На сайте одноклассников

Вечер. Полутьма. Тишина, которая давит, как ватная подушка. Палец упирается в самодовольный бок компьютерной мыши. Клик. Еще клик. Монитор плюется синим, мертвенным светом. Амбразура в никуда. Палишь по ней сутки напролет. Надеешься пробить брешь в иное измерение, а попадаешь в пыльный чулан собственного прошлого.

Вот и меня приперло в школьные годы. Эпоху развитого, можно даже сказать, расцветшего застоя. Главное событие сентября в нашем 10 «А» – преображение Ивановой. Явление, сродное смене биологической формации.

Как это возможно? Чтобы за одно лето угловатый подросток превратился в привлекательную женщину?

Она вышла из-за поворота школьного коридора. Солнечный луч, пробившийся сквозь пыльное окно, ударил точно в цель. Озарил, как софит какую-нибудь певицу из «Голубого огонька».

Волосы коротко острижены – каре, точная копия Мирей Матье. Но дело было не в прическе. Дело было в том, что уродливо-коричневая форма вдруг обрела сокрушительный смысл. Там, где раньше была плоская доска, теперь изгибались две округлые аксиомы, опровергающие все законы школьной физики.

– Ты видел? – шипел мне на ухо Макс. – Аппетитная!
– Ага, прямо слоеный язычок за семь копеек, – буркнул я, прячась за дешевой метафорой.
– Тогда уж, ромовая баба!

Я не стал спорить.

Подвигом моей пубертатной жизни стало приглашение Ивановой в кино.

Воздух сентября, пахнувший прелыми листьями, был прозрачен и звонок. Катастрофа случилась при входе в кинозал. Билетерша, тетка в синем казенном халате, окинула меня взглядом.
 – Паспорт!
– Мне шестнадцать, честное комсомольское!
– Правила знаешь? «ДО 16 НЕ ПРОПУСКАЮТ». Следующий!
Тетка мельком глянула на мою спутницу, на ее каре, на грудь, выпирающую под кофтенкой.
– Ей можно, – буркнула она. – Видно же. А тебе – нет.

Унижение было тотальным. Я стоял, чувствуя на себе насмешливые взгляды очереди.
– Я одна не пойду, – пробормотала свидетельница моего позора.

Мы побрели по улице.
– Ну и рожа же у той тетки, – сказал я. – Как у гнома из мультика.
Она рассмеялась нервно.
– Может, ко мне? – расхрабрился я, пиная консервную банку. – Родителей нет.

Квартира встретила нас настороженно.
– У вас уютненько, – сказала моя гостья с новой, женской интонацией.

Мы сидели на диване с протертой обивкой. Смотрели «В мире животных». Дроздов рассказывал про размножение попугайчиков.
– Ты вот на этого похож, – хихикнула она, показывая на хохлатого какаду. А я, подхваченный волной, двинулся в атаку. Поцелуй был неловким, сталкивающимся носами. – Шурик, подожди... – попыталась возразить моя сообщница по незапланированному интиму, но было поздно.

Начался главный ад с застежкой лифчика.
– Ты что там делаешь? – спросила она через пять минут моих потуг. – Там что, узел морской?
– Это неведомый механизм, – простонал я. – Я тебе просто его порву.
– Я тебе порву! Это же импортный, польский бюстгальтэр!!! – возмутилась она, почему-то озвучив так долгонеподдававший мне женский аксессуар через букву "Э".

Щелчок застежки прозвучал громче выстрела в индийском кино. Победа! И в этот миг на лестничной площадке звякнули ключи.

Мы метались по комнате. Моя несостоявшаяся любовница застегивала блузку, а я сгребал в охапку учебники. В квартиру вошли родаки.
– А, Шурик, у тебя гости? – сказала мама. – Таня, здравствуй! Уроки делаете? Молодцы.
– Математику, – синхронно соврали мы.
– Ну как, сложная задача? – поинтересовался папа.
– Очень, – искренне ответил я.

Мама позвала нас пить чай.
– А я вчера вашего Валеру видела. На лавочке. В веселой компании песни подвывал.
– Матерные? – почему-то уточнил папа.
– Ну что ты! Очень даже душевные. «А ты опять сегодня не пришла...».
– Молодцы, надеюсь, они не сильно фальшивили.
– Какие к черту молодцы. Они пили вино прямо из бутылки.
– Из горла? Но ведь не водку?
– Вроде, сухое. Болгарское.
– Сухое – это же весьма интеллигентно. Правда, лучше из стаканчиков, – продолжал папа, помешивая сахар.
Я включился в игру: – И не папиросы ведь курили, не вонючий «Беломор» – а сигареты. С фильтром. «Яву» явскую.
— А еще Валерка зубами пивные бутылки открывает - добавила Иванова не без восторга.

Воцарилась тишина. Мама посмотрела на нас с внезапным подозрением.
– Откуда вам это вообще известно? – спросила она.
– Да мы их... часто видим во дворе, – сдавленно солгал я.

А в папиных глазах мелькнуло удивленное понимание. Он увидел нас по-настоящему.

Когда Иванова ушла, папа, уронив газету, нагнулся и извлек из-под дивана лифчик.
– Это что?
– Это... не мое.
– Догадываюсь. А трусы она не забыла?
– Нет! – выдохнул я.
– Она что, без них приходила?
– Я не успел исследовать, – честно признался я.
– Может, и к лучшему, – вздохнул папа. – Детей ты воспитывать еще не готов.
– Каких детей? – опешил я.
– Кричащих по ночам. Знаешь, как ты орал? Соседи стучали в батарею. Он сунул мне в руку лифчик. – Верни хозяйке. И в следующий раз... лучше сходите в кино. На мультики...

С нижним бельем моей избранницы я так и не познакомился. Вскоре поползли слухи, что она закрутила со студентом из МАИ. Я, конечно, пострадал для порядка. Ровно столько, сколько положено в шестнадцать лет. Это была не страсть, а прерванный урок анатомии, который можно было продолжить и с другими.

А Иванова после школы будто сквозь землю провалилась. Ее судьба растворилась в московских туманах.

Время текло, как чернильная клякса на промокашке. Давно нет той страны, того дома, того дивана. Сижу вот перед монитором. Палец на мышке. Клик. Еще клик. Одноклассники.ру. Рука сама тянется к поиску. Набираешь: «Иванова Татьяна… Москва».

И происходит чудо. Фотография. И время, этот засаленный ластик, вдруг дает сбой.

И понимаешь, что вся философия – ничто перед простым щелчком мыши, способным воскресить не прошлое – его нет, – но его призрак.

…На сайте одноклассников
сотрет года как ластиком
пузатая компьютерная мышь.
Устав от одиночества,
забыв про имя-отчество,
ты с фоткой Ивановой согрешишь.