В декадансе

Луна живет на пятом этаже, под самой крышей старенького желтого дома недалеко от парка с пестрыми уточками, которые крякают “кря-кря-кря” таким тоном, словно обсуждают фьючерсы на токийской бирже.

Мне об этом рассказал мой сосед с именем, которое произнести также сложно, как запомнить. Он ее навещал часто. Чаще чем другие. Всегда возвращался от нее домой с лицом бледным и холодным, словно сабля, висящая на стене в гостиной квартиры, в которой я живу.

Мой сосед писал стихи и, к слову сказать, писал их хорошо. Никто никогда не пишет плохие стихи. Иногда то, что люди считают плохим стихом, лишь черновик хорошего. Он часто писал о пятнах на теле Луны, но не так, как напишите вы или я. Нет. Он писал так, что слова в его стихах были похожи на танцующие на прозрачных водах ручья искры солнца.

Если вы встречались с природными явлениями, то вы знаете, что это плохая затея. Солнце вспыльчиво, Ветер неверен, Луна непостоянна. Может быть, поэтому со временем слова в стихах моего соседа стали больше напоминать брызги стекла от разбитого бокала.

Их роман был предрешен, как весна. Дарил ли он подарки? Конечно. Новенький iPhone, срезанные цветы и однушку в центре Вены, чтобы каждые вечер танцевать венский вальс. Всякий раз она тихо смеялась и говорила: — “Милый, какая пошлость, боже мой”. Она предпочитала, чтобы ей дарили звезды. В самом деле, какой подарок позволил бы хоть на секунду назвать Луну своей? В этом Луна и кошки очень похожи.

Он не мог дать ей ничего, а ей ничего не было нужно. Поэтому каждую ночь за редким исключением она уходила сиять тем тысячам другим, что ждали ее света. Популярная. А он все больше бледнел, истончаясь до призрачного сияния, пока однажды мы не похоронили его там, где хоронят всех несчастных влюбленных.

В декадансе.