Враги в засаде

Автор: Чарльз Кинг. АВТОРСКОЕ ПРАВО, 1892 ГОД.
***
1.
Солнце только что село — шипящий огненный шар, несущий страдания.
 Нижний край уже коснулся зубчатого хребта горной цепи, окаймлявшей пустыню пурпурным и золотым. На бесплодной, выжженной равнине перед загоном, как раз там, где его отвязали, когда казначей и его сейф были брошены вскоре после рассвета, Потрёпанная непогодой машина скорой помощи отбрасывала нерушимую тень длиной в милю на далёкий Кристобаль. Ворота на восток через
Санта-Марию, резко выделявшиеся на сияющем хребте, находились в дне пути — в дне пути, который теперь можно было преодолеть только ночью, потому что это было Аризона, и от восхода солнца до его заката
в любом месте к югу от этой зловонной грязевой ванны, реки Хила, единственными людьми, невосприимчивыми к ярости его лучей, были апачи. «И они», — прорычал казначей, раздражённо щёлкнув замком своего сейфа.
«Они не более человечны, чем стая гиен», — подумал он.
 Крупный мужчина был хранителем и раздатчиком государственных долларов — настолько крупный, что, выходя через проём в раскалённой глинобитной стене, он пригнул голову, чтобы не задеть её верхний край. Зелёные очки, широкополая соломенная шляпа,
рубашка из жёлудя, свободные брюки из коричневого льна и парусиновые туфли цвета пыли — таков был внешний вид человека, который был столь же далёк от военного дела, сколь и тяжеловесен.  Майор двигался медленно и с трудом.
и, соответственно, вяло отвечал. Он вышел на яркий свет
вечернего солнца и постепенно начал осознавать, что ему хочется
выругаться при виде того, что он увидел: хотя через минуту-другую
дневной бог «спрячет свой лик» за черным горизонтом, к отъезду
не было сделано никакой подготовки. Там стояла машина скорой
помощи, каждый болт, каждое звено и шина были горячими, как
крышка печи, но ни одного мула не было видно. Повернувшись налево, он направился к проёму в глинобитной стене и вошёл в пыльный загон. Одно из четырёх четвероногих животных дремало
из-под навеса из веток на него томно посмотрели вопрошающим взглядом и навострили уши.
Он, как и мул, подал сигнал, приглашающий к ужину. Мексиканский мальчик, растянувшийся в тени
тюка с государственным сеном, одетый в хлопковую рубашку и
брюки почти такого же коричневого цвета, как и кожа, которая
проглядывала сквозь прорехи, на мгновение взглянул на него с
вялым интересом, а затем вернулся к более приятному занятию —
наблюдению за извивающимся тарантулом, насаженным на кол.
Под другой частью навеса лежали два спокойных маленьких
Ослы мечтательно моргали, глядя в пустоту, на их седых мордах
было написано то невыразимое умиротворение, которое можно увидеть только на лицах святых и ослов. В центре загона стоял грубый ворот, обмотанный верёвкой, и от него тянулся ветхий рычаг. Кнут, свисавший с конца рычага над протоптанной круглой дорожкой,
казалось, потрескался от жары и времени. Прочная верёвка, туго натянутая на катушке,прошла через деревянное колесо и исчезла в проёме с широкими
рамами, ведущем в недра земли. Совсем рядом в тени поросшего кустарником «леанто» висели три или четыре огромных олласа,глиняные кувшины для воды, обернутые джутовыми мешками и одеялами. За ними,совершенно непригодные для дальнейшего использования, стояли то, что когда-то было ходовой частью калифорнийского фургона. Позади него с пыльных гвоздей свисали куски кожаных ремней, которым никакое конопляное масло из военной фармакопеи уже не вернуть былой мягкости и эластичности. Более новая модель того же класса была накрыта брезентовым «полотнищем». Огромная куча ячменя мешки были сложены в дальнем конце загона, охраняемые от грабителей (четвероногий) у барьера из деревянных реек, в основном опущенных, и у потрепанного двуногого, очень крепко спящего.
"Где сержант?" - медленно спросил казначей, ни к кому конкретно не обращаясь.
жалобно оглядываясь по сторонам.
По-прежнему опираясь смуглым подбородком на почти чёрную руку и помешивая паутину раздвоенной палкой, которую держал в другой лапе, мальчик просто повернул голову в сторону тёмного проёма в дальнем конце сарая.
Этот проём, казалось, вёл лишь в кромешную тьму. "Что он делает?"«Не-е-ет», — протянул мальчик, не отрывая своих красивых глаз открывающихся перед ним радостей.  «Почему он не запрягся?» В ответ он лишь пожал плечами.   «Эй?»
 «Не-е-ет», — так же медленно, как и раньше.  «Как тебя зовут?» «Хосе».
 «Ну что ж, Хосе, иди и скажи ему, что он мне нужен».
 Мальчик медленно взял себя в руки и поднялся на ноги; неохотно пошёл выполнять приказ; оглянулся на своего пленника, который уже ковылял прочь, стремясь на свободу; снова повернулся,ударил его раздвоенной палкой, а затем со злобным «ха!»вбил сопротивляющегося аранейда в песок почва. Покончив с этим, он побрел к темному углу в стене  ранчо и скрылся из виду.
Вскоре из этого углубления медленно вышла крепкая фигура в пыльной
синей блузе, рукава которой были украшены шевронами сильно выцветшего желтого цвета. Из-под потрёпанной шляпы с опущенными полями на штабного офицера смотрело круглое, покрытое солнечными ожогами и веснушками лицо, заросшее недельной щетиной. На лице читалось нечто среднее между вялой терпимостью и лёгким раздражением.  Солдат небрежно коснулся полей шляпы указательным пальцем, а затем опустил руку. Удобный карман. Было очевидно, что он испытывает лишь слабое уважение к званию и должности человека в очках и с полномочиями. "Сержант Фини, я думал, я ясно дал вам понять, что хочу, чтобы всё было готово к закату." -"Так и было, сэр, а потом вы всё испортили," — последовал быстрый и решительный ответ.
Казначей нерешительно замер. Сквозь затемнённые очки его зелёные глаза казались лишёнными какого-либо выражения. Его поза оставалась неизменной: большие пальцы в низко опущенных карманах широких брюк, плечи поникли.
"В-о-от," наконец протянул он, "ты понял, что я хотел перейти к
К рассвету мы должны быть в Кэмп-Стоунмене, не так ли? Разве мой секретарь, мистер Доуз, не сказал вам об этом?
 Да, сэр, и вы хотите попасть туда не больше, чем я, майор. Но я же говорил вам, что если вы позволите Доновану и остальным вернуться на тропу, они найдут какой-нибудь предлог, чтобы остановиться в
Это дело рук Серальво, и, чёрт бы их побрал, они это сделали.
 — Ты не думаешь, что они скоро будут здесь?
 — Думаешь? — и загорелое лицо кавалериста, казалось, стало ещё краснее, когда он почти презрительно повторил слова своего начальника.  — Думаешь? Да вы только посмотрите, майор! — И коротышка-негр
Солдат сделал три быстрых шага, а затем указал через западный проём в глинобитной стене на позолоченный край хребта, где только что скрылось солнце.  «До этого хребта десять миль, и прошло десять минут с тех пор, как я в последний раз видел сигнальный флаг на перевале.  Они тогда не прошли.  Какой у них шанс добраться сюда до наступления темноты?» Ты же сказал мне, чтобы я всё подготовил
к началу, а потом всё испортил, отправив половину сопровождения обратно.
Ты торчишь здесь, в этом аду, уже три дня, а я
три года. Ты никогда не был в Каньон-Диабло; я был там дюжину раз, и ни разу не обошлось без драки или хотя бы без хорошей возможности подраться. Ты, может, и думаешь, что врываться в засаду — это весело,
но я так не считаю. Здесь можно легко нарваться на неприятности, даже не пытаясь их избежать. Я старый солдат, майор, и, возможно, слишком откровенен в своих высказываниях, но я не хотел вас обидеть.
Просто я молю Бога, чтобы в следующий раз вы меня выслушали.
«Вы же не хотите, чтобы я бросил этих женщин на произвол судьбы на переправе, не так ли?» — спросил казначей, отчасти извиняясь.
«Да я вообще не верю в эту историю, — решительно заявил Фини. — Это какая-то дурацкая уловка, которую этот Донован затеял, чтобы вернуться и выпить и поиграть в азартные игры с этими головорезами в «Серальво».
Им только что заплатили, и у них не было ни единого шанса повеселиться, пока им не приказали сопровождать груз. Эти деньги жгли им карманы целых три ночи подряд, и они просто не могли больше терпеть, ведь за хорошую службу можно было получить каплю спиртного. Ни один солдат не будет счастлив, пока не разорится, майор, по крайней мере, я таких не встречал.
«Что заставляет вас сомневаться в этой истории, сержант? Она звучит вполне правдоподобно».«Она звучит чертовски правдоподобно, сэр; в этом-то и проблема. Она звучит так, будто её состряпали на мельнице Чиуауа Пита. Это всего лишь уловка, чтобы заманить их обратно, и они сыграли на вас, потому что увидели, что вы новичок в этих краях, и знали, что я сплю; и теперь, если только лейтенант Если Драммонд со своим отрядом нагрянет сюда, нам ничего не останется, кроме как ждать завтрашней ночи, и даже тогда нет никакой уверенности, что мы сможем уйти.
"Ну, если бы мистер Драммонд был здесь, как вы думаете, он бы ушёл или
отправил кого-нибудь обратно, чтобы защитить этих людей?"

«О, он бы уехал — конечно, это его дело, но не ваше, майор. У вас там достаточно государственных денег, чтобы скупить все питейные заведения к югу от реки Хила. Вы должны заплатить в «Стоунмене», «Гранте», «Гудвине», «Криттендене» и «Боуи», где у них не было ни цента с прошлого Рождества, а сейчас уже середина мая». Вам следовало бы
двигаться со всей возможной скоростью, чтобы ни один из этих соглядатаев не пронюхал о вашем маршруте, не говоря уже об апачах. Каждый час, который вы проводите на одном месте, — это явное преимущество для них, а здесь вам просто необходимо оставаться на одном месте двадцать четыре часа
Все это время он рассказывал какую-то нелепую историю о том, как пятнадцать миль назад в Джила-Бенд на сцену вышли напуганные женщины. Это уловка, майор, вот во что я верю.
Старый Пламмер ковырнул носком ботинка песчаную почву и задумчиво покачал головой. «Жаль, что ты закрыл глаза», — протянул он наконец.

- Я бы не стал, сэр, если бы не был уверен, что вы держите свой открытым. Вы проспали
всю ночь, сэр, вы и мистер Доуз, в то время как я ехал рядом, каждую минуту держа палец
на спусковом крючке.

Поглощенный своим мрачным разговором, ни один из мужчин не заметил, что
Деревянная ставня в глинобитной стене неподалёку бесшумно открылась изнутри всего на пару дюймов. Ни один из них не знал и не мог видеть, что за ней, в сгущающихся сумерках короткого летнего вечера, притаилась тёмная фигура.

"Значит, ты думаешь, что мы должны остаться здесь, да?" — спросил казначей.

"Думаю? Я это знаю. Да ведь в округе полно апачей, а у нас всего полдюжины человек. Ваш писарь не в счёт, майор.
Старый Пламмер стоял в нерешительности. Его писарь, чахоточный и сломленный
Его родственник в тот момент безвольно лежал на грубой койке в
хижине, оплакивая судьбу, которая вынудила его отправиться в Аризону в
поисках здоровья. Он действительно мало что мог "'считать", как
хорошо знал казначей. После минутного мучительного раздумья с
его губ медленно слетели слова.

"Что ж, возможно, ты знаешь, что
лучше, так что мы останемся здесь до завтрашней ночи или, по крайней мере,
до тех пор, пока они не вернутся."

Можно было почти расслышать шепот в глубокой нише подпорной
стены - свистящий, задыхающийся. Кто-то, притаившийся еще дальше в глубине,
в черных глубинах нутра _ услышал.

"Сантамария!_"

Но когда мгновение спустя владелец этого придорожного ранчо, этого искусственного оазиса в пустыне, вошёл в большую пустую комнату, где полдюжины солдат дремали или играли в азартные игры, он с заговорщической весёлостью прошептал дежурному капралу:


"Наш друг, майор, разрешил мне продать вам агуардиенте, мескаль;
но подождите — до вечера."

«О, чёрт возьми, Морено, к тому времени мы будем на полпути к Стоунмену», —
грубо перебил его солдат. «Кто узнает, откуда у нас это?
Мы заставим их поверить, что отряд Донована привёз это из
У Черальво. Все равно дай мне выпить, ты, адский Смазчик; я весь извелся.
такой день, как этот. Мы должны начать, как только они вернутся.
И тогда у нас не будет времени.

- Тише, кабальеро, они придут не сегодня. Ты отдохнешь здесь.

«Откуда, чёрт возьми, ты это знаешь?»
 «Тише! — Я не знаю. Я ничего не знаю; но, _мира!_ — я знаю. Они долго разговаривают в загоне — майор и эта свинья-сержант; — ради него я щёлкаю пальцами. Смотри!» — и Морено сделал жест, выражающий одновременно вызов и презрение.

«Не надейся, что он ничего не узнает, Морено. Это довольно просто»
Что касается майора, то с ним всё в порядке, но этот мерзавец Фини — совсем другое дело, говорю вам. Он услышал бы журчание воды в кране, даже если бы находился в десяти милях от реки Хила, и был бы здесь, чтобы всё испортить, прежде чем ты успеешь подать воду, — чёрт бы его побрал! Он был достаточно любезен, чтобы поставить этого поющего псалмы янки на стражу у твоего спиртного. Как ты собираешься
добраться до этого, в любом случае?"

Вместо ответа мексиканец приложил указательный палец левой руки к
губам, а правой многозначительно указал на
сильно утоптанный земляной пол.

- А... у меня есть рудник, - прошептал он. - Ты не предашь, а? Шу-у!
Тише! Он идет сейчас.

Грубый голос сержанта Фини прервал беседу.

"Капрал Мерфи, берите тех людей, которые у вас здесь есть, и немедленно готовьтесь. Кормите
и поите тоже.-Морено, я хочу, чтобы ужин на восьмерых был приготовлен за тридцать
минут.--Бросайте карты, ребята, вам следовало поспать.
как я вам и говорил, чтобы быть готовыми к работе сегодня ночью."

«Сержант, может, не пойдём сегодня вечером?»
 «Кто это сказал?» — быстро спросил Фини, оборачиваясь к своим подчинённым. Капрал смутился и повернулся к Морено за поддержкой. Морено был невозмутим и совершенно ничего не замечал.

— Там Морено, — начал Мёрфи, чувствуя, что должен что-то сказать.

 — Я? — серьёзно и вежливо возразил мексиканец, умоляюще пожав плечами и подняв бровь.  — Я?  Что я знаю?  Я только говорю, что капрал Донован не пришёл.  Откуда мне знать, что ты не выйдешь сегодня ночью?

«Ни ты, ни тебе подобные не знают», — был суровый ответ Фини.
 «Мы уйдём, когда захотим, и не будем задавать вопросов. Что касается тебя, Мёрфи, будь готов, и когда мы уйдём, ты будешь спрашивать меня, а не кого-то со стороны. Сегодня я и так наговорился, чтобы вы, ребята, ещё и подшучивали надо мной. Уходи или
не пойти-не ликер, заметь. Первый человек, которого я поймаю пить я привяжу по
превью к задней части машины скорой помощи, и он тебе ноги его
Стоунмен".

Не было потрачено ни слова на возражения или ответ. Это действительно были «дни империи» в Аризоне — дни вскоре после великой войны за независимость, когда люди пили, ругались, дрались и играли в азартные игры, ведя суровую жизнь изгнанников, но подчинялись, беспрекословно подчинялись назначенным над ними офицерам. Это были дни, когда сержанты-ветераны вроде Фини — люди, служившие под началом Сент-Джорджа Кука и
Самнер и Харни, служившие на Диком Западе до войны, участвовавшие во многих диких, стремительных атаках под командованием Шеридана, Мерритта и Кастера в долине Вирджиния, обладали почти деспотической властью среди солдат, которые провели этот период службы в изоляции в Аризоне. Редко когда они злоупотребляли своими привилегиями.
 Они были суровы в своих правилах, грубы в своей речи, но офицеры и солдаты одинаково доверяли им и уважали их. Что касается Фини, то недостатка в тех, кто называл его избалованным, не было.  В тот день казначей был
Он уже был готов упрекнуть его за кажущееся безразличие. Дважды он сдерживал свой гнев, понимая, что Фини, в конце концов, прав, а он сам — нет. И теперь, в сгущающихся сумерках, когда он молча наблюдал за тем, как Фини энергично занимается уходом за лошадьми, и отмечал, насколько тот дотошен и деловит, хоть и резок и суров, казначей жалел, что осмелился пренебречь осторожностью столь опытного ветерана.

И всё же казначей, у которого в груди билось человеческое сердце, подвергся жестокому испытанию, потому что просьба о помощи была такой, что он не мог
ну как устоять. Проходя Ceralvo в полночь и нажатии неустанно
впереди, вместо того, чтобы остановить там, как люди надеялись, вечеринка
оспорены в Мексиканский язык.

"_Que viene?_"

На это неожиданное и неуместное требование ведущий солдат,
презирая вмешательство Гризера на американской территории, быстро
ответил,--

"Иди к черту!"

Тем не менее он услышал щелчок затвора и поспешил достать свой кольт, как и небольшой отряд, ехавший впереди скрипучей
амбулансии. Два погонщика мулов мгновенно развернулись и
Он запутался в упряжке, и казначея выбросило из сна прямо на противоположное сиденье. На его встревоженные вопросы кучер мог только ответить, что он не знает, в чём дело; сержант пошёл посмотреть.

Вскоре Фини крикнул: «Вперёд!» — и они снова тронулись в путь. Только когда до Серальво осталась миля, майор узнал причину задержки. «Кто-то из людей Серальво, — ответил Фини, — чёрт бы побрал их наглость! Они думали остановить нас и сдать властям, рассказав о
Индейцы совершают набеги прямо под нами — трое старателей были убиты в двадцати четырёх милях к востоку от границы с Сонорой. Люди Кочиса никогда не заходили так далеко на запад от хребта Чирикауа. Возможно, это дело рук белых головорезов, и нам понадобится вся наша армия.

И всё же в сиянии майского утра, после того как они сняли седла у Морено, после того как сержант, уставший от бдений двух ночей подряд, уснул в самой прохладной тени, какую только смог найти, по выжженной солнцем, усеянной кактусами равнине на западе появился молодой человек с чертами лица американца и
серьёзный, учтивый мексиканец.

"Меня зовут Харви," — сказал он. "Мои сёстры, которые учились в Сан
Франциско, едут со мной навестить наших родителей в
Тусоне. Отец должен был встретить нас в Бенде с караваном мулов.
Мы ждали сорок восемь часов и больше ждать не можем. Ради всего святого
пусть полдюжины ваших людей выедут и сопроводят их сюда.
Нет никаких сомнений в том, что апачи находятся в горах по обе стороны от нас, и я дрожу от страха, что они уже нашли наш лагерь.
Никто из моей группы не осмелился отправиться в путь, поэтому мне пришлось поехать самому.

Что оставалось делать Пламмеру? Он не хотел будить сержанта.
Это было не возвращение в Серальво, а поездка на север, чтобы спасти
уязвимую красавицу. Он просто не мог отказаться, тем более что Донован и остальные рвались в путь. От мистера Харви он узнал, что его
отец женился на девушке из старинной испано-мексиканской семьи в Гаване,
и они уговорили его заняться бизнесом в Матаморасе.
Спустя долгое время он переехал в Гуаймас, а оттуда в Тусон. Дети получили образование в Сан-Франциско, а
Сёстрам, которым сейчас семнадцать и пятнадцать лет соответственно,
скоро предстояло отправиться на Кубу, чтобы навестить родственников матери, но перед этим они решили ещё раз взглянуть на причудливый старый дом в Тусоне.
 История казалась вполне правдоподобной. Пламмер никогда не был в Тусоне, но в Драм-Барраксе и Уилмингтоне он часто слышал о Харви, и Донован поклялся, что знает их всех в лицо, особенно старика. Вопрос был решён
ещё до того, как Пламмер понял, брать на себя ответственность или нет
и кавалерийский капрал с пятью солдатами поскакал обратно в палящий зной аризонского дня и был уже за много миль от Гилы, когда Фини
осознал, что произошло. Затем он вышел и выругался. Там, в этом жалком маленьком зелёном сейфе, были заперты
тысячи долларов, способные соблазнить всех преступников Запада
на любой отчаянный поступок, который мог привести к захвату
добычи. А поскольку Донован и его отряд ушли, Фини понял, что у него в запасе всего полдюжины человек для защиты.

 Благодаря его вмешательству майор, по крайней мере, сделал одно — предупредил
Морено не должен был продавать ни капли своего огненного мескаля ни одному из мужчин;
и, когда мексиканец выразил полную готовность подчиниться,
подозрения Фини усилились, и он выбрал солдата Лэтэма,
Житель Новой Англии, которого по какой-то странной и нелепой случайности занесло в ряды
солдат, был назначен в бар на ранчо, изрешеченный пулями,
с четким приказом не наливать и не подавать никому ни капли
без разрешения сержанта Фини или его начальника, майора. Даже
унизительность этой процедуры никоим образом не
обходительность нарушается Морено. "Все, что я приобретаю у ваших ног", он
сказал майор, с Кастильский благодати и силы тяжести; "взять или удержать
это, как вы".

- Адский старый лицемер! - выругался Фини сквозь крепкие, стиснутые зубы.
«Полагаю, он больше всего на свете хотел бы напоить сопровождающих и
передать нас и наш багаж банде Моралеса».
 Трижды за этот жаркий полдень Фини обходил территорию и
пытался выяснить, сколько человек и какого типа у Морено могут быть в
засаде. Расспросы были бесполезны. Морено был готов
Он никогда не отвечал на вопросы и, как известно, никогда не останавливался на лжи. Старый Мигель,
полукровка, который выполнял разную работу у колодца и в загоне для скота,
выражал полное непонимание как ситуации, так и английского языка, на котором говорил Фини. У мексиканского мальчика был только один ответ на все вопросы: «No sa-a-abe». Были там и другие обитатели, но даже чувство долга не заставило Фини потревожить их. Где-то в глубине
жилой части ранчо, где на плоской крыше было больше всего
кустов, а стены были особенно толстыми, все разведчики и сопровождающие знали, что жена и дочь Морено
Они были скрыты от посторонних глаз, и ходили слухи, что там часто бывало больше двух женщин; что иногда к ним присоединялись ещё три или четыре женщины — жёны или возлюбленные объявленных вне закона мужчин, которые путешествовали с Паскуалем Моралесом. Вся Аризона знала, что в жилах Паскуаля Моралеса было не больше мексиканской крови, чем в жилах самого Фини. Он был
американцем, проклятым гринго, за которым много лет назад тщетно гнались шерифы Калифорнии и Невады, который искал убежища и пару в Соноре и чьи смуглые черты лица не вызывали затруднений
Он выдавал себя за мексиканца, хотя язык любви сделал его знакомым с мексиканским наречием.

 Неторопливый в действиях и речи, как и казначей, он не сразу заметил, что сержант Фини встревожен и чувствует себя неуютно.
Если ветеран, которого его капитан назвал самым хладнокровным,
отважным и надёжным человеком в полку, так встревожен, значит,
пора принять меры предосторожности.
 В чём заключалась угроза? Апачи? Они бы никогда не напали на ранчо с его охраной из солдат, что бы они ни делали в
Каньоны в горах за пределами Юмы. Разбойники? О них не было слышно уже несколько месяцев.
Он навёл справки обо всём этом в Юме, на станциях дилижансов,
а также связался по почте с командирами в Лоуэлле, Боуи и Гранте.
За последние шесть месяцев ни один дилижанс не был «ограблен», а ни одна повозка не была «перепрыгнута»
к югу от бурной реки Хила. Правда, ходили слухи о бунтах и беззаконии среди шахтёров в Касл-Доум и о привычных перестрелках в Эренберге и Ла-Пасе, но это были речные города, которые теперь остались далеко позади.
Он оглянулся на пустынную тропу и посмотрел вверх, на
усыпанное звёздами безоблачное небо. Ничто не могло быть более безмятежным, ничто не предвещало опасности или засады, кроме этой восхитительной летней ночи.
 Где-то в запретной части гарема Морено начала тихо бренчать гитара. Всё было хорошо, но потом женский голос, совсем не мягкий, запел странный монотонный припев. Строка за строкой, куплет за куплетом он звучал жёстко и неизменно. Он не мог разобрать слов — да и не хотел; музыка была достаточно плохой,
что бы она ни представляла собой в исполнении молодых людей или
красота. Когда эти слова сорвались с губ сеньоры Морено, воздух наполнился
чередой вокальных носовых дисгармоний, пронзительных, резких,
раздражающих нервы.

[Иллюстрация: Музыка]

 Не в силах слушать это после третьего повторения, Пламмер медленно вышел
из загона и снова появился на передовой как раз вовремя, чтобы
стать свидетелем сенсации. Два солдата, двое из тех, кто вернулся с
Донован, пошатываясь, вышел на освещённое пространство перед главным входом.
 При виде казначея один из них выпрямился и с неестественной серьёзностью отдал честь.
 Другой, с
конверт в руке, вылетел из седла, не сумел удержать равновесие
тяжело рухнул на песок и остался лежать там. Капрал Мерфи
нетерпеливо бросился вперед, первым добравшись до него, и перевернул
распростертого солдата на спину.

"В чем дело?" спросил Пламмер. "Он что, болен?"

"Больной, что ли?" - последовал быстрый ответ, когда капрал принюхался к
зловонному дыханию страдальца. "Будьте сильнее! Жаль, что у меня нет только половины
его дисайса.

А потом появился Фини, свирепый, разгневанный.

- Слезай с этой лошади, Муллан, - яростно приказал он.
«Как... как ты сюда попал? Каким путём ты шёл? Где остальные?»
С тяжеловесным достоинством пьяницы Муллан медленно указал на
пустыню под тем местом, где в северном небе сияла Полярная звезда.

- Сержант, - икнул он, - мы... мы опоздали; Паши добрались
туда - первыми.

- Хват! хват! - прогремел Фини. "Вы хотите сказать, что там были женщины, что это
было не растение?"

"Фак".

«Где твои донесения, пьяная скотина? Как ты смеешь пить, когда впереди бой? Где твои донесения? И да покарает небо ваши души!»

"Вот, сержант", - сказал Мерфи, вырывая грязный конверт из
ослабевших рук распростертого солдата.

- Это к вам, сэр, - сказал Фини, бросив один взгляд на распростертую
надпись. "Во имя Бога, прочтите и дайте нам знать, что дьявол
Работа за рубежом-ночь".

Даже пухлые пальцы Пламмера задрожали, когда он вскрыл грязную
конверту. Старый Морено вышел вперёд с фонарём, сверкая
белыми зубами и переводя взгляд с одного члена группы на другого.
Поднеся исписанную страницу к фонарю, казначей прочитал вслух:

 «Лагерь сожжён. Один человек убит; остальные разбежались; мулы и
 Дощечка с надписью исчезла. Ради всего святого, помогите в поисках. Ударьте по Ратонскому перевалу. Индейцы увели моих бедных сестёр.

 «ЭДВАРД ХАРВИ».
 Майор в ужасе выронил бумагу. Фини бросился вперёд, поднял её и внимательно изучил страницу. Муллан,
нетвёрдо стоявший во главе своего уставшего и унылого коня,
смотрел на происходящее стеклянным взглядом, а его губы тщетно пытались произнести что-то ещё.  Оставив ужин недоеденным, остальные члены небольшого отряда выбежали в летнюю ночь.  Никто не обратил на них внимания
прочая внимание на мерин развалившись на песке. Уже в глубокой,
пьяной спячки, он дышал stertorously. Глаза Фини, по-видимому,
крепится к письму. Строчка за строчкой, слово за слово, снова и снова он
в ней прописаны до конца. Вдруг он прыгнул вперед и вцепился в Муллан
горло сильно трясет его.

"Ответить сейчас. Где ты достал свой ликер? Разве этот парень не дал его тебе?
"Клянусь честью — нет, сарказм, 'клянусь честью'..."

"Да к чёрту твою честь и тебя вместе с ней! Где бы ты его взял, если бы не он? Ты что, был рядом с «Серальво»?"

- Нет, сержант, никаких "Черальво". Мы встретили пару джентльменов - совершенствующихся.
джентльмены, владельцы ранчо; они преследовали индейцев. Они дали нам
всего одну порцию напитка. Всего пять минут - вперед.

- Как далеко это было? Где они были? Отвечай, чёрт возьми, или я вытрясу из тебя правду!
— крикнул Фини, подкрепляя слова делом.
 — Говори, пока и ты не начал врать, как та свинья.  Ты когда-нибудь видел лагерь?  Ты вообще добрался до переправы?  Лей на него воду, Лэтэм, быстро.  Проснись, я говорю, Муллан. Ради всего святого, майор, я думаю, что они оба под кайфом. Я думаю, что это всё
чёртова ложь. Я думаю, это всего лишь уловка, чтобы заставить тебя отправить остальных сопровождающих, чтобы они могли справиться с тобой в одиночку. Пинай его, Мёрфи, пинай; бей его; не давай ему уснуть. Ответь мне, негодяй! — почти прокричал он, потому что голова Маллана склонилась на грудь, и при каждом толчке он рисковал упасть лицом вниз. Дважды его колени подгибались, как ножки циркуля, и крепкому маленькому сержанту приходилось рывком поднимать его на ноги.

"Обыщи их обоих. Посмотри, нет ли у них фляжки, Лэтэм. Ответь мне, Муллан, ты видел сожжённый лагерь? Ты видел мертвеца?
Сделал... О, чёрт! Он ушёл! Этой ночью от них обоих не добьёшься ни слова. Но не верьте этому письму, майор.
 Не верьте ни единому слову, оно чертовски фальшивое. Это всего лишь уловка, чтобы сначала лишить вас сопровождения, а потом — жизни и денег. Вот и всё,
друзья, обливайте их, пинайте их, убивайте их обоих, если хотите, —
проклятые! — а они пили, зная, что каждый человек на счету.
И, чтобы придать своим словам больше убедительности, Фини яростно пнул несчастного Маллана.

"Ты хочешь сказать, что в этом нет правды? Ты хочешь сказать, что всё это выдумка?
— Мошенничество, трюк? — наконец спросил майор. — Да это же просто невероятно!
 — Я говорю то, что думаю, майор. Это заговор с целью ограбить вас. Я имею в виду, что банда собралась именно с этой целью. Я имею в виду, что все истории, которые нам рассказывали об апачах к западу или югу отсюда или между нами и рекой Хила, — это кровавая ложь. Охранник на сигнальной станции не видел их и не слышал о них. Они смеялись надо мной, когда я рассказал им, во что они пытались заставить нас поверить в «Серальво».
Именно там они хотели, чтобы ты остановился, потому что там у тебя не было бы ни единого шанса. Шур, как ты думаешь, если
Если бы апачи _были_ здесь — если бы эта история _была_ правдой, — они бы уже услышали о ней и провели расследование, а сигнальный костёр на Пикачо _горел_ бы до сих пор.
Тогда Мёрфи развернулся и побежал за угол загона, туда, где на фоне западного неба виднелись смутные очертания хребта. В следующее мгновение в ночном воздухе зазвенел его голос, полный волнения:


"Смотрите! Да пребудет с нами Господь, майор! Это не ложь. Сигнальный огонь
горит на вершине.



II.


Поздно вечером, с измученными лошадьми, небольшой отряд кавалерии
Они продвигались на запад через пустыню. Молодая майская луна опускалась за горизонт.
Её чистый бледный свет едва различался на фоне багрового сияния
какого-то далёкого маяка в горах внизу. С самого наступления
ночи скала на перевале отражала зловещие отблески вздымающегося
пламени, пока невидимые, но проворные руки снова и снова подбрасывали
топливо и отправляли искры в небо огненными вихрями. Уставшие и подавленные после долгого дня, проведённого в борьбе с палящим солнцем, лошади и люди с радостью погрузились бы в сон.
Ранним утром они дремали на своём грубом бивуаке в Кристобале.
 С девяти утра, после долгого ночного перехода, они искали хоть какую-то тень среди раскалённых скал, черпали
тёплую воду из природных резервуаров на дне каньона и благодарили
Провидение за то, что она не была щелочной. Командир отряда,
высокий, жилистый, с проницательным лицом молодой человек,
на закате обошёл свой лагерь, внимательно осматривая копыта
лошадей и отправляя кузнеца подковать их там и сям.
ботинок. Изможденными и загорелыми были его калифорнийские скакуны в короткой упряжке,
как и их крепкие наездники; волосы на затылке и бороды были одинаковыми.
оборванные; кожаные и железные башмаки были одинаково изношены. А
сержант с бронзовым лицом, молча следовавший за своим молодым начальником, наблюдал за ним
вопрошающим взглядом и ждал решения, которое должно было приговорить
командование к еще одному ночному маршу через пустыню или заключить их под стражу
отдыхать примерно за час до рассвета.

— Как далеко, по-вашему, до Серальво, сержант?

— Примерно двадцать две мили на запад.

— А до Морено?

«Около пятнадцати, сэр, вон там». И сержант указал на равнину, которая простиралась, словно бурое одеяло, далеко за южным горизонтом.


 «Мы можем раздобыть ячмень и воду в обоих местах?»

 «Вдоволь, сэр».

 «Полагаю, солдаты предпочтут подождать здесь до двух или трёх часов?»

«Очень много, сэр; сегодня они совсем не могли отдохнуть. Я скормил им остатки ячменя».
Лейтенант на мгновение задумался, пристально глядя на ноги лошади трубача.

"Есть ли шанс, что люди Морено не слышали об
апачах в Кристобале?"

- Вряд ли, сэр; они ближе к Тусон-роуд, чем мы. Дилижанс
должно быть, проехал сегодня рано утром. В любом случае, в этом нет ничего нового.
Я не помню времени, когда индейцев не было поблизости.
По соседству с этим хребтом. Морено тоже опытный воин, сэр.

Лейтенант долго и пристально смотрел на унылые равнины
за предгорьями. Подобно дну какого-то доисторического озера, давно высохшего под воздействием солнца, иссохшая земля простиралась на многие мили вокруг, превращаясь в однообразную, безжизненную пустыню — Сахару
Ни единого признака оазиса, песчаная пустошь, которую избегают даже скорпионы и многоножки.
Закат уже угасал на западном небе. Красный край далёкого хребта
набирал пурпурный оттенок. Золотистый отблеск, перебегавший
от камня к камню с заходом солнца, исчез со всех скал, кроме самых
высоких, и по равнине медленно поползли глубокие тёмные тени.
На огромном пространстве не было видно ни единой искры. Высоко в небе сквозь пелену бледно-голубой дымки начали проглядывать крупные звёзды, а над далёким перевалом взошло солнце.
Прекрасная служанка и фрейлина с медлительным, величественным видом
шла за своим господином, словно провожая его в последний путь.
Ни дуновения ветра. Ночь наступала тихо, как в царстве
одиночества. Лишь приглушённая болтовня мужчин,
изредка раздававшийся стук подкованных копыт или хруст
уставших коней нарушали идеальную тишину. Из своего укрытия на западном склоне горы Кристобаль двое часовых из небольшого отряда вглядывались в безжизненный мир.
Внизу, выкуривая свои трубки после скромного ужина,
За ужином солдаты переговаривались вполголоса, некоторые уже раскладывали свои одеяла на камнях. Угольки от костра, на котором готовили ужин, светились тёмно-красным светом, пока на перевале сгущалась тьма.
И тут каждый из них вздрогнул, словно его ужалила пчела, когда с дальней сторожевой вышки донёсся резкий, быстрый и настойчивый крик:


"Огонь, сэр, — на западе!"

В одно мгновение лейтенант Драммонд спрыгнул в каменистый каньон и, держа в руке подзорную трубу, встал рядом с часовым. Не нужно
Вопрос: «Где?» Далеко за равниной взметнулся вверх столб пламени, с каждой секундой набирая силу и высоту. Лейтенант даже не стал подносить подзорную трубу к глазам. Не нужно было увеличивать изображение, чтобы увидеть далекий костер; не нужно было долго искать, чтобы понять, что это значит. Солдаты, вскочившие на ноги и уже готовые броситься в погоню, замерли на месте, услышав его первое слово.

«В седло, ребята. Это маяк на Сигнальном пике».
Затем началась суматоха. Никто ничего не говорил, никаких дальнейших приказов не последовало
дано. С мастерством долгой практики мужчины собрали свои немногочисленные пожитки
, вытряхнули выцветшие попоны, а затем, аккуратно
свернув, уложили их без складок на костлявых холках своих
верных скакунов. Поношенные старые седла были ловко подогнаны, грубые
пряжки былых времён, давно заменённые петлями для подпруги,
защёлкнулись на своих местах; лариаты были свернуты и свисали с
подпружных колец; пыльные старые удила и уздечки были
приведены в порядок; затем последовала перекидка через
карабинные перевязи и набедренные ремни, быстрое зашнуровывание
индейских мокасин или парусиновых сапог
Погрузка, наполнение фляг в резервуарах с тёплой водой, в то время как повара и упаковщики сновали туда-сюда, собирая кастрюли и сковородки и складывая пайки, мешки и одеяла на вместительных _apparejos_. Драммонд уже собирался сесть в седло, когда к нему поспешил его сержант.

"Прошу прощения, лейтенант, но должен ли я оставить небольшой караул с обозом или они могут ехать вместе с нами?"

«Они, конечно же, пойдут с нами. Мы не можем оставить их здесь. Мы должны немедленно отправиться к Серальво. Как эти индейцы могли пройти таким путём?»

- Я не могу сказать, сэр. Я не знал, что они когда-либо ходили западнее
Санта-Мария.

"Я с трудом могу в это поверить сейчас, но нет никаких сомнений, что сигнал; его
позвонив нам туда на всей скорости куда мы, может быть, и значит только
одна вещь,--здесь Апачей'.Сержант крыла не тот человек, чтобы получить
паническое бегство. Как вы думаете, могли ли они перепрыгнуть через ступеньку или напасть на кого-то из людей Серальво?
"Господь знает, сэр. Я не понимаю, как они могли там обойти;
вдоль этого хребта нет ничего, что могло бы их привлечь, пока они не доберутся до самого перевала. Должно быть, они обошли его с юга от Морено."

— Думаю, нет, сержант.
Слова были произнесены очень тихим голосом. Драммонд
удивлённо обернулся, не вынимая ноги из стремени, и посмотрел на
говорившего — зоркого солдата средних лет, чьи волосы уже были
присыпаны сединой.

"Почему нет, Блэнд?"

"Потому что мы прошли вдоль хребта почти на пятьдесят миль ниже
вот здесь, сэр, и не пересекли ни одного знака, и потому что теперь я понимаю
то, чего я не мог объяснить в два часа, - то, что я думал, должно быть
воображение."

"Что это было?"

«Дым, сэр, в сторону реки Хила, я бы сказал, к северу от Серальво, примерно к северо-западу от того места, где мы находимся».

«Почему вы не сообщили об этом?»
 «Вы спали, сэр, и к тому времени, как я взял подзорную трубу и посмотрел,
вспышка уже полностью погасла. Но я уверен, что индейцы находятся между нами и рекой или были сегодня к северу от Серальво. Если не
 индейцы, то кто?»

 «Вы поедете со мной, Блэнд. Я ещё поговорю с вами об этом». Сержант, как только вы подготовите рюкзаки, отправляйтесь с людьми.
С этими словами лейтенант Драммонд вскочил на коня и медленно поехал по извилистой тропе среди валунов. У подножия склона, где вода
лежал сверкающий в его каменистому руслу, он осадил своего коня влево, чтобы дать
ему заполнения бассейна, а вот мерин рассматривать как мягкий
в настоящее время к нему присоединились.

"Где это ты был в армии, мягкий?" был впервые молодого солдата
вопрос. "Я понимаю, вы знакомы со всей этой стране".

- В Тусоне, сэр, шесть месяцев назад, после того, как театральная труппа уволила меня.
я.

«Я помню», — был ответ, когда лейтенант слегка натянул поводья, чтобы поднять голову лошади.  «Думаю, вы были настолько откровенны, что назвали причину, по которой уволились».

«Что ж, не было смысла пытаться это скрыть или делать что-то ещё, что может сделать человек в таких условиях, лейтенант. Меня уволили за то, что я слишком много пил в неподходящее время. Начальник отдела сказал, что ничего не мог с собой поделать, и я не думаю, что он мог бы это сделать».

- Насколько я помню, - сказал Драммонд немного погодя, но неуверенно, потому что ему
не хотелось совать нос в прошлое человека, который говорил так откровенно и который сделал
не пытаясь скрыть свою слабость: "Ты был водителем грузовика "Бакборд".
банда Моралеса задержана в ноябре прошлого года недалеко от Катаринас".

- Да, тогда я и напился, сэр. Это единственное, что спасло меня от
Меня могли убить, и я выбирал между тем, чтобы оставаться трезвым и потерять жизнь, и тем, чтобы напиться и потерять работу. Я выбрал второе.
"Но ведь вы в какой-то мере несли ответственность за безопасность своих пассажиров и почты, не так ли?"

"Ну, нет, сэр, не после того, как я предупредил компанию. Я сказал им
Рамон Моралес был в Тусоне в ночь перед тем, как нам пришлось уехать, и
где бы он ни был, его адский братец-головорез тоже был неподалёку. Я сказал им, что это рискованно — позволить судье Джиллетту и
тому интенданту-пехотинцу пройти без сопровождения. Я умолял
отказаться от работы в ту же ночь, но они заставили меня соблюдать условия контракта,
и мне пришлось уйти. На нас напали меньше чем в десяти милях от города, и прежде чем
кто-либо успел выхватить дерринджер, каждый из нас был прикрыт. Судья
мог бы догадаться, что они пристрелят его на месте с тех пор, как линчевали того Смазчика
из Эрмосильо. Но они так и не причинили вреда квартирмейстеру.

"Ха! Чёрт бы их побрал! — рассмеялся лейтенант. — Они забрали его часы, деньги и всё, что на нём было, кроме нижнего белья. Как давно вы были за рулём, когда это случилось?
 — Всего восемь месяцев, сэр, между Тусоном и Грантом.

- А ты никогда раньше не служил в кавалерии? Ты ездишь верхом так, как будто раньше.
ты служил.

- Большинство мужчин в округе служили на той или иной стороне, - спокойно сказал Бланд.
когда его лошадь закончила долгий рывок у воды.

- И ваша сторона была...?

"Конфедерат", - последовал краткий ответ. "Я родился в Техасе. А вот и отряд, сэр.
"Тогда поехали. Я хочу расспросить вас о тропе, ведущей в Криттенден, пока мы будем ехать. Отсюда мы направимся к перевалу Пикачо."

"Ну, это к юго-западу, сэр, — ответил Блэнд. "Я думал, что лейтенант захочет пойти на север, в сторону реки Хила, чтобы"
перехватывайте любые отряды апачей, которые мигрируютОни, скорее всего, попытаются уйти на восток со своей добычей. Должно быть, они что-то нашли в Бенде.
"Они, скорее всего, пойдут на юг, Блэнд, потому что знают, где мы
были всю неделю. Нет, я пойду прямо к сигналу.
Там они должны знать, куда ушли индейцы."

— Да, да, сэр, но тогда вам остаётся только преследовать его, а погоня — дело долгое.
Драммонд повернулся в седле, когда они выехали на тёмную _фальду_,
и долго и пристально смотрел на солдата, ехавшего рядом с ним. Бланд невозмутимо
продолжал смотреть прямо перед собой. Ходили странные слухи
что касается этого нового приобретения. Он почти не общался с солдатами.
Он предпочитал общество унтер-офицеров из высшего сословия, что вряд ли могло сойти с рук новобранцу.
Он уже отличился тем, что с лёгкостью справлялся с любыми обязанностями кавалериста, а также тем, что был готов в любое время отправиться на разведку, в сопровождение или в патруль, и чем опаснее или уединённее была задача, тем больше она ему нравилась. Затем он помогал с делами в гарнизоне, писал аккуратным почерком и часто привлекался к работе, чтобы помочь
с документами интенданта или комиссара, и ему предложили
постоянную ежедневную работу в качестве ротного клерка, но он отказался, сказав, что любит
лошадь и кавалерийскую работу, слишком хорошую, чтобы заниматься ею в офисе. Он был
молчалив и скрытен в вопросах, затрагивающих других людей, но
откровенен, по-видимому, там, где дело касалось его лично.
По его словам, любой желающий мог узнать о его прошлом. Он вырос в Техасе;
Он много лет прожил на границе, в 50-х годах проехал через Аризону с упряжкой быков и «числился» под знаменем Одинокого
Звезда, когда Техас пошел по пути всего сестричества Южных (не
пограничных) штатов, а затем, оказавшись на мели после войны, снова был
"сбит с толку" через Нью-Мексико; снова дрейфовал через
Мимбрес и вниз, в старый испано-мексиканский городок Тусон; пробовал
разведку, езду на почтовых, катание на оленьих досках, азартные игры; был одним из
из отряда шерифа, который зачистил маленькую банду Соноры Билла, состоявшую из
головорезов и головорезов, и выразил полную готовность
исполнять обязанности палача этого бойкого преступника в случае его поимки.
Его дважды грабили, когда он вёз дилижанс через перевал, и оставили умирать в горах Марикопа.
По его словам, этот эпизод стал первопричиной его последующих загулов. Наконец, после
досрочного увольнения он явился к адъютанту в Кэмп-Лоуэлл,
предъявил два или три свидетельства о хорошем поведении и храбрости на поле боя от офицеров, носивших знаменитые имена в армии Юга,
и полковой рекрутёр решил, что может смириться с периодическими запоями человека, который обещает стать таким же хорошим солдатом, как и все остальные.
Он носил звёзды и полосы так же, как носил звёзды и полосы на своей форме. И вот его зачислили в армию, и, к всеобщему удивлению, с тех пор он не выпил ни капли.


Теперь, по мнению рядовых, это было явным доказательством того, что с ним
что-то не так: либо с его характером, либо с его послужным списком. Это было
вполне объяснимо и полностью соответствовало человеческой природе и обстоятельствам дела: человек должен был бросить пить, когда уходил из армии, но то, что человек с пятном от случайной попойки на репутации записывался в армию по какой-то другой причине, кроме полного отчаяния, было
и после этого должен был стать трезвенником, что само по себе было доказательством его моральной деградации.

"За всем этим что-то стоит, ребята," — сказал капрал Мёрфи, — "и
я намерен следить за ним. Если он не пропьёт в следующий день выплаты жалованья, берегитесь. Он профессиональный игрок, который играет на ваши с трудом заработанные доллары.
И пока старшие сержанты постепенно становились
соратниками, если не близкими друзьями, этого привлекательного солдата,
остальная часть полка, или, скорее, небольшой его отряд
Сержант, расквартированный в Лоуэлле, смотрел на Блэнда с подозрением.
 Был один сержант, который полностью отвергал Блэнда и открыто заявлял, что не верит его рассказам о себе. Это был
Фини. «У него могут быть рекомендации со всего Техаса, — горячо сказал он, — но
мне такие рекомендации не нужны». Кто может поручиться за его уходы
и возвращения отсюда до того, как он присоединился к нам? Я думаю, Мерфи прав,
и если бы я служил в Лоуэлле и принадлежал к его отряду, вы могли бы поспорить
Я бы внимательно следил за ним ".

Теперь во всей команде было бы трудно найти подходящего
солдат, в пользу которого так единодушно свидетельствовала внешность. Высокий,
прямый, жилистый и подвижный, он ехал верхом или шёл пешком с непринуждённой грацией, которую невозможно было не заметить. Черты его лица были тонкими и чёткими; глаза — тёмно-карими, с густыми изогнутыми ресницами и кустистыми бровями, низко нависшими над глазами; его кожа, от природы смуглая, была бронзовой от солнца и песчаных бурь и почти мексиканской на вид. Он сбрил все волосы, кроме густых усов, которые свисали над его твёрдыми губами, и седых прядей над бровями, на висках и в усах, которые ему очень шли
особый стиль. У него была одна заметная отметина, которую в описательной книге его компании назвали просто «сабельный шрам на правой челюсти», но она заслуживала более подробного упоминания, поскольку белесая полоса тянулась, как борозда, от кончика уха до угла квадратного решительного подбородка. Казалось, что в какой-то отчаянной схватке мстительное лезвие было занесено прямо для удара в яремную вену и, немного не дотянувшись, рассекло челюсть на целых четыре дюйма. — Но, — сказал Фини, — что он мог делать и в каком положении мог находиться
Как он мог, сидя или стоя, получить такой удар саблей? Где была его защита? Нож Боуи, а теперь... — и на этом предложение закончилось.

 Но молодой лейтенант Драммонд так пристально вглядывался в изуродованную сторону солдатского лица Блэнда, пока они ехали в звёздной аризонской ночи. Он тоже слышал разговоры в лагере об этом
явно откровенном и простодушном солдате и не раз ловил себя на
том, что размышляет о его настоящем прошлом, а не о том, что
придумал сам или о чём легкомысленно рассказал.  К тому времени в
Царила полная тишина, если не считать случайного звяканья фляги, журчания воды в фляге или, время от времени, стука подкованных копыт.
Отряд маршировал в тенистой колонне по двое далеко за пределами _фальды_ и по почти безжизненной равнине.
Впереди по-прежнему ярко горел маяк, маня их за собой. Настало время для
предосторожностей.

— Сержант, — сказал Драммонд, — отправьте капрала и четверых солдат вперёд. Пусть они рассредоточатся по фронту и будут на три-четыре сотни ярдов впереди нас. Лучше возьмите тех, у кого самые свежие лошади, потому что я хочу
им следует тщательно разведать обстановку и быть начеку при малейшем звуке.
 Кто-нибудь из наших людей хорошо знает эту долину?

"Здесь нет ничего лучше Блэнда, сэр", - последовал неуверенный ответ.

"W-e-l-l, мне нужен Блэнд прямо сейчас. Поставить некоторые из старых рук и старше
руководители, и не позволить ничего бежать от их внимания."

"Прошу прощения, лейтенант, но каково будет направление? Когда
мы отправлялись, было понятно, что мы должны были выбрать кратчайший путь для
Черальво, и теперь мы направляемся к Пикатчу ".

"Нет, сначала мы направляемся к перевалу; это самый быстрый способ добраться до
Сигнальная станция, а потом мы узнаем, где искать индейцев. Вы когда-нибудь слышали, чтобы они заходили так далеко на запад, как в долину Марикопа?
"Никогда, сэр, за всё время, что мы здесь, и с тех пор, как к нам присоединился лейтенант, никто не слышал, чтобы они пересекали долину Санта-Мария."
"Что же могло их так далеко заманить? Здесь нечего делать, и есть все шансы, что нас отрежут от Гранта и Боуи, даже если им удастся проскользнуть мимо нас.
— Это всё, что я могу сказать, сэр. Солдаты говорят, что казначей идёт
на этой неделе; они услышали об этом от интендантского поезда, который мы
проехали в Сьенеге три дня назад».
Рядовой Блэнд молча ехал слева от командира отряда, как ему и было
указано. Сержант подъехал с другой стороны.

"Кто это слышал?" — быстро спросил Драммонд.

- Ну, Паттерсон сказал мне, сэр, и Лукас, и Куинн, и, я думаю, Блэнд.
он разговаривал с сопровождающим поезда и, должно быть, слышал это.

"Ты, мягкий?" - спросил лейтенант, как он вдруг завертелись в его
седло и столкнулся кавалерист.

«Да, сэр, — последовал быстрый ответ, — несколько человек говорили об этом.
 Это самая радостная новость, которую они могли сообщить парням, которым через четыре месяца должны были выплатить жалованье».

В условиях изоляции, в которой пребывают горные разведчики, когда, как это часто бывает, один офицер неделями находится в одиночестве, без товарищей или соратников, кроме своего отряда, естественно, что между командиром и некоторыми, по крайней мере, членами его отряда, возникает большая свобода общения и речи, чем это было бы возможно в годы гарнизонной жизни. Так случилось, что на тот момент Драммонд
забыл про командира в этом человеке.

"Это просто невероятно," — сказал он, — "что как раз в тот момент, когда казначей старается сохранить в тайне дату и маршрут своего приезда, об этом становится известно заранее. У нас нет телеграфа, но три дня назад мы узнали, что майор Пламмер отправляется в своё первое путешествие. Он должен был быть у Серальво прошлой ночью. Клянусь Юпитером! Предположим, что он _был_ там — и
с ним был лишь небольшой эскорт? Что ещё мог означать этот сигнальный огонь? Вот!
 немедленно отправьте этих людей на передовую; мы должны идти вперёд изо всех сил.

И вот в полночь, когда лошади, тяжело дыша, выбились из сил, а до перевала и Пикачо оставалось всего четыре мили, маленький отряд бесшумно двигался в темноте.
Драммонд, весь начеку и в нетерпении, ехал посередине между
своими разведчиками и основным отрядом, чтобы ни один звук
не отвлек его внимание от окликов или сигналов издалека. Внезапно он услышал впереди какой-то возглас, фырканье испуганной лошади, затем приглушённые ругательства, когда всадник понукал своего неохотно приближающегося к какому-то подозрительному объекту скакуна, и, пришпорив его,
Направив своего энергичного скакуна вперёд, мистер Драммонд вскоре наткнулся на капрала, который как раз спешивался в темноте и пытался подвести своего верного спутника, которого он не мог оседлать, к какому-то тёмному предмету, лежавшему на равнине. И это ему не удалось. Однако тихий свист привлёк внимание одного из других разведчиков, который поспешил на помощь.

"Подержи его минутку, Бёрк," — сказал капрал, передавая поводья.
«Здесь есть что-то, чего этот зверь испугался, и я не могу подвести его ближе».
С этими словами он вышел вперёд, а остальные выжидающе
притихли. Мгновение спустя вспыхнула спичка, и вскоре
ярко горели в чёрной, безмолвной ночи. Затем раздался испуганный крик:


"Боже мой! лейтенант. Это капрал Донован и его лошадь — оба мертвы."
И даже там мистер Драммонд заметил, что Блэнд был одним из первых, кто поспешил к месту происшествия.


Десятиминутное расследование почти ничего не прояснило.
В седельных сумках и тюках было найдено несколько огарков свечей.
С их помощью мужчины прочёсывали равнину в поисках следов.
Широко рассредоточившись от центра, они внимательно осматривали песчаную равнину.  С севера
Появился след двух подкованных подков кавалерийских лошадей, скачущих галопом,
уставших и измученных. От того места, где лежал Донован со своим скакуном,
вёл только один лошадиный след. Резко развернувшись, всадник
погнал своего коня грохочущим галопом обратно через долину; затем
в сотне ярдов от него, сделав большой крюк, он направил его на юго-восток.
Солдаты, которые прошли по следам копыт около четверти мили,
заявили, что и лошадь, и всадник целы и невредимы и направляются
к ранчо Морено. Дальнейшие поиски не дали результатов.
На переднем плане было видно, что на краю небольшой впадины
за кустами кактусов лежали ничком три человека,
и, вероятно, оттуда вылетела смертоносная пуля.

"Апачи, клянусь богом!" — пробормотал один из мужчин.

"Апачи, как же!" — резко ответил сержант. "Ты когда-нибудь научишься вести себя прилично, Мур?" С каких это пор апачи стали носить магазинную одежду и сапоги на каблуках? В этом нет ничего апачского, лейтенант. Посмотрите сюда, сэр, и сюда. Пройдите немного дальше, ребята, и посмотрите, где они спрятали своих лошадей. Капрал Донован был в отряде «С»
там на прошлой неделе, сэр. Они должны были встретить и сопроводить выплатных
больше всего нравится. Это мое убеждение, что он был одним из телохранителей, и что
"скорая" была прыгнул в эту ночь. Это дорожные агенты, а не апачи.
И одному Богу известно, что случилось, если им удалось сбежать с Пэтси.
Уверен, он был одним из самых нервных людей во всем отряде, сэр.

Драммонд прислушивался, напрягая каждый нерв, пока торопливыми движениями разрезал рубашку на мускулистом горле и пытался нащупать бьющееся сердце или хоть какой-то признак жизни. Бесполезно. Пуля попала в сердце.
Левый глаз ясно говорил о том, что свинцовая пуля пробила мозг и смерть, должно быть, наступила мгновенно. Оружие и снаряжение солдата, а также конская сбруя исчезли. Тела лежали нетронутыми. Всё было ясно. Каким-то образом отделившись от отряда, Донован и его спутник, вероятно, заметили сигнальный огонь на перевале и поскакали туда во весь опор, но невидимый враг, преградивший им путь, внезапно сделал роковые выстрелы. Где же был казначей? Где охрана? Где люди
который поддерживал сигнальный огонь — огонь, который задолго до полуночи полностью погас. Куда должен был направиться измученный отряд?

Серальво находился в дюжине миль к северо-западу, Морено — возможно, в восьми или девяти милях к юго-востоку. Почему сбежавший солдат направил своего скакуна в ту сторону?
Его преследовали? Да, десять минут поисков по тихой и безлюдной равнине показали, что
два всадника, прятавшиеся в песчаной яме или высохшем русле реки,
выскочили оттуда и во весь опор поскакали через пустыню, прямо как
по прямой, в сторону колодца Морено. Даже пока Драммонд,
посовещавшись с сержантом, раздумывал, не повернуть ли ему
туда или же направиться к сигнальной вышке и узнать, что
можно, у дежурного отряда синих мундиров, решение было
принято за него. Внезапно и пронзительно раздался крик
из рядов спешившихся солдат, столпившихся вокруг тела
своего товарища.

«Ещё один пожар, лейтенант! Смотрите! Вон там, в сторону Санта-Марии».
 Сержант вскочил на ноги и протиснулся сквозь толпу.
возбужденная толпа. Еще мгновение, и его голос зазвучал громче,
яростнее.

"На этот раз сигнала нет, сэр. Клянусь Богом! они подожгли ранчо Морено!"




III.


Вскоре после захода солнца в тот же жаркий вечер сержант, командовавший небольшим отрядом связистов на Пикачо, вышел из своей палатки, попыхивая трубкой из корня шиповника.
К югу, в нескольких сотнях футов под его наблюдательным пунктом, дорога на Юму петляла по перевалу, а затем исчезала в сгущающихся сумерках за пустынной равниной, которая простиралась между ними и далёкой Санта-Марией.
На востоке самые высокие скалы Кристобаля всё ещё были окрашены в
последние отблески уходящего дня. На юге, за узким и извилистым
перевалом, возвышался высокий и обрывистый хребет, покрытый и окаймлённый
чёрными кедрами, низкорослыми соснами и можжевельником.
 На северо-западе,
на линии теперь уже невидимой дороги, далеко в сторону реки Хила,
едва мерцал слабый огонёк. Там лежал
В Серальво и больше нигде, кроме как в глубокой расщелине среди скал, где ещё тлели угли костра, не было видно ни единого огонька
приятно было видеть. Это было уединенное место, где можно было провести свои дни,
и все же солдат, стоявший во главе, казалось, нисколько не страдал от чувства
изоляции. Это был его товарищ, угрюмо сидевший на удобном камне,
поставив локти на колени и глубоко уткнув подбородок в коричневые волосатые руки, который
казалось, размышлял над запустением своего окружения.

Некоторое время он молча наблюдал за ним, и на его губах играла тихая усмешка.
Сержант Винг неторопливо подошёл и по-дружески положил руку на широкое синее плечо.

"Ну что, Пики, хочешь вернуться во Фриско?"

- Я бы хотел оказаться в Тофете, сержант; там, может, и жарче, но зато
не так одиноко, как в этой адской дыре.

"Нет, вероятно, здесь достаточно многолюдно", - последовал ответ, "и, - добавил
он с лукавой улыбкой, - "Без сомнения, у тебя там много друзей,
Пайк".

"Может быть, я, может, и я не. Во всяком случае, я не здесь. Почему
гром и молния не могли бы вы дайте мне посмотреть на этот бизнес по меньшей
Ceralvo вместо Джексона?--он получит все, что стоит иметь. Я
отложен ради него день за днем".

"Не могли вы, щуки, по какому такому Quest как это. Эти Смазчики
у тебя зоркий взгляд, и один взгляд на твое лицо убедит их, что
мы потеряли самообладание или попали на похороны. Джексон, вот, приезжает такой же
веселый, как майское утро, - я имею в виду майское утро в Аризоне. Они
никогда не берут над ним верх. Единственная проблема в том, что он остается слишком долго; он
должен был бы уже вернуться сюда.

"Хм! он, скорее всего, вернётся в спешке вместе с Пэтом Донованом и
этими парнями из отряда «С», которые тратят деньги как воду в «Серальво».
 «Ты всё ещё настаиваешь, что они там, Пайк? Я думаю, что их там нет. Я полчаса назад сказал старику Фини, что они не проходили здесь».

- Кто был тот парень, который вернулся сюда с запиской? - спросил Пайк.

- Я не знаю его имени. В отряде "С" его называют Датчи. Он на
втором призыве ".

"Он еще больший дурак! Человек, который снова записывается в армию на этой территории, должно быть, либо пьян, либо голландец.
И Пайк снова погрузился в мрачное молчание, устремив взгляд на тусклый свет в баре в милях отсюда; но Уинг лишь снова рассмеялся и, продолжая попыхивать трубкой, пошёл дальше по извилистой тропе туда, где в глубоком укрытии среди скалистых стен блестела вода. Там он бросился в неё.
Он опустился на землю и, отложив в сторону свою драгоценную трубку, долго и жадно пил; затем
резким движением окунул разгорячённое лицо в прохладную воду и поднялся,
с него капало.

"Слава богу, сегодня мне не предстоит марш-бросок по пустыне, а то я совсем забегался," — благочестиво воскликнул он. «Что, чёрт возьми, могло заставить казначея отправить отряд на реку Хила?»
Он достал из кармана записку, написанную от руки, и медленно повертел её в пальцах. Было слишком темно, чтобы что-то разглядеть, но он почти наизусть знал эту солдатскую записку. «Майор отправил Донована с половиной эскорта
Сегодня утром они вернулись в Гилу, испугавшись апачей. Скорее всего, они вернутся тем же путём, с пустыми руками.
Подайте сигнал, если они пройдут мимо. Лэтэм знает ваш код, и у нас есть хороший бинокль.
Отправьте человека к Серальво с приказом немедленно присоединиться к нам, если они ещё не пришли, и подать сигнал флагом или факелом, когда они пройдут мимо вас. Я уверен, что они отправились туда.
Это было подписано Фини, и Уинг снова и снова размышлял о том, что всё это значит. Когда перед рассветом прошёл конвой с машиной скорой помощи и казначеем, Фини разбудил его, чтобы спросить, не случилось ли чего.
До них дошли слухи о том, что индейцы вышли на тропу войны между ними и границей Соноры.
Ответ был быстрым и однозначным: «Нет». Что касается того, что они находятся к северу или к северо-западу от его поста, ближе к реке Хила, Уинг отверг это предположение. Однако он хотел бы, чтобы Джексон вернулся с такими же новостями, какие он получил в Серальво. Всегда лучше быть наготове, даже если ты находишься далеко от привычных мест набегов племени.


В этот момент с высоты донёсся крик.  Пикей что-то кричал.

 «Хорошо, — весело ответил Винг, — буду через минуту», — и затем
побежал по тропе, подпрыгивая, как будто подъем на четыреста футов
был простой безделицей. - В чем дело? - Джексон слушает? - что это? - спросил он, задыхаясь.
когда он добрался до маленького уголка, в котором были разбиты их укрытые кустарником
палатки. Ответа не последовало.

"Пайк. О-х, Пайк! Где ты? - позвал он.

И вот наконец где-то далеко внизу, в тёмном каньоне на юге, послышался слабый голос:


"Вон там. Что-то приближается по дороге."

Разумеется. Вероятно, в четверти мили отсюда можно было разглядеть тусклый свет качающегося фонаря, который следовал за изгибами неровной дороги.
каменистая дорога. Затем послышался стук подкованных копыт, треск длинного кнута и звучное проклятие на испанском, обращённое к невидимым вьючным животным. Сержант Уинг лёгкой рысью направился на юг и вскоре добрался до обочины, где обнаружил Пайка, беседующего с парой всадников.

«Это старый отряд Харви из Юмы, направляющийся к Морено», — снизошёл до ответа солдат.


 «О, это ты, сержант Уинг? Я должен был догадаться, что ты здесь.
 Я — Нед Харви». И более высокий всадник протянул руку, которую Уинг с жаром пожал.

«Куда направляетесь, мистер Харви, и кто с вами?»

 «Домой в Тусон. Мои сестры едут в «Конкорде» позади нас, чтобы навестить стариков на несколько недель перед поездкой на Кубу».

 «Только не говорите мне! — воскликнул Винг. — Они первые дамы, которые проезжают здесь с тех пор, как я заступил на дежурство на станции два месяца назад». Ты, наверное, остановился у Морено?
"Да, губернатор встречает нас там с лошадьми и четырьмя или пятью людьми. Мы
знали, что к западу от Санта-Марии опасности не будет."

"Ну что ж, ты останавливался у Серальво или видел кого-нибудь из их людей?"

«Нет, я туда не заглядывал. Отец очень подозрительно относится к этой банде. А почему ты спрашиваешь?»
Уинг замялся. «Ходили слухи об апачах, — наконец сказал он.
— Сегодня утром сопровождение казначея отправилось в сторону реки Хила, и я отправил одного из двух своих людей обратно к Серальво, чтобы узнать подробности. — Должно быть, вы с ним встречались.
 — Нет, мы сделали крюк — проехали по старой тропе вокруг
болота. Мы ведь никого не встретили, Тони? — спросил он у
молчаливого всадника, ехавшего рядом.

  — Никого, сеньор, но было много следов, ведущих к Серальво.
— таков был ответ на испанском языке.

"Тогда вам понадобится вода, мистер Харви. До Морено десять миль, — сказал Уинг, когда четвёрка мулов с трудом добралась до места и охотно остановилась. Фонарь на передней оси медленно успокоился после маятниковых колебаний.

«Где мы, Нед?» — раздался беззаботный молодой голос. Он звучал нежно и серебристо в непривычных ушах солдата. «Неужели мы ещё не у Морено?»
— Нет, Пакита моя. Рут уже проснулась? Скажи ей, чтобы высунула свою кудрявую голову за дверь. Я хочу, чтобы ты познакомилась с мистером Уингом, сержантом Уингом,
кто здесь отвечает за сигнальную станцию?
Почти сразу же в проёме появилась тонкая рука, держащая маленький медный фонарь, а за ней — милое улыбающееся личико, а за ним — ещё одно, чуть постарше и посерьёзнее, но такое же хорошенькое. Уинг приподнял свою старую фетровую шляпу и мысленно проклял судьбу, которая привела его сюда в рваной рубашке. Пайк, циник до мозга костей, занялся тем, что доставал вёдра
из-под прочной рессорной повозки, и, выбираясь, сильно ударился головой
о нагруженный сундуками башмак.

"Я никогда не мечтал увидеть дам сегодня вечером", - засмеялся сержант.
"Здесь самое редкое зрелище во всем мире; но я хорошо помню вас
когда вы приезжали в Юму в прошлом году. Это было, когда вы ходили в школу
полагаю, в Сан-Франциско.

"Это было, когда я носила короткие платья и вытянутое лицо, сержант",
весело ответила младшая девочка. "Я ненавидела саму мысль о поездке туда
в школу. Фан, здесь, была готова, но я никогда не знала
ничего, кроме Аризоны и Мексики. Все, о чем я могла думать, это о том, что я
ухожу из дома ".

- Она вскоре примирилась, мистер Винг, - сказала мисс Харви. - Были
«На пароходе было несколько очень приятных людей».

 «О, для тебя это было очень приятно, Фан, но какое им дело до девчонки четырнадцати лет?»

 «Конечно, ты прекрасно провела время».

 «И ты тоже, Рут, с того самого дня, как мистер Драммонд помог тебе поймать дельфина».

 «Ах!  тогда мы были уже на полпути к Сан-Франциско», — возразила мисс
Рут тут же добавила: «И до этой минуты никто не обращал на меня ни малейшего внимания».
 «Ну, с этого момента мистер Драммонд наверстывал упущенное», — рассмеялась старшая сестра.
 «Я никогда не рассказывала о ней, Нед, — разве я не молодец? — но Рут
не прошло и года, как она отдала свое юное сердце кадету-кавалеристу из Пойнта.

- Это наш лейтенант Драммонд, который был с вами? поинтересовался Уинг.

"О, да; ну, конечно, он такое в свой полк. Он шел обратно
для дачи показаний в суде на любой вкус, и-не мадам
в смысле?— она не позволила бы ему навестить Рут в школе, даже когда
я пообещала выступить в роли дуэньи и проследить за соблюдением строгих правил приличия и отсутствием флирта.
Рут Харви быстро подняла руку, чтобы заставить сестру замолчать, но рука в испуге опустилась, а лицо залилось румянцем от следующих слов Уинга.

«Тогда ты почти наверняка встретишься с лейтенантом сегодня вечером или завтра.
Он разведывал обстановку на «Санта-Марии» и «Кристобале» и должен быть здесь в любой момент».
И теперь мисс Харви была предоставлена сама себе, потому что младшая сестра
укрылась в тёмных глубинах крытого фургона и больше ничего не говорила.
Через десять минут упряжка уже грохотала по восточному склону, и
Сержант Уинг со вздохом обернулся, когда наконец затих даже стук копыт и колёс.
Он медленно поднялся по крутой и извилистой тропе к их гнезду на вершине.
Джексона пока не было видно, и он не оставил никаких сообщений.
На ранчо не было сигнальных костров ни у Морено, ни где-либо ещё. И всё же, был ли он прав, когда велел Харви с таким ценным грузом идти через открытую равнину, когда в воздухе витали слухи об апачах? Красота
этих двух смуглых сияющих лиц, белоснежные зубы, сверкающие в
свете фонаря, нежные, серебристые девичьи голоса, дружеское,
сердечное рукопожатие, которым одарил его старший, когда они
уезжали, — всё это могло тронуть сердце любого человека, давно
изгнанного в эту пустынную землю. У него была привычка
проводить час за беседой с
Он хотел поговорить с товарищами перед тем, как лечь спать, но Джексон всё ещё был в пути, а Пайк по-прежнему пребывал в унынии. Кроме того, его переполняли новые волнующие чувства, которые нужно было исследовать и проанализировать. Уинг отправился на прогулку в одиночестве.
Он обогнул скалистый выступ и вышел на широкую площадку, с которой открывался вид на восток, в сторону далёкого хребта. Здесь в пирамиде из хвороста, готовой вспыхнуть от первого прикосновения факела, лежала куча трута, высохшего за несколько недель под палящим солнцем. Поблизости находились склады с резервным топливом. «Никогда не зажигайте
«Не делай этого, пока не узнаешь, что индейцы совершают набеги к западу от Кристобаля», —
таков был его приказ. Но он прекрасно знал, что, если разжечь огонь, его будет видно за много лиг.
Здесь он снова набил свою верную трубку и, отойдя на безопасное расстояние,
зажег ее и бросил спичечный коробок среди острых камней внизу. Он
увидел, как искра полетела вниз, отклоняясь от курса при малейшем дуновении ветра.
Затем он услышал
Я услышал рычание Пайка или что-то в этом роде и позвал его, чтобы спросить, слышал ли он Джексона. Ответа не последовало. Но я был уверен, что он слышал этот грубый звук
Неразборчивый голос товарища заставил его окликнуть его ещё громче, чем раньше, но ответа по-прежнему не было. Удивлённый, он быстро отступил
назад, за скалистый выступ, туда, где под защитой утёса
стояли палатки, и столкнулся лицом к лицу с тремя тёмными
фигурами, чьи шаги в мокасинах не издавали ни звука, чьи лица
были скрыты масками и почерневшими от сажи, чьи взведённые
револьверы были направлены прямо ему в лицо, прежде чем на его
плечи набросили лассо, закрепили его, и сержант Винг,
кричавший о помощи, хотя до неё было много миль, был с силой
вытащен из палатки.
Его вытащили из земли, затащили в палатку, привязали к койке, ловко заткнули ему рот кляпом, а затем оставили в покое. Мгновение спустя Пикачо озарился зловещим, неземным светом; огромный столб искр взметнулся вверх, шипя и кружась, и далеко и близко этот великий маяк предупреждал всех провидцев о том, что свирепые апачи вышли на охоту и совершают набеги на дорогу Юма.

Далеко в пустыне его красные отблески преследовали повозку «Конкорд»,
в которой сестры, не подозревавшие об опасности, теперь тихо переговаривались.

"Гони изо всех сил," — пробормотал Харви своему мексиканскому Джеху, когда тот
Он наклонился в седле, чтобы дотянуться до его уха. «Ни слова, чтобы не напугать девочек, — предупредил он своего спутника, — но будь готов ко всему».

Далеко за пределами раскачивающейся, подпрыгивающей повозки; далеко за пределами покрытой волдырями равнины, на коричневых глинобитных стенах дома Морено играли блики и отблески.
В западном проёме виднелись блестящие глаза и смуглые лица.
В загоне для скота плясали ночные огни, а Фини, крайне озадаченный, но подчиняющийся приказам, торопил своих людей с приготовлениями. Дикое заявление Мёрфи проникло в самое сердце майора, несмотря на
Все мольбы Фини и вид этого яростно горящего маяка, мысль о том, что этих беспомощных женщин увозят в неволю к индейцам, — всё это побудило казначея неожиданно для себя заявить о себе и своей власти. Напрасно Фини умолял его подумать о деньгах, вспомнить, что
преступники готовы на любую уловку, чтобы лишить его охраны, и что они
могли даже одолеть Винга и его отряд, а затем зажечь маяк.
 Цепь улик, правдивая история, рассказанная его утренним гостем,
Ужасные новости, содержащиеся в карандашной заметке, которую принёс Муллан, были слишком серьёзными, чтобы их игнорировать.  Напрасно Фини указывал ему на то, что если бы апачи действительно были поблизости, Винг не ограничился бы разведением костра, а наверняка подал бы сигнал, куда идти на их поиски, и что никаких следов сигнального факела не было видно.  Старый Пламмер поклялся, что не успокоится, пока не сделает всё возможное, чтобы спасти девушек. Он с большой неохотой согласился, что Фини должен остаться в
охранник сейфа и двух накачанных наркотиками и беспомощных мужчин. Мерфи и
всем остальным было приказано немедленно двигаться быстрым маршем
на северо-восток, пока они не выйдут на след преследования, а затем
следовать по нему. Через пятнадцать минут, ведя за собой четырёх вьючных мулов, они скрылись в темноте.
На ранчо остались только флегматичный, но решительный казначей, его физически истощённый, но преданный делу клерк, сержант Фини, который был в ярости, но полон решимости, и упаковщик-полукровка по имени Педро.
От солдат, конечно, не было никакого толку.

 Как только отряд поднялся на ноги, а вместе с ним и Лэтэм, в дверях появился старый Морено, закутанный в свой _серапе_. Подойдя к Мерфи с той стороны, которая была дальше всего от Пламмера и сержанта, он вытащил из-под плаща флягу и сунул её в протянутую руку капрала.

"Тиш-ш-ше, ни слова," — прошептал он. «Всё в порядке. Я сдерживаю своё обещание».
 Сказав это, он ускользнул, но Фини был начеку.
Он среагировал быстрее, чем капрал успел убрать громоздкий сосуд в седельную сумку. Вырвав его из безвольной руки младшего по званию,
Фини изо всех сил швырнул его в спину отступающего мексиканца.
 Швырнул так, что попал Морено прямо в затылок и тот тяжело рухнул вперёд. Он спасся от падения, только ухватившись за фонарный столб, но, когда он выпрямился, на его лице было такое выражение, что по спине пробежал холодок: стиснутые зубы, оскаленные клыки, горящие глаза, мстительные складки на лбу и челюсти, ненависть, ярость и жажда мести — всё это дрожало в мускулах под смуглой кожей, а в поднятой руке он сжимал сверкающий нож, который вонзил в
Добравшись до ранчо и скрывшись из виду ненавистных «гринго», он ворвался в комнату, где сидели его жена и дочь, и, громко ругаясь, перепрыгнул, как пантера, через другую дверь, запертую с другой стороны.
На мгновение он замер, не зная, как попасть внутрь, и
сквозь щель в двери на него настороженно смотрело бородатое лицо, смуглое, как и его собственное. А затем сеньора Морено поспешно захлопнула ставни и взяла в руки гитару. Нужно было что-то сделать, чтобы заглушить шум, сопровождавший богохульства и проклятия, которые смешивались с возгласами ликования, раздавшимися сразу после того, как её господин вошёл в логово.

Наступило девять часов. Мёрфи и его компания ушли. Маяк на западном перевале всё ещё горел. Звуки гитары стихли.
 На ранчо воцарилась тишина. Старый Пламмер с встревоженным лицом медленно бродил взад-вперёд по открытому пространству перед опустевшим баром. Фини,
с тремя заряженными карабинами под рукой и револьверами на поясе,
разделил своё внимание между сейфом и всё ещё спящими солдатами.
 Время от времени он подводил майора к сейфу, который был перенесён в самую восточную из комнат.
Он открывал дверь, ведущую на улицу, а не в загон, и с револьвером в руке патрулировал территорию, неизменно останавливаясь у определённого окна, за которым, как он полагал, прятался Морено, чтобы предупредить этого импульсивного Жирного, чтобы тот не высовывал голову из своей комнаты, если не хочет, чтобы её снесло с плеч. По возвращении он неизменно пинал обоих лежащих на полу, а затем окроплял их холодной водой и горячими проклятиями. Педро он поручил
заботиться о лошадях своих поверженных товарищей. Каждый
Все его способности были начеку, он ждал малейшего признака предательства или враждебности изнутри, с ужасом, но и с суровой решимостью прислушивался к каждому звуку копыт снаружи. Должно быть, было около десяти часов, когда Фини, оставив мистера Доуза, клерка, сидеть в темноте рядом с сейфом, вышел, чтобы сделать ещё один обход. Он остановился, чтобы посмотреть на Муллана и его напарника, которые уже начали беспокойно ёрзать, стонать и ворочаться во сне. Затем он повернулся, чтобы найти казначея.  Какие бы огни ни зажёг Морено
я привык поджигать в качестве приманки или поощрения запоздалых путешественников.
сегодня ночью все было мрачно. В баре царили тишина и мрак.
Пустую восточную комнату, примыкавшую к загону, теперь занимал только клерк
и драгоценная железная коробка с "зелеными банкнотами". Ни малейшего проблеска лампы
там не было видно. Западные апартаменты, сообщающиеся только друг с другом, а оттуда — с загоном для скота, были тихими, как ночь, и даже когда изнутри медленно отодвинули ставню, словно обитатели хотели впустить немного воздуха, ни один луч света не проник наружу.

 «Не показывай здесь свою уродливую рожу, Морено», — предупредил Фини.
в четвёртый или пятый раз: «И предупреди всех своих проклятых головорезов, чтобы они держались в укрытии. Тот, кто попытается выйти, получит пулю».
 Раздались громкие протесты на мексиканском испанском, и сеньора
Морено говорил резким тоном, когда впервые передал свои приказы хозяину ранчо, но сам Морено не издал ни звука в ответ.
Как и предполагалось, он велел жене молчать, потому что после этой вспышки гнева она больше не произносила ни слова.

 «Я всё равно перекрыл этот подход, — пробормотал ветеран.  — Теперь, если бы  у меня были люди, которые следили бы за этими воротами, ведущими в загон, я мог бы перекрыть
Морено и все, кто у него на побегушках. Это та шайка адских псов, которую мы встретили у Серальво.
Они наведаются к нам до утра, или я не я.
 Он снова застал казначея за беспокойным патрулированием его самовольно занятого поста за западной стеной. Присутствие общей
опасности, забывчивость чиновника в отношении себя и своих средств в
его стремлении помочь несчастным женщинам, которых, как он был
уверен, похитили апачи, заставили сержанта вести себя более почтительно,
хотя он и не поверил в эту историю
о рейде оказалась откровенной ложью.

"Есть какие-нибудь признаки или звуки, сэр?" — спросил он приглушённым голосом.

"Мне показалось — всего мгновение назад — что я услышал что-то похожее на свист кнута далеко на равнине."

«Это очень странно, сэр; ни одна повозка не должна была прийти на восток до завтрашнего вечера, и ни одна повозка не осмелилась бы выехать на этот участок дороги, несмотря на предупреждение в Пикачо».
 «Ну, может, это было просто воображение.  Мои нервы не привыкли к таким вещам.  Как вы перезаряжаете это устройство, сержант?  Будь я проклят, если понимаю.  Я никогда не носил с собой револьвер
— Никогда в жизни не держал в руках ничего подобного.
Фини взял блестящий никелированный пистолет Smith & Wessen, взвёл курок до предохранительной выемки, проверил пружины барабана и, коснувшись рычага, скорее на ощупь, чем на глаз, показал своему начальнику, как устроен этот совершенный механизм, который поворачивается на шарнире и выталкивает пустые гильзы из патронника.

"Дай бог, чтобы сегодня вечером нам не пришлось стрелять, сэр, но я сомневаюсь в успехе всего предприятия. Этот огонь уже начинает угасать
, и я вот-вот услышу стук копыт Моралесов
Банда окружает нас со всех сторон. Если они продержатся до утра и я смогу привести в чувство этих двух бедняг, которых они отравили, мы сможем продержаться какое-то время, пока наши ребята не вернутся или пока лейтенант Драммонд не узнает о происходящем.
 — А вы всё ещё верите, что в этом деле нет апачей?
 — спросил майор.

«Не на севере и не на западе, сэр; они достаточно плотно стоят впереди, в Санта-Марии, но не на севере и не на западе; я не могу в это поверить.
Эти ребята из Моралеса знают всё, что происходит. Они знали, что
как раз в это время ожидалось, что Нед Харви будет сопровождать своих сестёр домой. Они знали, что ты никогда его не видела, и их легко было убедить в этой истории. Всё было сделано для того, чтобы задержать нас, сначала у Серальво, а потом здесь, пока они не соберут всю свою банду в достаточном количестве, чтобы напасть, а затем... Тсс! слушай!
 Слышишь, копыта? Нет, не там, а с другой стороны, с дороги на Тусон, на востоке. Дай бог, чтобы это были кто-то из наших ребят! Оставайтесь здесь на страже, майор; я выбегу и брошу им вызов.
 Поспешно схватив карабин, Фини выбежал за дверь и помчался со всех ног
Он скакал по песчаной пустоши, исчезая в темноте на юго-востоке. Сердце старого Пламмера колотилось как молот, пока он прислушивался к граду. Ещё через мгновение он услышал стук копыт и приглушённые голоса людей; затем в ночи раздался такой же приглушённый, но резкий и суровый голос Фини:

"Кто там?"

Невидимая группа мгновенно остановилась, удивленная; но с быстротой, порожденной опытом пограничья, пришел ответ
"Друзья".:

"Кто вы и откуда?" - Спросил я. - "Друзья". - спросил я. - "Друзья". - "Кто вы?" - спросил я. - "Друзья".

"Кто вы и откуда?"

"Джордж Харви и группа из Тусона, ищут "Морено". Кто такой
ты?"

«Кавалерия Соединённых Штатов на дежурстве по сопровождению. Сколько человек в вашем отряде?»
 «Здесь только двое. Мы задержались из-за знаков апачей в Санта-Марии.
 Остальные отстали на несколько миль с запасными мулами. Мы недалеко от ранчо? Что это за свет на западе?»
 «Сейчас это не имеет значения. Спешитесь и подойдите один, мистер Харви. Я должен сначала вас опознать.
Фини хотел выиграть время. В голове у него кружилось. Это было частичное
подтверждение истории, которую утром рассказал предполагаемый Нед Харви. Вот и отец, который едет с охраной и сменными мулами, чтобы встретить
Он должен был встретиться со своими детьми так же, как и их утренний гость сказал, что он должен это сделать.  Неужели эта история всё-таки правдива и дети действительно в Гиле, делают большой _обходной_ путь вокруг Серальво и направляются на север в обход этого злополучного ранчо?  Если так, то какие ужасные новости он должен сообщить!  Несмотря на то, что Фини был крепким солдатом, он чувствовал, что дрожит с головы до ног. Сквозь мрак проступила высокая фигура, бесстрашная и уверенная в себе.

 «Во всей банде Моралеса нет ни одного ирландца, — рассмеялся приближающийся мужчина. — И я узнаю вызов кавалериста, когда слышу его, и принимаю его
немедленно. Где ты, часовой?

- Сюда, сюда, - ответил Фини, выпрямляясь и пристально вглядываясь
во мрак. "Я никогда не встречался с вами, мистер Харви, но мы все знаем
ваша репутация. Просто расскажи мне, чем ты занимаешься и как случилось, что ты здесь
едешь по пустыне в это время ночи, и тогда я скажу тебе, почему я об этом спрашиваю.
"

«Я жду, что мой сын и дочери приедут из Юмы. Мы должны были встретиться у Морено сегодня вечером; но разведчики в горах предупредили нас, чтобы мы спрятались до ночи, поэтому мы опаздываем. Они добрались до Морено? Мы, должно быть, уже близко».

«Ты достаточно близко к Морено, это всего в сотне ярдов отсюда.
Но тот свет в долине — это сигнальный маяк на Пикачо.
Они вряд ли рискнут пересечь его, зная, что это значит».
«Боже мой, чувак! — воскликнул Харви. — Это значит, что апачи к западу от Санта-Марии или Кристобаля. Вы их видели... вы что-нибудь о них слышали?
"Ради всего святого, сэр, не спрашивайте меня об этом сейчас. Приезжайте на ранчо. Майор
 Пламмер там, казначей. Он расскажет вам всё, что мы знаем."

Ещё мгновение, и с горящими глазами, с искажённым от боли пепельно-серым лицом...
Торговец в Аризоне стояли у входа в ранчо, цепляясь за
лошадь-перила, чтобы, слушая со задыхаясь дыхание Пламмер
прерывистый рассказ о событиях утра.

"Вы уверены, что это был мой сын, мой Нед?" он застонал.

"Я никогда не видел его раньше, мистер Харви; но некоторые из моих людей были уверены, и
старый Морено здесь ..."

Деревянные ставни позади них распахнулись. Из внутренней тьмы
до них донёсся голос Морено, дрожащий от сочувствия и горя.

"Сеньор Харви, моё сердце обливается кровью из-за вас. Я видел его лишь мгновение, но это был он — сеньор Эдвард, ваш сын."

«Боже правый! и твои люди ушли, все до единого?»

 «Все, кроме Фини».

 «На северо-восток, в сторону Кристобаля?»

 «Да, но подожди минутку и взгляни на эту записку. Это почерк твоего сына?»
И Пламмер достал смятую страницу, а Фини посветил ему. Лихорадочно Харви изучил каракули, его руки дрожали так
он не мог зафиксировать бумагу.

"Это как бы достаточно", - простонал он. "Оно было написано в такой безумной спешке. Мой
- воскликнул он, - и ты пойдешь со мной, лошадь! Джорджа. Отправить других на
наша тропа, как только они войдут. Дай мне еще один пистолет, если вы
— Я могу, — у меня только одна лошадь, — и, ради всего святого, отправляйся с первыми же войсками, которые до тебя доберутся.
Не прошло и минуты, как даже стук копыт затих в темноте и вдали.
Подстегиваемый диким страхом, отец отправился на спасение своих детей, оставив старого Пламмера и его верного сержанта в оцепенении на ранчо.




IV.


И теперь, когда история о набеге апачей получила такое подтверждение, казначей счёл правильным освободить Морено от принуждения, в которое его поставил сержант Фини. Когда такой старик
Житель Аризоны, мистер Харви, полностью поверил этому сообщению.
Он узнал почерк сына и поспешил на всех парах обогнать преследователей.
Какие сомнения могли остаться в голове у новичка на этой земле?
Пришло время, подумал  Пламмер, заключить союз, наступательный и оборонительный, с мексиканскими обитателями ранчо против общего врага. Но Фини снова покачал головой в знак решительного протеста.

"Возможно, я ошибался насчёт апачей, сэр, но в отношении Морено я не могу ошибаться. Он получает деньги от братьев Моралес, пусть и не напрямую"
активный член банды. Он сейчас там прячется, готов поспорить.
С ним ещё двое или трое, они прячутся и ждут, когда прибудет основная группа. Возможно, они были бы здесь и раньше, если бы не история с апачами. Они больше боятся одного из отрядов Кочиса, чем всех шерифов от Тусона до Такомы. Я бы хотел, чтобы остальные
из людей Харви добрались сюда ", - продолжил он, с тоской глядя
в темноту. "Если они не из другого теста, чем большинство
эти мул получал на территории, вы их не догнать убегавшего
этой ночью они были одни, пытаясь найти своего хозяина. И все же, какая нам от них польза
?

Пламмер с тревогой отвернулся и погрузился в размышления. Ничего
но слабый проблеск теперь осталось Маяк-свет. Все было по-прежнему, как
могилы об одиноком ранчо. Подойдя к двери, выходящей на восток
он вошел в темную комнату, и его тут же окликнул голос его помощника
.

«Ты здесь, Доуз?» — спросил он. «Надеюсь, тебе не хочется спать?»
 «Ни капельки, майор. Я бы не смог, даже если бы не спал большую часть дня. Я сижу здесь, на сейфе, с шестизарядным кольтом в каждой руке
рука. Если дверь старого Морено треснет, клянусь! Я поеду дальше.
"Ну, это ладно; но что, если они подойдут к этой двери со стороны загона?"
"Я готов. Я был в шаге от того, чтобы выстрелить в тебя, но я узнал твою фигуру и успел вовремя отступить."

Тихие шаги прервали их разговор. Пламмер вразвалку направился в
сторону звука.

"Что такое, сержант?"

"Они идут, сэр. Я имею в виду людей Харви. Вы передадите его
послание?"

"Как скажете, почему бы и нет?"

«С твоих губ это прозвучит гораздо убедительнее, майор. Они могут усомниться во мне».

Пока выйти на след быстрого отключения копытами мулов теперь может быть
слышал. В настоящее время всадник выстрелил вверх из мрака.

"Стой там!" пели Фини. "Чья это вечеринка?"

"У Харви, Тусон. Ищу "У Морено". Мы недалеко?"

"Теперь ты есть, но ты не можешь остановиться. Мистер Харви хочет, чтобы ты пришла
прямо за ним. Он взял след на Christobal, где
индейцы уносили его дочерей".

Мужчина едва не пошатнулся в седле, потрясенный ужасными новостями.

- Когда? - как это случилось? Кто уехал с ним?

- Судя по тому, что мы смогли узнать, где-то сегодня утром. Два отряда кавалерии
находятся в пути, один с Недом Харви, другой только что отсюда.
затемно. Старик и Джордж последовали за ними, как только они сели в машину.
Кто с вами?

- Два мексиканца, вот и все; они не в счет. Я лучше оставлю их здесь.оставь их здесь
с мулами. Они отстали и уже напуганы до смерти
".

И поэтому через десять минут еще двое из низшей касты, полукровка мексиканцев
были добавлены выплатных гарнизон, и кратко сержант Фини по
экспозиция ситуация на ранчо только задержка входящего
Американец достаточно долго, чтобы напоить свою лошадь и насыпать немного зерна в мешок
.

«Я бы ничуть не удивился, если бы банда Моралеса была где-то здесь», — с неприятной уверенностью заявил он. «Никого из них не видели в Тусоне за неделю до нашего отъезда. Хотел бы я остаться и помочь»
ты, но мой первый долг - быть с мистером Харви. Я работаю у него.
почти восемь лет.

- А как выглядит Нед Харви? - спросил я. - настаивал сержант,
все еще надеясь на какой-нибудь обман.

"Высокий, смуглый, с гладким лицом; похож почти на испанца. Я никогда не видел
никого, кто был бы похож на него в этих краях. Боюсь, это не растение. Я не хочу вас обидеть, сержант, но я молю Бога, чтобы это были только дела банды Моралеса и чтобы им нужны были только ваши деньги.
Если это апачи и они забрали детей старика, он никогда этого не переживёт.

«Клянусь небом!» — пробормотал Фини себе под нос, когда верный товарищ пришпорил коня и исчез из виду. «Клянусь небом!  Я начинаю верить, что это одно и то же».
 И теперь с мрачным лицом сержант вернулся туда, где оставил
 майора Пламмера, наблюдавшего за дорогой, ведущей на запад.  Короткое слово, сказанное у двери, убедило его, что писарь всё ещё начеку и готов. Пауза
под открытым окном, высоко над землёй, в комнате, где спали
жена и дочь Морено, если они вообще спали, подсказала ему, что там царит тишина, если не сон, и тогда он присоединился к своему начальнику.

"Этот парень был одного и того же рода, сержант", - сказал Пламмер. "Я желаю
у нас был один или два, как он".

- Жаль, что мы этого не сделали, сэр; эти Смазчики хуже, чем вообще отсутствие охраны.
Они будут сидеть там в загоне и часами курить папеллитос_,
и хвастаться, как они пробивались сквозь апачей с
Мулы Харви; но для наших целей они хуже, чем бесполезны. При
первых признаках нападения они бы в панике скрылись в темноте,
и это последнее, что мы бы увидели. Слышали что-нибудь еще в этом направлении
, сэр?

- Да что вы, черт побери! ДА. Я пытаюсь убедить себя, что это всего лишь
воображение; но два или три раза, далеко в сторону
Пикачо, я слышал, что свист кнута. Я был уверен, что раздавался какой-то
глухой звук, как будто кто-то колотил по колесу повозки.
Один раз я был уверен, что услышал фырканье лошади. Девчонка я была в меру
жду. Если эти ребята хотел нападать, они будут смонтированы, из
конечно; но что вагон будет у них?"

«Возможно, один из людей Серальво, чтобы вывезти сейф, если они не смогли взломать его здесь».
«Вот! Слушайте, сержант! Вы что, не слышали?» — внезапно заговорил майор, предостерегающе подняв руку.

Оба мужчины затаили дыхание, напряжённо прислушиваясь. На мгновение не осталось слышно ничего, кроме биения их собственных сердец.

Затем на западе, под звёздным сводом небес, где-то в чёрной пустыне, ясно и отчётливо раздался размеренный стук железа или камня о железо.
Будь то шина или шкворень, ось или тормоз, что-то металлическое в повозке или фургоне подвергалось ударам, чтобы занять своё место или принять нужную форму.

"Это они, сэр," — пробормотал сержант. "Это та самая чёртова банда, потому что"
Сегодня вечером не будет никакого этапа, и если это была скорая помощь Харви, которую удалось вернуть, то она должна была приехать с северо-востока.
 «Может быть, они сбились с пути в темноте и, не имея возможности ориентироваться по огням ранчо, заблудились где-то там?»

«Вряд ли, сэр; наверняка с ними будет отряд солдат и полдюжины старых солдат. Это пришло с перевала, и скоро они пойдут вперёд. Тогда вам понадобится ваш карабин. Чёрт бы побрал этого Маллана! Неужели я до сих пор не могу его разбудить?»

Судя по всему, нет: даже хорошо рассчитанный удар вызвал лишь стон.
Взяв пару карабинов, Фини вернулся к майору и молча протянул ему одно из ружей со словами:
«Оно заряжено, сэр, и вот ещё патроны».
Затем оба мужчины снова стали напряжённо прислушиваться.

 Теперь не было слышно ни звука.  Стук молотка прекратился.  Они подождали одну-две минуты, а затем из темноты донёсся отчётливый, ясный и громкий звук, похожий на свист кнута. При этом звуке Фини
опустился на колени. Щёлк, щёлк — взводился курок его карабина.
 Ещё мгновение напряжённой тишины. Затем послышался приглушённый стук копыт, скрип рессор, а потом голос —

«Это не может быть далеко. Поезжай вперёд и посмотри, сможешь ли ты кого-нибудь выследить».
И тут в тишине ночи снова раздался крик Фини,
за которым тут же последовали приглушённые звуки возни и
возмущения на ранчо позади них.

"Кто там?"

"Эй! Что это? Кто это?" Это Морено?

 Кто идёт _туда_, я спрашиваю? Стой! или я выстрелю.

 Ради бога, не стреляй, приятель, у нас тут дамы.

 Какие дамы? Кто вы такие? Быстро!

 Дочери Джорджа Харви из Тусона. Я его сын.
 «Слава Богу!» — воскликнул Фини, вскакивая на ноги и бросаясь
вперёд. «Они все в безопасности? — целы и невредимы? Где вы их настигли?»
 «Настигли кого? О чём, чёрт возьми, вы говорите?» — спросил высокий стройный парень, свесившись с седла. «Кто вы такие?»
 «Сержант Фини из кавалерии, а за мной — майор».

«Кто такой майор?»
 «Майор Пламмер, с которым вы разговаривали сегодня утром, когда пришли за помощью», — ответил Фини дрожащим от волнения голосом.
  Он уже начал что-то понимать.

  «Но я сегодня не видел ни майора Пламмера, ни какого-либо другого майора.  Единственные военные, которых я встретил, — это сержант Винг и его стража на перевале».
после наступления темноты. Вы встречались с апачами? Вы, конечно же, видели сигнал.
"Сигнал, да, но апачи — это дьявол. Скажите мне, не вы ли были здесь, у Морено, сегодня утром и умоляли отправить войска, чтобы забрать ваших дам с реки Хила? Разве не ты отправил записку, в которой говорилось, что их
сбежали индейцы?» И, как это всегда бывало, когда Фини волновался, его грамматика давала сбой.

"Ничего подобного. Мои сестры здесь, целы и невредимы. Мы были бы здесь уже час назад, если бы не проколотая шина. Отец здесь?"

«Поговорите с ним, майор. Я полностью в его власти», — вот и всё, что смог сказать бедняга Фини
скажем так: испытывая одновременно облегчение, радость и ни с чем не сравнимое удовлетворение от того, что он всё-таки был прав в своих теориях, он выронил карабин, бросился на мягкую песчаную землю и в волнении и эмоциях стал кататься по ней.

Какие удивлённые глаза, какие настороженные уши были обращены к дверце фургона, когда майор в своей неторопливой манере попытался рассказать о утреннем приключении и о поддельном портрете Неда Харви, который теперь лежал перед ним! Не успел он закончить, как задумчивый сын попросил его ненадолго прерваться.

«И отец отправился по следу в Кристобаль?»
 «Да, час назад».
 «За ним, Леон! Гони как сумасшедший, даже если придётся скакать всю ночь. Как можно скорее приведи его сюда. Скажи ему, что Фан и Рут в безопасности здесь, у Морено».

Через десять минут фургон "Конкорд" с изрядным грузом, теперь дрожащий
и возбужденный, стоял бок о бок с машиной скорой помощи казначея.
Усталых мулов распрягли и вместе с оседланными лошадьми отвели к водопою
. Майор и сержант, подсказывая друг другу, продолжили.
Харви внимательно слушал их рассказ.

«Это одно из самых совершенных растений, которые они когда-либо выращивали», — выпалил он, скрежеща зубами от злости. «Конечно, они знали о передвижениях отца и обо мне. Они знают всё. Они знали, что мы встретимся здесь,
вероятно. Они были уверены, что ты ничего об этом не знаешь. Они воспользовались нашей предполагаемой опасностью, чтобы усыпить твою бдительность. Они преуспели даже больше, чем планировали, ведь они переманили на свою сторону отца и четверых наших лучших людей. Но подумать только, что в этом замешан этот старый негодяй Морено. Мы всегда подозревали Серальво
Но отец сделал для Морено всё — практически построил для него это ранчо, выкопал для него колодец, помог ему с бизнесом, а теперь он превращает это место в притон для головорезов и убийц. Чёрт возьми! Я рад, что ты его поймал. Как думаешь, сколько их там с ним? Я уверен, что у него есть один или два сообщника, но нам нужно следить за основной бандой, — ответил Фини. — Они могут появиться в любую минуту, и я подумал, что это они, когда мы услышали вас.
 — И это меня беспокоит, мистер Харви, — сказал майор, отводя молодого человека в сторону.  — Конечно, сейчас им нужно только моё
сейф, набитый деньгами. Моя задача — защищать его до последнего, и они не получат его без боя. Обычно они не трогают тебя и твоих сестёр, но теперь они знают, что ты здесь.
Вполне возможно, что они шли по твоему следу и сейчас собираются вокруг нас. Позволь мне быть кратким. Чем раньше ты снова сможешь запрячь этих мулов, или, скорее, этих вьючных мулов, и убраться отсюда, тем лучше.
"Ах, но, майор, как же апачи в Санта-Марии? Мы бы добрались туда, знаешь ли, как раз к рассвету."

- Клянусь Юпитером! Я никогда о них не думал. У вас не было бы охраны сейчас,
когда вашего отца больше нет?

- Нет. Мы просто должны остаться здесь, майор. Лично я тоже
рад быть здесь, чтобы помочь вам. Это не будет долго, прежде чем войска
пришел быстро вернулся, когда они обнаружат, что их обманули. Скорее всего, они уже узнали об этом.
Затем, приняв быстрое решение, он шагнул обратно к двери «Конкорда». «Девочки! Пакита! Рути!
 вылезайте обе; мы останемся здесь, у Морено, на ночь».
 И казначей помог поднять на борт молчаливых, дрожащих сестёр.
из фургона и отвел в единственную гостевую комнату, восточную,
где на сейфе все еще сидел Доуз с пистолетом в руке. Одеяла и
подушки быстро внесли внутрь. В углу стояла маленькая керосиновая лампа. На земляном полу был расстелен сверток с кавалерийскими одеялами, оставленный отрядом, когда он отправился в путь. Сейф перенесли в пустой бар, и, велев своим сестрам лечь и ничего не бояться, он заверил их, что они в полной безопасности, и убедил их спать столько, сколько они смогут, несмотря на
на рассвете Эдвард Харви, следивший за своим оружием и приказавший своим
двое мужчин сделали то же самое, вышли вперед и присоединились к своим друзьям-солдатам.

"Теперь нас пятеро против Моралеса и его банды, и я буду
готов поспорить на свою лошадь, что мы сможем их побить.

- Только одиннадцать часов, - пробормотал старина Пламмер, чиркая спичкой и
посмотрев на часы. «Это был самый долгий вечер в моей жизни, но, слава богу, нашим худшим страхам пришёл конец. Я ни на секунду не усомнился в том, что твои сёстры были в плену. Кем мог быть тот человек, который выдавал себя за тебя?»

«Я не знаю. Я уже слышал о нём. Он примерно моего роста и телосложения, но, говорят, темнее, и в его манерах больше от мексиканца.
 Он был в Тусоне, но я никогда не слышал, чтобы он выдавал себя за меня, хотя и знал о нашем сходстве. Должно быть, он скопировал и мой почерк, чтобы так ловко обмануть отца».

«О, это была всего лишь каракуля на мягкой бумаге, сделанная карандашом с широким грифелем.
 Не было времени внимательно её изучать, — объяснил майор.
 — А теперь, Фини, ты у нас начальник караула.  Как ты хочешь нас расставить?»

"Это то, о чем я думал, сэр, с тех пор, как поступил мистер Харви,
и мы не можем терять времени. Мы не можем проделать петлю в этом самане сейчас, но мы
можем забаррикадировать дверь в эти две комнаты и противостоять большой банде
. Мистер Харви, конечно, захочет быть там, где он сможет присмотреть за дамами.
Но если я смогу поставить одного из его людей в загон, на которого можно положиться и который сможет застрелить любого из людей Морено, кто попытается выбраться, думаю, мы сможем позаботиться об остальных. С минуты на минуту они будут здесь. Прежде всего подгоните эти две повозки к загону, чтобы
что касается расчистки подходов. Не должно быть ничего, за чем
они могли бы спрятаться или укрыться." И, ухватившись за шест, пока
послушные руки управлялись со спицами, Фини вскоре благополучно убрал "Конкорд" и
видавшую виды машину скорой помощи с дороги. Затем наступил момент
обсуждения того, кто из людей Харви лучше всего подойдет на этот
обременительный пост напротив вражеской двери, а затем наступила внезапная и
затаившая дыхание тишина.

«Слушайте! — прошептал Фини. — Это сигнал. Тише! скоро вы услышите его снова».
Нервно сжимая винтовки, пятеро мужчин сбились в кучу
в небольшой группе в западном конце низкого плоского здания.

 Где-то в тёмном пространстве у вершины раздался долгий низкий свист, закончившийся резкой высокой нотой. На мгновение свист прекратился. Невидимый враг ждал ответа.
 От кого можно было ожидать ответа, кроме как от Морено?

"Присмотри за окном старого негодяя и за этой ставней здесь,"
— прошептал сержант, указывая на закрытый досками проём в западной стене. — Возможно, они попытаются подать сигнал. Беги в загон и прикончи первого, кто попытается выйти. Я прикрою
любому, кто высунет здесь свою голову.
Харви развернулся вместе со своим работником и побежал с ним в другой конец ранчо. Там он вошёл в низкую дверь. Маленькая лампа горела тускло, но две пары тёмных, расширенных глаз жадно смотрели на него.


"Я сейчас закрою эту дверь, девочки, — прошептал он. — Лежите тихо.
Не подходите близко ни к нему, ни к окну и не пугайтесь. Похоже, что кто-то из банды Моралеса был здесь в надежде застать казначея без охраны. Мы преподадим им урок, который они никогда не забудут, если они попытаются напасть на него.

Несмотря на все ответы, Рут Харви только теснее прижималась к сестре и цеплялась за нее
для храбрости и поддержки. Пакита, однако, сразу стала амазонкой
.

- Неужели я ничего не могу сделать, Нед? Я не могу лежать здесь и слушать
и не принимать никакого участия. Конечно, я мог бы достаточно хорошо стрелять из пистолета.

"Вы можете нам помочь лучшей и самой лежа и показывая не столько
как палец в двери. Мы можем позаботиться о них, Фан. Это ненадолго.
Отец со своим отрядом прискачет галопом обратно. Не показывай свет.
сейчас, пока мы не позовем. Затем он метнулся в бар.

"Они идут?" Хриплым шепотом окликнул клерка.

«Кто-то подал сигнал с равнины. Скорее всего, это они. Следите за
Морено, не впускайте его или кого-либо ещё через эту дверь».

Снова вдалеке в пустыне раздался свист, громче, пронзительнее, отчётливее.


"Ах, да будь ты проклят!" — пробормотал Фини. «Отсюда ты этой ночью ничего не узнаешь. Будь осторожен. Некоторые из них попытаются
подползти поближе».
Но прошло почти пять минут, а других звуков не было. Затем
поблизости послышалось фырканье лошади, и грубый мексиканский
голос пробормотал грязную ругань. Фини, пригнувшись, бросился в темноту
в направлении звука. Пламмер и Харви попытались его остановить, но было слишком поздно: он исчез прежде, чем они успели что-то сказать. Затем позади них скрипнула и щёлкнула задвижка, и деревянная ставня начала медленно и осторожно открываться наружу. В одно мгновение Харви поднял винтовку и с силой ударил прикладом по зазвеневшей доске. Дверь отлетела назад, с силой ударившись о седую макушку самого Морено, который с воплем, полным ярости и боли, отпрянул от проема.

"Открой еще раз, и я снесу тебе башку, мерзавец!" — прорычал он
Харви. «Не смей показываться на глаза и прятаться за пределами своей комнаты.
У каждого солдата есть приказ стрелять в тебя без предупреждения, если тебя это хоть немного утешит».

Голова старого мексиканца появилась всего на секунду; он успел лишь
издать возглас мольбы или протеста, но этого мгновения было достаточно, чтобы из комнаты внутрь проник узкий луч света, и эта
щель показала наблюдателям на равнине расположение ранчо, а возможно, и сообщила им что-то ещё, потому что не прошло и
полуминуты, как из темноты появились два всадника и поскакали галопом
бесстрашно направился к ним. Несмотря на свою флегматичность, старый Пламмер занервничал, когда молодой Харви резко и сурово бросил ему:

"Стой! Кто ты такой? _Стой_! или мы выстрелим."

- Друзья, - кричал один голос; "американцев", другие, как быстро
приказ остановиться был подчиняться, обученные лошади едет чуть ли не на свои
корточках под злую силу огромного Мексиканского бит.

"Мы ищем Морено", - продолжал первый голос. "Апачи"
Напали на наш отряд сразу после захода солнца, и нам пришлось спасаться бегством".

«Сколько вас всего?» — потребовал Харви.

- Только мы двое. Мы партнеры, ведем разведку, были в районе
линии Сонора. Ради Бога, джентльмены, не задерживайте нас здесь.
Мы потеряли все, что имели,--пакеты, упаковщики, и жратву. Мы о
замершую выпить и что-нибудь поесть".

"Что вы думаете об этом, майор?" - прошептал Харви. «Это точно
американцы».

«Ну, я бы их впустил, — сказал майор, — но где, чёрт возьми, Фини?
Он лучший судья, если честно. Возможно, их история правдива. Возможно, они одни».

«Я не знаю, это маловероятно. Ты слышал тот голос?»
минуту назад это был мексиканец, вне всякого сомнения. Мы должны сдержать
этих парней, пока не получим известий от Фини. Затем, повысив голос,,
Крикнул Харви,--

"Просто оставайся на месте минутку. Возможно, с вами все в порядке, но у наших
охранников приказано следить за Моралесом и его бандой, и
вас могут подстрелить по ошибке ".

«Ну, ради всего святого, выводите своих людей, если они у вас есть, и помогите нам поймать этих вороватых убийц», — последовал нетерпеливый ответ. «Сколько вас?»
 «О, нас здесь много», — весело ответил Харви. «Большинство из нас
«С» — отряд, но сейчас у нас другие дела. Подожди там тихонечко минутку-другую, пока не подойдёт сержант с патрулём; он о тебе позаботится.
А потом, как будто всё было спланировано заранее, в темноте на севере раздался низкий, но резкий голос Фини:


"Патруль, стой!" Вблизи нет, Кеннеди. Где ты, номер пять?"
А так, круто и уверенно, как будто десяток солдат в его
обратно, Фини приблизился к тому месту.

"Что случилось, дежурный? Я не слышу тебя вести переговоры вот с
кто-нибудь?"

"Двое неизвестных там, сержант, - говорят, что они изыскателей и
выскочили Апачи."

"Hwere далеко они?" Затем, понизив голос: "Выйди за пределы
загона", - прошептал он старому Пламмеру. "Их там четверо.
Вызови их, если они попытаются войти. Затем снова вслух: «Сержант, я ничего не вижу, часовой».
 «Прямо там, впереди, сержант. Двое мужчин верхом».
 «Слезай, один из вас. Снимай штаны и иди сюда. Оставь своё ружьё. Передай поводья своему приятелю», — таков был следующий приказ Фини.

На мгновение воцарилась тишина, послышался едва различимый шёпот
хотя самопровозглашённые старатели совещались, и снова
Фини заговорил более резким и повелительным тоном:

 «Спускайся, говорю. Иди сюда, или я отправлю пулю в твои карты.
Быстрее».
Ещё одна задержка. «Старатели», казалось, стремились уйти в ещё более глубокую тьму.

«Если ты не слезешь с этой лошади через десять секунд, я буду стрелять, так что пошевеливайся». И по мере того, как росло его возбуждение, рос и ирландский акцент Фини.

 Прошло четыре-пять секунд, а приближения все не было.
 Сержант яростно, с нажимом поднял свой карабин.
полный член. "Я целюсь", - сказал он, быстро поднимая приклад.
к плечу. Произошла внезапная суета и борьба лошадей
копыта, низкая,-озвучил слова предупреждения и пробормотал проклятие или два. Затем
в ночь взметнулся язык пламени, и из угла загона для скота
донесся резкий выстрел, за которым последовали крик, бульканье, стон, а затем наступила тишина.

«Боже мой! они застрелили майора», — воскликнул Харви и бросился в ту сторону, откуда прозвучал выстрел. В тот же момент двое всадников проскакали мимо поста. Стрелять было бесполезно. Они были скрыты в
В кромешной тьме и вне досягаемости, прежде чем кто-то успеет спустить курок.
 Затем последовали две вспышки, два коротких выстрела, затем полдюжины быстрых, отрывистых выстрелов из револьвера, затем мстительный вой и топот на равнине. Фини бежал, как олень, по следу мистера Харви, и не успел он и глазом моргнуть, как они наткнулись на казначея, который в шоке и без чувств лежал на песчаной земле, прижав руки к боку.

«Подними его, ты и твой человек, отнесите его на ранчо. Я ещё заставлю этих мерзавцев заплатить», — пробормотал Фини, быстро
Он выстрелил в какой-то смутный объект, мелькнувший на равнине, и послал ещё один заряд в темноту, наугад целясь туда, где раздавался стук лошадиных копыт.  Какое-то время он перебегал с места на место после каждого выстрела, продолжая вести быструю пальбу, под прикрытием которой несчастного казначея быстро унесли за угол ранчо и спрятали в баре, где мистер Доуз, обезумевший от тревоги, но верный своему долгу, всё ещё охранял сейф. Затем Харви шагнул в узкий дверной проём, ведущий в восточную комнату.

 «Мне нужно ненадолго одолжить лампу, Фань», — прошептал он.  «А теперь ложись
всё ещё. Возможно, нам придётся выдержать осаду, пока отец не доберётся до нас.
 Ещё через две минуты, низко пригнувшись и дослав последний патрон в патронник карабина, Фини развернулся, чтобы бежать на ранчо.
 Как только он пронёсся мимо западной стены, деревянная ставня распахнулась, и его слуха коснулся странный голос, громкий, ликующий, пронзительный.

"Давай, Паскуаль! Идем...

Но остальное потонуло в грохоте готового к бою оружия Фини. Грубый
Фасад самана на мгновение вспыхнул красным от вспышки карабина и
Громкий выстрел разнёсся по равнине. Но на ранчо раздался крик ужаса и отчаяния, потому что Рамон Моралес, получивший пулю в голову, безжизненно растянулся у ног Морено и его дрожащей жены.


А затем Фини, невредимый, запрыгнул в бар.


«А теперь за дело, ребята!» Тащите этих двух пьяных скотов, — крикнул он, хватая обмякшее тело Муллана.
 — Тащите одну из этих бочек с водой.
  Суньте их проклятые головы в ту корытообразную штуку.  А теперь живее.  Вся шайка будет здесь меньше чем через минуту.




V.


В полночь на ранчо Морено сложилась странная ситуация.
Обитатели двух комнат, расположенных дальше всего на востоке, были осаждены десятью или пятнадцатью преступниками, объявленными вне закона. Среди них были мексиканцы и «гринго», но все они были головорезами, и до этого момента осаждённые одерживали верх.


И всё же их положение было отчаянным. В самой восточной комнате, защищённой от пуль и снарядов любого рода, пока они лежат на земле и не высовываются из дверного проёма, в тишине дрожали старые дочери Харви. У двери виднелся только ствол его винтовки
Высунувшись из укрытия, насколько это было возможно, за импровизированным парапетом из мешков с ячменём, их преданный брат, хладнокровный и решительный, время от времени шептал слова надежды и ободрения. В соседней комнате, соединённой с восточной
камерой проёмом без двери в глинобитной стене, лежал казначей,
тяжело раненный, но всё ещё в сознании и не теряющий мужества.
Его верный секретарь делал всё, что мог, чтобы остановить
кровотечение и напоить его прохладной водой. В дверном проёме,
выходящем на утоптанную площадку перед южным фасадом ранчо,
Сержант Фини, укрывшись за бруствером из ячменя, но не ослабляя бдительного наблюдения, опустился на колено.
Лоб его был повязан банданой, по правой щеке стекала кровь, а рукав фланелевой рубашки был разорван пулей, которая лишь задела плечо.
Один из людей Харви стоял на коленях на прилавке и заглядывал в отверстие в нижней части деревянной оконной ставни.
Другой стоял лицом к двери в жилые помещения Морено и время от времени стрелял в дерево, чтобы отвлечь их внимание.
сказал: "от игры с засовом с другой стороны". В планирования
в придорожных ранчо Морено допускается наружная двери только для тех комнат
которые были для государственных нужд; трех, который лежал к западу от бар
не может быть введена только через то, что курорт или двери, давая о
загон, как из этих дверей поставляются с массивными болтами, как
безопасности против злоумышленников, и все три комнаты мебель
воздух-порты, а не в Windows, прокололся на такой высоте через
Adobe, что никто извне, кроме как в седле, мог заглянуть через
в проём и посмотреть, что происходит внутри. Комната путешественников и окна в баре были низкими и большими, и все комнаты были просторными; бар, конечно, был не только местом, где можно было выпить, но и столовой, и по размеру он превосходил все остальные. В нём тоже был проём, ведущий в загон, но первое, что сделал Фини, добравшись до своих товарищей, — это забаррикадировался. Запрыгнув в огороженное стеной
помещение и велев Харви присмотреть за остальными, пока они работают, он вскоре сумел затащить внутрь с десяток больших мешков с ячменём.
Они врыли их в землю и соорудили брустверы у трёх дверей, одна из которых вела в загон. Кроме того, у двери, ведущей в загон, была высокая «перемычка», которая защищала охранника от выстрелов, которые могли доноситься из комнаты Морено. Всё это происходило под плач мексиканских женщин и под обстрел, который открыли нападавшие в надежде запугать защитников, прежде чем подойти ближе. Как и знаменитый Кроган из форта Стефенсон, Фини поддерживал огонь в стольких разных местах, чтобы внушить противнику мысль о том, что их много.
дюжина человек и дюжина ружей там, где на самом деле было только одно, и
даже соблазн заполучить огромную сумму, хранимую казначеем в сейфе, не
был достаточным, чтобы заставить последователей Моралеса немедленно
напасть. Храбрость и решительность защитников и ужасающая смерть
одного из их лидеров настолько обескуражили их, что даже сам Паскуаль,
то разъяряясь, то умоляя, то угрожая, не мог заставить их приблизиться. «Большинство мужчин трусят в темноте» — в это многие верят.
Индейцы, конечно, храбры только против беззащитных женщин и детей
в такое время. Только после того, как стрельба прекратилась и стало ясно, что
защитники отступили в укрытие на ранчо, и то очень медленно и осторожно,
эти разбойники из пустыни решились снова подкрасться к дому.
Целых полчаса в бою царила тишина, а затем, ориентируясь на свет,
который теперь мог показывать Морено, Паскуаль и двое самых стойких
из негодяев подошли к западной стене и коротко посовещались с подлым
хозяином.
Ярость из-за смерти брата и союзника их лидера, жажда
Жажда мести и надежда заполучить такую богатую добычу — всё это усиливалось пламенными заверениями и подбадриваниями Морено. Все солдаты ушли, сказал он, кроме «свиньи-сержанта» и двух одурманенных и безмозглых свиней. Кто-то из них был ранен. Осталось всего трое, может, четверо. Пусть его _товарищи_ предпримут
совместную атаку: двое или трое войдут через его (Морено) комнаты, двое или трое ворвутся со стороны загона, и столько же — с южной стороны.
Несомненно, проклятые янки сдадутся.
Тогда не будет пощады ни мужчинам, ни женщинам. Его связь с
Теперь о банде преступников стало известно, и этих свидетелей нужно было убить.
Затем... затем можно было бы легко взломать сейф казначея, затем...
затем можно было бы поделить деньги между победителями, а затем...
в Сонору со своей добычей и прекрасными дочерьми старого Харви.
Какой выкуп он не согласился бы заплатить — этот гордый, высокомерный отец!
Бывала ли удача столь велика? Но поспешим! Поспешим! Нельзя терять ни минуты; они должны действовать немедленно.

 И Моралес поспешил на станцию, чтобы дать указания своим людям. Они крались, как койоты, в темноте, держась на почтительном расстоянии от
С охраняемого конца ранчо в загон пробралась полудюжина человек.
 Остальные рассредоточились по южному фронту.  Трое из самых лёгких и стройных членов банды «пробрались» через высокое западное окно во владения Морено. Затем они прошли через среднюю комнату, где сидела сеньора, раскачиваясь взад-вперёд, рыдая и стеная над телом главаря разбойников. Там, спрятавшись под кроватью, дрожа и молясь, сидела сеньорита, её дочь. Затем они босиком прокрались в комнату, примыкающую к бару, и прислушались.
затаив дыхание, прислушивались к тихим указаниям сержанта-ветерана.
 Снаружи не было ни единого проблеска света, который мог бы направить нападающих или помочь им прицелиться.  Чёрные проёмы дверей были плохой мишенью для ночной стрельбы, и самые предприимчивые и отважные,
ползавшие, как змеи, на разведку, вскоре смогли доложить, что обороняющиеся возвели свои брустверы с большой научной точностью.  От группы к группе сновал Паскуаль. По его пронзительному боевому кличу все должны были одновременно броситься в атаку, не стреляя из страха
Они будут стрелять друг в друга, но с пистолетом в одной руке и длинным смертоносным ножом в другой они сразу же набросятся на защитников, перепрыгнут через их барьеры и одолеют их в темноте.  Через три минуты будет дан сигнал.  Он сам возглавит атаку отряда в загоне.  Паскуаль был достаточно проницателен, чтобы понимать, что там, где есть только один дверной проём вместо двух, будет больше шансов увернуться от пуль. Но зоркие глаза, чуткие уши и острый ум были начеку.
Фини и Харви прекрасно знали, что это лишь затишье перед бурей.

"Затаитесь, ребята, и будьте готовы. Стреляйте в первого, кто покажется", - было
последнее предостережение, которое услышал старый Пламмер перед тем, как разразилась буря.

Внезапно в загоне раздался дикий крик. Внезапно с
севера и юга нападавшие бросились вперед с ответными воплями. В
одно мгновение в темных проемах сверкнули молнии, и ружейные и
револьверные выстрелы зазвенели в тихом ночном воздухе. «Генри» Харви рявкнул, как  пулемёт Гатлинга; старый «Спрингфилд» Фини грохнул, как шестифунтовка.  Двое нападавших с южной стороны рухнули в пыль лицом вниз.
Остальные дрогнули, отступили и бросились искать укрытие. Паскуаль Моралес,
ведя своих людей к северной стене, подобно пантере прыгнул
на гребень ячменного парапета и был спасён от мгновенной смерти,
когда его потащили вниз ногами, а в бедро ему попала пуля 44-го калибра. Напрасно отряд Морено стрелял в деревянную дверь.
Пули глубоко застревали в импровизированной преграде, но не проливали ни капли крови, в то время как два ответных выстрела разбросали нападавших щепками от тяжёлых панелей.
Умоляя, яростно, обезумев, Моралес узнал, что атака провалилась и что двое его самых отважных людей, два американца, которые выехали вперёд, чтобы выдать себя за старателей, и возглавили наступление на южном фронте, были выведены из строя.

И тогда этот бесчеловечный зверь отдал приказ прибегнуть к индейским методам, и даже старый Морено умолял, молился и проклинал, но всё было напрасно. Разъярённые их отпором, бандиты были готовы
исполнить самое безумное желание своего главаря. Он сказал:
Харви, пригнувшийся за мешками с ячменём, почувствовал, как кровь в его жилах застыла
Кровь застыла у него в жилах, когда под ликующие крики и насмешки загон внезапно озарился ярким красным светом. Спичка была поднесена к большому стогу сена рядом с крытым хворостом сараем, рядом с «леанто», под которым хранилось столько легковоспламеняющегося мусора.
Пройдет всего несколько мгновений, и они тоже превратятся в массу пламени, быстро распространяющегося на запад. Прочная глинобитная стена, отделяющая
собственно ранчо от хозяйственных построек, защитила бы
жителей от прямого контакта с пламенем, но что могло спасти крышу?
От стены до стены тянулись сухие, смолистые сосновые бревна, которые
составляли основу громоздкой конструкции; поверх них лежали более легкие сосновые доски; а поверх всего этого были навалены груды сухого, как кость, и легковоспламеняющегося, как трут, хвороста. Как только все это загорелось, несчастные обитатели нижних комнат с таким же успехом могли находиться под решеткой какой-нибудь огромной печи.

 Высоко в воздухе взметнулось пламя. По всей пустыне разлилось зловещее сияние.
Крича от ужаса, женщины из дома Морено уже тащили в загон свои немногочисленные сокровища
и бросились обратно за той одеждой, которую смогли спасти. Далеко на
ворота загона, где под пулями осажденных не мог их найти,
Паскаль Моралес и его ликующие группы собрались, вождь, лежащий
по его _serap;_ с кровавыми бинтами о его ноги, его последователи
танцы около него в неистовый хор, все тщательно учета вне диапазона
черная дверь-пути, еще три или четыре выстрела трещины заложить квартиру в
пески, их винтовки, охватывающий теперь ярким фронтов угрожали
ранчо, готова сбивать, индийская-как, жалкий гарнизон, когда
изгнаны.

Именно в этот момент откуда-то из центральной комнаты за тяжёлой дверью Морено раздался голос.

"Отдай сейф. Отдай свои деньги сейчас, и мы оставим тебя в покое.
Каждый из нас уедет, и ты сможешь выйти, как только мы уйдём.
Отвечай, тебе нельзя терять время."

"Отвечай ему, ты!" - крикнул Фини мистеру Доузу. "Стреляй насквозь".
и попади в него, если сможешь."

Но прежде чем клерк мог уронить вентилятор с которой он стремится
возродить его главный обморок, молодой человек от партии Харви, он
Тот, кто стоял у северной двери и которому посчастливилось застрелить самого Моралеса, внезапно выскочил из своего укрытия и, приставив дуло своей винтовки «Генри» к двери, намеренно сделал три быстрых выстрела, от которых дверь разлетелась в щепки.
В возникшей суматохе и неразберихе он успел проворно отпрыгнуть в свой угол, прежде чем прозвучали ответные выстрелы.

«Считай это своим ответом, — снова закричал Фини, — ты, черносердечный, чернобрюхий трус, и вот тебе ещё кое-что, будь ты проклят!  Каждый доллар
Эти деньги в зелёных купюрах, которые горят так же легко, как бумага, и если они тебе нужны, приходи и забирай их прямо сейчас. Тебе нельзя терять время.
Приходи и забирай их, говорю тебе, клянусь душой святого Патрика, у тебя больше не будет такого шанса. Если ты позволишь этому огню добраться до ранчо и причинить вред этим юным леди — дочерям старого Харви, которые никогда не причиняли тебе вреда, — то каждый доллар в сейфе отправится в огонь, и за все свои старания ты получишь лишь гипс на лодыжку. Разве не так, казначей?
Правительство должно быть очень радо этому.
шанс сохранить все эти обещания о выплате».
 «Браво, Фини!» — крикнул юный Харви из соседней комнаты.  «Мы ещё не совсем облажались, — добавил он тише.  «Но если случится худшее, мы можем броситься к стогу ячменя в загоне». Лежи смирно, Рут, сестрёнка; скоро солдаты прискачут к нам.
И, спрятав своё испуганное лицо на груди сестры, девочка подчинилась.

 Тем временем у ворот загона шёл жаркий спор.
 Смелое заявление и угроза Фини возымели действие.  Его голос
Его голос прозвучал громче рёва пламени, и то, что не расслышал Моралес, быстро передали те, кто подполз ближе к барной стойке и мог разобрать каждое слово. Даже несмотря на то, что им приходилось заботиться о своих беспомощных женщинах, защитники не дрогнули; маленький гарнизон сражался с непоколебимой надеждой и отвагой. Если не считать ранения одного из них, казалось, что они не понесли никаких потерь, в то время как бандиты понесли сокрушительный урон. Рамон застрелен, Паскуаль искалечен, а два «гринго» — дерзкие и предприимчивые лидеры — убиты
после атаки, тяжело раненные, один, вероятно, смертельно. И теперь, когда пламя освещало всю долину между Пикачо и Кристобалем, а кавалерия, как было известно, находилась в нескольких отрядах в пределах лёгкой досягаемости, некоторые солдаты уже теряли силы. С них было довольно, и они были готовы сбежать, но Паскуаль был разъярённым львом. Месть за смерть брата, гнев из-за собственной инвалидности, ярость из-за провала нападения и ненависть ко всем честным средствам и честным людям — всё это побудило его
Он приказал возобновить атаку, и это привело его в такое неистовство, что даже сожжение своих противников до смерти казалось ему справедливым наказанием. Какое ему было дело до того, что двое из осаждённых были прекрасными молодыми девушками, не участвовавшими в сражении? Они были дочерьми Джорджа Харви, и этого было достаточно, чтобы успокоить его душу и почти заставить забыть о физических страданиях. Один или двое
из группы пытались указать на то, что малейшее неуважение к сёстрам
вызовет возмущение не только всей Аризоны, но и всей Мексики
на них. Как на собак, на них будут охотиться, пока они не спрячутся в своих норах, и пощады им не будет. До сих пор, возвращаясь с добычей, они встречали радушный приём в Чиуауа или Соноре; но какой преступник сможет найти убежище на мексиканской земле, если он осмелился причинить вред детям Джорджа Харви и Инес Ромеро? Как раз в тот момент, когда они указывали на это Паскуалю и
умоляли его согласиться на то, чтобы его погрузили в машину скорой помощи и увезли на юг до возвращения кавалерии, появился сам Морено.
Он выскользнул из западного окна и спрыгнул на землю
Обойдя загон по кругу, он внезапно присоединился к возбуждённой беседе.
То, что он сказал, было на испанском или на том аризонском
_патуа_, который там в ходу, и это был дикий, пылкий
призыв. Они погубили его, его и его. Он был разоблачён, предан,
потому что теперь его связь с бандой не вызывала никаких
сомнений; теперь его знали, и вскоре он будет заклеймён как
преступник. Его дом разрушали прямо у него на глазах — не то чтобы это имело большое значение теперь, когда он больше не мог там жить, — но его жена и ребёнок должны были
Он должен был немедленно бежать в Сонору вместе с ними, но ему нужно было возместить ущерб. Он больше никогда не мог бы вернуться в Аризону: его бы знали повсюду как предателя детей своего благодетеля.
Хотя он и призывал Бога и всех святых по испанскому календарю в свидетели, он и представить себе не мог, что они будут замешаны в его заговоре. Он хотел завладеть деньгами казначея, а не жизнями его людей.
И теперь доллары были почти у них в руках, но, если их немедленно не схватить, они исчезнут навсегда.

«Я знаю этого свиноподобного сержанта — да поглотит его адское пламя навеки!
— воскликнул он. — Он без колебаний сделает то, что сказал. Он бросит все свертки в пылающую топку. _Мира!_
Смотри, сарай уже весь в огне. Через минуту крыша ранчо
вспыхнет. Нельзя терять ни мгновения. Я заклинаю тебя, отпусти
дочерей Харви, сына, пусть мужчины выйдут немедленно; поклянись им в безопасности, чести, защите. Пусть они идут своей дорогой, сейчас же. Тогда
тебе придётся иметь дело всего с двумя или тремя, а сокровище будет
наш. Смотрите, Санчес, Педро, Хосе, долой сарай рядом с
ранчо! швыряй его, тащи вниз, чтобы огонь не достиг кустарника
дальше, тогда мы сможем договориться, мы сможем привлечь их внимание. Они будут, но тоже
рады сделать все, чтобы перейти на их сторону целыми и невредимыми. Там их мулы
через загон. Цепляйте их сразу. Приберегите остальных для машины скорой помощи и фургона, а также для нашего благородного вождя. Разве не так, капитан? Разве я не прав?
 За его пламенными речами последовал одобрительный гул. Пока янки держались вместе, у преступников было мало шансов на победу.
Землю можно было освободить только путём выжигания, а это означало уничтожение тех самых денег, за которыми они охотились, полную потерю состояния, которое, даже если бы оно было разделено между столькими людьми, позволило бы им жить как принцам в Эрмосильо или за его пределами. Они стали бы героями, завоевателями. Но если бы они потеряли всё это после всех своих интриг, планов, трудов и преступлений, то не получили бы абсолютно никакой компенсации. Даже сквозь застилающую разум ярость
Паскуаль Моралес разглядел здравый смысл в мольбе Морено. Он не
попытался остановить людей, которые бросились выполнять его приказ.
даже сейчас, когда крепкие руки вытаскивали опоры из-под навеса и позволяли его западному концу обрушиться, в восточной комнате уже сгущался дым.
Звук падающих балок и досок лишь усиливал у находившихся там людей ощущение, что навес уже превратился в пепелище и что в любой момент крыша над их головами может обрушиться, вызвав пожар. Храбрость Неда Харви была на пределе. Если бы не пришло спасение, и пришло бы оно
незамедлительно, ему не осталось бы ничего, кроме смерти, а этим прекрасным сёстрам — ничего, кроме ещё более ужасной участи.

В какой-то момент он был готов убедить казначея выполнить требование разбойников, пообещав, что он и его отец вернут правительству каждый потраченный цент. Его отец мог бы
заплатить за него в четыре раза больше и скорее потратил бы свой последний цент, чем допустил бы, чтобы этим любимым детям был причинен хоть малейший вред. Но в следующее мгновение дерзкий поступок Фини так взволновал его, что он не мог подобрать слов, которые хотел произнести, и в то же время страшная опасность была совсем рядом.  Какое право он имел подвергать еще большей опасности жизнь,
честь, одно из самых дорогих сокровищ его отца? Если бы дело касалось только его самого, он бы остался и боролся до победного конца. Но если грабители теперь могут довольствоваться одними деньгами и гарантировать безопасность отряда, разве это не его долг, разве это не было бы поручением его отца, будь он здесь, — выкупить сейф и его содержимое у агента правительства и заплатить назначенный выкуп?

Но он и представить себе не мог, какая ярость и ненависть пылают в душе Паскуаля Моралеса. Он и представить себе не мог, какое коварство и хитрость таятся в его душе
о негодяе, объявленном вне закона. Пока он перебирал в уме эти мысли, снова и снова прислушиваясь с новой надеждой к звуку боевой трубы, к стуку копыт спасительной кареты, в ночи раздался звучный и звонкий голос, который совсем недавно призывал сдаться.


"Эдвард Харви, мы гарантируем безопасность вам, вашим сёстрам и вашей свите. Вот ваша повозка, ваша упряжка запряжена. Высунь руки
за дверь. Выходи, как тебе будет угодно. Посади сеньорит в повозку. Не смотри ни направо, ни налево, а поезжай прочь, и да пребудет с тобой Господь
с тобой. Мы не ссоримся с тобой и твоими людьми. Мы воюем только с этими солдатами, которые убили нашего вождя.
Поставь себя на его место. Смерть для него, возможно, для них — в любом случае бесчестье — вот и всё, на что они могли рассчитывать, если бы не подоспело спасение. Разве не был его долгом перед родителями, сёстрами и даже перед Богом принять эти условия и отвести свои немногочисленные силы? Почему он должен рисковать такими ценными жизнями и именами, защищая правительственного чиновника, который был настолько безрассуден, что расстался со своей охраной и поставил себя и свои средства в такое затруднительное положение? Из соседней комнаты, где находился майор
Теперь он лежал, слабо постанывая, и не произносил ни слова в знак протеста. Даже в такой отчаянной ситуации солдаты правительства не стали бы настаивать на том, чтобы он остался и подверг себя ещё большей опасности, защищая их. Один из одурманенных солдат начал приходить в себя и, сев, с несчастным видом спросил, что произошло и что теперь делать.

«Иди и вылей воду на свою проклятую никчёмную голову, Муллан», — услышал он голос сержанта.
Значит, Фини, как всегда, был начеку и, должно быть, услышал это предложение снаружи.  У его ног, прижавшись к
На полу, где густой дым был не так страшен, Фанни и Рут по-прежнему держались друг за друга. Рут дрожала от звука голоса снаружи.
 Но Фанни быстро и нетерпеливо подняла голову, чтобы прислушаться.
 Мгновение никто не отвечал.  Затем раздался нетерпеливый
 вопрос:

"Харви, ты слышишь? Нельзя терять время. У тебя есть всего минута, чтобы ответить."

«Майор, — наконец выпалил он в муках сомнения, — вы же слышите, что они говорят, вы же видите, в каком я положении. Если бы я был здесь один, вам бы никогда не пришлось просить меня о помощи, я бы сражался с вами до победного конца; но
подумайте о моём отце, о моей матери, если с моими сёстрами что-нибудь случится. Неужели ничего нельзя сделать?
В ответ с губ поражённого казначея сорвался лишь стон.


"Боюсь, он долго не протянет, мистер Харви," — пробормотал клерк. "Сомневаюсь, что он вас услышал или понял."

«Что ж, почему бы не отдать им сейф, если они гарантируют, что это всё, что им нужно? Сколько у вас там? Я уверен, что мой отец поступил бы правильно.»

«Там больше двадцати пяти тысяч долларов, мистер Харви».

«Ну, если бы это было всего двадцать пять центов, мистер Нед Харви, то всё, что у меня есть, — это...»
я хочу сказать, что, черт побери, кого бы из них они ни взяли, пока я могу заряжать
выстрелить или нажать на курок. Идите вы, если вам так угодно, возьмите leddies все
значит, если ты считаешь это безопаснее; но прежде я бы доверил Ван сестра я
либо-упокой Господь ее душу ... обещание такого подлеца
партии, как это, и я похороню свой нож в ее горло."

После слов Фини воцарилась ужасающая тишина. На мгновение воцарилась тишина.
Слышалось лишь учащённое биение сердец, бормотание и жалобы
бедняги Муллана, который, пошатываясь, искал свой карабин, и участившееся
Дыхание и тихие стоны бедного старого Пламмера. Затем снова раздался громкий окрик снаружи.


 «Ещё раз, Нед Харви, ты выйдешь и будешь спасён или останешься там и поджаришься? Сдавайся, и с тобой всё будет в порядке; но, клянусь Богом небесным, если ты откажешься, это будет последний шанс для тебя или для тех, кого ты имел глупость привести сюда. Подумай о своих сёстрах, дружище». Если ты задержишься ещё хоть на минуту, у одного из вас не останется надежды.
А потом раздался женский голос, дрожащий, но отчётливый.

"Нед, разве майор Пламмер не для того послал своих людей, чтобы спасти нас? Разве не ради нас он отказался от всего своего сопровождения?"

«Да, Фан, это так; по крайней мере, он так думал».
 «И теперь ты собираешься бросить его, не так ли? Оставить его на верную смерть с этими разбойниками, худшей бандой, о которой мы когда-либо слышали. Я говорю, что ты этого не сделаешь. Я, по крайней мере, не попаду к ним в руки. Рут не может уйти без меня. Останься и сражайся, Нед, иначе ты не сын своего отца».

"Веер! Вентилятор! ты козырь! Бог да благословит твое Храброе сердце!" - воскликнул Харви.
"Казалось, трусливы, чтобы идти, но ответственность была больше, чем я
может медведь".

- Пусть святые на небесах вечно улыбаются на твоем прелестном личике!
— пробормотал Фини в восторженном изумлении. — Юная леди права, мистер Харви, хотя мне не следовало этого говорить. Конечно, вы не можете доверять этим негодяям; они вонзят вам нож в спину, сэр, украдут ваших прелестных сестёр и уведут их прямо у вас из-под носа. Этот человек  Паскуаль — дьявол, сэр, не меньше. Мы будем сражаться до тех пор, пока не подоспеет помощь, а она подоспеет. Говорю тебе, ребята скачут к нам,
черт возьми, со всех сторон, и мы ещё покажем этим негодяям.
Затем снаружи донёсся последний крик:

 «Что скажешь, Харви? Сейчас или никогда».

«Иди к чёрту, обезьяний сын, ты хуже, чем «Грайзер»!» — завопил Фини. «Если бы в твоих жилах текла хоть капля ирландской крови, ты бы никогда не задал этот вопрос. А теперь, если ты думаешь, что можешь забрать эти деньги, вот твой шанс. Ни один Харви никогда не предавал своих друзей».

Даже одурманенный Муллан почувствовал сентиментальное желание порадоваться восторженному ответу Фини. Даже бедняга Пламмер издал сдавленный крик.

Возможно, он мечтал о том, что спасение уже близко; но времени на радость было мало. Невидимый посланник исчез так же внезапно, как и появился.
услышал, как он выкрикивает какой-то приказ своим товарищам. В следующее мгновение с обеих сторон затрещали выстрелы, и пули с яростным свистом вонзились в глинобитные стены или просвистели сквозь мешки с зерном, попав в ячмень. Невидимый враг снова окружил их со всех сторон, и они не могли ответить ни единым выстрелом. Снова послышалось яростное потрескивание и рёв пламени.
Дым стал гуще, жар усилился, и бедный Нед Харви, у которого щипало в глазах,
упорно стоял на коленях и молился, молился о том, чтобы
спасение, ради возвращения любимого отца, всего доблестного войска за его спиной
и тут - словно в ответ на его молитву - наступило
внезапное затишье в битве.

"Что-то приближается!" - взволнованно крикнул Фини. "Они видят или слышат"
кто-то, конечно. Послушайте, мистер Харви, разве это не двое из их приятелей?
удирающие на запад?

Конечно, достаточно. В отблесках горящих сараев осаждённые заметили двух бандитов, которые низко пригнулись в седлах в сотне ярдов от них и, словно гончие, помчались к открытой равнине.

«Это спасение? Наши люди идут?» — этот вопрос звучал в каждом сердце. «Да ниспошлёт это Господь!»
 Небеса, как же бились сердца! Как напряжённо прислушивались уши под этой пылающей крышей! Громче, яростнее вздымалось пламя; яростнее трещали обожжённые солнцем ветки и сучья; удушливый и густой поднимался дым.

"Быстрее!" Идите сюда, подышите свежим воздухом, — позвал Харви своих сестёр.
 — По крайней мере, на минутку здесь безопасно. И они тут же присоединились к нему в дверном проёме, всё ещё прижимаясь к полу.


Послушайте! Копыта! Топот скачущих лошадей! Далёкий клич! A
Солдатский голос хрипло скомандовал:

 «Спокойно, спокойно!  Держитесь вместе, ребята!»
 «Слава Богу!» — в экстазе воскликнул Фини.  «Смотрите вверх, майор, смотрите вверх, сэр.  Теперь мы все в безопасности.  А вот и ребята». Ура!" Обезумев от
облегчения и восторга, сержант выскочил из своего логова как раз в тот момент, когда высокий
солдат в синей форме Союза появился в поле зрения в ярком свете
пламя вырвалось из его покрытого пеной скакуна, он размахивал шляпой и кричал,--

"Все в порядке! Все в порядке, ребята! Мы на месте!"

Винтовка Харви упала, когда он выскочил на благословенный воздух, чтобы
поприветствуйте приближающегося хозяина. Карабин Фини упал, когда он, протянув руку, попытался схватить своего товарища-солдата. С грохотом и лязгом
копыт к месту происшествия подъехала группа всадников как раз в тот момент, когда Фини добрался до их предводителя, — добрался до него и рухнул на землю, оглушённый сокрушительным ударом, в то время как Неда Харви, у которого ноги подкосились от внезапного рывка сыромятного лассо, потащило на бешеной скорости по равнине, перекатывая через палки и камни, продираясь сквозь кактусы, крича от ярости и боли, пока он наконец не рухнул
Он погрузился в небытие, и последним звуком, который он услышал, был крик агонии, сорвавшийся с губ его сестёр. Он говорил ему, что они борются в грубых объятиях безрассудных и разъярённых мужчин.




VI.


 Харви не мог долго пролежать без сознания. Ни одна кость не была сломана, ни одно
сознание не пострадало от сильного удара при падении на песчаную поверхность.
Ужас от постигшего его несчастья, страх и сомнения в судьбе его близких, казалось, пробудили его оглушённые и сбитые с толку чувства и заставили его встретиться лицом к лицу с
Ужас ситуации. Едва дыша, он обнаружил, что ему грубо заткнули рот. Пытаясь поднять руку, чтобы сорвать ненавистную повязку, он обнаружил, что его руки и ноги связаны той самой _риатой_, которая, вероятно, и затащила его сюда. Не было никаких сомнений в том, кто его невидимые похитители. Мастерство, с которым его схватили, повалили, скрутили и связали, — острые, режущие края, даже запах грязной сыромятной верёвки — всё говорило ему о том, что, хотя в банде и были американцы, его непосредственными
Противники были родом из-за границы Соноры. Кем и чем они были,
однако, не имело особого значения. Тот факт, что после нескольких часов
открытой атаки враг внезапно захватил их замок с помощью гнусной
уловки, был слишком очевиден. Бедняга Харви корчился и бился в
жалких попытках освободиться от пут, а его горящие глаза были прикованы
к картине, которая разворачивалась всего в паре сотен ярдов от него. Там, в ярком свете пламени, которое теперь вырывается из каждого окна, ревет и взмывает высоко в воздух,
На крытой соломой крыше ранчо Морено стоял фургон «Конкорд».
Крепкие мужчины держались за головы возбуждённых мулов, а на месте кучера уже сидел здоровяк с кнутом и поводьями в руках.
Рядом с ним стояла карета скорой помощи казначея, в которую трое членов банды как раз заталкивали железный сейф, выкрашенный в зелёный цвет, — ящик Пандоры, ставший причиной всех их бед. Там же была калифорнийская повозка Морено, которую приспособили для перевозки раненых, запряжённая дополнительными мулами. А потом — боже правый! какое зрелище для
чтобы брат увидел и не подал виду! — затем один здоровяк поднял с земли и передал другому, уже устроившемуся в крытой повозке, бесчувственное, а возможно, и бездыханное тело прелестной маленькой Рут, кумира его отца. Бедное дитя безвольно лежало на руках у негодяя, но не Пакита. Потребовались двое мужчин, сильных и крепких, чтобы поднять её и затащить в тёмное помещение. Один из них, судя по мельчайшим деталям экипировки, был кавалеристом армии Соединённых Штатов. Рядом стояла его тяжело дышащая лошадь с опущенным хвостом.
Голова и измученная холка того самого скакуна, чью стремительную скачку они приветствовали с такой нескрываемой радостью, были в полном порядке: седло, уздечка, попона, седельные сумки, подпруга, подхвостник — всё в полном порядке и в точном соответствии с инструкциями Департамента вооружений. Сам солдат был одет в полевую форму кавалерии — тёмно-синюю блузу, перетянутую чёрным ремнём для карабина, на котором даже сейчас Нед мог разглядеть блестящую между широкими плечами большую медную пряжку.
На талии был старомодный «напёрстный ремень», который солдаты делали для полевых условий
ещё до того, как был изобретён тканый пояс. Более того: Харви в своём отчаянии
вспомнил, с какой радостью он заметил, когда великолепный
всадник натянул поводья и спрыгнул с седла, скрещенные сабли,
букву «С» на эмблеме отряда и номер полка, сверкавший на
передней части его походного шлема. Кто... кто бы это мог быть, в благородном обличье солдата
Соединённых Штатов, но при этом главарь банды грабителей и
убийц, которые теперь пополнили свой список преступлений ещё и
насилием? Сердце Эдварда Харви едва не разорвалось от бессильной ярости и
он был в отчаянии, когда увидел, как его драгоценных сестер тащат в
брезентовое укрытие, - увидел, как высокий бандит в униформе легко прыгнул вслед за
ними, и услышал, как он крикнул ожидавшему его водителю: "А Теперь убирайся!"

Крэк! — крикнул он, когда мужчины спрыгнули с голов обезумевших мулов, и одним махом, едва не вырвав крюки для поводьев из крепкого кнутовища, «Конкорд» покатился по песку на юг, так близко к нему, что сквозь стук копыт, грохот колёс и скрип рессор и деревянных деталей он мог слышать крики бедняжки Фанни.
Отчаянный крик — последний звук, который он услышал за несколько часов, потому что теперь Харви действительно потерял сознание.


Полчаса спустя, когда стропила ранчо уже рухнули и превратили помещение в раскалённую печь, с запада показалась тонкая цепочка всадников в поношенных походных мундирах регулярной кавалерии. В авангарде было не больше шести или восьми человек.
Их возглавлял высокий стройный лейтенант, который подавал
сигналы и отдавал приказы.  С карабинами наперевес,
выглядывая из-под загнутых полей шляп, солдаты-ветераны
Они въехали в свет пламени, каждую секунду ожидая услышать
выстрел из ружья преступника или, может быть, свист оперённой стрелы
невидимого врага. Хотя некоторые лошади выглядели разгорячёнными и уставшими, крупный гнедой конь с мощными костями, на котором ехал молодой командир, дёргал поводья и нетерпеливо переступал с ноги на ногу, словно ждал сигнала «в атаку».
Прямо в круг света, прямо к южному входу, который теперь представлял собой огненные врата, въехал солдат и громко крикнул: «Морено!»
Но в ответ раздалось лишь шипение и треск дерева.
Опытный сержант и несколько солдат, не останавливаясь, поскакали дальше, в темноту на востоке, и заняли позиции в качестве дозорных, чтобы не попасть в засаду. Вернувшись туда, где он оставил своего лейтенанта, сержант спешился, позволив уставшей лошади отдохнуть, а затем приступил к тщательному осмотру. Следуя по самым свежим следам копыт, он нашёл молодого офицера, который скакал в густом дыму внутри загона.

«Есть какие-нибудь признаки Морено или его людей, сэр?» — окликнул он его.

 «Пока нет. Просто посмотрите, что там за дверью. Моя лошадь чего-то испугалась, а я ничего не вижу из-за дыма».

Послушный, сержант толкнул вперед, согнувшись, чтобы избежать удушения
пары. Между поваленных куче ячменя-мешки и рушатся
стены лежала какая-то извивающиеся червяки в песок, и его отважное сердце почти
не удалось ему на стон агонии, что встречались ему на ухо.

- Помогите! воды! О, ради Христа, воды!

Одним прыжком он скрылся из виду своего начальника. В следующее мгновение,
волоча за ногу распростёртое на земле тело, он выбрался с берега на
свежий воздух в центре загона. Он достал флягу и поднёс её к пересохшим
губам незнакомца в прожжённой гражданской одежде.
Его борода и волосы обгорели, а ноги и руки были крепко связаны.


"Кто ты такой и что произошло? Чья это работа?" — спросил лейтенант, спрыгивая с седла и подходя к нему. Мужчина, казалось, был без сознания, но сержант плеснул ему в лицо водой.


"Быстрее! — к остальным! — иначе они сгорят заживо."

«Какие ещё? Где они, приятель?» — воскликнули солдаты, вскакивая на ноги.


 «О! где-то там, в дальнем конце загона, или в западной комнате Морено», — последовал задыхающийся ответ.


 Ещё один рывок в клубящийся дым, ещё одна попытка найти
под стеной, и вскоре в мерцающем свете спасительная пара наткнулась на груду мешков с ячменём, местами горящих от огромных огненных хлопьев, падавших с пылающих стропил нависающего над ними сарая, а за ней лежали без сознания, задыхающиеся, беспомощно связанные ещё два человека. Отбросив мешки в сторону, солдаты схватили и вытащили своих несчастных товарищей. От резкого давления горящая вертикальная опора сломалась. Раздался треск и грохот, и стропила рухнули, подняв ещё один столб пламени.
осветили лица людей, которых не застали врасплох и которые были спасены от ожидавшей их смерти.

 «Боже мой! — воскликнул сержант Ли. — Это старина Фини, и он ещё жив».
 Они вдвоём подняли бесчувственное тело, вынесли его на открытое пространство, аккуратно положили рядом с первой находкой и побежали за следующей — большой, тяжёлой, громоздкой фигурой в свободной окровавленной одежде. Им потребовались все силы, чтобы вытащить его. Затем
лейтенант склонился над медленно приходящим в себя гражданским.

"Есть ли еще что-нибудь, до чего мы можем дотянуться?" - нетерпеливо спросил он, его сердце
бешено колотилось.

«Нет, — слишком поздно! — когда крыша обрушилась, внутри были другие. Ещё воды, — ещё воды!»
 Сержант Ли бросился к _олласу_, блестевшему в свете костра,
и принёс полную чашу, поднеся её к пересохшим губам бедняги,
пока тот не смог больше пить, а затем перерезал верёвки, которыми тот был связан.

"Это дело рук Жирного," — воскликнул он. «Как они могли оставить тебя в живых?
 Где люди Морено? Кто вообще это сделал?»
 «Паскуаль Моралес. Морено тоже был в этом замешан. Они охотились за казначеем, но убили Неда Харви и забрали его сестёр, — старых»
Дети Харви — из Тусона.
 «Что?» — воскликнул офицер, вскакивая на ноги. «Дочери Харви здесь? Здесь? Чувак, ты что, с ума сошёл?»

 «Это чистая правда! О, если бы у меня была хоть капля того виски, которое там сжигают! Я почти мёртв».

- Сбегай к моим седельным сумкам, Ли; быстро принеси фляжку; затем позови людей
и отправь одного обратно, чтобы поторопил остальных. Куда они подевались? Что
они сделали со своими пленницами?

"Бог знает! Я слышал, как они кричали и молились, эти бедные
девушки! Маллан и кассир подобрали Фини после того, как он был оглушен
и они потащили его обратно сюда, туда, куда приполз казначей, туда, где ты его нашёл. Это... это казначей, которого ты нашёл.
Потом они попытались спасти пьяного солдата, в то время как вся банда, казалось, толпилась вокруг сейфа и девушек, но их застрелили внутри, и они, должно быть, сгорели заживо, если не были убиты. О боже,
что за ночь!» И бедняга, обессиленный, сломленный,
вдруг громко всхлипнул.

В этот момент в загон въехали двое солдат.

"Лейтенант Драммонд здесь?" — крикнул один из них. "Мы нашли человека"
на равнине к юго-востоку, с кляпом во рту и связанный. Может, заберём его?
Ты иди, Куинн, но возьми с собой кого-нибудь. Паттерсон, твоя лошадь свежа, скачи обратно по тропе. Скажи сержанту Майнеке, чтобы он ехал изо всех сил. Пусть стая сама о себе позаботится.
Позовите ко мне сержанта Ли ещё раз. Затем дрожащими руками молодой офицер обратил внимание на других своих пациентов. Перерезав верёвки охотничьим ножом, он освободил их, а затем облил водой их обожжённые и почерневшие лица, не переставая при этом
Он засыпал его вопросами.  Прерывисто всхлипывая, молодой гражданский
рассказал ему, что преступники запрягли обе повозки и взяли с собой
запасных мулов и фургон.  Они посадили девушек Харви в «Конкорд»,
сейф и Паскуаля Моралеса — в карету скорой помощи, а раненых и
людей Морено, вероятно, посадили в открытый фургон. Затем они все в ярости умчались на юг, оставив лишь двух или трёх человек, чтобы те завершили работу на ранчо.
Обнаружив казначея и сержанта почти мёртвыми, они
Они ограничились тем, что связали их и бросили на произвол судьбы, чтобы их кремировали, когда рухнет крыша сарая. Затем один из членов банды, с которым он когда-то дружил в Тусоне, взмолился, чтобы его товарищи пощадили жизнь единственного оставшегося в живых участника группы, который мог бы рассказать обо всём.
 Паскуаль и мексиканцы ушли. Те, кто остался, были американцами, судя по их речи, хотя двое из них всё ещё были в масках. "Меня
зовут Вудс", - сказал бедняга. "Но этому бандиту пришлось упрашивать
изо всех сил. Они были готовы убить любого, кто связан с защитой,
потому что Рамон был убит, а Паскуаль прострелен в ногу. Это сделал я,
хотя они этого не знали. Они связали и оставили меня здесь, но я
клянусь, я бы сказал Харви и его друзьям, когда они вернулись, что она
не использовать после; у них было тридцать вооруженных мужчин и три часа
начать. Они никогда не думали, что кто-то другой доберется сюда первым. О, боже мой
Боже! кто сможет сообщить об этом мистеру Харви, когда он придёт?»
И тут сержант Ли поспешно вернулся с одним или двумя солдатами, и они вместе попытались привести казначея в чувство.
Он тяжело дышал, а старый Фини истекал кровью из раны на затылке и пулевого отверстия в теле. Почти четверть часа их усилия были тщетны. Тем временем Драммонд, почти обезумевший от задержки, метался, как тигр в клетке. Он поручил двум солдатам привязать сбитых с толку маленьких осликов к колесу колодца и набрать несколько огромных вёдер воды до прихода отряда. Он приказал другим почистить его красивого гнедого коня по кличке Честер и лошадей двух передовых отрядов. Наконец, после того что, должно быть,
Казалось, прошла целая вечность, но с момента их прибытия не могло пройти и тридцати минут.
Вбежавший солдат сказал, что слышит стук копыт на равнине, и в ту же секунду появились двое мужчин, которые тащили между собой окровавленное и бездыханное тело Эдварда Харви.


Поцарапанное, разорванное, покрытое кровьюНесмотря на синяки и ссадины и то, что он был без сознания, Драммонд узнал его с первого взгляда. Они встречались в прошлом году, и хотя это было всего один раз, этого было достаточно. Мужчин с молодыми и красивыми сёстрами не так-то просто забыть. Опустившись на колени рядом с ним, лейтенант стал лихорадочно искать следы от клинка или пули. Там было много рваных ран и кровавых царапин, но, к его бесконечному облегчению, серьёзных ранений не оказалось. Его друг, всё ещё пребывавший в глубоком обмороке,
казалось, сопротивлялся всем попыткам привести его в чувство. На
брызги воды, попавшие ему на лицо, он ответил лишь слабым дрожащим вздохом.
Наперсток виски, втиснутый ему в рот, лишь с бульканьем проскользнул в горло, и Драммонд не почувствовал ответного биения пульса. Потрясение, которое он испытал, должно быть, было велико, потому что Харви лежал как в трансе. Драммонд боялся, что он больше никогда не откроет глаза, чтобы увидеть свет и дом.

 И тут в поле зрения показался усталый отряд под командованием старого сержанта Майнеке. Остановившись и спешившись по его сигналу, солдаты
молча и с удивлением смотрели на головы своих лошадей, пока их командир
отправлялся с докладом к своему начальнику. Драммонд едва оторвал взгляд
от бледного лица перед ним.

«Оседлайте, сержант, оботрите и выберите лучших и наиболее подходящих лошадей.
 Я хочу, чтобы двадцать человек отправились со мной на охоту.  Как скоро будут готовы вьюки?»
 «Должно быть, с полчаса назад, сэр».
 «Простите, сержант.  Нам нужно взять как минимум четырёх лошадей; нагрузить их ячменём, беконом, галетами и боеприпасами». Отбрось всё остальное. Перед тем как отправиться в путь, мы накормим и напоим лошадей, а потом поскачем во весь опор. Как только он расседлает коня, пусть приведёт сюда рядового Блэнда. Я хочу, чтобы он поехал со мной. Он знает все дороги на юг.

Майнеке отдал честь на свой методичный немецкий манер, отвернулся и
вскоре послышался его приказ «Спешиться», а затем крик в сторону рядового Блэнда.

"Есть ли среди наших людей, кроме кузнеца, кто-нибудь, кто разбирается в хирургии?" — спросил лейтенант у сержанта Ли.

"Говорят, Блэнд разбирается, сэр. Я больше никого не знаю."

«Ну, я только что послал за ним. Мистер Харви, похоже, не ранен, но привести его в чувство невозможно. Дайте Вудсу ещё немного виски и попробуйте разговорить майора или Фини».
Но попытки привести в чувство полузадушенных мужчин ни к чему не привели. Виски
у Вудса были лучшие результаты. Вскоре он прекратил свои судорожные рыдания.
и смог ответить на другие вопросы. Драммонд умолял рассказать подробности
поимки, и мужчина затруднился сообщить их. Он был
дежурил у задней двери, со стороны загона, по его словам, и почти не видел
последнего броска. Но в этом было что-то очень странное. Там было
несколько минут затишья. Затем Харви и Фини начали возбуждённо переговариваться и кричать, что «дорожные агенты» убегают.
Вскоре послышался стук копыт и радостные возгласы.
и сержант, и мистер Харви закричали, что идут солдаты, и бросились им навстречу.
«И следующее, что я помню, — сказал  Вудс, — это то, как Фини распластался на земле и пополз на четвереньках, а комната наполнилась головорезами, какими-то мексиканцами, какими-то янки, и я проскользнул в загон и увидел, как один из них выстрелил
Фини пытался ползти за мной, и пока они ругались, искали сейф и выносили его, мистер Доуз и Муллан каким-то образом помогли кассиру выбраться, а затем вошли внутрь.
другой мужчина». Больше Вудс мало что мог рассказать. Одно, по его словам,
поразило и взволновало его настолько, что он не мог поверить своим глазам, но он был почти готов поклясться, что парень, к которому Фини подбежал, чтобы пожать ему руку,
был солдатом в форме, и что он держал Фини за руку, пока другой мужчина подошёл сзади и «приложил» его прикладом пистолета, и
что этот парень в солдатской форме был тем, кто впоследствии выстрелил
Фини пытался уползти.

 Драммонд недоверчиво, почти насмешливо посмотрел на него.
Эта история была настолько невероятной, что не заслуживала даже малейшего внимания.
Как раз в этот момент вернулся Майнеке и, как всегда, четкий, встал по стойке смирно
и отдал честь.

"Герр лейтенант, рядовой Бланд вообще не в моей группе, сэр".

- Вы оставили его с рюкзаками?

- Нет, сэр; люди говорят, что его не было с нами всю ночь. Он ехал впереди с
лейтенантом, пока мы не наткнулись на тело капрала Донована.

«Он с тех пор не появлялся у меня», — воскликнул лейтенант. «Сержант
Ли, спроси, не видел ли его кто-нибудь из солдат».
Ли ушёл ненадолго, а затем вернулся с серьёзным лицом и тревожным взглядом.
Он привёл с собой молодого солдата, который служил свой первый срок.

- Рядовой Госс хочет рассказать странную историю, сэр.

- Что вы знаете? Что вы видели? - спросил Драммонд.

- Сэр, сразу после того, как сержант Ли заметил огонь и крикнул
, что это дело рук Морено, я вернулся за парой удочек в поисках
своей фляги. Я так испугался, когда они нашли капрала Донована мёртвым, что выронил его.
И вдруг кто-то прошёл мимо меня, ведя под уздцы лошадь.
Я спросил его, что он потерял, и он ответил, что его трубку.
Он прошёл мимо меня, и я больше не думал об этом, но как только он скрылся в темноте, где я его не видел, я
Я вдруг услышал, как лошадь поскакала галопом прямо в эту сторону, и теперь, когда я об этом думаю, я понимаю, что это, должно быть, был Блэнд, потому что это он проскакал мимо меня, сэр, — так тихо, что я и не заметил.
Драммонд вскочил на ноги.

"Что вы на это скажете, сержант? Как вы думаете, возможно ли, что Блэнд дезертировал и присоединился к этим разбойникам?"

«Я не знаю, что и думать, сэр, но я не забыл, что сказал о нём Фини».
«Что он сказал?»

«Что у него слишком хорошо подвешен язык для того, кто вёл суровую и честную жизнь;
что если он техасец, как утверждает, то техасцы научились говорить
другой жаргон, поскольку он служил среди них в старой
Второй кавалерийской перед войной, и что он хотел бы быть там в
Лоуэлл, когда адъютант признал эти письма от бывших офицеров
полка подлинными. Бланд никогда не показывал их Фини. Сказал
, что отправил их все к себе домой в Техас. Вот из-за чего между ними возникла вражда
.

- Клянусь небом! и теперь подумать только, что один из наших отрядов — отряд «С» — был замешан в этом бесчинстве! Но мы их достанем, ребята, — сказал
Драммонд, выпрямляясь во весь рост и поднимая голову.
Рука в перчатке взмывает в воздух. «Они не смогут быстро и далеко уехать на этих повозках в такую ночь. Они врежутся в подножие холма, не успев проехать и десяти миль, и тогда им придётся ехать медленно. Мы догоним их до восхода солнца, и, клянусь небесами, если с ними будет Блэнд, я привяжу его к самому высокому дереву, которое мы сможем найти».

«Не только его вздёрнут», — прорычал седой старый солдат вполголоса.
 «Банда, убившая Пэта Донована, не найдёт пощады в этой толпе».
 «Ай, ай, — сказал другой, — и не только Пэт Донован будет повешен».
забит. Посмотри туда. Ибо в этот момент появился один из погонщиков.
ведя в загон сопротивляющегося мула, при виде ноши которого
многие лошади испуганно вздрогнули. Это было безжизненное тело
Товарища Донована, солдата, избежавшего пули убийцы
когда "Пэтси" упал, его настигли и зарубили на полпути к
Морено.

«Это была самая кровавая ночь, которую я видел даже в Аризоне», — сказал Ли своему молодому командиру. «Казначей и мистер Харви, скорее всего, мертвы, старина Фини, скорее всего, умирает, а клерк, Маллан и ещё кто-то из солдат...»
эскорт сгорел дотла в той адской дыре, а Донован и этот последний — некоторые из наших думают, что это Флинн из отряда «F»
 — застрелены. Это хуже, чем «Апачи», лейтенант, и бесполезно пытаться сдерживать наших ребят, когда мы поймаем этих чернокожих ублюдков.

Четверть часа спустя лейтенант Джим Драммонд оставил полдюжины солдат под командованием опытного сержанта охранять припасы, раненых и мирных жителей у тлеющих руин ранчо.
С ним было всего около двух десятков опытных солдат.
Они решительно направились в сторону южной пустыни, к далёкой гряде зубчатых гор, простиравшейся до самого горизонта. Ложное и роковое зарево над Пикачо полностью исчезло, и на западе воцарилась тьма. Красного свечения тлеющих углей позади них было уже недостаточно, чтобы освещать им путь. Прямо на юг вели следы колёс, сначала отдельные и чёткие, но вскоре слившиеся воедино, как будто одна повозка отстала и пошла по следам более смелого вожака. Сразу за ними последовал отряд
Следы копыт ясно указывали на то, что банда, по крайней мере на какое-то время, собралась вместе и была готова охранять свою добычу. Остановиться, чтобы разделить её, они, очевидно, не осмелились, потому что у них не было с собой инструментов, чтобы взломать сейф, а все их поиски и угрозы не помогли им выведать у умирающего казначея, что он сделал с ключом. Поэтому они, несомненно, будут держаться вместе, рассуждал лейтенант, и все их усилия будут направлены на то, чтобы добраться до какого-нибудь безопасного убежища в Сьеррах и оттуда отправить
их требование о выкупе. Двадцать пять тысяч долларов наличными и
драгоценные дочери Джорджа Харви! Это была действительно богатая добыча,
которой не было за всю ужасную историю банды Моралесов. Даже если бы им не удалось вскрыть сейф, они всё равно получили бы богатую добычу, захватив девушек. Но мало кто в Аризоне —
Аризона тогда была образована — и приложила бы все усилия, чтобы поймать банду грабителей, единственной жертвой которых был дядя Сэм и «его наемники в ливреях».
Никто в Соноре не мог не смотреть на них с завистью.
Но в деле о грабеже, в результате которого они стали пленниками, и
обладатели этих беззащитных сестер, каждый назначил цену
за свою голову, с петлей на шее, за "Гринго" и "Смазчика",
Как американцы, так и мексиканцы, взялись бы за оружие, чтобы спасти и отомстить.

Когда последний из небольшой группы преследователей скрылся в темноте, а уставшие вьючные мулы уныло побрели дальше, подгоняемые шпорами своего погонщика-полумексиканца, сержант, оставшийся командовать отрядом в загоне, посмотрел на часы и отметил, что было всего полтретьего. Рассвет должен был наступить в четыре.

Как ни устали его люди, он не позволил им всем отдохнуть.
Состояние его раненых и инструкции, оставленные ему лейтенантом
Драммондом, требовали постоянного внимания к ним.
Ему было тяжело смотреть на старого казначея, чья жизнь
казалось, уходила, он лежал такой бледный и временами так сильно стонал.
прискорбно, но Фини лежал вялый, дышал, но, казалось, совсем не страдал
. Оба отчаянно нуждались в хирургической помощи, но где найти хирурга? Ближайший был в Стоунмене, маленьком городке
Кэмп располагался за рекой Кристобаль, в тридцати милях к востоку; и хотя один отважный парень вызвался в одиночку проделать путь через
кишащий апачами перевал и доставить депешу, которую Драммонд
торопливо набросал карандашом, не было никакой возможности, чтобы врачи добрались до них до наступления ночи, и мысль о том, что им, возможно, придётся
страдать под палящим солнцем весь предстоящий день, вызывала у сержанта глубокую тревогу. Кроме того, кто мог сказать, удастся ли одинокому солдату пройти через все испытания и добиться
как он собирался это сделать? Он был решительным старым фронтьером, опытным в войне с индейцами и прекрасно понимал, что лучше всего действовать в темноте, но, как бы он ни спешил, дневной свет настигнет его задолго до того, как он преодолеет половину хребта. Повозка с запада, вероятно, появится около заката, но раньше надеяться не на что. В том направлении не было войск ближе, чем Колорадо, за исключением небольшого сигнального поста на Пикачо. Капрал Фокс и двое солдат были отправлены туда, чтобы выяснить, что означает этот сигнал.
Скоро им нужно будет вернуться с докладом.  Как бы он хотел, чтобы здесь был Уинг!  Уинг разбирался во всём.  Он был опытным ветеринаром, в некотором роде врачом, знал о минералах больше, чем все офицеры вместе взятые, и говорил по-испански лучше, чем любой другой человек в полку. Когда возникла необходимость в сигнальной станции на вершине и выяснилось, что никто ничего не знает об этом деле, Уинг взял одно из старых красных руководств, изучил систему и уже через неделю подавал сигналы вместе с экспертом, присланным из Сан-Франциско.

Когда приблизилось четыре часа, внутри ранчо все еще тлела печь.
Приближалось время. Вудс, слабый и измученный, погрузился в
беспокойный сон. Солдат, которому поручили присматривать за стариной Пламмером и Фини
и омывать их лица прохладной водой, клевал носом над своим подопечным.
Тут и там под навесом, на северной стороне которой пламя
не достигли мужчин дремали, или в низких, благоговейная тонах
говоря о трагических событиях ночи. У восточных ворот,
благоговейно и достойно накрытые единственным имевшимся саваном,
самым новым из седельных одеял, лежали окоченевшие останки бедняги
Донован и его товарищ. Мексиканцы, мужчины и мальчики, прятались в западной части загона.
Их глаза-бусинки то и дело сверкали в свете костра. Они курили свои вечные _папеллитос_, явно безразличные к судьбе, которая лишила их дома и работы. Один из солдат вырыл в песке ямку, развёл небольшой костёр и варил кофе в жестяной кружке. Над головой и далеко внизу, у горизонта, со всех сторон сияли и сверкали звёзды в безоблачном небе.
На востоке, в направлении Кристобаля, они уже начали бледнеть, когда послышался слабый голос, умолявший дать ему воды. Сержант Батлер вскочил со своего места и поспешил туда, где оставил мистера Харви всего несколько минут назад, всё ещё пребывавшего в глубоком и упорном обмороке.

 «Вам нужна вода, сэр? Вот она! Я рад, что вы пришли в себя. Мистер Драммонд оставил это и для вас, сэр». Он сказал, что тебе это, возможно, понадобится.
И сержант приподнял его обмякшую голову и поднёс к губам Харви маленькую фляжку.

 «Где он?» — наконец смог выдавить из себя пострадавший.

- К этому времени мы уже покончили с разбойниками, сэр. У него за спиной
двадцать хороших людей, и мы обеспечим безопасность дам
сегодня ночью... Посмотрим, что у нас получится.

"О, Боже!" - застонал горем брата, уткнувшись мордой в его руки
как помнит страшные события ночи пришел скученности
на него. На мгновение показалось, что он задрожал всем телом.
Затем он с внезапным усилием поднял голову и снова повернулся.
При этом из раны на его лице снова потекла кровь.

 «Дай мне ещё этого», — простонал он, протягивая дрожащую руку.
- И еще воды. Одолжи мне лошадь и свой карабин. Я должен идти! Я
_must_ должен идти! Но тут силы покинули его, и, судорожно хватаясь за
пустой воздух, бедняга Харви тяжело рухнул на спину, прежде чем сержант успел
подставить руку для спасения.

- Не думайте об этом, сэр; вы слишком слабы, и в вас нет необходимости.
Не бойтесь, лейтенант и отряд «Си» сделают всё, что в их силах.
Они благополучно вернут дам, как только повесят то, что осталось от этой банды убийц. — Эй! Это ты, Фокс? — крикнул он, вскакивая, когда в поле зрения появились два или три всадника.

«Это я, Винг, — последовал ответ звонким голосом. — Фокс идёт медленнее. Быстрее. Неужели эта банда похитила юных леди?»
 «Это правда. Вот и сам мистер Нед Харви».
 В одно мгновение Винг опустился на колени рядом с распростёртым на земле мужчиной.

«Боже милостивый, друг мой, но они ужасно с тобой обошлись! Они связали меня и держали до тех пор, пока пару часов назад Джексон не вернулся от Серальво. Ты ранен?»
 «Нет, нет, — простонал Харви. —  Но я сломлен, совершенно сломлен, а мои сёстры в руках этих псов».

«Не волнуйся об этом, дружище. Я хорошо знаю молодого Драммонда. В старом полку нет более храброго и лучшего офицера, даже если он ещё совсем юнец. Он не свернёт с этого следа, пока не настигнет их, и к тому времени, когда мы ему понадобимся, мы со стариной Пайком будем рядом с ним. Слава богу, эти болваны испугались и не забрали наших лошадей». Они свежи, как
ромашки обоих. Не унывайте, Мистер Харви. Если ты справишься с тяжелой ездой верхом и тяжелым сражением
, мы пригласим сюда твоих сестер, чтобы они ухаживали за тобой до следующей ночи.
- Идем, Пайк, - крикнул он, вскакивая в седло. - Сейчас
для самого лихого галопа в твоей ленивой, никчёмной жизни. Ну же!
VII.


Наступало новое майское утро, и его слабый розоватый свет согревал гребни гор Санта-Мария, когда лейтенант Драммонд подал сигнал «стоп» своему небольшому отряду. Это была первая остановка с тех пор, как они покинули дом Морено в половине третьего. Внизу, в скалистом каньоне, на тропе виднелось несколько следов от копыт.
Они расходились влево и вели к крутому спуску, в то время как повозки
двигались вправо и, судя по извилистой и более пологой дороге,
направлялись к переправе дальше на запад.  Было легко догадаться
Учитывая, что в банде были такие люди, неудивительно, что всадники так долго не возвращались за сокровищами, которые охраняли.
Стремясь догнать ренегатов, Драммонд быстро решил пойти по следам копыт, справедливо предположив, что они приведут его к воде в скалистых резервуарах внизу. Спешившись
и ведя под уздцы своего крупного гнедого, он легко перепрыгивал с уступа на уступ, спускаясь по
казалось бы, обычной козьей тропе. Каждый из мужчин спешивался в
одном и том же месте и с большей или меньшей ловкостью продвигался вперёд
Он шёл по стопам своего предводителя. Слабый свет раннего утра
позволял разглядеть соседние объекты на песчаной равнине позади них,
но ещё не проник в глубины ущелья. Этот участок местности,
расположенный далеко к западу от дороги на Тусон, был незнаком
никому из отряда, и, учитывая, что вскоре после восхода солнца им
предстояла изнурительная скачка через пустыню, нельзя было упускать
возможность напоить лошадей. Как он и ожидал, Драммонд обнаружил, что
спуск становится более пологим, и через пару мгновений он достиг дна
Тёмная расщелина была найдена, и вскоре, внимательно вглядываясь в отражение звёзд, всё ещё висевших над головой,
ведущие отряд люди были вознаграждены и остановились на краю
сияющего пруда с чистой, хотя и не очень прохладной водой. Лошади
опустили свои разгорячённые морды в воду. Здесь, в тени широкополых
шляп из белого фетра, которые в былые времена носили аризонские
полицейские, было зажжено несколько спичек, и окрестности стали
обыскивать в поисках «знака».
Камни вокруг резервуара были сухими, а небольшие песчаные дюны —
Спуск с нависающей высоты был ровным. Сколько бы ни плескались лошади разбойников, вода успела испариться, поэтому отряд не мог быстро настичь преследователей. Но Драммонд не унывал. До этого момента дорога была ровной и достаточно твёрдой, чтобы по ней было легко скакать. Повозки везли
быстрой рысью, а сопровождавшие их кавалеры скакали
живым галопом. Однако теперь они вряд ли успеют.
Остальную часть пути карета скорой помощи могла двигаться только шагом.
путь свободен, и стражники должны оставаться рядом, чтобы защищать украденные
деньги не столько от завистливых посторонних, сколько друг от друга. Паскуаль
Моралес проявил свою обычную проницательность, запретив кому бы то ни было
пытаться вскрыть сейф и забрать деньги, ведь он прекрасно знал, что, если они
будут разделены между людьми, у них больше не будет объединяющего
фактора, который мог бы призвать их к самой яростной борьбе в случае нападения. Как только деньги будут разбросаны, банда последует его примеру, и ему придётся в одиночку встречать кавалерию.

Лошади небольшого отряда быстро утолили жажду. Был подан бесшумный сигнал к посадке, и, следуя за своим молодым лейтенантом, солдаты бесшумно двинулись вниз по извилистому каньону. Драммонд и сержант Ли низко склонились над шеями своих лошадей, чтобы не пропустить отпечатки копыт.
Постепенно свет зари начал проникать в тёмные глубины, в которых они вели разведку, и идти по следу стало легче.
Вскоре сержант указал на противоположный склон, который теперь
видно от основания к вершине, где крутой изгиб бросил против
Восточное свет.

"Там, откуда приехала скорая, сэр".

"Я вижу, и мы не можем быть далеко от места, где он пересек. Беги вперед и посмотри
. Позволь Паттерсону пойти с тобой. Если найдешь возможность для
коротких путей, подай сигнал ".

Прошло ещё полчаса, а тропа всё так же вела по этой странной, изрезанной скалами канаве в пустыне, высохшему руслу какого-то давно исчезнувшего ручья. Когда они впервые увидели его, он, казалось, пересекал их путь прямо по
направлению, но теперь он повернул на юг и
Несколько миль впереди, к югу или юго-западу от юга, пролегал их основной маршрут.
 Свет стал ярким и чистым, хотя солнце ещё не выглянуло из-за горного хребта слева от них.  Они двигались быстро, и Драммонд часто призывал своих людей перейти на рысь или галоп.  Впереди, в четырёхстах или пятистах ярдах, часто теряясь из виду из-за изгибов дороги, ехал сержант Ли с одним солдатом, но он ни разу не подал сигнал о находке, достойной упоминания. И повозки, и копыта шли по одной дороге.  Было очевидно, что кто-то
Всадники сочли необходимым ехать рядом. Было очевидно, что разбойники скачут во весь опор, словно торопятся добраться до какого-то знакомого убежища, прежде чем повернуться лицом к ожидаемым преследователям. Все в банде, от Паскуаля до самого скромного из их носильщиков, прекрасно знали, что вскоре за ними поскачет конница в полном составе. Отряд в Стоунмене наверняка выступит в поход к закату. Что касается отряда «С», то им почти нечего было бояться. Паскуаль злобно расхохотался, представив, как
он заманил их разрозненными отрядами далеко вверх по реке Хила или за реку Кристобаль. Не нужно было бояться, что опоздавший казначейский эскорт настигнет их. К этому времени те, кто не был убит, одурманен или пьян, уже изнемогали от усталости. Над телом своего брата-разбойника, смуглого Рамона, он яростно ликовал, что отомстил за его смерть семерым противникам.
Паскуаль пересчитал на пальцах своей смуглой и окровавленной руки количество жертв той ночи. Донован и его товарищ-солдат были убиты на открытой равнине. Казначей и его секретарь,
Муллан и другой солдат, застывшие на месте и сгоревшие дотла, и, самое главное, «эта свинья-сержант», как называл его Морено, эта псина и убийца Фини — тот, кто убил Рамона, — связанный, с кляпом во рту, был оставлен на верную смерть от пыток. Действительно,
пока его трясло в машине скорой помощи, он то стонал, то ругался.
Паскуаль удивлялся, почему он не настоял на том, чтобы Харви тоже получил _последний удар_ перед их отъездом. Это было непростительное упущение. Неважно! Там, в новеньком «Конкорде», который
Когда он с грохотом подъехал, добыча превзошла все ожидания. Там было богатство, намного превосходившее стопки казначейских билетов, — дочери старого Харви, дочери старого Харви. С безумной, лихорадочной радостью он
вслушался в доклад доверенного подчинённого, когда наконец солнце залило пустыню Кабаби потоком света.

«Я мог видеть каждую милю дороги в свои очки, _капитан_, с вершины вон того утёса — каждую милю от Морено до того места, где мы свернули в каньон. Нигде не видно пыли, ни единого признака погони».

«_Bueno!_ Тогда мы отдохнём, когда доберёмся до пещеры. Это даже лучше, чем я надеялся».
Но в этой проблеме были два элемента, которые капитан Паскуаль не учёл: разведчик лейтенанта Драммонда в Кристобале и
отряд чирикауа Кочиса в Санта-Марии. Кто бы мог
предположить, что небольшой отряд, завершивший свои дела в северной части хребта и собиравшийся повернуть на юг, чтобы снова разведать обстановку в Санта-Марии, выедет на равнину, привлечённый сигналом маяка на перевале Пикачо, и менее чем через два часа после того, как они поспешно покинули горящий
руины Морено были у них на хвосте? Лучшие подзорные трубы,
когда-либо украденные у правительства, не могли показать
бегущему преступнику, что всего в двух-трёх милях позади, в тёмных
глубинах извилистого ущелья, за ним по пятам следуют полицейские.
Кто бы мог подумать, что отряд апачей, отрезанный от родных лесов отрядами Боуи, Лоуэлла и Криттендена и вынужденный сделать большой крюк на юго-запад, нашёл убежище в том самом ущелье Кабаби, куда Паскуаль со всех ног гнал своих людей?

"Мы отдохнём, когда доберёмся до пещеры."

Ах, даже боль от раны не смогла бы вырвать у разбойника
вождь отдал этот долгожданный приказ, если бы ему приснилось, что надвигается на его спину.
"Как поживают девочки?" - спросил я.

"Как дела?" он спросил своего разгоряченного и уставшего помощника.
"Они сейчас успокоились?"

"Должны успокоиться", - последовал мрачный ответ. «Малышка не смеет открыть глаза, а Санчес приставил нож к горлу старшего».
И восход солнца принёс с собой новое вдохновение, новую цель для тех, кто спешил на помощь. Как только скалы на западной стороне окрасились в розовый и золотой цвета, сержант Ли,
Он быстро скакал вперёд, от точки к точке, всегда внимательно вглядываясь в каждый поворот, прежде чем подать сигнал «вперёд». Внезапно он остановился и спрыгнул с лошади. В следующее мгновение он выпрямился и высоко поднял какой-то белый предмет. Драммонд пришпорил коня и присоединился к нему.

 «Дамский носовой платок, лейтенант», — тихо сказал он. «Кажется, они
на мгновение остановились здесь: это видно по следам копыт. Один из них
поскакал вон к той возвышенности и вернулся к остальным. Не думаю, что они опережают нас больше чем на полчаса».

Драммонд с благоговением взял изящный платок, торопливо поискал инициалы или имя и обнаружил в углу монограмму «Р. Х.».

 «Тогда вперёд, Ли! Вот ещё один из вас — ты, Беннет, присоединяйся к сержанту. Теперь ведите себя оживлённо, но не показывайтесь на передовой».

Затем, когда они поспешно удалились, он положил хрупкую безделушку в карман
своей блузы и, вынув из кобуры «Кольт», внимательно осмотрел
его заряженные патроны. Драммонд был всего лишь юношей, ему едва исполнилось двадцать три, но он уже обладал богатым
военным опытом. Он поступил в Пойнт
когда ему было всего семнадцать. Смерть отца, случившаяся незадолго до
памятного лета, когда они впервые отправились в лагерь,
вынудила его вступить в так называемый клуб холостяков, и в июне
следующего года он получил диплом с таким же здоровым сердцем,
как и с прекрасным телосложением. Но в его молодой армейской
жизни были и заботы, омрачавшие её, — сестра, у которой было много
потребностей и мало средств. Он понял, что с самого начала ему придётся вести жёсткую экономию и ограничивать себя во всём, и не пожалел, что получил такое задание
в далёкую Аризону, где, как написал ему его новый капитан,
«ты можешь жить как принц на беконе и _фарихолес_, одеваться как ковбой, почти ни во что не вкладываясь, или как апач, почти ни во что не вкладываясь,
проводить все свои дни и не тратить ни гроша на горный туризм, а через два-три года выйти из всего этого окрепшим, полным сил и опыта, и в финансовом плане гораздо более состоятельным, чем ты мог бы быть где-либо ещё. Оставь в покое виски и покер, и с тобой всё будет в порядке.
Он _действительно_ оставил в покое виски и покер, совсем оставил. Он искал
он использовал любую возможность для службы в полевых условиях; проявлял неукротимую настойчивость,
смелость и мастерство в преследовании апачей, а также хладнокровие в бою.
Он смог отправить опекуну своей сестры даже больше, чем было нужно или на что он надеялся,
и был горд и счастлив от осознания того, что хорошо выполнил свой долг.
В разбросанных гарнизонах тех дней не было молодых девушек, не было женских прелестей, которые могли бы нарушить его душевное равновесие. Те немногие женщины, которые сопровождали своих мужей в таком изгнании, как
Аризона, были сдержанными матронами, с которыми он был сама любезность
Они встречались несколько раз, но только однажды он попал под влияние девичьих глаз или девичьего общества.
Это произошло во время памятной поездки в Сан-Франциско в прошлом году, когда ему посчастливилось выступить в качестве свидетеля перед военным трибуналом, созванным в Пресидио. Капитан «Ньюберна» представил его сёстрам Харви.
Он был бы рад уделить им немного внимания, но в заливе стояла плохая погода, из-за которой девушки не выходили на палубу.
Мыс Сан-Лукас, и они плыли по солнечному Тихому океану, когда он снова увидел их. Затем, в один прекрасный день, за кормой были спущены тросы для ловли рыбы, старшие члены экипажа играли в «конский бильярд» на миделе, а «Так», добродушный казначей, был увлечён Пакитой, когда  Драммонд услышал крик восторга и удивления и увидел, как младшая сестра, упираясь крошечными стройными ножками, изо всех сил вцепилась в трос. В одно мгновение он оказался рядом с ней, и вместе, рука об руку, они наконец смогли взобраться на борт прекрасного
дельфин выпрыгнул из воды, подпрыгнул, взмахнул плавниками и с шумом плюхнулся в середину весёлой компании на палубе.
Рут впервые увидела великолепную окраску этой знаменитой рыбы, и её волнение и радость от того, что её провозгласили победительницей, были совершенно естественными.
С тех пор она хранила свою девичью веру в высоком, сдержанном молодом кавалеристе. Для него она была ребёнком, даже на год младше его младшей сестры, которую он оставил и о которой вскоре начал ей рассказывать. Для неё он был странствующим рыцарем, героем
о самом застенчивом, милом и нежном воображении юной девушки, и вскоре
он стал кумиром её мечтаний и мыслей, о которых она не осмеливалась
рассказать даже самой себе. Пакита, обладая мудростью старшей сестры,
почти наверняка знала, что творится в сердце младшей, но благоразумно хранила молчание. Неудивительно, что маленькая служанка так внезапно замолчала, когда на перевале ей сообщили, что этой же ночью она снова увидит юношу-солдата, которому в отсутствие всех остальных было так предано её сердце. Неудивительно, что дорога до Морено была такой
волнующее возбуждение, робкий восторг и предвкушение; неудивительно, что её разум, сама её жизнь, казалось, были разрушены трагической судьбой, которая их постигла.


И теперь, стремительно мчась в погоню, Драммонд размышлял о событиях того восхитительного путешествия и удивлялся странной судьбе, которая снова свела его с сёстрами Харви при столь волнующих обстоятельствах. Он ни на секунду не усомнился бы в том, что
прежде чем солнце достигнет зенита, он догонит их и спасёт от рук их трусливых похитителей. Он ни на секунду не усомнился бы в том, что
мысль о длительной обороне со стороны банды разбойников.
Полный презрения к таким скотам, он утверждал, что, как только они поймут, что кавалерия наступает им на пятки, большинство из них
бросятся наутёк, бросив Паскуаля на произвол судьбы и, вероятно, бросив повозки и их драгоценное содержимое на дороге. Внезапное нападение, сюрприз — и успех обеспечен.
Единственное, чего он боялся, — это того, что в пылу атаки может пострадать что-то из этих драгоценных жизней. Чтобы этого не произошло, он отдал приказ вернуться
вдоль колонны не делать ни единого выстрела, пока они не поравняются с группой,
а затем быть максимально осторожными, целясь не в сторону фургонов. Каждый человек в
маленьком отряде хорошо знал, как много поставлено на карту, и люди, всегда милосердные
к своим животным в другое время, теперь жестоко подстегивали их.

Пробило пять, шесть часов. Погоня все еще была вне поля зрения
впереди, но с каждым мгновением, казалось, они все ближе наступали им на пятки.
На каждом изгибе извилистой тропы взгляд предводителя был устремлён вперёд, туда, где поднималось облако пыли. Но скалистый утёс и холм
Ни один уступ или склон холма не мешал им. Драммонд взглянул на часы, наверное, уже двадцатый раз с рассвета, и уже собирался положить их в карман, когда его напугало восклицание сержанта Майнеке.

 «Смотрите на Ли!»

Возглавляемая колонной группа, которая в данный момент двигалась шагом, чтобы дать передышку тяжело дышащим лошадям, только что обогнула скалистый холм и продолжила путь по тропе, ведущей в более широкую часть каньона, которая теперь, казалось, расширялась в западном направлении. Вместо того чтобы идти по дну каньона, как раньше, повозки теперь двигались по пологому подъёму и исчезли за выступом в четырёхстах футах
в нескольких ярдах впереди. Тут Ли внезапно соскочил с лошади,
бросил поводья Паттерсону и, присев за боулдером, был
нетерпеливо глядя вперед, со шляпой в руке он подавал сигналы
"Помедленнее, пригнись". Перчатка Драммонда поднялась вверх в хорошо известном жесте
кавалерийский сигнал "Стой". Затем, приказав Майнеке спешиться с людей и
поправить одеяла и седла, молодой офицер отдал поводья "Честеру" и
вскоре уже стоял на коленях рядом со своим верным подчиненным.

Ли не сказал ни слова, просто указал вперёд.

И перед ними открылось зрелище, от которого у солдата участился пульс. Ни один
В четверти мили от них скалистое пустынное ущелье, по которому они шли с рассвета,
превратилось в широкую долину, ограниченную с запада
цепью скалистых высот, склоны которых были покрыты тёмным
мхом и низкорослыми соснами или кедрами. По обеим сторонам
их пути возвышались отвесные скалы, которые сторожили вход в
долину и обрамляли вид на неё. Целую милю впереди тропа шла прямо,
полого спускаясь к долине, а там, прямо на широком пространстве, виднелись точки всадников на флангах и впереди
Впереди и позади, едва различимые сквозь поднимающееся за ними облако пыли,
шли три фургона: передний, с белым брезентовым верхом,Первый — новенький «Конкорд»; второй — грязно-жёлтый, как горчичник, потрёпанный старый фургон казначея; третий и последний, без крыши, — фургон Морено. Это было всё, что осталось от печально известной банды Моралеса, которая спешила с награбленным добром в какое-то убежище в скалистом хребте за дальней долиной.

 Где-то за те несколько вечеров, что Драммонд провёл в гарнизонах
Лоуэлл, Боуи или Стоунмэн — он слышал упоминания о таинственном убежище в горах Кабаби, куда Паскуаль Моралес обычно скрывался от шерифов.
избранные последователи и там бросили вызов преследователям. И теперь молодой солдат с первого взгляда понял, что погоня движется по довольно хорошо заметной тропе прямо к тёмному, мрачному ущелью в горах, которое находилось в трёх-четырёх милях от них. Если бы им удалось добраться до этого убежища, Моралес мог бы успешно противостоять нападению. Приняв быстрое решение, Драммонд повернулся к мужчинам, которые всё ещё сидели в седлах.

"Спешитесь, вы двое. Сбросьте все четыре седла. Мы снова сядем на лошадей здесь, сержант, и поскачем галопом, как только подойдёт отряд.

"Я полагаю, это единственный способ, сэр", - ответил Ли, его глаза загорелись,
губы задрожали от сдерживаемого возбуждения. "Большинство из них обратятся в паническое бегство,
Я думаю, если мы нападем на них на открытом месте. Но как только они окажутся среди
скал, у нас вообще не будет шансов.

Драммонд просто кивнул. С подзорной трубой в руке он внимательно изучал удаляющуюся группу, которая теперь двигалась неторопливым шагом, словно была в безопасности.  Его сердце бешено колотилось, кровь бурлила в жилах.  Ему доводилось сталкиваться с индейцами, но ничего подобного этому не было.  Никогда ещё на кону не стояло так много
ничто не могло сравниться с тем, что предстало его взору. Иногда в
своих мальчишеских мечтах он представлял себе приключения такого
рода — спасение прекрасной девушки, которой угрожала опасность,
от коварного врага; но он и подумать не мог, что ему действительно
посчастливится первым выйти на поле боя и спасти прекрасных
дочерей одного из старейших и наиболее уважаемых граждан Территории.
Из-за того, что они оказались в опасности, украденные у казначея
деньги не принимались в расчёт. Джим Драммонд почти не задумывался об этом
вернуть сейф. Насколько он мог судить, силы были примерно равны. Несколько верховых лошадей шли за повозками.
Это указывало на то, что их обычные всадники, возможно, были с другими членами банды и отдыхали в повозках. О внезапном нападении не могло быть и речи. Он выстроит своих людей за невысоким холмом, на котором лежит, в линию, а затем двинется вперёд рысью. Каким бы бесшумным ни было их продвижение, какой бы уставшей или поглощённой своими мыслями ни была их добыча, кто-нибудь из банды преступников наверняка заметит их задолго до того, как они смогут
приходят на близком расстоянии. Тогда он был уверен, что часть по меньшей мере
будет давка на возвышенности, и что ему не придется больше воевать
чем десять или двенадцать. Его план состоял в том, чтобы во что бы то ни стало отрезать,
отбить и удержать фургон Харви. Это в первую очередь; затем, если
возможно, остальные.

И теперь время пришло. В нетерпеливом, но сдерживаемом возбуждении
Майнеке и мужчины трусцой поднимались по склону.

 «Стой!» — скомандовал Драммонд, затем «В строй!» — и вскоре лейтенант уже стоял, глядя в загорелые лица менее чем
двадцать солдат-ветеранов, четыре пары четверок с двумя сержантами, запыленные
и беззаботные, с измученными лошадьми, которые, однако, чуют впереди беду и
возбужденно навостряют уши. Драммонд был командиром отряда
в разведке за разведкой и в нескольких оживленных стычках в течение
прошедшего года. Не было ни одного из его солдат, которым он не мог бы поклясться в верности, подумал он, но затем воспоминание о предательстве Блэнда заставило его стиснуть зубы в мстительной ярости.  Он обнаружил, что его голос слегка дрожит, когда он заговорил, но в его словах звучала отвага, и солдаты
Он научился их распознавать, и все слушали, затаив дыхание.

"Нам предстоит непростая работа. Не дальше чем в миле отсюда находится
самая отъявленная банда негодяев на всём Западе, а в их рядах
дочери Джорджа Харви. Вы все знаете его понаслышке. Они в
фургоне с белым верхом, и мы должны и будем его заполучить.
Не нападайте, пока я не дам команду. Не тратьте впустую ни одного выстрела. Некоторые из них
разбегутся. Отпустите их! Что нам нужно, так это их пленники. " С этими словами
он быстро вскочил в седло.

- Теперь готовы? Нет! не доставайте пистолет, пока не подойдете к ним вплотную, и
В это время карабинов вообще не было. Ладно. Теперь — спокойно. — Держите строй. Берите с меня пример. Вперед!
 Они поднимались по пологому склону, напрягая зрение в поисках первой добычи, инстинктивно рассредоточиваясь из центра, чтобы у каждого солдата было пространство для боя. Никаких отрядов
дисциплинированной пехоты, никаких противостоящих эскадронов, никаких огневых линий, которые можно было бы прорвать мощным и мгновенным ударом.
Это должна была быть _схватка_, как хорошо знал каждый солдат, в которой, хотя и подчиняясь общему плану своего командира, небольшой отряд
по сигналу «В атаку!» они бросятся вперёд, и тогда каждый будет сам за себя.
"Я хочу, чтобы вы четверо держались поближе ко мне, — сказал Драммонд,
поворачиваясь в седле и одним движением указывая на нужную группу.
"Мы движемся прямо к первой повозке. Смотрите, чтобы вы не стреляли по ней или рядом с ней."

И это были последние инструкции, когда они достигли гребня, и
хриплый ропот прокатился по нетерпеливой шеренге, ропот, который, если бы не
поднятая рука Драммонда, удерживающая их, и подсказка сержанта Ли
«Спокойно, тихо! » — мог бы воскликнуть кто-то.  А затем
предводитель ослабил поводья и, едва коснувшись шпорой блестящего бока «Честера», поскакал вперёд.

 На песчаной пустоши, среди кактусов, усталые упряжки мулов с поникшими головами тянули за собой повозки. Бородатые
мужчины, у некоторых из которых лица были всё ещё черны от сажи, сонно ехали рядом со скрипучими повозками. В одной из них, передней, рука в синей фланелевой рубашке внезапно отдёрнула полог, и показалась смуглая тёмная голова.
лицо, с рифленой поверхностью из уха-подсказка, чтобы челюсть зазубренный шрам, появившийся на
узкое отверстие.

"Сколько еще мы тут вообще делаем, Доминго?"

"Только на этом участке, возможно, в двух-трех милях".

"Ну, я хочу знать точно. Солнце становится невыносимо жарким, и
эти девушки не могут дольше продержаться. Скажи Паскуале, что, по моему мнению, он скорее убьёт их из-за истощения, чем они сами. Скажи, что малыш уже почти умер. Вот, возьми эту флягу и набери свежей воды из бочки под повозкой.

Парень, которого окликнули как Доминго, наклонился вправо, взял
ремень от фляги, а затем осадил своего взмыленного мустанга.

"Придержи свою команду на минутку, Джейк," — приказал он погонщику, и мулы, не колеблясь, остановились. Машина скорой помощи Паскуаля была в нескольких ярдах позади, и, чтобы сэкономить время, Доминго спешился.
Он подставил флягу под кран, наполнил её водой, вознаградил себя долгим глотком, передал флягу ожидающей руке наверху и снова вскочил в седло как раз в тот момент, когда вторая машина скорой помощи, догонявшая первую, тоже остановилась, и ведущие мулы
Из фургона, где лежали два раненых бандита, которых окружали
женщины Морено, высунулся ботинок.

"Ради всего святого, дайте немного прохладной воды!" — выдохнул один из лежащих.
Его товарищ подъехал к первой повозке, чтобы попросить немного воды из
полной бочки Харви. Один или два человека спрыгнули с седел на песок, чтобы немного отдохнуть. Облако пыли медленно опускалось на землю.
 Мулы, лошади и люди сонно и устало моргали.
В тяжёлом воздухе раздавался глухой, низкий гул, похожий на отдалённый раскат грома
горы. Казалось, что почва слегка дрожит. Было ли
отдаленное землетрясение?

Внезапно раздался дикий вопль, вопль с подножки Морено,
полузадушенный вопль из покрытого белым фургона. Человек в синем
выскочил вперед и совершил безумный рывок к ближайшей лошади без всадника.
Хлысты щелкали, кусались и жалили. В обезумевших мулов пролетел на их
ошейники и рванула прочь, вагоны ограничивающего после них, и Паскаль
Моралес, высунув голову, чтобы узнать причину всей этой паники,
схватился за револьвер, висевший у него на поясе, с яростным проклятием.

"Карахо!"




VIII.

Какими бы ни были его моральные качества, Паскуаль Моралес
прославился отчаянной храбростью, которая, казалось, была оправдана в этот
момент неожиданности и паники. То, что он увидел, высунувшись из
подпрыгивающей повозки, наверняка вызвало бы отвращение у бандита и
деморализовало бы многих предводителей. Его последователи разбегались
по пустыне, как мякина перед бурей, каждый сам за себя, как будто сам
дьявол преследовал каждого члена банды. По меньшей мере восемь или десять всадников пришпорили своих лошадей
Они бежали изо всех сил и уже были далеко от того места, куда мог долететь его голос.
Однако шестеро или семеро из них, отъявленные головорезы,
сняли с плеч свои винтовки Генри и, паля изо всех сил,
продемонстрировали решимость умереть.
 Позади них, крича во весь голос,
Сеньора Морено и её дочь крепко вцепились в железные поручни своих сидений, пока повозка с грохотом неслась по равнине.  Обоих раненых уже выбросило из повозки
Он съехал на песок, и в этот момент переднее колесо наехало на толстый кактус. Колесо разлетелось на куски, шина откатилась в сторону, а несчастная семья Морено, словно комета, улетела в пространство и с криками приземлилась среди обилия шипов и колючек. Муж и отец, наблюдавший за происходящим издали, через плечо,
благословил святых за их милосердие, за то, что они
приземлили его близких на мягкую почву, а не на острые камни
на равнине. Но сам он спешил добраться до
чем лучше, тем лучше. Высокий гринго, который во время скачки сбросил с себя тёмно-синюю блузу, низко склонившись над шеей своего коня, казалось, был полон решимости обогнать покойного владельца ранчо и первым добраться до цели, где их обоих ждала смерть, и никто не мог оспорить у них сомнительную честь. Даже те, кто обратился в бегство при первом же сигнале тревоги, теперь разворачивались широким, размашистым шагом, снимали с плеча винтовку и открывали огонь по кавалерии, которая только что ринулась в победоносную атаку.  Здесь, там и повсюду на равнине поднимались маленькие облачка пыли.
поднимался бело-голубой дым, говорящий о свинцовых снарядах
выпущенных по линии атаки. Но, как налетел ветер десантников в
синий, никогда не останавливаясь, чтобы выстрелить, их лидер на скачках.

Несмотря на ранение, Паскуаль Моралес был не из тех, кто потерпит неудачу в бою
. Выкрикивая приказы и проклятия в адрес своего водителя, он преуспел в том, что
заставил его контролировать свою обезумевшую команду ровно настолько, чтобы позволить
капитану "вне закона" вываливаться наружу. Затем они снова бросились бежать.
Рамон напряжённо вцепился в тяжёлый маленький сейф, который теперь был единственным
обитатели внутренних помещений. В безумном азарте первой атаки две или три лошади вырвались на свободу, оставив своих седоков на земле.
Полагая, что пощады не будет, эти отчаявшиеся головорезы
сражались до последнего, продавая свои жизни, как они это называли, как можно дороже. Из их винтовок и из других ружей по солдатам
открыли огонь, но это, казалось, не остановило атаку. Атака была великолепной. Выхватив револьверы, поскольку сабель у них не было, солдаты открыли огонь по потенциальным противникам.
Двое бедняг были повержены на равнине, когда мимо пронеслась основная часть отряда, направляясь прямиком к убегающему «Конкорду» с белым брезентовым верхом. Драммонд вообще не стрелял. Все его мысли были сосредоточены на пассажирах повозки. Каждый выстрел мог пригодиться, когда он доберётся до них. «Честер» мчался во весь опор. Четверо назначенных
следовать за лейтенантом уже отстали более чем на сто ярдов,
когда со стороны, где проехала машина скорой помощи,
из небольшого участка кактусов, раздались вспышка и выстрел, и красавица
Лошадь пошатнулась, но упрямо продолжила путь.  Заметив это место, двое следующих за ним солдат выпустили в заросли целый магазин, но оставили притаившегося врага на потом. Они были слишком близко к «Конкорду», чтобы думать о чём-то другом, — так близко, что слышали крики и мольбы женщины, испуганный вопль другого человека, а затем «Честер» резко наклонился вперёд, и, когда повозка внезапно остановилась, благородный конь перевернулся через голову, придавив собой всадника.

 Когда лейтенант Драммонд пришёл в себя, он обнаружил, что не может
чтобы поверить им. Сначала он почувствовал только ужасную боль от ушибов и потрясение.
Затем он понял, что его везут в каком-то колесном транспортном средстве, которое медленно и чинно движется по мягкому, но неровному грунту. Он ощущал вокруг себя яркий белый свет и жар, а на глазах у него была влажная, прохладная, темная повязка, которая мешала ему видеть. Он попытался поднять руку, чтобы смахнуть ослепляющую ткань, но не смог. Внезапный приступ боли, заставивший его поморщиться, быстрое сокращение мимических мышц,
На его тихий стон отчаяния тут же последовал самый неожиданный ответ — плач, похожий на девичий.


"О, Фанни, посмотри, как он страдает! Нельзя ли что-нибудь сделать?"

А потом — неужели он ошибся? — нежные тонкие пальцы стали гладить его коротко стриженные виски. Его охватило чувство восторга и радости, когда он понял, что главная цель его яростного и решительного преследования достигнута, что драгоценный груз спасён от разбойников и что сам он каким-то образом оказался в плену.

Он попытался пошевелить головой и обнаружил, что она лежит на мягкой, тёплой подушке. Но когда он попытался повернуться, его удержали на месте две маленькие ручки, по одной с каждой стороны. Затем, когда он обрёл дар речи и слабо возразил, что с ним всё в порядке и он хочет осмотреться, другая рука быстро сняла повязку, и над ним склонилось милое личико Фанни Харви, бледное, с растрёпанными волосами.
Но улыбка надежды, даже радости, тронула её мягкие губы, когда она увидела, что к нему возвращается рассудок.  В ту же секунду
Руки, поддерживавшие его голову, внезапно исчезли, и подушка стала неустойчивой. Один быстрый взгляд помог ему понять, что происходит. Сиденья в «Конкорде» были подняты, внутри расстелены одеяла; он лежал во весь рост, а его больная голова покоилась на коленях у Рут Харви. Фанни, её старшая сестра, сидела напротив него, но рядом с ним.
 Неудивительно, что Джим Драммонд не мог до конца поверить своим глазам.

Первой к ней вернулась самообладание. Отдёрнув висевшую сбоку занавеску, она громко позвала:

"Мистер Винг, идите к нам! Он в сознании."

И в следующее мгновение медленное движение повозки прекратилось, дверь распахнулась, и в лучах солнца предстал высокий сержант, которого он в последний раз видел во время разведки на перевале Пикачо.

"Браво, лейтенант! Вы в порядке, хотя, должно быть, вам больно.
Вы можете идти? Мы уже близко к пещерам — прохладная вода и тень всего в пятистах ярдах впереди."

«Как вы здесь оказались, сержант?» — слабым голосом спросил Драммонд. «Где остальные?»
 «Мы с рядовым Пайком шли по вашему следу, сэр. Большинство солдат...»
собираете пленников и награбленное. Вы совершили величайшее
нападение за всю историю Аризоны. Я встал как раз вовремя, чтобы увидеть атаку, а Пайк уже возвращается с хорошими новостями.
Мы отводим вас и дам в убежище в скалах, где так долго прятались Моралес и его люди. Старый Морено с лассо на шее указывает путь.

- Вы поймали его, не так ли? Я рад этому. Был еще один - дезертир
из моего отряда; вы что-нибудь видели о нем?

"Я еще не слышал, сэр. Одно можно сказать наверняка: старина Паскуаль с нами.
его полный надежд брат в другом, если не лучшем мире. Это он
убил беднягу "Честера", самая большая потеря, с которой мы сталкивались. Ни один человек не пострадал, и
завтра на рассвете доктор Дэй из Стоунмена будет здесь, чтобы
помочь вам, и отец этих юных леди здесь, чтобы поблагодарить вас ".

- Благодарю вас, мистер Драммонд? Ах, как же нам с ним отблагодарить вас и ваших храбрых товарищей? Я уже потерял всякую надежду, когда этот переодетый бандит внезапно выпрыгнул из повозки. Рут снова упала в обморок, но услышала ваш голос раньше меня. Именно она увидела вас
— И губы Фанни Харви задрожали, а голос, который был таким храбрым во время осады, стал слабым и дрожащим.

 Драммонд на мгновение закрыл глаза.  Это было слишком прекрасно, чтобы в это можно было поверить.  Его правая рука, конечно же, отказывалась двигаться, а левая поднялась и начала ощупывать его затылок.

 — Могу я не поблагодарить свою няню? — спросил он. «Первое, что я почувствовал, — это её прикосновение к моему лбу».
Но руки, которые были такими нетерпеливыми, такими активными, когда их пациент лежал без сознания, казалось, съёжились от прикосновения длинных смуглых пальцев.
Он слепо тянулся к ним, но девушка не удостоила его ни единым словом.

"Я слышал твой голос минуту назад, Рути. Ты не можешь поговорить со мной сейчас?"
— спросил он, то ли упрекая, то ли смеясь. "Ты забыла своего друга
Джима Драммонда и наши долгие, долгие разговоры на
"Ньюберне"?"

Забыла Джима Драммонда и их долгие разговоры! Забыла своего героя, своего солдата! Вряд ли. Но она не проронила ни слова.

 «Малышка, кажется, ещё не пришла в себя, лейтенант. Думаю, мисс Фанни придётся говорить за неё».
И ясные, красивые глаза Уинга
Он поднял глаза на мисс Харви и посмотрел на неё так, что стало ясно: он завидует солдату, которому она уделяет столько внимания.
 «Может, пойдём дальше? Остальные присоединятся к нам позже».

Но когда несколько минут спустя сильные руки подняли высокого лейтенанта
из повозки и отнесли его в укрытие, накрытое одеялом, в глубокую
каменистую расщелину, куда, казалось, редко проникали солнечные
лучи, и к его губам поднесли чашку с чистой прохладной водой, Драммонд
поднял единственную свободную руку в надежде схватить того, кто
пальцы. Не было ни затруднений, ни сопротивления. Это была перчатка сержанта
Винга, и сердечный голос Винга снова обратился к нему.

"Рад видеть вас таким бодрым, лейтенант. Теперь, у меня есть немного
знание хирургии. Ваша правая рука сломана ниже локтя, и
ты сильно потрясен и синяках. Я не сомневаюсь, что хирург будет с нами завтра в это время.
Но я смогу вправить руку, как только
Я осмотрел местность и распорядился нами самими и нашими
пленными наилучшим образом.

"Сколько у нас пленников?" - спросил Драммонд.

«Что ж, пока что только Морено и его интересная семейка, а также двое из их банды, которые очень тяжело ранены. Некоторые из остальных не спешили сдаваться, а мужчины, похоже, в одном или двух случаях проявили излишнее нетерпение. Вы бы слышали, как старуха уверяла мисс Харви в своей невиновности и безупречной репутации мужа. Вы ведь понимаете по-испански, не так ли?»

— Нет, только те обрывки, которые мы подцепили в Пойнт, и то, что я добавил к этому «брончо» испанскому. Где вы этому научились, сержант?
Мне сказали, что вы говорите на нём как на родном.

Загорелое лицо Уинга — красивое, мужественное и открытое — казалось, стало на пару тонов краснее.

"О, я говорю об этом уже много лет. Мое детство прошло на тихоокеанском побережье. Простите, сэр, теперь я хочу внимательнее осмотреть ваши раны."
"Но где же дамы?" — с тревогой спросил Драммонд.

«Заняв святая святых, самое сокровенное место среди скал. Это чудесное место, сэр. Возможно, нам удалось бы уморить этих людей голодом, если бы они добрались сюда, но десять решительных солдат могли бы сдержать натиск тысячи. Я пока только взглянул, но
Морено были здесь раньше, это совершенно очевидно, ведь сама сеньорита показала мисс Харви пещеру, предназначенную для женщин.
 Там у них есть прохладная вода, прохладный и свежий воздух, а также полное укрытие.
 И теперь, когда сержант умелыми руками снял с  Драммонда охотничью рубашку и осторожно обнажил его руку и плечо, покрытые синяками и ссадинами, он стал расспрашивать пациента, не чувствует ли тот какой-либо внутренней боли или дискомфорта. «Как человек мог быть смят и перевернут таким весом и не превратиться в лепёшку?»
студень - вот чего я не могу понять. Вы эластичны, как слоновая кость,
лейтенант, и лишней плоти у вас тоже нет. Что и
удачи кавалерист спасла тебя от худшей участи. У тебя есть
избитая голова, сломана рука, и дыхание перехватило,
и это все. Но мы поставим тебя на ноги к тому времени, как приедут ребята из Стоунмена.
- А как насчет юных леди? - спросил я.

- А как насчет них? - снова спросил Драммонд устало и
встревоженно, потому что голова у него все еще была тяжелой и болела, а беспокойство
велико. Он тоже был слаб от потрясения. - А они тем временем не пострадают? - Спросил Драммонд.

«Ну, они могли бы — по крайней мере, мисс Рут, младшая, могла бы — отреагировать подобным образом после пережитого ужаса. Но, как я уже сказал, я в некотором роде врач и смогу предотвратить всё это».

 «Как?»

 «Ну, дав ей какое-нибудь задание.  Как только они отдохнут, обе юные леди будут назначены на дежурство». Мисс Рут будет ухаживать за вами.
"А если она не захочет?"

"Этого не может быть, лейтенант. Думаю, сегодня утром она бы впала в истерику, если бы ей не поручили в качестве превентивной меры держать вас за голову. Во всяком случае, она успокоила
В ту же секунду сестра велела ей снова забраться в повозку и
сидеть тихо, как мышка, и следить за тем, чтобы лицо оставалось
прохладным, влажным и защищенным от яркого света. Губы сержанта
Уинга дрогнули от смеха, и Драммонд, не зная, как объяснить свое
смущение, больше ни о чем не спрашивал. Однако его хирург-любитель
продолжал беззаботно болтать.

«Здесь в изобилии хранятся продукты: сушёное мясо, фасоль, чили, шоколад. — Сейчас я налью тебе чашечку. — Здесь много боеприпасов. Есть даже бочонок мескаля, который, если ты сохранишь его, станет твоим».
Ваше присутствие, сэр, поскольку я временно исполняю обязанности командира, должно быть скрыто от посторонних глаз до тех пор, пока люди не начнут возвращаться с пленными. Здесь в изобилии есть ячмень для лошадей и мулов, вода для питья и купания. Вряд ли где-то ещё нам будет лучше.
Драммонд с любопытством огляделся по сторонам, насколько это было возможно, не двигая головой, которую пронзала боль. Он лежал в глубокой расщелине в каком-то тёмном и скалистом каньоне с отвесными стенами. С высоты, поросшей лесом, — редкое зрелище для Аризоны, — низвергался небольшой ручей с чистой, искрящейся водой, который с шумом и плеском несся по каменистому дну.
Ручей струился у его ног и спускался по ущелью к выходу на песчаную равнину. Там, по-видимому, он исчезал в недрах земли, потому что в долине Кабаби не было видно ни единого признака текущей воды. Стены вокруг него местами были закопчены от костров, на которых готовили пищу. Над головой, не более чем в пятидесяти футах, из расщелины в скалах торчал искривлённый и чахлый кедр, который стоял на краю утёса. Солдат вцепился в него одной рукой, а другой указывал на восток.
 Драммонд узнал голос одного из своих солдат, когда тот крикнул:

«Двое наших ребят едут на старой жёлтой машине скорой помощи,
сержант, но остальных я не вижу».
«Хорошо, Паттерсон. Постарайся разглядеть, куда делись остальные и что они делают. Я сейчас пришлю к тебе бинокль». Чего я боюсь, лейтенант, так это того, что в своей ярости из-за смерти Донована, Маллена и всей той дьявольской работы, которую они проделали в доме Морено, а также из-за вашей неудачи, люди станут неуправляемыми и не прекратят погоню, пока не убьют последнего из этой банды. Эти двое, которые входят с телами братьев Моралес
вероятно, у них были измученные лошади, или, возможно, Ли приказал им остаться и
охранять сейф. Последним, кого я видел из банды, было то, что они
исчезали в пустыне на юге, направляясь к перевалу Сонора.

"Я удивляюсь, что они не все пришли сюда", - сказал Драммонд.

- Ну, вряд ли это так, лейтенант. Они знали, что за ними будут следить здесь,
заперты в клетке, где их поимка была бы только вопросом времени. Сотня кавалеристов окружила бы их за несколько часов, и мы могли бы отправить в Лоуэлл за старыми горными гаубицами и просто обстреливать их. Затем, когда они сдались бы — а они бы сдались, — мы могли бы
в таком случае гражданские власти немедленно вмешаются и заявят о своей юрисдикции, а также о своих правах на заключённых. Нам просто придётся передать их в руки правосудия, и вы знаете, и они знают,
что единственным судьёй, который возьмётся за их дело, будет наш
выдающийся пограничник и согражданин — Линч. Они разбегаются,
как апачи, по горам, а потом снова соберутся и пересчитают друг друга. Благодаря вам и отряду «С» они потеряли всё, что у них было, а также своих лидеров. Нет, сэр, они не остановятся на этой стороне мексиканской границы.

«Есть один, Уинг, и я молю небеса, чтобы они не упускали его из виду, пока не поймают».
 «Кто это, сэр?»

 «Парень, которого прошлой зимой в Тусоне зачислили в отряд «С» и который прошлой ночью дезертировал, чтобы присоединиться к этой банде. В прошлом году он работал кучером в почтовой карете, и его уволили. Он назвался Блэндом».

— Блэнд! Генри Блэнд! — воскликнул сержант Уинг, вскакивая на ноги от неконтролируемого волнения. — Вы это серьёзно, сэр? Он записался в армию?
Вы хотите сказать, что это был тот самый человек, о котором говорила мисс Харви, — переодетый солдат, как она его называла?"

И Драммонд, поражённый эмоциями Уинга, поднял глаза и увидел, как черты лица сержанта искажаются почти до неузнаваемости, как бледнеет его лицо и как глаза наполняются сильным беспокойством.

"Ну, я в этом не сомневаюсь, сержант. Он сбежал от нас, когда мы обнаружили тело Донована, и направился прямиком к Морено, опередив нас, вероятно, на час или около того, потому что никто его не заметил."

Руки Винга взметнулись вверх в почти трагическом жесте, а затем беспомощно опустились.
С приглушённым стоном высокий солдат резко отвернулся и зашагал к выходу.
Каньон оставил Драммонда в недоумении и растерянности.

 Когда четверть часа спустя сержант вернулся, принеся с собой самодельные шины и бинты, и Драммонд счёл своим долгом спросить, знает ли он Блэнда и в чём причина его волнения, Уинг повернул к нему своё серьёзное, встревоженное лицо и посмотрел молодому начальнику прямо в глаза.

«Мистер Драммонд, я знаю этого человека много лет — и в хорошем, и в плохом смысле.
 Если наши ребята убили его, пусть его преступления умрут вместе с ним.
 Если его приведут живым — приведут на суд, — возможно, мне придётся говорить, но
не сейчас, сэр. Потерпите, лейтенант, не сейчас.

Драммонду это приснилось? Он мог объявить, что были слезами на глазах
у сержанта глаза, когда он повернулся спешно уходит, не для
момент для продолжения настройки и перевязку со сломанной рукой.

- Не торопись, Уинг, - мягко сказал молодой офицер. - Говори или
храни молчание, как хочешь. Вы заслужили это право». И сержант молча поблагодарил его.


Примитивная хирургия на границе не заняла много времени, и Драммонд, удобно устроив руку на перевязи, стал с нетерпением ждать
Он ждал своих людей, возможно, желая услышать более мягкий голос, вновь ощутить лёгкое прикосновение тонких пальцев, но в своей слабости и изнеможении медленно погружался в сон.  Все попытки не заснуть были тщетны.  Его тяжёлые веки сомкнулись, и вскоре он уже был в царстве грёз.

  Тем временем сержант Винг был очень занят. Сначала он
пошёл ослабить путы старого Морено — по крайней мере, настолько, чтобы облегчить его страдания, но при этом надёжно его удержать. Солдат, дремавший на камне рядом с пленником, с радостью принял разрешение отложить карабин и пойти поспать.

«Я присмотрю за ним, Мэт», — сказал Уинг. «Ложись там, Морено, и постарайся не ослабить узел, пока я здесь работаю.
 Как далеко сейчас эта скорая, Паттерсон?» — крикнул он наблюдателю.

 «Остановилась на краю равнины, сержант. Именно там они
сначала наткнулись на воду, и я думаю, что они не смогли решиться.
идти дальше. Я могу разглядеть одного или двух парней, возвращающихся далеко
по пустыне на юг. Лошади, наверное, выдохлись ".

"Есть что-нибудь, что можно увидеть по ту сторону долины вдоль тропы, по которой мы пришли?"

- Ничего, сэр, ни облачка пыли. Но есть кое-что, чего я не понимаю.
понимаю... здесь, на хребте к югу от нас ... ближе к
вершине.

"Что это?" - спросил Уинг, роняя моток аркана, который держал в руке.
быстро взглянув вверх.

"Ну, это больше похоже на сигнальный дым, чем на что-либо другое. В точности такой же дым, какой мы видели в Чирикауа и Катаринесе и...
 Ну, сержант, подойдите сюда со своим биноклем, если можете.
Я думаю, что ответ на этот вопрос находится далеко на юго-востоке, на другой стороне долины.

В мгновение ока Уинг повернулся. - Сочувствую вам, сеньор Морено, - мрачно пробормотал он.
- Я не могу. "Но поскольку со мной только двое мужчин, и оба в остальном
помолвлены, мне придется временно подстраховать тебя. Это неприятно, но
так тебе и надо".

Напрасно мексиканец умолял и протестовал. Грубая _риата_ была намотана
и завязана вокруг него в несколько научных узлов, и он остался
лежать, прислонившись к скале, побеждённый, но бушующий внутри, в то время как Уинг
прокрался к грубому ложу Драммонда, достал из футляра подзорную трубу,
затем с тоской посмотрел в тёмные глубины за ней и
Мгновение поколебавшись, он подошёл к выступающей скале, которая, казалось, разделяла пещеру на две части, и позвал более тихим голосом: «Мисс Харви».
«Здесь, мистер Уинг. Что вам нужно?»
И в ту же секунду перед ним появилась Фанни Харви, быстрая, настороженная и даже улыбающаяся. Бледность исчезла. Растрёпанные волосы были уложены. Еда, отдых, избавление от страха и страданий, а также этот малоценный, но прекрасный дар — пресная вода — превратили их в других людей. Красивые глаза Винга заблестели, когда он снял шляпу.

 «Мне нужно подняться вон туда на несколько минут, оставив старину
Морено один, связанный, конечно, но его жена или дочь могут выскользнуть наружу
и освободить его. Не будете ли вы так добры - взять это - и
застрелить его, если они предпримут попытку?" И он протянул ей свой
пистолет.

- Я прослежу, чтобы никто не помешал ему, мистер Винг. Что
случилось? Остальные идут? И она взяла револьвер, балансируя
им в своей привычной и натренированной руке. Восхищение усилилось во взгляде
Винга.

- Я вижу, ты обращаешься с пистолетом так, словно сама им пользовалась. Ты настоящая.
Дочь пограничника. Мне придется отлучиться на несколько минут. I'm
собираемся подняться и посмотреть с нашей скалы вон там. Некоторые из наших людей, по их словам, уже в поле зрения, они медленно возвращаются, а карета скорой помощи казначея находится всего в миле отсюда, вероятно, ждёт остальных. Как мисс
Рут?

«Спит как младенец, храни её Господь».

«Что ж, я пообещал мистеру Драммонду, что она будет его сиделкой. Надеюсь, вы согласитесь». Он тоже спит. К счастью, температуры нет.
— Я рад это слышать.

— Рут будет готова помочь, как и я, всем, чем сможем. Но когда ты отдохнёшь, могу я спросить?

— О-о, скоро. Ли и остальные должны сначала отдохнуть. У них
Вы провели в седле гораздо больше времени и проехали гораздо большее расстояние, чем я. Когда мисс Харви сможет _отдохнуть_, позвольте _мне_ спросить?
"Ну-у-у, я не знаю. Я тоже скажу: "может быть, когда-нибудь". Смотрите!
тот человек зовёт вас."

Обернувшись, Уинг увидел, что его часовой машет ему рукой, и через мгновение уже карабкался по каменистой тропе, проворный, как горный апач.

 «Что такое, Паттерсон?»
 «Это сигнальный дым, сэр, в долине. До неё не больше восьми миль, а здесь, в горах, не больше шести. Какие
 индейцы могут быть здесь, хотел бы я знать?» Они что, растут
повсюду в этой адской стране?»

Уинг взял бинокль и долго и внимательно изучал голубовато-белые облака, поднимавшиеся клубами, едва различимыми в вышине.
Затем он устремил взгляд на туманную колонну, вздымавшуюся
среди тёмных сосен в центре хребта на юге. С каждой минутой его
лицо становилось всё серьёзнее.

"Оставайся здесь и наблюдай," — сказал он. "Я должен пойти и привести остальных с машиной скорой помощи. Конечно, если это апачи, то они заметили тот отряд и нескольких отставших, а эти сигналы означают: «Приближайтесь к ним».
Я отправлю отряд прямо туда, а потом поеду и потороплю
другие ребята ушли.

Солнце садилось за хребет Кабаби, когда Винг спрыгнул вниз.
тропа.

"Сочувствую тебе, Дик, старина", - сказал он своей лошади, которая дремала
в тени. "Теперь у нас обоих больше работы".

Не останавливаясь, чтобы сесть в седло, он вскочил на голую коричневую спину и поскакал
грохоча по каньону.

«Следи за Морено!» — крикнул он дозорному. «Если он попытается ускользнуть, пристрели его».
 Десять минут быстрого галопа по извилистому ущелью привели его к краю песчаной равнины. Там, под небольшим кустом
Среди ив стояла карета скорой помощи, мулы были отвязаны и надежно закреплены, они спокойно щипали скудную траву, которую могли найти. Лошади двух охранников, без седел, стояли, опустив головы, в тени, слишком уставшие, чтобы искать себе пропитание.

 «Садитесь в седло, ребята. Загвоздка в и получим, что команда главы каноне,
теперь живой," - его краткая того, чтобы сонный мерин, который приветствовал
его карабином в руках.

"В чем дело, сержант?" спросил другой, выскакивая из-за
ив. "Ли сказал нам ждать здесь или где мы сможем найти тень
и воду".

"Ждать? Как долго и зачем?"

«Будь я проклят, если знаю, как долго. Никого из них отсюда не видно.
Но на вопрос «зачем» ответить легко. Сундук казначея».

«Сундук казначея?» — воскликнул Винг. «Почему его нет в
карете скорой помощи?»

«Ни одной петли не осталось. Те, масленок обменял его на _apparejo_ а
мы все бежим к дочери, Харви. На полпути деньги в
Сонора к этому времени".




ІХ.


Каким бы мирным ни был его отдых, Драммонд проспал всего час или около того. В течение нескольких месяцев он жил под открытым небом, «на тропе войны», как говорил его капитан, ветеран, дважды завоевавший шпоры на войне с
Он подавил бунт и заявил, что теперь готов расслабиться и позволить молодым людям самим убедиться в пустоте военной славы. Усталость и физическое истощение взяли верх, и, несмотря на синяки и боль, несмотря на осознание того, что рядом находятся прекрасные девушки, которых его отвага и энергия спасли от рук разбойников, юноша погрузился в сон. Почему бы и нет?
 Цель его миссии была достигнута. Фанни и Рут Харви были в безопасности. Теперь отряду оставалось только спокойно отдохнуть
До следующего утра можно было бы вполне начать обратный путь, не дожидаясь прихода друзей. До восхода солнцаи
его люди соберутся вместе; они смогут как следует выспаться,
а с восходом солнца, сопровождая три своих фургона и отвоёванные сокровища, небольшой отряд отправится по обратному пути к дороге на Тусон, уверенный, что по дороге встретит «старого Харви» и, возможно, врача. Он сам, хотя и нуждался в хирургической помощи, когда они добрались до пещер, был настолько уверен в мастерстве сержанта Винга, что чувствовал, что его рука вправлена так же идеально, как это сделал бы практически любой другой специалист.
перед тем как заснуть, он твёрдо решил, что утром отправится в путь верхом.


И всё же он не мог долго спать. Инстинкт бдительности и чувство ответственности не давали ему покоя.
В полудрёме-полубодрствовании ему однажды показалось, что он услышал лёгкие шаги, а вскоре, когда он задремал с закрытыми глазами, кто-то нежно коснулся его виска. Подняв руку, он схватил за руку свою гостью — Фанни Харви.

 «Почему ты не отдыхаешь? — спросил он. — И где Рут?»
 «Рут спит, как мы и надеялись, что и ты тоже.  Сладкий сон уставшей природы»
«Восстановитель» — это всё, что вам нужно, мистер Драммонд, но вы, похоже, проспали не больше часа.  Дважды я пробиралась сюда, чтобы посмотреть на вас, и хотя я боялась вас разбудить, вы спали как убитый.
 «Ну, я всё равно проспал пару часов и спал крепко до самого последнего времени.  Никто из мужчин ещё не вернулся, мисс Харви?» Вы не знаете, который сейчас час? Полагаю, Уинг уже спит.
 Мистер Уинг должен был бы спать, но он не спит. Часовой — кажется, его зовут Паттерсон — позвал его на смотровую площадку там, в
Скалы, о, около часа назад, и когда сержант вернулся, он
сел на лошадь и поскакал вниз по каньону. Он сказал, что есть
что-то, требующее его внимания. Но ты должен выпить этот шоколад
и лежать смирно.
Драммонд медленно попытался встать. Он был слишком встревожен, слишком нервничал, чтобы оставаться на месте.


«И никто из них ещё не вернулся?» — спросил он. "Я не могу понять
это. Нет, пожалуйста, не пытайтесь задержать меня здесь. Я вполне в состоянии
быть на ногах, и если Уинга нет, то мое дело присматривать за
делами ".

Там, среди скал, за узким каньоном, первый объект, который попался навстречу
Когда он поднялся, то увидел Морено, лежащего там, связанного и беспомощного,
в то время как рядом с ним солдат бросился на своё седельное одеяло
и крепко заснул. Плеск воды в ручье, танцующей
и низвергающейся в пропасть, звучал для его ушей сладкой, убаюкивающей музыкой,
успокаивающим, умиротворяющим звуком, который, возможно, объяснял глубокий сон его друга-солдата.

"Я слышала, как мистер Уинг велел этому человеку лечь и поспать," — сказала мисс
Харви, глаза молодого офицера, казалось, потемнели от угрозы при виде спящего часового. «Морено надёжно связан, и
И Паттерсон там, наверху, и я здесь, внизу, теперь его хранители. Сеньора и её дочь в другой пещере, им запрещено приближаться к нему.
 Взглянув на приземистый кедр, под которым стоял Паттерсон, верный своему долгу, Драммонд увидел, что тот пристально смотрит на юг в чёрный бинокль.


"Что ты видишь, Паттерсон?" — окликнул он его. "Где Винг? Кто-нибудь из
мужчин возвращается?
 «Уинг спустился в долину, сэр. Несколько наших ребят, всего двое или трое, возвращались, но недостаточно быстро, чтобы его устроить. Скорая будет здесь через минуту или две — она как раз внизу
А теперь ведите нас вниз по каньону.
Действительно, почти в ту же секунду послышался стук подкованных копыт, и из-за выступа скалы показалась унылая упряжка мулов, за которой тряслась грязно-жёлтая машина скорой помощи. Один солдат сидел на месте кучера и держал поводья, а другой ехал позади и вёл лошадь своего товарища.

«Поднимайся сюда, к входу в пещеру, Меррилл, — позвал лейтенант. — Ты можешь отвязать и снять упряжь прямо здесь, но я хочу, чтобы этот сейф был разгружен и поставлен сюда».

 «Сейфа больше нет, сэр».

 «Что?»

 «Сейфа больше нет, сэр. Мы его так и не получили. Вот что забрал сержант Винг
думаю, в долине. Я полагал, что вы это знаете, сэр, и он тоже.
но он не знал. Этим парням из Моралеса все сошло с рук на
спине ослика, пока мы гнались за белой повозкой.

На мгновение Драммонд застыл в изумлении.

"Человек жив!" наконец он воскликнул: "Почему мне не сказали об этом? Найди мне лошадь
немедленно, Уолш, - приказал он. - Я возьму лошадь Паттерсона. Вы двое
оставаться здесь и видеть, что этот старый негодяй не потерялись,--Морено
там, - и что ни случится с Леди. Я спущусь после
Крыло".

- О, мистер Драммонд, вы не должны думать об отъезде! - воскликнула мисс Драммонд.
Харви. «Ты слишком серьёзно ранен, слишком слаб, чтобы пытаться сделать такое. Пожалуйста, ложись обратно. Конечно, мистер Винг сделает всё, что в его силах, чтобы вернуть сейф. Все остальные отправились в погоню. Они, должно быть, уже настигли их. Давай, теперь я доктор, раз его нет. Повинуйся мне и лежи спокойно».

Единственная свободная рука Драммонда оказалась в плену у тёплых, тонких пальцев. Он хотел было отдёрнуть руку и попытаться осуществить свой план, но, взглянув на двух своих солдат, понял, что они явно и искренне поддерживают точку зрения мисс Харви. Он был в замешательстве
условие, чтобы сделать попытку. И в данный момент тоже, как он
стремился освободить руки, другой голос был услышан, почти умоляя.

- О, не отпускай его, Фан, не позволяй ему пытаться сесть верхом!

Внезапно обернувшись на звук, мистер Драммонд увидел Рут Харви.
она стояла прямо за сестрой, ее глаза были полны слез, щеки
покраснели. Он впервые заговорил с ней с тех пор, как они год назад сошли на берег в старом порту Сан-Франциско.
На мгновение он забыл о сейфе, деньгах, искалеченной руке,
забинтованной голове и обо всём остальном, что должно было занимать его мысли.
мысли.

"Рути, это ты? Как ты выросла!"
И тогда пленённая рука была освобождена только для того, чтобы её
взяла в свою ладонь другая рука. В страхе, что её рыцарь, её
солдат, покинет их и, несмотря на ранение, попытается последовать
за своими людьми в их погоне, она забыла о девичьей стыдливости. Рут схватила и сжала длинные смуглые пальцы.
Драммонд на мгновение забыл обо всём на свете, кроме неё.


А затем, как она и предполагала, одержав верх и поймав
в его восхищенных глазах появился новый огонек, и стало необходимо бороться за то, чтобы
освободить руку, которой она так без колебаний удерживала его.
Это могло бы оказаться непростым делом, судя по выражению лица
Драммонда, если бы его внезапно не окликнул Паттерсон.

- Можно лейтенанту подняться сюда на минутку? Что-то происходит.
там, внизу, я не могу понять."

Старый Морено, чьи путы не могли удержать его бегающие, блестящие глаза, быстро взглянул вверх. Затем, поймав угрожающий взгляд на загорелом лице ирландского солдата Уолша, он так же внезапно
не обращая внимания на все земные дела, кроме своих физических страданий.
 И теперь рука Рут сохраняла свою хватку, а
Рука Драммонда снова боролась за освобождение. Через мгновение
лейтенант стоял под насестом Паттерсона.

"Что вы видели? На что это было похоже? Как далеко?"

"Шесть или семь миль, сэр. Долина была широкой и открытой, и трое наших товарищей медленно ехали обратно по западной стороне, а Винг скакал галопом, словно хотел их встретить. Когда они были на расстоянии не более мили друг от друга, лошадь Винга упала — она была не больше чёрной
— пятнышко, — а остальные три отклонились от скал с этой стороны и, казалось, разлетелись в разные стороны.
Слова были произнесены тихо, так что их мог услышать только он.
Человеку в таком состоянии, как Драммонд, было нелегко карабкаться, но ему потребовалось совсем немного времени, чтобы подобраться к Паттерсону.

"За всем этим что-то стоит, и ты это знаешь, Паттерсон. Какой
знак апачей вы видели?
— Дым, сэр, с обеих сторон. Но мы с сержантом договорились, что
молодые леди не должны тревожиться, а вы — волноваться. Затем он ускакал
поторопитесь к любому из наших товарищей, которые находятся в поле зрения, и предупредите их, чтобы они держались подальше от скал. Я боюсь, что они попали в засаду или, по крайней мере, что индейцы устроили засаду для него. Его лошадь ранена, а остальные, которых вы видите, уже на равнине. Они обходят лошадь, как будто он лежит за ней, и, похоже, стреляют верхом.

Что должен был делать Драммонд? Оставить своих подопечных здесь без защиты было невозможно.
 Он не мог не отправиться на помощь Вингу или не отправить кого-то на помощь.
 Он должен был принять решение, и быстро.

«Паттерсон, в этом отряде апачей не может быть больше дюжины человек, иначе они бы уже выскочили из своего укрытия. Но они слишком сильны и слишком хорошо расположились, чтобы их мог одолеть этот маленький отряд, особенно если Винг ранен.  Я сейчас не могу стрелять, но я могу скакать верхом и командовать.  Здесь может понадобиться каждый, кто умеет стрелять». Теперь у вас их четверо,
и вы можете дать отпор сорока апачам — Тонто или Чирикауа — в таком положении, как это, так что я оставляю вас за главного. У вас есть всё, чтобы выдержать осаду. Теперь позаботьтесь о том, чтобы дамы были в безопасности
прячься под укрытием, а я поспешу обратно с Уолшем и теми людьми, которых смогу найти.
Затем он спустился вниз, бросил взгляд на Морено и его спящего охранника, проходя мимо, а затем тихо приказал Уолшу:

"Снова оседлай свою лошадь и поезжай к тому камню на другой стороне, там жди меня."

Он прекрасно понимал, что для него было бы невозможно уехать верхом
без ведома Фанни Харви о том, что надвигается нечто серьезное
и что он вообще не мог уехать без их ведома
. Чего он хотел, так это скрыть от них, что существует какая-либо опасность
со стороны апачей.

Как он и ожидал, обе девушки с нетерпением ждали его у входа в пещеру. Его револьверы лежали рядом с грубым
диваном, на котором он так мирно спал.

"Теперь ты готов вернуться в больницу и подчиниться правилам?" — со смехом спросила
мисс Харви. "Давно пора. Что могло заставить тебя забраться на такую высоту?"

«Ну, это же мой первый шанс осмотреться», — был ответ. «Это чертовски надёжное место для убежища. Здесь ты в безопасности, в большей безопасности, чем где-либо между Юмой и Тусоном, теперь, когда
прежние владельцы разбежались. Но ты слышал, что заставило Винга уехать?
 Нет, он не стал ничего объяснять. Он просто умчался, даже не взяв седло. «Мне нужно кое-что уладить», — вот и всё, что он соизволил сказать.
 Ну, только что вошедшие люди сообщили мне, что сейф казначея был украден.
 Чёрт бы побрал эту маленькую зелёную коробочку с долларами! Какой-то хитрый упаковщик из
людей Моралеса вытащил его из фургона и погрузил на _бурро_, и
теперь мы все хотим его вернуть. Конечно, я не смогу уснуть,
пока мы не узнаем. Некоторые из наших людей медленно поднимаются
по долине, и Уинг отправился им навстречу.

Но пока он так непринуждённо болтал со старшей сестрой, Рут стояла и смотрела на него с подозрением.

"Мистер Драммонд, пожалуйста, не уходите," — выпалила она. "Вы не имеете права... сейчас." И Джеймс, лицемер, понял, что попался в ловушку.

"Я должен уйти, Рут," — сказал он, внезапно изменив тон. «Я знаю,
что ты не будешь винить меня или задерживать, когда я скажу тебе, как я вынужден сказать тебе сейчас, что сержант Винг ранен. Его лошадь упала вместе с ним далеко в пустыне. Я вернусь очень скоро».
Затем он внезапно наклонился, поцеловал её в лоб и так же внезапно отвернулся.

Когда через мгновение сёстры посмотрели друг другу в глаза, одно лицо раскраснелось, как заря, а другое побледнело от нового и глубокого беспокойства.


А теперь мы тоже должны последовать за Уингом.  Он был совершенно чужим для полка, когда после долгих лет сражений в Потомакской армии его отправили в ссылку на далёкое побережье Тихого океана и он быстро затерялся в пустынях Аризоны. Тип унтер-офицера, наиболее знакомый рядовым солдатам, а также их начальству, — это старомодный «простой солдат».
Класс «дисциплинированных в первую очередь и разумных во вторую», ярким представителем которого был Фини. Отважные до безрассудства и верные до самой смерти, они имели основания рассчитывать на уважение и признательность. Они были людьми, чьё единственное образование заключалось в том, что они почерпнули в лагерях и во время походов со знаменитыми старыми полками, в которые их зачислили ещё новобранцами. Они были незаменимы в армии и в любом другом месте оказались бы совершенно не на своём месте. «Книжное обучение» и военное дело никогда не шли рука об руку. Ни один человек в прошлом
Драгуны ни на секунду бы в это не поверили. Такие учёные, как он,
попавшие в ряды солдат, как правило, были неисправимыми пьяницами,
у которых не было ни единого шанса на спасение на родине, и их
терпели на службе только в суровые старые времена из-за того, что они
безропотно и без жалоб выполняли долгие часы дополнительной
работы в солдатских или полковых канцеляриях, когда, исчерпав
свои запасы виски и денег, они смиренно возвращались за свои
столы, прося лишь о том, чтобы им дали жить в надежде на новую
попойку. Сотни старых драгун едва могли расписаться
Что касается имён, то многие могли лишь коснуться пера, когда их просили поставить «его (X)
подпись». «Ещё один уволенный клерк» — так обычно говорили, когда молодой калифорниец приходил записываться. И всё же он был воплощением
мужественности, ясности ума и физической силы. Офицеры приняли его с большой неохотой, а солдаты — с явным недоверием.
Однако вскоре он показал себя великолепным наездником, разведчиком, стрелком и, как было сказано в заключительном отзыве,
«универсальным солдатом», несмотря на то, что он был хорошо образован и говорил по-испански как носитель языка. Тем не менее
Среди солдат-ветеранов бытует мнение, что старый стиль был лучшим.
Это было задолго до того, как он получил повышение. Никто, кто не сталкивался с обоими стилями, не может
даже представить себе разницу между армией четвертьвековой
давности и современной армией. Точно так же, как Фини был
решительным представителем старого стиля, так и Уинг был
пионером своего класса в новом. В тот момент,
когда последний пришпорил уставшего Дика и
приказал ему сделать ещё одно усилие, крепкий и красивый сержант
отправился выполнять свой долг, уверенный в том, что к этому времени
каждый человек в его отряде и каждый солдат, который хоть немного его знал, поставил бы свой последний доллар на то, что «Боб» Винг справится с поставленной перед ним задачей так же бесстрашно и разумно, как любой ветеран в полку.

 Отдав приказ направить санитарную машину вверх по ущелью, он сам поскакал собирать всех отставших в пределах досягаемости, чтобы усилить небольшой гарнизон у пещер на случай нападения апачей. Его наметанный глаз не оставил и тени сомнения в характере и назначении сигнальных дымовых шашек. Нельзя было терять ни минуты.
Возможно, уже через час невидимые индейцы подкрадутся, чтобы шпионить и «просочиться» в их убежище. Они смогут безошибочно определить количество и состав его обитателей, и, если их собственные силы будут значительными, а силы гарнизона — слабыми, только Бог сможет помочь этим невинным женщинам.

 Когда в последний раз был замечен сигнал на западе, он медленно поднимался в безоблачное небо с точки на хребте, расположенной примерно в шести милях ниже
Станция Паттерсона в скалах. Трое уставших полицейских, медленно возвращавшихся с погони, поднимались по долине, вероятно,
В четырёх милях отсюда, то есть на некотором расстоянии от предполагаемого местоположения противника.
Уинг хорошо знал, с какой козлиной ловкостью горные индейцы
могли перепрыгивать с камня на камень и при этом оставаться в укрытии.
Каждый, кто прослужил месяц в Аризоне, мог предсказать, что, если индейцы в каком-либо отряде окажутся в пределах дневного перехода от этих трёх отставших солдат, их ждёт засада и смерть, возможно, даже в пределах видимости желанной цели. Что они не видели знака, что они не знали о возможном присутствии
Присутствие апачей в этом районе было очевидным просто потому, что они ехали близко
к подножию холмов, часто пересекая каменистую окраину
_фальды_, и, хотя они были ещё далеко, Уинг так беспокоился
об их безопасности, что яростно скакал вперёд, подавая
сигналы левой рукой, словно говоря: «Держитесь подальше! Держитесь правее! Не подъезжайте так близко к скалам!»

Таким образом, подстёгивая Дика и не думая о собственной безопасности, он стремился лишь спасти своих товарищей от возможной гибели.
Он также верил, что ни один апач не смог бы забраться так высоко
Винг скакал по прямой, как по нитке, от небольшого оазиса в устье каньона к неспешно бредущим на юг верблюдам. Его путь пролегал в сотне ярдов от многих курганов или «суварроу», хотя сама дорога была свободна. Солнце клонилось к закату, и он оказался в тени. Однако вскоре,
когда Дик, тяжело дыша, с трудом поднимался по очень пологому склону, а
сержант вышел на невысокий гребень холма, он увидел примерно в четырёхстах ярдах впереди широкую полосу солнечного света, протянувшуюся от
Он взглянул на сверкающее на востоке море и, покосившись вправо, заметил, что в горном хребте есть углубление — что-то вроде широкой расщелины в горах, возможно, проход в более обширную пустыню с другой стороны. Однако он не придал этому особого значения. Вот, всего в миле или около того, показались его сослуживцы: двое впереди, ещё один отстаёт на некотором расстоянии. Они сонно едут ему навстречу, опасно приближаясь к скалам, за которыми можно укрыться. Сосредоточившись только на них и всё ещё желая привлечь их внимание, он взмахнул своей широкополой шляпой.
Он махнул рукой влево, но без особого результата. Чёрт бы их побрал!
 Они что, крепко спали? Неужели они никогда не прозрят? Бедный Дик теперь мог лишь слабо скакать галопом, настолько он был измотан.
И как раз в тот момент, когда Уинг, смотревший только вперёд, подумал, что с таким же успехом он мог бы перестать пришпоривать коня и дать ему отдохнуть, они выехали из тенистого укрытия на залитый солнцем песок. Затем, когда глаза сержанта на мгновение ослепли от яркого света, справа от него, среди скал, внезапно вспыхнул огонёк.
Сообщить. В то же мгновение он почувствовал острую боль в ноге. У него было
время схватить свой карабин и попытаться уклониться, когда
второй выстрел громким эхом отразился от скал. Он почувствовал, как бедняга Дик вздрогнул и свернул в сторону; он почувствовал, как тот полетел кубарем, и в следующее мгновение он уже тщетно пытался разглядеть лицо вечернего солнца над дрожащим телом своего верного друга, не в силах на мгновение оторвать взгляд от малейших признаков врага, а затем из маленькой дырочки в его поношенных кавалерийских брюках, на полпути между
Он почувствовал боль в бедре и колене и понял, что получил серьёзную, возможно, смертельную рану.


Поэтому в данный момент он мог только искать помощи.  Окинув взглядом пустыню, он увидел, что его товарищи наконец-то проснулись. В соответствии с традицией этого ремесла, как только с
камней был открыт огонь, каждый из них пришпорил коня и
помчался на безопасное расстояние со всей скоростью, на которую были способны их уставшие скакуны. Каждый солдат настороженно вглядывался в тёмную линию подножия холмов в поисках врага и старался на скаку отстегнуть
По моде того времени он перекинул карабин через луку седла.
Теперь, описывая широкие круги по равнине и выставив карабины, они спешили на помощь своему товарищу.  Внезапно один из них натянул поводья, остановил испуганного «бронко», прицелился влево от головы лошади и выстрелил, а затем, дослав патрон в патронник, поскакал дальше. Остальные тоже последовали его примеру и начали стрелять по какому-то объекту,
по-видимому, среди скал перед позицией сержанта. Один из
Один из мужчин спрыгнул с седла и, опустившись на колени на песок, сделал два или три выстрела с большого расстояния.  Желая подлить масла в огонь, Винг надвинул шляпу на глаза, направил ствол на затихшую тушу бедного Дика и стал вглядываться в ущелье в поисках врага, в которого можно было бы прицелиться.  Он слепо искал смуглого апача, крадущегося от камня к камню, но не видел ни единого движущегося существа. Но что это было — этот предмет, который внезапно
вынырнул из-за небольшого выступа и резко повернул налево?
с грохотом провалился в тёмную и мрачную пропасть? Мог ли он
поверить своим глазам? Значит, у чирикауа были лошади и они носили
солдатские шляпы? Склонившись над своим скакуном и пришпорив его
изо всех сил, высокий, даже воинственный всадник на мгновение
появился в поле зрения, а затем с грохотом исчез из виду. До этого
момента Уинг полностью контролировал свои способности. Теперь
его разум помутился. Перед его глазами поднялось густое облако тумана, вырвавшееся из-под склона горы. Боулдерс, стоявший неподалёку, пустился в пляс
Они торжественно переговаривались с соседями, и когда наконец передовой солдат спрыгнул с лошади и подполз к сержанту, а его товарищи поехали дальше, бдительно высматривая других врагов, сержант Винг лежал рядом со своей убитой лошадью: он потерял сознание.

 Вскоре с встревоженным лицом, перевязанными головой и рукой к ним подъехал лейтенант
Драммонд скакал галопом вниз по склону. В это время Уинг покорно сносил грубое перевязывание своей ноги и лежал обмякший и ослабевший, положив голову на крепкое плечо Дика. Но глаза Уинга были закрыты.
Он так и не поднял глаз на своего молодого командира, хотя и слышал его тревожные вопросы.

"Он сильно ранен? Их было много?"
"Прострелена нога, сэр," — ответил крепкий капрал. "Он был без сознания, когда мы добрались до него. Я не знаю, сколько их было, лейтенант; они скрылись, как только мы открыли огонь."

«Они не могли видеть, как мы приближаемся, лейтенант», — с жаром выпалил молодой новобранец.
 «Должно быть, они думали, что сержант один, потому что, когда мы пошли в атаку, они просто рванули со всех ног, не так ли, Майк?»
— нетерпеливо спросил он своего товарища, солдата постарше.

"О, заткнись, Билли! Апачи видят всё, но мы были слишком далеко, чтобы понять, сколько их. Я видел только одного, когда он убегал. Сержант был ближе — он мог бы увидеть."
"Сержант Уинг, это я, лейтенант Драммонд. Посмотрите-ка, если можете. Вы были близко к ним, сколько человек вы видели?

«Сколько индейцев, сэр?» — тихо спросил Уинг.

«Да, сколько?»

Пауза. Затем, наконец,

«Я не видел ни одного, сэр».




X.


Наступил новый день, и к мисс Харви добавился ещё один пациент
Список раненых в пещерах. От первоначального плана отправиться в обратный путь сразу после рассвета пришлось отказаться, как объяснил Драммонд, потому что был человек, который не мог выдержать это путешествие.
 Наверняка не пройдёт много времени, прежде чем отряд спасателей из
Стоунмена, идя по их следу, поспешит на помощь,
привлекая к раненым необходимые хирургические навыки и внимание,
привлекая к девочкам Харви их любящего отца. Единственный вопрос, который
приходил в голову молодому лейтенанту при восходе солнца, был обжигающим и ослепительным
Диск солнца над далёкими горами на востоке — кто первым доберётся до нас, друзья или враги?


Несмотря на усталость и изнеможение, а также на то, что ночь была полна тревог и бдений, Драммонд поднялся по козьей тропе, которая вела к наблюдательному пункту, преисполненный надежды, отваги и желания сражаться. Он и его люди разделили ночь на смены: один бодрствовал и был начеку, не позволяя себе ни на минуту присесть, пока остальные спали.
Тот факт, что он смог вернуться в пещеры, вызвать машину скорой помощи и доехать до места, где лежал раненый Винг, говорит о многом.
Медленно и осторожно несите его обратно в укрытие, к пещерам.
То, что они добрались до пещер без дальнейших происшествий до наступления темноты, убедило молодого командира в том, что он может рассчитывать на относительную безопасность ночью.  Если только апачи не знают, что их жертва слаба и почти беззащитна, они не нападают в темноте.
Поэтому с наступлением рассвета у него под рукой был отряд из семи солдат, большинство из которых были опытными бойцами в горах. Теперь он больше всего беспокоился за Винга, у которого была тяжёлая рана от пули
рана была сквозной, пуля задела кость, и, несмотря на то, что Фанни Харви рано утром то и дело бесшумно прокрадывалась в комнату, чтобы охладить его разгорячённую голову, он казался странно подавленным, неестественно рассеянным и блуждающим взглядом, то угнетённым, то возбуждённым, что совершенно сбивало Драммонда с толку, поскольку ни одно объяснение не казалось правдоподобным. Два или три раза за ночь его слышали стонущим.
Но как только Драммонд или, как однажды случилось, мисс Харви подходили к нему, он заявлял, что всё в порядке.
ничего. «Должно быть, я задремал и мне показалось, что боль сильнее, чем на самом деле».
Бодрствуя и находясь в сознании, такой стойкий солдат, как он,
был бы последним, кто поддался бы детской истерике из-за боли, но дважды
 Драммонд видел, что он не спит, несмотря на его слова о том, что он задремал, и ему совсем не нравилось, что Уинг прячет лицо в руках,
скрывая его от всех. Что могло произойти, чтобы этот жизнерадостный, весёлый, энергичный солдат вдруг превратился в хнычущего, стонущего, женоподобного парня? Уж точно не рана, которой, какой бы болезненной она ни была, мог бы гордиться любой солдат.

Где-то около четырех часов, когда снова заступил на вахту Паттерсон
Драммонд выбрался из-под одеяла после освежающего сна, длившегося
почти два часа, и он со своим верным часовым стоял только
у входа в пещеру они отчетливо услышали тот же самый стон
страдания.

"Мы ничего не можем сделать, чтобы облегчить участь сержанта, сэр?" прошептал
Паттерсон. «Это уже второй раз, когда я слышу, как он стонет, и это так на него не похоже».
«У нас нет опиатов, и я сомневаюсь, что он принял бы их, даже если бы они у нас были. Он
утверждает, что сильной боли нет».

"Ну, во-первых, сэр, я подумал, что он спит, но он был в полном сознании.
а мисс Харви вошла через минуту после того, как я подошел к нему. Может
те черти яд, пуля, как они делают свои стрелы, и может что
заставить его идти так сразу в жар?"

"Я не думаю, что так; но почему вы сказали, что мечтаете?"

"Ведь когда-то это была "мать" он позвонил, и снова-только теперь ... я
казалось, он говорил матери".

Лейтенант повернулся, глядя прямо в его солдатской выправкой подчиненных.

"Черт Возьми! Паттерсон, я тоже ".

По каньону прокатилось небольшое волнение. Морено расхаживал взад-вперед.
Он забеспокоился и начал бормотать что-то невразумительное, пытаясь разорвать свои путы.

"Этот парень очень просил, чтобы его перевели в ту волчью нору, где живут мексиканские женщины, лейтенант, вместе с этими двумя бандитами, о которых нужно позаботиться. Мы бы отлично провели время, сэр, если бы эти трое могли двигаться. Парни бы быстро с ними расправились, учитывая их состояние. Я зашел и взглянул на этих двоих
парни. Одному из них, конечно, конец, но им обоим крышка.
Им обоим. Ни одному из них нечего сказать.

"Нет, - ответил Драммонд, - они отказались назвать свои имена
— Послушайте, — сказал он, — не имеет никакого значения, какое имя мы напишем на их могилах.
Через некоторое время придут нужные люди и отдадут им должное.  Как вели себя женщины Морено?
 — Девушка, должно быть, спала, сэр. Старуха качалась в
взад и вперед, напевая про себя, пока одно из двух ... прямую, я
надо позвонить ему ... послал проклятие на нее по-испански и сказал ей, чтобы высушить
или он убьет ее. Все это блеф, потому что он не может сдвинуть ни колышка.

- Все равно внимательно следите за ними, Паттерсон. Тише!

Снова из глубокого укрытия скалистой пещеры донесся низкий стон
от боли...

"Мама! мама! если бы ты знала..."
"Послушай, Паттерсон, я не могу этого вынести. Я пойду к нему." И,
взяв тусклый фонарь, который он взял в повозке Харви,
Драммонд на цыпочках прокрался внутрь и снова опустился на колени рядом со своим раненым товарищем.

"Уинг! сержант!" Подними голову, парень. Поговори со мной. Ты, должно быть, страдаешь, душой или телом. Позволь мне как-нибудь тебе помочь.
 Мгновение — и никакой реакции. Лицо Уинга было скрыто. Затем он
взглянул вверх.

"Лейтенант, мне стыдно, что я доставляю вам столько хлопот. Пожалуйста, уходите"
и снова ложитесь, сэр; вы пострадали больше, чем я, — только, я полагаю, я начинаю дремать, а потом переворачиваюсь на этот бок.
— Нет, дело не в этом, сержант. Что-то не так, и это началось со вчерашнего утра. Где ваша мать?
Уинг снова отвернулся и закрыл лицо руками.

«Послушайте, сержант, мы надеемся, что к вечеру вы будете в порядке. Доктор  Грей наверняка доберётся до нас к тому времени, и, хотя нам, возможно, придётся держать здесь полевой госпиталь день или два, моей первой обязанностью будет написать вашей матери, как храбро вы нам служили, и она
Ей скажут, что вы ранены, но не настолько, чтобы это её встревожило.
Появилась сдерживающая рука.

"Лейтенант, она вообще не должна знать."

"Ну, она и не узнает, насколько я понимаю, ведь я не знаю её адреса. Но подумайте-ка: вы знаете, и я знаю... Погодите, не говорите!"
Драммонд поднялся и на цыпочках подошёл к расщелине в скале, из которой
пробивался тусклый свет. Это был вход в отдалённую внутреннюю пещеру, где спали девочки Харви. Убедившись, что его слова не
достигнут их ушей, Драммонд вернулся и снова опустился на колени у
Со стороны сержанта. «Только подумай, дружище: сразу после рассвета на нас могут напасть
апачи, и, кто знает? это может быть мой последний бой. От
конечно, я считаю, что наши ребята могут стоять в них спасение
приходит, но пуля может найти меня в любой момент, и тогда кто там
сообщу о твоем поведении и добиться признания из-за вас, или, если
врач должен быть слишком поздно и лихорадка, и эта рана доказать
слишком много на свои силы, нет ничего, что нужно было сказать, чтобы
ее для тебя?"

И снова лишь тягостное молчание. Наконец Винг заговорил.

«Я понимаю. Я ценю всё, что вы говорите. Но мне нужно всё обдумать, лейтенант. Дайте мне час или около того. Не просите меня ответить вам сейчас».
 «Так и будет, приятель. А теперь отдохни, насколько это возможно. Уже почти день. Скалы позади нас начинают светиться». Да, и еще
часовой зовет меня сейчас. Я скоро вернусь. В чем дело,
Паттерсон? - прошептал он, направляясь ко входу в пещеру.

"Я только что спустился вон с того дерева, сэр. Теперь вы можете видеть довольно много
далеко внизу, хотя свет тусклый, и то, что я принимаю за
Сигнальный огонь вспыхнул не в трёх милях под нами, а точно с той стороны, где был подстрелен Винг.
"Так скоро? Хорошо, тогда возвращайся на пост как можно быстрее. Я разбужу того, кто спал дольше всех. Все должны быть на ногах через полчаса, но ты оставайся там на страже."

И вот полчаса спустя молодой офицер с подзорной трубой в руке стоит рядом с Паттерсоном и смотрит на восток, почти в самое солнце, с невыразимым беспокойством выискивая хоть какой-нибудь признак поднимающегося вдоль тропы, по которой они пришли, облака пыли.
Он увидел вдалеке хребет, который теперь сиял в утреннем свете, и его сердце впервые по-настоящему сжалось от страха.  В трёх местах, на расстоянии не более четырёх-пяти миль друг от друга, вдоль освещённой солнцем стороны этой дикой и живописной горной цепи, поднимались в небо сигнальные дымы. Ближайшее из этих мест находилось всего в паре миль от этого одинокого пикета, но все они располагались на одной стороне долины.

  Вчера вечером ответ пришёл из бескрайней пустыни. Поэтому они пришли и спешат подняться по цепочке, чтобы присоединиться к жаждущим
продвигайтесь сюда, так близко к их укрытию. Без сомнения, бдительные
шпионы уже прячутся среди тех высот на западе, стремясь подобраться
достаточно близко, чтобы заглянуть в скалистую крепость и оценить
численность гарнизона. Они прекрасно знают, что она не может
быть большой, ведь разве их зоркие глаза не насчитали почти двадцать
человек, преследующих этих ненавистных разбойников далеко внизу,
у перевала Сонора, и сколько из них вернулось? — всего трое. Разве они не видели суматоху и волнение, когда этого сержанта подстрелили из засады? Значит, сейчас самое время
Нападайте, пока основные силы далеко. Какая бы добыча ни ждала вас в этом скалистом каньоне, она стоит того, чтобы попытаться. И
вот с севера на юг через сосны поднимаются клубы сине-белого дыма, и всё это означает скорость! скорость!

 В семь часов утра маленький отряд уже выпил кофе и плотно позавтракал. Здесь, в этом доселе неизвестном логове разбойников, недостатка в провизии нет. Драммонд, хладнокровный и уверенный в себе, собрал своих людей там, где никто не мог их видеть или слышать, и распределил их по постам
Он объяснил им, что они должны делать в случае тревоги, и дал им указания. Сейчас на посту стоит Уолш, и он так пристально вглядывается в южную сторону, что какой-то его товарищ не выдерживает и тихо спрашивает:

"Видишь что-нибудь?"
На что ирландец, не вынимая подзорную трубу из-под полей шляпы, лишь качает головой.

"Ещё покурить есть?""

"Сорра, я вообще ничего не видел."

"Ну и на что же ты, чёрт возьми, пялишься?"

"Как я могу тебе сказать, пока не узнаю?" — таков ответ ирландца, и это
этого достаточно, чтобы отправить капрала набирать высоту. Драммонд в данный момент
снова стоит на коленях рядом с Вингом, который только что очнулся от беспокойного сна,
Мисс Харви первой слышит, как он шевелится и вздыхает. Рут и ее сестра
кажется, тоже собираются уйти, но Уинг, чей голос теперь слабый
, умоляет их остаться.

"Уже видели что-нибудь - там, на тропе - группу Стоунмена
"? спрашивает он.

«Нет, сержант, — отвечает Драммонд, — но помните, что мы можем видеть только около шести миль тропы, а дальше она теряется в том извилистом ущелье, по которому мы скакали во время погони.  Уолш там, наверху, на страже,
и я спрошу, видит ли он что-нибудь сейчас»; и, подозвав одного из
мужчин, Драммонд велит ему спросить. Все с нетерпением ждут ответа.

Наконец он приходит:

"На обратном пути пыли нет, сэр, но что-то похожее на неё далеко на юге. Мы думаем, что это могут быть наши ребята, возвращающиеся с задания, но
сигнал слишком слабый и до них ещё далеко."

Капрал выступает в роли рассказчика, и его звучный голос резко контрастирует с невнятной речью его непосредственного начальника, раненого сержанта.

"Тогда я должен кое-что вам сообщить, лейтенант, кое-что
Мисс Харви уже что-то подозревает, ведь она была знакома с моей дорогой матерью. Если боль не утихнет и поднимется температура, я, возможно, не смогу рассказать об этом позже. Некоторые из мужчин думали, что я записался в армию под вымышленным именем, лейтенант, но они ошибались. Винг — моё настоящее имя. Мой отец был старшим офицером на старом клипере «Летучее облако» в те времена, когда американские клиперы покоряли мир. Однако его охватила золотая лихорадка, и он бросил мореплавание, чтобы заняться добычей полезных ископаемых в первые годы существования Сан-Франциско.
Там он и умер, когда мне было десять лет.
Он оставил матери всего несколько тысяч долларов, чтобы она могла позаботиться о себе и обо мне.  «Тебе будет помогать твой брат» — вот что он сказал в последний день своей жизни, и даже тогда я заметил, что мать это не особо утешило.  Прошло всего несколько месяцев после смерти отца, и дядя Фред из случайного гостя превратился в постоянного члена нашей семьи. Он поселился у нас, хотя редко бывал дома днём или ночью. Он был на несколько лет младше матери.
Кажется, он был самым младшим в семье, «малышом», и
Его баловали и лелеяли с самого раннего детства. Вскоре я понял, зачем он приходил.
 Мать часто плакала, а дядя Фред постоянно просил или требовал денег.
Мальчишки в школе дразнили меня из-за дяди-игрока, хотя
я не сомневаюсь, что их отцы играли так же много, как и он. Это было как раз перед началом великой войны, которая разразилась в 1861 году и которую мы, мальчишки с Тихоокеанского побережья, понимали лишь смутно. Иногда
Дядя Фред пришёл домой пьяным, и я слышал, как он угрожал бедной маме.
Ситуация становилась всё хуже и хуже, и однажды ночью, когда я был
Когда мне было всего тринадцать, я проснулся от её крика. В одно мгновение я
бросился в её комнату, на бегу хватая старый отцовский
боуи-нож, который всегда висел у меня на двери. В тусклом свете я
увидел, что она лежит у кровати, а мужчина склонился над ней и душит её.
Изо всех сил я ударил его, как только он повернулся. Я хотел убить его, но поворот спас ему жизнь. Он вскочил на ноги, выругавшись и вскрикнув, и бросился к умывальнику. Я рассек дяде Фреду щеку от уха до подбородка.


 "Прошло много времени, прежде чем мама смогла остановить кровотечение.
Это, конечно, привело его в чувство и заставило жалобно  В течение нескольких дней после этого она ухаживала за ним, но запрещала мне входить в комнату.
  К нему приходили мужчины — они настаивали на встрече с ним, — и она отправляла меня в банк за золотом, чтобы я выплатил их требования и отпустил их.  Наконец он смог выйти с этой ужасной раной на худом белом лице.
  Однажды он встретил меня и проклял, но я не возражал, ведь я действовал только ради того, чтобы спасти мать. Как я мог предположить, что нападавшим был её родной брат?
Наконец, рыдая и всхлипывая, она рассказала мне эту историю: как он был любимчиком их матери, каким необузданным и безрассудным он был
В юности я узнала, что последняя мысль её матери была о нём и что она, моя собственная мать, стоя на коленях, пообещала заботиться о бедном Фредди и оберегать его от всех бед. Она повторила это обещание мне, попросив помочь ей сдержать его и по возможности скрыть проступки её брата.  Несколько месяцев всё шло немного лучше.
К концу войны дядя Фред получил офицерское звание в калифорнийском полку, и его отправили в Аризону. Затем последовали новые слёзы и неприятности.
Тогда я не мог всего этого понять, но теперь понимаю. Дядя Фред
Он снова играл в азартные игры и занимал у неё деньги, чтобы покрыть свои проигрыши.
Старый дом был продан с молотка, и мы переехали в Сан-Диего, где
отец когда-то вложил деньги и оставил небольшое имущество. А потом
пришло известие о том, что дядю Фреда уволили из-за пьянства,
азартных игр и нецелевого использования средств. Мисс Харви
всё это знает, лейтенант, потому что мать рассказала ей, и у неё
были на то причины. А потом была подлог, и мы оказались в затруднительном положении. Мы слышали, что после этого он уехал с обозом в Техас. Я устроился на ранчо,
а потом мама снова вышла замуж, за человека, который давно дружил с нами и мог обеспечить ей безбедную жизнь. Теперь она миссис Малком
 Блэнд из Сан-Франциско, и мистер Блэнд предложил взять меня в свой магазин, но я любил свежий воздух и независимость. Мистер Блэнд и мистер
У Харви были деловые связи, и когда в следующий раз пришло известие от дяди Фреда, он сказал, что «умирает от голода».
Он писал матери из Юмы. Мать велела мне немедленно ехать к нему, и я так и сделал. Он был сильно не в форме, но пока не испытывал крайней нужды. Просто
затем мистер Харви предложил ему хорошую зарплату за управление его товарным поездом. Мы все знали, как это произошло, и
я чувствовал, что это лишь вопрос времени, когда он ограбит своего нового работодателя. Так и случилось; его уволили, но мистер Блэнд выплатил ему сумму,
которую он должен был получить, и дело замяли. Затем он некоторое время работал на дилижансе, а потом исчез. Мама снова и снова писала мне, чтобы я нашёл его или выяснил, что с ним стало.
Я пообещал, что сделаю всё возможное.  Скажи ей, что я сдержал слово.  Скажи ей, что я нашёл его.  Но скажи
Ради всего святого, скажи ей, чтобы она больше не думала о нём. Скажи ей, чтобы она не пыталась его найти или спросить, кто он такой и где он находится, кроме того, что он уехал в Сонору.
 — Лейтенант, — сказал Паттерсон, внезапно появившись в проёме, — не могли бы вы подойти на минутку?
 Драммонд вскакивает.

— Одну минутку, мистер Драммонд, — слабо шепчет Уинг. — Я должен сказать вам пару слов — наедине.
 — Я вернусь через минуту, сержант.  Дайте мне посмотреть, что нужно Паттерсону.
 Мисс Харви и Рут встали; первая очень бледна и явно дрожит от сильных переживаний.  Она снова склоняется над ним.

«Выпейте это, мистер Уинг, а теперь говорите только по делу».
Затем она снова накладывает охлаждающую повязку ему на лоб, и кажется, что её руки задерживаются на его лице — по крайней мере, её взгляд задерживается, — когда она снова поднимается на ноги.

Тем временем лейтенант выходит в каньон.

«Что такое, Паттерсон? Быстро!»

«Это были наши ребята, сэр, отряд из четырёх человек, но они внезапно развернулись и ускакали прочь. Мне кажется, на них напали.»

«Как далеко они были? Сколько миль по пустыне?»

«О, по меньшей мере шесть или восемь миль, сэр, дальше того места, где вы встретили
они были там вчера.

- Как насчет нашего следа? Там кого-нибудь видно?

- Никого, сэр, ни единой вещи, даже намека на пыль.

- Очень хорошо. Будьте начеку. Приятно знать, что все апачи
пока еще не рядом с нами. Ни пуля, ни стрела не смогут добраться сюда, так что
пока мы охраняем скалы наверху. Я выйду через минуту.

Затем он снова опускается на колени рядом с Вингом.

"Лейтенант, вы когда-нибудь видели девушку, которая вела бы себя более храбро?
Вы знаете, что ей пришлось пережить?--Мисс Харви, я имею в виду?"

"Оба ведут себя, как героини, крыло, и я думаю, что я начинаю
видеть сквозь этот участок в прошлом".

«Только не говори маме, — обещай мне, сэр, — но когда Харви уволил его — я имею в виду моего дядю, — он поклялся, что отомстит старику, и это был он...»
 «Двуличный негодяй! Теперь я понимаю, Винг, тебе не нужно мне рассказывать. Он уже несколько месяцев работает на банду Моралеса». Он записался добровольцем, чтобы следить за передвижениями офицеров и разведывательных групп. Он записался под именем своего благодетеля. По всей вероятности, он и это имя подделал, а затем, дезертировав, попытался увезти этих драгоценных девушек и едва не попался.
 Клянусь Вечным, для него настанет день расплаты, если отряд «С» снова с ним свяжется!  Неудивительно, что ты не мог уснуть, бедняга, думая об этой матери.  Это кульминация его подлости.  Где — когда ты видел его в последний раз — с тех пор, как он записался в армию?  Он закрывает его руками.

"Уинг, ответь мне!" — восклицает Драммонд, внезапно вскакивая на ноги.
"Клянусь небом, я требую ответа!" Затем он снова опускается на колени, хватает ближайшую руку и пытается её отдёрнуть. "Не утруждайся,
теперь ты не сможешь это скрыть. Я вижу все, абсолютно все. Мисс Харви, - кричит он,
глядя в лицо дрожащей девушки, которая поспешила войти, услышав
волнение в его голосе, - Мисс Харви, подумайте об этом;
"его застрелил не апач, это был еще худший дикарь - его собственный дядя".

«Пообещайте мне, что мама не узнает», — умоляет бедняга Уинг, пытаясь приподняться на локте и удержать лейтенанта, который снова пытается встать.  «Пообещайте мне, мисс Фанни. Вы же знаете, как она его любила, как она вас умоляла».
 «Я обещаю тебе это, Уинг», — говорит Драммонд сквозь стиснутые зубы.
— Зубы, — сказал он, — если мы когда-нибудь снова его увидим, времени на молитвы не будет. Пощады не будет.
— Вы не можете позволить своим людям хладнокровно убить его, лейтенант. Я бы не смог в него выстрелить.
— Нет, но, клянусь Богом небесным, я бы смог!

И теперь, когда Винг, измученный, опускается обратно на диван, его голова оказывается прижатой
к руке Фанни Харви, а затем - у нее на коленях.

- Тише! - шепчет она, склоняясь над ним, как мать над
спящим ребенком. - Тише! ты не должен больше ничего говорить. Я знаю, что ее сердце привязано к тебе.
и теперь я должна сыграть тебе роль матери.

И пока Драммонд, дрожа от гнева и волнения, стоит, словно заворожённый, к нему подходит лёгкая поступь, на перевязанную руку ложится маленькая ручка, и на него смотрит милое личико Рут Харви, по щекам которой текут две большие слезы.

"Вы тоже заболеете, мистер Драммонд. О, почему вы не можете пойти прилечь и отдохнуть?" Что мы будем делать, если вы обе заболеете?
Она младше своей отважной сестры более чем на два года. Несмотря на то, что Рут выросла, она всё ещё ребёнок, и сейчас, в порыве эмоций, она
Тревога, изнеможение от долгого напряжения — и она начинает плакать. Она пытается
скрыть это, пытается справиться со слабостью и, не преуспев ни в том, ни в другом, пытается отвернуться. Всё напрасно. Рука на перевязи в такой момент мало
чем может помочь. Быстро обернувшись, Драммонд приводит в действие другую руку. Не успела плачущая служанка опомниться, как сильная рука в тёмно-синем рукаве обвила её талию.
Она и не заметила, как оказалась прижатой к его груди, потому что теперь её лицо было закрыто обеими руками, а эти руки были в
Фланель его охотничьей рубашки — как раз на уровне сердца? Неудивительно, что капрал Костиган, вбежавший в пещеру,
застыл на месте при виде этой живописной _partie carr;e_. В любой другой
момент у него хватило бы ума развернуться и на цыпочках уйти,
но сейчас не до сантиментов. «Живые картины» по-своему прекрасны, даже в пещере, тускло освещённой ураганом, но на занавесе изображены более суровые сцены.
Голос Драммонда шепчет успокаивающие, да, ласковые слова, пока он рыдает
пленник. Заросшие бородой губы Драммонда, не прикрытые, на самом деле запечатлевают
поцелуй на этом детском челе, когда Костиган, предварительно откашлявшись
, что звучит как обвал и заставляет скалу
стены снова звенят, пробуждая Рут от ее блаженного горя и принося
Драммонд прыгает ко входу в пещеру.

"Лейтенант, что-то движется по нашему следу".

«Слава богу!» — вздыхает Уинг, поднимая глаза на свою прекрасную кормилицу. «Слава богу! Ради тебя!»
 «Слава богу, Рут!» — восклицает Фанни, протягивая руку сестре.
другая по непонятной причине задержалась. «Слава богу! это отец, отряд Стоунмена и доктор Грей».
 И Рут, упав на колени рядом с сестрой, зарывается головой ей в плечо и снова рыдает от радости.

 А потом вдруг вздрагивает. В одно мгновение по каньону разносится, эхом разносясь по
ущелью, резкий, злобный треск ружейных выстрелов, на который
из пещеры, где лежат женщины Морено, доносятся крики ужаса, а
из других мест — выстрелы.  Три лица бледнеют от внезапного
страха, хотя Винг тут же поднимает голову и говорит:

«Они не смогут причинить тебе вред, а наши люди будут здесь в мгновение ока».
 В ущелье люди вскакивают на ноги и хватаются за оружие; лошади фыркают и бьют копытами; мулы в ужасе ржут. Два мула из упряжки санитарной машины, вырвавшись из
уздечек, несутся вниз по скале, издавая оглушительный грохот,
чуть не раздавив Морено, который, связанный и беспомощный,
то молится, то проклинает судьбу, выползает из своего укрытия и
ложится прямо на пути у всех и каждого. Но над всем этим
шумом раздается звон карабина, свистит и плюется свинцом,
который отскакивает от скал.
Голос Драммонда звучит чётко и властно, спокойно и уверенно.

 «Всем занять свои посты.  Помните свои приказы».

Глядя в каньон расширенными глазами, Рут видит, как он ловко взбирается по противоположному склону к тому месту, где за скалой стоит на коленях Уолш.
Уолш с широкой ирландской ухмылкой на лице, из дула его карабина
выходит дым, и он указывает левой рукой куда-то вдаль вдоль скал.  Она видит, как её мальчик-солдат, пригнувшись, подходит к Уолшу, видит, как он
Она с тревогой оглядывает скалы, затем подаёт знак кому-то на их стороне, указывая то в одну, то в другую сторону вдоль поросшего лесом склона, который находится за пределами её видимости.
Теперь она видит, как он с яростным блеском в глазах внезапно хватает Уолша за рукав и кивает в сторону какого-то невидимого объекта на юге.
Он видит, как Уолш прикладом карабина бьёт себя по плечу и, быстро прицелившись, посылает пулю в ту сторону; видит, как Драммонд берёт подзорную трубу и, положив её на восточный выступ, долго и пристально смотрит в ту сторону; видит, как он вздрагивает, убирает трубу и протирает линзы
Он вытирает лицо шёлковым платком, затем снова всматривается в даль. Она видит, как он роняет платок почти трагическим жестом, но не слышит стона, который срывается с его губ.

"Боже мой! это тоже апачи."




XI.


 Десять часов жаркого аризонского утра. Жаркое солнце освещает изрезанную линию хребта, где изредка встречаются группы сосен и кедров, низкорослые дубы и можжевельник.
Кажется, что это единственные растения, достаточно выносливые, чтобы
выдержать чередование сильной дневной жары и умеренного ночного холода, а также найти достаточно пищи, чтобы
Как выжить на такой бесплодной земле? На восток, простираясь
до противоположного хребта, лежит песчаная пустыня, усеянная с широкими интервалами
маленькими черными пучками "кустарникового мескита" и благословенного
только с одним спасительным участком листвы, рощицей ив и
тополей здесь, в устье ущелья с каменными ребрами, где немного
ручей, поднимающийся бог знает как и где среди высот на западе,
пенится и низвергается вниз по извилинам ущелья
только для того, чтобы зарыться в раскаленные пески за пределами тени. Такой узкий
Каньон извилист, а его склоны настолько круты, что это убедительно доказывает: он образовался не в результате медленного процесса, а в результате внезапного спазма природы. И здесь, в его глубине,
прямо за одним из самых крутых поворотов, в сплошной скале
прорезано полдюжины глубоких боковых расщелин и пещер, куда
никогда не проникают солнечные лучи, где воздух достаточно прохладный и неподвижный,
где в это знойное майское утро, вдали от дома и родственников,
две молодые девушки укрываются от солнца под естественными крышами и стенами
под палящим солнцем и в окружении небольшой группы решительных мужчин, противостоящих ярости апачей.


В самой просторной из пещер Фанни и Рут Харви с ужасом и тревогой прислушиваются к звукам жестокой битвы, эхом разносящимся от скалы к скале вдоль хребта.
Каждые пару минут старшая из них оборачивается, чтобы смочить ткань, которую она прижимает к пылающей голове раненого солдата. К этому времени сержант Винг уже в лихорадке, он вне себя от горя при мысли о своей беспомощности и о том, как малочисленны защитники.
 Солдату тяжело это признавать, но он лжёт
В госпиталь, когда каждый мужчина нужен на фронте. В девять часов утра этого дня
индейский боец-ветеран, притаившийся в своём укрытии над пещерами и опытным взглядом окидывающий хмурый горизонт, заявил, что в пределах досягаемости винтовочного выстрела нет ни одного апача.
Однако он ничуть не удивился, когда через несколько минут, когда он высунул голову над скалистым парапетом, над его ухом просвистела дюжина пуль, а скалы буквально затрещали от внезапных вспышек винтовок, до этого момента скрытых на каждом шагу.
со стороны. Индейцы, которые могут подкрасться к обозу или лагерю эмигрантов посреди открытой и незащищённой равнины, без труда окружают незамеченный бивак в горах.
 Неопытных офицеров или солдат убили бы задолго до начала общей атаки, но сами апачи первыми узнают, что им предстоит иметь дело с опытными солдатами, потому что до этого момента только один из них вообще себя проявил. В пять минут десятого лейтенант Драммонд, торжествующе оглядевшись по сторонам, произнёс:
Небольшой отряд бойцов возблагодарил Паскуаля Моралеса и его банду за то, что они так тщательно укрепили своё логово от внезапного нападения. Трое на южном, двое на северном краю ущелья и за непроходимым укрытием, ещё двое в резерве в каньоне. Его жалкий гарнизон занял позиции и с таким воодушевлением и быстротой ответил на атаку апачей, что теперь стрелять приходится лишь изредка, за исключением случаев, когда нужно выманить врага и определить его местоположение.
дуло карабина. Нападающие тоже не стреляют, но это, как
хорошо известно людям Драммонда, означает лишь «жди других гадостей».
В восточной части пустыни, всё ещё далеко на другой стороне,
небольшой отряд апачей спешит присоединиться к битве. Двое едут верхом.
Где они взяли лошадей? Остальные — их было больше полудюжины — шли за ними
своей неутомимой трусцой. Именно эта группа, которую поначалу было плохо видно, вызвала такой всплеск радости среди защитников и тех, кого они защищали. Именно эту группу он внимательно изучал
Бинокль вызвал у лейтенанта Драммонда стон отчаяния.
Всем сердцем он надеялся, что по этой тропе скоро придёт подкрепление, — рассчитывал, что оно доберётся до него за день.
Он был уверен, что это не может быть ничем иным, когда капрал доложил, что что-то видно, и поэтому, когда он обнаружил, что приближающийся отряд состоит из апачей, никакими словами нельзя описать степень его разочарования и отчаяния. Не ради себя и своих людей; они были бывалыми солдатами и занимали
выгодную позицию для обороны. Все его мысли были о тех, в чьих
за него он уже так доблестно сражался и за бедного Винга, чьи
слабые стенания время от времени достигают его слуха.

В десять часов он может отчетливо разглядеть в своих очках
количество и характер приближающейся группы. Девять апачей, все
воины, но один из них, по-видимому, ранен или выведен из строя, потому что им
приходится поддерживать его на лошади, и именно это мешает им
продвигаться вперед и замедляет его. Они направляются к оазису в устье каньона. Там они оставят своих лошадей и раненых, а затем поползут вверх по извилистому ущелью или пригнутся
среди bowlders с Востока, чтобы присоединиться к атаке на ненавидели
бледным лицом. Драммонд можете в этом не сомневаюсь. Новые распоряжения,
надо.

"Оставайтесь на месте!" - кричит он своим людям. "Вы принимаете командование здесь, наверху,
Костиган; я хочу выставить человека или двух ниже, у поворота". И он спускается вниз
, скользя и карабкаясь, пока не достигает края ручья.
Морено, сидящий на корточках у скалы, умоляюще смотрит на него.

"Сеньор лейтенант, умоляю, отпустите меня и позвольте мне помочь. Апачи — наши общие враги," — умоляет он.

Драммонду в голову приходит идея. Можно использовать карабин Винга. Он может
Морено спустится по ущелью на втором повороте, чтобы командовать этим приближением, и
поставьте малыша Макгаффи, новобранца, на следующем повороте командовать Морено
и всадите в него пулю, если он уклонится или свернет.

"Я заявляю, я верю, что сделаю это, старый негодяй", - говорит он. "Вот,
Макгаффи, развяжи этого парня. Мне нужно минутку осмотреться".

Он на мгновение вглядывается в глубину расщелины, где женщины Морено молятся и качаются взад-вперёд. Один из раненых бандитов уже не молит о пощаде. Другой, тяжело раненный, но не теряющий мужества, умоляет дать ему шанс побороться за свою жизнь.

«Ты сейчас слишком сильно ранен. Мы не смогли бы поднять тебя туда», — таков был ответ.

 «Что ж, тогда свяжи меня с Морено, куда бы ты его ни отправил. Конечно, если ты можешь доверять индейцу, то можешь доверять и белому человеку. Возможно, я годен только для того, чтобы меня повесили, но будь я проклят, если захочу лежать здесь, когда идёт индейская война».

И вот его тоже освобождают и поднимают на ноги. Опираясь на
плечо Макгаффи и поддерживаемый его рукой, бледный незнакомец,
впереди которого ковыляет Морено, тихо ругающийся на ходу,
проходит сотню ярдов по каньону, где тот делает поворот.
второй поворот. Здесь они могут видеть ещё почти сто пятьдесят человек впереди
них, и здесь несколько камней, лежащих на земле, поспешно сдвигают или перекатывают,
чтобы образовать стрелковую ячейку, и эти добровольцы-союзники занимают свои позиции.

"Мы прикрываем подходы сверху, чтобы они не могли подкрасться и обрушить на вас камни. Всё, что вам нужно сделать, — это прикончить каждого апача, который высунет нос из-за того поворота внизу," — говорит Драммонд. «Макгаффи,
ты занимаешь позицию позади.  Следи за нависающими скалами и
оказывай поддержку, как только сможешь». И «Малыш Мак», как его называют сослуживцы, получает
Он занимает свою позицию и получает дальнейшие указания, которые
принесли бы Морено мало утешения, если бы он их слышал. Затем лейтенант
возвращается к лежащему Вингу. Мисс Харви с тревогой склоняется над ним, и её прекрасные глаза наполняются слезами при виде
храброго, но измождённого молодого лица Драммонда. Рут сидит на корточках рядом с сестрой, но быстро встаёт, когда входит Драммонд. Её страхи
утихают, а надежды крепнут.

«Есть новости? Что-нибудь видно — из нашего?» — нетерпеливо спрашивает мисс Харви.

"Пока нет, но они должны появиться с минуты на минуту. Кто-то
У апачей, которых я видел приближающимися с востока, был с собой раненый.
 Это вселяет в меня надежду, что наши ребята встретились с ними и вступили в бой, а теперь идут по их следу. Как Винг?
 Она может только покачать головой.

 "Кажется, он то и дело бредит; возможно, это из-за сильного душевного волнения и страданий. Сейчас он дремлет."
"Галантный парень!" Что бы мы делали без него? Мне только жаль, что мы
было больше похоже на него. Думают, как это все мой отряд стал рассеян.
Если бы мы их сейчас, здесь, я смог вытолкнуть и согнать индейцев с
скалы, и они никак не смогут досадить вам своим грохотом. Конечно, здесь вы в безопасности от их снарядов.
"Да, _мы_ в безопасности, но вы и ваши солдаты, мистер Драммонд! Каждый выстрел
заставлял меня бояться, что в вас попали," — плачет бедная малышка Рут, её глаза наполняются слезами, а губы дрожат. Затем, как раз в тот момент, когда Драммонд протягивает руку,
а может, и всю руку целиком, она указывает на скалу, где Уолш
явно чем-то обеспокоен. Он бросил ружьё, поднял подзорную трубу
и смотрит на юг, вниз по склону.

«Возможно, он видит, что на этот раз кто-то из наших товарищей придёт за ним.  Четверо из них уже пытались это сделать, но, вероятно, на них напали в нескольких милях отсюда, и они вернулись к основным силам». Они появятся очень скоро
и разве не будет великолепно, если они вернут сейф и
все остальное?" Он говорит это, чтобы поддержать их дух, затем, еще раз
устало, но полный мужества и целеустремленности, он поднимается по неровной тропинке и
крадется к Уолшу.

"Вы видите кого-нибудь из наших людей?" он шепчет.

"Чертовски устал, сэр! Это скорее из-за этих адских апачей.

Драммонд берет стакан и исследования далекого группа с
особой тщательностью. Апачи, вне всякого сомнения, один десяток, и пройдя этот путь,
и эти, тоже пару лошадей. Могли ли они одолеть его людей
, устроить засаду и убить их, а затем забрать их лошадей? Неужели
Все племя чирикауа, усиленное роем из Сьерра-Бланки,
сейчас концентрируется на нем? Тишина вокруг него зловещая. Ни один
Индеец уже полчаса ходит вдоль хребта, и теперь эти ребята на востоке уже близко к роще. Меньше чем через двадцать
Через несколько минут вокруг него будет в пять раз больше его жалких сил. Неужели нет надежды на спасение?

 Он снова поворачивается на восток, к мерцающему свету, заливающему выжженную рыжевато-коричневую равнину, и тщетно напрягает зрение, пытаясь разглядеть долгожданную колонну, выходящую из долины напротив, но это безнадежно. Жаркое солнце палит его разбитую и ноющую голову и обжигает покрасневшие глаза. Он поднимает руку в безмолвной мольбе к небесам, и в тот же миг
вспыхивает свет, раздаётся резкий хлопок не далее чем в тридцати ярдах от него, и свинцовая пуля с сердитым свистом вонзается в
Он перегибается через парапет и с гулом летит через ущелье.
Рут испуганно вскрикивает, глядя вниз, Уолш ругается по-ирландски,
разворачиваясь, чтобы ответить на выстрел, а Драммонд едва сдерживает вздох.

"Чуть не попался, Уолш! Этот дьявол подобрался к нам вплотную. Ты его видишь?"

«Боже правый, сэр, я вообще ничего не вижу, кроме камней, камней, камней. Как вообще можно сражаться с людьми, которые ползают, как змеи?»
Бах! Ещё один выстрел неподалёку, и тоже от невидимого врага.
Первый выстрел прозвучал где-то среди валунов на юго-востоке,
и в этот момент из противоположного конца каньона донёсся свист. Из-за скал в пятидесяти ярдах к северу от узкой расщелины поднимается лёгкий дымок.

 Пригнувшись, Драммонд кричит Костигану, который стоит на самом восточном из двух постов на противоположной стороне:

"Этот парень ближе всего к тебе, капрал. Ты его не видишь?"

«Ничего, сэр; я тоже смотрел в ту сторону, когда он выстрелил. Не было видно даже дула его ружья».
Это серьёзное дело. Если один или два индейца могут так легко подкрасться к ним и, вооружившись лишь старыми дульнозарядными ружьями,
посылайте частые выстрелы, которые долетят до осаждённых «в обратном направлении»; на что можно надеяться, когда собирается вся банда и за каждым камнем с любой стороны прячется враждебный апач? С самого начала Драммонд опасался, что, какими бы эффективными ни были эти оборонительные сооружения против открытой атаки белых людей, они плохо приспособлены для защиты обороняющихся от огня индейцев, которые могут карабкаться, как белки, или ползти, или протискиваться сквозь любую щель или трещину, как множество змей.

 Ещё один выстрел! Ещё одна пуля отскакивает от камня рядом с его правым плечом и падает в пыль у его колена. Она прилетела со стороны
дальше по склону утёса, — возможно, в двухстах ярдах отсюда, среди этих низкорослых кедров, — но пугающе близко. Костиган и остальные с тревогой оглядываются через плечо на то место, где присели их молодой командир и Уолш. Они пока не подвергаются обстрелу с тыла. Дозорная вышка, сигнальная станция, как её можно было бы назвать, — самая высокая и наиболее уязвимая точка позиции.

"Ради бога, лейтенант, - кричит капрал, - не оставайтесь там.
Они все равно окружили вас с двух сторон. Выходите из этого. Вы и
Уолш может соскользнуть вниз, как только мы откроем огонь. Мы просто будем стрелять во все стороны, пока ты не окажешься в безопасности внизу.
Драммонд колеблется. Он видит почти умоляющий взгляд на честном лице Уолша.
Ирландец с радостью сразился бы со всем племенем в открытом бою, но ему не нравится идея быть загнанным в угол, как тигр в клетке, и не знать, откуда прилетит пуля, которая его сразит.
Затем лейтенант оглядывается по сторонам. Да, он открыт для обстрела с
точки на скалах к западу, а там, на севере, есть скалы, которые, кажется, господствуют над ним; но если его оставить, то пути не будет
чтобы предотвратить дерзкое наступление части апачей по труднопроходимому восточному склону.
Тогда он окажется между защитниками и нападающими, что даст последним огромное преимущество.
Он должен продержаться хотя бы несколько минут, пока не вспомнит о Макгаффи и не поручит ему и ещё одному-двум воинам соорудить каменную баррикаду перед пещерой. Затем, если их вытеснят и они больше не смогут противостоять индейцам, они смогут сами уйти в пещеры, спрятать свои
драгоценные припасы в самых дальних уголках и затем, как Буфорд в
Геттисберге, «сражаться как дьявол», пока не придёт помощь.

"Нет, ложись сам, Костиган", - отвечает он. "Позови Макгаффи и Фрица".;
завали вход в пещеру камнями; перенеси этих женщин Морено;
отнесите сержанта Уинга обратно в дальнюю пещеру, мисс Харви покажет
куда. Остальные держитесь крепко. Не позволяйте индейцу приблизиться к нам.
мы.

«Смотрите, лейтенант, — шепчет Уолш, — они идут прямо на вас.
Там, внизу».
И, выглянув в узкую щель в парапете, Драммонд видит, как среди валунов далеко внизу, у ивовой рощи, покачиваются два или три апачских гребня — несомненно, апачских, потому что
грязно-белые повязки, похожие на тюрбаны, на спутанных чёрных волосах. На таком расстоянии они продвигаются относительно безопасно. Но когда они приблизятся к защитникам, их уже не будет видно.

 Повинуясь приказу, Костиган выскальзывает из своего укрытия и «крадучись» направляется к краю утёса. В ту же секунду с полудюжины точек сверху, снизу и с обеих сторон раздаются вспышки и треск выстрелов. Под его проворными ногами поднимается пыль, но он без происшествий добирается до расщелины, в которой вырублены грубые ступени.
Он скользит и скребёт ногами, спускаясь в более прохладные глубины.

"Матерь Моисеева!" — стонет он, — "но мы никогда не вытащим лейтенанта живым. Наверняка они сейчас вокруг него."
Затем, спустившись в ущелье, он видит Макгаффи, стоящего на коленях.

«Они идут, Барни», — шепчет мальчик, весь взволнованный и дрожащий от напряжения, и указывает вниз, между вертикальными стенами.  «Смотри!
» — говорит он. 

 Глядя вперёд, за следующий поворот, Костиган видит Морено и его янки-
_compadre_, притаившихся за укрытием с поднятыми карабинами.
свое отношение предвещая сильное волнение и неизвестность. Это
очевидно, враг в пределах видимости.

"Я сделаю один выстрел в них, бедолага, чтобы заплатить за дюжину их братьев"
негодяи позволили мне напасть на себя, - бормочет Костиган. «Давай, ты, это всего лишь шаг».
И, на мгновение забыв о приказе в порыве боевого задора, ирландец бежит по каньону, перепрыгивает через бурлящий ручей, добирается до развилки и, повинуясь предостерегающему жесту их союзника-бандита, опускается на колени у изгиба. Макгаффи следует за ним по пятам. С них срывают шляпы. Эти широкие
Даже в этом мраке поля шляпы привлекли бы внимание индейца.

"Сколько их будет?" — шепчет он.

Морено прикладывает палец к губам, а затем протягивает руку с четырьмя вытянутыми пальцами.

"Значит, по одному на каждого, будь они прокляты! А теперь, Малыш Мак, ты должен взять
второго справа — я имею в виду, справа от них, — и не промахнись,
или я переломаю тебе все кости.
 «Тсс!»
 Они падают ничком, а затем, как индейцы, проползают несколько
футов дальше, где есть небольшой выступ. Внизу каньон расширяется;
там свет ярче, и, согнувшись вдвое, он быстро бросил
поглядывают друг на друга, потом сильно индийская привычка затенение
их глаза, их руки, как они абонента передний;
обмен бесшумные сигналы; ползет как кошка со скалы на скалу;
перескакивая без малейшего звука ноги в мокасинах через
бурлящую воду, четверо смуглых негодяев крадучись приближаются. Двое
другие как раз появляются за следующим поворотом.

- Готовы, мальчики? Они уже достаточно близко. Прикройте двух лидеров! Все равно бросьте
первых двух!

Затаившая дыхание тишина, стук сердец, еще мгновение, и пропасть
Раздаются громкие выстрелы. Четыре пули ложатся почти в одно и то же место.
 Один полуголый бедняга подпрыгивает высоко в воздух и падает лицом вниз, мёртвый как гвоздь. Другой кружится на месте, пробегает несколько ярдов вдоль берега ручья, а затем с плеском падает в неглубокую заводь, где и лежит, корчась. Двое, что были дальше всех в каньоне, спрятались за скалистым выступом. Двое других, оказавшись поблизости, спрятались за ближайшим укрытием и оттуда посылают безобидные пули, которые свистят над головой.
 Костиган издает дикий ирландский клич, полный триумфа и восторга.

«А теперь беги, парень. Молодцы вы двое, если вы и правда
негодяи, — обращается он к Морено и его товарищу. — Они всё равно не
побеспокоят вас ещё минут десять. Но не покидайте свой пост, пока
мы вас не позовём. Мы собираемся перекрыть вход в пещеру».

Двадцать минут спустя Костиган и двое его людей, работая как бобры,
перетаскали камни, брёвна, тюки с одеялами — всё, что угодно, лишь бы
это могло остановить пулю, — и вход в пещеру был надёжно забаррикадирован. Паттерсон, который был слишком заметен на своём посту и которого лейтенант Драммонд приказал убрать, помогает в работе. Винг
его осторожно переносят в дальнюю пещеру, куда также сгоняют плачущих и дрожащих
женщин из Морено и велят им вести себя тихо. Там же
Фанни и Рут, молчаливые, возможно, бледные, но не издающие ни звука,
стоят на коленях рядом со своим пациентом. Вбегает Костиган с двумя вёдрами,
которые он наполнил водой, а за ним «Малыш Мак» с полудюжиной мокрых фляг. На баррикаде поднимают всё больше камней, оставляя удобные проёмы для стрельбы.
Костиган, охваченный лихорадочным рвением, прилагает все усилия, ведь каждая минута может стать последней
эти отважные парни сражаются там, наверху. Воздух сотрясается от выстрелов апачей, окруживших их, и от громких выстрелов кавалерийских карабинов, отвечающих скрытому врагу. Костиган дважды умолял лейтенанта спуститься, пока его увечье не
позволяло ему стрелять из ружья, но Драммонд лишь на мгновение
высунул свою перевязанную голову из-за края, чтобы крикнуть что-то
вроде того, что он «на палубе», пока не увидит, что все до единого
спустились, и Костиган понял, что спорить бесполезно. Наконец
баррикада была готова. Уолш выглядывает
мрачно оглядывается по сторонам, высовывая голову из-за парапета, умоляет дать ему ещё один шанс и выкрикивает свой «Хибернианский» вызов народу апачей, призывая его выйти и показать себя. Драммонд берёт подзорную трубу, чтобы в последний раз взглянуть на пустыню и долину в поисках друзей, которые наверняка должны прийти на помощь. Он осторожно кладёт «бинокль» на внутренний край выступающей скалы, а затем поднимает голову на уровень бинокля.

«Ради всего святого, неси добычу, не садись так высоко!» — умоляет Уолш. «Они обязательно заметят — о боже!» — и бедняга падает
верный товарищ, из глубокой раны на виске хлещет кровь.
Он лежит без сознания у ног своего командира.

На мгновение воздух наполняется жужжанием снарядов и пронзительными криками со всех сторон. В момент их триумфа три или четыре диких врага
выскочили из-за укрывавших их скал, и один из них поплатился за это:
мстительный карабин, стрелявший из противоположного конца каньона,
безжизненно растянул гибкое, стройное, смуглое тело среди скал, и грязно-белая ткань его набедренной повязки в лучах полуденного солнца стала алой.
 Из пещеры, словно кошки, вылезают Паттерсон и «Малыш Мак»
по узкой тропе. Они вдвоём подтаскивают бесчувственное тело Уолша к краю обрыва, а затем, несмотря на шипение и брызги свинца, благополучно спускают его вниз и заносят в пещеру.

 «А теперь позови Морено и помоги его напарнику вернуться!» — кричит Драммонд, и Костиган спешит выполнить приказ. Несколько минут напряжённого ожидания, и вот Морено, прихрамывая, появляется на краю обрыва. Позади него Костиган медленно помогает своему другу-разбойнику.
Над головой раздаётся ещё несколько выстрелов. Ещё мгновение, и бдительные
индейцы ворвутся в теперь уже незащищённый каньон и увенчают его
на обоих берегах.

"А теперь, ребята, дайте им по два-три выстрела, чтобы они прижались к своим укрытиям. А потом бегите к пещерам, все до единого," — таков приказ.

На мгновение индейцы замолкают под шквалом выстрелов. Резкие и быстрые выстрелы карабинов звучат как вызов.
Всякий раз, когда пороховой дым указывает на вероятное место
засады апачей, туда с шипением летят пули, предупреждая их, чтобы они
не высовывались. Затем на смотровую площадку поднимается Костиган.

"Давайте поможем вам, лейтенант; сейчас самое время, сэр, пока они стреляют."

Но Драммонд качает головой. Он хочет спуститься последним.

"Не задерживайтесь здесь, сэр. Давайте. Конечно, остальные могут спуститься оттуда, где они находятся, без особого труда, но вы не сможете этого сделать, пока они стреляют.
Пожалуйста, спускайтесь, сэр," — и Костиган в своём рвении подползает к лейтенанту и кладёт широкую красную руку ему на плечо. Солдаты
выстрелили больше положенного количества раз и теперь с тревогой
смотрят на своего командира. Они не хотят двигаться с места,
пока он не прикажет.

"Дайте им ещё разок, ребята," — кричит Костиган, — "пока
Я помогу вам спуститься с добычей... — И Драммонд со смехом отдаёт её.
Бросив последний тоскливый взгляд на пустыню, он поворачивается, чтобы поднять бинокль, но тот разбивается и с грохотом падает в каньон от выстрела, произведённого не более чем в двадцати ярдах от него.

 — Ради всего святого, сэр, скорее! — задыхается Костиган. Затем, отчаявшись из-за того, что его любимый молодой командир медлит, ирландец обхватывает его мускулистой рукой и буквально тащит к концу крутого склона. Затем они спускаются вниз.
Костиган идёт впереди и протягивает руку, чтобы поддержать Драммонда на случай, если тот оступится
случайно. Вниз, рука об руку, под аккомпанемент выстрелов из винтовок и ответных выстрелов из карабинов, в то время как пули с «плюхом» отскакивали от скалистых стен, всё ближе и ближе, пока Костиган, тяжело дыша, почти задыхаясь, не достигает твёрдого дна ущелья и не ставит Драммонда на ноги рядом с собой. Увидев, что их командир в безопасности,
мужчины с одним дерзким выстрелом и криком устремляются к краю
каньона и, скользя и падая, присоединяются к своим товарищам.
У входа в пещеру Костиган пытается затолкать Драммонда внутрь.
Он оставляет узкое отверстие для их проникновения, но недооценивает представления своего командира о приличиях. Как и доблестный Крейвен в Мобиле
Бэй, Драммонд не станет искать убежища, пока о его людях не позаботятся. «После тебя, пилот», — последнее слово благородного моряка, когда зелёные воды поглотили его тонущий корабль, находит своё кавалерийское эхо в словах Драммонда: «После тебя, капрал», — в этом далёком каньоне в пустынной Аризоне.  Солдаты пробрались через брешь, и Костиган, неохотно оглянувшись, поспешил за ними как раз в тот момент, когда вспыхнуло пламя и повалил дым
Спустившись с гребня, передовой отряд апачей делает поспешный, плохо прицеленный выстрел в последнего оставшегося в живых человека. Прежде чем успевает прозвучать следующий выстрел, мускулистые руки хватают Драммонда за руку и втаскивают его в укрытие. Два или три огромных камня встают на место, и в одно мгновение из рваных бойниц высовываются чёрные дула полудюжины карабинов. Костиган ликующе кричит: «А ну, черноногие мерзавцы, давайте, если посмеете!»
Но ни один апач не настолько глуп, чтобы атаковать укреплённую позицию.
Оставаясь в укрытии, индейцы вскоре выстраиваются вдоль гребня и начинают спускаться.
Дождь из более метких пуль обрушивается на бойницы, и каждую минуту сквозь них пролетает сплющенный свинец. Одна из этих ужасных пуль пробивает рукав Костигана и, попав бедняге Морено в пах, заставляет его со стоном растянуться на полу. Одного взгляда достаточно, чтобы понять,
что рана смертельна, и, несмотря на его преступления, люди, которые,
стоная, несут его в дальнюю пещеру, внезапно проникаются сочувствием к
его несчастным жене и ребёнку, которые простираются ниц рядом с его каменным ложем.
 Драммонд не может позволить себе больше терять время и приказывает отрубить нижнюю половину каждого
Дыру затыкают одеялами, блузками, рубашками — всем, что может
задержать выстрел, и тогда в течение часа огонь осаждающих
становится безвредным, и осаждённые больше не могут даже мельком
увидеть их. В полдень огонь полностью прекращается, и, даже
вздохнув с облегчением, мужчины смотрят друг другу в глаза
вопросительно. Как долго это может продолжаться? Как жарко, как душно в пещере!

Драммонд на минутку зашёл во внутренний кабинет, где Морено доживал свои последние дни, чтобы узнать, где находится Уинг, и перекинуться с ним парой слов
подбадривает своих прекрасных и преданных нянек. С их губ не сорвалось ни единого жалобы или
стона, хотя они знают, что их отец отправился на опасное
поиски и может попасть в засаду; хотя они знают, что их брат
лежит на разрушенном ранчо, возможно, тяжело раненный; хотя
их самих может ждать плен, неописуемые страдания, позор и
смерть. Фанни Харви вела себя как героиня, как и отметили двое солдат, а Рут изо всех сил старалась следовать примеру сестры.
Однако теперь они обе понимают, насколько близко они были к гибели.
Нарастает напряжённая атмосфера. Неужели снова наступит «чёрная дыра Калькутты»?
Даже когда он берёт её за руку, Драммонд читает страх на
бесстрастном лице Рут. Даже когда он держит её за руку и шепчет слова надежды и утешения, у входа в пещеру, прямо перед каменной баррикадой, раздаётся тяжёлый непрерывный грохот, и он отскакивает назад, чтобы выяснить причину.

«Они сбрасывают вниз брёвна и хворост, сэр, — шепчет Костиган.
 Они хотят зажарить нас, если не смогут сделать ничего другого».
 Снова грохот и громыхание; снова груды смолистых брёвен на земле.
скалы над ними. Некоторые мужчины умоляют позволить им оттолкнуться и
умереть, сражаясь, но Драммонд решительно отказывается. "В худшем случае", - говорит он,
"мы можем удалиться в заднюю пещеру; у нас там много воды.
Воздуха хватит еще на несколько часов, и я говорю вам, что помощь придет
- _must_ придет, пока день еще не совсем рассвел.

Два часа. Шипящее пламя и обжигающий жар преграждают вход в пещеру.
Каменистый барьер становится всё горячее и горячее; воздух внутри
становится всё плотнее и душнее. Вода в флягах и вёдрах уже не
прохладная. Она едва ли остывает. Те немногие, кто остался с
Драммонд лежит на полу в передней части пещеры, вытянувшись во весь рост.
 Боль в разбитой голове Драммонда стала невыносимой: она почти сводит с ума.
 Винг стонет и находится без сознания.  Уолш бессвязно бормочет.
 Все тяжело дышат и почти обессилели.  В передней части пещеры жарко, как в печи. Изнемогая от жары, один или двое мужчин направляются к внутренней пещере, но Драммонд приказывает им вернуться.  До самого конца нужно защищать и оберегать этих прекрасных девушек.  В тишине, почти в отчаянии, мужчины подчиняются и ложатся
Они снова легли лицом вниз, прислонившись головами к задней стене пещеры.

А потом Костиган подполз к лейтенанту и спросил:

"Вы не слышали, чтобы в последнее время падали бревна, сэр?"

"Нет, капрал. Я ничего не слышал."

"Они кричали и стреляли там, в ущелье, полчаса назад. Вы больше ничего не слышали, сэр?

 Нет, ни звука, кроме потрескивания пламени.

 Слава Богу, худо-бедно! Вы знаете, что это значит, сэр?

 Я знаю, на что надеюсь, — тихо отвечает Драммонд. Наши ребята уже близко, индейцы уходят.

- До него рукой подать, не так ли? - в диком возбуждении восклицает Костиган, вскакивая на ноги.
 - Слушайте, сэр! Слушайте все! Ты слышишь это? - и
это? И _ther_ сейчас! О, Пресвятая Богородица! разве это не музыка?
Это горны «К» — роты!
Да. Вдоль гребней извилистого каньона снова раздаются выстрелы. На радостные возгласы солдат, скачущих, как козлы, по каменистым склонам, снизу отвечают стук копыт и фырканье возбуждённых лошадей. «Вот мы и на месте, ребята! Спешивайтесь!» А ну живо! — приказывает знакомый голос, и Костиган буквально кричит от восторга
от радости: «Погаси огонь, капитан, и тогда мы переберёмся через
скалы».
Крепкие фигуры, мускулистые руки уже за работой.
Языки пламени подползают под тяжёлые, шипящие, плюющиеся искрами поленья.
Отважные руки разбрасывают угли. На раскалённые угли выливают вёдра воды. «А ну-ка, поднимайтесь, ребята! — кричит Костиган. — Перелезайте через эти камни!»
Баррикада с грохотом рушится. В пещеру врывается облако пара.
В пещеру врывается дюжина крепких солдат, которые поднимают с земли беспомощных людей и уносят их в благословенную прохладу
Наружный воздух, и последнее, что видит Джим Драммонд, прежде чем потерять сознание, — это бледное, безжизненное личико маленькой Рут, склонившееся к нему у кромки воды. Её отец, с Фанни, прижавшейся к его шее, стоит на коленях рядом с ней и возводит очи к небу, благодаря Бога, который даже в такой опасности и беде вернул его близких целыми и невредимыми к его ликующему сердцу.




XII.


Стоял знойный день в начале июля, и солнце клонилось к западу.
Оно плыло сквозь стаю белых, гонимых ветром облаков, отбрасывая множество глубоких
теней, которые метались и гонялись друг за другом по широкой прерии. На севере
Вид ограничен невысокой грядой утёсов, на которых нет ни деревьев, ни листвы, но которые густо заросли пыреем.
 На юге, по меньшей мере в трёх милях отсюда, хотя кажется, что гораздо ближе,
похожая гряда, изрезанная глубокими оврагами, обрамляет картину с этой стороны. На полпути между двумя хребтами, окаймлённый
зарослями тополя и ивы, тихо струится вялый ручей.
Он течёт на восток и теряется вместе с долиной в туманной дали. На западе, плавно изгибаясь, тянется южный хребет.
на горизонте. Посреди этого однообразного пейзажа, пересекающего реку под прямым углом, извивается и петляет просёлочная дорога.
Она выходит из одного из южных оврагов и после долгого постепенного спуска к броду среди тополей выходит из их тенистой листвы и уходит вдаль, пока не теряется среди «перелесков» на севере. Это один из
маршрутов, ведущих к Блэк-Хиллс в Дакоте, — дорога для повозок от
Юнион-Пасифик в Сиднее через старый Форт-Робинсон в Небраске, где
находится большой гарнизон из четырнадцати кавалерийских и пехотных рот
Наблюдайте и оберегайте народ сиу, который годом ранее был в разгаре самой безумной и успешной войны против белых людей. Это был год столетия — 1776-й. Это ещё один
богатый на события год для кавалерии — 1877-й, ведь до конца лета даже войска, находящиеся далеко на юго-востоке, будут призваны на помощь, чтобы преследовать и схватить осторожного старого вождя Джозефа — величайшего индейского полководца, когда-либо жившего на тихоокеанском побережье. И даже сейчас, в этот июльский день, кавалеристы заняты своим привычным делом.
И хотя прошло пять лет с тех пор, как мы видели их под палящим солнцем Аризоны, среди тех, кто приветствует нас, есть знакомые лица.


Весь путь под тополями у переправы раскинулся бивак. Задолго до восхода солнца эти стойкие ребята уже были в седлах и длинной колонной двигались с севера — четыре сильных отряда, типичный батальон регулярной кавалерии, каким он был и каким он стал в те волнующие дни, когда сиу были покорены.  В прерии четыре отряда из четырёх разных войск
Они спокойно пасутся, и за каждым стадом присматривает тройка бдительных, хотя и кажущихся спящими, охранников. Одно стадо состоит исключительно из вороных лошадей, другое — из гнедых, а ещё два — из буланых. Ещё одно стадо пасётся у ручья, а мулы из обоза и белые верхушки этих громоздких повозок усеивают левый берег извилистой реки на протяжении двухсот или трёхсот ярдов. Костры для приготовления пищи тлеют в небольших ямах, вырытых в мягкой почве, но готовка на сегодня окончена. Мужчины плотно поужинали и
сейчас курят, спят или болтают в тени группами — все, кроме отряда из дюжины человек под командованием седовласого ветерана, на поношенной рубашке которого вышиты шевроны старшего сержанта. В сапогах и
шпорах, с карабинами наперевес и сёдлами, набитыми под завязку, эти загорелые парни стоят или непринуждённо сидят, держа поводья своих сонных скакунов, и, по-видимому, ждут пассажиров, которые должны отправиться в путь в добротном «Конкорде», запряжённом четырьмя гладкими, сильными на вид мулами, которые сейчас стоят в тени рядом с брезентовым домиком командира.

Вскоре двое солдат в сопровождении молодого человека в штатском выходят вперёд, таща за собой небольшой железный сейф, выкрашенный в зелёный цвет. С размаху они опускают его в повозку.

"Вы уже видели это раньше, сержант?" — смеётся гражданский.

"Видел, чёрт возьми, и тогда внутри было гораздо больше зелёного, а снаружи — гораздо меньше, чем сейчас. Честное слово, я не ожидал увидеть его снова, как и казначея.
Нам обоим было смертельно скучно. Нас спасли наши хорошие привычки.
Конечно, ваш предшественник был бойцом, мистер Барнс, если он _был_ молокососом.

"Да, майор часто говорит мне, что хотел бы вернуть его и меня обратно"
на место, которое у него есть, вместо того, которое у него было", - отвечает клерк,
капризничая. - Он знает, что ты будешь командовать эскортом? Ты тогда втянул
его в такую переделку, что он никогда не устанет рассказывать об этом.

- Тогда он, возможно, почувствует удовлетворение от той чести, которую я оказываю ему сейчас. Конечно, для старшего сержанта ниже его достоинства командовать таким отрядом,
разве что в исключительных случаях, и это чтобы не повторять ошибок прошлого.
Я вызвался сопровождать майора.
«Это был крепкий напиток, которого хватило на пять лет, хотя воспоминание о нём будет со мной ещё много лет. А вот и они».
Пока сержант говорит, из палатки командира батальона выходит небольшая группа офицеров. Впереди всех, в свободной развевающейся одежде, широкополой шляпе и зелёных очках, идёт тучный и дородный майор Пламмер, казначей.

«Что ж, старина, — говорит командир кавалерии, — ты вряд ли попадёшь в какую-нибудь передрягу между здесь и Сиднеем. Мы хорошо тебя прикрывали.
Теперь мы продолжим разведку. Твой старый друг Фини спрашивал
разрешите проводить вас в целости и сохранности до железной дороги.

- Что, Фини? и к тому же старший сержант? Для меня это большая честь! Ну,
сержант", - добавляет он, увидев седой красное лицо под
старый скаутской шляпе: "я обещаю позволять вам запускать машину в этот раз
и не вмешиваться, что бы ни истории приходят к нам, красота в
дистресс. Все готовы?"

"Все готово, сэр, если майор готов".

"Он не был так вежлив со мной в Аризоне", - смеется казначей, когда он
поворачивается, чтобы пожать руки окружающим его офицерам.

"Видите ли, вы тогда были новичком в этом бизнесе", - объясняет высокий капитан;
"Фини считает теперь ты ветеран войны, после того, как ваш опыт в
Морено. Нам всем пришлось пройти обучение в качестве молочных младенцев
лейтенантов, прежде чем он проявил к нам что-либо, кроме подобия
уважения. Прощайте, майор; удачи вам.

- Всем до свидания. До свидания, Драммонд. До свидания, Уинг.-- Сюда! Я должен ещё раз пожать вам обоим руки.
И он пожимает, а затем его медленно «поднимают»
в повозку, где, пока щёлкает кнут, а мулы тянут за поводья и наклоняют его назад, майор весело сверкает красными глазами
и энергично машет широкополой шляпой.
Они уходят, продолжая сердечно болтать.

 Группа офицеров вскоре распадается, и два высоких лейтенанта
уходят вместе, под сень раскидистых ветвей большого тополя. Один из них, смуглый и немного полноватый, но мускулистый, активный и сильный, — это Драммонд; другой, на пару лет моложе, высокий, голубоглазый, со светлой бородой, в скаутской блузе с погонами младшего лейтенанта, — это наш старый друг Уинг, и Уинг без колебаний обращается к своему старшему офицеру — таковы узы дружбы между ними — на «ты».
Он достал из нагрудного кармана письмо, полученное в тот же день, когда курьер встретил их на переправе через Драй-Форк, и погрузился в его чтение.

 «С мадам и ребёнком всё в порядке?» — спрашивает Драммонд в свойственной ему манере, когда Уинг наконец складывает письмо и убирает его в карман. В его смелых голубых глазах светится радость.

«Всё хорошо. Пакита говорит, что Харви покорил всех в доме, а дедушка Харви — его покорный раб. В Чикаго нет ничего, что было бы слишком хорошо для этого двухлетнего малыша. Они фотографировались вместе — ребёнок на плече у дедушки».

"А ты не боишься, что его аризонский дядя будет ревновать из-за собственного сына
?" смеется Драммонд.

"Я не верю, что Нед не упрекнет Фанни что старик может
чувствуете за нее или ради нее. Он - само великодушие по отношению к своим сестрам,
и, конечно, я никогда не смог бы найти более теплого друга - вне армии.
Ты знаешь, как он поддерживал меня ".

«Я знаю, и это было очень приятно, но я уверен, что ты бы победила и без его помощи. Старик просто не мог смириться с тем, что она вышла замуж за военного и живёт в Аризоне».

«Странное место для медового месяца, конечно, но где и когда мы были счастливее? Помнишь, как апачи перепрыгнули через ограду Верде
в ту же неделю, когда мы поженились?»
 «И ты потратил половину медового месяца на разведку в долине Тонто?
Я бы сказал, что да!» Ухаживание в пещере разбойников, свадьба в
кавалерийском лагере и свадебное путешествие в седле - у тебя был уникальный
опыт, Уинг, но ... ты заслужил ее. Драммонд поворачивается и сжимает
руку своего товарища.

Винг на мгновение замолкает. Его глаза задумчиво изучают лицо старшего.
наполовину отвернутое.

«Джим, ты недавно рассказывал мне о предстоящей свадьбе твоей сестры.
 Ты не собираешься продолжать?»
 «Да. Это будет в начале октября. Она счастлива, как котёнок, а он очень серьёзный и основательный парень. Я наконец-то доволен тем, что её будущее обеспечено».
 «А ты, практически, свободный агент». Не пора ли нам услышать о твоём собственном счастье, о твоей собственной виноградной лозе и смоковнице, старик?
 «Время, кажется, ушло, — смеётся Драммонд, но не весело.
— Мне нужно было о многом подумать, на мне лежала большая ответственность, и, возможно, я упустил свой шанс».

Уинг выглядит так, будто ему очень хочется что-то сказать, но он сдерживается.


"До октября ещё далеко," — наконец замечает он, "а я-то думал, что ты
можешь найти более раннюю возможность отправиться на восток. Теперь, когда Нед полностью взял на себя управление бизнесом в Аризоне, старый джентльмен может расслабиться.
Зима на Кубе пошла ему на пользу, и Фань пишет, что он, кажется,
теперь очень счастлив, ведь две его дочери и маленький внук живут под одной крышей с его сестрой и её детьми. Какое воссоединение после стольких лет!
"Где они живут в Чикаго?"

«Вам виднее, чем мне, ведь — подумайте только! — я с детства не был к востоку от Миссури, — отвечает Уинг. — Фан пишет, что у её тёти прекрасный дом в районе, который они называют Норт
Сайд, — рядом с большим водоочистным сооружением на берегу озера».

«Я хорошо знаю этот район, — говорит Драммонд. — Чикаго мне так же знаком, как вам был знаком Сан-Франциско». Только вот у меня нет дома, который я мог бы назвать своим.
И как только Кот женится, у меня не останется ни одного родственника или друга на земле, который не был бы так же сильно увлечён кем-то другим
И старший лейтенант теперь лежит на спине, щурясь от быстро плывущих облаков.
Вскоре он надвигает на глаза широкие поля своей походной шляпы.
"Что ты слышал от своей матери, Винг?"
"Ничего нового. Благослови Господь милую старушку! Видел бы ты, как она была счастлива в Харви. Она с трудом могла заставить себя отпустить малыша.
Как же она плакала и прижимала его к себе, когда мы расставались на пристани Окленда! Бедная мамаша! Она никогда не теряла надежды снова увидеть этого моего дядю-беглеца.

«Слышала ли она когда-нибудь о том, как он пытался убить своего племянника?» — мрачно спрашивает  Драммонд.

 «Никогда. И у нас нет ни малейших следов его пребывания с тех пор, как распалась старая банда Моралеса в Фронтерасе. Они все разбежались после встречи с вами и отрядом 'С'. Какая череда несчастий! Потеряли своих лидеров и троих лучших бойцов, лишились места встречи в
Морено потерял лошадей и мулов — то, чего не досталось нашим людям, досталось
апачам, — и не выиграл абсолютно ничего, кроме сейфа, который они не успели открыть. А я получил своё
У меня есть приказ и моя жена; Фини, почётные ранения и упоминание в донесениях, а также шевроны старшего сержанта; Костиган получил нашивки сержанта и медаль «За отвагу», Мёрфи — сержантские нашивки, Уолш и Лэтэм — медали и звания капралов; и единственный, кто не получил ничего, кроме шрамов, — это лейтенант-командир, то есть вы, ваше превосходительство, благодаря мудрецам из Вашингтона, которые говорят, что сражения с индейцами — это не война.

«Разве я не получил благодарственное письмо от начальника отдела?» — ухмыляется
Драммонд. «Чего ещё я мог ожидать?»
«Чего ещё?» — импульсивно отвечает Уинг. Затем, словно вспомнив о
— какое-то предостережение, сразу же заставившее его замолчать и заговорить менее многозначительно. — Что ж, в твоём случае, полагаю, ты можешь быть доволен хоть чем-то, но будь я проклят, если смогу.
Затем он внезапно встаёт и, почтительно приподняв свою потрёпанную шляпу, отдаёт честь крепкому, похожему на солдата мужчине в грубой скаутской форме, единственным знаком отличия которого является потускневший погон с серебряной
Лист на самом потрёпанном старом бушлате, какой только можно найти в батальоне, большинство бойцов которого, впрочем, вообще не носят бушлатов.

"Привет, Винг! Не хотел прерывать твою _сиесту_, но тут Драммонд?"
- говорит коммандер в своей небрежной манере, и при звуке хорошо знакомого голоса
Драммонд тоже в мгновение ока вскакивает на ноги.

- Видели газеты, которые пришли сегодня? спрашивает полковник,
вычеркивая из своих предложений все словесные излишества.

"Пока нет, сэр; есть новости?"

"Насколько известно, в Чикаго чертовски много денег. Забастовка железнодорожников
там прочно укоренилась. Полиция и ополчение, похоже, ничего не могут
сделать против толпы, а власти в панике. Это ведь ваш дом, не так ли?
"Когда-то был, сэр, но это было много лет назад."

«Ну-у-у, — задумчиво произносит полковник, поглаживая свою седую бороду, — я уверен, что будет и похуже. Не бастующие железнодорожники причинят вред, а все воры, бандиты и негодяи в округе, которые только и ждут забастовки». Вот что произошло в Питтсбурге, вот в чем проблема в
Чикаго. Мне кажется, что просьба о вводе регулярных войск должна быть
удовлетворена ".

"Думаете, мы сможем добраться туда, сэр?" - нетерпеливо спрашивает Уинг.

"Не могу сказать. Предполагается, что у нас полно дел, чтобы справиться с этим
в Небраске, хотя этим летом я не слышал о враждебно настроенных сиу. Кроме того, в Омахе и вдоль озёр стоят полные пехотные полки. Разве миссис Уинг ничего не говорила о проблемах?
 «Её письму четыре дня, сэр, и в нём говорится только о том, что её отец считает ситуацию очень серьёзной; но женщины редко задумываются о подобных проблемах, пока те не постучатся в их двери».

— Ну, это «Таймс» двухдневной давности. Она пришла в Сидней сегодня утром к завтраку, и Хаттон принёс два или три экземпляра, когда пришёл с почтой. Я подумал, что вы двое могли бы
— Интересно, — и с этими словами полковник отправляется прогуливаться вдоль берега ручья, останавливаясь то тут, то там, чтобы поболтать с офицерами или отдать какие-то распоряжения относительно выпаса лошадей — это одно из его особых «увлечений».

И в этот вечер, как раз когда солнце скрывается за невысоким обрывом на западе и лошадей привязывают к столбам на ночь, а от множества костров доносится аппетитный запах стейка из антилопы и аромат «солдатского кофе», из ущелья, в котором исчезает Сиднейская дорога, поднимается небольшое облако пыли.
Оно плывёт по прерии. Зоркие солдаты быстро замечают, с какой скоростью оно движется в их сторону. Офицеры и солдаты, которые только что следили за безопасностью своих скакунов, останавливаются на пути к ужину и стоят, вглядываясь в сумерках в приближающееся облако. Через пять минут становится ясно, в чём дело: два быстрых всадника, пришпорив лошадей, мчатся к броду. Ещё пять минут, и передовой отряд спрыгивает с сёдел посреди группы у палатки полковника и вручает офицеру телеграмму.
Телеграмма получена, вскрыта и прочитана.
с невозмутимой серьёзностью и положил в карман. К явному огорчению курьера и разочарованию своих офицеров, полковник просто сказал:

"Ну что ж, я иду ужинать. Вам всем тоже лучше пойти ужинать."

«Ну и видок у него!» — присвистывает курьер. «Интендант сказал мне, чтобы я ни секунды не терял и доставил это ему до наступления темноты.
Экипировку для корпуса отправили в Чикаго специальным поездом».
И вот, узнав секрет, полковник отбрасывает профессиональное хладнокровие и снова снисходит до человеческого облика.

— Приготовьте на всех сытный ужин, джентльмены, а потом — «сапоги и седла»
и уезжаю к Сидни!"

Два дня спустя. Палящее июльское солнце обрушивает поток влажного, пропитанного влагой жара на плотно сбившуюся, изнывающую от зноя толпу возбуждённых мужчин, многие из которых пьяны, но все они пьяны от триумфа, потому что плохо вооружённое и недисциплинированное ополчение семидесятых — карликовая сила по сравнению с опытными «гвардейцами» наших дней — было рассеяно по ветру: крепкая полиция была вытеснена с улиц и укрылась в полицейских участках. Закон толпы превыше всего. Густые клубы дыма поднимаются над разграбленными и
разрушенные склады и длинные вереницы горящих вагонов. То тут, то там собираются небольшие группы бастующих рабочих, которые держатся в стороне от безрассудной и разъярённой толпы, потрясённой видом беспорядков и разрушений, ставших результатом их опрометчивых действий. Многие из них, осознавая свою ответственность за кровопролитие, грабежи и бессмысленное уничтожение имущества, как государственного, так и частного, с радостью отказались бы от своих убеждений и присоединились к немногочисленным защитникам крупных корпораций, которым они служили годами.
Они дезертировали по призыву лидеров, которых никогда не видели, ради дела, которого никогда не понимали, но теперь «пути назад нет».
 Волна беспорядков захлестнула великий город Запада, и величие закона стало посмешищем для низших слоев общества.  Сбившись в кучу на своих участках, полицейские перевязывают ушибы и раны. Собравшись у своих арсеналов, наиболее решительные ополченцы готовятся защищать их и свои знамёна от ожидаемого нападения пятидесятикратного превосходящего их по численности противника.
«Хулиганы» — так в Чикаго называют преступников, объявленных вне закона, бродяг и головорезов. Отцы города практически бессильны. Торговцы и бизнесмены собираются на Чэнсе с побледневшими лицами и часто повторяют вопрос: «Что дальше? Что дальше?» Каждое мгновение приносит новые тревожные вести. Новые пожары и обезглавленное, беспомощное
управление, потому что бунтовщики перерезали пожарный шланг и смеялись над их попытками потушить огонь. В десять часов забрезжила надежда, и зал заседаний
прогремел радостными возгласами, когда президент объявил, что на помощь идут регулярные войска — целый пехотный полк из Омахи уже был на пути.
больше половины пути. Но надежда угасла в полдень, когда чиновник с побелевшими губами зачитал телеграмму, в которой говорилось, что бастующие «сбили с пути» специальные поезда с солдатами и те не могут продвинуться ни на милю.

Так и было на одной дороге, но есть и другие, лучше охраняемые и лучше проходимые. Солнце снова клонится к западу, и Чикаго
приготовляется к очередной ужасной ночи, когда из пригорода
в центр города въезжает самый странный железнодорожный
состав, который можно было увидеть за последние годы. При виде
Буйные мужчины отходят от угрожающего фронта, таща за собой тех «приятелей», которых выпивка либо свела с ума, либо одурманила. При виде этого крадущиеся негодяи, подобравшие булыжники, бросают их в канавы и дважды подумают, прежде чем положить руку на рукоятку револьвера.  Поезд не тянет пыхтящий паровоз: двигатель находится сзади. Прежде всего, это платформа — открытая, без навеса,
но над её буферной зоной блестят стволы ужасного пулемёта Гатлинга,
а вокруг пулемёта — неужели это солдаты? Покрытые пылью и
пепелища, среди них почти не осталось следов формы, в самых поношенных из них
старые фетровые шляпы, охотничьи рубашки из фланели или оленьей кожи, поношенные скаутские
штаны и индейские гетры, но с поясами, набитыми медными патронами
, их мускулистые загорелые руки сжимают карабин браунера
, их проницательные глаза всматриваются прямо в лица солдат.
переполненная толпа, их бронзовые черты лица решительны и суровы, весь вагон
буквально кишит людьми, которые сражались с племенем дикарей за племенем
враги от Йеллоустоуна до линии Сонора, и которые придерживаются дикого
толпа в полном презрении. Здесь, у ступицы колеса Гатлинга, стоит
старина Фини, рядом с мрачным Драммондом. Первый взвод отряда «С»
«обслуживает» пулемёт Гатлинга и под командованием своего старого командира, участвовавшего в кампаниях в Аризоне, «возглавляет процессию», направляющуюся в «Город-сад» довоенных времён. Рядом с Драммондом стоит сотрудник железнодорожной службы, который смотрит вперёд, чтобы убедиться, что все стрелки установлены правильно, и подаёт сигналы машинисту, когда нужно «медленно, — когда нужно уверенно идти вперёд.  За платформой следуют обычные багажные и пассажирские вагоны, чёрные, с людьми в такой же грубой и небрежной экипировке, как у скаутов. Все, кроме лошадей и конского снаряжения, оставлено у квартирмейстера на станции Сидней.
Батальон был доставлен в Чикаго в том же виде, в каком он прибыл с равнин, и чикагские «крутые парни», которые, возможно, улюлюкали и насмехались при виде начищенных до блеска латунных пуговиц и щегольских мундиров, в замешательстве отступали перед этой молчаливой и дисциплинированной группой «солдат удачи».
Поезд катится вперёд — размеренно, бесшумно, зловеще. Так и есть
округление кривой несколько уродливых людишек не видно, работающих на
скорости в сторону выключатель-рычаг, на соседней улице-пропуска. Взахлеб
ЖД мужчина хватается за локоть и точек Драммонда. Двое солдат
становятся на колени совсем рядом.

"Стреляйте, если они дотронутся до этого выключателя", - говорит Драммонд, и тотчас же
замки щелкают, когда курки взвиваются до упора. Первый бегун почти добрался до железной стойки; он протягивает руку, чтобы схватиться за неё, но тут до его ушей доносится хриплый предупреждающий крик. Оглянувшись, он видит, как его товарищи разбегаются в разные стороны, и бросает взгляд на гладкую
Катящаяся вагонетка показывает причину: на него направлены два карабина, и он падает ничком и отползает в сторону под насмешливый смех самих забастовщиков. Чуть дальше на путях собралась группа угрюмых бунтовщиков. Предупредительный свисток не звучит, а звон колокола доносится слишком далеко, чтобы привлечь их внимание.
 «Прочь с дороги!» — звучит грубый приказ. Сейчас не время для церемоний. Мстительные и угрюмые мужчины отпрыгивают в сторону.
Некоторые наклоняются, чтобы подобрать камни, другие тянутся к своим
Карманы наготове, пистолеты наготове; но камни падают, пистолеты опускаются, когда поезд стремительно проносится мимо, и гнев сменяется недоумением.  Кто — или что — эти странные, молчаливые, заросшие щетиной, загорелые парни в шляпах с опущенными полями, фланелевых рубашках и с потертыми старыми черными ремнями через плечо? Даже у паровоза есть охрана, и полдюжины охранников, устроившихся на тендере, направили свои карабины на фланги и тыл, готовые открыть огонь по толпе в ту же секунду, как в них полетит кирпич или будет спущен курок.

 И вот они въезжают на большую каменную станцию и видят
платформы битком набиты гражданами - некоторые привлечены любопытством, некоторые активны.
сочувствующие забастовке, и многие из них видные лидеры.
толпа хлынула на переполненную улицу снаружи. Поезд с трудом
приходите, чтобы встать, когда со всех сторон масса посторонних
вздымалась вокруг него.

"Теперь, Фини, очистить платформу слева. Переходите на другую сторону,
Крыло, - тихо говорит Драммонд офицеру у входной двери
следующего вагона.

За долю секунды первый сержант и дюжина солдат спрыгнули с палубы прямо в гущу толпы
они идут. «Назад! Вон отсюда!» — звучат суровые, решительные приказы, подкрепляемые энергичными тычками тяжёлыми прикладами карабинов.

Поражённые столь быстрыми и решительными действиями, они оказывают лишь такое сопротивление, на какое способны их вес и габариты, и то лишь на мгновение. Вид этих сверкающих пулемётов Гатлинга,
суровые, краткие приказы и быстрое, уверенное продвижение
преодолевают всякое желание сопротивляться. С обеих сторон, во главе поезда, огромная толпа, то смеющаяся, то задыхающаяся, отступает
толпа сомкнулась и, словно огромная человеческая волна, хлынула к железной решётке в конце коридора. Тем временем, без малейшей задержки,
батальон выпрыгивает из вагонов, выстраивается в шеренгу на северной платформе,
считает до четырёх, а затем, прижав руку к правому плечу,
размашистым шагом обходит хвост своего поезда, пересекает
параллельные ряды рельсов и через мгновение, под оглушительные
приветственные возгласы обитателей длинных очередей и высоких
этажей магазинов, офисов, деловых кварталов, грязные, пыльные,
потрёпанные войной участники кампании входят в город.
Он шагает по многолюдной улице. Боже! как кричат люди! Почтенные старые бюргеры, дородные бизнесмены, задыхаясь, бегут рядом, размахивая шляпами и до хрипоты подбадривая себя. «У этих парней в ружьях нет _бо_кетов», — так выразился уличный _гамин_.

«Куда они направляются?» — «Что они собираются делать в первую очередь?» — вот их лозунг.
 Полицейские теперь едут вместе с капитаном, временно исполняющим обязанности командира:
карета доставила полковника в штаб, но поспешим!
 Поспешим! вот что значит. Они едут молча, угрюмые, в облаке щелочной пыли
Переправа через Норт-Платт всё ещё покрыта их ржавым налётом. Впереди виднеется большой разводной мост: с обеих сторон стоят по дюжине полицейских и проверяют собравшуюся толпу. Они проходят по мосту, а затем, повернув направо, идут по неровной мощеной улице, которая с каждой минутой становится всё темнее и темнее от удушливого дыма. Вскоре они
пересекают похожие на змей шланги, порванные и бесполезные; проходят мимо
неприцепленных и заброшенных пожарных машин; мимо измученных и вялых пожарных. Затем отдельные группы хмурых мужчин расступаются перед ними
Они продолжают свой размеренный шаг и сворачивают в переулки и на
угловые перекрестки, преследуемые ожившей полицией. Затем голова колонны поворачивает налево и попадает в самую гущу событий: огромное здание в огне, вокруг него толпится огромная толпа, не обращая внимания на вмешательство полиции и явно намереваясь разграбить здание от крыши до подвала и соседние магазины. Ну что ж, ребята из ----го полка, вам предстоит работенка! Гоните эту толпу! Бескровно, если получится, с кровопролитием, если придётся!

Полковник снова впереди. Все идут пешком. «Левый фланг в
строй, двойной шаг! Первая рота растягивается в длинную двойную шеренгу от бордюра до бордюра. Драммонд, её командир, шагает впереди. Уинг, его заместитель, с тревогой наблюдает за ним из-за спин солдат.
 Они уже добрались до последних групп бунтовщиков, и те с предостерегающими криками и проклятиями разбегаются в разные стороны и попадают в руки сопровождающей их полиции. Дым становится гуще, толпа — плотнее.

 «Освободите улицу! Прочь с дороги!» — раздаются приказы, и на пол квартала вокруг становится чисто.  Затем появляется первое препятствие.  На
Среди груды досок стоит высокий, крепкий мужчина с седой бородой и сутулой спиной.
Очевидно, он является заметным лидером в толпе и выкрикивает приказы и подбадривания.
Что он говорит, не слышно, но теперь толпа, зажатая между рядами зданий, отступает, и, издавая безумные вопли в ответ на отчаянные призывы и жесты своего лидера, по меньшей мере две тысячи безрассудных и разъярённых мужчин противостоят небольшому батальону, неуклонно продвигающемуся по узкой улице.

«Возможно, вам придётся стрелять, Драммонд», — хладнокровно говорит полковник.  «Входите
в арьергарде вашего отряда». Повинуясь, высокий лейтенант поворачивается и следует за своим командиром вдоль передней части наступающей линии, чтобы обойти её с фланга. Он находится всего в пятидесяти шагах от груды камней, на которой главарь толпы с полудюжиной полупьяных приспешников выкрикивает свои увещевания. Как раз в тот момент, когда рука лейтенанта касается локтя мрачного старика Фини, когда он проходит мимо поста первого сержанта, в воздухе пролетает кирпич и попадает прямо в незащищённую голову офицера.
Офицер падает лицом вперёд на грязную улицу.
В последовавшем за этим торжественном крике голос Винга на мгновение становится
неразборчивым. В соответствии с принципом «Никогда не заряжай, пока не собираешься стрелять»
карабины батальона по-прежнему пусты, но внезапно «С»
отряд останавливается. «Зарядить боевыми патронами!» — звучит хриплый, строгий приказ Винга.
«Теперь цельтесь низко, когда я дам команду. _Стреляйте по команде._
_Команда_, ПРИГОТОВИТЬСЯ! — и все как один щёлкают курками. Но команды «Целься» не следует. «Берегись! Берегись! Ради всего святого, не стреляйте! Прочь с дороги!» — отчаянно кричат люди в толпе. Они бегут. Разбегаются по переулкам, закоулкам, прячутся за
Оптовая свай, везде-везде. Многие даже броситься на
их лица, чтобы избежать ожидается буря свинца. "Не стреляйте", - говорит
полковник, к счастью. "Вперед, удвоим время и дадим им сдачи"
прикладом. Мы поддержим вас." Из штабелей пиломатериалов спускаются
бывшие свирепые лидеры. «Заряжайте патроны, ребята, — в гневе и разочаровании приказывает Уинг. — А теперь, ребята, вперёд, и задайте им жару. _Вперёд!_» И он бросается вперёд, в самую гущу разбегающейся толпы, а его люди следуют за ним. Раздаётся
Минута диких криков, ругательств, оглушительных ударов и топот ног.
Посреди всего этого раздается одиночный выстрел, и когда Уинг,
запыхавшись, наконец останавливается в двух кварталах дальше, на
улице остается лишь дюжина изувеченных бедняг, которые
представляют собой разъяренную толпу, столкнувшуюся с ними
несколько минут назад. Только эти несколько человек
и одно корчащееся, истекающее кровью тело, вокруг которого
с любопытством собрались полдюжины полицейских и рядом с
которым только что опустился на колени батальонный хирург.

 «Он прострелен насквозь», — таков его вердикт.  «Никакая сила не сможет его спасти.  Кто он такой?»

«Это был самый жестокий и опасный зачинщик беспорядков, которого когда-либо знал этот город, сэр», — таков ответ одного из полицейских. «Никто не знал, откуда он родом и как его на самом деле зовут».
 И тогда в предсмертной агонии поверженный демагог переворачивается, и другая сторона его дёргающегося лица оказывается сверху. Даже сквозь редкую седую бороду отчётливо виден уродливый рваный шрам, тянущийся от уха до подбородка.

«Это не первый его проступок, даже если он окажется последним, —
говорит сержант полиции. — Вы только посмотрите! Кто в него стрелял?»

«Так и есть», — следует хладнокровный и быстрый ответ, и сержант Фини поднимает руку к своему карабину и вытягивается по стойке «смирно», увидев стоящего на коленях хирурга. «Так и есть, и как раз вовремя. Он взял на мушку нашего лейтенанта; но даже если бы он этого не сделал, я бы его прикончил, как и любой другой в той роте вон там.
И Фини указывает туда, где стоит отряд «С», отдыхающий после атаки.

 «Значит, ты его знал?»

«Я сразу узнал в нём дезертира, вора, разбойника с большой дороги и убийцу — узнал в нём рядового Блэнда из Аризоны и узнал бы его где угодно по этому шраму».

Полицейский наклоняется и вырывает заряженный револьвер из цепких, дрожащих пальцев. В этот момент возвращается Винг и проталкивается сквозь толпу.

"Он сильно ранен, доктор? Это был ужасный удар."
"Это не лейтенант, сэр," — говорит Фини уважительным, но каким-то странным тоном, отводя полицейского в сторону.
«Смотри!»
И Винг, наклонившись, бросает взгляд на умирающее лицо, затем закрывает глаза руками и вслепую, пошатываясь, уходит.

В тот вечер множество горожан собралось у бивуака
Батальон выстраивается у водоразборной станции под звуки барабанной дроби.
С расстояния в несколько кварталов долетают знакомые ноты, проникающие через открытые окна комнаты, где Джим Драммонд лежит на очень удобном диване, придвинутом вплотную к окну, так что каждый порыв прохладного озерного бриза обдувает его лицо, и где, лениво оглядываясь по сторонам, он сравнивает роскошь окружающей обстановки с грубой простотой той жизни, которую он прожил и любил столько лет.
Седовласый Джордж Харви, добрая миссис Стоун, его сестра, пребывающая в блаженстве,
Прекрасная Фанни Уинг с крепким малышом Харви на руках и её гордый, мужественный муж рядом с ней, а также высокая, красивая, молчаливая девушка — все они были здесь, чтобы позаботиться о его нуждах, трижды поприветствовать его и дать ему почувствовать, что здесь, если не на всей земле, он как дома. И тут
батальонный хирург и семейный врач объединяются, чтобы заявить, что он
должен оставаться здесь до тех пор, пока они не отдадут приказ о его выписке.
Три дня и три ночи за ним ухаживают, его гладят и так заботятся о нём, что он не узнаёт себя.
И тут приходит сестра Пусс и плачет над ним
и поцеловал и благословил его и, в свою очередь, будет много и
запрещено выходить, а потом, после ее старшего брата вернуться в строй
с батальоном, теперь кормят и _f;ted_ по всей северной стороне,
он обязательно должен приходить каждый вечер, чтобы увидеть ее; и теперь,
презентабельный форме прибыли и грубой бороды были
побрился и мужчин из старого полка выглядеть не как "бандиты", но не
больше похоже на американские солдаты, как наши солдаты смотрят в области их
сервис суровые, ее братской гордости за ее старший брат красиво
Это видно по её самоотверженности, ведь так или иначе, хотя он и приходит к ней, он остаётся, чтобы посмотреть на Рут Харви, застенчивую, молчаливую и прекрасную. И вскоре, как будто по общему согласию, этот уголок большой гостиной отдается этим двоим: высокому, крепкому солдату и стройной, гибкой девушке. Однажды вечером он приходит раньше обычного, явно взволнованный, и вскоре выясняется, что он получил важные приказы. Фанни бледнеет. «Вы... все... вернулись?» — восклицает она и на мгновение расцветает от его заверений, что заказ выполнен.
касается только его самого. Его вызывают в штаб-квартиру департамента, чтобы он лично доложил обо всём командующему генералу, который собирается отправиться в поход через горы на северо-западе Вайоминга и хочет, чтобы Драммонд сопровождал его. Она сияет от счастья, пока не видит лицо сестры. Вечер не такой уж тёплый, но она выставляет всю прислугу на крыльцо, на заднюю веранду — куда угодно, лишь бы не в гостиную, где раздаются едва слышные звуки труб, отбивающих воинственный «тату», и где лейтенант Уинг
на цыпочках вернувшись из поездки к себе спящего мальчика и скрылся
момент от бдительности его супруги, сейчас происходит выкладывать
в, ... что слышал из тускло освещенном углу, возле пианино
звук приглушенных рыданий, звук глубокий, мужественный голос, низкий,
успокаивающий, необычайно счастлива, звука--звук--неописуемый в
соответствующий английский, но так и не поняли,--звук в которых крыла
привалы короткие паузы одно мгновение в нерешительности; затем лица и идет
на цыпочках выходит в блестящий блеск преддверия лампы, в
в блестящих глазах его любящей жены, полных недоумения и укора.

 И в качестве ответа, поскольку место, возможно, слишком публичное для других проявлений чувств, Винг просто обнимает себя.

Той ночью под сводчатой крышей огромного железнодорожного вокзала
товарищи, которых так долго связывали узы уважения и привязанности,
какие рождаются только годами, проведёнными вместе в опасностях и лишениях,
а теперь так счастливо связанные ещё более тесными узами, расхаживали по платформе,погружённые в прощальные слова.
"Джим, подумай, какой груз мне приходилось нести все эти пять лет и
Мой добрый ангел запретил мне говорить тебе об этом хоть слово.
 «Я не могу осознать своё счастье, старик. Я и не мечтал, что после того, как она выйдет в мир и увидит всё своими глазами, она вспомнит о своей детской влюблённости или подумает обо мне».
 «Я знаю, что ты этого не делал. И всё же Фэн говорит, что после путешествия на «Ньюберне» маленькая Рут ни о ком другом и не думала.
На мгновение воцаряется тишина, затем Винг снова заговаривает:"Письмо от матери не успело дойти до меня. Конечно, я должен был написать ей и рассказать о судьбе, которая в конце концов постигла его.
ты знаешь, у меня такое чувство, что, в конце концов, это сделала моя рука.
- Как же так? Фини говорит, что узнал его в тот момент, когда эта сторона его лица была повернута к нему, - сторона, которую мой нож вскрыл много лет назад. Это был смертельный шрам.

КОНЕЦ.РОМАНЫ КАПИТАНА. КИНГ.КАПИТАН БЛЕЙК. Иллюстрированный. ткань 12mo, 1,25 доллара ДОЧЬ ПОЛКОВНИКА. Иллюстрированный. " 1,25
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ УЖИН ПОЛКОВНИКА" 1,25
ВЕРА МЭРИОН. Иллюстрированный "1,25 РАНЧО СТАРЛАЙТ" 1,00
«ЗАВОЕВАНИЕ КИТТИ» — 1,00  «ЛАРАМИ» — 1,00

 «ДЕЗЕРТИР И ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫЙ ЧИНОВНИК» — 1,00
 «ДВА СОЛДАТА И РЭНЧ ДАНРЕЙВЕН» — 1,00
 «СОЛДАТСКИЙ СЕКРЕТ И АРМЕЙСКАЯ ПОРЦИЯ» — 1,00
ПРОДАЕТСЯ У ВСЕХ КНИГОТОРГОВЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ.

J. B. LIPPINCOTT COMPANY, издатели,Маркет-стрит, 715 и 717, Филадельфия.
ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ ВЕРСИЯ ЭЛЕКТРОННОЙ КНИГИ ПРОЕКТА ГУТЕНБЕРГА «Враги в засаде»