Изысканные ароматы сквозь окна Овертона

«Мясо следует нарезать на мелкие кусочки, добавить чуточку мирры и алоэ, несколько дней выдержать в винном спирте, а затем провялить в сухом помещении»
Иоганн Шредер, немецкий фармаколог

На ум приходило только одно слово: «Роскошно!»
Холл представлял собой атриум прямоугольной формы. Сквозь застекленное отверстие в потолке, июльское солнце безуспешно пыталось ворваться в гулкую прохладу, закованного в мрамор помещения. Антрацит пола, испещренный белыми прожилками, ловил лучи и те словно тонули в темных глубинах. Макс ступал по черным плитам осторожно, даже с некоторой опаской:  вдруг и правда, надежная твердь расступится зыбью черных вод, и он уйдет туда с головой. Или прямо на пути окажется декоративный бассейн без подсветки, а то и какая другая хрень позаковыристей. С этих креативных козлов, дизайнеров интерьеров, станется.
Объект встречи стоял в центре атриума, прямо под световым окном. Запакованный в белый костюм, на фоне черного камня, мужчина напоминал язычок носового платка, торчащий из кармана смокинга. Костюм, к слову, сидел отлично на его плечистой, крепко сбитой фигуре.
Черные с проседью волосы, такая же проседь в бороде, несколько небрежной и от того еще больше добавляющей ее обладателю шарма. Нос с горбинкой, бритвенная синева глаз — даже сеточка морщин вокруг оных не старила, а только добавляла мужественной зрелости своему хозяину. Макс мысленно поставил себя рядом с мужчиной и с досадой осознал, что очки не в его пользу:
«Если сравнивать нас с вином, то я всего лишь грошовый портвейн, а этот сукин сын сраный «Мутон Ротшильд». Бабы ссутся от таких кипятком и раздвигают ноги сами собой. Некий условный рефлекс при виде альфа-самца».
Мужчина в белом костюме улыбнулся, обнажив частокол безукоризненных зубов, и протянул руку. От него веяло терпким ароматом дорогой туалетной воды, и Максу непроизвольно захотелось понюхать собственную подмышку. Дешевый шариковый дезодорант плохо справлялся со своей задачей и по ткани рубашки уже давно расплылось темное пятно пота.
- Теодор Венцель, - представился мужчина, - но можно просто Теодор.
- Макс Баум, - Он вяло пожал протянутую пятерню. Голос у собеседника глубокий и насыщенный, с чуть заметной хрипотцой
«Ах ты ж в рот тебя за щеку! - Макс даже закусил губу от досады. - Да есть ли у тебя хоть какие-то недостатки, мудак ты расфуфыренный?!»
У рефлексии Баума имелись основания. Жена полгода как ушла от него, очень тесно сблизившись со своим тренером по йоге. Вернее, это Максу пришлось покинуть их общую квартиру, дабы не мешать дальнейшему «сближению» новообретенной пары. Он хотел было разобраться «по мужски» с ее любовником, но, столкнувшись нос к носу, передумал. Высокий, жилистый, без малейших следов жира, лет на восемь-десять младше Баума — здесь очень даже можно было ударить в грязь лицом, опозорившись еще больше. Макс молча собрал вещи и съехал к матери. Детей у них с женой не было, квартира съемная, поэтому вопросы о алиментах и разделе имущества отпадали сами собой.
Тоска и растерянность, постепенно переросли в раздражение, а затем и в озлобленность. Баум бережно лелеял свои комплексы, не пытаясь с ними бороться. Выпивать по вечерам уже давно вошло в привычку и, лежа на диване, на его животе вскорости вполне умещалась упаковка «Оеттингера».
Поэтому, пожимая руку Теодора Венцеля, Макс в полной мере ощущал свою ущербность на его фоне, отчего приходил практически в ярость.
«Сука, я тебя порву! - предвкушал Баум. -  Я тебя сожру, дай только повод!»
- Пройдемте, герр Баум. - Венцель развернулся на носках и уверенно направился вглубь холла. Сумрачные глубины расступились, и двое мужчин оказались перед высокой двустворчатой дверью.  Поверхность деревянных панелей вскрыта золотом, по ней шел орнамент из символов Максу незнакомых.
- Копия орнаментов племени Пхугу, - произнес Венцель, видя заинтересованность Баума. Произнес так, будто то был некий общеизвестный факт.
- Это имеет какой-то практический смысл? - усмехнулся Макс.
- В жизни все имеет смысл, в большей или меньшей степени. - улыбнулся в ответ Венцель.- А здесь скорее символизм. Прошу!
Створки дверей, послушные скрытым в стенах фотоэлементам, бесшумно отворились.

От сигаретного дыма, тесное пространство комнаты казалось вязким, как желе. Погруженное во мрак, оно пучилось размытыми контурами интерьера, точно скалистый берег иззубренными жвалами рифов в дождливую ночь, и только лишь экран монитора мерцал маяком надежды. Мужчина, сидящий перед ним, был болезненно худощав, небрит, с всклокоченной шевелюрой. Футболка, тряпкой висевшая на костлявом теле жаждала стирки, а воспаленные глаза, в которых бликами отражались закладки браузера, молили хотя бы о кратковременном отдыхе.
«Я хочу этого! - длинные бледные пальцы, словно живущие отдельно от своего неподвижного хозяина, шустро отпечатали фразу в диалоговом окне. - Надеюсь, вы серьезно?»
Ответ последовал незамедлительно:
«Можете не сомневаться)»
Мужчина улыбнулся, тонкие губы задергались-заплясали в некой гримасе.
«Говорите адрес».
«Мы сами вас найдем», - и пользователь с ником «Вкусняшка» вышел из чата.
Мужчина перед монитором откинулся назад, пальцы рук дрожали, мышцы губ продолжали судорожный танец. В слезящихся глазах все также отражались закладки браузера.
Но было и что-то еще.
Неподдельная радость.

Интерьер, открывающегося за дверью зала резко контрастировал своим архитектурным стилем с предыдущим помещением. Если холл представлял собой скорее неомодернизм, то здесь вовсю властвовал ампир - холодный и неприкрытый. Помпезные колонны, пузатая мебель, обезображенная виньетками и резьбой, эмалевая роспись античных этюдов, с харатерными пышнотелыми и обнаженными персонажами, гипсовая лепка на стенах.
"Безвкусица какая-то. - Отметил про себя Баум. - Холл у них а-ля индейский храм, а здесь уж больше ресторация класса люкс."
Впрочем, так оно и было. Несколько десятков круглых столов занимали пространство зала. Накрахмаленные скатерти, с подложенным мулетоном, изящные конструкции из салфеток, блеск стекла, фарфора и металла начищенных столовых приборов: все было готово к приему посетителей.
Теодор Венцель жестом пригласил проследовать к одному из столов.
- Ожидаете клиентов? - поинтересовался Баум.
- Гостей, - мягко поправил его Венцель. - Термин "клиент" предпочтителен для забегаловок конвеерного типа. А наше заведение несколько иного профиля.
"Ханжа! - внутренне скривился Баум. - Ну хоть что-то, на безрыбье..."
Венцель щелкнул пальцами и спустя секунду рядом уже стоял официант, прямой и безмолвный, словно палка. Вышколенным движеньем он отодвинул стул вначале Максу, затем Венцелю и замер, ожидая заказ.
- Рекомендую Шато-О Брийон, герр Баум. Урожай девяносто девятого у них был на редкость удачным. - Венцель, и стоящий у него за спиной безмолвный официант, напоминали куклу и его чревовещателя.
Баум, накануне опорожнивший дежурную упаковку пива, судорожно сглотнул слюну:
"Еще нет и одиннадцати. - напомнил он себе. - Держи марку, Макс!"
- Просто кофе! - улыбнувшись одними губами, выдавил он.
Венцель же, напротив, вновь оскалился во всю широту рта, заставляя Баума лицезреть гордые плоды труда неизвестного, но вне всяких сомнений очень дорогого, стоматолога.
- Как будет угодно. Франц!
Официант-"чревовещатель" растворился, словно его и не было.
- Я думаю, мы наверное начнем. Не будем терять времени! - Вензель сцепил пальцы в замок. Руки у него, несмотря на ухоженный маникюр, выглядели дряблыми. Покрытые мелкими пигментными пятнами, они выдавали истинный возраст хозяина.
Макс достал диктофон и блокнот с простой шариковой ручкой. Он всегда отдавал предпочтение дешевым одноразовым вариантам, так ка в процессе создания скелета статьи грыз колпачки, словно леденцы. Особенно если статья сулила  резонанс.
А эта, судя по всему сулила его немало.
О заведении, в котором ему с минуты-на-минуту подадут кофе, Баум узнал относительно случайно.  Один из информаторов сообщил, что в определенные промежутки времени, в ресторане неизвестному широкому кругу публики тем не менее собирается другой, намного более узкий и в то же время намного более публичный круг лиц. Когда Карл — информатор — упомянул в числе посетителей вице-канцлера, Макс хохотнул, и сказал, что за такое не даст и рваного евро:
- Дортмундский вестник, конечно, не самое респектабельное издание страны, но и не желтые страницы, рассказывающие о изнасилование домохозяйки снежным человеком! Если ты шутишь, то время выбрал неподходящее.
На лице Карла не было и намека на веселье.
- Я работаю мусорщиком, ты это знаешь, Макс! Работаю в ночную смену вот уже больше года. И маршрут  у меня столько же времени неизменен. И это здание ничем таким не выделяется из всех остальных. Ресторан, дорогая обжираловка, которую я ни в жизнь не смогу себе позволить посетить.
Карл допил бокал и заказал еще пива. Макс потягивал свое и наблюдал за информатором. Тот не был взволнован — скорее озадачен.
- И вот мы с Йенсом, это мой напарник, как обычно забирали мусор с заднего двора. Только вру, не как обычно, опоздали мы малость. Так-то, где-то к двум, к пол третьего заезжали, а в этот раз Йенс что-то съел и застрял в сортире на добрых двадцать минут. Подъехали мы в начале четвертого. И наблюдаем картину: три мерседеса с государственными номерами и из одного как раз вытаскивает свою жирную  тушу наш дражайший вице-канцлер. Я его ни с кем не спутаю, вдоволь на его мерзкую рожу по телеку насмотрелся. Охрана опешила от такого нежданчика, это я опять про нас с Йенсом. Видимо, думали, что мы уже уехали, в общем прозевали этот момент. Вице-канцлера под руки  и в ресторан, а к нам несколько двинуло с двух сторон... У всех руки как по команде под пиджаки нырнули, как в наипаршивейшем голливудском боевике. У меня даже на секунду мыслишка мелькнула, что мы на съемочную площадку попали. А как потребовали документы, то понял: все на самом деле!
- И чем все закончилось? - лениво поинтересовался Баум.
- А ничем! Проверили документы и отпустили.
- Ну и что тут странного?
- Что странного? - переспросил Карл. - Да ничего, кроме того что какого дьявола этот боров делал в три утра в ресторане Дортмунда? Решил перекусить?!
- Дела государственных бонз нам, простым обывателям, мало понятны, - усмехнулся Макс. - Вполне возможно, что именно этим он и занимался. У вице-канцлера плотный график. Это и вся твоя история?
- Начальство сделало выговор, - хмуро продолжил Карл, одним глотком осушая почти пол бокала. - Предупредили, что если в очередной раз выбьемся из графика, вычтут из зарплаты.
- Думаешь, сверху позвонили в муниципальную службу?
- Черт, да я уверен в этом! - взорвался Карл. - Скоты рабочий класс ни в грош не ставят. Что не мешает им повышать налоги и урезать льготы.
- Свежо предание. Дружище, твоя история очень душещипательна, но увы не тянет на сенсацию...
- Я еще не закончил. Это было во вторник, вернее с понедельника на вторник. Как то, я взял отгул и решил прогуляться в том районе. Захотел проверить, как часто заместитель главы государства «обедает» в столь поздний час. Я спрятался в переулке напротив и наблюдал.
- И что же ты «нанаблюдал»? - Макс потянулся всем телом и посмотрел на часы.
- Ровно в три подъехала «ауди» малинового цвета. Такой себе спортивный вариант! И вылез из нее никто иной, как Курт Геринберг.
- Рок-звезда?! - оживился Баум. Россказни Карла начинали приобретать интересный поворот.  - Не знал, что ты фанат тяжелой музыки.
- Мне нравится «Скорпионс», - скривился Карл. - Этим молодым татуированным горлопанам  до них, как до Луны! Узнал, потому что у сына вся комната заклеена плакатами этой сволочи. А на выходных ни минуты покоя — я уже кажется знаю весь его альбом наизусть.
- Какой из них? - пошутил Баум.
- Неважно! В общем, с интервалом в пару минут начали прибывать тачки, одна роскошнее другой. Большинство владельцев мне незнакомы, но парочку узнал. Ведущий ток-шоу «Фактор альфа-самца» и наш губернатор.
- Когда это было? - Теперь уже Макс слушал внимательно.  Такая концентрация известных людей и нигде об этом не упоминается, ни один самый захудалый папарацци не выложил ни одного самого захудалого снимка об этом полночном «рандеву».
- Во вторник на той неделе. А до этого в последний вторник прошлого месяца.
- Хм, похоже на то, что это у них происходит регулярно.
- И я том же! Ну вот скажи, какая связь между рокером и вице-канцлером. Случайно, посреди ночи решили поужинать в одном и том же ресторане?
- Может быть. Есть что-то еще, что ты узнал?
- В очередной наш приезд туда, я решил заглянуть в мусорный пакет. Очистки от овощей, кожура от фруктов, сырные корки, одноразовые салфетки...
- И что тут странного, это же ресторан?
- Вот именно, Макс, это долбанный ресторан! Ни единого мясного обрезка, ни единой мозговой косточки. Это не кажется тебе подозрительным?
- Может, это заведение вегетарианского типа. Знаешь, в последнее время это модно: повышает продолжительность жизни.
- Кто вегетарианец?! Герингберг?! - возмутился Карл. - Да у него на лице написано, что он собственную бабушку съел, опосля занюхав все хорошенько кокаином.
- Да, тут ты меня уел, - развел руками Баум. - Это все?
- А разве этого недостаточно? Политики, шоумены, «тайные вечери» посреди Дотрмунда, тут попахивает минимум массонским сговором!
- Неплохо заливаешь, Карл. Но пищу для размышлений, ты выдал презабавнейшую. Если нарою что-то стоящее, то с меня причитается вдвойне.
И Баум начал рыть. Через еще одного знакомого, работающего в аэропорту, он проверил списки всех прилетавших в город в те дни, которые Карл упоминал в беседе. Фамилии вице-канцлера он не нашел, скорее всего тот прибыл частным рейсом, но парочку других известных имен обнаружил. Притом, что нигде в новостях не упоминалось о их визите.
Макс начал наводить справки о ресторане. И не нашел никаких упоминаний о данном заведении ни среди известных сетей, ни где-либо еще. Здание было зарегистрировано на частное лицо, некоего Иоганна Пруста, а единственный человек, которого так звали жил в Гамбурге и ему в прошлом месяце стукнуло четырнадцать.
Он попросил Карла еще раз провести ревизию мусорного мешка, но ему внезапно поменяли маршрут.
А два дня назад ему позвонил неизвестный и пригласил по тому самому адресу, который, судя по официальным документам, принадлежал прыщавому тинейджеру.
- Мы не могли не заметить, вашего болезненного интереса к нашей деятельности. - сказал Венцель, разглаживая несуществующую складку на идеально выглаженной скатерти.
- Насколько я помню, в нашей стране все еще свобода слова.- Баум надеялся первым задать вопросом и был немного недоволен перехваченной инициативой.
- Естественно! - развел руками Теодор. -  Мы всецело за демократические ценности. Более того, ратуем за расширение рамок такого понятия, как свобода.
- Это замечательно, - Журналист наконец включил диктофон. - И что же это за свобода?
Венцель вновь улыбнулся, и на этот раз его улыбка даже не старалась выглядеть доброжелательной.
- Свобода выбора, герр Баум. Свобода выбора!

Тапочки шуршали по бетону ступеней, в руке шелестел полиэтилен мусорного пакета. Мужчина в растянутой и застиранной футболке медленно спускался по лестнице. Исхудалое лицо томилось скукой, нечесаные волосы копной нависали на глаза: он то и дело отбрасывал непослушную прядь.
Дверь щелкнула язычком замка и бетон под тапочками сменился гравийным покрытием придомовой дорожки. Шесть вечера, солнечный лимб тонет за противоположной многоквартирной высоткой, приглушенная какофония автобана, броуновское движение мошкары в ореоле фонарной лампы.
Мусорные баки на противоположной стороне улицы, семь  разномастных емкостей, голодно ожидающих очередной порции полиэтиленовых «хаггис». Он перехватил пакет поудобнее, и все так же сосредоточенно шаркая устремился к ним.
Звонок велосипедного сигнала прорезал закатные сумерки. Мужчина вздрогнул и остановился, пропуская двух велосипедистов. Один из них, миловидная девушка в черно-белой джерси и такой же расцветки шортах, благодарно улыбнулась. Он ответил тем же, а затем продолжил свое паломничество к Мекке бытовых отходов. Настроение внезапно поднялось и впалую грудь даже будто расперло от этого чувства. Тонкие, покрытые редким волосом ноги зашаркали бойчее, словно в такт ускорившемуся сердцебиению.
- Простите! - раздался мелодичный девичий голос у него за спиной. Он с готовностью обернулся. Как раз под едкую струю, угодившую ему в лицо.
Упасть ему не дали. Предупредительно подхватили с двух сторон и бойко потащили куда -то в сторону. Последнее, что он увидел, прежде чем сознание растворилось в ярком и жужжащем тумане — семь разномастных мусорных баков, укоризненно взирающих на так и не донесенный пакет.

- Общество непостоянно и изменчиво, герр Баум! Оно словно ветреная барышня, сегодня дает обещание, а к завтрашнему утру тут же о нем забывает. Диктует догматы и постулирует правила: якобы для общего блага, но на деле лишь ограничивает индивидуальность каждого. Это можно, это нельзя, это аморально, это противозаконно, а вот это просто-напросто кощунственно! Правила, правила везде и всюду! Вопреки здравому смыслу и вопреки человеческой природе! Наперекор желаниям и тайным мечтам.
- Звучит довольно... нигилистично, - Хмыкнул журналист.
- Ромео и Джульетта не смогли прожить долгую и счастливую совместную жизнь потому что им мешали правила, установленные не ими. Свидетели Иегова позволяют умирать своим детям, потому что им запрещенно переливание крови. Да хотя бы загляните в наше законодательство — сплошной абсурд да и только!
- Но ведь это работает. - Раздражение и неприязнь Макса к собеседнику начало вновь нарастать: «Расфуфыренный мудак ссыт мне в уши, но не говорит ничего конкретного!»
- Работает, потому что большинство позволяет этому работать. Думает, что это оно решает, что правильно, а что нет. Ему, большинству, удобно так думать. Некое меньшинство вкладывает им в голову эту мысль и все довольны!
- И к какой из этих сторон относитесь вы? - Прямо спросил Баум.
На лице Венцеля вновь появилась «недоброжелательная» улыбка, и журналист нутром ощутил, что задал неправильный вопрос.
- Неважно, к какой из сторон отношусь я, герр Баум. Намного важнее, к какой относитесь вы. К той, которая ограничивает собственную уникальность сонмом бесполезных ограничений или к той, которая может через все это переступить, а в случае чего вложить остальным мысль: что благо для тебя — благо для каждого...

Он то просыпался, то вновь нырял в омут беспамятства. Из темноты всплывали картинки и образы — растрепанные, словно небрежные мазки экспрессиониста: салон авто и девушка в черно-белой джерси гладит его по голове и говорит нечто ласковое и успокаивающее. Это была хорошая картинка, но машина подпрыгнула на ухабе, и он снова провалился в  вязкую глубину.
Следующая была слепящей, яркой, стилетами вспышек вспарывающая зрачки. На секунду зрение сфокусировалось и огненные мечи, проплывающие  над головой превратились в лампы дневного света. Справа от него человек в белых одеждах, но отчего-то не похожих на больничные. Человек склоняет лицо - овал с размытыми чертами — заслоняя «джедайские клинки» над головой, и он снова тонет в холодном мраке.
Следующая была букетом тактильных ощущений. Он ничего не видел, но чувствовал, как его обнаженное тело переворачивают чьи-то бережные и в то же время уверенные руки.
Чувствовал касания губки и как теплые струйки воды щекочут его кожу. Чувствовал как ему вымывают промежность и невидимые пальцы нежно касаются члена. Ощутил, как тот набухает кровью и подается навстречу прикосновением. И вновь накрыло чернильной волной.
И в какой-то момент, его покинуло сожаление о в край испорченном дне.

- Все наше мироздание построено на одной простой истине, - Продолжал вещать Венцель своим глубоким насыщенным голосом. - Эволюционируй или вымирай, доминируй или подчиняйся, ешь или будь съеденным.
- У вас несомненно оригинальная риторика, - перебил его Баум. - Но мне кажется, что мы все никак не доберемся до сути нашего разговора.
- Напротив, мы как раз ее и раскрываем. Первородный простейший организм поглотив своего собрата, задал вектор направления всей жизни на земле! Хищники и травоядные, пищевая пирамида. И после долгого пути, человек на ее вершине.
Официант принес кофе, сливки и сахар. Размешивая дымящийся напиток,  ложка предательски звякнула о край фарфора, и Макс успел уловить, как краешек рта Теодора Венцеля чуть скривился.
«Сраный ханжа. - Подумал Баум. - Но это мы и так уже знаем.»
Венцель с выверенной, нарабатываемой годами, изящностью отпил небольшой глоток и продолжил:
- В современном мире работает все те же правила, актуальна все та же простая схема: есть хищники и есть травоядные.  Одни доминируют, другие подчиняются.
- Попахивает изощренным расизмом.
- О, отнюдь. Всего лишь симбиоз, в рафинированном виде. Хищники не могут без травоядных, они зависят от них. Это заложено, если хотите, где-то на генном уровне. Так же и травоядные не могут без хищников: и те и другие контролируют обоюдную популяцию. Суть травоядных в том, чтобы служить пищей плотоядным.
- Не совсем понимаю, как это можно отнести к человеческой культуре.
- Уверен, что в глубине души вы все прекрасно понимаете. Просто боитесь себе в этом признаться. Оковы нравственности, религии, морали, все эти бессмысленные  фальшфейеры, придуманные человеком запутывают, не дают разобраться...
- Разобраться в чем? - Макс подался вперед, неожиданно во рту образовался плотный сгусток слюны и потребовалось усилие, чтобы протолкнуть его по пищеводу. - Кто из нас хищник, а кто травоядный?
Венцель вновь отпил свой кофе, весь его вид говорил о глубоком удовлетворении.
- Вы правильно уловили суть, но несколько упростили формулировку. Верный ответ: кто из нас мечтает есть, а кто мечтает быть съеденным.

На этот раз, он вынырнул сразу, черные воды схлынули, обнажив реальность — четкую до рези в глазах и оглушающую тишиной. Мужчина попробовал пошевелиться, но не смог двинуть даже фалангой пальца. И в то же время, он чувствовал прохладу помещения, легкий сквозняк, заставляющей покрываться гусиной кожей. Понял, что тишина не была абсолютной: легкий гул нагнетаемого воздуха, похоже от работающего вентилятора.
Белизна кафеля на стенах, прямоугольными сотами вздымается до самого потолка. Тот не был монолитным, прозрачный стекло-пакет  в оправе стального каркаса.
Мужчина осознал, что все еще обнажен и лежит на чем-то твердом, напоминающим больничную каталку. Спину явственно холодил металл. Он еще раз приложил усилие, чтобы встать, но ни единый мускул не дрогнул в его теле. Хотел закричать, но язык мертвым моллюском прилип к нижней челюсти. Страх защекотал диафрагму, нарастающим снежным комом двинулся вниз живота. Некая мысль металась в темнице черепной коробке: человек с яйцом вместо лица и белой форменной одежде. Врач?!
Шум распахивающейся  двери, скользящие почти невесомые шаги. Красивое лицо в оправе каштановых  волос. Знакомое лицо! Та самая девушка велосипедистка склонилась над ним, но на этот раз без своего черно-белого джерси. Торс обнажен, маленькие крепкие груди, идеальная очерченность розовых сосков, плоский живот, чуть выпирающие ребра под смуглой, явно от искусственного загара, кожей.
Мысль в голове перестала трепыхаться, мужчина понял, что его смутило в одежде человека без лица.
В юности он подрабатывал в небольшом ресторане и вспомнил, кто так одевается.
Повара.
А девушка, словно одобряя его догадливость широко улыбнулась.
И если при первой их встрече то была скорее улыбка Моны Лизы, то в этот раз самый что ни на есть настоящий голливудский оскал.
Оскал крепких, идеально белоснежных и остро заточенных зубов.

- Вы... Вы это сейчас конечно метафорически? - Макс ощутил, что верхняя пуговица рубашки самым неприятным образом уперлась в кадык и затрудняет дыхание. Поднял руку, чтобы расстегнуть ее и понял, что она и так уже давно ослаблена.
Теодор Венцель смотрел на журналиста и молчал. Невидимая пуговица пуще прежнего уперлась в адамово яблоко.
- Мне кажется или мы тут беседуем о каннибализме? - Макс неловко хохотнул, пытаясь перевести все в шутку, но собеседник напротив все так же молчал, вцепившись в него своим бритвенно-синим взглядом из спагетии-вестернов.
И Баум осознал, истина взорвалась в голове с оглушительной мощью тротиловой шашки, что никто в этом гребаном заведении, куда часто съезжаются сливки общества и не думает с ним шутить. Осознал, что чертов Герр Совершенство абсолютно четко и полно озвучил и род предоставляемых им услуг и, что еще важнее — цель пребывания здесь его, Макса Баума, журналиста средней руки и просто разведенного неудачника!
Осознать, кто он: посетитель ресторана или всего лишь блюдо в меню.
- Здесь, в стенах данного заведения больше предпочитают термин антропофагия. - Венцель вновь разгладил  складку на скатерти, существующую по всей видимости лишь в его воображении.
-  Именно меньшинство задает контекст догмат, именно оно развешивает таблички с надписью «дерево» на все деревья. Каннибализм — звучит табуированно. Антропофагия реже используемый и более... нейтральный синоним.
- Но... - Макс теперь тщательно подбирал слова и фразы, будто шагал по минному полю. Теперь от сказанного им зависело нечто большее, чем успех или неудача скандальной статьи. - Но суть ведь от этого не меняется?
Венцель устало вздохнул.
- Сто лет назад нетрадиционную сексуальную ориентацию считали психической патологией, еще пятьдесят лет назад за это можно было сесть в тюрьму или подвергнуться химической кастрации. Люди другого цвета кожи и отличного от большинства вероисповедания в некоторых странах до сих пор второго сорта и подвергаются гонениям. Скольким человеческое  невежество изуродовало жизнь и скольким еще изувечит? Скольким гипотетическим ученым, писателям, художникам и композиторам придется душить свой талант из-за так называемой «ненормальности», вместо того, чтобы творить  шедевры и открывать новые горизонты?
- Ведь формально канни... антропофагия — это убийство? - Баум отчаянно балансировал на грани, пытаясь не ляпнуть лишнего.
И опять снисходительный вздох.
- Пойдемте. Мне кажется проще вам все показать. Как раз все уже собрались.
Журналист оглянулся и изумленно заморгал. Оказывается, за время их разговора зал перестал быть пустым. Мужчины и женщины, несколько десятков, все в смокингах и вечерних платьях — они столпились в центре помещения. Негромкая речь, звон бокалов — Баум даже не понял, когда и главное как они прошли незамеченными мимо него. Узнал среди толпы рокера Курта Геринберга, так нелюбимого Карлом: запакованный в щегольский костюм, тот общался с изысканной дамой. Отыскал  вице-канцлера, который ободряюще ему улыбнулся и приподнял в легком салюте бокал.
- Ну же, герр Баум, - Поторопил его Венцель. Потребовалось усилие, чтобы встать, ноги отчего-то превратились в бесчувственные протезы.
Люди расступались перед ним, и через секунду, Макс и Венцель очутились у большого стеклянного окна, вмурованного в пол. Ограждения вокруг не было, можно было ступить прямо на прозрачную поверхность. Баум опустил взор, и от увиденного скрутило узлом желудок.
В комнате под стеклом находилось два голых человека, мужчина и женщина.
И они отнюдь не занимались любовью.

Девушка склонилась к самому его уху, он вдохнул сладкий аромат ее волос.
- Ты писал, что хочешь все ощущать, познать каждый оттенок происходящего, - Зашептала она - Мы выполним твою просьбу. Но чтобы ты увлекшись наслаждением, не прикусил себе язык, я вставлю тебе это.
Девушка оттянула его безвольную челюсть и засунула между зубами плотный загубник.
- И еще, - продолжила она. - Мы помним о твоем особом пожелании. Начнем прямо с него.
Озорно подмигнула и  пропала из поля зрения. Мужчина почувствовал, как ее локоны падают ему на грудь, скользят ниже к животу. Когда влажный и теплый язык дотронулся до кожи на внутренней стороне бедер, он, несмотря на переполнявший его страх и смятение, вновь испытал возбуждение. И когда ее рот прикоснулся к его гениталиям, эрекция была практически мгновенной. «А может, - подумал мужчина. - Она и не проходила с самого момента, когда его тело обмывали.»
Несмотря на абсурдность и даже ужас происходящего, наслаждение все нарастало. Ласки незнакомки сводили с ума. И в момент наивысшего экстаза, когда наступил оргазм, ласки сменились огненным комком, окутавшим его детородный орган. Язык и губы заменили острые как лезвие ножа зубы.
«О, Господи! Она откусила! Она откусила мой член!!!»
Несмотря на оглушающую боль, сознание оставалось кристально ясным. Лишь сердце застучало часто-часто.
В поле зрения показалось окровавленное лицо сжимающее нечто стухающее в размерах на глазах.
Она улыбалась. Улыбалась, держа в зубах обрубок его плоти.

- Он вызвался сам, - Венцель говорил это спокойно, даже умиротворенно. - Никто его не заставлял. Есть тысячи, а возможно и десятки тысяч тех, кто хочет чтобы это произошло.
Подавленный Баум потрясенно наблюдал за происходящим. Обнаженная девушка начала поедать оторванный пенис на глазах у своей жертвы.
«Жертвы ли?» - пронеслось в голове.
Покончив с «трапезой», она подошла к столику рядом с каталкой. Ровные ряды хирургических инструментов на нем холодно мерцали в свете ламп. Изящные пальчики легли на пилу.
«Твою мать! Твою же мать, ведь она сейчас разберет его на части!»
И все же, некий трепет, нездоровый интерес присутствовал во всем этом. Баум очень четко понимал, как только что перешагнул на «темную сторону силы». Может, у него еще был шанс вернуться, но хотел ли он этого? Хотел ли он этого на самом деле?
К Венцелю, все так же неслышно, подошел официант, что-то взволнованно зашептал на ухо. Макс вовсю напряг слух, но смог различить лишь «сосед по комнате» и «накладка».
Лицо Венцеля оставалось бесстрастным на протяжении всей тирады. Когда официант закончил, он лишь бросил короткое «продолжайте» и, сухо улыбнулся журналисту.
- Ацтеки поедали пленных, не потому что испытывали проблемы с урожаем или были насквозь кровожадными. Это был почетный ритуал, с жертвами обращались, как с близкими родственниками. Те также понимали важность сакрального действа.
Монолог Венцеля звучал для Баума  безсвязным лейтмотивом. Внизу один человек отпиливал другому ногу, чуть ниже колена. Лицо лежащего преисполнилось такой гаммы  чувств, что это было не передать словами. Гримаса за гранью ужаса или боли. Как будто, мужчина, которого на глазах у всех разбирали на части, открыл  горизонты  даже и не снившиеся библейским мученикам.
«Накладка! - Пульсировало в мозгу. - Накладка, Господе Иисусе!»

Возможно, он обмочился. Возможно, обрубок между ног извергал мочу вместе с кровью. Сердце штурмом брало реберную клетку, заходилось в истерике душевнобольного. Он слышал скрежет, когда лезвие соприкасалось с берцовой костью. Тот возникал у него где то в среднем ухе, отфутболенный  барабанной перепонкой прямо в евстахиеву трубку и дальше, по нисходящей, пока не добирался до самих нейронов памяти, где и засел крепко как гвоздь.
Противный скрежет с  хлюпающими обертонами.
Боли уже не было, как таковой. Тело, шокированное таким количеством повреждений, пыталось спастись и выбрасывало в кровь запредельное количество дофаминов и норадреналинов, чтобы хоть как то стабилизировать огромную кровопотерю. Он знал все это, потому что его сосед учился на медицинском и часто, со вкусом и обстоятельными подробностями любил об этом рассказывать. Мужчина подумал, что ему бы здесь точно понравилось.
Нервные окончания уже давно были забиты «белым шумом», мозг просто напросто отключил все болевые рецепторы.
Один раз мужчина умер. Он точно знал, что это произошло, будто проваливаешься в теплую пелену.
Но смерть длилась недолго. Пронизывающий холод иглы в сердце, и тело каменеет, теплая пелена не может его удержать и рассыпается мозаикой. Он снова в комнате с белыми стенами и прозрачным потолком. Над ним лица, их много и все они смотрят с алчным любопытством. И неким восхищенным почтением. Будто наблюдают за рождением нового Бога.
Заляпанная красным девушка оказалась в поле зрения по левую сторону плеча. Мужчина догадался, что пока он «умер» с обеими ногами было покончено.
«Они хотят сделать из меня Венеру Милосскую...»
Ему уже не было страшно. Страх ушел куда-то вслед за болью. Его переполнила эйфория от познания нечто нового. Вначале одна, а затем вторая кисти и предплечья были отделены от его тела, и он улыбнулся им на прощанье.
Мужчина улыбался пока ему  вскрывали грудную клетку. Улыбался, когда фиксировали ранорасширителем проделанное отверстие.
В тот момент, когда изящные пальцы прикоснулись к его бьющемуся сердцу, он испытал непередаваемый по силе восторг.

Баум смотрел, как части того, что еще совсем недавно было человеком, укладывают на серебрянные подносы и выносят деловитые повара. Кровоточащий комок сердца был водружен на блюдо в последнюю очередь с особой бережностью.
- Возможно, вам принести пакет? - Участливо предложил Венцель. - Не все, знаете ли, с первого раза...
Бледный, как смерть журналист покачал головой. Удовлетворенный Венцель кивнул.
- Это.... Это... Когда-нибудь  об этом узнают.
- Именно! В этом вся суть, герр Баум.  Чтобы об этом узнало как можно большее количество. Не сегодня,  и не так как вы. Постепенно, маленькими дозами, люди должны принять свою суть. Не отвернуться, не недопонять, не отторгнуть неправильно извращенный посыл. Для этого и нужны вы и такие как вы. И такие как они.
Венцель обвел рукой собравшихся. Политиков, писателей, медийщиков и звезд шоу-бизнеса.
- Вы думаете, люди схавают все это дерьмо, что вы здесь вытворяете?! - Баум с вызовом посмотрел на своего собеседника. Он больше не старался подбирать выражения.
- Но вы же «схавали», - Мягко, но уверенно ответил Венцель. - Поверьте, вы знаете это не хуже меня.
Баум осекся и посмотрел по сторонам. Все улыбались ему, ни капли враждебности, одна лишь теплота и понимание в глазах и улыбках.
- Кстати, о «дерьме», - Венцель подхватил Макса за локоть и повел обратно за стол. - Ужин подадут через час. Пока же продегустируем вино, от которого вы вначале так неосмотрительно отказались.
И когда спустя озвученное время все на том же серебряном блюде принесли жаркое из сердца мужчины, украшенное сельдереем и тимьяном и приправленное чесночным соусом, Макс Баум не долго колебался, прежде чем наколоть на вилку кусочек и отправить в рот.
Вкус у мяса был особенный. Вроде как у говядины, и все таки немного иной.
Баум ел с аппетитом и все думал о той самой злосчастной «накладке». А еще о белом теле своей бывшей жены и подтянутом загорелом торсе ее нового бойфренда.
«Интересно, о чем они мечтают?» - Размышлял журналист, расправляясь с очередным кусочком плоти.
Интересно, каковы они на вкус?