Мой Сатурн, Петька и Канистра Судьбы

Мой "Сатурн", Петька и Канистра Судьбы


Ах, мой "Сатурн"! Не космический корабль, конечно, а мопед. Но для моих тринадцати лет – огненно-красный конь, мечта на двух колесах. Лето, поселок, дорога пылится под солнцем. Я качу, ветер в ушах – блаженство. И тут... Петька.
Петька. На год старше, но по амплуа – деревенский Терминатор. Хулиганистый, дерзкий, взгляд такой, будто у него уже вторая судимость. А я? Я тогда сопли еще жевал и слово "нет" произносил как "наверное, да, только не сейчас, пожалуйста".
Вот он машет: "Дай прокатиться!"
Внутри у меня поднялся бунт: "Не дам! Мое! Права личности!" А наружу выдавилось сухое, как вчерашний сухарь: "На." Односложно. Героически.
Петька вскочил, словно на боевого коня. Погазовал так, что "Сатурн" чихнул клубами синего дыма. И помчался. За поворот. Потом – тишина. Только комары звенели да где-то курица квохтала.
Стою. Жду. Пять минут. Петька не вернулся. Десять минут. Петька растворился в пространстве. Сердце застучало в ритме "укра-ли, укра-ли". И тут! Гул мотора! Надежда!
Из-за поворота вылетает мой красный "конь". Петька несется прямо на меня, будто решил поставить финальную точку в истории моего мопеда... и моей жизни. ФИГУМ! Пнул со всей дури! Я – в пыли. Он – вдалеке, бросает через плечо фирменное: "Пошел нах...!" и исчезает.
Я поднялся, отряхнулся, как кот после драки. Обида и гнев сжали голову тисками. Мысли были ясны и страшны: "Месть. Немедленно."
Дождался темноты. Самая грозная ночь моей жизни. Выкрал из сарая канистру. Она была тяжелая, пахла роком и бензином. В кармане – зажигалка, мой маленький факел возмездия. Шел к дому Петьки, представляя, как его гараж (он же старый сарай с дырявой крышей) вспыхнет факелом, освещая всю деревню. Но фантазия разыгралась: "А если на дом перекинется? А там его бабушка спит... А соседи? У них же гуси! Целый гусятник невинных!" Представил пылающих гусей – и энтузиазм как-то поутих. Постоял я перед его домом, канистру потрогал, вздохнул тяжело и развернулся. Возмездие отменялось. Шел обратно, чувствуя себя самым неудачливым мстителем в истории поселка.
Подхожу к своему крыльцу... а там – Дядька. Стоит, скрестив руки. Его брови поползли вверх, как встревоженные гусеницы. Взгляд бегал от моего лица к канистре и обратно, будто пытался понять: то ли я заправлял луну, то ли собирался мыть руки бензином.
"И чё," – спросил он, растягивая слова, – "это мы делали?"
Я запинаясь: "Да я... Гулял!" (Канистра в руке – как железобетонное алиби).
"С канистрой?.. Ага, понятно дело," – кивнул дядька с убийственной иронией. – "Выгулял? Ну и как она? Покрышки не покусала? Ладно, герой, пойдем в дом. Обсудим твои... прогулки."
Дома, под грозным взором дядьки и с канистрой у ног, как вещественным доказательством глупости, я сдал все матушке. А матушка моя... Это не женщина, это – торнадо в юбке. Услышав про Петьку, она закипела, словно самовар перед праздником.
Через полчаса мы уже маршем двигались к Петькиной хате. Матушка шла впереди, излучая такую решимость, что асфальт, кажись, плавился. Что она там наговорила его родителям – история умалчивает. Знаю только, что слова были такие увесистые, что Петька вынес мой "Сатурн" сам, дрожащими руками и с глазами, полными искреннего раскаяния (или ужаса перед матушкой – не суть важно).
И знаете что? Петька после этого стал меня обходить десятой дорогой. А канистру я еще долго в сарае сторонился – глядя на нее, я чувствовал себя идиотом. Зато мопед был цел. И матушка – моя вечная чемпионка. А "Сатурн"? Он еще долго колесил по поселку, напоминая всем, что связываться с тихими мальчиками, у которых боевые мамы – себе дороже.