Затмение

(отрывок из повести)

...Мочалкина рассказала, что рассталась с Чайкой, который долго искушал ее, вел себя «запредельно» и в клубе «22» на концерте Умки послал ее на х... И ее терпение лопнуло. Теперь у нее нежные отношения с Нильсом, который возится (как и Чайка) с ее детьми и даже с Ильей, сыном Гали, помогая ему купаться в бассейне.
Ночью в доме и на участке ночевало рекордное количество людей – 15. Не считая двух собак и свинки.
С утра Нильс и Мочалкина уехали на весь день в Голландию за забытыми вещами, оставив нам детей и животных, то есть пса Буча и свинку Секитари, которую тут сразу переименовали в Секретаря. А Данила с Галей уехали в город, оставив нам Илью.
Из Голландии позвонила Мочалкина: она собирается приехать к нам с Яшей Севастопольским и его герлой Аллой (уж не нашей ли московской?), спросила разрешения. Что ж, Лена Морковь с Тишей и Тришей уехали, место есть.
А я с помощью Лесбии меряю участок и делаю чертежи. А мечтал-то о творчестве!
...Компания Мочалкиной, то есть она с детьми, Нильсом, Яшей с Аллой (действительно, нашей московской) и Васей Алексеевым купалась на Учкуевке, а потом приехала к нам. Вечером мы повели всех на камни, кроме Данилы с Галей, которые пошли с лодкой на обычный. Яша шел очень медленно и осторожно, хотя он местный житель. С другой стороны, он тут старше всех и самый массивный. Группы встретились в гроте: Кот, Вася, Лесбия и я долго ныряли со скалы.
Компания разместилась за столом в саду, мы с Лесбией сливаем сильно помутневший от постоянного использования бассейн. Нильс оказался автослесарем и дает советы по машине. Несколько раз призывал вернуться на «Dirty Hippy», мол, без нас там скучно, нет умных людей. Если бы он извинился тогда, а не сейчас... Как и Хоббит, который заявил в споре о христианстве, что я для него больше не существую... А теперь передает привет. (Он тоже ехал с Мочалкиной, но в Крым его не пустили украинские пограничники из-за просроченной фотографии в паспорте.)
Весь вечер Нильс был очень услужлив, съездил на велике Кота на перекресток за вином, бегал убирать или добавлять звук в колонках. Заодно завис в интернете.
Яша читал последний «Забриски Rider» (где мы с Лесбией были главными редакторами) и рассказывал истории из прошлого, как впервые увидел «марш хиппи» по Севастополю в 69-ом, как познакомился с ними в 73-75-ом, как принимал в Севастополе волосатых со всего Совка (город закрыли только в 82-83-ем), как семь лет жил в Вильнюсе, женившись на местной герле, с кем-то играл и даже устроил там панк-концерт...
За это время Мочалкина напилась и балагурит:
– Женщина должна делать всего два дела: лежать и молчать!
Вопреки апофтегме она без конца чешет языком. Потом стала приставать к Нильсу – и утащила его в сад на матрас. Яша с Аллой спят в палатке. Настя, дочь Шурупа, которая все болеет, спит в доме. Теперь людей чуть меньше: 13 человек. Две машины стоят на улице.

Руся разбудила в восемь утра (семь по-местному), дрессируя под моим окном двух собак:
– Буч – дай лапу! Спуки – дай лапу!
Я даже крикнул ей в окно, но ситуация сильно не изменилась, потому что скоро к ней присоединилась Фрося и, наконец, Илья. Лишь Кот пытался навести тишину, заботясь о нас. Но это уже не помогло.
Нильс сварил крепчайший кофе, и Лесбия отнесла его мне «в постель». Я в это время закидывал ногу за голову, то есть делал зарядку. Потом наливал бассейн, используя детей. В час позвонила Раста... Она ждет всех на свой день рождения в Ласпи.
Сперва в Ласпи – через Пятый километр, где забита стрелка с Растой, – уехала компания Мочалкиной, причем им пришлось несколько раз напомнить, чтобы они не забыли Буча. Свинку Секретаря и большую часть вещей они все же забыли. Лесбия в гневе.
Данила с Галей и Ильей, захватив Кота, укатили на море. В Ласпи они не поедут (и правильно сделают).
Скоро мы тоже едем на Пятый, на секонд – и немедленно сталкиваемся там с Бирюковым. Он сказал, что тут на рынке где-то ходит и Лена Морковь. Страшная жара, в половине Севастополя вырубили электричество, весь рынок сидит без света. Купил себе поддержанные босоножки за 100 гр. Встретили Яшу и Аллу, Расту и человека Володю из Киева, с которым она выбирает тряпки. Потом у условленного ларька встретились с Мочалкиной, Нильсом и детьми. Лесбия ушла что-то искать, Раста и Володя пошли на продуктовый рынок, мы их ждем. Я, впрочем, тоже отлучился и купил себе черную феску с меандром.
На выходе с секонда столкнулись с группой молодых хиппей, знакомых Расты, что живут на Фиоленте рядом с индейцами (под Маяком, надо думать).
Вся компания под руководством Володи на мочалкинской машине поехала в Ласпи (Нильс за рулем), а мы с Растой поехали за парикмахершей Инной в гостиницу «Крым» на пл. Восставших. Ждем у гостиницы прекрасную парикмахершу (как ее назвала Раста), с которой Раста познакомилась в Ласпи. Парикмахерша захотела быть на ее дне рождения и обещала в виде подарка покрасить ей волосы. Лесбия умирает от жары, я лью ей на голову минералку.
Отвезли прекрасную парикмахершу, гламурную девицу с длинными расписанными ногтями, к ее дому около автовокзала... Ждем ее «пятнадцать минут», реально почти час – в тени стены. Весь этот час Раста рассказывала про «роман» с Перчиком, который прислал ей письмо из Израиля по электронной почте, что он с женой Леной переезжает в дом знакомой женщины с четырьмя сыновьями, причем женщина готовится к смене пола.
Мы с Лесбией не могли не постебаться, что просто Перчика пригласили поменять пол в доме, или что мать решила узнать, как это быть отцом... Или что устала рожать. И что Лена и Перчик тоже решили сменить пол, чтобы, наконец, понять друг друга...
А в это время Леша DVD шлет мне панические эсемески, что Украина – враждебное государство, и собираемся ли мы действительно тут оставаться?
Наконец появилась прекрасная парикмахерша с большой сумкой и, естественно, в новой одежде. Наверняка и душ приняла и макияж сделала... Поэтому поехали в Ласпи мы уже в шестом часу. Раста надеется, что кто-нибудь начал готовить...
Она всех хвалит: хозяев базы, что поселили ее бесплатно в лучший номер, парикмахершу, своих друзей из Киева... Она как Лёня: все у нее клевые, всех надо перезнакомить – и пусть они сделают какое-нибудь общее дело... Знаю, что ничего хорошего из этого не бывает, главным образом потому, что все так хороши и полезны друг другу только в воображении знакомящего.
Лесбия доехала едва живая. Суббота, в Ласпи полно машин, но мы все же припарковались рядом с мочалкинским авто. Мочалкина нас и встречает – и просит таблетку от головы. Они уже искупались, дунули с киевским Пашей травы – и Нильс просто слег, а Мочалкину стало колбасить.
Мы с Лесбией тоже искупались среди камней, и это спасло ей жизнь, потому что у нее уже пошла носом кровь.
Я осмотрел дом: тут была большая комната с крытой террасой, еще одна большая комната с балконом, удобства... Никакой мебели, матрасы на полу (где и полег Нильс), на стенах – тряпочки Расты. Бесплатно вписали ее, оказывается, не просто так, а потому что она проводит для хозяев какие-то полумистические «расстановки по Хеллингеру»...
Раста призывает всех остаться тут на ночь, будет, мол, весело... И при этом жалуется, что не может вбить в стену гвоздь, чтобы развесить свои «цацки», не понимая, что в каменную стену гвоздь не забивается. Она ужасно беспомощная девушка...
Готовкой естественно никто не занимался, смешно было и рассчитывать. Из всех только Володя вспомнил, наконец, о купленной им с Растой рыбе, которую надо разрезать и чем-то нафаршировать.
Вася и Яша играли на площадке с балюстрадой, прямо над морем. У них было месячное турне на двоих по Крыму, они играли на набережных и собирали деньги. Яша играл соло, Вася – ритм. Так они делали и теперь. Была тут и Кентис, жена Васи, с сыном Никитосом, недавно приехавшие. Юра Голландский был молчалив и постоянно сидел в обнимку с молодой клюшкой, привезенной им с алтайской Радуги. С ними еще одна клюшка, из Кирова (кажется, тоже привезенная с Алтая)...
Герла из Кирова главным образом и готовила, на импровизированной кухне на террасе: вместе с Лесбией они нарезали салат. Что-то, вроде, делала герла Паши Лена. Алла взялась зашить нафаршированную рыбу. Остальные лежали, слушали музыку, фотографировали. Инна три часа обрабатывала волосы Расте. Часть людей ушла на море.
Молодой парень из Гурзуфа Леша стал вписывать Кентис, Васю и Яшу в музыкальные проекты в этом славном городке. Ему пришла повестка из военкомата, в которой ему приказывали явиться туда-то. И он ее сжег, потому что это его оскорбило! Он говорил с пафосом и как герой...
– Ну да, военком должен был лично явиться и сказать: умоляю вас, на коленях, – придите и вступите в вооруженные силы Украины, потому что больше дураков нет, – заметил я.
Это вызвало смех. Я становлюсь балагуром.
Появилась Раста с замотанной в пакет головой и стала требовать исчезнувший шампунь. Насчет шампуня стали кричать с балкона плавающей в море Алле (она последняя им пользовалась). Потом у нее же жестами стали спрашивать про иголку, которой зашивали рыбе живот... А она в ответ:
– Иголка в рыбе!..
Паша несколько раз подбивает пипл пойти искать дрова, чтобы жарить рыбу. Лесбия считает, что это все пустое, и никто тут ничего не пожарит. Мы вдвоем с Пашей все же спустились на склон, я взял топор из машины. Паша рвет что-то сухое на склоне, рядом со своей палаткой, я собираю это в кучу – хотя надеялся остаться лишь водителем для Расты. (Подарили мы и подарок: 100 гривен, сок, воду, бутылку вина... Это оказалась единственное вино на всю компанию. Да и сок. Да и вода (кроме воды из-под крана).)
Зато у Паши была трава, и все ее дунули из странного бульбулятора, сделанного из пластиковой бутылки. Это всех окончательно расслабило. Одни музыканты были молодцы: они хотя бы играли.
Наконец, в сумерках пошли к морю к костру, который еще никто не зажег. Кентис, увидев все, что мы с Пашей нашли, метнулась на гору, ловкая, как индианка, надергать еще дров. Она стала бросать сучья в темноту, где их никто не мог найти. Вася зажег костер, Лесбия следила за рыбой. Расты долго не было – она сушила волосы, чтобы показаться нам во всей красе. Что было довольно проблематично в такой темноте. Паша постоянно укуривается, отчего по манере речи он стал напоминать моего соседа Пузана. Я больше не курю. Немного выпил нашего вина.
Раста с огненно-красными волосами недовольна местом, найденным нами с Пашей, маленьким и практически на склоне.
– Ну, какое нашли. Ты могла бы и сама подготовить, – ответил я.
Не хватает ни тарелок, ни ложек, ни чашек. Вообще удивительно: пригласить людей – и ничего не сделать для их тут присутствия. И я понимаю Юру Голландского и его герлов, которые, не дождавшись, просто свалили.
Вася, который стоит в Ласпи в палатке рядом с Юрой Голландским, рассказал, что Юра без конца проповедует буддизм – и всех этим достал... Расту его уход обидел: она несколько раз повторила, что хотела устроить для себя особый день рождения – и поэтому на все забила, ничего не делала, красила волосы... Жаль, не предупредила заранее.
Она хвалит музыкантов, но не дает их слушать. К тому же говорит одно и то же, много раз пересказанное, например, про свой предыдущий день рождения, когда она, живя в Лисьей бухте, попала на съемку фильма Сукачева про хиппи...
Салат закончился очень быстро, каждому по капле. Рыбы тоже мало, Лесбии, которая ее жарила, не досталось ни куска. Был еще сыр с хлебом и печенье, скрасившие картину.
Зато музыканты играли отлично, и это тоже скрасило картину. С соседних стоянок люди кричали и хлопали. В такой момент особенно сожалеешь, что ты не музыкант и не можешь сыграть хотя бы на губной гармошке... Кентис, оказывается, очень неплохо поет, например, спела «Mercedes Benz» Джанис Джоплин... И ушла встречать людей, забравших необходимое Никитосу эпилептическое лекарство.
По кругу ходил бульбулятор, но мы отказывались. Я уже понял, что оставаться тут на ночь не буду – и надо сохранить трезвость. Алла подносила бульбулятор ко ртам музыкантов, чтобы они не останавливались. Поэтому к концу сейшена Вася едва мог играть. Хотя удивительно, что они вообще играли в такой темноте. Свет был лишь от костра (пока он не потух) и Луны, горевшей над горами, очень романтично и красиво.
Воды нет тоже – и у всех жажда. Раста предложила кому-нибудь сделать чай, но никто не вызывается. Самое странное, не вызывается и она. В конце концов, чаем занялись Леша из Гурзуфа и Володя. Огромная чашка пошла по кругу.
И тут началось лунное затмение, которого никто не ждал. Раста нервничает: почему это – и еще в ее день рождения?! Не значит ли это что-нибудь?..
Мочалкина один раз спустилась от полегшего Нильса – и скоро ушла стращать разлаявшегося Буча, снова пришла – и ушла укладывать Фросю. И больше не вернулась. Руся ушла сама в темноте. Прекрасная парикмахерша тоже собралась уходить, перед прощанием признавшись, что была свидетелем чего-то нового для нее. И Раста снова стала хвалить ее с невероятной силой.
Осветительных приборов ни у кого нет. Взял фонарь у Паши и Лены, чтобы отвести наверх ослабших от травы и игры музыкантов. У меня есть выигранный Котом полтора года назад брелок с крохотным фонариком. Им я ищу вещи, а потом освещаю дорогу к морю: очень хочется искупаться под лунное затмение, которое все продолжается. Алла осталась на берегу досматривать его, хотя уже ясно, что оно не будет полным...
Наверху пьем татар-чай с Растой из наших стаканов, потому что ее (хозяйские) остались у костра. Вернулась Кентис с ребенком – и тремя молодыми людьми. Одна из них – девушка Ира с гитарой. Она сразу легла поперек матраса и заснула. Мы попрощались. Полвторого ночи – и наша машина закрыта чьим-то микроавтобусом. Это словно знак, что надо остаться. Но мы упорно стучим в автобус кулаками и ногами – и тем поднимаем охранника. Он ругает нас за столь поздний отъезд, но находит и будит водителя автобуса. Мы довезли Кентис и Никитоса до тропы к их стоянке. На шоссе за руль села Лесбия...
Как выяснилось, мы сделали правильно, что не остались...

Утром позвонила Раста и сообщила, что ночью у них случился потоп: лопнул бойлер с горячей водой... Поэтому все едут к нам, вместе с Растой, еще и с Пашей и Леной («Паленом», как прозвала их Лесбия) – ибо Раста не нашла лучшего способа избавиться от гостей. Впрочем, едут без Яши и Васи, которые ушли на стоянку к Юре Голландскому.
Мы выслушали эпическую историю про бойлер: все вскочили из-за шипения и пара, даже почти мертвый Нильс, который стал бросаться на бойлер, как на амбразуру, с криком: «Я работал в газовой котельной! Надо перекрыть воду, сейчас рванет!» Кинулись искать сторожа или хоть кого-нибудь, но лишь разбудили Славу, хозяина дома, который и перекрыл воду...
Для Расты это было шоком. А потом девушка Ира, проснувшаяся в семь, стала петь, хорошим голосом, но очень не вовремя.
...Нильс и Мочалкина сразу залезли в интернет, а Раста все говорит: о хозяевах базы, об общих проектах с ними, в которые хочет втянуть и меня (свят-свят!), об интригующей против нее психологине, которая считает, что устроенная Растой «расстановка» обернулась хозяевам вредом (а Раста считает, что она улучшила состояние их дел). И что у Расты – темная энергетика...
– Какие люди суеверные! – воскликнула Раста.
– При этом ты не удивляешься, что те же хозяева верят в твои шаманские «расстановки», – заметил я.
Говорила она и о Перчике, повторяя снова и снова, что не понимает такого отношения (его к ней), что не хотела бы вредить – и, в общем, какая она хорошая...
Заткнуть ее просто невозможно. Лишь когда она ушла спать – я смог поговорить с другими. Впрочем, их общество тоже не очень мне интересно. Сходил в ларек и купил всем пива. Лишь Паша и Лена что-то делают по хозяйству.
Вечером пошли с Лесбией купаться на камни. Вода почти идеальная для меня, но Лесбия умирает от жары даже в это позднее время.
Приехали Данила, Галя и Илья – и севшая им на хвост Настя, которая уговорила их поехать купаться в Учкуевку.
Ночью Нильс приглашает покурить – из нового бульбулятора Паши, который он тут быстро сварганил из бутылки. Данила рассказал об их странной поездке: несколько раз они теряли дорогу и сперва попали в Балаклаву, а потом вместо Учкуевки – в Любимовку. Попалась им и какая-то мистическая чебуречная с бильярдом... В Любмовке поперлись на территорию санатория. Их туда пустил тощий высокий охранник, хотевший знать: будет ли и сегодня затмение?
– Вторая попытка, если вчера не удалось! – шучу я.
Паша учит меня киевскому сленгу: «кашмарить», «хоботиться»...
– Киевское отделение заменило «париться» на «хоботиться», – опять шучу я.
Я вообще много шучу последнее время, что удивляет Нильса, который был обо мне другого мнения...
– Ты держишь бульбулятор, словно хочешь произнести тост! – заметил я Паше под общий смех.
Он неплохой чувак, простой, но «честный», работает в Киеве таксистом. Ему 34 года, любит мотогонки. Имеет от первой жены сына 12 лет...
Курим и пьем. Мочалкина и Нильс ушли спать на крышу. Пашина Лена долго ждала, пока он поставит палатку. И, наконец, не выдержала:
– Все, я поеду в Киев!
– Прямо сейчас? – спросил Паша.
И все же пошел помогать ей ставить палатку, причем не в том месте, где я ему указал, а прямо напротив настиной...
От травы у меня совсем особое ощущение мира. В том числе и любви, которую я был готов полностью избежать: мне и так хорошо. Но и любовь воспринималась как что-то совсем новое, в первый раз. Более того, с трех точек зрения: того, кто это делает, того, кто находится в параллельных мирах, и того, кто на весь этот спектакль смотрит со стороны...

Ночью отчего-то проснулся и не мог заснуть. Потом во дворе стало рвать Буча – и Фрося привела его в дом и начала звать маму с крыши. Разбудила маму, а заодно, окончательно, и меня.
Уже светло. В девять история повторилась. Кот снова защищает наш сон, но уже поздно: в десять нам вставать – ехать на собеседование в школу. Ибо – да, мы хотели поселиться в Крыму «навсегда»...

***

...О некоторых героях рассказа семнадцать лет спустя: Мочалкина перебралась во Францию, как какая-то новая преследуемая диссидентка, вместе с девочками, Русей и Фросей, одна из которых стала лесбиянкой, а другая вышла замуж за негра. Нильс умер. Юра Голландский умер. Яша Севастопольский эмигрировал в Израиль, Лена Морковь с Тишей и Тришей, и мужем Лешей DVD – в Америку. Настя оказалась, кажется, в Англии. Раста безвылазно сидит в Киеве и ждет, когда он снова станет русским. Боится писать в сетях. Данила и Галя по-прежнему живут вместе и родили еще одного ребенка.
Позже я познакомился с экс-женой Перчика, моего хиппового друга, в свое время уехавшего в Израиль, Леной-Мангустой, с которой у меня начались романтический отношения. И даже с той самой женщиной, матерью четырех детей, что меняла пол, Джоником, как она звала себя...
Остальные «герои», про которых я хоть что-то знаю, живут примерно там же и занимаются примерно тем же, что и раньше.
А с Лесбией я расстался – довольно скоро после описанных событий, поэтому попытка «поселиться в Крыму навсегда» с треском провалилась – послужив детонатором разрыва.
Да, а Ваня-Кот живет со мной в Подмосковье, предпочитая глухой эскапизм любой деятельности. Сон он мой уже не защищает, скорее напротив, но я терплю, как когда-то терпел хипповый крымский колхоз, нами самими порожденный...
Конец рассказки, как говорила Мочалкина.

2008-25