Проект Симфония Красной Пустыни

Их назвали Благодетелями. Когда их корабли, больше похожие на плавно движущиеся кристаллы, бесшумно возникли на орбите Земли, паника сменилась изумлением, а затем — восторгом. Они не стреляли, не требовали покорности. Они предложили дар.

Человечество, измученное климатическими катастрофами, перенаселением и войнами за ресурсы, смотрело на Марс как на суровую, но возможную будущую колыбель. Благодетели показали нам голографические ролики: изумрудные моря, плещущиеся в марсианских каньонах, стройные кипарисы в разреженном, но уже пригодном для дыхания воздухе, города под прозрачными куполами, сияющие на рыжей равнине.

И они взялись это осуществить. Бесплатно.

Их технологии были подобны магии. Гигантские орбитальные рефлекторы фокусировали солнечный свет на полярных шапках, высвобождая замёрзший CO;. С ферм на Фобосе в атмосферу высылались тучи нанороботов, пожирающих радиацию и синтезирующих озон. В недра планеты они вводили «стабилизаторы ядра» — громадные самовоспроизводящиеся механизмы, которые, как они утверждали, разогреют застывшее сердце Марса, запустят тектонику плит и создадут столь необходимое магнитное поле.

Мы ликовали. Мы наблюдали, как красная планета на наших глазах хорошеет, покрывается голубоватой дымкой, как на её поверхность высаживаются автоматические сады, производящие первые примитивные лишайники. Мы были так заняты созерцанием чуда, что проигнорировали странности.

Доктор Арвинд Сингх, гениальный и непонятый астрофизик, был первым «параноиком». Он заметил, что «стабилизаторы ядра» располагаются не в случайном порядке, а в узорах, поразительно напоминающих акустические диафрагмы. Что выбросы газов из скважин имели не химическую, а резонансную природу. Что вся система гигантских орбитальных зеркал, атмосферных преобразователей и геотермальных скважин была идеально синхронизирована, но ритм этой синхронизации не имел ничего общего с терраформингом.

Его высмеяли. Его теорию о том, что Марс превращают не в новый дом, а в колоссальный резонатор планетарных размеров, назвали бредом ревнивого неудачника.

— Зачем? — спрашивали его. — Если они хотят нас уничтожить, у них есть корабли! Зачем такая сложная схема?

Ответ пришёл слишком поздно. Сингх, отстранённый от всех проектов, с помощью украденного доступа прорвался в один из открытых, казалось бы, архивов Благодетелей. Он не нашёл там чертежей городов. Он нашёл чертежи чего-то, напоминающего биологический реактор, и схему воздействия когерентной акустической волны на углеродную материю.

Он понял всё. Они не хотели нас уничтожать в смысле войны. Это было расточительно. Земля была уникальным ресурсом, сконцентрированной, сложно организованной биомассой. Но её форма была неправильной. Цивилизация, города, машины — всё это было браком, ненужным хламом.

Их цель была — переработать.

Один-единственный звук. Чистый, мощный, на специфической резонансной частоте, которая разорвёт молекулярные связи всей органики на Земле. Не взрыв, не испепеление. Это будет похоже на удар гигантского камертона, который превратит всё живое — деревья, животных, людей, микробов в океане — в однородную, тёплую, питательную биосуспензию. Идеальный строительный материал. Сырьё для их непостижимых проектов.

Марс был не новой родиной. Он был дулом гигантского пистолета, приставленного к виску всего живого.

Сингх пытался предупредить. Его объявили сумасшедшим и арестовали. Но горстка таких же «параноиков» услышала его. За несколько часов до «Часа Икс», до момента, когда ядро Марса, перестроенное их машинами, должно было содрогнуться и издать тот самый смертельный аккорд, мы ворвались на заброшенную исследовательскую станцию «Ультима Туле» на Плутоне. Оттуда, используя её антенны как оружие, мы послали в систему Марса наш собственный, примитивный сигнал. Не чтобы остановить их. Чтобы опередить.

Сигнал был простым: команда на самоуничтожение для всех наших собственных, оставленных на Марсе зондов. Взрывчатка была слабой, ничтожной. Она не могла повредить планету.

Но она могла нарушить идеальную синхронизацию.

«Час Икс» настал. Мы затаили дыхание, глядя на мониторы.

Марс содрогнулся. Это было видно даже в наши телескопы. Вся планета колебалась, как барабанная перепонка.

Но звука не было.

Вместо чистого, смертоносного тона из недр красной планеты вырвался дикий, хаотичный, чудовищный в своей дисгармонии грохот. Стеклянный крик, который тут же захлебнулся и перешёл в оглушительный, низкочастотный стон.

Резонатор дал осечку.

На Земле погибли все, кто находился у моря, — цунами были библейских масштабов. Сотряслась кора. Но молекулярные связи не разорвались. Человечество выжило.

Мы смотрели, как корабли Благодетелей, неподвижно висевшие у Марса, один за другим гасли и холодно, без всяких эмоций, разворачивались к внешним планетам. Их проект провалился. Сырьё оказалось бракованным. Они не стали тратить силы на войну. Они просто ушли искать более покладистых дикарей.

Теперь мы смотрим на Марс с новым чувством. Голубоватая дымка рассеивается. Лишайники гибнут. Он снова становится красным, мёртвым и безмолвным.

Но мы слышим этот несозданный звук в каждом кошмаре. Мы понимаем, что космос — это не тёмный лес. Это тихий цех, где одни виды являются архитекторами, а другие — всего лишь кирпичами.

И мы едва не стали самым питательным строительным раствором в истории Галактики.