали. Казалось, что всё исчезло, как если бы это было иллюзией.

Я почувствовал, как холодный озноб пробежал по моему телу. Что это было? Существа ушли так быстро и бесследно, что я не мог поверить своим глазам.

Я начал задумываться: а не показалось ли мне всё это? Может, я просто перепутал этих странных существ с какими-то неизвестными мне птицами? Ведь их голоса действительно напоминали птичий щебет. Хотя… если присмотреться внимательнее к следам на земле, сомнения стали рассеиваться. Следы, хоть и маленькие, совсем не походили на птичьи. Это были следы от сапожек — маленьких, аккуратных, словно сделанных специально для таких существ, как эти гномы.

Я наклонился ближе к земле, чтобы рассмотреть их получше. На влажной почве, прямо у самого берега, следы были чёткими и отчётливыми. Они уходили в одном направлении… но только на несколько шагов. Дальше, на более сухой земле, следы просто исчезали, как будто их и не было.

Я почесал затылок. Это было крайне странно. Либо гномы испарились в воздухе, либо знали, как двигаться так, чтобы не оставлять за собой следов. А может быть, это была какая-то магия, ведь всё, что происходило вокруг, уже давно не укладывалось в рамки обычного.

Я задумался: стоит ли идти дальше? Я мог бы попробовать угадать, куда они направились, но без следов это будет почти бесполезно. В любом случае, я чувствовал, что не могу просто так оставить это.

Голод внезапно напомнил о себе, и я понял, что пора возвращаться. Решил идти обратно, к пещере кочевников. Там я смогу поесть, а заодно и расспросить Торнольфа обо всём, что здесь происходит. Возможно, он сможет помочь мне снова вернуться сюда и, в конце концов, найти этих гномов. В конце концов, если Грундольф приходил в пещеру, значит, у Торнольфа точно есть связь с ними. Наверняка он знает гораздо больше, чем говорил, и, возможно, даже сможет показать мне, где они живут. Я был полон решимости.

Но спустя какое-то время я остановился. Что-то было не так. Я заметил, что возвращаюсь не туда. Я шёл не в сторону пещеры. Вместо этого мои ноги привели меня обратно к тому самому пруду. Я почувствовал лёгкую растерянность. Как это вообще могло случиться? Словно кто-то невидимый тянул меня обратно.

Я окинул взглядом пруд, пытаясь вспомнить, откуда именно пришёл. Но всё вокруг казалось каким-то странным, чуждым. Деревья выглядели почти одинаково, и каждая тропинка казалась мне незнакомой. Моё чувство направления явно сыграло со мной злую шутку, или, быть может, тут что-то было не так. В груди нарастало лёгкое беспокойство, но я пытался держать себя в руках.

Мне нужно было успокоиться и попытаться снова найти путь. Я глубоко вдохнул и закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти путь, по которому пришёл сюда. Но вместо чёткой картины я чувствовал только смутные фрагменты, размытые, как видение сквозь туман.

Я выбрал другой путь. Это казалось лучшим решением в тот момент — свернуть в сторону, где деревья казались менее густыми. Шаг за шагом, я углублялся всё дальше, надеясь, что этот путь выведет меня из этого загадочного места. Но чем дальше я шёл, тем более странным и незнакомым становился окружающий лес.

Тропа исчезла, её будто и не было с самого начала. Деревья вокруг были высокими и кривыми, их ветви переплетались, создавая плотный навес, через который почти не пробивался свет. Листва была густой, и каждый мой шаг отдавался шорохом под ногами. Всё казалось угрожающим и незнакомым. Под ногами стали попадаться валуны и гниющие деревья, словно здесь давно не ступала нога человека. Бурелом возник передо мной внезапно — поваленные деревья, некоторые с корнями, торчащими вверх, словно вырванные неведомой силой, преграждали мне путь. Мне приходилось карабкаться по ним, пробираясь через заросли, цепляясь за колючие ветви.

Со временем я начал понимать, что заблудился. Все деревья вокруг выглядели одинаково, и я уже не мог отличить, откуда пришёл и куда идти дальше. Меня охватила паника. Остановившись, я оглянулся, пытаясь найти хоть какой-то ориентир, но всё было напрасно.

Я решил позвать Торнольфа. Если кто и мог помочь мне выбраться из этого леса, то это был он. Набрав воздух в грудь, я закричал:

— Торнольф! Где ты? Помоги мне!

Но в ответ мне была лишь тишина. Ни шороха, ни эха. Лес словно поглощал мои крики, не давая им уйти дальше пары шагов. Я почувствовал, как холодный пот выступил на лбу. Тишина вокруг была настолько плотной, что даже собственные шаги казались неестественно громкими.

— Торнольф! — крикнул я ещё раз, но всё было бесполезно.

Лес оставался неподвижен.

Время тянулось бесконечно. Я ходил кругами, всё дальше и дальше углубляясь в этот незнакомый лес. Казалось, прошло несколько часов, но, возможно, это было только моё восприятие. С каждым шагом становилось всё тяжелее, и голод начал о себе напоминать.

Наконец, я нашёл несколько ягод. Они были мелкими, но мне было всё равно — лучше, чем ничего. Съев их, я почувствовал лёгкое облегчение, хотя голод всё равно не отпускал. Спустя какое-то время я наткнулся на небольшой родник с чистой водой. Я жадно напился, надеясь, что это хоть немного утолит моё чувство пустоты внутри. Вода освежила меня, но этого было недостаточно, чтобы прогнать слабость.

Я решил остановиться и немного отдохнуть. Прислонился к сосне, вдавил спину в её шершавую кору и закрыл глаза. Сначала я просто хотел собраться с мыслями, но тело требовало своего. Я устал, и против воли погрузился в сон.

Когда я проснулся, было уже темно. Ночь опустилась на лес, и это было внезапно и страшно. Вокруг меня всё погрузилось в глубокую тень. Даже звуков почти не было — только едва слышный шелест ветра среди деревьев. Я посмотрел в небо, но звёзды скрывали густые кроны.

Меня охватило чувство полной оторванности от реальности. Теперь лес казался ещё более чужим и недружелюбным. Я оглянулся, но в темноте не было видно ни тропы, ни какого-либо ориентира. Тьма окружала меня со всех сторон.

Я встал.

Холод стал пронизывать меня всё сильнее. Я чувствовал, как дрожь постепенно охватывает всё тело. С каждой минутой беспокойство нарастало. Мысль о том, что я могу окончательно заблудиться и погибнуть в этом лесу, уже не казалась неправдоподобной. Я стал оглядываться в поисках хоть какого-то укрытия, понимая, что на открытом воздухе ночевать слишком опасно.

И тут я заметил что-то среди деревьев. Небольшой шалаш, и, похоже, заброшенный. Он выглядел настолько старым, что я удивился, как он вообще ещё держался. Но в этот момент это было лучшее, что я мог найти. Показалось даже, что этот шалаш стоит здесь специально для таких, как я — потерявшихся путников, которым нужно хоть какое-то убежище.

Я подошёл ближе и проверил его. Да, это не самое надёжное место, но оно хотя бы укроет меня от ветра. Неподалёку валялись ветки, и я собрал их, чтобы хоть как-то укрыться. Плотно обернув себя этими ветками и устроившись на полу шалаша, я попытался согреться.

И всё равно не мог уснуть сразу. Вокруг стояла такая тишина, что любой шорох в ночном лесу казался громким и пугающим. Лес словно ожил — каждое движение, каждый вздох ветра заставляли меня настороженно вслушиваться. Я лежал, прислушиваясь к этим звукам, всматриваясь в темноту, чувствуя себя как на краю пропасти.

Меня посещали тревожные мысли: что, если ночью сюда придёт какой-нибудь хищник? Я попытался отогнать эти мысли и успокоиться, ведь завтра, собравшись с силами, я обязательно найду дорогу обратно. Но тревога не отпускала, и сон никак не приходил.

Ночь в лесу была пугающе тёмной. Шалаш немного укрывал меня от холода, но ощущение уязвимости не отпускало. Я лежал, прислушиваясь к каждому звуку, и мне казалось, что лес за пределами шалаша жил своей странной, чуждой жизнью.

Всё начиналось с мелких шорохов. Где-то вдалеке кто-то прошуршал в листве, и я сразу напрягся. Это мог быть небольшой зверёк, пробирающийся сквозь заросли, а могло быть и что-то гораздо большее. Моё сердце забилось быстрее. Я прислушивался к звукам ночного леса, стараясь различить шаги или дыхание, но всё стихло так же внезапно, как и началось.

Потом раздался тихий треск ветки. Я замер и попытался выглянуть наружу, но ночь была слишком чёрной — как будто кто-то разлил чернила по всему лесу, и даже очертания деревьев слились в сплошную тень. Казалось, что меня окружает пустота. Пустота, в которой скрывается нечто невидимое.

Вскоре я услышал шёпот. Не явный, скорее, просто ветер, игравший в кронах деревьев. Но всё равно казалось, что этот шёпот говорит обо мне, обсуждает меня. Заставляя усомниться в том, что я действительно один. Моё воображение разыгралось, рисуя тени, которые крадутся среди стволов деревьев, словно они наблюдают за мной.

Лес то замолкал, то снова оживал. Порой я слышал хлопанье крыльев — может быть, это была сова, пролетавшая низко над землёй. Где-то совсем близко, слева от шалаша, тихо захрустел какой-то зверь, и я снова затаил дыхание, боясь даже пошевелиться. В такие моменты мне казалось, что я весь, до последней мышцы, натянут, как струна.

Я старался не думать о том, что может произойти, если это действительно хищник. Сможет ли он почуять мой запах? Заметит ли меня, если я затаюсь и не стану двигаться?

Но каждый раз, когда всё стихало, становилось ещё страшнее. Тишина давила на уши, наполняя мою голову гулкими ударами собственного пульса. Дыхание было частым и неглубоким, а сердце стучало так, что казалось, его звук должен был разнестись по всему лесу.

И вот в какой-то момент мне показалось, что я слышу шаги. Сначала еле уловимые, затем чуть более уверенные. Это были не звуки мелкого зверька или птицы — шаги были чёткими, размеренными, как будто кто-то или что-то приближалось ко мне. Я крепче вжался в угол шалаша, прячась среди веток. Судорожно сглотнул и затаил дыхание.

Но шаги вдруг остановились. Ничего. Лишь шорох ветра в кронах деревьев.

Я пытался убедить себя, что это был просто ветер. Или, может, даже сон. Всё, что угодно, лишь бы не думать о том, что кто-то или что-то действительно ходит рядом.

И так продолжалось всю ночь. То нарастающая тишина, то пугающие звуки. Я не знал, сколько времени прошло, но с каждой минутой я чувствовал, что теряю рассудок от этой игры воображения и реальности. Меня начал одолевать страх, что я просто останусь здесь навечно — в этом лесу, среди шёпотов и теней, среди непроглядной тьмы и звуков, которые невозможно объяснить.

Я так и не уснул. Ночь была длинной, пугающей и бесконечной. Каждая минута казалась часом, и всё это время я был на грани между сном и явью, не в силах отключиться. Мои мысли метались, как зверь, запертый в клетке. Лес оставался неподвижным, но я чувствовал, как его скрытая жизнь кружила вокруг меня, скрытая в темноте, и я не мог заставить себя расслабиться.

Я не заметил, когда тьма начала отступать. Сначала это был лишь слабый намёк на свет. Ветки деревьев больше не сливались в сплошную черноту, начали проявляться очертания стволов. Тишина, которая всю ночь давила на уши, сменилась едва слышным пением первых птиц. Их голоса звучали тихо и осторожно, словно лес сам просыпался вместе со мной.

Рассвет не пришёл внезапно, как удар. Он постепенно заползал в лес, медленно окрашивая тени в серые тона. Я смотрел, как серое небо начинает приобретать нежный голубоватый оттенок, и чувствовал, как напряжение немного отступает. Стало видно больше — кусты, трава, мой шалаш, наскоро построенный из веток, казались менее угрожающими при свете. Я мог различить детали, и это давало чувство облегчения.

Я медленно сел, чувствуя, как мышцы затекли от долгого неподвижного ожидания. Солнце, хотя ещё не показалось на горизонте, давало слабый, приглушённый свет, пробивающийся сквозь ветви деревьев. Холод не ушёл, но день, казалось, принёс с собой хоть какую-то надежду. Я посмотрел на лес вокруг себя, и он уже не казался таким зловещим, каким был ночью. Он просто был лесом.

Но это чувство неуверенности — оно не ушло. Я по-прежнему не знал, куда идти. Меня всё ещё окружал незнакомый лес, и я оставался в нём потерянным. Но с рассветом пришла новая решимость. Я должен был попытаться снова. Собравшись с силами, найти дорогу назад — к пещере, к Торнольфу. Я знал, что другого выхода у меня нет.

Я встал, стряхнув с себя остатки веток и мусора, и глубоко вдохнул. Лес пробуждался, а вместе с ним и я. Я был готов продолжать путь, несмотря на всё, что произошло ночью.

Свет пробивался сквозь ветви деревьев, но тропинка, по которой я решил идти, снова казалась чужой и запутанной. Я искал хотя бы малейший ориентир, но ничего вокруг не напоминало мне о знакомом пути к пещере кочевников.

Каждый шаг давался с усилием, как будто сам лес пытался меня удержать. Я чувствовал, как слабость накатывает вновь, но пытался не обращать на неё внимания. В глубине души я надеялся, что кочевники уже начали меня искать. Они должны были отправиться на мои поиски. Но время шло, и пока никто меня не находил. Лес молчал, как и прежде.

Я пытался представить, что они вот-вот появятся — их голоса, пробивающиеся сквозь густые заросли, или шаги, приближающиеся ко мне с другой стороны. Эта мысль давала мне силы, но с каждым часом она становилась всё более призрачной. Я шёл по тропинке, которая снова и снова заводила меня не туда. Ветки хлестали меня по лицу, ноги путались в подлеске, а всё вокруг становилось только более незнакомым.

Остановившись, я прислушался к лесу. Может, где-то вдали я услышу их зов? Но всё, что доносилось до моих ушей, было лишь шуршание ветра и пение птиц. Никто не звал меня. Никто не приближался. Лес был безразличен ко мне, и я снова чувствовал, как одиночество сжимает мою грудь.

Я глубоко вздохнул, заставляя себя не поддаваться панике. Всё, что я мог сейчас сделать — это продолжать идти. Я не знал, найдут ли меня кочевники, но надеялся, что если они и впрямь ищут, то не остановятся, пока не найдут.

Голод снова начал одолевать меня. Лёгкое чувство пустоты, которое появилось ещё вчера, теперь стало острой, мучительной болью. Я понимал, что долго так не протяну. Ягоды, которые удалось найти, лишь на время утолили голод, но мне нужно было что-то более сытное. В голове вертелась одна мысль: «Мясо… Я хочу мяса.»

Но у меня не было ни ружья, ни ножа, ни даже примитивного копья, чтобы пойти на охоту. Да и если бы мне каким-то чудом удалось добыть животное, как бы я приготовил его? У меня не было спичек. Я знал, как можно разжечь огонь без них — с помощью трения сухих веток, солнечных лучей, других старинных способов. Но где мне взять силы на это сейчас? Каждая попытка разжечь огонь потребовала бы больше энергии, чем у меня оставалось.

Я оглянулся вокруг в поисках чего-то съедобного, но лес не предлагал ничего нового. Одна мысль о том, чтобы есть сырое мясо, вызывала отвращение. Я знал, что это могло бы стать последним шагом отчаяния, если дело дойдёт до крайности. Но я не был готов к этому. Или, может быть, просто боялся. Голод начинал давить на меня не только физически, но и морально.

Мне отчаянно нужно было найти что-то, что дало бы мне силы, хоть немного времени. Если я не найду пищи или не спасусь, этот лес станет моей могилой.

Я понимал, что нужно двигаться. Оставаться на месте было бы верной гибелью. Но с каждым шагом мысли о том, что кочевники могут меня не найти вовремя, становились всё более навязчивыми.

Так прошёл ещё один день. Мои ноги гудели от усталости, голова кружилась от голода, а мысли путались. Я снова ел ягоды и дикие яблоки, которые удалось найти по дороге. Вкус их уже не радовал, они не приносили никакого удовлетворения, лишь временно притупляли ноющую боль в желудке. Но я понимал, что это всё, на что я мог рассчитывать.

Я вернулся к тому же шалашу. Он теперь казался чуть менее надёжным, чем вчера. Ветки, которыми я пытался укрепить стены, за день были снесены ветром, а те, что служили мне одеялом ночью, теперь казались бесполезными. Холод уже становился привычным, но всё равно неприятным. Я снова попытался устроиться поудобнее, надеясь, что хоть немного согреюсь.

Ночь сгущалась вокруг меня. Лес медленно погружался в привычную для него тьму. Я лежал, вслушиваясь в звуки, которые теперь были мне знакомы, но всё равно не давали покоя. Я знал, что шансы пережить ещё одну ночь были невелики. Голод, холод и страх — всё это давило на меня одновременно.

Я задавался вопросом, выдержу ли я вторую ночь в этом лесу. Силы стремительно уходили, а вместе с ними и надежда. Но что мне оставалось? Я не мог просто сдаться, лежать и ждать конца. Я должен был попытаться. Завтра. Завтра я снова выйду на поиски дороги. Пусть неудачи преследовали меня, но внутри всё ещё теплилась маленькая искра надежды, что кочевники всё же найдут меня.

Я глубоко вздохнул, вжался в холодную землю и закрыл глаза, пытаясь отключиться от всего этого.

Утром я не смог заставить себя снова отправиться на поиски дороги к пещере. Мысль о том, чтобы подняться и идти, казалась невыносимой. Слабость, накопившаяся за последние дни, как будто сковывала моё тело. Я чувствовал, что если сделаю хоть несколько шагов, то просто потеряю сознание. А если забреду слишком далеко, то уже не смогу вернуться к своему убежищу.

Но даже если бы у меня хватило сил, я не был уверен, что смогу найти дорогу. Каждый раз, когда я пытался, лес только запутывал меня ещё больше. В конце концов, мне пришла в голову ещё одна мысль: что если я уйду от шалаша, а кочевники придут именно сюда? Я ведь всё ещё надеялся, что они ищут меня. Если я уйду, они могут прийти сюда, не найти меня и пойти в другом направлении, думая, что я давно ушёл. А потом, если я вернусь, не зная, что они были здесь, я снова могу потеряться. Мы будем постоянно расходиться, как две лодки в ночи, каждый раз упуская друг друга.

Эта мысль заставила меня замереть. Я чувствовал, как голод и слабость медленно вытесняют последние остатки энергии и воли, но оставаться на месте казалось теперь единственно разумным решением. Я всё ещё надеялся, что кочевники придут за мной. Оставалось лишь ждать, даже если это означало ещё один день без еды и ещё одну ночь в страхе.