19 лет. Петропавловск
Квартира. Дверь щелкнула. Галантность испарилась. 'Ну что, щас по очереди...' – голос, как удар тупым ножом по животу. 'Че за бабушкин стиль?' – другой рука рвет ткань. (Сейчас я знаю: рвали не ткань, рвали последние остатки доверия к миру, к людям, к себе). Не били – только толкали, словно проверяли границы. Слова висели в воздухе, липкие и тяжелые, как смог. Стакан водки заставили пить – выпила на автомате, не почувствовав. Адреналин сжёг всё. 'Жарь корюшку!' – и я жарю. Руки дрожат? Не важно. Глаза ищут телефон – миг для SOS? Нет. Их взгляды – клетка. (Тогда я думала только: 'Дожить до утра. Дожить до утра'). Ночь. Один из них. Больно, стыдно, месячные. ('Лучший вариант' – пронеслось в голове ледяной логикой выживания. Не убил. Один. Быстро). Утро. 6 часов. Дверь не скрипнула. Шаг за шагом по пустым улицам. Солнце – нож в глаза. Голова – чугунный шар. (Сейчас я понимаю: это был не просто похмельный синдром. Это тело кричало о насилии, о предательстве, о смерти чего-то внутри). Дошла. Заперлась. Рыдала, но не от боли той ночи – от утраченной иллюзии, что 'здесь', в городе, можно дышать свободно.
Его СМС через три дня: 'Извини'. (За что? За порванную тунику? За стакан водки? За корюшку? За ночь? За пять лет страха перед закрытыми дверями? Эти 'извини' были пусты, как бутылки с водой, которыми мы дразнили корякских алкашей. Ничего не значили и только глумились над случившимся).
...И наступили те самые пять лет. Годы, когда моя комната стала крепостью, а доверие – роскошью, которую я не могла себе позволить. 'Просто в гости'? Нет. Ни к кому. Ни к себе. (Только сейчас, спустя годы, я вижу, как эта травма сплелась с детским одиночеством. Как страх перед людьми загнал меня еще глубже в себя – но именно там, в этой вынужденной тишине и изоляции, окончательно проснулись мои миры: рисунки, истории. Боль искала выхода и нашла его на бумаге и холсте. Насилие пыталось отнять голос – а я, в итоге, обрела его в писательстве.)
Свидетельство о публикации №225090701046