Сезон жарков

               
               
                Сезон жарков
                Роман
                Глава 1
                Кто это так громко гремит железом в мастерских общества «Луч», хотя времени – только десятый час? Будто в застойные времена, когда  колхоз начинал шуметь чуть ли не одновременно с первыми петухами. А  повариха Пана приступала к работе еще раньше, потому что к обеду надо было переделать на кухне массу дел, в том числе и наколоть для печки дров. Традиции и преемственность в этих местах почитались, и скоро на смену заслуженной поварихе пришла ее племянница Виолетта. Приняв, вместе с кухней и послушание колки дров. Конечно, у доброго хозяина дрова наколоты и сложены в поленницу загодя, но, во-первых, Виолетта не была тут хозяином, а только работала на подряде, а во-вторых, расколоть целый грузовик корявых чурок – это развлечение не одноминутное. Причем ведь вес Виолетты едва превышал полсотни кило, а иная чурка весила не меньше. Поэтому поленья изготовлялись ею по мере потребности.
                Кроме общехозяйственных забот были у Виолетты Канухиной и специальные: в частности, приготовление обеда и ужина. Конечно, ООО – это тебе не колхоз, и тут никакие излишества не предусматривались, вроде какао или пепси, а также прочих шашлыков и беф-строгановых, даже и пирожки пеклись скромных размеров, не то, что раньше. Тогда каждый габаритами был подобен лаптю из школьного музея и, съевши такой, труженик уже не мог вздохнуть в полную силу. Но пирожок не бросал – уж больно вкусен.  Нет, теперь пирожки имели весьма умеренные параметры. И если что от них и прочей снеди оставалось, поварихе следовало все это скрупулезно собрать и скормить двум свиньям, содержащимся при мастерских. Они шли на мясо.
                Очень рачительным подходом к хозяйству отличался его глава Никита Пузырев. Поэтому ни одной копейки не тратилось без нужды.
                При кухне дел у Виолетты хватало – чего стоит, к примеру, сварить борщ! Если с говядиной - не меньше трех часов надо, хотя руководитель, будучи верен себе, стремился заменить говядину более дешевой свининой или даже курицей. То и другое, кроме сравнительно невысокой цены, требовало меньше топлива для приготовления блюд, а также и меньше времени. Хотя это последнее обстоятельство занимало Никиту Ивановича меньше всего. Потому что Виолетта едва успевала обслуживать столующихся даже и в случае свино-куриных меню, и, стало быть, дополнительные обязанности вменить ей не представлялось возможным. Ведь следовало еще сооружать салат из огурцов и помидоров, готовить чай или компот, а после незамедлительно убирать и мыть посуду, столы, и начинать подготовку к следующей кормежке. К окончанию полевого сезона Виолетта неизменно худела, несмотря на близость кухни, и вызывала тем зависть у многих подруг, а также у супруги Пузырева Клавдии, которая подругой не была, но заведовала снабжением пункта питания. Несмотря на отсутствие изысков, он требовал много чего. И если макароны, чай, сахар, сухофрукты, соль и перец безусловно требовали денег, то картошка, а также капуста и прочие овощи производились на грядках тружеников «Луча», и казалось, могли бы поступать на его кухню по-свойски, безвозмездно. Ан, нет! Скареды - хозяева грядок - просили оплату. Безмерная алчность людей угнетала чету Пузыревых, и до такой степени, что картошку иной раз они доставляли свою, оплачивая себе из кассы сущие пустяки, лишь бы не было скандала. Морковку же и капусту, а равно свеклу покупала Клава в магазине – готовую, мытую сортированную, с которой не надо было ей возиться. Дальше все попадало в проворные руки Виолетты и претерпевало различную кулинарную обработку. Конечный результат вполне нравился столующимся.
                Поскольку имя ее для наших умеренных и даже холодных широт подходило не очень, в повседневном общении звали ее просто по отчеству – Петровна. Даром, что молода. Душевно и близко уроженцу села Жердева, как и любому незамысловатому жителю лесов, степей, а также и сопок. Зато и авторитет у нее рос неукоснительно. Даже среди Пузыревых. Никита Иванович с течением времени стал доверять ей просто безгранично. Дошло до того, что даже новую деревянную швабру, приобретенную для столовой собственноручно, он вручил Виолетте, не требуя никакой расписки.
                Но довольно о Канухиной – пора уже перейти непосредственно к производителям продуктов питания. Они тоже подчас встают рано, как  в это утро, и принимаются за работу. Нынче первым в мастерские прибыл Сергей Куницын, и немедленно принялся выправлять сошник культиватора. Он бил кувалдой с размаху по изогнувшейся культиваторной лапе до тех пор, пока она не оторвалась от стойки, при этом сохранив свою погнутость. Раздосадованный земледелец бросил молот и осмотрел лапу: отломилась она по старой сварке, и варить снова было бесполезно – сошник следовало целиком  менять. Ругаться матом Куницын не стал, хотя это было бы вполне уместно, а направился к столовой, заметив, что из кухонной трубы валит дым. Петровна, значит, уже на посту и надо засвидетельствовать ей свое почтение: давно не общались, считай, целую неделю, а по большому счету месяца два - с тех пор, как прекратилась уборочная. Прекратилась она вынужденно, и, если можно так сказать – досрочно. Бросили работу, уже когда комбайны местами молотили скошенный ворох пополам со снегом, и оставили почти сотню гектаров до весны.  В надежде, что снег сойдет аккуратно и до той поры полевые мыши не сгрызут все зазимовавшее  зерно. Опыт весенней уборки имелся, а как же: все-таки Жердево, как и весь район и даже регион - зона рискованного земледелия. Весной молотить хлеба было как-то веселей: уже вот-вот начнут пробиваться подснежники, солнце встает рано и светит ярко. Словом – весна! Хотя и тут порой приходится одеваться по-зимнему. Но осенне-зимняя уборка – это совсем другое дело. Это кошмар. Как рассказывал ветеран колхозного земледелия дядя Яша Коноплев, комбайнер стоял на открытом мостике, прикрывая лицо одной рукой от снежного шторма, а другой рукой вел степной корабль по упавшей от ветра и снега ниве. На плечах его был ватник, а поверх него – полушубок. Меховая ушанка и валенки дополняли экипировку. Бывали случаи, когда человек чудесным образом обзаводился унтами, и валенки получали отставку. Тогда земледелец мало чем отличался от пилота аэроплана, только что планшета с картой у него не имелось, револьвера да защитных очков.
                Но чаще уборку удавалось закончить до устойчивого снежного покрова. На этот раз – нет. И теперь предстоял весенний уборочный аврал. Для чего и был объявлен общий сбор, чтобы обсудить и наметить. Вплоть до вызова Канухиной, дабы все прочувствовали важность момента.
                - Привет, Петровна! – возгласил Куницын, открывая дверь котлопункта, как называли точку питания в колхозные времена, и нет-нет вспоминали доныне. Несколько панибратский тон Куницына маскировал скрытую робость его обладателя. Что интересно: в общении со всеми прочими представителями обоих полов никакой робости Сергей не испытывал, а тут на тебе! Может, все дело в том, что бабушка Виолетты, Агафья, числилась в селе не то, чтобы колдуньей, но около того. Будто бы она заговаривала зубную боль и еще много чего могла. Зубы у Сергея никогда не болели, поэтому об умениях целительницы ничего определенного сказать он не мог. Но дядька его, страдающий от давления, к ней обращался и будто бы имел от того пользу. И говорили, что внучка ее, Виолетта, унаследовала способности Агафьи Федоровны и еще себя покажет. И уже будто бы начала – недаром же все, сготовленное ею на кухне, получалось вкусным и сытным, хотя никаких поварских курсов она не кончала. А в школе училась вполне сносно, при этом не просиживая по полдня над учебниками. Да, именно так и обстояло у нее с ученьем. Теперь же совсем другое дело: Виолетта уже какой год зубрит английский, обучаясь заочно на преподавателя этого атлантического языка. И ходят слухи, что по окончании учебы намеревается закрепиться в городе. Сергей же Куницын тоже особо не бился над гранитом науки, однако успехи имел более слабые. Хорошо, что учились они в разных классах, иначе могли бы возненавидеть друг друга, ибо учителя любили сравнивать успехи окормляемых и приводить передовиков в пример. Сея тем самым рознь и смуту. И он ни в одном вузе не учится, хотя, например, знает наизусть имена всех знаменитых живописцев и может определить, чьей рукой написана картина. Зачем? Смех и грех!
                - Здравствуй! – отвечала заведующая столовой, и приветливо улыбнулась. – Ты, кажется, раньше всех сегодня!
                - Это точно, самый первый приперся, - он помедлил и добавил:
                - Сам не знаю, почему. Старею, наверное. Бессонница!
                Виолетта засмеялась, но тут же, распаковав какой-то пакетик, нахмурилась:
                - Надо же, какие отходы продают!
                - А что там?
                Она потрясла, перевернув, упаковку, и на стол посыпался лом сухого лаврового листа. 
                - Вот! Наша Клавдия привезла.
                Сергей засмеялся:
                - Продолжает поход бережливых? Мы с ребятами после армии, когда калымили, такой же покупали, но тогда денег не было, понятно. А Пузыревы-то? И как ты ухитряешься из такого съедобное делать? Знаешь, когда я вижу этот мусор, мне представляются южные города, заросшие апельсинами и лаврами. И вот, когда проходит листопад, под деревья выходит работник городского хозяйства с метлой и начинает сметать эти листья в одно место. Они ломаются, пылятся, но ему наплевать – ему платят за уборку. Потом подъезжает грузовичок, выходит мужик с мешками и они затаривают весь сор в эти мешки. После, может быть, его провеивают от пыли, а может, и нет - и отправляют в продажу. В такие местности, как наша, где лавры не растут. А?
                Теперь засмеялась Виолетта:
               - Ты так рассказал, что у меня как-то аппетит уже пропадать начал. Хотя я утром только чаю успела глотнуть, с печенькой.
               - А что же ты здесь ничего не перекусишь? Ты и так не толстая!
               - Здесь только тушенка и приправы, еще макароны и крупы. Но все это надо варить. Клава должна хлеб привезти, когда магазин откроется. Из-за одного дня разводить большой базар не стоит, конечно. Пузырев выразился, что это как?.. – типа, прицельный день.
               - Пристрелочный, - подсказал Сергей.
               - Вот-вот. Генеральная репетиция. Сейчас начну варить. Воду я уже поставила, скоро закипит. А к тому времени лично мой аппетит пройдет: я, когда надышусь кухней, есть уже не могу.
                - Ну, очень понятно. Это как со спиртом: стоит слегка надышаться паров, и уже без грамма выпитого человек пьяный. Но ты ведь так совсем похудеешь!
                - Буду отъедаться ночью, после того, как отдышусь.
                Светская беседа была прервана самым бесцеремонным образом: дверь распахнулась, и на порог упал человек в камуфляжной зимней куртке. Шапка его продолжила движение и покатилась по треснувшему линолеуму дальше.
                «Пьяный?» - переглянулись присутствующие, но тут же упавший поднялся на четвереньки, а затем встал и при ближайшем рассмотрении оказался Иваном Клоковым, шофером. И он был трезв.
               - Поскользнулся, - конфузливо пояснил прибывший – Здравствуйте! Сапоги у меня, как лыжи. Выкинуть давно пора. Но теплые.
               - Крыльцо как следует почистить не успела, - извиняющимся тоном произнесла повариха, - торопилась.
              - Да ничего, Петровна - успокоил Клоков, - давай, я сейчас сковыряю лед.
              - Я тогда пару чурок расколю, - вызвался, в свою очередь, Сергей, почувствовавший, что вполне закономерно будет, если он возьмется за колун, когда человек на пятом десятке берется за лопату. И они за несколько минут управились с делом, причем Клоков расчистил еще и дорожку к крыльцу, а дровосек наколол не меньше полукубометра дров. Мог бы наколоть и больше, да стесняла новая рубашка, слегка узковатая в плечах. В старых было бы куда уютнее, но чего не сделаешь, когда ожидается встреча с Виолеттой. Которая к тому же на полгода моложе его. А младшим надо подавать достойный пример. Как же иначе?
                Завершили свой аврал помощники повара быстро. В награду Виолетта налила им по стакану огненно-горячего чаю, к которому присовокупила пиленый сахар и печенье в пачке, которое чудом не съели за два месяца мыши. Несмотря на то, что оба волонтера утром позавтракали, печенье они съели, благоразумно оставив половину хозяйке. Поскольку на кухню она их не пустила – не положено посторонним – перекусывали  в столовой, просторной соседней комнате, откуда уходить и не торопились. Сергей краем глаза поглядывал в сторону Канухиной, которая проворно орудовала на кухне, а Иван обсуждал с кем-то по телефону шоферские дела.
               - Так вот Пузырев и говорит: дескать, натуроплату вам всецело выдали, хотя был недомолот, опять же и аптечки. Чего же еще? А я говорю: «натуроплата, конечно, хорошо, но лучше бы все получить деньгами. А что аптечку дали, так это вы о себе позаботились, чтобы технадзор не оштрафовал». Ха-ха, да конечно, ему не понравилось, но раз взялся за гуж…
                Абонент ответил какой-то колкостью, немедленно сам засмеялся, и  они принялись смеяться вдвоем, так громко, что даже Виолетта улыбнулась, хотя к разговору не прислушивалась.
               Тут дверь отворилась, и в проеме возник директор Пузырев.
               - А, на посту! Доброе утро! – поприветствовал он собравшихся. – Петровна, у тебя все путем? Вот и хорошо. Скоро моя Клавдия хлеб подвезет.  Что, мужики, пойдем! – обратился он к сидящим за столом, - народ собирается.
              И они отправились в бытовку мастерских, где было чище и теплее, чем в цеху, хотя и далеко не так просторно. Народу собралось более десятка человек – почти весь личный состав предприятия, за исключением животноводов.
               - Ну что, начинается новый сезон, хотя до посевной далеко – когда еще земля оттает! Пока и снегу местами по колено. Но это когда не торопишься, времени много, а как настанет момент – то его кошмарно не хватает. Так что надо рвать подметки. Первейшая задача – доубирать овес, который не успели. А значит, следует протрясти технику, главное, понятно – комбайны. Выведем три, чтобы нагрузка была небольшая, и чтобы не расхлестать их по мерзлоте. Как только на том поле снег сойдет, так и выходим. Там уже почти все ветром выдуло. Так что надо подконопатить комбайны и – на старт, не сегодня-завтра. Какие идеи, проблемы имеем?
                И Пузырев остался стоять, тем самым давая понять, что разговор серьезный, и он только начался.
                - Надо зерносклад латать, уже я говорил, а дело все на том же месте, - поднялся механик и завскладом Бусыгин. – Снег набивается через щели. Сейчас начинаются ветра – к посевной у нас там снегу больше, чем зерна, будет.
                - Да, будем этот вопрос решать, буквально на этой неделе, - заверил руководитель и сделал запись себе в блокнот, где в графе «Склад» она была уже шестой по счету после завершения уборки. И все насчет щелей.
                - Вот с материально-техническим обеспечением, - откашлявшись, веско сказал, поднимаясь, Клоков, - вопрос подвигается не очень. Даже совсем не движется.
                - Ну как же, Иван Степанович, - возразил Пузырев, - вот только недавно обеспечили тебя аптечкой, например; еще планируем кое-что.
                - Аптечка – это хорошо, - согласился Клоков, опустив соображение относительно технадзора, - но нужна запаска. Аптечкой ее не заменишь. Ладно еще, когда мы тут в окрестностях крутимся, а если дальний рейс? Жердь, что ли, вместо колеса привязывать? Это если бы все ведущие были…
                - Запаска вещь серьезная и требует серьезной суммы, - отвечал руководитель. Вот давайте соберем остатки урожая, тогда и средства появятся!
                Затем разговор зашел о вариаторе, о стеблеподъемнике, выгрузном шнеке, которые уж давно надо менять, и о некоторых других деталях, которых в зерноуборочном комбайне страсть, как много.
                - На новой-то, да качественной технике и дурак сможет, - по-детски обиженно сказал раздосадованный бесконечными претензиями Пузырев, - ты попробуй на том, что есть!
                И мужики, раскинув так и этак, и принимая во внимание неблагополучную экологическую обстановку в окрестностях, ослабили натиск на директора общества. И даже кто-то высказал ему слова одобрения. В конце концов, договорились, что убирать серый хлеб тоже надо, а уж как оно получится, решат небеса.
                И, покончив с официальной частью заседания, перешли к неофициальной – то есть прямиком в столовую, откуда доносились дразнящие запахи. И не рано – время близилось к обеду. Все потому, что соскучившиеся по долгим совещаниям труженики обсуждали дело обстоятельно и без спешки.
           Виолетта постаралась, выставив на стол замечательно сготовленные блюда; конечно, и дома у каждого стремились выдать качественные кашанья, однако же столовая – совершенно другое дело. Не зря ведь человека иной раз тянет отведать яств, приготовленных вне своих стен. Например, чужого борща или картофельной запеканки с грибами  - да мало ли! Столовая же, где работники настроены готовить на совесть – вообще шик, аппетит тут возникает неимоверный. Дело, еще может быть, в том, что ватагой и трапезничать – сплошное удовольствие! Это как при зевоте: если самозабвенно зевает кто-то один, немедленно начинает зевать и все окружение. Так и тут. Хотя аппетит набрасывается не так стремительно, но столь же верно.
                Большой артельный стол уже был в основном готов к приему бригады: в пару минут Виолетта наполнила борщом приготовленные тарелки, винегрет манил свежестью тепличных овощей, нарезанный аккуратно хлеб еще дышал теплом пекарни. На второе она приготовила плов из свинины, и он ждал в большой кастрюле своего выхода на арену. В помещении витал запах крепкого чая.
               - Ну, - бодро произнес директор ООО, - поснедаем!
               И он вооружился ложкой, призывая всех последовать его примеру.
               - Э-э, кхе-кхе, - задумчиво сказал, оглядывая стол, Бусыгин, - как-то неправильно…
               - Что неправильно? – встрепенулся Пузырев.
               - Да чего-то не хватает, вроде. Но чего – и сам не пойму! Аппетита нету.
               - А и верно, - поддержал его сидящий рядом Илья Рябов, - чего-то от простуды! 
              И  все засмеялись.
              - Каким ты был, таким остался, - ворчливо отозвался руководитель, - ведь не на отжинки собрались! Ну да ладно. Все-таки начинаем новый сельхозгод!
              С этими словами он взял из-под вешалки портфель и извлек литровую бутылку водки. Стаканы, предназначенные для чая, под одобрительные взгляды собравшихся были наполнены наполовину этим популярным напитком.
                - Хоть вроде и праздник у нас, но напиваться не будем! – строго молвил Пузырев. – Ну, с новым сезоном!
               И все дружно звякнули стеклом, выпили обжигающее содержимое стаканов и принялись закусывать обжигающим же борщом.
               - А ты что же, Петровна? – спросил Никита Иванович, заметив, что Виолетта лишь пригубила на ходу свое стеклоизделие.
                - Ну, у меня-то как раз самая работа, я уступаю свою порцию самому простуженному.
                - Э, нет, Петровна, так не годится! – воскликнул Гоша Шевелев, сварщик и звеньевой. – Удачи не будет! И почему ты, Петровна, чуждо выражаешься: «порция»! Как-то по-лондонски, по-буржуински. Пусть они меряют порциями, а мы по-свойски обойдемся. Ты уж подними бокал за общество!
                Но не такова была Виолетта, внучка Игната Канухина. Упорства ей не занимать:
               - Ну ладно, только я постепенно, чтобы ориентировку не терять, - сказала она и сделала глоток, отставив затем стакан. И поспешила на кухню, захватив опустевшую тарелку из-под хлеба: аппетит у артели случился завидный.
                Собравшиеся в столовой не торопились расходиться.  Хотя разговора о том, что неплохо бы еще немного побаловаться сорокаградусной, никто не заводил. Соскучился народ по настоящей работе, надо засучивать рукава.
                - Погода нынче что-то настроилась против нас, - сказал звеньевой. – То снег завалил овес, то вот не успели собраться по весенним работам, мороз вдарил!
                - Так это нынче. А овес-то завалило в прошлом году, - уточнил Бусыгин.
               - Да какая разница! Погода совсем неправильная стала. Где-то уже цветы, а мы печку топим, чуть не целый день.
               - Это точно. Сегодня приморозило. Если так пойдет, дров до лета не хватит, придется в лес за хворостом бежать.
               - Потеха! – встрял Клоков, - слышал, идея обсуждается – отапливать дома валежником. Это чтобы средний дом зиму отапливать, вагон хвороста надо. Где же его насобирать?
               Клоков вообще по жизни идет, отплевываясь направо и налево. Потому что все не так. Хорошо, что жена у него оптимистка и хохотушка, иначе оба давно бы свихнулись. А так – ничего: у них даже двое детей. Иногда и на Ивана нападает счастливый стих, но очень редко. Чаще – недовольство, как и в этот раз.
              - Да, пожалуй, вагон бурелома. Или два грузовика настоящих дров – куда лучше, - пробасил Рябов.      
                Виолетта вскипятила уже второй пятилитровый чайник, и под неторопливые речи он постепенно пустел: тут пришлись кстати и оставшиеся печеньки, хотя это было уже баловство. Виолетта тем временем принялась убирать освободившуюся посуду, горячая вода поспела, и можно было начинать мытье.
                - Петровна, но ты не забывай про свое обязательство! -  хватился Шевелев, кивая на ее стакан, в котором оставался напиток крепче чая.
                - Так еще время раннее, - смешливо отвечала Виолетта. – Еще я дела не закончила.
                - Беда с этими женщинами, - горестно резюмировал Георгий и сделал большой глоток чаю.
                - Так ей еще чашки-плошки мыть, - рассудительно заметил Куницын и, подумав, добавил:
                - А потом надо дома жарить-парить и опять посуду мыть.
                - Да зажарить-запарить и мать у нее сможет, раз Петровна на работу вышла. Целый день кухнями заниматься – мало кому понравится. Еще и вредно для фигуры.
                - Ну, у Петровны фигура от кухни не плывет. Наоборот, вес здесь теряется.
                - Это ты верно, в общем-то. Утонченная женщина.
                Утонченная Канухина тем временем перемыла всю посуду - остались только стаканы, из которых еще пили чай.
               - Ну, чай – не водка, много не выпьешь, - заметив это, молвил Куницын. – Пожалуй, хватит уже пить, как бы водянку не заработать!
              Виолетта с независимым видом прошла вдоль стола к своему стакану и выпила водку, после чего проследовала обратно, демонстративно неся его вверх дном.
              - Ты хоть закуси, - посоветовал Шевелев, - вредно же без закуски.
              - Петровна после первой не закусывает! – назидательно проговорил
Бусыгин.
             - Интенданты все знают, - меланхолично заметил Рябов, - наблюдательные потому что. Больше-то им заняться нечем.
             И сопровождаемый одобрительным смехом, он понес свой стакан на край стола, где сосредоточивалась пустая посуда.
             Разошлись все быстро, так что Виолетта едва успела домыть стаканы. Впрочем, она могла бы мыть их неопределенно долго, но надо было поговорить о некоем важном деле с Куницыным. Оно касалось ее брата Василия, и могло определить его дальнейшее жизнеустройство.
               
                Глава 2
            Племянник Василий был занят уборкой снежных куч,  образовавшихся за воротами в результате долгого зимнего удаления снега с обширного двора. Хоть при этом Вася старался выбрасывать осадки регулярно, не всегда это получалось – как-никак человек одолевал восьмой класс, встречался по вечерам с друзьями, а надо было еще уделять время для занимательного хобби – работы с берестой. Где же тут успевать бороться со снегом, особенно если выдавались метельные дни?
                Василий Канухин завидовал соседям Белкиным, которые отродясь не расчищали зимами территорию до самой земли, а ограничивались тем, что подметали тропинку к дому, да еще дорожки во дворе. Этой пожилой паре, конечно, лопатить кубометры снега было затруднительно. Но не только в возрасте заключалось такое небрежение к порядку.
                - Да не хватало еще с этим горбатиться! – говорил хозяин подворья Степан Степанович, который был приезжим, но приезжим давно. – Я, когда жил в Казахстане, понятия не имел скоблить до земли. Хотя снегу наваливало по пояс. Где же с ним возиться? У всех дела, работа. И никто там не чистил, только дорожки, да еще с крыш в середине зимы его сбрасывали, - иначе проломит. Но, правда, времена были другие – сейчас, может быть, подъезд к дому расчищают, чтобы авто выгнать-загнать. На большее и возможностей нет: куда девать снег, если чистить сотками? К соседям валить, что ли? И никто там такой чепухой не маялся. Нет и нет!
                Степан Степанович впадал в задумчивость, и умолкал. Может быть, ему вспоминались дальние горы, сверкающие на солнце ослепительными заснеженными вершинами, и мартовский подтаявший снег, когда мириады заледеневших крупинок наста сверкали разноцветными искрами, как бриллианты. Хотя последних он никогда не видел. Но, может статься, на память старому приходили подснежники-кандыки, роскошные, несравненные цветы, первыми пробивающиеся к солнцу, когда вокруг еще не стаял снег.
                Василий понятия не имел, что грезилось старику-соседу, ему было не до того, потому что в селениях Восточного Казахстана снег, может быть, и не убирают, а в Жердеве, да и во всей округе – еще как! В городах, конечно, этим занимаются оплачиваемые люди, а в деревне – нет.  В деревне занимаются неоплачиваемые, другими словами – хозяева усадеб. Конечно, снег – это не мусор, что очень кстати, хотя совершенно неубранный тоже портит вид. За уборку же мусора в деревне не платят, напротив, могут оштрафовать, если убрано недостаточно чисто. Сосед Степан Степанович со своею супругой от греха подальше мусор свой исправно убирали, благо, производили они его не особенно много. Конечно – кто же станет за тобой убирать? Это по старой тимуровской памяти школьники могут наколоть дров, но заниматься чисткой чужих подворий – уж извините. Родители первые встанут на дыбы: как так? Куда ни шло – общественно-полезный труд, на благо всего общества. В прежние времена был он весьма почитаем, особенно у его организаторов. Иногда они даже сами выходили в первых рядах на ударную вахту, и таки убирали порванный мяч или пустую консервную банку, показывая пример. Хотя вряд ли убрали бы с общественной площадки случившуюся здесь дохлую кошку.
                - Василий! – говорил, обращаясь к внуку, патриарх Канухинского рода дедушка Игнат, - ты живешь чисто потребителем. Вот есть производители, которые чего-то полезное производят, а есть потребители, которые только потребляют и ничего не производят, кроме свинст…
               - Ну что ты, дед, говоришь! – укоряла его дочь Наталья, - он же еще ребенок! Вот вырастет – будет производить. Но и употреблять будет, а как же: без употребления человек не живет. Вот есть даже общества потребителей, и еще больше, союз обществ потребителей – знаешь же, потребсоюз. Но, правда, он сгинул, хотя есть же, что потреблять.
                - Так вот я и говорю, - не сдавался дед, - развелось потребителей! И Васька туда же.
                - Но ведь он же еще мал.
                - Ничего себе, дитятя: десять лет! Мы в такие годы картошку в колхозе копали, забыла? Ковырялись чуть не целый день! Хотя лучше бы послали на рыбалку…
               - Золотое было времечко! – мечтательно вздыхала дочка. – Накопаем картошки, напечем, колхоз молока привезет – объедение!
               - Ну, хлеб-то, сахар, даже соль с собой приносили, - ворчливо замечал дед, - лучше бы на рыбалку пригодилось!
               Потому что он неизлечимо страдал этим недугом. Коварное пристрастие не раз подводило его, особенно в школьные годы, потому что лета не хватало. Приходилось иной раз жертвовать уроками. Ну и что? Венька Ковалев, кажется, за десять лет не прогулял ни одного урока, был круглый отличник, а сейчас тоже пенсионер и ни тебе яхты, ни даже задрипанного вертолета, хотя есть еще советский «Запоржец». Да. И вспомнить-то нечего. Тьфу!
                Сам дедушка Игнат до последнего не расставался с удочками, выходя спозаранку на реку, и доселе ходил бы на промысел, да уж ноги не те. Не носят, как бывало. Странно, однако же - хобби деда не передалось внуку: к рыбалке Василий был равнодушен, хотя селедку с картошкой любил. Но и только. Зато ни с того, ни с сего, увлекся детскою забавой. Проще говоря, даром тратил время, вырезая фигурки из бересты.
                Вот он и явился причиной разговора Виолетты с Куницыным после производственного совещания в ООО «Луч». Дело же заключалось в том, что Сергей задался целью основать в селе музей, где должны быть выставлены работы жердевских умельцев. Виолетта по-родственному решила открыть какие-никакие перспективы для брата, дабы он развивал свои художественные способности. Благодаря ей один уголок сельского Дома культуры украсился работой Василия под названием «Мада летом». Она представляла собой панно из бересты размером метр на полметра и изображала местную реку Маду, текущую среди пологих берегов, в отдалении покрытых гривами леса. На создание этого произведения начинающий мастер декоративно-прикладного творчества потратил полтора месяца. Главная трудность заключалась, конечно, в подборе и обработке бересты, и он погрузился в справочники, печатные и электронные. Первые были представлены в Жердевской библиотеке непозволительно скудно, в интернете же кое-что полезное имелось. Чтобы создать летний пейзаж, требовалось много зеленого цвета, но береста, как известно, в природе лишена такого окраса. Тем занимательней представлялось решение этой задачи. Оказалось, что не обязательно, например, иметь под рукой желтую и белую краски, чтобы собрать на листе основы букет из ромашек. Вполне достаточно было иметь подходящую бересту. Это как из дикого камня построить ровную стену, с той разницей, что стене безразлично соотношение света и цвета камней, тогда как фрагменты картины должны быть не только подогнаны друг к другу, но и являть в сборе вполне читаемую картинку.
                - Я слышала, что ты решил открыть у нас музей, - обратилась Валерия к Сергею, - но думала, что это твой секрет. А сегодня вижу, что нет. Так если ты хочешь подбирать, что можно выставить на обозрение, может, посмотришь и поделки Васи Канухина? Он заболел берестой. Неизвестно, что из этого может выйти, но не топить же ими печку? Жалко.
                - Конечно, стоит выставить. Да я видел в ДК его берестяное панно. Там, кстати, по соседству и одна моя картина присутствует. А насчет того, что из всего этого выйдет, так это небесам только известно. Но не сидеть же, сложа руки! Тем более, молодым. Говорено же было: «Бороться и искать…» и «Не знаешь, где найдешь, где потеряешь». Но у меня только начало, хотя собирать сотворенные вещи уже нужно. А откроется этот очаг культуры, думаю, в мае, когда вся организационная канитель утрясется, и когда не надо будет топить там печь. Так что все бересты будут в сохранности, будь благонадежна.
                - И ладно – все это не к спеху. Главное, Василий будет знать, что его труды увидят. И оценят.
                Виолетта засмеялась и взмахнула рукой:
                - Обрадую его, только осторожно. С оговорками, чтобы слишком не обольщался.
                - Ты прямо как Соломон, - ответно засмеялся Куницын. – Только так и надо. Потому что и я особо ни в чем не уверен, кроме того, что музей будет. Приятели отговаривали меня - да, было дело – но не отговорили. Упертый оказался товарищ!
                И тут собеседники сдержанно засмеялись оба.
                А и действительно, отговаривали Сергея, и еще как! Клоков меж мужиками раскритиковал затею в пух и прах:
                - Какой музей? Тут люди на машину копят годами, недоедают, недопивают, почти без закуски… Только накопили – цена подросла, копят дальше, накопили – опять цена… И чего Серега дурака валяет? Делает подрамники какие-то, натягивает  тряпку, грунтует-полирует… Красит потом свою картину. Смех! Люди на машину…
                - Да что Клоков! Ближайший друг Куницына, Илья Рябов, услышав о его намерениях, схватился за голову:
                - Да ты в уме повредился, ли что ли? Кто же станет ходить в музей, да еще в деревне? Тут с хозяйством-то управиться другой раз нет ни времени, ни желания. И вдруг – музей! Это еще реально в столицах, да и то после разнузданной рекламы какого-то художника. Но тогда ужас: билеты за месяц до, по блату, по тройной цене, очередь немыслимая, ажиотаж, родственников из-за границы вызывают! А ведь изделие этого человека томилось здесь годами, а может, десятилетиями, и все равнодушно шествовали мимо. И через неделю будет то же самое. А?
                - Ну, это с одной стороны, - уточнил Куницын, - а с другой где-то в отдаленной от нас местности энтузиаст в малом городке устроил выставочную галерею, и народ в ней не переводился, а скоро там появилось еще несколько таких площадок и тоже не пустовали.
                - Это что же – там проживали одни сплошные художники? Или бездельники? Так это где-нибудь на Таити, там специальное помещение не нужно: под любой пальмой можно устроить галерею: печку топить не требуется, стало быть, не потребны ни дрова, ни истопник, ни половая рейка. Тоже и гардеробщик. Может быть, ночной сторож. Или охранная сигнализация. У нас нужны. Потому что могут умыкнуть даже подержанный веник, нечаянно оставленный на крыльце. Выйдет не дешевле, с учетом слабых требований сторожей по зарплате. Плюс еще уборщица. Или сам все чистить будешь? У нас только на всем этом можно прогореть в первый же месяц. Так где, говоришь, это место, где эти счастливчики обретаются? Такое, наверное, одно, или есть еще?
                - Неизвестно мне, не вдавался. Но что по иным землям озираться? У нас вон в Палехе каждый второй – художник, и такие там мощные мастера!
                - Палех, кажется, переживает не лучшие времена, да и Федоскино тоже, не говоря уже о хрустально-фарфоровых делах.
                - Однако, я смотрю, ты в курсе живота художественных промыслов!
                - Так видишь: производственные темы мало меня увлекают – производства хватает мне в домашнем хозяйстве, особенно летом. Приходится поэтому развлекаться посторонними вещами.  Непрофильными. Хотя ничем таким серьезно я заниматься не собираюсь. Пока. Ты – другое дело: все-таки учился в академии, хоть и заочно.
                - Учеба у меня получилась недолгой, по независящим от меня.
                - Да я знаю. Жаль. А то, чувствую, ты бы развернулся! Был бы академик.
                Они засмеялись. Затем посерьезневший Куницын задумчиво потер лоб и проронил:
                - Но, с другой стороны, Боттичелли ведь, кажется, не кончал институт Сурикова?
                - Скорей всего. Но, наверное, у него все-таки были учителя. Может, и у – Сандро, кажется? - не все гладко начиналось, как знать. А ты, если влез в это, держись, продвигай идею! Я вот тоже взялся за гуж, причем же вообще непривычный. А что делать? Надо же как-то существовать, раз поручили!
                Илья и в самом деле затеял небывалое, почти промышленное дело. Долго о нем не распространялся, но, в конце концов, переполненный надеждами и сомнениями, не смог превозмочь желание обременить ими и еще кого-то. И, прежде, чем рассказать о своем плане молодой жене, осторожно поделился им с Сергеем. Речь шла об изготовлении плитки для мощения двора и садовых, а также иных не слишком протяженных дорожек. Производство их он намеревался развернуть на своем приусадебном участке, пожертвовав тремя сотками земли, отводимой ранее под однолетние травы, проще говоря – под овес на корм. Три сотки особой роли не играли, потому что огород занимал площадь в полгектара с лишком. А для выделки композитной садово-огородной плитки триста квадратных метров - замечательный полигон.
                - Так ведь такой плитки сейчас на строительных рынках горы? - засомневался Сергей.
                - Там в основном для городских площадей. А тут я стану делать чисто деревенский уклад. И дешевый. Сравнительно, конечно. Был недавно в райцентре у знакомого – у него весь двор выложен собственной плиткой. Так, говорит, все соседи одолели просьбой: наделай им такую же! Но он не связывается с этим рукоделием: едет на вахту, там и деньги другие и работа не такая муторная. Так что я пока без конкурентов.
                - Ну, пусть все срастется. 
                - А Борис, другими словами, Мошкин, наш приятель, возвращается обратно в Жердево, - слышал? – спросил Илья. - И будто собирается тоже тут дело какое-то открыть – моя Настя так сказала. У нее такой бзик: сама постоянно что-то хочет открыть, но вовремя тормозит. Петровну, которая Виолетта, соблазняла устроить кафе, дескать, к такой кулинарше народ толпой ломиться будет. Но Виолетта имеет другие планы - после учебы, наверное, осядет в городе. А Боря, наоборот, из города - сюда.
                - Ну? Все на круги своя. Да и правильно, наверно. Там, в городе, и своих бездельников девать некуда, а тут еще мы понаехали…
                - Ну, Боря-то не бездельник, - слегка обиделся за товарища Илья. – Он кем только не поработал!
               - Да это я к слову. В смысле – конкуренция непереносимая. И если папаша не в рангах, пробиться трудно.
               - Ну, так это везде и всегда.
                ***
              Василий Канухин пока не строил срочных планов по организации своего прекрасного далека, хотя предварительные наметки имелись. Но уж очень скоро все меняется, что было вчера хорошо – сегодня уже не очень, а завтра вообще непонятно что это за чепуха.
               Вася погрел ладонями уши, вновь надел рукавицы и продолжил уборку слежавшегося, задубевшего снега, откалывая увесистые глыбы. Хотя заканчивается март, день выдался по-зимнему морозный. Там и сям из печных труб валил дым, хотя многие дома обогревались электричеством. Но не всегда хватало электротяги. Жители Жердева поэтому самозабвенно сжигали дрова. Хотя минус 20 – не диво, но это зимой, сейчас же, после оттепелей, такой мороз пробирает насквозь, и обогреваться приходится очень интенсивно. Лишь только Василий отбросил последние комки, как с неба обильно посыпались хлопья.
                День не задался.
                В кармане задребезжал телефон, заставив Василия вздрогнуть. Звонила Виолетта.
                - Я переговорила с Сергеем насчет твоих берест, он говорит, что выставить их полезно. Но, конечно, лучшие. Ты как, готов уже показать?
                - Да готов, конечно! – взволнованный, поспешно ответил племянник. - Только у меня сейчас их немного. А лучших – вообще…
                - Ну, что есть, и ладно. А до открытия еще сделать сможешь. Так что, заглядываем к тебе сейчас, пока у Сергея есть свободная минута?
                - Да, конечно, конечно! – горячо воскликнул Василий и, спешно закинув лопату в сарай, ворвался на кухню.
                - Караул, Виолетта с Куницыным нагрянут, бересты смотреть! – вскричал он, - есть у нас чай?
                - Как ты напугал меня! – отозвалась нервно мать. – Ну, конечно, есть чай, и к чаю. Но зачем же так влетать в дом? Как будто волки… Кот аж со стула свалился!
                - Да ему полезно, лежебоке!
                - Когда придут-то?
                - Да вот сейчас. Уже в дороге, наверное.
                Мать поспешно стала готовить для гостей угощение, а юный художник-берестянщик извлекал из кладовки немногочисленные произведения декоративно-прикладного характера и придирчиво рассматривал их. В конце концов, он оставил это занятие и решил продемонстрировать гостям все, что имелось в наличии – все семь работ разного формата, начиная с «открытки» и кончая полотном размером в половину кухонного стола.
               Тут подоспели и Куницын с Виолеттой. Немедленно они были усажены за стол, поскольку это Василий считал, что прежде береста, а все остальное – в последнюю очередь, мать же держалась иного мнения. Поэтому первым делом был выпит предложенный ею чай – с оладьями и клубничным вареньем, и лишь затем, после обмена с хозяйкой новостями, гости перешили к просмотру берестяных произведений. Будущий директор музея и одновременно заведующий фондом творений отобрал для начала четыре работы Василия Канухина, сказав, что остальным тоже найдется место, как только очаг культуры переместится из приспособленного помещения в более подходящее.
                - Лиха беда – начало, - молвил Куницын, - теперь нам надо доставить экспонаты в хранилище и оформить их приемку, честь по чести.
                - Вы уже, наверное, обойдетесь без меня? – спросила Виолетта, - мне надо кое-что сделать.
                - Да, спасибо тебе, дальше мы сами.
                И энтузиасты изобразительного искусства, взяв по две берестяные картины, укрепленные на оргалите, отправились в музейное фондохранилище, которое представляло собой летнюю кухню Куницыных, до поры освобожденную под экспонаты. На полпути им встретились две женщины средних лет – библиотекарша Наталья Иванова и ее соседка, учительница начальных классов Ольга Конева, которые оживленно о чем-то беседовали. Увидев Сергея и Василия с необычными, чуждыми Жердеву ношами, они остановились.
                - О, что это у вас такое? Можно посмотреть? – воскликнула востроглазая Наталья.
                - А что ж, конечно, можно, - отозвался за двоих Куницын. – Работы вот Василия, - и он для убедительности коснулся плеча спутника. Тот с готовностью повернул обе свои картины к женщинам. То же сделал и Сергей Куницын. 
                - Оригинально, - оценила Ольга.
                - Да, и все натуральное, - согласилась подруга и, прищурившись, спросила Василия:
                - А не подаришь ли одну такую? Для интерьера?
                Вася смешался. Он совершенно безвозмездно передал солидную картину в ДК, еще одну – в общество вышивальщиц. А на каждую уходило не меньше недели работы, и он мечтал получить хоть какую-то компенсацию.
                Канухин беспомощно взглянул под ноги и покраснел.
                - К сожалению, пока это никак невозможно, - пришел ему на выручку директор музея, - потому что до открытия экспозиции все работы должны быть на месте, на старте, так сказать. Сейчас мы с Василием составим документ о приемке картин, все честь по чести, как полагается.  А когда открытие состоится – пожалуйста, договаривайтесь, приобретайте. Кстати, оплата может быть наличными, перечислением, или же, как в старину – путем бартерного обмена.
                И он, повернувшись к Василию, украдкой подмигнул ему.
               Библиотекарша озадаченно почесала бровь: ничего себе, еще и платить, что ли? Но ничего не сказала, как и Ольга, которая, потупившись, ковыряла носком сапога подножную супесь и прикрывала ладонью рот.
                - Вот такие дела, Василий, - сказал Куницын когда они отошли, - художника обидеть может каждый. Но держись!
                Оформление новых экспонатов не заняло много времени: Сергей просто-напросто выдал автору расписку в том, что музеем принято четыре работы в бересте с названием и размерами каждой. Потрясенный Василий бережно уложил документ в карман, и даже без особого внимания оглядел изделия, уже поступившие для экспонирования – ему почудился отдаленный звук медных труб.
                - Особо рассчитывать на всенародную любовь не стоит, - несколько охладил его распаленное воображение старший, уловив восторг молодого Канухина. – Но продолжать свое дело надо. Только так!
                - Ну, как вступление в ряды? – поинтересовался дед Игнат, когда Василий вернулся, - я имею в виду художников ряды?
                - Все путем, - дедовым же слогом отвечал берестянщик и поспешил во двор, чтобы поскорей разделаться с уроком уборки снега и взяться за бересту. О школьных уроках он как-то даже не помышлял: до них ли тут!
                Дед, не удовлетворенный слишком лаконичным сообщением об успехах внука, вышел вслед.
                - Так ты теперь будешь ходить и обдирать березы? – уточнил он, обратившись к Васе. – Для них это вообще-то вредно.
                - Ну не все же. Их вон сколько! Лесорубы замучились рубить и грузить.
                Василий непреклонно продолжал бросать в сторону снег.
                - А школу-то, поди, не бросишь?
                - Хорошо бы бросить, так тут такой крик поднимется! – младший Канухин в сердцах бросил очередную порцию снега так далеко, что едва не попал им на соседский участок.
                Завидев в окно оживление на участке соседей, во двор вышел Степан Степанович.
                - Трудитесь? – поздоровавшись, осведомился он.
                - Помаленьку, - отвечал старший из Канухиных.
                - У нас тоже субботник – к восьмому марта. Но в основном домашняя уборка, вроде не мусорим, не пылим, а стоит взяться за веник -  и дня не хватит. Напасть какая-то!
                - Судьба такая, как раньше говорили – планида.
                - А ведь есть же люди, которые такими делами не занимаются. Я имею в виду – люди нашего возраста. Свое отбарабанили и отдыхают от всей души. Особенно в жарких странах, там и молодым-то работать тяжко. То сиеста, то фиеста. Пожилые да утомленные вообще душевно отдыхают. Кажется, даже и суп себе не варят. Все по барам, да по пабам обретаются.
               - Это верно, - согласился дед Игнат, который был на десять лет старше Степана. – Совсем испортился престарелый человек, говоришь: по барам да по бабам? Это все западная буржуазия, тлетворная. А и наши за ними тянутся, своей головы-то будто нет! Ну ладно, старые-то - у них она, может, уже не в порядке. А молодые? Смотрю телекартинки: вот слон африканский поливает себя из ручья хоботом, там вообще море, у берега плещутся молоденькие особы с почти голым задом и титры – мол, девушки отдыхают там-то. Вопрос: интересно, а от чего они отдыхают?
               В сердцах он наподдал утепленным сапогом по глыбе снега, оставшейся после Василия, но потерял равновесие и едва не упал.
               - А мы вот снег чистим, да паутину по углам, как вроде домработницы какие, - в унисон добавил  сосед.
               - Одно утешение – что на субботниках любых у нас никогда и никому не платили.
               - Но там хоть музыка была, марши, всякие. «Утро красит нежным цветом…».
               - Ну да, ну да. Под музыку-то и металлолом легким кажется, и мусор – не таким грязным. И не жалко его – не свой ведь мусор! Хоть и не очень грязный.
              - Хорошо, у вас помощник подрастает, а вот, например, одинокие бабушки – они тоже до земли скоблят?
              - В зависимости от самочувствия и физподготовки. Но в основном обходятся минимальной чисткой.
              - Вот именно это правильный подход – удовлетворенно резюмировал сосед.
               За разговором не заметили, как Василий, окончив свою трудовую вахту, поспешил оставить в покое лопату и устремился в дом. Там ждало его более увлекательное и полезное занятие.
 
       Глава 3
              Неизвестно в точности, чем занимались труженики ООО «Луч», вернувшись с производственного совещания, а глава организации Пузырев
отправился в районное управления сельского хозяйства насчет субсидии для покупки семян, потому что собственные семена «Луча» - подозревал Никита Иванович – нынче были частью морозобойными. И, стало быть, хороших всходов не могли дать. Для решения таких вопросов есть и современные средства связи, но куда вернее их решать путем очной беседы. Возвратился домой Пузырев уже затемно: день хоть и порядочно удлинился, но еще не поборол ранние сумерки.
               Клавдия, извещенная об отлучке супруга, приготовила ужин и, выпив чаю с зефиром, углубилась в смартфон. Оторвал ее от переговоров только приезд Никиты Ивановича.
                - Как съездил? – дежурно поинтересовалась она.
                - Обещают, - последовал лаконичный ответ, - лишь бы не три года ждать. 
                - Козлы, - сдержанно констатировала она, - давно бы уже расстарались!
                Пузырев сел к столу, где его ждала яичница, поджаренная на сале, и салат из огурцов с помидорами, позаимствованными из закупок для столовой ООО. Для пущего аппетита присутствовала теша. Он достал из холодильника бутылку водки, спросил:
                - Ты не желаешь против простуды? - и, получив отрицательный ответ, налил себе объемистую стопочку и тут же выпил. Клавдия же Андреевна, поев салату и запив его чаем с молоком, на этом и завершила трапезу. Поскольку верна оставалась своей установке кушать в меру. Это не всегда получалось, но сегодня выдался разгрузочный день – без лишней траты нервов, без неотложных дел, и можно было обойтись легкими блюдами. В иные же дни, когда что-то не ладилось, раздражало и бесило, Клавдия Андреевна могла есть без всякой меры, не в силах остановиться. Хотя понимала – умница - что наносит себе этим только вред. Никита же Иванович лишен был забот о собственном здоровье, а уж тем более – о фигуре и кушал в свое удовольствие. Надо сказать, что в определенной мере этому способствовало и сопровождение ужинов непременной чаркой, которая суммарно равнялась как раз полулитровой бутылке. Хотя раньше употреблял после окончания трудового дня гораздо меньше. Ну, тогда и хлопот было не столько, и не столько нервности. Но нервность и не обязательна. Никита Иванович вспоминал студенческие годы, когда молодые, вырвавшись из-под нудного домашнего контроля, приобщались, наряду с науками, и к чарочке. Бывало, к старшим курсам некоторые  едва могли дождаться пятницы, когда заканчивалась неделя лекций и семинаров, и можно было как следует расслабиться. Те, кто из состоятельных семей, спешили в рестораны, имеющие скромное финансирование от родителей, выбирали место в парке, если стояло лето, зимой же отводили душу в общежитии или на квартире. Пузырев особо пятниц не ждал, выпивал, как и положено, только в праздники. Но жизнь не стоит на месте…
   Клава, когда выходила замуж, оставила себе свою исконную фамилию Макова. А то ведь – такая роскошная дама, и на тебе!.. И так она и значилась во всех документах и в речах на совещаниях и заседаниях – Макова. Но в Жердеве почему-то величали ее Пузыревой – наверное, потому, что была она супругой Никиты Ивановича, и оставалась в его тени, поскольку он тут примелькался. Впрочем, подруги Клавы, называя ее Пузыревой, может быть, так потешались меж собой – кто знает!
Будучи по образованию экономистом, она с легкостью вела бухгалтерскую отчетность «Луча», а также и кафе «Тайга» - тем более, что суммы и в том и в другом обращались весьма умеренные. Во всяком случае, на собственные расходы по поддержанию шарма ей хватало. Хватало своего заработка и ее супругу, тем более, что он почти не употреблял коньяков, арманьяков и прочих рейнвейнов, предпочитая старую, любезную душе российского человека водку. При всем том с некоторых пор замечательная чета Пузыревых держалась дружно – на зависть – из последних сил. Все потому, что Никита, много и красиво говоривший на заре своей трудовой деятельности, не справился с реализацией своих, а заодно – и Клавиных мечтаний. Он обещал в прекрасном природном местечке, в окружении гористо-степного ландшафта, но и недалеко от города, возвести роскошный особнячок, разбить сад, и устроить пруд. Причем с живыми карасями.
- Заживем! – говаривал Пузырев, и потирал руки. И Клава также загорелась этой замечательной идеей, представляя себе, как она будет в этом особняке сиять, словно бриллиант в драгоценной оправе. И зачастят почетные гости. В бриллианте она нисколько не сомневалась, до поры сомнения не коснулись и оправы, но потом все изменилось. Особняк построили, но о роскоши при этом пришлось забыть, за скудостью средств; предприятие-гигант, которым должен был руководить Никита, оказался давно и крепко схвачен другими, ушлыми ребятами с деньгами и связями, хоть и не блещущими умом. Не повезло и с соседями, хотя рядом основывались несколько коттеджей. Неведомо почему, они были заброшены, и замечательное общество, которому следовало окружать Макову и несколько завидовать ей, не состоялось. Лишь один небольшой коттедж оказался заселен – там жила престарелая дама, которая уж никак не могла претендовать на роль светской львицы и ценительницы модных современных нарядов. Клавдию посетила мысль: а не для удаления ли от себя престарелых родственников строили эти, незавидные, надо сказать, хоромы? Угораздило же ее оказаться среди них!  Кто знал…
 И Макова решила поставить крест на Жердеве и, скорее всего – на Пузыреве тоже. Потому что его запал и деловой ресурс, казалось, исчерпаны, и вряд ли ежевечерние возлияния как-то изменят ситуацию к лучшему. Жаль. А годы летят! Знала бы она, что пророчил негодный Клоков, когда Пузырев взвалил на себя заботу об остатках производства бывшего колхоза! А говорил он, что затея эта стопроцентно проигрышная, и если уж колхоз-миллионер не устоял на ногах, где тут корячиться какому-то ООО! Пузырев, может, и упорный мужик, но чересчур самонадеян. Примерно то же стала думать теперь и супруга последнего.
 Никита Иванович знал, конечно, что Клава – она себе на уме, и когда суженая принялась наводить справки, где в благополучных организациях города потребен опытный счетный работник, запросто сложил в уме два и два. Потому что его она в свои планы не посвящала. Тут он начал прикладываться к бутылке иной раз и в обеденную пору. И неизвестно, к чему бы это привело, но его звезда еще не закатилась, нет!
Случилось то, чего практически не бывает: в районной администрации открылась вдруг вакансия специалиста-агронома. Потому что старый вдруг ушел на пенсию, несколько даже подставив свое руководство. Ведь у последнего имелось немало родственников, которых следовало пристроить на солидную должность, а тут приходилось срочно искать замену практически среди людей с улицы. Конечно, не все родственники начальственной когорты имели агротехническое образование, так это лишь на первый взгляд непозволительно: известно ведь, что был бы дождь да гром… В подобных случаях получающий должность немедленно поступает заочно в профильный институт и оп-ля! – он уже практически готовый специалист. Учится же, пусть и заочно. И со временем вполне может стать доктором требуемых наук.
 Старый же агроном, освобождающий место, хотел работать и дальше, апеллируя к своим заслугам. Поэтому решили повременить с его заменой, а тут вдруг он выкинул фортель, написав заявление. Да и леший бы с ним, но пришлось немедленно искать нового спеца, поскольку близились весенне-полевые работы. И начальство втайне опасалось, что только дождя и грома для успеха дела будет недостаточно. Претензии ими не принимаются, на них где сядешь, там и слезешь.
Тут вспомнили о Пузыреве, который уже изрядное время подвизался на ниве, направляя деятельность общества «Луч» в селе Жердево. Звезд с неба не хватал, но имел в среднем удовлетворительные показатели. А что еще нужно? Тем более, всегда можно его подвинуть, хотя и необязательно наверх.
- А что? - высказался на узком заседании один из районных руководителей, - «Луч» хоть и не агрогигант, но часть народа там занята. Текучести особой не заметно. Да и куда тикать?
- Руководящий стаж у него небольшой, - засомневался другой, - а?
- Дело наживное. Да и как небольшой? Ведь уж больше десяти лет. И потом – не пьет. Ведь не пьет же? Ничего такого не слышно.
- И не курит, - добавил кто-то. Да и налево…
- Ну, это уже нас не касается, - отрезал начальник. – У нас не Смольный институт! Главное – работа!
Так Никита Иванович нежданно-негаданно получил назначение, перемещаясь из производственной среды в управленческую. Однако же с условием: в должности он будет утвержден после того, как «Луч» домолотит оставшиеся с осени 80 гектаров овса, и закроет все имеющиеся долги. Хотя, конечно, выдвигая его на этот пост, проверили все, что касалось финансовой дисциплины. Просто для порядка.
Нечего и говорить, что Пузырев, воспрянув духом от дуновения свежего бриза, с азартом приступил к выполнению навьюченных на него обязательств. Потому-то в неурочный час и организовал производственное совещание в «Луче» с последующим авралом по выходу в поле.
У Клавдии Андреевны едва не случилось раздвоение личности. И немудрено: только наметилась для нее вакансия бухгалтера в одной из районных организаций, и стал прорисовываться образ будущего благоденствия Маковой на фоне тусклой периферийной жизни, как Пузырев пошел на повышение. Условное, конечно, но все же. Теперь ей приходилось  пересматривать ближайшие планы. Впрочем, пока ничего страшного не произошло, понеже своими намерениями Клавдия со своим мужем не делилась. Если он что-то и подозревает, то совершенно напрасно и, как всегда, неправ. Так что лучше ему засучить рукава и показать себя в новой должности наилучшим образом. И тогда, можно рассчитывать на осуществление прежних надежд. Хотя все подряд не может быть хорошо: радужные перспективы несколько омрачал особняк, повисший теперь ненужным отягощением. Поскольку продать его выглядело задачей почти неразрешимой – ведь по соседству уже долгое время пустуют подобные здания. Заселить туда престарелого родственника не представляется возможным за отсутствием такового под рукой. Почему оставались необитаемыми построенные коттеджи, было непонятно: возможно, их потенциальные жильцы предпочли интернат, или же им значительно добавили пенсию. Поэтому популярная схема отправить бабушку с глаз долой и заместить ее породистой собакой не срабатывала.
Между тем место, на которое ее продвигала институтская подруга при помощи теперешней подруги, уже освобождалось, и нельзя было терять времени. Тут Клава, наконец, поставила в известность законного супруга, объяснив, что до поры не хотела посвящать его в свое городское трудоустройство, чтобы не сглазить. А вот теперь уже вопрос решен окончательно и бесповоротно, и послезавтра, в понедельник, она должна прибыть на службу. Никита Иванович был с головой погружен в заботы по случаю собственного назначения и передаче дел «Луча».  Но все же поздравил ее и предложил даже по такому случаю отметить эти события, хотя бы дома, за недостатком времени на кафе.
На этот раз супруга присоединилась к нему – что же еще отмечать, как не такое счастливое стечение обстоятельств? И хотя употребила горячительного она совсем немного, посидели за ужином они хорошо, потому что и Пузырев воздерживался – ибо завтра предстоял обмолот злополучного овса.
                ***
 Комбайны были готовы, и чтобы разделаться с лошадиным злаком побыстрей, Никита Иванович распорядился выставить на уборку еще и четвертый комбайн, который соединенными силами выгнали на линейку готовности в рекордный срок. Теперь уж Пузырева не снедала тревога за будущую судьбу уборочной техники в ООО «Луч». Отныне пусть голова болит у звеньевого - у Шевелева, которого, скорей всего, и сосватают на место Никиты Ивановича. Вот и пусть вкусит прелестей директорства в одном, отдельно взятом селе.
 
Глава 4
Борис Мошкин, уроженец Жердева, малое время подвизался в помощниках у пасечника в пригородном хозяйстве, куда определился после пчеловодческих курсов. Курсы он, правда, не закончил, так как средства, накопленные до того на разных работах, которые Борис выполнял, подошли к концу и, чтобы не оказаться босым, голым и голодным, пришлось устраиваться на работу. Родители-пенсионеры, правда, предлагали свою помощь, но он решил, что хватит уже тянуть из них жилы лет пять назад и даже иногда отправлял им деньги, если дела шли хорошо. Однако же стабильности не было, и такая поддержка случалась лишь эпизодической: ведь Борис обзавелся три года назад женой, и следовало как-то обустраивать семейное гнездо. Для наследников, хотя дело до них еще не дошло. Его половина, имевшая за плечами 21 год, из них три года стажа воспитательницы в детском саду, зарабатывала довольно умеренно и уж, разумеется, никак не могла содержать семью. Поэтому Борис, будучи четырьмя годами старше и не будучи альфонсом, прилагал немалые усилия, чтобы создать достойную базу для семейного строительства. Осознав бесперспективность своего дальнейшего пребывания в городе, он решил основать небольшое, но собственное дело в родном селе. Родители, когда Борис искал свою долю вне Жердева, наскучив зверскими зимними морозами и слишком коротким летом, перебрались в более теплые края, сдав дом в аренду. Деньги платил арендатор Борису и они, хоть и небольшие, являлись страховым фондом для семьи Мошкиных. Родители звали молодых к себе, обещая, что работа найдется, хоть и не слишком прибыльная, и соблазняли куда более приятным климатом. Но Борис прежде все же решил попытать счастья в Жердеве, зачем и записался на курсы пчеловодов.
Супруга довольно скептически встретила этот проект Бориса, но в силу своей молодости еще не презирала надежд, а потому дала начинанию зеленый свет. И Мошкин весной, когда закладываются основы новых свершений и начинает коваться железо горячих идей, прибыл в славное село Жердево, откуда в свое время вышел известный промышленник и миллионщик Потресов, да и мало ли кто еще!
Первым делом Борис наведался к Куницыну, который, по слухам, уже приступил к реализации собственного проекта, тогда как Рябов только готовил почву для своего. Хотя у него планы были более перспективные, и Борис намеревался обязательно заиметь с ним деловые связи. Встреча с комбайнером и самозваным директором Жердевского художественного музея получилась жизнерадостной. Несмотря на всевозможные неувязки повседневной жизни, у старых друзей еще не выработалось отвращение к общению. В данном случае оно никак не сулило никаких неприятностей.
Чтобы не застать Куницына врасплох, Борис позвонил ему утром накануне предполагаемого вояжа в Жердево. Поскольку они время от времени перезванивались, Куницын был осведомлен о намерении Бориса трудоустроиться в своем селе. Правда, что тот затевал конкретно, не уточнялось, да Сергей и не был слишком любопытен. На этот раз Мошкин не ограничивался звонком, а известил, что собрался приехать в Жердево уже с планом конкретных действий. Куницын с одобрением встретил это известие, но предупредил, что сегодня у него день аврала, совокупно с ООО «Луч», и он чертовски занятой. На что получил разрешение авралить, сколько надо, потому что Борис едет только завтра. Но все равно спешит. Сергей это одобрил, хотя и знал, что приятель склонен бывает к необдуманным действиям. Взять хотя бы его историю женитьбы: смех и грех!  Он ехал как-то по проселочной, и достиг увязшего в глине авто, у которого суетилась дама. Что бы ему не проехать мимо – нет, он полез в грязь толкнуть машину, и вытолкнул-таки! Тут, конечно, и «спасибо!», и приглашение в гости, только обоим было некогда. Но на этом отношения не закончились: они обменялись номерами телефонов и скоро Борис побывал у нее в гостях. И вот теперь он женатый. Импульсивный слишком, потому что. Хотя по нему не заметно, что страдает от того.
                ***               
Массированная атака четырех комбайнов на несжатый клин овса в марте-месяце выглядела впечатляюще: степные корабли шли по угнетенным злакам, взметая снежную и уборочную пыль, и кто-то даже завел песню. Что было заметно через стекло кабины, хотя звука не доносилось. В обеденный перерыв перекусили наскоро – до того чесались по такой работе руки. Даром что Виолетта по случаю аврала накрыла замечательный стол: не было тут только никаких напитков, кроме чая. Но претензий не последовало. Полчетвертого один из комбайнов встал из-за поломки, которую в поле устранить было невозможно, однако же тремя оставшимися в строю сумели завершить прошлогоднюю уборочную кампанию к шести часам с четвертью. И, отправив последнюю машину с овсом на зерносклад, поставили комбайны под навес и принялись поздравлять друг друга с этим событием, хлопая один другого по плечам и даже пытаясь бороться на буртах свежего фуражного зерна.
 Тут уж без праздничной чарочки было не обойтись.  Пузырев на всесторонних радостях снарядил звеньевого в магазин, снабдив его внушительной суммой, и скоро в столовой «Луча» стало шумно и весело. В разгар посиделок Никите Ивановичу позвонили. Звонил старый, полузабытый приятель Фокин:
- Привет, Иванович! – приподнято донесла трубка, - узнал?
- Узнал, узнал, можешь не сомневаться.
- Уже хорошо, а то мне показалось – в новой должности ты уж старых друзей заархивировал!
-  Это тебе, точно, показалось.
- Тогда поздравляем, мы – я и Коля Былков, и ждем!
- Э-э?
- Ну как же, это надо вспрыснуть, и безотлагательно, чтобы удача не отворачивалась.
- Я-то, конечно, единогласно «за», но сейчас оторваться не могу - коллективно отмечаем отжинки.
- Шутник: март на дворе – какие отжинки?
- Такие обстоятельства. Оставалась незавершенка с прошлого года, 80 гектаров овса. Ну и вот, кое-как добили. Завершили жатву.
- Вон что! Слышал, Николай? Там отжинки! Ну мы к вам уж не поедем – зачем работягам мешать? Давай лучше ты к нам. Твои мужики теперь и без тебя обойдутся – пора им привыкать.
- Так, может, завтра? Вы с нуля, и я с нуля. А то сегодня я уже немного принял.
- Думаешь, ты один? Мы тоже не лыком шиты, да, Николай?
Видимо, Николай отвечал утвердительно, поскольку Фокин безапелляционно заключил:
- Так давай! Ты слегка сам виноват: не известил моментально, поэтому припозднились. Но еще не вечер. Мы в «Белом попугае» сидим уже. Ждем-с!
  В «Луче» в это время было весело и шумно.
«Пожалуй, и не шибко-то опечалятся, что Пузырев ушел. Может, даже и не заметят» - подумал Никита Иванович и поспешил откланяться, втайне надеясь, что его категорически не отпустят. Но напрасно: последовало два-три не особо настойчивых призыва остаться до конца, но и только.
- Ну и хрен с вами! -  обиженно пробормотал себе под нос Пузырев, и покинул собрание. Он постоял на крыльце, вдыхая морозный закатный воздух, затем завел старый «Жигуль», на котором совершал внутрижердевские поездки. Подумал было, что в райцентр надо бы ехать на иномарке, но махнул рукой: «кто там будет приглядываться!». Через полчаса скорой, но осмотрительной езды он достиг развилки дорог, одна из которых вела к дальним поселениям, другая же служила въездом в райцентр - достославный поселок Гусевск. В ряду прочих его отличал очень почтенный возраст, который насчитывал около трех веков. Ах, не помогла его долгая родословная преуспеть в благоустройстве: не говоря уже о небоскребах, тут наперечет было обычных пятиэтажек. Население предпочитало строиться малоэтажно и по большей части с упором на дерево, игнорируя кирпич и прочие камнеподобные изделия. Нечего и говорить, что это требовало много площадей. При расчистке участков случались несанкционированные свалки, и в самых неподходящих местах. Одна из куч мусора возникла близ упомянутой развилки и состояла из обычного хлама с добавлением упаковочной тары. Ветер выбросил в кювет и на проезжую часть несколько картонных коробок. В этот час домой возвращалась жена начальника общего отдела райадминистрации Анжелика Лунина. Ехала она с подругой от другой подруги, отмечавшей в узком кругу день рождения. В приподнятом настроении приблизились они к развилке дорог, и вдруг впереди на асфальте возникла груда гипсоблоков, на самом деле являвшаяся коробками. В панике жена Лунина ударила по тормозам и резко приняла влево, остановившись под визг шин на самом краю дороги. Следом поспешал Никита Иванович Пузырев, который в критический момент принял единственно правильное решение: он тоже затормозил, и повернул руль вправо, но так, чтобы не слететь с трассы. Недостаточно, прямо скажем, повернул.  И ударил на излете авто с дамами в правую заднюю часть. Не сильно, надо сказать, ударил, но этого хватило, чтобы иномарка, не привыкшая, видимо, к пинкам, сползла в кювет.
Что тут началось! Пылающие гневом подруги принялись звонить автоинспекторам, домой, родственникам и знакомым – туда и сюда. Не прошло и четверти часа, как на месте ДТП собралась внушительная толпа народу. С опозданием на 20 минут прибыл заместитель мэра по экономике. Словом, группа поддержки у дам собралась неслабая. Чего нельзя было сказать о болельщиках Пузырева: на выручку ему прибыла лишь Клавдия, узнавшая о ЧП невесть как. Потому что Никита Иванович обзванивать никого не стал, кроме приятелей, ожидавших его в «Белом попугае». Он сидел в своих «Жигулях, и прикидывал, во что обойдется ему ремонт Анжеликиной машины. О своей он не думал: ее можно было в любой день поставить на прикол, и почти без всякого сожаления.
Больше всего Пузырева угнетал вопрос, что делать в перспективе. И не напрасно угнетал, ибо наутро ему позвонил начальник сельхозотдела и суконным языком известил, что при сложившихся обстоятельствах рассчитывать на работу в администрации Никите Ивановичу, разумеется, не приходится. Хотя обошлось без жертв, но резонанс!
 Клава тут ничем помочь не могла – хорошо еще, это происшествие не отразилось на ее собственном трудоустройстве.
И, выпив уже поздним вечером бутылку водки, а назавтра еще и с утра, он три дня не показывался в людных местах, в том числе и в ООО «Луч», и даже не ремонтировал машину, у которой было помято левое крыло и разбита фара.
                Глава 5
Куницын, оценивая после ухода Василия собрание творений местных мастеров, испытывал двоякое чувство. С одной стороны, не вызывало сомнений, что все работы – от идеи до завершающих штрихов – плод труда именно их авторов, но с другой – несколько обескураживал уровень мастерства исполнителей. Все же, не давая воли сомнениям, он обдумывал дальнейшие шаги по реализации своего проекта.
Во-первых, надо окончательно решить вопрос с помещением. Не могло быть и речи о строительстве – поскольку никакой торговли тут не намечалось, и возможный кредит гасить было бы нечем. Имелась лишь одна возможность открыть экспозиционный зал без привлечения крупных сумм – устроить его в старом, заброшенном магазине райпо. Числится ли он еще на чьем-то балансе, и какие аппетиты разыграются у владельцев в случае его аренды – это и следовало выяснить. Хотя душа к подобному у Сергея никак не лежала, однако же приходилось браться за эту тоску. Некоторое оживление в будни внесли только штурм замерзшего овсяного поля с последующими отжинками, а затем приезд Бориса Мошкина.
- Ну, вот и я. Привет! – поздоровался гость, вваливаясь к Куницыну и принимаясь хлопать его по плечам. Ответно и хозяин хлопал его, и так они перехлопывались пару минут, входя в азарт, пока эти проявления дружеского расположения не стали напоминать состязания по силе затрещин, в последнее время вошедшие в моду.
- Как доехал? – отдышавшись, спросил Сергей и жестом пригласил Мошкина садиться.
- Хорошо, хоть и без песен. Очень кстати, что строевой лес тут повырубили, лесовозы уже не ездят – дорога приличная, не разбитая. Не было бы счастья…
- Да уж. Так требуется отметить встречу, тем более, что мне как-то некомфортно после вчерашних отжинок. А ты, вижу, весел и бодр.
- Не употреблял перед деловой поездкой.
- Так ты что же – сразу хочешь углубиться в дела?
- А чего тянуть-то? И так уже припозднился.
- Ну-ну. Все равно надо посидеть и потолковать, перетереть, как говорится. Я пока накидаю на стол.
Он сноровисто принялся уставлять стол чисто мужскими закусками: изготовил строганину, достав мороженую горбушу; соленое сало, зажарил глазунью и завершил сервировку вареной колбасой.
- Вот с хлебом осечка, - подосадовал Сергей, - вечером я не купил с этими отжинками, придется есть старый батон. Не настоящий хлеб. Он малость задубел, но еще без плесени.
- Да понятно: сапожник должен быть без сапог. Иначе какой же он сапожник? А достославный наш город шлет тебе небольшой презент, -  Мошкин достал из пакета бутылку рома и запеченную курицу.
- Ну? – удивился приятель, - неужто сам сготовил?
- Профессионалы. Хотя когда сам готовишь, - вроде вкуснее. Если не пережечь.
На дразнящий запах закусок явился кот и стал тереться о ногу  хозяина.
- Ты, Ферапонт, как бы ожирение не заработал, - стал выговаривать ему Куницын, но выдал несколько стружек горбуши.
- Ничего себе, какой кот почтенный! А отчества у него нет?
- С отчеством неувязка, потому что местный он, сермяжный. А племянник зовет его просто Понт.
Вскипел чайник и хозяин посчитал приготовления к застолью законченными, сев к столу и открыв бутылку водки.
- Ну, за встречу! – провозгласил он, - хорошо, что ты приехал.
- Я тоже рад видеть тебя. За встречу!
И они дружно выпили, закусив, по примеру Ферапонта, мороженой рыбой, приятно охлаждающей горло.
- Так вот, я и думаю, как с наименьшими затратами отхватить этот райповский магазинчик, - на вопрос Бориса о движении музейного проекта ответил Куницын. – С произведениями умельцев, думаю, проблем не будет. Только у них завышенные ожидания. Но поглядеть будем, как говорится.
И он рассказал гостю о расцвете музейного дела в одном городке, не то голландском, не то, наоборот, южноафриканском, где галереи открыл чуть ли не каждый второй житель.
- Ну, это уж ни в какие ворота! – поразился Мошкин. - А кто же их содержит, этих музейщиков? Ведь на продажах при таких делах не заработаешь и на стакан чаю, а? Ведь на одной только холстине разоришься, а еще рамы, подрамники, надрамники!
- Вот это интересно. Но не знаю, об этом не сообщалось. Может, у них там золотая жила залегает, и все идет в общественный фонд, и околоток на этом жирует. Но если бы музеи эти никого не интересовали, их давно закрыли бы.
- Да, много чудес бывает. Ну, давай тогда поднимем, чтобы и твой музей заимел большую популярность. Желаю!
И  выпили еще раз.
- А как развивается твоя идея? – спросил Куницын; приятель кивнул, и они закусили яичницей.
- Так у меня план разработан от и до. Остался пустяк: настроить это все на практике и выдать продукцию, - ответил Мошкин. – Продукция, надо сказать, будет высококачественная.
- Ну, хоть наконец-то появится настоящий мед! А то я где-то в инфо смотрел – 90 процентов его - фальсифицированный.
- Так что особенного? Ты знал, наверное, или слышал краем про Ченейский маслозавод? Который в Ченее. Лучшее сливочное масло там делали в области, да может, и не только в нашей. Народ, если желал настоящего масла, то покупал Ченейское, шибко популярное было. Хотя дороговатое против маргарина с примесью масла, которым под видом настоящего сливочного торговали повсеместно. Ну и вот, областной наш маслогигант, продукцию которого уважали куда меньше, решил прибрать эту популярность себе. Делов-то: запустили антирекламу, организовали закуп молока в той местности по более высоким ценам, снизили стоимость своего масла до минимума. Ченейцы долго держались, но финансовая подушка у них была не сравнима с той, что у мастодонта. И обанкротились. То есть и товарный знак отдали, потому что в противостоянии влезли в долги. И вот теперь победитель гонит на продажу будто бы то же самое Ченейское масло. Да только Федот-то не тот!
- И что, деньги всегда перевешивают старания сохранить  репутацию?
- Может, не всегда, но в основном. Много людей хотят жить красиво, что удивляться!
- Э-э, а ты не желаешь?
- Еще как желаю, ни в сказке сказать, ни пером описать. Но только за счет достойного продукта. Чтобы покупатели, завидев, говорили друг другу:
- Вот идет Борис Мошкин, который дает первосортный мед!
- И снимали шляпу?
- Ну, можно и без этого. Я требовательный в меру. Вот оно как. Ты мою халупу глядел? На жилье еще тянет?
- А что ей? Присмотр был какой-никакой. Только, пожалуй, выстыла сейчас. Придется тебе сегодня топить долго и упорно. А то, может быть, лучше у меня заночуешь? А к себе уж с утра…
- Ну, как можно? Избушке это обидно: столько не был, а появился – и сразу в сторону. Нет, заночую дома, как порядочный гражданин. Домовой чтоб остался доволен.
- Тогда давай за твое возвращение в свой дом!
И тост был встречен с благодарностью.
После того, как  опустела узорчатая бутылка из-под русской, принялись за ром,  но целиком емкость не осилили:
- Тебе, Боря, пожалуй, уже пора браться за печку, а то обледенеешь ночью. Но, может, все-таки переночуешь у меня?
- Нет, надо свое слово держать. А знаешь, пойдем-ка посидим немного у меня. И печка будет топиться, и беседа плеститься!
- А что, вполне подходящее решение. Только сейчас я закуски прихвачу, а ты пока беги, растопляй печку. И сначала прожги, а то задохнешься.
- Да я не забыл еще, как с ней обходиться, не волнуйся!
И с этими словами Мошкин поспешил к себе домой.
Куницын же погрузил в пакет ром, закуску, убрав остатки со стола, чтобы не соблазнять кота. Хоть и пресытившийся, тот был способен в отсутствие хозяина устроить на столе бесчинство. Ферапонт наблюдал за этим вполне равнодушно, прищурив один глаз.
Тем временем Борис затопил печь, поставил на плиту чугунную сковороду, от которой уже отвык, и положил на нее полдюжины пирожков с картошкой, купленных в городе. Они почему-то были бледные: то ли кулинары экономили масло, или же электричество, а возможно, сахар, или даже все вместе, и Борис решил придать пирожкам надлежащий, поджаристый вид. Он плеснул в сковородку масла и отправился за второй порцией дров: топить предстояло как следует, чтобы отогреть настывший за долгое время дом. Пирожки едва не подгорели с одной стороны сковороды, потому что масло стекло в другую сторону. Это было вызвано особенностями печки: плита имела уклон в сторону дверцы. Борис про то совсем и забыл. Печь сооружал дядя Яша Ступин, заменивший печного мастера, немца Келлера, который давно и насовсем уехал из Жердева. Дядя Яша никаких курсов не кончал и клал печи исключительно благодаря своему таланту и разумению. Раз от разу они получались все ровнее, жаль, что сеансы кладки разделяли порой недели, а то и месяцы. Печь Мошкина ничем не выделялась в ряду подобных, только плита стояла уж слишком косо, и если, например, приходилось испечь блины, сковороду ставили на электропечку, где конфорка была строго горизонтальной.
 Все-таки, поворачивая чугунное кухонное изделие из стороны в сторону, Борис добился полного румяного цвета пирожков и торжественно выставил их на стол как раз с прибытием Сергея Куницына. Учитывая то, что он выпил порядочно водки, это был прекрасный результат.
Горячие пирожки пришлись очень кстати, хотя и холодную строганину старые приятели употребляли с аппетитом.
- Давно я так запросто не заседал, - признался Мошкин, - славно!
Сергей промолчал и лишь кивнул: двухдневный прием внушительных доз спиртного путал мысли и язык, тяжелил тело.
- Мне, пожалуй хватит, - наконец, сказал он, - я, Боря, пойду.
- Ну, давай, спасибо за компанию. Может, на посошок?
- Не, а то я не доберусь. Пока!
- Пока!
После того, как Куницын ушел, хозяин продрогшего жилья почувствовал неодолимую тягу ко сну. Однако тут же решил, что негоже ему, как бездомному, спать в одежде и на диване, когда есть вполне современная кровать. Наскоро постелив простыню, приготовил одеяло и, скинув одеяние, лег в постель. Тут ему показалось, что улегся он на льдину – до того холодное оказалось ложе. Печное тепло еще не пробилось сквозь слой одеял и покрывал, и внутри была едва ли не минусовая температура. В какой-то момент ему даже показалось, что во хмелю он перепутал локации и вместо кровати улегся раздетый за заиндевелое крыльцо. Изрядное количество поглощенного горячительного лишь отчасти спасало от стужи. Мошкин тут же вскочил, натянул на себя легкомысленно отставленный свитер, нагрел от печки подушку и, выпив еще стопку рома, повторил попытку уснуть. На этот раз она была принята постелью  благосклонно: Борис почувствовал себя вполне комфортно и через малое время уже безмятежно спал.
Наутро приятель позвонил ему и справился, как спалось горожанину в трущобах.
В доме еще сохранялась излишняя прохлада, накопленная за долгие морозные ночи без обогрева. Свежо было воспоминание о холодном шоке, испытанном Мошкиным при устройстве на ночлег.
- В целом спалось нормально, если не считать, что немного подмерзали уши. Хорошо еще, дом не каменный, иначе его неделю пришлось бы отогревать.
- В старинных замках, слышно, спали в сапогах и обогревались собакой.
- У меня и собаки-то нет, да и если ей обогреваться, нацепляешь блох. А насчет сапог – они что же, в замках – день в сапогах, и ночь – тоже в сапогах?
- Ну, наверное, летом-то снимали. Хотя кто их знает! Поэтому, видно, и рвались на битвы да на турниры: лучше погибнуть со славой, чем полгода спать в сапогах.
                Глава 6
Сергей Куницын встал, как всегда в страдную пору, рано. Хотя в эти дни особенной потребности в том не было. Подготовка к посевной велась своим чередом, и нельзя сказать, что опережающими темпами. Без надрыва. Причина была, может быть, в том, что трудовой коллектив ООО «Луч» только что завершил уборочную кампанию, что совершенно сбило биологические часы сельчан, живущих в тесной связи с природой. Но, скорее всего, неспешная работа в мастерских, на машинном дворе и зерноскладе была вызвана неопределенностью в дальнейшей судьбе предприятия. Поскольку многолетний руководитель его Никита Иванович Пузырев почти ушел со своего поста. Никаким официальным образом это не было задокументировано, и церемонии сложения полномочий и передачи их новому руководителю также не состоялось. Известно только, что он пошел было в районный управленческий эшелон, но случилась осечка, и в названный эшелон Пузырев не попал. Говорили всякое, вплоть до того, что Никита Иванович после торжества по случаю отжинок сбил возле райцентра автомобиль с важными чиновниками. И все они впятером попали в больницу, куда даже вызвали врачей из первой городской. Имелись также неофициальные сообщения о том, что Пузырев лоб в лоб столкнулся на темной дороге с экс-вице-губернатором, и хотя тот совершенно не пострадал, машина его годится только на выброс. И при такой диспозиции обещанная Никите Ивановичу должность уж никак ему не светит. Пролить свет на эти дорожно-транспортные слухи мог только сам директор «Луча», но он в конторе не появлялся и вообще никак не давал о себе знать.
- Накрылся наш «Луч» медным тазом! – цинично говорил Клоков, хотя мог бы и посочувствовать обществу. Странный человек, хоть и передовик.
Несуразность ситуации дополнялась действиями звеньевого. При Пузыреве Шевелев был как бы его негласным заместителем, хотя в случаях, когда требовалось замещение, Никита Иванович поручал решение срочных вопросов, если таковые были, Куницыну. Исходя из каких-то своих соображений.
Шевелева такая практика не устраивала. Он подумывал и раньше, как подвинуть Пузырева с директорского места, но не представлялось удобного момента, да тут еще Куницын. Хотя он и не рвался занять место Никиты Ивановича, но тот имел на него какие-то виды.
«Хрен вам!» – решил Шевелев, и начал действовать особенно плотно после того, как прошел слух о высоком назначении Пузырева. Прежде всего следовало устранить Куницына, который забрал себе слишком много авторитету: не надорви пупок! Операцию свою Шевелев так и назвал - «Пупок» и начал претворять в жизнь уже давно, избрав для этого безобидный дипломатический путь. Поняв, что Сергей весьма близко к сердцу принимает Виолетту Канухину и все, что связано с ней, звеньевой время от времени делал ей замечания по работе, хотя найти недочеты у нее стоило немалого труда.
- Сегодня борщ какой-то кисловатый, хотя я, например, почти не замечаю, - доверительно сообщал он поварихе, - но вот Куницын говорит…
Виолетта поначалу немало удивлялась коварству Куницына, который вместо того, чтобы высказать претензию прямо ей, избирает для этого третьего человека.
 Потом решила, что ему недостает смелости говорить неприятные вещи ей в глаза. Да, непроста душа любого человека, даже хорошего! Но вполне достойно встретила такое откровение Шевелева.
К Куницыну требовался другой подход – его следовало шарахнуть по темечку куда более основательно, да может быть, и не один раз. Но кто ищет – тот всегда найдет.
- Что-то наша Петровна зачастила в город, - как бы между прочим сообщил он Сергею аккурат на масленичной неделе, когда Виолетта поехала сдавать реферат. – И как бы она не упорхнула из нашей простецкой деревни, - говорят, ее видели там на городских гуляниях с человеком.
- Так это и хорошо, - не моргнув глазом, отвечал Куницын, - что не с шайтаном.
- Да я что? Я к чему говорю-то: как бы нам не потерять нашу повариху – где еще найдем такую? В город заказывать, так кто сюда поедет? В нашу тоску да на никудышную зарплату. А там – ого! Деньги совсем другие, хотя тоже рубли. К тому же и человек…  Да там вообще человеков хватает!
- Да их везде расплодилось! – сдерживаясь и стараясь не подавать виду, ответствовал раздосадованный собеседник. - Хорошо, что ты такой озабоченный. Ну, надо надеяться, что Пузырев с Клавой что-нибудь придумают, типа повышения зарплаты Петровне. Тоже ведь знают ей цену.
- Все-таки как-то неправильно, - вздохнул звеньевой, - растили-растили, и вдруг она достанется городу! Ни с того, ни с сего, задарма.
И вот в марте, накануне праздника, Виолетта вдруг снова собралась в город, сообщив Шевелеву, как главному в «Луче», что едет по семейным обстоятельствам и вернется уже через день. Пузырев еще не вышел на работу, и никаких указаний не давал, техника ремонтировалась ни шатко, ни валко, не отпускать Канухину не было причин.
- Ну вот, граждане трудящиеся, - обратился к землепашцам Шевелев, - Шеф-повар наш, уважаемая Петровна, собралась снова в город. Но только на один день – послезавтра будет. А завтра, если у кого большой фронт работ, захватите с собой тормозок,  чай можем организовать на месте. А приедет она – наверстает: откормит, отпоит вас. На радостях – дела у нее сердечные.
И Шевелев вскользь посмотрел на Куницына, который тоже был тут.
Работа у Сергея почему-то не клеилась с самого утра – может, сказывалась канитель с музейным помещением – а после объявления звеньевого вообще все стало валиться из рук. Но Виолетты уже не было: обед давно прошел, а ужин в эти дни в «Луче» не готовился. Покинув мастерские, Сергей тут же позвонил ей.
- Привет! – бодрячески сказал он, - как настроение, как учеба и вообще круговорот?
- Да, привет и тебе. Новостей стоящих нет, особенно хороших. Просто житейские дела. Завтра еду в город, ненадолго, и опять на работу. Как у тебя?
Голос Виолетты показался Куницыну озабоченным, и даже отстраненным. Что на нее было совсем не похоже.
- Но в целом-то в порядке? – озадаченно спросил он.
- В целом – да, - последовал ответ, ничего не объяснивший Сергею.
«Неужели Шевелев накаркал?» - смятенно подумал он, и даже не засомневался в таком предположении.
- Ты случайно не заболела? – последовал бессмысленный, на первый взгляд, вопрос.
- Нет, - донес телефон односложный ответ.
- Ну, тогда хорошо тебе съездить!
- Спасибо!
На этом непродолжительная и скупая на эмоции беседа и закончилась, оставив Сергея в значительной растерянности и незначительной надежде, что Виолетта задолжала в институте какой-то зачет, что и стало причиной ее расстроенных чувств.
Проблема возникла неожиданно и, казалось, не из чего. Однако же возникла. Оставалось определиться, как ее решить, не имея на то полномочий, да, скорее всего, и морального права. Хотя это соображение в сложившихся обстоятельствах угнетало Куницына меньше всего. Но не станет же он следить за Виолеттой, как какая-то Синяя Борода!
Тут замечательная мысль посетила его замороченную нежданной невзгодой голову: надо наведаться к Канухиным, именно к Василию, якобы на предмет их общих музейных дел. Да, конечно! И постараться выяснить, что же стало причиной второго уже вояжа сестры в областной центр.
И к вечеру, решив, что молодой Канухин отучился, Сергей отправился в гости.
- Здравствуйте! – поздоровался он с дедом Игнатом, выправлявшим подле веранды уличную скамейку.
- А, здравствуй, здравствуй, Сергей! – отозвался тот, стряхивая с одежды стружки.
- Я вижу, у вас ремонт. Может, нужна помощь?
- Да тут больше развлечение, чем работа: хочу шип в подлокотник загнать, березовый, родной-то, сосновый, обломился. Да Васька собирался моментально починить: мол, давай я сейчас саморез здоровый закручу - и шипа никакого не надо! Да только не охотник я до шуруповертов и саморезов, потому что березовый шип-то надежней. Дерево к дереву. А ты что забежал, дело?
- Небольшое совещание как раз с Василием хочу провести, насчет музейных экспонатов. Вроде пустяк, но для нас дело серьезное.
- Всякая работа – она работа, - соглашаясь, кивнул старый. - Бог в помощь! Заходи, парень дома.
Постучав, гость переступил порог, отвесив поклон Наталии, занятой с посудой на кухне.
- Я до Василия, - объяснил он, - относительно прикладного творчества.
- Вася, к тебе пришли! - возвестила мать, повернувшись в сторону гостиной, и добавила – проходите, Сергей!
 - Так вот, время открытия приближается, - сразу после приветствий перешел к делу тот, заметив, что Василий отодвинул в сторону ноутбук, за которым сидел. – У тебя работ не прибавилось? Нет? Ну, правильно, торопиться не надо, главное – качество. Но тебе ведь никто дома не мешает? Родителям некогда мешать, дедушка считает тебя взрослым, сестра, по-моему, тоже.
- Да у нее и времени нет, особенно летом. И сейчас тоже - сразу, как март начался. Учебы у нее хватает, кроме столовки. Да еще тут городские дела…
- Институтские, наверное, тоже?
- Нет, там другие, дружеские.
Сергей, открывший было рот, чтобы продолжить непринужденную беседу, поперхнулся и закашлялся.
- Ну, ясно, - сказал он, поняв, что юный художник не собирается добавить никаких пояснений. – Стало быть, тогда я пойду. Успехов!
И в отвратительном настроении Куницын покинул Канухинский дом.
Назавтра он с нетерпением ожидал появления Виолетты, хотя она не опаздывала – это он прибыл на базу «Луча» ни свет ни заря. Первым же, кого Сергей увидел тут спустя четверть часа после своего прибытия, оказался звеньевой, решивший, видно, что в отсутствие директора именно он и отвечает за дела предприятия.
 - Что-то народ запаздывает, - озабоченно молвил он, протягивая руку, - даже и Петровна наша туда же…  Хотя у нее другая причина, городская, по имени Иннокентий. Из нынешних гусар. Подружка поварихина открыла секрет, такие дела. А Пузырева все нет. Тебе не встречался, случайно?
Шевелев перевел ускользающий взгляд на ворота машинного двора, в которых появились  Рябов и Бусыгин; помедлив немного, двинулся им навстречу. Вслед за ними торопливой походкой прошла Виолетта, кивнув Куницыну и улыбнувшись. Он хотел было последовать за ней, но тут в столовую уже входили Шевелев, Рябов с Бусыгиным, и подошел еще Иван Клоков. Никакого разговора с заведующей столовой получиться не могло.
«Что еще за подружка?» - размышлял он, все больше проникаясь неприязнью к всеведущему звеньевому. Где же ему было знать, что Шевелев давно начал операцию по овладению директорским стулом-полукреслом. А как только Пузырев пошел на повышение, решил с ним немедленно потолковать, на предмет рекомендации звеньевого на директорский пост. Но не успел – тот умудрился влипнуть в ДТП.
На звонки директор не отвечал, и куда-то запропастилась Клавдия.
«Так нет же!» - решил про себя звеньевой, почувствовавший, что наступил решающий момент, и отправился к месту жительства Пузырева. Ворота были закрыты, глухой высокий забор надежно защищал усадьбу руководителя, только хозяйский пес злобствовал во дворе, гремя цепью и царапая забор.
«А, если ты не сдох, значит, кто-то же есть тут, кормит тебя, пустобреха!». Но на стук в ворота никто не выходил. Незваному гостю пришлось отступить: он встал на дорогу, которая в результате многократных подсыпок возвышалась над прилегающей территорией, и посмотрел через забор. Впрочем, двухэтажный брусовой коттедж можно было лицезреть и без возвышенности. Внутреннюю застройку усадьбы дополнял небольшой, тоже из бруса, видимо, гостевой домик по соседству, как и коттедж, снабженный балконом при мансарде. Дальше виднелась одноэтажная баня – уже без балкона, и какая-то летняя постройка в виде ротонды, защищавшая от дождя, но никак не от пыли. Свободно проникали сквозь нее и метели – но зимой вряд ли тут кто-то коротал время.
«Да, обустроился Пузырев неплохо, - подумал Шевелев, - а мог бы еще лучше. Надо, надо мне занять место. При моих способностях…».
Первое и самое очевидное средство повышения своего благосостояния он видел в экономии на выплатах работягам. Всего в ООО «Луч» числилось 28 человек, и если с каждого выгадать даже понемногу, уже проглядывается неплохой куш. Правда, тут надо делиться с бухгалтершей, но не проблема. Никто никуда не побежит, потому что бежать-то особо некуда, никто жердевских мужиков и баб нигде не ждет. Можно еще наварить на пастьбе скота, который водится у населения. Некоторые держат его даже в райцентре, а там пасти, ясное дело, негде. Тут порядочный кусок пойдет, конечно, пастуху, но и ему, Шевелеву, как организатору такой услуги, отломится не пустяк. Можно будет уступать на лето участок земли под картошку не имущим достаточного надела. То же и для посева трав на корма. Это все помимо того, что произведет само ООО, обеспечивая членов его, в том числе и директора, зарплатой.
Ну и господдержка, субсидии, гранты. Там надо за полученное отчитываться, но уж как-нибудь. Главное, их выбить!
Шевелев вернулся к мыслям о действиях, которые нужно предпринять сейчас, немедленно.  Неизвестно, какой фортель может выкинуть Пузырев после аварии и своей молниеносной отставки с полученного было поста. Что ни говори, можно повредиться в рассудке. Даже немного жалко мужика. Хотя Шевелеву ничего полезного он не сделал: звеньевым его назначил прежний директор, за активность и исполнительность. Плохо, что воровал руководитель недостаточно осмотрительно, и пришлось ему расстаться с «Лучом». Ладно еще – до суда дело не дошло. А могло бы. Пузырев же носится с Куницыным: де-человек надежный, и каменьев за пазухой не таскает. Потеха: откуда ты знаешь про каменья? Чужая душа – потемки.
 Обед, который приготовила заведующая столовой, был как всегда, хорош, только уж слишком горяч. Но иные любили именно такой – который только что перестал кипеть. Виолетта проворно обслуживала столующихся.
- Да, как съездила-то, Петровна? – улучив момент, оборотился к ней Шевелев, едва не опрокинув тарелку. – Как там подружка, как капитан?
Он даже боковое зрение не использовал, чтобы удостовериться в присутствии тут же Куницына: уж  такой внятный вопрос конкурент непременно уловил.
 И нисколько не ошибся: тот, к кому он обращался – совсем не к Петровне – был здесь, и уж  вопрос Шевелева пропустить мимо ушей никак не мог.
Виолетта непонимающе посмотрела на звеньевого, - дескать, откуда такой интерес к подобным мелочам, которые его совсем не касаются, пожала плечами:
- С подружкой сейчас все в порядке, идет на поправку.
- А капитан? Хороший парень!
- А капитан как был здоров, так и здравствует.
- Везет же тебе! За что не берешься – получается. Скоро опять туда поедешь? На постоянку?
И Шевелев, не дожидаясь ответа, повернулся к столу и продолжил трапезу.
А у Сергея моментально пропал аппетит. Провожая взглядом Виолетту, поспешившую на кухню, он напрягал мыслительный аппарат.  Не так просто было сообразить, какое отношение имеет к Канухиной здоровяк-капитан. И что за капитан? И почему Виолетта поедет туда, где он, видимо, дислоцируется?
В совершенно расстроенных чувствах Куницын покинул столовую, не выпив чаю, и удалился в мастерские, где на безлюдье принялся размышлять. До тех пор, пока никто не посягал на его симпатию, он слишком не заморачивался мыслями о Канухиной, постоянно помня лишь, что она где-то рядом, и нет причин для беспокойства. Но вот незадача: лишь только в отдалении мелькнула неясная тень таинственного капитана, как старый приятель Виолетты впал в ступор.
Однако ненадолго. Недомолвки и намеки Шевелева явно предназначались ему, Куницыну, и следовало выяснить, что на самом деле кроется за ними.
Но не ехать же вслед за Канухиной в областной центр и выслеживать там ее и ее знакомых? Его передернуло от этой мысли. Тогда что?
Дождавшись, когда все потянулись из столовой и занялись кто перекуром, кто просто охлаждением разгоряченного замечательно горячим обедом организма, Сергей тронул за рукав вышедшего Шевелева и вполголоса спросил:
- Насчет капитана ты что-то там Виолетте говорил; что за такой капитан? Просвети, сделай одолжение.
- Ничего проще. Капитан дальнего плавания, пригожий, как манекен. Зовут вроде Иннокентий, а вот фамилию не знаю. Такие дела, Серега!
«Стало быть, морской капитан. Вон как! Да к тому же еще Иннокентий». Настроение у Сергея упало совершенно.
Его не покидало ощущение, что самодеятельно назначенный врио директора «Луча» в чем-то лукавит. Вместе с тем впечатлительная натура художника была уязвлена, неизвестно, почему. Ведь никаких обещаний ему Виолетта не давала. Может, потому, что он их и не требовал? Было, от чего закручиниться. Наконец, он решил, что оставаться больше в неведении не может, и надо безотлагательно поговорить теперь уже с самой Виолеттой.
Отирая вспотевший лоб, вышел Илья Рябов. Посмотрев вслед Шевелеву, встал рядом с Сергеем и сказал, понизив голос:
- Ты не заметил – сдается мне, что Шевелев делает тебе какую-то каверзу? По-моему, хочет отодвинуть тебя от директорского стула.
- Так я и  не рвусь на этот стул.
 Но это тебе так кажется, а Шевелеву – по-другому. Поскольку Пузырев серьезные дела грузит тебе. Ведь так?
Куницын промолчал.
- Ну и вот. Щевелева это не устраивает. И он старается спровадить тебя из Жердева, кхе-кхе, устраивая спектакль с Виолеттой и капитаном. Думает, ты вряд ли отстанешь от нее, и освободишь деревню от своего присутствия. Моя-то Настя, ты знаешь, в подружках у Петровны, и говорит, та не может решиться, то ли устраиваться ей в городе, или остаться здесь. По-моему, то есть по Настиному - из-за тебя.
- Сдуреть… А что за капитан такой, Иннокентий: он точно есть в природе?
- Есть, есть, можешь не сомневаться. Только он уже жених той подруги, к которой моя с Виолеттой ездили. Но в этот раз Настя уже не поехала, потому что Ольге полегчало. Тебе что, Петровна не говорила?.
- Да ведь я не спрашивал.
- Ну так спроси, разрази тебя!
- Теперь-то спрошу.
- Эх, тормозишь ты временами не к месту, Серега. Надо же малость любопытство проявлять!
 - Легко сказать: я ей пока что никто.
- Но ты и не отчет требуешь, просто узнать, что к чему. Если для тебя это не пустяки. Или ты хочешь, чтобы Петровна сама прибежала и начала объясняться, ни с того, ни с сего?
Куницын почувствовал, что у него загорелись уши.
- Ну, ты скажешь! – пробормотал он. И, ощутив прилив благодарности к приятелю, признался:
- Малость полегчало.
Рябов пожал плечами и пошел вслед за всеми в мастерские. 
               Глава 7
Снег на солнечных полянах и южных склонах сходил быстро, несмотря на то, что по ночам мороз еще доходил до минус десяти. Пригревать начинало, когда солнце уже высоко поднималось над вершинами посеребренных деревьев. Тогда понемногу просыпались заледеневшие ночью ручейки и начинали несмело журчать, подтачивая лед на больших ручьях и речках, пока еще покрытых крепким панцирем. К вечеру ручейки растопляли закраины льда, эти проталины день ото дня становились все шире, и тут бурлила коричневая талая вода. Самые нетерпеливые рыболовы, наскучив зимними холодными походами на подледный лов с мелкими окуньками, устремлялись к этой воде. Тут можно было рассчитывать и на крупного  окуня,  а если повезет – и налима. Эти неспящие разбойники могли найти поживу и ночью, и в самой мутной луже, будь только она проточной. Но видно, бурное пробуждение вешних вод ввергло речных обитателей в стрессовое состояние, и пока они не испытывали стремления отведать яств, занесенных с берегов, в том числе и приманок. А уж как старались фанаты рыбной ловли с гастрономией! Пожалуй, не в каждом ресторане прилагалось столько усилий, чтобы ублажить клиентов, сколько тратили рыболовы. Да. Часто  совершенно напрасно. «Но будет и на нашей улице праздник!» - утешали они себя, когда возвращались от реки ни с чем. Да просто закинуть удочку после долгих месяцев зимы – уже праздник, даже и без увесистого улова.
Оживление чувствовалось не только среди этого счастливого племени: начали претворяться в жизнь проекты, строившиеся в пору зимних холодов и метелей в ожидании благословенных теплых дней.
Не дремали приятели Куницына, нет, не дремали. Илья Рябов завозил цемент и некоторые секретные ингредиенты будущих плиток для мощения дворовых территорий и садовых дорожек. Ингредиенты эти он нашел сам, сделав открытие. Их было всего два: один сообщал изделиям крепость гранита, другой же служил катализатором при смешивании компонентов.
- Ты хотя бы в общих чертах скажи, что это за чудо-материалы! – делая заинтересованный вид, спросил Сергей Куницын.
- Никак нельзя, - отказывался Илья.  Ведь секрет – это когда его знает один человек, если двое – это уже не секрет. Разве не так?
- Невысоко же ты ценишь друзей, - с деланной обидой отвечал приятель.
- Да я не сомневаюсь, что ты слово держишь всегда, и никому секрета бы не продал. Но представь: где-то ты в большом застолье, и тут музыка, танцы песни, напитки рекой и все вдрызг пьяные стали. И говорят о чем попало, в том числе о строительстве. И зашел разговор о тротуарной плитке.  А один хороший человек, ты его, наверное, знаешь – Куницын Сергей Викторович и говорит: а вот у меня есть приятель, так он разработал свой состав для плитки, износу нет! А смешивает он то-то и то-то…
- Ну, ты жук, Илюха! Ладно, кончай свои жалостные речи. Не нужен мне берег турецкий, и плитка твоя не нужна!
С энтузиазмом взялся за реализацию своих медовых планов и Борис Мошкин. Он особо торопился, потому что со дня на день должен был начаться весенний облет пчел. И если приобретенную семью привезет он издалека, незнакомые с географией Жердева пчелы при первом, торжествующем облете могут заблудиться и погибнуть зазря. Очень просто и очень скверно. И он до облета успел-таки купить и завезти три пчелосемьи, что влетело ему в копеечку: перезимовавшие пчелы дороже. Кроме того, договорился о покупке отводка на лето, как только таковой появится. Еще два отводка он рассчитывал получить самостоятельно, но это также летом. Теперь же его заботы сводились к тому, чтобы обеспечить крылатому племени наилучшие условия. Проверив ульи на запас корма, он нашел, что меда еще достаточно, и он почти не засахарился. Тот, что превратился в кристаллы, пчелы вычищали из сотов и дно ульев было таки порядком усыпано этой ненужной им сладостью. Генеральная уборка в жилищах летучих медосборщиц шла в ускоренном темпе. Затем ожидалась побелка ячеек свежим воском и другие работы - перед наступлением цветения медоносов все должно быть готово к заготовительному сезону.
Куницын же, договорившись с владельцами заброшенного райповского магазина об аренде и уплатив первоначальный взнос, на время отошел от музейных забот. Конечно, его несколько печалила сумма, которую следовало платить за домишко, который больше годился на дрова, но куда больше терзала неизвестность будущего - отношений с Виолеттой. Вдруг выяснилось, что до слухов о ее бегстве в город он особо не беспокоился насчет этих отношений. Их по большому счету как бы и не было. И вдруг возникла угроза потери Канухиной. Это представлялось совершенно непереносимым.
Он решительно преградил ей путь, когда повелительница тарелок и кастрюль покидала территорию «Луча» после своей вахты. Увидев его, Виолетта замедлила шаг и улыбнулась, что сразу облегчило глыбу, давящую ему на грудь в последние часы.
- Ты тоже закончил работу? – спросила она, останавливаясь и беря его под руку.
- Закончил, - подтвердил слегка задубевший на ветру Сергей. – То есть сегодня.
- Ну да. Завтра будет не меньше, наверное? Напряженка мартовская. У меня-то уж точно, хотя еще не так, как в уборочную.
- А что, помощницу тебе Пузыревы не ищут?
- Так и не собирались. Ее и не было, с тех пор, как колхоз распался. Да и сами-то Пузыревы глаз не кажут. В магазине я отовариваюсь сама, Клава попросила временно заняться. Так что еле успеваю. Тут еще инглиш и город…
- А  там в городе серьезные дела, нельзя отодвинуть?
- Никак нельзя. От нас не зависит.
Она помолчала и продолжила:
- Ты знаешь Ольгу Асееву? Да, наверное, не знаешь: подруга моя городская. Нечаянная, подруга.
- Почему нечаянная?
- Мы не были знакомы, хотя я встречала ее раза два с Настей Рябовой. Они родня. Ну так вот: Ольга в конце февраля поскользнулась на льду и ударилась головой и локтем. Ушиб на локте быстро прошел, а голова болела. Она показалась в поликлинике, но ничего серьезного там не нашли. Предложили пройти какую-то сложную диагностику. А у нее как раз подвернулась вакансия бухгалтера в солидной конторе. С испытательным сроком, потому что стажа у нее, по сути, нет. И если там узнают, что ее донимают болезни, то… Настя как-то, рассказывая ей про Жердево, упомянула мою бабушку, целительницу. И вот Ольге пришла мысль полечиться тайно. Но ты ведь не станешь об этом распространяться?
Виолетта встревожено взглянула на Сергея.
- Да чтоб меня! – не нашел слов Куницын.
- И Ольга попросила Настю посодействовать. Но бабушки-то уже нет. Настя уговорила тогда полечить родственницу меня.  Хотя мне-то до бабушки далеко. Но как отказаться?
- Да уж, - отозвался Сергей.
- И поехали мы к Ольге, потому что ей самой ехать далеко и трясти голову противопоказано. Тогда в «Луче» никакой работы не было, и моего отъезда никто не заметил. Ольге как будто полегчало, но не факт. Второй сеанс  ее уже обнадежил. А на этот раз она сказала, что все нормально. Может быть, дело во времени, и она пришла бы в норму и без меня. Теперь собиралась уже сама приехать на прием.
Виолетта засмеялась.
- Как же ты лечишь, без автоклавов?
- В этом случае томографы не нужны: тесемка, фломастер и ладони. И час спокойного лежания после сеанса.
- Н-да. А она что же, одна приедет, без провожатых?
- Ну, что ты! С ними, конечно. Точнее, с ним, с Иннокентем.
- С Иннокентием? Случайно, не с капитаном дальнего плавания?
Она с удивлением подняла брови:
- Ты экстрасенс? С капитаном, только не дальнего, а каботажного плавания. Он судоводитель. И давний жених Ольги, как говорит Настя.
- Ну дела! – выдохнул собеседник. – Голова кругом. Как бы тебе не пришлось пользовать еще меня!
- А ты что подумал? – заинтересованно вперила в него взгляд Виолетта.
- Хм… Давай идти, а то ты замерзнешь. Хоть и весна, а ни одного цветка еще. Впору снова валенки надевать… А что же ты раньше ничего про эти дела не говорила?
- Не о чем было – новости невеселые. Да и ты по горло был занят -музеем.
- Сейчас я напрочь забыл про него.
- Ты слишком близко все к сердцу принимаешь.
- Ничуть не бывало. Не все, только… Я толстокожий гражданин.
Сергей проводил ее до дома и после пяти минут, ушедших на расставание, они разошлись в замечательном настроении.
Теперь, когда появилась полная ясность во взаимоотношениях, Виолетту занимала только мысль, что сорваться в город на ПМЖ, как предлагала Ольга, совершенно невозможно. Надо как-то подготовить Сергея. Да и не только его, как оказывается. Ей вспомнился разговор с Пузыревым незадолго до его крушения под райцентром.
- Петровна – сказал тогда он, - я знаю, ты учишься на англичанку, но заочно. Так может, пойдешь на курсы поваров – там офлайн, конечно. Но курсы краткие, надоесть не успеют. Учебу твою мы оплатим, и проживание. Вся бригада будет только «за» - шибко тобой довольны. А там, может, шефом пойдешь куда в столичный ресторан: ненасытные олигархи, иностранцы. Они тебе:
- Спик ю инглиш?
А ты им:
- О, да, я вэри спик!
И постоянно озабоченный, серьезный Пузырев закатил в восторге глаза:
- Ну, как?
Виолетта засмеялась:
- Очень  неожиданно. Если бы до английского, я бы сразу взялась за это. Но две учебы мне не осилить. В какой-то я буду отставать, а этого не перенесу.
Пузырев внимательно теперь посмотрел на нее:
- Да, отставать таким не подходит. Ну что ж, никто тебя не выживает, просто предложение было, с расчетом на перспективу.
- Спасибо, Никита Иванович! – поблагодарила тогда она директора.
Виолетта решила оставить решение вопроса о своих дальнейших действиях на потом – уж слишком много событий произошло в последнее время. Для кого-то – пустяки, а для нее очень даже важные моменты. Сейчас надо подготовиться к приезду Ольги с Иннокентием. Визит ожидается недолгим, но тем не менее. Проблема еще в том, что по-настоящему встретить их, честь по чести, не получается: Ольга разумеется, алкоголь употреблять не будет, а за компанию – и ее жених. К тому же он за рулем. Вспомнила, как дедушка Игнат расстраивался в таких случаях: мол, хорошая встреча без традиционных посиделок никогда не получится. И вспоминал былые времена.
- Вот как-то поехали мы в командировку за сто километров с лишком. Полный УАЗик. Дорога никудышная, машина не скоростная. Да еще часа три совещались, а уже темнеет. Наскоро перекусили, забежали в гастроном и – домой. Ну, вылазку такую бригадную и полученную Почетную грамоту отметили, свернув в лесок. На полпути еще раз остановились и подкрепились снова. Дальше ехали уже с песнями, пооткрывали форточки, хотя морозно было. В общем, загуляли, как следует. А самый пьяный был шофер, нестойкий потому что. Да и ладно: доставил он всех обратно в лучшем виде, и все прошло прекрасно. Да мало ли таких дел было - и ничего! А сейчас?  Эх! Вот приехали гости, а посидеть нормально нельзя. Ну, куда это годится?
- Так дедушка, - вступилась за текущий момент Виолетта, - ты говоришь, дорога была плохая, и машина тоже, да и машин ведь было мало. Наверное, и автоинспекторов. А сейчас куда ни ступи – кругом машины, и все торопятся, и летят, как снаряды. А Иннокентий, тем более, травмированную везет, ее надо везти аккуратно. Как же ему выпивать? Будет еще случай.
- Ну, в общем-то, ты рассудительно сказала, - признал дед. - Но я остаюсь при своем: именины надо отмечать как раз в день ангела, а гостей привечать, когда они появились, а не через полгода. Дорога ложка к обеду. Нынче все сбилось и перепуталось. Нескладно как-то, неаккуратно даже. И-эх, где наши годы!

               
  Глава 8
Никита Иванович Пузырев, наконец, совладал с депрессией и через четыре дня после своей дрянной поездки в райцентр появился в мастерских «Луча», произведя здесь заметное оживление. Можно даже сказать, вызвал энтузиазм. Хотя, может быть, не у всех искренний. Тем не менее, встреча вдохнула в него изрядный заряд бодрости.
- С выходом, Никита Иванович! – поспешил ввести его в курс дела Георгий Шевелев. – Личный состав в основном весь тут. Занимаемся подготовкой: сейчас плуги и культиваторы делаем, да уже почти закончили, беремя теперь за сеялки. Протравливание пока не начали – холодно, но семена, которые надо было калибровать, помалу калибруем.
- Вижу, вижу! – войдя в зернохранилище, заверил Пузырев, всецело занятый теперь лицезрением работающих машин. Завораживающее зрелище! Для понимающих. Теперь его сопровождала целая свита – шесть человек, включая и Виолетту Канухину, которая поспешила сюда при известии, что объявился Пузырев. Вдруг у него какие-то срочные гастрономические идеи?
- Вот только в одном углу снега надуло, - продолжал звеньевой, обращаясь к директорской спине, но пока еще в складе не тает, снег отбиваем при калибровке.
- Вижу, вижу, - снова сказал владелец спины, посмотрел на собравшихся, и махнул рукой:
- Слышали, конечно, как я съездил на полянку? Ну и вот так все повышение и закончилось. Да что теперь? Обратно засучать те же, старые истрепанные рукава.
- Да, на редкость неудачно вышло, - сочувственно изрек Бусыгин, - был бы еще пьяный, не так обидно. А тут – ни в одном глазу, и на тебе!
- Закон бутерброда, - добавил Куницын, а Рябов выругался, но очень умеренно, принимая во внимание Виолетту.
- Знаю, насчет аванса назрел и перезрел вопрос – но объявление насчет продажи овса мы давали. Никто не обращался?
- Только частники физические, - поспешил с ответом Шевелев.
- В бухгалтерии тоже это говорят. Ну что ж, частники – тоже хорошо, но много они не возьмут. Скоро должна быть ярмарка – занарядим машину-другую туда. Там должно пойти бойчее. Так что через неделю будет аванс, я думаю.
- Без аванса – никуда! – изрек Бусыгин.
- А от молока деньги должны же быть? -
- Они тоже в обороте: расходов пропасть, вот те же запчасти. Сами знаете - по-хорошему надо бы заменить половину деталей, прочих узлов и агрегатов! Да и на самой ферме много чего надо поддерживать в порядке. Хорошо еще, сена заготовили в достатке. Иначе пришлось бы часть скота сдавать на мясо. А его и так поубавилось.
- Петровна, какие у тебя планы?- без перехода обратился он к Канухиной. - Ходят слухи, что тебя тянет в город. Нам что делать в связи? Внеси уж ясность!
- Обстоятельства пока неопределенные у меня. Но точно могу сказать, что посевную я проработаю вместе со всеми.
- И то хорошо. Значит, договорились.
- Только надо кому-то завозить продукты из магазина.
- Так ты и возьмись, тебе лучше знать, что надо. Время, наверное, выберется. Взамен мы освободим тебя от дров. Идет? Ну вот и ладно.
Крученый этот Пузырев, не зря подвизался когда-то в торговле!
- Так у нас же интендант есть! – хлопнул себя по лбу Клоков, - ему бы и карты в руки!
- Да я бы запросто, - возразил Бусыгин, но в посевную да в уборочную на току тоже запарка. Только успевай поворачиваться! Могу сорвать доставку, и перемрут все с голодухи.
- Ладно, я как-нибудь… - положила конец решению проблемы Виолетта.
И жизнь «Луча» потекла обычным порядком: подошла пора культивировать и боронить пашню, а где было не вспахано прошлым летом и осенью – пахать. В один из погожих дней, а именно в субботу, когда вся когорта механизаторов была в поле, Куницыну позвонила Виолетта. Звонка он не услышал из-за грохота трактора с культиватором, но увидел мерцание телефона, прикрепленного на приборной доске.
- Да, слушаю! – перекрывая чугунный перестук, прокричал он и выключил двигатель.
- Привет! – донес телефон, - ты в поле? Я так и поняла. Сегодня должна подъехать Ольга, пациентка моя со своим провожатым. Это после обеда. В городе-то, ясно, выходной, это у нас будни. Но не скажу ведь ей, дескать, приезжай в другой раз. Тем более ближайшие разы тоже будут заняты. Так у тебя нет желания познакомиться?
- Хм, - смешался Куницын. – А на каком основании я буду врываться в их личную жизнь, Виола?
- На том, что ты мой провожатый, как у Ольги Иннокентий.
- Ну да, как же я не подумал! Еще не привык, да и грохот соображение притупляет. Так мне, наверное, надо переодеться? Не покажусь же я гостям так, в полевой одежде!
- День сейчас длинный, они поедут обратно не рано. Будет возможность – заходи, особо не наряжайся, не трудись. Я попрошу матушку подменить меня на время. Так ты придешь?
- А как же! Конечно, приду. Поеду ремонтироваться в мастерские, и появлюсь у вас. Или наоборот, конечно!
И он прибыл к Канухиным, умывшись и надев одеяние средней поношенности, но ботинки при этом начистил как следует. Носовая часть их даже пускала солнечных зайчиков. Жаль, что в доме, куда он явился, никто этого не видел, так как ему предложили домашние тапочки.
- Здравствуйте! – вполголоса поздоровался он, заметив, что Виолетта приложила палец к губам. Болящая лежала в комнате целительницы, укрытая легким покрывалом и, казалось, безмятежно спала.
                Наталья исполняла обязанности дочери в столовой, Василий отсутствовал, дед Игнат, чтобы не путаться под ногами, ушел подремать в летнюю кухню, где о чем-то журчал телевизор.
- Сергей, - протянув руку приезжему, представился Куницын негромко.
- Иннокентий. Заочно-то я вас знаю, со слов Оли.
- Взаимно: мне Виолетта говорила.
- Кеша, кто-то пришел? – послышался голос из спальни.
- Сергей, - в унисон ответили Иннокентий и Виолетта и все засмеялись.
- Так может, мне уже пора вставать?
- Полежи еще десять минут, аккумулируй здоровье, - отвечала Виолетта. – Ты не мерзнешь, может, еще укрыть?
- Нет, я как в зыбке. Но вставать все-таки придется.
- Как самочувствие? Может, дорогу отложить на завтра, а сегодня здесь переночевать?
- Это лишнее. Я, кажется, в полной норме – кажется, могу плясать. Да и дома же стены вроде лечат. Вот и пусть поучаствуют в реабилитации хозяйки.
Вслед за этими словами Ольга без спешки поднялась с постели, осторожно сделала два-три шага и уже вполне уверенно вышла к собранию.
- Ольга, - сделав легкое подобие книксена, - отрекомендовалась она Куницыну.
- Очень приятно. Сергей, - чистосердечно отвечал он, привстав и склоняя голову.
- Ну, раз вы настроены бежать в свои пенаты, тогда нам следует немного подкрепиться, - заявила Виолетта, беря Ольгу под руку, и подвела ее к столу. – Протесты не принимаются. Вам надо следить за здоровьем, а за фигурой пока нет нужды. Да и мы устроим легкий перекус, без излишеств.
Она, впрочем, напрасно сделала такое уточнение, потому что проворно накрытый опытной поварской рукой, стол получился роскошным. Куницын, который успел проголодаться после спешного обеда в поле, опасался, как бы у него не заурчало в животе. Но все обошлось. Не лишили треволнения аппетита и гостей – видно, беспокойство уступило место отдохновению.
- Да мы не торопясь, вдумчиво едем, - отвечал на вопрос о местных дорогах Иннокентий. – Но и не слишком тормозим, - и он засмеялся, почувствовав, наконец, что все в порядке и можно расслабиться. 
- Так вы заезжайте по выходным, - напутствовала гостей Виолетта. Выход твой на работу отметим, Ольга – не все же время хворать!
- Вот немного наберусь бюрократизма – отметим! Я думаю, это быстро, чувствую, склонность к бюрократизму у меня есть!
- Ну и славно, честь и хвала бюрократии!
- Между прочим, я где-то читал или слышал: планируется создать реестр всех магов, колдунов, целителей. Или уже создается? К тебе, случайно, не обращались?
- Так я не колдую, лечебную практику не веду. Операций пальцами, как хилеры, тем более не делаю. Просто, можно сказать, развлекаюсь. Почти что как любители гадать на ромашке.
Проводив влюбленную пару, Сергей и Виолетта поспешили на свои рабочие места. Время подходило к ужину, и все наличные силы хлебопашцев подтягивались к столовой; тут к ответственному моменту аккурат и поспела Виолетта, сменив свою мать. Она немедленно приступила к дальнейшей сервировке, и дело спорилось: ужин должен был стартовать в урочное время. Тем временем запыленные полеводы умывались у рукомойника во дворе, некоторые, чтобы не показаться слишком уж голодными, перекуривали у крыльца. Тут же на перилах сидел Георгий Шевелев, также не выказывая торопливости.
- Ну вот, и перекусим, - сказал ему Куницын, поднимаясь по ступеням. – А тебе привет от капитана дальнего плавания, и наилучшие пожелания!
С этими словами он приблизился к звеньевому вплотную и дал ему акцентированную затрещину. Неподготовленный к этому Шевелев кувыркнулся с насеста и упал в заросли крапивы и лебеды.
- Ты за что его? – изумленно спросил случившийся рядом Клоков.
- За дело, за дело! – ответил за Куницына подоспевший Илья Рябов. – Надо бы еще добавить, а Серега?
Тот махнул рукой и, освобождая место на крыльце, ступил через порог столовой. Усталой походкой, выйдя из машины, приближался Пузырев, неся в руках ящик с продуктами, заказанными поварихой на завтрак.
- Ты чего, Георгий, там в траве промышляешь? – заинтересованно вопросил он, увидев выбирающегося из бурьяна Шевелева.
- Телефон уронил, - буркнул тот, отводя взгляд от входящих в столовую и ухмыляющихся сотоварищей.
Виолетта, пребывая в неведении о разыгравшихся на крыльце событиях, наполнила столовые емкости Куницыну и Шевелеву, а затем и поспевшему позже всех Пузыреву, поблагодарив за доставленный груз. Шевелев ел без аппетита, а выпив полстакана компота, взял пирожок с капустой и, откусывая его на ходу, покинул помещение общепита.
Скоро заработали двигатели тракторов, загремело железо навесных сельхозорудий, и работу в этот погожий день на полях «Луча» завершили в глубоких сумерках.
                ***
Утром перед скорой разнарядкой Куницын поинтересовался у Ильи, как идут дела с его предприятием.
- Времени не хватает, - пожаловался тот. – Вот жду, может, занепогодит, тогда трактор на прикол - и продолжу с плиткой.
- А этому дождь не мешает?
- Да конечно, нет, оборудование под навесом, а сама плитка ведь будет служить под открытым небом. Ей ли дождя бояться?
- Резонно. Главное, чтобы не боялась. А то ведь как получилось у Котова, помнишь?
- Да как-то не очень.
- Ничего удивительного – ты же на полгода младше меня. Где же запомнишь? Дела-то давние. Так этот Котов надумал организовать аж кирпичный завод, не гигант, конечно, но с перспективой на рост. Известно, что в жердевских окрестностях глина самая подходящая, песка добавлять почти не надо и консистенция замечательная. Он даже привозил неких специалистов и те оценили эту глину очень высоко. Котов продал какую-то мелкую недвижимость, взял ссуду и на базе колхозного телятника основал свою фабрику. Много мороки было, конечно, с устройством обжига, но преодолел. Тележки там для кирпичей, электрооборудование, станок для нарезки и прочее – удивил всех скоростью строительства предприятия. И, наконец, торжественно запустил его в дело. Народ приходил посмотреть на свежеиспеченные кирпичи: загляденье просто! Ровные, аккуратные, оранжевые с красным. Как раз и покупатель сразу нашелся, Сизов. Вот погрузили три поддона и завезли к нему на усадьбу. К тому времени покупатель разобрал свою старую печь и особо обгорелые кирпичи от топки и низа дымохода сложил в кучу, а годные – от трубы – в штабель. И вот договорились на какой-то день с печником строить новую печь. А вечером пошел дождь и поливал всю ночь, еще и утро прихватил. К вечеру глядь – верхние кирпичи в укладке как-то теряют  свою параллелепиппедную форму. Что такое? Хвать – а кирпич-то склизкий стал и податливый, как теплый пластилин. Давай скорей укрывать его рубероидом. Да поздно: на третий день к обеду штабель начал превращаться в кучу глины. Конечно, при первых признаках катастрофы вызвали Котова, и он тоже наблюдал за метаморфозами премиум-кирпичей.
- Так, наверное, кислотные дожди прошли! – догадался Котов, и все посмотрели на небо.
- Ну, а старые-то кирпичи – как новенькие, только в саже! – вскинулся Сизов.
И точно: старые кирпичи от трубы не претерпели никаких изменений. Котов, подойдя, незаметно пнул стопку и поморщился от ушиба. Никаких следов от пинка на кирпиче не осталось.
Так бесславно, едва начавшись, закончилась история жердевского кирпичного завода, хотя в глину добавляли и угольную крошку, и еще чего-то. Да не в коня корм.
- Н-да, - посочувствовал неудачливому фабриканту Рябов. – Я как-то без внимания. Кажется, он еще что-то затевал – типа срубов для бань, и не пошло. Сейчас таксует?
- Да. Немолодой уже, к чему бежать за длинным рублем? Того гляди, кондратий хватит.
- Но хоть шевелился человек, не сидел, как чучел. А что у тебя с музеем? Тоже дело непростое ведь?
- Даже очень.
- Я как-то в конце зимы заглянул в городе в художественный салон, чтобы приобщиться. Ну, там есть крутые картины: тысяч по 200, но много и со скромными ценами. От размера пляшут. Видел за тысячу, полторы и тэ дэ. Но самое-то интересное – рамы. Они раза в два-три дороже картин, опять же зависимо от размеров и наворотов. Видел за полторы сотни, но, наверное, это еще не рекордная цена. Кто же будет ее покупать? Рембрандтов у нас не так уж много.
- Сущую правду ты говоришь, Илья. Но куда деваться? Художникам все равно нет переводу.
- Отважные вы люди! – с ноткой зависти отозвался Рябов. – В полете, наверное, потому что. А тут кирпичи, плитки… Попробуй-ка взлети с кирпичом!
- Но когда получается, наверное, и у кирпичей прирастают крылья! Не говоря уже о плитке, особенно фигурной.
- Да, главное, чтобы получалось.
- Вот-вот.
 
Глава 9
Виолетта теперь не топила печку на своем рабочем месте, поскольку с весенним потеплением нужда в этом отпала. Обеды и ужины готовились на газовой плите, что было гораздо удобнее и быстрее. В экстренных случаях она прибегала к сжиганию пропана и в зимнее время, но если еще топилась печь, в кухне наступала аравийская жара, умеренному человеку некомфортная. С вечера Канухина закупала продукты на завтра, днем же, улучив минуту, спешила за свежим хлебом, не допуская мысли потчевать механизаторов черствым.
- Так черствый, говорят полезней, особенно для желудочников, - говорил Куницын. – Да по-моему, еще кто-то из царей запрещал продавать свежеиспеченные караваи.
- Известно, известно, - держалась своих убеждений Виолетта. – Но когда нарезаешь вчерашний хлеб, наполовину он превращается в крошку. И вкус не тот, а аромат теряется вовсе. Ничего не поделаешь – передовые, современные технологии: экономия времени и прочего. Вот соберусь и как-нибудь на праздник испеку каравай по бабушкиному рецепту. Такой можно есть без всякого сопровождения, сам по себе. Вкус неописуемый!
- У меня аж голод наметился, хотя я перекусил как следует.
Такой разговор у них состоялся в один из апрельских дней, когда уже вовсю цвели подснежники - там, где они сохранились, и дружно пошли в рост бесчисленные одуванчики. Наступала ответственная пора в пчеловодстве – начало медосбора, хотя из медоносов начали выделять нектар еще только самые торопливые. Пчелы гудели у реки в ивовых зарослях, где зацвела верба, и носились вокруг теплиц, куда вход им был закрыт, несмотря на очевидную пользу опыления. Все дело в том, что из теплиц они потом выбраться уже не могли и никогда не возвращались в улей. Иное дело – промышленные теплицы, площадью едва ли не в гектар – там крылатым сборщицам нектара и пыльцы есть, где поживиться. Есть даже, где заночевать и зазимовать  - ульи стоят тут же в теплице.
Те цветы, что высажены вне ее, цветут не рано и недолго, и скупы отчего-то на нектар, кроме пионов и еще некоторых. Особенно разочаровывают розы, которые не дают и аромата, даром, что красивы и капризны, не в пример своему прародителю шиповнику.
- По-моему, пахнет растительностью, -  поделился Сергей.
- Я тоже чувствую. Пора цветы при доме сеять. Однолетние, а тюльпаны уже проклюнулись. С однолетними нынче мы запоздали – у меня то учеба, то лечение болящих, да и работа, сейчас без выходных. А Вася посеял арбузы, смех! Вася и арбузы! Правда все зависит от руки – у кого-то легкая, а у других, как ни стараются, даже ревень не растет. Хотя это вообще-то сорняк, не уступит крапиве.
- Да, ревень крепкая трава. Как-то травили мы поле ячменя гербицидами, от сорняков, и результат получился хороший – позасохли почти все. А рос там местами и ревень – так у него только макушку закрутило. Через неделю рос, как ни в чем не бывало. И вроде ветра не было, а ближние кусты черемухи тоже усыхать стали. Как-то нанесло на них. Я еще подумал, не пропали бы жарки – их там по соседству море. Но время прошло, а они как цвели, так и продолжали цвести.
- Это Мутинская луговина?
- Ну да, она самая.
- Роскошные там жарки. Их не раз уж хотели извести, не специально – между делом. А бабушка все говорила: загадаешь желание, когда в Мутинской самый цвет – может, не скоро, но исполнится. Потому что сильное там место, и много цветов.
- Я слышал, что загадывают березам.
- Ну да,  и березам загадывают. А жаркам – это, наверное, только у нас здесь. И не зря, наверное. Бабушка сильно этот луг уважала. Хотели, говорит, при колхозе перепахать тут и засеять суданской травой на силос, мода тогда пошла на эту траву. Да не успели: началась перестройка, колхоз распался, некому стало сеять и пшеницу, не то что траву африканскую. А еще – уже не так давно - фермер хотел оформить эту землю в свой пай, да тоже не успел…
- А, эту историю я знаю: старики отговорили его лезть туда с бухты-барахты. И посоветовали хорошо посмотреть, как там земля. Будто себе на уме.
- Да, вроде там временами вязнут коровы, и не любят пастись.
                - Может, им жарков жалко. Я в детстве все удивлялся, почему они клубнику не едят. Найдешь ягодную поляну – трава общипана, а кустики клубники нетронутые стоят. Тут же недалеко коровы пасутся. Тогда дядька мой, на три года старше, объяснил: это они ягоду нам оставляют. А мы им – траву. А что не очень туда ходят – так коровы же задумчивые, стоят на одном месте, жуют, жуют, глядь – копыта увязли. И давай ноги уносить.
                Он помолчал.
                - А ты загадывала желание?
                - Конечно. Еще как! С детства.
                - Наверное, срочное, потому что маленькие же торопятся?
                - Ну, теперь-то можно раскрыть секрет: хотела побыстрей вырасти, стать взрослой. И вот…
                - Да, это у тебя получилось!
                И они засмеялись.    
- И этот фермер загнал же на луговину трактор, проехал туда-сюда, вышел, потопал каблуком по траве, перекурил, сходил до ближнего ивняка посмотреть прутья для морды. Возвращается…
- А трактор уже в землю врастает! – продолжила Виолетта.
- Да, уже на ладонь осел. И давай он поскорей оттуда убираться! Так что жарки не поддались. У них свои взгляды на мироздание.
- Я, между прочим, каждый год загадываю желание. Смешно?
- Во всяком случае, не вредно. Может, и мне нынче загадать?
- Хорошая мысль! Вот подойдет время, загадаем… Лишь бы никто не надумал косить там траву на сено.
- Ну, это вряд ли, это будет натуральное вредительство народу. Да и с жарков какое сено? Лепестки осыплются, а кроме них там мало чего есть. Чего жевать.
Да, вот подумал - надо бы Пузыреву подсказать! Уж сколько он хлещется, а большого толку все нет. Крокодил не ловится, не растет кокос… Вот вырос овес, так и то на второй год только убрали.
- Умные выяснили, что 80 процентов усилий дают только 20-процентный результат.
- Да, и вроде, чем сильнее желание, тем меньше шансов.
- Кошмары кругом.
- Поэтому подскажу-ка я ему, пусть загадает желание на жарках. И не парится. Вдруг да! Хотя добрые дела чреваты...
Виолетта кивнула, одобряя намерение привлечь на помощь директору ООО цветущую долину жарков, и пожелала не забыть об этом до момента цветения.
- Ну вот, с одной проблемой Пузырева успешно разобрались, - сказал Куницын. – А свои личные дела пусть он устраивает сам. Клава не объявлялась?
- Нет. Некогда, наверное, ведь она на новой работе, - и Виолетта задумалась.
 Совсем недавно она полагала, что уж нынче точно покинет родное Жердево и начнет вполне самостоятельную жизнь. Слов нет, дома хорошо, квадратных метров уйма, особенно после того, как сделали пристрой, но не сидеть же здесь бесконечно. Тем более, что и Вася прикидывает уже, когда сможет выбраться из родительского гнезда. Где-то тревожила мысль о Сергее Куницыне, но поскольку он обретался поблизости, тревога была некритичной. И вот, когда она побывала несколько раз в городе по учебным делам и с целительской миссией, убеждение, что только тут и есть перспективы, стало абсолютным. Как и то, что они реальны только в присутствии Сергея, и не поблизости даже, а где-то абсолютно рядом. Потому что видеть его стало настоятельной потребностью. Оставался самый пустяк – как совместить эти две обязательные вещи. Не так просто: у товарища кроме всего – музей, который повязал его по рукам и ногам.
- Как тебе Ольга с Иннокентием? – поинтересовалась Виолетта после отъезда гостей.
- Ну, Ольга как Ольга, и капитан тоже нормальный человек – мне так показалось. Они приедут еще?
- Скорей всего, только в гости. Хотя Ольга настаивает, чтобы это я прибыла в город. Причем на ПМЖ, и обещает всемерное содействие в укоренении. Ты как смотришь на это? Если вместе нам понаехать туда? – и Виолетта с беспокойством поглядела на Куницына.
С тех пор, как Илья Рябов просветил его относительно намерений Георгия Шевелева, и отношения с последним испортились, Сергей уж не так болел за «Луч». Идея Виолетты о смене места обитания и рода занятий не показалась ему дикой. Смущала мысль о музее, за который был сделан первоначальный взнос с расчетом очень скоро гостеприимно открыть его двери.
- Вопрос лишь в том, чем я буду там заниматься, - без всякого удивления отвечал он, и тень озабоченности сошла с лица Канухиной.
- Ну, это не сверхсрочно, - облегченно молвила она. – Между прочим, Иннокентий предложил устроить тебя в судоремонтную бригаду. Ты ведь механик?
- До некоторой степени.
- А сейчас половина народу работает не по своей специальности, и вроде справляются, даже премии получают. С музеем что-нибудь можно придумать, мне кажется.
- Да, видно, наступает режим многозадачности. Ну что ж, рискнем оседлать город! Кстати, как поживает Василий? Не бросил свою работу? Все не выберу время заглянуть к нему, как и к другим самодельщикам: посевная навалилась!
- Сейчас и у меня-то выходных нет. А Василий продолжает время от времени свои берестяные труды, но не так рьяно, как зимой. Зато осваивает новую технику – шемогодскую резьбу. В общем-то – красиво получается. Да недосуг, недосуг!
- Так понятно: весной ли сидеть днями молодому и корпеть над произведением? Это лучше делать на пенсии. Всему свое время. Главное, выбирать, что сейчас нужнее. У нас, например, подготовка к штурму городских работодателей, а у него, может, дискотеки. А резьба не уйдет, раз он взялся.
                ***
Куницын и без того подумывал поменять локацию, принимая во внимание, что в родительском доме вместе с ним живут сестра с племянником, а на летние месяцы в родные пенаты вернутся и родители, вздохнуть полной грудью. В Жердеве это получалось замечательно: для вздоха не требовалось никаких усилий, поскольку свежий воздух врывался тут в легкие сам по себе. Жаль только, с наступлением зимы он становился чересчур свежим, что и понудило старших Куницыных в морозные месяцы обретаться в городе. Но сейчас наступило время культивирования рассады и вообще огородных забот. Памятуя, что Сергей весной целыми днями занят в поле, а дочь Анна – в школе, старики уже больше недели, как впали в чемоданное настроение. Чесались руки по огородному труду.
Обсудив с Виолеттой животрепещущие вопросы, после ужина Куницын в наилучшем расположении духа вместе со всем звеном вышел в поле. И хотя почва местами еще не совсем просохла, что затрудняло качественную работу, даже это не испортило ему настроения. Умывание после вахты заняло немало времени, потому что почти герметичная кабина трактора весьма толерантно пропускала как-то пыль внутрь, и к концу дня появлялось желание протереть ее, но не доставало уже здоровья.
Сестра сидела за компьютером, племянник углубился в телефон; Сергей не стал никого отвлекать, поскольку ужин стоял на столе и еще не остыл. Но все-таки стоило домочадцев известить о своем присутствии, и он мастерски сделал это:
- Ферапонт! – строго произнес уставший пахарь, спихивая кота со своего стула, - как перекус, так ты мой стул занимаешь, как спать – так кровать; по шее тебе надавать, что ли? И брось свою привычку повышать голос на порядочных людей!
Племянник засмеялся и скорчил коту рожу, на что Ферапонт презрительно сощурил глаза и пошел грызть свой корм заводской выработки. Приступ аппетита настиг после умывания и Сергея, и он ел тушеную капусту с курицей, закусывая салатом из осенних заготовок и соленым салом. Запоздало подумал, что Виолетта, пожалуй, не одобрила бы такой его выбор, ибо и курица была не тоща, и сало уж слишком питательное. Но угрызений совести он не почувствовал и закончил начатое дело, завершив поздний ужин крупной кружкой чая.
Мысли его вернулись к разговору с Виолеттой, к музею с собранными экспонатами, к Василию Канухину, верой и правдой служащему своему берестяному хобби. Замечательное время – весна, когда появляется возможность много времени проводить под открытым небом, ловя неверное еще, но временами почти летнее тепло. Обитатели высоких широт, в отличие от жителей благословенных теплых стран, традиционно посвящают короткие зимние дни и долгие  вечера трудам, чтобы обеспечить себе впоследствии телесный и душевный комфорт. И таки достигают этого, расплачиваясь частичной потерей резвости и горячности. Иное дело – южане, особенно далекие, где солнце дает о себе знать с раннего утра и до захода, сообщая всему живому нетерпеливость и быстроту. Летом тут заниматься работой вообще моветон, поскольку нет абсолютно в этом нужды, если имеется вода, зимой же, короткой и тоже комфортной, расслабленные летним отдыхом граждане ищут возможность продолжить его. И находят, удаляясь в прохладные и холодные страны, где теперь лето и где стараниями аборигенов готов и кров, и стол, и социальная помощь. Работа же – по желанию. Суровые и неспешные северяне, отгуляв отпуск и проводив короткое лето, тут же вновь гонят себя на работу, дабы продолжить создавать блага.
Хорошо, что Василий Канухин упорно продолжает свои творческие поиски. Временами получается нечто особо привлекательное, да. Но не всегда. Надо знать, где и что искать, да дело-то в том, что неизвестно, где именно, и что.
- Ты тоже иногда бросаешь кисти? – спросила в этот раз Виолетта, - Вася нет-нет да швыряет резцы и бежит на улицу: то чистит снег, то колет дрова. Только брызги! И потом долго за резцы не берется.
- И очень просто, - отвечал Сергей. – Я кисти почти не кидаю, возраст уже не тот, но порой вплотную тоже подхожу к этому. Особенно, когда картина обещает задаться, но дальше этого не идет. И вот доводишь, доводишь ее до кондиции – там поправишь, тут, где-то добавишь, в другом месте уберешь. А все не то, не то! И так долго и упорно улучшаешь ее. Да, долго и упорно. Пока не испортишь вконец. И на время оставляешь все эти упражнения, но – смех – только на время!
Виолетта слушала и не смеялась:
- Да, все непросто. И я понимаю Васю. И тебя.
Незаметно под эти мысли подкрался сон, и поборов приглушенный гул трактора, который все стоял в ушах, одолел и хоровод мыслей Сергея. Скоро он крепко спал.
        Глава 10
Быстро миновал апрель и в «Луче» завершили подготовку почвы под посев. Теперь предстояло выводить в поле сеялки, заканчивать калибровку и протравливание семян. Хотя эту последнюю операцию проводили не полностью: вдруг по каким-то причинам не удастся высеять все протравленное зерно, и куда его потом девать? На корм скоту отправить никак невозможно, покупать на посев никто не станет: неизвестно, как травили эти семена и мало ли что? Лучше от греха подальше. Хранить до следующей посевной чревато: вдруг на зерноток забегут чьи-то беспризорные свиньи и отведают ядовитой пшеницы? Да и голуби, во множестве обитающие тут же, - они таблички с надписью «Протравлено, яд!» не читают. Опять же и случай с сеяльщиком Лосевым Пузыреву припомнился. Лосев, как принято, стоял на сеялках и следил, чтобы зерно из семенного ящика бесперебойно поступало к сошникам. Пыль, тряска – конечно, к вечеру он изрядно притомился. Плановое на тот день поле засеяли чуть раньше, и браться за следующее не стали, все заспешили домой. А Лосев прикорнул в семенном ящике, и его не разбудили, поскольку не знали, что он почивает на протравленных семенах. Проспал он часа полтора, и хоть был в респираторе, насилу потом разогнулся. Респиратор ведь – не противогаз. Но, может быть, дело было в другом: в здешних местах начало мая это еще не лето, может даже выпасть снег, и Лосев попросту задубел без одеяла. Как бы то ни было, агроному объявили выговор, а Лосеву мужики поставили бутылку водки – первейшее лекарство от всего. И все обошлось.
Никита Иванович рисковать не стал и рассудил, что если семена и останутся непротравленными – беда невелика, старики вообще никакого гранозана не использовали, а урожай получали.
                ***
Тем временем Илья Рябов пребывал в крайнем раздражении: он завез уже все нужные материалы для пробного объема работ, а времени заняться плиткой никак не выбиралось. Обычно в конце апреля-начале мая выпадали дождливые периоды, которые нещадно ругало начальство, на этот же раз лишь в первые апрельские дни порошил понемногу снег, затем весь месяц прошел без осадков. Конечно, аграриям оставалось только радоваться, но Илья впал в некоторое уныние. Бросить работу в поле не представлялось возможным, поскольку это занятие единственное, которое давало заработок. Когда еще садово-огородная плитка заместит этот доход, даже и невеликий!
Наконец, в середине первой декады мая на Жердево обрушился ветер, поднявший тучи пыли с пересохшей земли, но и принесший вслед за тем дожди. Сейчас же в ООО «Луч» был объявлен выходной, а затем еще два дня посевные агрегаты стояли из-за раскисшей почвы, потому что небеса поливали ее щедро. Тут уж Рябов засучив рукава, принимался за изготовление своей непревзойденной плитки с раннего утра. После обеда на помощь ему спешил сын Андрейка, учившийся в первую смену. И дело спорилось, особенно по истечении двух первых дней, когда процесс ее производства отлаживался. Теперь уж Илья переживал, как бы дожди не затянулись, потому что изготовленную плитку негде было бы сушить – сооруженный для этого навес оказался слишком мал. Но Рябовы тут же принялись расширять его временной пристройкой, с расчетом позже превратить ее в постоянный сегмент хранилища.
Заинтригованные соседи наблюдали за этим авралом через забор, проходя мимо по своим делам и, вытянув шею, приветствовали тружеников. Получив ответный привет и, перекинувшись парой слов, шли своей дорогой, поскольку Илья зайти не приглашал, и было понятно, что ему крайне недосуг. Но расстеленную под навесом многочисленную плитку видели и даже заказывали себе, когда она будет готова. Правда, пока что в небольших объемах, но на иное производитель этого продукта и не рассчитывал. В первые-то дни даже небольшие заказы – уже хорошо. Тем более, что кубометров плитки еще не было заготовлено, счет пока шел на первые десятки штук.
Конечно, не могли оставить без внимания открывшееся производство и Куницын с Мошкиным: как-никак старт ему дал их товарищ и экспериментатор, как и они сами.
На правах друзей они прибыли вместе, ибо таскаться к занятому человеку порознь – только отнимать у него время. Да и сами были заняты, даром, что посевная взяла тайм-аут.
- И ты говоришь, она будет крепкой, примерно, как настоящий кирпич? – уточнял Борис. – И можно будет по ней возить тележку?
- Как закаленный кирпич, - уточнил Илья, - так что хоть на танке! Но сейчас же все тачки на резиновом ходу, с железными колесами я уж лет двадцать не видел.
- Это верно, но мало ли что. Надо ориентироваться на худшее.
- А плитки аккуратные получаются, - одобрил Сергей, вертя изделие в руках и рассматривая его.
- Еще не кондиция, - сказал Илья, заметив, как Куницын ковырнул ногтем гладкий бок плитки.
- Но уже почти не поддается, - Куницын одобрительно поцокал языком и осторожно положил плитку на место. – Как только очередь схлынет, сделаю тоже заказ. Удачная у нее форма, очень фигурная. Лепо!
- Хорошо бы в местный «Вестник» поместить сообщение о начале выпуска  дорожных доспехов, - молвил Борис, а?
- Хорошо бы, да некогда. Но надеюсь, что соседи, да вы, да и просто прохожие оповестят народ. Новостей у нас не так-то много, так что…
И Рябов с большим проворством продолжил работу, но тут же спохватился:
- Так что это я! Совсем офонарел: ведь надо было поднять стаканчик за успех дела!
- Ну, ты пока не отрывайся от него, – посоветовал Куницын, - успевай, пока светло. А к потемкам мы подойдем, вместе с напутствием, идет?
- Круто взялся за свой проект Илюха, - резюмировал Борис по пути от усадьбы Рябовых, - застоялся!
- Ну, ты скажешь, - усмехнулся Сергей, - на посевной особо-то не застоишься. Целый день в поле, да на чугунном коне!
- Да знаю, знаю. Я имею в виду – заждался Илья, когда же можно будет взяться за свое дело. Между прочим, я тоже еле дождался, когда зима кончится.
- Да, похоже, Илья ухватил за хвост свою жар-птицу.
Дождь, наконец, прекратился. Как и положено, в мае он редко бывает затяжным – не то, что в сентябре.
Когда свечерело окончательно, Рябов позвонил приятелям с известием, что на сегодня он работу закончил и ждет.
- А я уж думал, ты вышел в ночную смену! – пошутил Сергей. Борис же ответил совсем кратко:
- Слушаюсь! – и тут же оделся и поспешил на зов, ибо одному коротать вечер как-то скучновато. Прибыли они в гости уже в потемках, но несмотря на долгую дневную вахту, хозяин не сидел сложа руки, а помогал своей половине спешно накрывать на стол. И не диво: земледельцу с многолетней практикой не привыкать прихватывать время для работы до зари – утром и после нее – вечером. Говорят, в колхозное время пахали еще и в ночную смену, но этого он уже не застал.
Гости отвесили поклон хозяйке, водрузили на стол бутылку водки и заняли  за ним места, согласно приглашению.
- Благодарствую за подношение, но начнем с местной, тутошней, - молвил Рябов и достал из холодильника такую же, присовокупив бутылку вина, – поскольку предприятие местное.
- У тебя научное обоснование даже! – с уважением отметил Борис.
- Приходится соблюдать протокол, какой ни на есть.
Илья наполнил малые емкости и набрал в грудь воздуха.
- Ну… - подсказал, посмеиваясь, Куницын, предполагая традиционное начало.
- А вот и нет! – веско сказал Рябов, - поднимем  с пожеланием успеха нашему «Лучу», который уж какой год увязает то шеей, то хвостом!
И он потянулся своей стопкой к друзьям. Послышался легкий звон, и под него на кухню ступила жена хозяина Настя, поправляя только что законченную прическу. Гости в последние годы не так уж часты, и не годится встречать их абы как.
- А мы думали, ты уже спать улеглась, - шутливо поднял брови Илья и, склонив голову, протянул ей фужер с вином.
- Насчет «Луча» это ты правильно, - заметила Настя, - никак ему не везет!
Выпив, все на время занялись закуской.
- А где же Андрей? – спросил Куницын.
- Андрюха! – крикнул вглубь дома Рябов, - ты там где?
- Да тут я, - ответил спустя минуту тот, пряча в карман телефон. – Куда торопиться? Все равно, говорите, пить нельзя.
 Рябов шутя шлепнул его по затылку:
- Почему нельзя? Вот тебе чаек горячий. Чай не пьешь – какая сила?
- Ага. Попил – совсем ослаб, – отвечал ломким басом сынишка. Но ел он с большим аппетитом и чаем не брезговал.
- Уработался, - констатировал Илья и вновь наполнил стопки.
- Так ты бы, Серега, и взялся за директорство, - обратился он к Куницыну, - у Пузырева энтузиазм совсем пропал с этим назначением, с этой Клавой. Чую, уйдет он.
- Да какой я директор? У меня и рвения такого нет, - отвечал Куницын. – Да и вообще планы другие.
- У него совсем, совсем другие, - с усмешкой заметила Настя.
- Давайте лучше за ваш завод, мы затем и пришли, чтобы пустить его в плавание!
- Точно, а то отвлеклись совсем в сторону, - подтвердил молчавший дотоле Мошкин и поднял  стопку.
- Ну, если вы так близко к сердцу… - отвечал Рябов и первым выпил свою, под одобрительное кряканье Бориса.
- «Триумф» назови фирму, - проглатывая скользкий соленый рыжик, посоветовал Сергей. - Как ее назовешь, так она и поплывет – не только к лодкам это подходит. Триумф – по-моему, звучит!
Отдав должное народившемуся предприятию, принялись за вторую бутылку, меж тем, как Настя все сидела со своим фужером, который почти не опустошался.
 – Непорядок, - сказал Мошкин, - ты, Анастасия, активней участвуй в добрых делах, тут каждый человек важен! Как на субботнике.
- А что твоя пасека – развивается? - в свою очередь, полюбопытствовал Рябов. – Когда будем отправлять в полет твоих крылатых-полосатых?
- Так уже летают, но взятка еще нет. Только верба да одуванчики, и то по солнечным местам. Но не печалься: как будет первая качка, я всех кликну. Сейчас новые рамки готовлю, закупил вощину, проволоку - все, что надо. Теперь делаю еще ульи, у меня многокорпусные, не такие большие, как лежаки, и дадановских поменьше, но если три-четыре корпуса составить, то тем не уступит. Лекарствами запасаюсь для пчел.
- Не простыли за зиму-то?
- Потеха! Да они могут зимовать даже и на улице, когда все в сборе и в улье. Только меда им больше на пропитание требуется. Так что же – это их мед! Сено им заготавливать, как корове, не надо. Тоже и комбикорм разный ни к чему.
Анастасия и Сергей полюбопытствовали, много ли может собрать меда одна семья в жердевских условиях, на что Борис только развел руками:
- Ну, это только лето покажет, раз на раз не приходится.
- Ушлые они, пчеловоды, - покачал головой Сергей, - и таинственные, как тамплиеры. Вот же Петров Семен – столько лет занимается пчеловодством, а никто не знает, сколько за лето дает меда улей.
- И не узнает, - засмеялся Мошкин, - об этом говорить – стопроцентно сглазить. Он рискнет сказать раза в три меньше – тогда, может быть, все обойдется. А если преувеличивать – вообще кранты. Но что это мы на пчел навалились? Там пока никаких особых событий нет. Вот у Ильи – событие. А как твой проект, Серега?
- Сдвинулось дело с помещением: можно сказать, заключил договор на старый райповский магазин.
- Заключил все же? Один-ноль в твою пользу против препятствий.
- Надо еще заплатить пошлину за регистрацию. Ну и пакет документов. Пластиковый, которые нынче вместо авоськи – по-моему, полный получится. Хорошо, если все влезет!
- Ну  как же – дело-то не пустячное. Такое учреждение! И тебе, главное, ни кирпичи таскать, ни бревна ворочать не надо, или делать крышу на 115 этаже.
- Ха, ты, Боря, кажется, немного перебрал!
- Нисколько. Сам музей ты можешь поручить завхозу и заниматься художеством. Сейчас даже и на всякие пленэры таскаться не надо и днями среди мошкары сидеть: нафотографировал видов и - оп-ля! Пошел их на холсте воссоздавать. Ни тебе жары, ни осадков, ни комаров; освещение сам выбрал и оно не меняется, потому что солнце не бежит, и тени не переползают с места на место. И завтра они на том же месте и послезавтра, и через год. С портретами еще проще: скопировал фото и давай его разукрашивать! Персонаж не шевелится, не хлопает глазами, в туалет не просится и вообще… Рисуй хоть круглые сутки и стриги купоны!
- Сергей, он, кажется, не в себе, - дай-ка ему по шее! – дружески посоветовал Рябов и наполнил стопки, между тем, как Настя, а вслед за ней и Андрейка, отужинав, покинули заседание.
- А может, ему больше не наливать? – задумчиво продолжал хозяин, подмигнув Сергею.
- Ну что ты! – не согласился тот. – Уж наливай, поелику молод он еще, и несмышлен. На два месяца меня младше!
- Так пускай ума-разума поскорей набирается, тогда и во взрослую компанию! – проворчал Рябов.
- Напали, слова сказать нельзя! – невнятно буркнул Мошкин и, звякнув по очереди о стопки приятелей, торопливо выпил, будто опасаясь, что отберут. Он даже и закусывать не стал, отложив вилку. Куницын, рискуя поперхнуться, сдержал смех, проглотив его вместе с водкой.
- Да ладно, Боря, не серчай, шутка же, - примирительно сказал Илья и протянул ему подцепленную на вилку говяжью фрикадельку.

         Глава 11
Виолетта после разговора с Куницыным, наконец, обрела уверенность в своих действиях. В самом деле – ну что можно было возразить на ее желание приблизиться к продвинутому обществу, общаться с образованными и достойными людьми, ездить на неведомые, экзотические острова и по праздникам поднимать бокал с благородным напитком, а не рюмку водки? Разве это много? Никаких запредельных желаний: ей не нужны овации многотысячных стадионов и огромных залов, так же, как и стада поклонников и фанатов. Хотя, если по справедливости и это в небольших дозах было бы не лишним. Поэтому ничего удивительного не было в том, что Куницын с пониманием отнесся к ее намерениям и устремлениям.
Домашние тоже вполне одобряли ее городской выбор, а Василий даже завидовал сестре, что и неудивительно – за неимением поблизости дальних стран он с готовностью поменял бы Жердево хотя бы на областной центр.
- А Сергей что, тоже переберется в город? – как-то спросил он.
- А при чем тут Сергей? Это же я туда собираюсь! – отвернувшись, чтобы скрыть краску, отвечала она.
- Ну как же, всем известно… - но что известно всем, Василий не стал уточнять, а спросил только:
- Вот непонятно, что тогда с музеем будет, закроет он его? – в голосе художника-берестянщика слышалась явная обеспокоенность. Кроме того, что Куницын являлся руководителем редкого в этих местах учреждения, он еще и находил общий язык с гражданами любого возраста.  Василий почитал Сергея за друга, несмотря на преклонный возраст последнего, который был лет на десять старше.
Минул май, и по установившейся после дождей погоде в «Луче» завершили, наконец, посев зерновых. Осталось засеять поле, отведенное под зеленку для фермы и нужд частных владельцев скота. В пору расцвета колхозного производства частников не особо привечали – хватало нужд и в общественном животноводстве, где постоянно почему-то недоставало кормов, теперь же все изменилось. Оставшееся поголовье скота на ферме довольствовалось тем, что заготавливала бригада полеводов, и появилась возможность продавать зеленку частникам. Это обстоятельство пришлось очень кстати, поскольку последние рассчитывались наличкой. С ценой не рядились, особенно в преддверии зимы, ибо не поедешь же за сеном в другой населенный пункт, а тем более – район. Многие обходились и собственноручно заготовленными кормами, но не все, далеко не все. Это на одну корову можно накосить сена вручную, если же в хозяйстве несколько голов крупного рогатого скота, да порой еще и овцы-козы – бесполезно! Ведь нужен же еще уход. Только наживешь инвалидность и несварение желудка на фоне несусветной переработки. Так что частные скотовладельцы в Жердеве делали заявку «Лучу», а в пору заготовки зеленки и соломы предприятие завозило им оплаченное количество кормов. И, понятно, затраты на весь этот сервис окупались, потому что кто же станет холить и лелеять скотину себе в убыток?
Разумеется, пользовались такой возможностью и сами работники ООО, причем по льготной цене. Канухины благодаря Виолетте также имели эту льготу, правда, держали всего одну корову и еще бычка – на мясо.
- А что, ты уедешь – и наша корова останется без сена? – задал сестре каверзный вопрос Василий.
- Почему же без сена? – можно будет выписать так же, как все обычные граждане. Дороже, конечно, но покупают же люди. А немного и ты мог бы накосить, хотя бы для теленка. Литовка есть, травы нарастает порядочно.
- Да я бы без проблем, но ведь некогда – то эта учеба, теперь огород, грядки. Даже за черемшой сбегать некогда. Люди уже, слышно, собирают. Схожу завтра с Андрюхой – пусть грядки подождут!
- Сходи, сходи, конечно, - твой план по грядкам я выполню. У нас на работе неделя отгула, так что в самый тебе раз. Да и мама, дедушка дома.
Василий тотчас принялся звонить приятелю на предмет таежного похода, и они быстро сговорились. Сапоги, штормовка, нож и мешок – все у добытчика лесного деликатеса было готово очень скоро.
- Вы бы рано с утра-то не ходили, - посоветовала мать, - вымокнете от росы насквозь!
- Так она когда высохнет – к обеду только, - возразил Василий. – А мы же в сапогах, штаны на голенища натянем, в сапоги не попадет.
- Да что им делается! – поддержал внука дед. – Молодые, пару раз чихнут – и вся простуда!
Утром Василия снабдили сверх нужного объема провиантом - тут он никаких возражений высказывать не стал и послушно скидал все в рюкзак.
Вернулись приятели с промысла уже во второй половине дня, когда солнце начало склоняться к горизонту. И урожай первостатейной таежной начинки для пирожков и составляющей потрясающего салата, увы, оказался очень невелик.
- Нет еще черемши почти, - объявил Василий. – местами только и мелкая, а которая еще пока проклевывается. Никакого интереса!
- Весна припоздала, - заключил дед Игнат, - а на вкус – красота! – и он съел одну зеленушку вместе с листьями, окунув в соль.
- Зато смотрите, что мы нашли, - торжественно объявил молодой Канухин и жестом фокусника выхватил из рюкзака чужой нож, с тронутым ржавчиной лезвием. – А на ручке вырезаны буквы: Е.Д.
- Инициалы, стало быть, - предположил старый, - или что?
- Наверное.

- Е.Д. Интересно, кто же у нас Е.Д? Дюков? Николай. Дмитриев? Костя. Дерюгин? Георгий. Кто еще на Д?
- Так, дедушка, Георгий – это, может, и есть Егор? – подала голос Виолетта.
- Ну, может. Вот еще загадка! А нож хороший, старой работы, - одобрил тот. – Только вот глупость – инициалы. Кто же их на ноже оставляет? Неровен час…
- Так, а если старый, то вдруг он лежал там уже сто лет? Ну не сто, а, например, лет 30?
- Нет, он бы совсем проржавел, да и мхом зарос бы давно. А этот не шибко ржавый. Хотя кто его знает?
- Наверное, городские наезжали – грибники или ягодники, раззявы, - заключил Василий. - А лучше я его возьму себе!
- Жалко, что поход неудачный, - покачал головой дед. – Пирожки с черемшой – в детстве это было объедение! Да и сейчас – это тебе не вареная сгущенка…
- Не переживай, дедушка, - сказала Виолетта, дня через три я схожу, наверное, черемша уже подрастет. И ведь жарки пошли!
- Ты не заблудишься? – недоверчиво спросил брат. – Может, я опять схожу?
- В первый раз, что ли? И пойду я с Настей. А потом, если не повезет, ты еще раз сходишь. Еще один нож принесешь!
- Лады. Только ножи мне без надобности, разве в музей Сергею сдать, если эксклюзивный. И вообще, рос бы у нас женьшень! Или хоть этот… стафилококк?
- Элеутерококк, - поправила Виолетта.
- Во – во, да еще что-нибудь такое. Ценные дикоросы. Я бы тогда заработал!
- Много чего заготавливали люди, - изрек дед, - помнится, папоротник для японцев собирали: ну, там были доходы, но недолго. Потом толокнянку для аптек – тоже деньги хорошие, но опять мода на нее быстро прошла. Вообще, конечно, на этих дикобразах…
- Дикоросах, - подсказала Виолетта.
- Да. На них можно заработать, Василий, но только на хлеб с маргарином.
Не приняв во внимание такие пессимистические взгляды деда на заготовку полезных трав, Виолетта собралась через два попытать счастья и нивелировать неудачу брата.
Она позвонила Насте Рябовой в пятницу и изложила идею. Конечно, можно было созвониться и за два-три дня, но Виолетта знала – чем тщательнее подготовка, тем хуже результат. И даже в этом конкретном случае маячащая договоренность сорвалась.
- Ой, Виола, ты же знаешь, Илья взялся за плитку, и едва ли не ночует у своей бетономешалки. Потому что отгул кончается. Твоего Сергея Пузырев уж вызвал, знаешь? А у меня столько дел сразу навалилось: и в доме, и в огороде, да надо же еще им обед-ужин готовить – просто на разрыв! Я бы с удовольствием…
В конце концов, Канухина нашла себе спутницу – няню из детсада Анну Мухину, которая в субботу отдыхала. Назавтра они отправились в лес. Перед походом Виолетта позвонила Куницыну и известила о начавшемся цветении жарков, однако о черемше не сказала ничего.
Кутерьма началась в начале шестого, когда Наталья Канухина пришла с работы. Первым делом она осведомилась, вернулась ли Виолетта и с какими успехами. Узнав, что той еще нету, она встревожилась, и принялась вычислять, сколько времени могло уйти у Виолетты на дорогу. Выходило, что не больше двух часов, потому что основные плантации черемши были известны. То есть на сбор ее сборщицы потратили уже около восьми часов – при среднем урожае можно было набрать по два мешка. У них имелось при себе только по одному. Если же черемша не уродилась, тем более, так долго в лесу делать нечего. Телефоны с собой добытчицы не брали, за бесполезностью. Запереживал даже дед Игнат, хотя виду не подавал, беспокоиться начал Василий. Он мысленно ругал себя, что не пошел с Виолеттой, а еще лучше было бы, пойди он один, или с Андреем. Спустя час Наталья позвонила Рябовым спросить, не говорила ли дочка что-нибудь о планах на день, кроме сбора черемши. Нет, не говорила, - отвечала Настя.
Ввиду таких обстоятельств Илья Рябов позвонил Куницыну и изложил ситуацию, несколькими минутами позже телефон Сергея донес голос Василия Канухина с тем же сообщением. Потрясенный художник лихорадочно стал соображать, что следует предпринять в первую очередь. Вариантов было немного, а в сущности, один: возможно большими силами выйти на поиски потерявшихся. Хотя солнце еще не коснулось вершин деревьев на западной гряде гор, следовало торопиться: в лесу темнеет быстро, а до него еще надо дойти. Каждая минута была на счету. Сергей позвонил Рябову, Клокову, Бусыгину – все трое изъявили готовность немедленно начать поисковую операцию. Кроме того, в нее собрались включиться Наталья, Настя и Василий. Порывался двинуться в тайгу также дедушка Игнат, но его отговорили и оставили на хозяйстве с наказом часа через два приготовить большую яичницу и чай. Самонадеянность заказчиков не удивила старого: день выдался совершенно бестолковым, и еще одна глупость не могла ничего изменить. Взяв небольшой запас провизии, воды и вооружившись фонарями, а Куницын еще и помятым музейным мегафоном, отряд спешно выступил на поиски. Уже на опушке их настиг Борис Мошкин, только что вернувшийся из города со страховым запасом вощины, которая там никому не была нужна, а в селе не продавалась.
Растянувшись цепью, двинулись вглубь леса, и поскольку до места произрастания черемши было еще далеко, а солнце светило, шли быстро и только время от времени подавали голос. Когда подошли к ложбине, где водилась черемша, кричать стали громче и чаще, и слегка умерили шаг, чтобы не прослушать отклик. Ничего! Куницын включил свой рупор и походя ревел в него, как раненый вепрь. Между тем стало смеркаться, и чтобы не потеряться самим, цепь понемногу сокращали, так что расстояние между ее звеньями-крикунами составило метров 30-40. Женщины шли в паре, а Василия Куницын пристроил неподалеку от себя.
- Не торопитесь, - наставлял Рябов, - смотрите под ноги!
 Часа через полтора ходьбы через кусты и бурелом смотреть под ноги стало бесполезно – густой сумрак наполнил лес. Не очень помогали и фонари. Оставалось только кричать, что и делали все по очереди, но напрасно надрывали горло – отклика не слышалось.
- Эх, некурящие они, - сокрушенно проронил Бусыгин, - спичек нет, а то развели бы костер. И грелись бы, и нам ориентир.
- Так сейчас и дыма-то не увидишь, -  ответил Мошкин. – Огонь, только, если недалеко.
Стали решать, что делать.
- Возвращаться, - сказал не совсем уверенно, Клоков. – Взять на полкилометра в сторону и идти назад. Кричать.
- Они не замерзнут? – спросила Настя.
- Вдвоем – нет.
Прошли несколько минут вправо и двинулись обратно в село, ежеминутно подавая голос охрипшими связками. Никто на их крики не отозвался, если не считать собак в Жердево, когда они услышали выходящих из леса следопытов. До полночи оставалось чуть больше часа, и уставшие участники экспедиции желали только лечь спать. С тем, чтобы утром возобновить поиски. Куницын незаметно отстал от группы расходящихся уже в разные стороны односельчан, но тут поблизости возник Рябов:
- Ты куда? Один ты ничего не сделаешь в потемках и, главное, куда пойдешь? Не пришлось бы еще тебя искать. И не совсем ведь дело дрянь – их двое!
- Ну да, - рассеянно отвечал Сергей.
        Глава 12

Даша Ухова, когда состоялся первый полет человека в космос, получила от родителей подарок – в честь этого события отец купил ей пластмассовую куклу. Это был шик – старые куклы имели головы, сооружаемые из опилок, и когда старели и клеи-лаки стирались, опилки начинали сыпаться, и изделие принимало малопривлекательный вид. Пластмассовая же могла потерять его, только если на нее нечаянно наступить и потоптаться. Конечно, этого никто не делал. Дашка при участии матери сшила из обрезков ситца платье и нарядила пластмассовую приятельницу. В кругу сверстниц Дарья приобрела в результате этих событий значительный авторитет. Особенно после того, как дома ей пообещали к следующему дню рождения приобрести велосипед, о чем она незамедлительно известила ближайшее окружение. Чем ближе подходил этот самый день ангела, тем чаще Дашутка напоминала родителям о велосипеде: не забыто ли их обещание?
Нет, не забыто. Однако старшие почему-то переводили разговор на другое: в частности на то, как хорошо уродилась в лесу голубика, а помидоры в огороде – не очень. Пеняли также на слишком жаркое лето, из-за чего приходилось без конца поливать огород, и говорили, что нынче понадобится больше дров, поскольку зима, напротив, будет суровой. Поэтому расходов у них ожидается много, и кое от чего придется отказаться. При этом отец упоминал призывы партии и правительства потерпеть и затянуть пояса – до скорого светлого будущего. Дарья не совсем понимала, что все это значит, но чувствовала – готовится подвох с велосипедом. И как в воду глядела: незадолго до знаменательного дня мать заявила, что, по ее мнению, Дашке больше к лицу самокат – красиво раскрашенный и с маленькими колесами; ну, просто игрушечка!
 Однако дочь не разделяла восторга родительницы по этому поводу и устроила скандал, а после впала в депрессию. Слова такого тогда не знали, и выводили детей из подобного состояния посредством подзатыльника, а в тяжелых случаях – ремня. И хотя Дарье все-таки купили велосипед, в ущерб семейному бюджету, она на всю жизнь сохранила неприязнь к призывам немного потерпеть и затянуть пояса.
На почве велопрогулок младшая Ухова сдружилась с Денисом Егоровым, который учился в четвертом, тогда как она – в третьем. Этому способствовало то, что не у всех имелись велосипеды, а чтобы распоряжаться ими единолично – таких было по пальцам перечесть. Вечерами они гоняли по улицам до упаду, так что родителям Дениса пришлось сильно пожалеть о покупке велосипеда: теперь кроме него и футбола, у сына больше ни на что не оставалось времени, в том числе на домашние задания. Его приятельница имела преимущество, поскольку обходилась только велосипедом и куклами – у нее времени на зубрежку хватало, хоть и в обрез.
После школы она пошла работать в швейный цех, поскольку имела склонность к этому делу, и скоро числилась швеей-мотористкой. Велосипед давно стал мал, да и досуга прежнего уж не имелось, Дарья едва выбирала время сбегать на танцы, да сходить в гости к подружкам. При этом она надеялась стать закройщицей и, может быть, создать какой-то новый фасон для телогреек. Они были сконструированы сто лет назад, неуклюжие, кургузые, с вечно расстегивающимся на ветру передом и никак не способствовали рабочему настрою труженика.
Время от времени велоприятели виделись друг с другом и вели дружеские беседы, но уже укороченные, из-за постоянной спешки. Денис в ту пору окончил курсы шоферов и получил в распоряжение видавший виды ГАЗ-51, гудевший, как вертолет, и требовавший ежемесячного ремонта. Удостоверившись, что молодой водитель – человек ответственный и понимающий, руководство спустя полгода пересадило его на более свежий грузовик. Тут у него появились определенные суммы, так что он подумывал уже приобрести мотоцикл, самый простой – «Каху». А прежде сделал крупный подарок Дарье на день рождения – букет роскошных роз, купленных у дельца Петухова, который растил их в своем огороде. Будь они в магазине, Денис купил бы их непременно там, но даже в городских магазинах «Цветы» ничего подобного не продавалось - лишь герань в керамических горшках, да засушенные бессмертники, разбавленные на стеллажах неприветливыми кактусами.
- Какая красота! – восхитилась тогда Дарья. – Спасибо! Где же ты их достал?
- Да где еще, кроме нашей деревни! Жердевские цветы.
- А-а, наверное, у Петуховых, больше не у кого.
- Так и есть, у них.
- Тогда, значит, ты крепко потратился… - и Дарья погрузила лицо в букет, рискуя исцарапать щеки.
- Давай мы заглянем в кафе и немного отметим праздник! Я недавно получил злыдни. Пойдем?
- Если тебя это не напрягает… Только будут ли места, время-то отпускное?
- Авось, найдется для нас в такой день!
И они отправились в кафе «Фонтан», где фонтана не имелось, но нашелся свободный столик, что было гораздо лучше.
 Стать законодательницей телогреечных мод Дарье не удалось, потому что через некоторое время после молодежной свадьбы у них с Денисом родился сын, требовалось окружать его заботой. Для этого лучше подходили деревенские условия, а именно – Жердевские. А там возникла необходимость устроить его в детсад, что при неимоверной очереди и отсутствии соответствующей лапы было невозможно даже и в селе. Но нашелся выход: в дошкольных учреждениях не хватало работниц, и Дарью приняли няней, одновременно устроив сына - Петра.  В те поры народу в селе проживало изрядно, и имелось тут два детсада, что несколько упростило задачу. Шоферов в колхозе также не хватало, но не хватало и машин, и Ершов устроился в школу наставником по ручному труду, так как столяр Анисимов хотел уволиться – его настоятельно звали в колхозную столярку, где зарплата была вдвое выше. Но директор требовал найти замену и Анисимов, памятуя, что в пору учебы были неплохие столярные успехи у Ершова, недолго думая, предложил его кандидатуру. Все свободное время молодой трудовик штудировал небогатую литературу по профилю, делал заготовки для уроков и, набивая руку, без устали строил простейшую мебель. И не напрасно: через год молодые с сыном заселились в новую квартиру, предоставленную колхозом;  жизнь приняла вполне приемлемый характер.
- Надо бы нам хозяйством обзавестись, - сказала однажды Дарья. – Нужно свое молоко, творог, яйца; на одних только грядках не продержимся.
И они завели хозяйство, отчего свободного времени совсем не оставалось. Зато о хлебе насущном уже можно было не беспокоиться: одна только картошка на пяти сотках экономила чувствительную сумму. Не говоря о курах и яйцах.
                ***
Виолетта с Анной быстро добрались до устья лощины, в которой водилась черемша – потребовалось всего около часа. Дорогу очистили от бурелома несистемные заготовители дров, а разговоры о том, о сем скрашивали путь. Несколько мешало то, что почти невозможно было идти рядом – все-таки лесная чуть различимая тропинка – не проспект, но это не особенно угнетало. Совсем не липла мошкара – тут, в редколесье, ее уносил ветер. Дальше заросли пошли более густые, и звон гнуса стал более настойчивым, а под ногами хрустел мелкий валежник – они добрались до редко посещаемых в это время мест. Появилась, наконец, и черемша, хотя и росла она не очень густо. Но – лиха беда начало. Азарт охватил сборщиц, как только обнаружилось, что эта замечательная трава тут все-таки есть.
Теперь времени они не наблюдали. Отыскивая наиболее урожайные локации, Анна взбиралась на отлогий правый берег низины, тогда как Виолетта упорно продвигалась вдоль нее, рассчитывая, что где-то тут есть более богатые заросли черемши. Время от времени они делали перекличку, извещая друг друга о состоянии гастрономического травостоя. При этом ни одна не хотела покинуть найденную деляну и перейти к подруге: не хотелось терять ни минуты. Особенно богатых полян все не попадалось, но все же тара сборщиц постепенно наполнялась.
Незаметно для себя они обнаружили, что трудятся на плантациях деликатеса уже два часа и удалились от ложбины. Даже и Виолетта не могла вспомнить, когда она выбралась на возвышенность, поросшую густым сосняком. Но тут черемша уже перестала попадаться и Канухина окликнула Анну. Та отозвалась не сразу, а лишь когда призыв был многажды усилен.
- Бедновато нынче в лесу, - посетовала Виолетта, когда они уселись на валежину перевести дух.
- Наверное, этот год здесь отпускной. В смысле – черемша отдыхает. Это как кедр: один год много шишек дает, а потом набирается сил, и никакого урожая.
- Наверное, так. Но все-таки набрали мы порядочно. На обратном пути доберем.
Тут же решено было подкрепиться, хотя большого запаса провианта у них с собой не имелось. Но пирожки с картошкой и колбаса, сопровождаемые горячим чаем из термоса, вполне насытили таежниц.
- Теперь пора выбираться отсюда, - сказала Виолетта, - времени уже много.
- Пора. Я, кажется, шла в правую сторону. Значит, теперь надо влево?
И они оглядели окружающую природу. Где теперь находится правая, а где левая сторона, понять было трудно: везде теснились сосны с редкими островками березняка. Можно было понять, где север, а где юг, но где исходная ложбина, определить не представлялось возможным.
- Ну и ладно, - заключила Виолетта, раз от Жердева мы шли на восток, теперь придется топать на запад.
- Пойдем на запад, - согласилась Анна и они двинулись на запад, рассчитывая вот-вот спуститься в низину, где начинали промысел. И точно, через малое время, преодолев невысокий холм, обнаружили понижение местности. На месте оказалась и черемша – хоть и порядком изреженная. Это их ничуть не удивило: тайга все-таки не огород, где кучно растет то, что надо. И скоро витаминно-луковая трава стала попадаться чаще и радовать своим ростом, поднимаясь едва не до колен. Однако же Виолетту не покидало ощущение, что вторглись они не в ту ложбину.
- Посмотри, что я нашла! – воскликнула Анна и продемонстрировала великолепное трехлистное растение с выдернутой из земли луковицей. Рекордный экземпляр черемши до верха стрелки имел почти метр в длину.
- Ничего себе! – без энтузиазма оценила Виолетта и добавила:
- По-моему, мы идем не в ту степь. В той таких больших ведь не было, а?
- Да, что-то не совсем похоже, - согласилась спутница, оглядевшись. – Ну, тогда пойдем быстрей. Тем более, собирать уже больше не во что!
И, пренебрегая завидными зарослями черемши, они устремились дальше на запад, вдоль по лощине, пока она не завершилась довольно высокой горушкой с густым молодым сосняком на когда-то обгоревшей макушке.
- Вот тебе на! – разочарованно пробормотала Анна, отирая лоб.
Передохнув, решили преодолеть сопку и все-таки продолжать движение на запад. Препятствие оказалось коварным: вслед за первой возвышенностью возникла вторая, и на весь штурм ушло не меньше двух часов. Между тем не замечалось никаких признаков приближения опушки, лес все так же плотно теснился кругом.
- Куда же это мы влезли? – задала ему риторический вопрос Виолетта. – И вообще, что - идти обратно по своим следам? Так мы их и не найдем.
- Не найдем, подтвердила Анна. – Была бы зима – другое дело!
- Ну уж нет! – зябко передернула плечами спутница. – Вдруг придется ночевать?
- Да ты что? – ужаснулась Мухина. – Нас же потеряют и вообще… Надо выбираться. Мы вроде забирали влево, давай теперь попробуем вправо!
- Давай вправо, - последовал безрадостный ответ.
Солнце неудержимо валилось за вершины деревьев, когда путницы, обессилев, устроили следующий привал.
Правый марш не принес успеха и не заладился с самого начала. Когда Анна только ступила в намеченную сторону, из-под ног ее, разметав траву, с шумом взлетела толстая, тяжелая птица и со свистом понеслась вглубь леса. От неожиданности Мухина прянула назад, оступилась и повалилась в заросли начавшего цвести багульника. Несмотря на красоту фиолетово-розовых цветов кустов, она вполне искренне выругала их за неудачно выбранное место произрастания. Потому что при падении сильно поцарапала локоть. Виолетта поспешила к ней и помогла подняться, а затем некоторое время врачевала рану путем привязывания к руке соратницы каких-то листьев. Тут ее посетило раскаяние за то, что она сманила ни в чем не повинную Анну в этот негостеприимный, коварный лес. И не зря: как оказалось, он готовил им еще и другие испытания.
Вечерело, а две охотницы за черемшой вновь продолжали путь домой, теперь уже по инерции придерживаясь западного курса. На лесной стезе и застигли их сумерки, когда они поднимались на очередную возвышенность в надежде разглядеть дали с высоты. Увы, ничего из этого не получилось: деревья заслоняли обзор ландшафта даже и тут. Взбираться на особо высокую сосну они не решились. Между тем обозначился слабый, но довольно прохладный ветерок, и после дневного тепла усталых путниц стала пробирать дрожь.
- Надо устраиваться на ночь, - решительно сказала Виолетта. – Спустимся чуть ниже, там ветра меньше должно быть. Подруга по несчастью ничего не ответила: просто не было вариантов. И они пошли вниз по склону, присматривая подходящее для ночлега место. Внимание обеих привлекла поваленная ветром сосна, с вывернутым пластом земли на корнях. Под ней была неглубокая, но широкая яма.
- Может, подойдет эта… - Виолетта хотела сказать «берлога», но передумала, - эта комнатка? Тут и ветра нет, и одна стена имеется.
Анна хотела идти еще куда-то, но уже не было сил, а в лесу сгущалась темнота. К тому же хотелось есть. Оставшуюся после обеда провизию решили съесть наполовину, оставив немного на следующий день, а пока обустроить ночлег. Не отходя далеко, наломали березовых веток и из этих веников соорудили матрац. Еще несколько перевязанных пучков должны были заменить одеяло. Устраиваться с наибольшим комфортом не было желания и, наскоро перекусив, они улеглись на березовое ложе. Стало уже совсем темно, понемногу крепчал ветер, но в комнате собирательниц деликатесного дикороса его почти не чувствовалось.
Ближе к полуночи, когда они впали в слабую дрему, их вывел из этого состояния раздавшийся где-то поблизости приглушенный хрип. Обе моментально очнулись и затаили дыхание. Через минуту хрип повторился, и хотя был непродолжительный, этого хватило, чтобы напрочь прогнать сонливость.
- Может, уйдем отсюда? – едва слышным шепотом произнесла Анна.
- Подождем немного, а то поднимем шум.
Прошло несколько минут, ветер негромко шумел в вершинах деревьев, и тут снова послышалось отчетливое хрипение, на этот раз с легким подвыванием.
- Лучше пойти посмотреть, - нервно сказала Виолетта, и приподнялась на ложе.
- Ты что? Давай по-тихому убираться, в другую сторону. Может, не услышит!
- Ладно, я схожу одна, ты подожди.
- Сдурела? Я тогда тоже пойду!
В момент, когда они покидали свое пристанище, хрип повторился, и если расстояние до источника его определить не представлялось возможным, то направление обозначилось вполне определенно.
«Хоть с этим все ясно», - подумала Виолетта и выставила навстречу возможному агрессору кухонный нож, так необходимый в походе.
Они шли, как привидения, совершенно неслышно, ступая осторожно и напрягая зрение. Налетел порыв холодного ветра. Раздавшийся совсем рядом визг, сопровождаемый все тем же хрипом, заставил их замереть на месте. Теперь было понятно, что опасность где-то тут, рядом. Обе не шевелились и почти перестали дышать. Снова последовало дуновение ветра и устрашающие звуки, хотя и не такие громкие, повторились.
- А-а, вот ты где! – вполголоса воскликнула Виолеттаи и, сделав три шага, остановилась возле полуповаленной сосны, кроной застрявшей в гуще деревьев. Растущее рядом молодое дерево, склоняясь от ветра, терлось о поверженный ствол, издавая глухой скрип и сопровождая его короткой фистулой. Набравшаяся храбрости Анна встала рядом, и они с Виолеттой стали ждать подтверждения разгадки. Для этого потребовалось несколько долгих минут, так что прежняя тревога начала возвращаться. Что, если дело не в этих соснах? Но нет: наконец, послышался тот же хрип, или скрип, и через малое время – еще несколько тактов этой какофонии. Теперь даже и в темноте было видно, как два ствола, колеблясь, прикасались один к другому, царапая кору и присоединяя этот скрип к шуму ветвей.
Постояв до следующего порыва ветра и удостоверившись, что не ошиблись с нарушителем их душевного равновесия, ночные феи, держась друг за друга, поспешили в свою комнату. Было холодно, чего они не замечали до того, пребывая в состоянии стресса. Сейчас же, когда опасность миновала, заметными стали и другие обстоятельства: у Анны заныл локоть, Виолетта почувствовала, что еще немного, и она заработает мозоль на ноге, и как тогда идти? Но больше всего донимал холод – многочасовая ходьба по лесным чащам отняла запас энергии и тепла. Улегшись на холодную постель, они не скоро отогрелись, но отогревшись, тут же и уснули, не прислушиваясь больше к звукам ночного леса.
                ***
Рано утром Сергей позвонил Николаю Мухину. Поначалу он намеревался идти на поиски заблудившихся один, не дожидаясь  выхода поисковой экспедиции, но рассудил, что по отношению к супругу Анны Мухиной это будет неправильно, и решил известить его о своем решении.
- Так, может, подождем, когда соберутся все? – моментально отозвавшись на звонок, предложил Мухин.
- Конечно, надо бы, но когда соберутся? Ты же знаешь наши сборы! А время-то идет, мало ли…
- Да не о чем и говорить! Ты хотел уже сейчас выйти? Через полчаса? Ладно, подходи, я успею собраться.
И верно, он успел: за плечами у него горбился объемистый рюкзак.
- Ты крепко затарился, - с уважением бросил Сергей, - чего у тебя там?
- Палатка маленькая, и едьба.
- Я тоже еды захватил побольше, и пленку. Пошли?
Они скорым шагом, приближаясь к бегу рысцой, поспешили к лесу. На опушке Куницын тронул спутника за плечо, призывая остановиться. Затем из рюкзака извлек несколько пластиковых мешков для мусора и протянул Николаю:
- Надевай!
- Так моментально изорвутся.
- Главное, чтоб в сапоги не натекло. А что на подошвах продырявится – наплевать.
Натянув пленку на ноги, завязали их выше колен и углубились в лес. Памятуя, что вечером выходили они по правой стороне, сейчас взяли много влево и, пройдя сотню метров, разошлись, оглашая окрестности призывами. Впрочем, крики эти не разносились далеко, заглушаемые лесом. Лишь рупор Куницына пробивал зеленую завесу на порядочное расстояние, голоса же Николая едва было слышно.
Солнце поднималось, и становилось тепло.
- Скоро начнет припекать, - неизвестно кому сказал Мухин  и привалился спиной к березе, чтобы отдышаться. Донесся мегафонный голос напарника, неузнаваемый и плохо слышный.
- Техника! – проворчал Мухин и вдруг уловил отдаленный возглас. Затаив дыхание, он вслушивался в лес минуты две и, решив, что померещилось, собрался было идти дальше, как крик повторился. Мухин рявкнул во всю силу легких и поспешил к Сергею, который пробирался сквозь заросли где-то недалеко.
- Серега! – завопил он, едва завидев Куницына, - ты слышал? Они отозвались! В той стороне. Пошли!
И они, еще больше нарастив темп, устремились в указанном направлении, оглашая ландшафт криками и временами останавливаясь, чтобы прислушаться. Через несколько минут ответные возгласы стали вполне различимы.
- Они? – спросил Мухин.
- Кто же еще?
Вдруг в отдалении раздался выстрел, заглушенный расстоянием.
- Ничего себе! – вздрогнул Мухин.
- Народ вышел нам на подмогу, - сказал Куницын, - я сестру проинформировал, что побежал. И что пойдем мы в левую сторону.
- Это хорошо ты сделал. Я тоже ребятишкам сказал, только без левой стороны.
Кричать длинными текстами в ответ пока было бесполезно – слишком далеко, а слать краткие призывы потерявшимся – в самый раз. И они следовали один за другим. Причем Куницын настаивал на том, чтобы собирательницы черемши оставались на месте. Наконец, у подножия невысокой сопки два отряда встретились. Восторгу не было предела! Тут же прибывшие распаковали свои рюкзаки и выложили на расстеленную палатку гору домашней снеди.
- Да куда же столько! – ужаснулись Анна с Виолеттой. – И мы ведь утром немного поели.
- Все надо съесть, - убежденно сказал Мухин, - не тащить же это обратно!
- Тогда и вы кушайте - наверное, проголодались, да и вообще, утром вы хоть ели?
- Ели, - дружно ответили поисковики, но от угощения не отказались, составив застольную компанию.
- Надо бы бутылочку прихватить. В честь, - с сожалением признался Куницын, - но по закону бутерброда она пригодилась бы нескоро.
- Это уж точно, - подтвердил Николай.
Мирное течение завтрака прервал звук выстрела. Теперь он прозвучал ближе и Куницын, подняв свой рупор, крикнул:
«Здесь все! Все здесь!».
Тотчас грохнул еще один выстрел – сигнал о том, что мегафонный вопль услышан.
Завершив пиршество, участники его встали из-за стола, быстро собрали скарб, остатки провизии и двинулись навстречу идущим поисковикам.
Встреча состоялась через десять минут.
- Ну и как вы? – спросил Рябов, поняв, что нашедшиеся живы и здоровы, и речь может идти только о мелочах.
И Анна с Виолеттой рассказали о ночных хрипах, и как удалось не пуститься в бега по ночному лесу, а также продемонстрировали свои мешки, наполненные черемшой.
- А мы что-то особо ее и не заметили – правда, и не искали, некогда было – сказал Бусыгин.
- Ну, так теперь можно и поискать, раз приперлись, - внес предложение Клоков. – Хотя после Анны и Петровны вряд ли что осталось.
Все засмеялись и, попив воды или чаю – кто что захватил с собой, большим отрядом  вышли на поиски черемши. Лишь Мухины и Виолетта с Куницыным, не отвлекаясь более ни на что, отправились домой – чтобы черемша не испортилась на жаре. А она не заставила себя ждать, вознаграждая Анну и Виолетту за ночной холод, от которого мало спасали березовые веники. Но предложенные Сергеем непромокаемые мешки они отказались надевать поверх своей обуви, вероятно, чтобы не травмировать картинкой односельчан, вышедших на их спасение. Только мешки с добычей поручили Николаю и Сергею. С ними пошел в Жердево и Бусыгин, который имел при себе ружье, посредством коего и вел пальбу во время поисковой операции. Сейчас же он справедливо рассудил, что собирать черемшу с ружьем за спиной не очень-то вольготно, и решил наведаться сюда завтра. 
- Говорят, Пузырев тоже собирался в поход, на выручку, - сообщила Анна по дороге домой, но отговорили - у него же аллергия на пыльцу всякую. Еще лихоманка прихватит!
- А как же он по полям ездит?
- Приловчился. На пасеку ни разу не заглянул, от греха. Пчелы после колхоза недолго продержались, перемерли – от обиды, наверное. Клава поэтому дома цветы не садит, хотя они пыльцы и не дают. Ну, не все.
- Значит, собирался сюда? Надо же! Пожалуй, нам стоит маленькую полянку устроить для добровольцев, а, Николай? Все-таки немало километров намотали!
- Я – за! Думаю, Аннушка с Петровной тоже не против. Надо какую-то благодарственность проявить!
- Хорошо бы к их возвращению организовать заседание. Из лесу – и сразу на мероприятие. С корабля – на бал!
- Нам бы вздремнуть немного, да, Виола? Ночью-то не очень спали.
- Хорошо бы, конечно. А тогда что - завтра? Завтра никого не соберешь.
- Мы с Николаем организуем сами, а вы спите-отдыхайте. Только где разместимся? Может, и вправду, на полянке?
- Это если они всей гурьбой вернутся. А если вразнобой? – привел резон Мошкин. – Что, будем сидеть на жаре? Давайте сядем у меня. Там хотя и беспорядок присутствует, но зато под крышей. Есть два стола в хозяйстве, посуда. Правда, пчелы, но они в огороде. Домашних моих там не имеется на данный момент. А искателям будем звонить: кто-нибудь да взял телефон, на подходе уже могут услышать.
- А что, - отозвался Николай. – Поручим крошить черемшу домочадцам, а сами займемся. – Там, когда народ соберется, наверное, и Аннушка с Виолеттой воспрянут.
- Воспрянем, - пообещала Мухина, - да, Виола?
- Куда все – туда и мы, - отвечала та.
Когда стали расходиться, Куницын сообщил, что жарки хорошо поднялись и сейчас, наверное, горят во всю силу. Только идти туда ни у кого уже не достанет здоровья.
- Это точно, - подтвердил Бусыгин.
- Пойдемте загадывать завтра? – спросила, улыбнувшись, Виолетта и посмотрела на спутников.
Мошкин пожал плечами,  а Куницын, помявшись, признался:
- Я был там сегодня утром, до похода. И загадал.
- И надолго? – полюбопытствовала Анна.
- Сам не знал.
- Как это? – удивилась Виолетта.
- Просто загадал и…
- И что?
- И оно уже исполнилось.
- Ну? Поднял брови Николай. – Серьезно?
- Вот смотри – Сергей повел рукой на спутниц, - они нашлись! Целые  и невредимые.
И он, смеясь, посмотрел на Виолетту.
- Тогда, если это уже исполнилось, ты можешь, наверное, загадать еще одно? – спросила она.
- Не знаю. Не слишком ли? Хотя одно желание настоятельно стучится в двери.
- Вот, у меня тоже стучится.
- Тогда надо идти туда.
- Надо.
- Когда?
- Давай прямо завтра.
Оставив Анну и Виолетту отдыхать, рыцари поспешили к дому Бориса Мошкина и, оставив его организовывать начальную подготовку, проследовали дальше, до магазина.  Здесь закупили пол-ящика спиртного, два килограмма сосисок, тешу горбуши на полкило, хлеб и что-то консервированное, соленое и жгучее – из корейской кухни.
- Ничего вы размахнулись, - оценил заготовки Мошкин, - бюджет не надсадили?
- Рассчитывали. Наши дамы разве того не стоят?
- Стоят, стоят, - заверил Борис, - Еще как! Да и поисковики – тоже; ребята будут довольны!
Он не терял времени: сделал экспресс-уборку, перенес в залу кухонный стол, добавив его к имеющемуся тут, на двух чурках, изъятых из поленницы, уложил толстую доску и накрыл ее тряпичной дорожкой - во избежание заноз. Стулья и две табуретки дополняли это поместительное сиденье.      
- Втиснемся?
 - Ну, если вся команда соберется, да Пузырев – придется изыскивать еще два-три сидячих места, - прикинул Сергей.
- Ну, ладно – это уже по мере прибытия контингента. Есть еще в сарае скамейка колченогая.
Стали накрывать на стол. Несмотря на то, что блюд получалось не слишком много, а официантов насчитывалось трое, времени ушло порядочно – около часа. В заключение Борис извлек из своего холодильника вареную свиную грудинку.
- О, так ты уже обзавелся свинопоголовьем? – изумился Сергей.
- Ну, где там! Добрые люди… В общем, пчеловод наш тутошний известный, спросил, нет ли запаса вощины. Он проглядел восковую моль, и теперь срочно нужна вощина. Я же недавно затарился ею как следует. Но не продавать же коллеге? Сошлись на бартере. Я ему вощинку, а он мне – грудинку. Все довольны и веселы.
- Вовремя!
- Да уж. А то когда бы я столько ее переел!
- Это хорошо, - молвил Куницын, - народ подтянется голодный после такой пробежки.
- Ну и все, как будто, - нарезав грудинку, заключил хозяин временной харчевни, и оглядел стол. - Не мешало бы и нам перекусить, или подождем основной состав? Давайте хоть по куску этой свинины с хлебом перехватим!
Гости с готовностью отозвались на предложение, устроившись на стульях и дав отдых ногам.
- Да, питательная вещь, - оценил Бусыгин, - если бы еще открыть бутылочку…
- Должны уже скоро подтянуться, - сказал Куницын, - никто же крупной тарой не запасался. Шли по другим причинам.
И он не ошибся: не прошло и получаса, как по дощатому настилу в ограде Мошкина раздались множественные шаги, а вслед за ними и голоса. В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, тут же открыли ее.
- О-о, так тут чисто ресторанный дух! – воскликнул переступивший порог первым Клоков.
- Чем богаты… - отвечал Борис, указывая на Куницына с Мухиным - это вот они зачинщики. Это у них вроде спасиба за самоотверженные поиски Анны с Виолеттой. Ну и вообще – за понимание и взаимовыручку. Так вы проходите, товарищи, и садитесь. Места хватит!
И в самом деле, все вполне сносно уместились за столами, а скоро и совершенно перестали замечать некоторую тесноту. После того, как подняли бокалы за счастливое возвращение двух потерявшихся собирательниц, все чувствовали себя вполне в своей тарелке.
- А где Рябовы? – спросил вдруг Куницын, не обнаружив в числе собравшихся приятеля с женой.
- По-моему, они собирались на посиделки, - не совсем уверенно прозвучал чей-то голос.
- Собирались, - подтвердил Мошкин, - я, когда обзванивал поисковиков, разговаривал с Ильей. Он сказал, что подойдут.
- Неужели Настя так долго наряжаться стала? – удивился Куницын, не допуская мысли, что причиной вопиющей задержки мог стать ее супруг. – Ну-ка, - и, выйдя из-за стола, он взялся за телефон, помаячив рукой, чтобы заседание не прерывалось.
Ответ на звонок Сергея последовал далеко не сразу, так что телефон должен был вот-вот отключиться за безрезультатностью вызова.
- Да, я слушаю! – донес, наконец, прибор бесцветный голос Рябова.
- Так мы тут заждались. Вы где потерялись? Траву крошите, что ли?
- Трава побоку, Серега. И все остальное. Не до компании мне нынче!
- Да что случилось? – встревожился Куницын, и этот возглас привлек внимание всего застолья.
- Долго объяснять. Короче, проект производственный накрылся…
- Ты о чем? «Луч» наш, что ли? И с чего вдруг? А если «Луч» - так не падай духом – выкручиваться будем скопом.
- Если бы! Мой индивидуальный проект пропал, без всякой славы.
- Опять ничего не понял. Ты объясни толком, а лучше – подходи сюда, вместе с супругой!
- Нет уж, сегодня у нее тоже нет настроения.
- Да куда оно делось? Так удачно искали Анну с Виолеттой, насмотрелись на природу и надышались кислородом. А?
Говоря это, Сергей вышел на улицу, чтобы разговор был чисто конфиденциальным, о чем и сообщил тут же Рябову.
- Видишь, какая дрянь получилась: то, что я затевал, уже найдено, обнародовано и даже запущено в производство. Наш главный завод ЖБИ начал производство люмобетона! – упавшим голосом проговорил собеседник.
- Люмобетон? Что-то я не понимаю: какое отношение он имеет к твоей плитке? У тебя же секретный ее укрепитель или затвердитель – как его?
- Укрепитель – это попутно, сейчас все добавляют разные укрепители. Главное – люминесцентность. Моя плитка светится в темноте. Представляешь? Не надо никаких фонарей при усадьбе – плитка с люминофором будет давать достаточно света, чтобы ходить ночью по саду, не рискуя переломать ноги.
- Вон что? А я даже и не заметил. И Борис тоже.
- Само собой: вы же смотрели днем, при солнце.
- Вот те на! – озадаченно сказал Куницын, - а они что – тоже плитку будут гнать?
- Не знаю. Но если додумались до подсветки бетона, уж мимо нее никак не пройдут.
- Дела! – сочувственно произнес Сергей. – Но пока они развернутся на всю мощь, ты успеешь кое-что наварить, а?
- Бесполезно, раз они уже запустили производство. – Я думаю, как бы успеть реализовать то, что уже наштамповано. Отбить затраты. Так что вот так.
Сергей еще пару минут говорил что-то ободряющее и обнадеживающее, но Илья был безутешен. Понятно было, что удар он получил тяжелый и неожиданный.
Помолчав, Куницын предложил:
 - Тогда тем более подходите с Настей – развеять мрак и встряхнуться. О делах можно и не говорить, есть о чем потолковать кроме этого. Так что, идете?
- Подожди секунду. Настю из транса надо вывести – не так все просто, как у художников.
- Шутник! А кто говорил, что музей - пустая трата времени? Возни,  точно, много. Один проклятый пакет макулатуры для открытия до инфаркта доведет! Собирайся!
Секунда у Ильи растянулась на пару минут. Наконец, он сообщил, что Настя красит губы.
- Вот и славно! Так я пошел к обществу, известить о вас.
- Ну, если Настя уже красит губы, мы успеем еще раза три-четыре поднять бокалы, - отреагировал на известие Клоков.
- Куда бы его деть? Достал! – проворчал Бусыгин. – Может, зарядить куда-то на повышение?
- Крановщиком бы, на высотный кран! – подсказал сидящий рядом Мошкин.
Рябовы прибыли довольно скоро и были встречены изрядно уже повеселевшей компанией по-родственному. Тут же Илье вручили наполненный до половин водкой штрафной фужер, Насте же поднесли внушительную порцию вина.
Соскучившиеся по волнующим моментам – и не сериальным, а взаправдашним – жердевцы веселились от души, отмечая замечательный исход истории с потеряшками. Так что в конце концов даже и Илья Рябов стал выказывать признаки благодушия. Однако же тень кручины время от времени набегала не его чело, и тогда он тяжело вздыхал.
- Ты чего? – легонько двинул его локтем в бок сосед, - чего дышишь?
Вопрос прозвучал неожиданно громко, так что все собрание повернуло головы в их сторону.
Рябов растерялся, но потом махнул рукой и выложил причину печали.
- Дела-а, - сочувственно протянул сосед, - человек предполагает…
- Эх, жаль, Илья, не успел ты загадать желание жаркам! – не совсем трезвым голосом проговорил Куницын.
- Промашка вышла, - горестно согласился Илья. – Да что теперь!
- Ну так поднимем чарочку, разгоним грусть-тоску нашенскую, - возвысил голос сосед, - держи, Илья!
И все с готовностью отозвались на призыв, и потянулись чарочками к супругам Рябовым. А тем и вправду, как будто полегчало. И они даже стали ладно подпевать застольным песням, до которых дошло дело.
- Так что – пойдем завтра к жаркам? – улучив минуту, спросила Куницына Виолетта.
- Пойдем! – подхватил он.
Договорились выйти, как только пригреет солнце, и непременно в резиновых сапогах. На вопрос Виолетты брать ли с собой запас еды, Сергей ответил утвердительно, уточнив, что брать надо немного, потому что вряд ли они заплутают на жарковом поле. Сам он тоже прихватил с собой кое-что из снеди, и утром, пока еще народ отходил ото сна, и не должно было быть свидетелей их прогулки, Канухина с Куницыным выступили в поход.
- Свежо как! - восхищенно сказала Виолетта, едва они ступили на травянистый ковер за околицей.
- Истинно, - подтвердил Сергей, - что значит утро!
Они шли, оставляя позади темный след в траве, покрытой серебряной вуалью росы. Где-то  рядом гудели шмели, но высоко подняться не могли, то ли от того, что еще были тяжелы от ночной сырости, то ли не хотели терять время, отрываясь от цветов с нектаром.
- А пчел не видно, - заметил Сергей.
- Да. Тут больше клевер – не для них.
- Это как лиса и журавль – один мастер закусывать из кувшина, другой – из тарелки.
- Посмотри – а на жарках уже кто-то есть! – удивленно воскликнула Виолетта, тронув спутника за локоть.
И верно: среди оранжевых цветов купальницы, пламенеющих на поднявшемся солнце, двигались фигуры: иные набирали букеты, несколько человек уже выходили к окраине.
- Интересно: что за поветрие? – пробормотал Куницын.
- А по-моему, ничего загадочного: народ пришел загадать желание, - догадалась Виолетта.
- Привет заготовителям! – крикнул Сергей выходящему с пламенеющего поля Клокову. – Как урожай? И для чего тебе столько жарков, солить будешь?
- Комары заели, - пожаловался тот. – А жарки моя половина шибко любит. Хотела бежать сегодня сама, так давление поднялось. К непогоде, видно. А заодно попросила – Клоков понизил голос – загадать тут желание от нас обоих.
Канухина с Куницыным переглянулись и кивнули ему – дескать, что же удивительного?
Через минуту с охапкой жарков с луговины вышли еще двое, в то же время Сергея и Виолетту нагнали Мухина с Бусыгиной.
- На желание? – спросила запыхавшаяся от скорой ходьбы Мухина.
- На желание, - последовал ответ Виолетты, не ставшей кривить душой.
- Вот ведь не зря люди ходят! Хоть и твой Сергей, спасибо ему. Да вон у бабы Даши возьми забор… Отмахиваться ни от чего не надо, боком выйдет!
И они со спутницей устремились в глубь оранжевого поля, однако же обогнать Виолетту с Сергеем не смогли, поскольку те тоже наддали ходу. И, со смехом остановившись в облюбованном месте, и те, и другие посерьезнели, устремили взор в гущу цветов и зашевелили губами.
- Ну, вот, - удовлетворенно заключила Виолетта, - теперь главное, не перебить наше желание какой-нибудь глупостью. Но мы же никого сглазить не собираемся, ни побить, ни обругать – правда?
- Конечно, делать нам нечего! – отозвался Куницын. – А что там она говорила насчет бабы Даши, и при чем забор?
- Ты не знаешь? Ну вот…
Глава 13
И Куницын услышал занимательную историю бабы Даши Уховой и  забора на северной стороне ее огорода. Эта северная сторона, как водится, недополучала солнца, вследствие чего забор отсыревал, оброс мхом и стал заваливаться. Вдоль него наросли уже купы кустов, которые она вырубала в пределах огорода, но воевать с ними еще и по другую сторону забора не хватало здоровья. Старая труженица ограничивалась тем, что отпиливала наиболее длинные ветки дедовой ножовкой. Чтобы они не слишком выпирали на прилегающую территорию. Баба Даша, проживавшая одна, прикинула, что ремонт обойдется слишком дорого, даже только работа – не по ее средствам. В то же время самостоятельно починить забор она не могла: чего стоит одна замена столбов с копанием ям и подтаскиванием этих столбов, которые еще надо напилить! Ввиду таких обстоятельств бабушка решила обратиться в сельскую администрацию – кто же еще позаботится о бывшей няне детсада? Нет никого ближе. Однако же первый поход в это учреждение случился неудачным:
- Он только что уехал в райцентр на совещание, - сообщила секретарша. И сегодня вряд ли успеет сюда до конца рабочего дня.
- Конечно, не успеет, - подтвердила присутствовавшая в приемной другая дама, - там ведь по пустякам не собирают!
- Понятное дело, - согласилась бабушка, - к концу работы-то, поди, уж ноги не идут.
- А у вас, что – срочное дело? – осведомилась секретарша.
- Да мне бы забор починить…
- Это только к нему.
Выждав еще сутки, баба Даша повторила визит.
- Эх, он снова в отъезде, надо бы вам записаться на прием, - посочувствовала секретарша.
- Это как к стоматологу?
- Да, примерно.
Долго ли, коротко – пенсионерка Ухова таки попала на прием.
- Николай, - обратилась она, дождавшись своей очереди, к главе поселения Жучкову. – Проблема у меня уже давняя: забор, который на задах огорода, скоро завалится. Делала подпорки, но толку мало. Как бы его починить? В строительную контору идти бесполезно: дорого для меня. Пособи!
Николай Жучков,  в бытность Дарьи Ивановны работницей детсада – Колька Жук, - впал в задумчивость. С одной стороны, надо бы заслуженному человеку помочь, еще как надо! Но с другой… Если каждый раз делать подобные услуги пенсионерам, а когда же поднимать жизненный уровень вверенной территории? И как? Средства у администрации не безграничные. Даже довольно скромные средства, поскольку крупных производств здесь нет, как нет и залежей марганцевых руд. Неоткуда дополнительно пополнять бюджет, не из чего черпать финансы.
- Видите ли, Дарья Ивановна, - проникновенно сказал Жучков, - наше поселение не самое крупное в районе, тем более – в области. Поэтому отдельные недалекие люди смотрят на нас несколько свысока. Да и прочие… Конечно, забор требует починки, и в свое время мы возьмемся за него и сделаем как надо. Просто будет загляденье! Станут приезжать делегации перенимать опыт, и простые туристы, которым делать нечего. Но сейчас таких возможностей нет: на очереди строительство спортзала для школы и общественного туалета при автостанции, многофункциональной спортивной площадки и выставочного центра, без которого совершенно невозможно! Надо немного подождать, Дарья Ивановна, и…
- Да, но я уже давно затянула пояса, даже и не вспомню когда, и  потерпела в целом годков уж 60, но тут неотложная нужда…
Так сказала она в свое оправдание. Однако же, потрясенная громадьем муниципальных планов, баба Даша поняла всю неуместность своих притязаний, махнула на забор рукой и обратила взор к небу. Она даже перестала отпиливать длинные ветки с кустов, и уж не брала в руки напильник, чтобы подточить пилу. Был бы рядом Денис…  Она погрузилась в воспоминания.
Денис Ершов был человек тутошний, местный и с Дарьей знакомство имел давнее, еще со школы. Даже случалось им участвовать в междоусобных потасовках, когда вспыхивала классовая рознь. Впрочем, проявлялась она крайне редко, когда кто-то из параллельного класса начинал заноситься, надеясь на поддержку друзей. Тогда оскорбленный другой класс стремился утвердить статус-кво. Обычно дело заканчивалось синяком, много – двумя и вызовом на беседу нескольких родителей. Дарья счастливо избегала синяков и поэтому ее родителям нравоучениями не досаждали, а те, соответственно – ей. С Денисом, учившимся в параллельном классе, дело обстояло несколько сложнее, но все-таки школу он закончил. И даже стал впоследствии работать в ней трудовиком, в то время, как Дарья, поработав в городе швеей,  устроилась в детский сад. Здесь же, в Жердеве. Идея ее состояла в том, чтобы разгрузить от сверхурочной работы родителей, поскольку в семье было еще пятеро детей, все младше Дарьи.
Половина из них – пацаны - прошли в свое время обучение в столярной мастерской Дениса, где постигали премудрости изготовления табуреток, детских стульчиков и даже столов, с которыми возни было ненамного больше, чем с табуретками, несмотря на различие в размерах. Они делали также разделочные доски, толкушки, санки и много чего еще, вплоть до маслобоек.
На изготовлении стульчиков для детсада Денис и сошелся близко с Дарьей, которая доводила столярные изделия до совершенства, расписывая их масляной краской. В законченном виде они выглядели замечательно со своими сказочными цветами , бабочками, синицами и белками. До того, что поступали просьбы из других дошкольных учреждений изготовить подобное и им. Но дело упиралось в материал: стульчик хоть и не изба, но тоже требует древесины, и хорошей. Запас же ее для столярки делался небольшой. Кроме того, такое занятие грозило статьей за частное предпринимательство – совершенно непростительное дело. Поэтому заявки посторонних детсадов оставались неудовлетворенными. Это не мешало мастеру трудового воспитания и детсадовской няне постоянно повышать качество своей работы, что совершенно сдружило их.
- Мне бы наловчиться так рисовать! – восхищался Ершов, оценивая работу Дарьи.
- Мне бы делать такие стульчики! – отвечала она.
- Ну, это когда уже электроинструментами обзаведемся. Сейчас пилить, строгать, шлифовать – все вручную. Даже и точить железки. Так что тебе пока не стоит столярничать.
- Так я бы тренировалась: гирю бы поднимала, или кирпичи.
Они посмеялись, и совершенно напрасно, потому что когда спустя много лет у Дарьи Ивановны стала рушиться печь, при замене ее хозяйка помогала печнику, подавая то кирпичи, то глину. Хорошо, что печник тоже был немолод и не торопился, давая роздых и себе, и  помощнице.
Вообще говоря, когда молодая Ухова подрядилась ухаживать за карапузами, будущее ей рисовалось почти таким же безоблачным, как и подопечным. В нем, во всяком случае, разваливающейся печке и поросшему мохом забору места не просматривалось, а было просторное жилище с утепленными полами, широкими окнами и разным благоустройством. Особенно, грезила она, украсит домовладение присутствие замечательного мужчины. Откуда он возьмется, она представляла себе не очень ясно, но не сомневалась, что возьмется. Пока же, поддерживая семейный бюджет своею скромной зарплатой, обихаживала жердевских малышей, не имея нареканий.
- Как прошла вахта? – спрашивал обыкновенно при встрече Денис Ершов, который тоже трудился на своем поприще верой и правдой. Молодой потому что, и окрыленный.
- Ты знаешь, каждый день они меня удивляют, - делилась Дарья. – от горшка два вершка, а иногда выдадут такое, будто им сто лет, мудреное и философское. Хоть стой, хоть падай.
Поскольку в Жердеве, как и во всяком порядочном селе, образовательные учреждения соседствовали друг с другом, видеться Дарье с Денисом доводилось часто даже и в пору, когда не было пополнения мебели в детском садике. Однажды трудовик поймал себя на мысли, что хорошо бы дать школярам задание, самому же отлучиться на десять минут  в детсад. При том, что никаких дел в этот день у Дениса там не было.
«Что-то я совсем рассупонился, - в тревоге подумал он, - как бы не втюриться насмерть, не оказаться мне бычком на веревочке. Это уж ни к чему».
«Да ну, - успокаивал бесшабашный внутренний голос, - курить же ты бросил, а такой пустяк, как Дарья, вообще тебе побоку».
Так это или не так, Ершову представилась возможность удостовериться довольно скоро. В клуб устроился работать аккомпаниатором приезжий музыкант. Парень тех же лет, что и Денис, разбитной и легкий на подъем, как и все баянисты; мало баяна – он умел еще и на гитаре. Все бы ничего, но в довершение ко всему Вадим – так звали артиста – подрядился музыкально сопровождать и вокально-танцевальные упражнения детсадовцев. Такое известие почему-то слегка испортило настроение Денису Ершову, хотя на место музыкального работника он и не претендовал.
Вадим запросто общался со всеми, кто находился в пределах голосовой досягаемости, в том числе, разумеется, и с Дарьей Уховой. Тем более, что музыкальным занятиям дошколят уделялось порядочно времени, - даже слишком много – на взгляд Ершова.
Как-то улучив минуту, когда воспитанники дошкольного учреждения легли спать в соответствии с распорядком дня, а в школе у Дениса был свободный час, он заглянул в детсад, имея при себе незамысловатую деревянную бабочку с фанерными крыльями. Дарья о чем-то разговаривала на заднем крыльце с Вадимом.
- О-о, - какая бабочка! – воскликнула она. – Как живая, только выцветшая. Ничего, мы ей сделаем макияж! Нарисуем узоры, цветы, ягоды…
- Грибы, - поспешил добавить Вадим.
- Грибы? – удивилась Дарья. – Ну, если только совсем маленькие, с краешку. Они хороши на кухне, кстати, сейчас маслята пошли. Брат вчера целое ведро набрал.
- Вот это да! – восхитился Вадим. – А давайте сходим, после работы – день длинный.
- Я бы с удовольствием, но братишка мой и сегодня на промысле – уже ушел, у них четыре урока. А мне придется чистить их и сушить-солить. Мариновать то есть. А вы сходите, пока они не застарели.
- А что, Денис, пойдем? Я-то мест не знаю, а ты вдоль и поперек изучил!
- Ну, попытаем удачу, - без особого энтузиазма согласился Ершов. -Во сколько стартуем? В шесть годится, пока сонливость не навалилась? Стало быть, в шесть.
- О-кей! – Вадим вскинул на плечо баян, поднял ладонь, обернувшись к Дарье:
- Пока!
- Да, пока.
Грибники вышли на промысел в начале седьмого, когда жара уже спала, и идти можно было в темпе.
Вадим болтал без умолку, и лишь когда углубились в лес, стал менее разговорчив, ибо приходилось смотреть под ноги и отодвигать ветви, норовившие хлестнуть по лицу. Для Дениса молчаливый путь по чащам был само собой разумеющимся стилем марша. Срезанные и брошенные переросшие грибы то и дело стали попадаться по мере отдаления от опушки. Там и сям виднелись обломки старых маслят и поганок, разбитых пинками раздраженных собирателей. Но много попадалось и новеньких, блестящих, будто лакированные, маслят. Вадим, вооруженный пятнадцатилитровым пластмассовым ведром, немедленно принялся за их сбор, отдавая предпочтение самым большим, но по мере заготовки убедился, что самые крупные не есть лучшие, и они во многих местах продырявлены червяками. И маленькие выглядят куда аппетитнее. Тогда он провел ревизию, и выбросил половину собранного урожая. Мелкими маслятами ведро наполнялось несравненно медленнее.
- Ты взял великоватую тару, - заметил Денис, - до полуночи собирать придется.
Он поднял свою видавшую виды корзинку, бросил в нее срезанный гриб и нож. Последний скользнул мимо и затаился в траве, но гриб попал по назначению, пополнив запас маслят, подберезовиков и волнушек.
- Не было другой, - отвечал Вадим. - Да мне сильно много и не надо: продавать не собираюсь, солить не умею. Разве что Дашку попросить. Теперь-то она безотказно может потрудиться для меня.
- Почему – теперь?
- Ну а почему нет? - Вадим оглянулся, приблизил голову к уху Дениса:
- Тут мы немного с ней погуляли недалеко в рощице, раза три. Ну и на третий раз потерялись в траве. Приятная трава – иван-чай. Долго кувырка…
Денис почувствовал, как кровь прилила к щекам. Нож! Он сунул руку в корзину, но ножа в ней не оказалось. Тщетно пытался Ершов найти оружие и на земле – в высокой траве это было бесполезно. Ярость, вскипевшая в нем после излияний Вадима, трансформировалась в болезненное безразличие.
- Денис, ты чего там? Грибов много? – послышался голос баяниста.
- Пошел ты! - сквозь зубы процедил Ершов и скорым шагом, почти бегом, презрев потерянный нож, вломился в гущу кустов. Он не выбирал направления, и только голос спутника, едва слышно донесшийся через несколько минут, дал понять, что движется Денис в сторону дома.
- Да пошел ты! – повторил он злобно и, не сбавляя хода, продолжил путь.
Вадим, незнакомый с местной лесной территорией, выбрался к дому около полуночи, почти уже приготовившись ночевать в лесу. Слова Ершова, что напарнику придется мучиться со своим огромным ведром до такого позднего часа, оказались пророческими. «Сволочь ты, Денис!» - время от времени слал он проклятия педагогу.
Ношу свою Вадим при всем том не бросил, хотя на долгой жаре половина грибов пришла в негодность, и их оставалось только выбросить. Такая участь грозила и пока еще неиспорченным грибам, поскольку в ночь, поле долгой прогулки по бурелому сил на переработку не оставалось. Кроме того, как мариновать эти дары леса, он не имел понятия. Да и уксуса под рукой не случилось. Что и говорить, не удалась эта заготовительная операция. И еще этот Денис… «Дернул меня черт!» Наскоро перекусив хлебом с колбасой, Вадим лег спать и мгновенно уснул.
Денис, хоть и возвратился домой еще засветло, к грибам не притронулся и то и дело порывался бежать к Дарье, чтобы… Что? Тут решимость его расставить точки над 1 гасла, чтобы через пять минут вспыхнуть с новой силой. Наконец, уже при лунном свете, он сообразил, что ломиться в поздний час в дом Уховых для разборок – не лучшая идея и после долгого изнурительного бодрствования кое-как задремал. К этому часу уже проснулись петухи, о чем не замедлили известить всю округу. Сквозь зыбкий сон Денис слышал их вопли, которых раньше никогда не замечал.
О происшествии на лесной поляне старался не вспоминать – просто чувствовал, что оно прокручивается, как киноолента, присутствует тут, и это сознание, наряду с хриплым ором петухов не давало уплыть в тихие заводи глубокого сна.
- Денис! – окликнули его, едва поутру он пошел в школу, где мужчины делали кое-какой ремонт, не требующий особой квалификации. Ершов оглянулся: его догонял Вадим.
- Здорово! – несколько неуверенно бросил он и трудовик удивился – до того изменился голос баяниста. Сиплый, будто простуженный голос этот трудно было узнать.
- Ты чего это вчера рванул, не подождавши? Я глотку надорвал, тебя выкликая! – Вадим теперь шел рядом и косил глазом на Ершова. Глаза аккомпаниатора не пострадали, если не считать красноты вокруг – следы сопровождавшего грибника гнуса.
- Трепаться меньше надо! – едва сдерживаясь, отрезал Денис.
- А, я правильно подумал. Ты, значит, из-за Уховой так разнервничался. Но это ж был просто треп, как ты сказал. Никаких у нас гуляний не было, только приколы. Она по вечерам полола картошку. А тут ты так разъярился! Знал бы, говорил бы только о грибах. Вот уж точно: язык мой – враг мой!
- Как бы он тебя не прикончил! – остывая, проворчал Денис, умолчав, однако, об истории с ножом. Тут его даже охватил легкий озноб. Он вспомнил, как Дарья толковала про вечерние вахты на картошке у бабушки Дарьи.
- Простыл, что ли? – удивился Вадим. – Вроде жара была. Ты-то домой не ночью пришел! Ну, давай на мировую я бутылку возьму.
- Ты уж сам пей. И поосторожней со словами – что, если бы Дарья узнала?
- Да ты что? Я же не на площади болтал… Уж через тебя-то не просочится? Иначе мне надо будет отсюда убираться, немедленно и бесповоротно. А она, видно, крепко тебе запала. Ну, извини, хотел как лучше…
Речь была прервана возникшими под их ногами ступенями школьного крыльца. Наступал трудовой день.
- Адью, - просипел Вадим и пошел прочь.
                ***
   Главу сельской администрации бабе Даше удалось застать, как известно, с третьего раза. Труженики учреждения, завидев приближающуюся просительницу, извещали секретаршу:
- Ну вот, бабушка Ненила снова идет!
Зачастившие скоро дожди сообщили местной растительности особые условия для роста, поскольку в перерывах исправно грело солнце. Слабые до того деревца у забора Дарьи Ивановны окрепли, заматерели и стали напирать на ограду, так что к завершению летнего сезона она приняла вполне приемлемое положение. Теперь хозяйку занимала мысль: а не придется ли подпирать забор с обратной стороны? И о заборе забыли. Таким образом, душевное равновесие главы поселения было восстановлено.
Между тем общественность учреждения после трехкратного его посещения бабушкой, некоторое время обсуждала ее жизненные обстоятельства.
- У таких Ненил, поди, на книжке миллионы, пенсия сколько уж лет капает, - с завистью говорила Зинаида Перфильева, которой до пенсии было еще очень далеко, а стало быть, и до огромных накоплений тоже.
- Детишки-то уж скоро сами будут пенсионеры, - неужто не могут приехать забор поправить? – вторила ей Маргарита Семеновна Маськова.
- Так далеко детишки-то, да у них и у самих ребята, - рассудительно говорила Вера Кострова. – Да по-моему, баба Даша и не жалуется им, нет у нее такой привычки.
Все участницы обсуждения Уховой были правы, хотя не единодушны. Дарья Ивановна и в самом деле давно получала пенсию, хоть и не великую, и складывай  она эти финансовые потоки в чулок, ей к нынешней поре вполне хватило бы на японский «Крузак». И даже осталось бы на электросамокат. Поскольку никак не злоупотребляла и даже вообще не употребляла, несмотря на свободное время. Но ни то, ни другое ей не требовалось. А требовалось ей оказывать материальную помощь внукам, и с некоторых пор - правнуку Антону. Что она и исполняла неукоснительно, несмотря на протесты родителей всей этой детворы. Дескать, ей самой нужнее. Наезжали они очень редко, иначе углядели бы и аварийный забор, и некоторые другие неполадки. И приложили бы руки. Да у кого же есть лишнее время ездить в печальные места?
Надо сказать, однако, что у старшей в роду имелись-таки накопления – однако неприкосновенные, на черный день, да. Но кому какое дело!
Дарья Ивановна отказывалась и переезжать к кому-либо из младших, считая почему-то, что такая затея - худшее, что можно придумать. А все дело в том, что в пору работы с дошколятами она насмотрелась и наслушалась их обменов мнением о семейных тараканах. Не то, чтобы Дарья отличалась излишним любопытством, просто речения несмышленышей западали в память. И хотя о семейных распрях и скандалах даже и они старались вспоминать пореже, все-таки бабе Даше часто приходилось дивиться, как же недружно жительствуют многие, на сторонний взгляд, благополучные ячейки общества. И она никак не хотела попасть в такую и стать свидетелем разборок, а тем более – их причиной, что было не такой уж редкостью. А еще она помнила слова Дениса Ивановича: «Пока мы нужны детишкам – и ладно, будем вместе радоваться. А уж подросли – не надо путаться у них под ногами».
 Другое дело – брат. У нее имелся брат  Антон, на пять лет младше, который наезжал изредка в гости – все-таки 300 километров не ближний свет. Он-то и рассказал Дарье об истории с ножом в грибном лесу, которой поделился с ним Денис во время случайных посиделок. И наказывал никому об этом – ни слова! И брат рассказал ей о везучем музыканте Вадиме, который слишком много болтал и едва не поплатился. Дарья Ивановна только покачала головой, но нисколько в словах брата не усомнилась: добряк был Денис Иванович, даже слишком, но не стоило никому доводить его до белого каления, нет, не стоило!
Услышав от секретарши про чудо восставшего забора на огороде Уховой, глава поселения решил вдруг нанести туда визит и самолично убедиться, что все исправлено и кляуз по его адресу от данной пенсионерки не будет. И, прихватив с собой специалиста по земельным вопросам, отправился однажды поутру служебным авто на место. Бабушки дома не оказалось, а она оказалась возле бани, где прибивала отскочившую ступеньку перед дверью.
- Ну, Дарья Ивановна, - поздоровавшись, бодряческим голосом воскликнул Николай Жучков, - как я смотрю, у тебя с забором все в порядке. Даже завидно: мне бы такой забор! Да он сто лет еще простоит - зря вы панику поднимали. Стало быть, будем считать, что вопрос решенный.
- А огород немалый, - отходя вслед за главой к машине, сказал земельный специалист, - куда ей столько, старой? Отрезать бы…
- Харя не треснет? – вдогонку бросила Дарья Ивановна, но специалист не расслышал, а Жучков отчего-то прикрыл рот ладонью и закашлялся.
Дело было осенью, а весной забор зацвел белым цветом диких яблонек, надежно теперь подпиравших его. Цветение продолжалось недолго, что и ладно: бабушке Дарье некогда было любоваться цветом и вдыхать ароматы, поскольку ее ждали грядки. Не то чтобы производились тут центнеры картошки, капусты и прочей растительной продукции, но всего этого культивировалось в достатке. Большую же часть свободных от съедобной флоры площадей занимали цветы. Ввиду недостатка рабочих рук баба Дарья взращивала в основном многолетники. Но и с ними работы было полно. Так что лето она проводила в трудах, когда не донимали хвори.  Что до картошки, капусты и прочих огурцов, тут уж без сторонней помощи было не обойтись, потому что все приходилось делать в сжатые агротехнические сроки. На помощь приходила внучка Игната Канухина Виолетта. Некогда Уховы и Канухины были дружны семьями, хотя Дарья с Денисом по возрасту на несколько лет  превосходили своих друзей. Агафья Канухина при надобности пользовала Дениса, который с годами ослаб здоровьем, только себя лечить у нее не получалось, как бывает с лекарями. И оставила своего Игната одного. А через два года ушел и Денис, хотя и лечился у специалистов. Агафьины способности будто бы передались внучке, но она была мала, а как подросла, в селе появился фельдшерский пункт. Фельдшерица, понятно, не признавала иных методик лечения, кроме утвержденных минздравом, и при попытках спорить по этой теме приводила убийственный довод: вот человек сломал ногу – срастит ее экстрасенс или народный лекарь?
 То же и с аппендиксом, хотя его, наоборот, сращивать не надо.
Дома Уховых и Канухиных стояли недалеко друг от друга и дед Игнат, завидев в окно, что соседке вспахали огород, отправлялся к ней осведомиться, когда она собирается сажать картошку. Узнав, что сегодня же, надевал старую штормовку и сапоги и отправлялся на помощь. Это уже который год так, после того, как однажды она намерилась произвести посадку в одиночку. Можно, конечно, но канительно. Сначала она копала один ряд лунок, кидала в них картофелины, потом засыпала каждую, брала ведро и опять бросала в новые лунки картошку. И снова – за лопату. Тогда Канухин сделал ей легкий выговор – мол, не на острове живешь, кругом соседи, долго ли позвать? И стал копать, а Дарья подкидывала картошку. И дело пошло куда более споро. После работы она поставила ему бутылку водки и добрую закуску; отказываться он не стал и чисто по-свойски выпил половину, тогда как хозяйка дома – лишь полстопочки.
Тоже и своим домашним наказывал помогать Канухиной при случае.
- Виола, - обратился он в этот раз к внучке, - ты бы узнала, бабушка Ухова, поди, картошку полет? Подсобила бы.
- Так рано еще полоть, - рассудительно отвечала Виолетта. – У нас она совсем маленькая. Да я бабушке-то говорила недавно:
- Как что – вы, Дарья Ивановна зовите сразу. - Она сказала: - Приду.
У них с бабушкой Уховой и в самом деле имелся договор: если что по огороду, или унять давление – Виолетта всегда готова. Но, конечно, только после работы. А когда межсезонье – то и в любой час.
- Хорошая у тебя внучка, - сказала в этот раз баба Дарья деду Канухину при встрече. – И рука у нее легкая.
Сказавши так, она трижды плюнула через левое плечо, дабы не сглазить.
- Но шибко самостоятельная, - вздохнул он. – Это не всегда ладно.
- Замуж бы ей пора. Вроде и жених есть – Сережка Куницын, а?
- Да кто их разберет! Вроде и есть, а вроде и нету. Никак не сойдутся, того гляди – другим достанутся, сидя при своих идеях. Будут потом локти кусать!
- Так-то так. Но опять и торопиться нынче не модно. Потому что половина браков распадается. Вот молодые и выбирают.
- Да ведь, Ивановна, они не особо и выбирают: пожили немного вместе – и разбегаются. Смотрю – и работать особо их не тянет, и детишек заводить.
- Это ты верно. А опять, подумай: ну вот дедки-бабки их, отцы-матери работали всю жизнь, преодолевали, недосыпали, недоедали – и что? Счастье все отодвигается, все уползает. Это как с крокодилами – видел по телевизору? Крокодилу на палке перед носом привязывают кусок мяса, и он бежит, дурачок, хочет это мясо догнать!
Тут дед Игнат закатился мелким дребезжащим смехом и аж смахнул слезу:
- Ну, Ивановна, ты выдала!
- А молодежь-то нынче грамотная, ушлая, бежать за луной не желает.
- Ладно. Пусть сами разбираются, раз такие умные. Все равно нас уже не слушают.
- Времена-то меняются. Жалко – тоже было и хорошее.
- Что имеем, не храним. Хорошо – сохранили северные реки.
- Да уж. А вот сохранится ли Жердево – вопрос. Молодежь все в сторону города смотрит. И чем он больше, тем пуще дуреют.
- Виолка тоже идею перебраться в облцентр лелеет. Только непонятно, что с кавалером-то. Хотя при желании ему и там работу найти можно. Было бы оно – желание!
- Парень вроде неплохой был, если не набрался нынешнего наплевательства. Это теперь модно, что ли?
- Видно, так. Это, да еще перепродажа: ничего производить не надо, ни за что отвечать. Такие увлечения. Но есть и настоящие - будто бы настоящие. На днях заезжал старый знакомый, из города. Кирилл Моложе меня, хотя тоже не юноша, да. Но весь в делах. Свинью ищет – сбежала, говорит, свинья.
- Свинью? – удивилась бабушка Дарья, - он что же, в городе свиней держит?
- Нет, не в городе, он просто там живет. А свиней держит сын его, ученый, биолог. Но тоже не в городе у него свинопоголовье. В соседнем районе, помнишь – свиноферма была? Как во всех районах, но эта особенная. Славилась на всю область мясом, шпигом, субпродуктами. Передовая шибко. И была там лаборатория как бы научная – для изучения и улучшения качества поголовья. Ферма-то рынка не пережила, обанкротилась, а лаборатория осталась. Для сохранения потенциала, Кирилл говорит. Там несколько человек изучают и улучшают, совершенствуют, так сказать.
- Так если фермы нет, чего они совершенствуют? Кого?
- Ну, небольшой свинофонд-то остался. Как раз для изучения и улучшения. И сынок Кирилла там, Иннокентий - не иначе, как доцент. Но трудятся вокруг свиней другие, местные, он только контроль осуществляет.
- Плохо осуществляет, раз свинья сбежала, - неодобрительно заметила Ухова, утомленная монотонным повествованием.
- Так это еще не все – заспешил дед Игнат. Он приблизил голову к уху Дарьи Ивановны и тихо сказал:
-  Так видишь, что затеял: делать искусственную свинину!
- Ну? Это же где-то в Америке?
- Мы чем хуже-то? Ну и вот – стали одни коллеги  из пробирок, другие еще как-то производить. А Иннокентий своим путем пошел: начал выращивать свиней-роботов. Они сами себя воспроизводят, едят переработанный мусор и углерод с чем-то, то есть угли. После лесных пожаров этого много. Не надо ничего сеять, веять, молотить: только подавай мусор! Производство безотходное – все идет в дело. На стол, то есть.
- И копыта?
- Зря смеешься, Ивановна. Ну вот что бы ты стала есть – мясо из пробирки, или которое с копытами, с ушами, с субпродуктами? Практически, настоящее. И он может гордо заявить: «При изготовлении этой натуральной колбасы не пострадало ни одно натуральное животное».
- Да я вообще мясо-то почти не ем. А если уж придется, куплю лучше у соседа. У него ни пробирок, ни отбросов кормовых нет, ни всяких добавок.
- Ну, это ненадолго. Не выдержит он конкуренции, на одних комбикормах разорится. Но можно запасаться тушенкой. Не откладывая. У Иннокентия пока одна супер свинья, но лиха беда…
- Не знаю, кто будет это мусорное мясо есть. Как бы заворот люди не заработали, или изжогу.
- Ну вот сточные воды собирают, очищают, ботулизир… бутилируют и – на стол. Они опять как новенькие, воды. Ни изжоги, ни заворота. Так и тут.
- Заморочил ты мне голову, Канухин. Да и себе. Надо нам отдохнуть.
- И то правда, - согласился тот и зевнул, прикрыв рот. – Пойти вздремнуть немного.
И он ушел вздремнуть.
                ***
- Дядя Игнат, - раздался голос из-за приоткрытой двери, - можно вас на минутку?
В проеме возник крупный белобрысый парень – сосед через два дома напротив, Василий Комлев.
- Ну, - отозвался Канухин, прихлебывая из большой эмалированной кружки чай с молоком, как он любил. – Заходи, что в дверях? Чай будешь?
- Да нет, спасибо, дядя Игнат. Я по делу. Консультант нужен по хозяйству, я что-то могу не так сделать. С этими свиньями…
 Дед Игнат удивленно поднял брови.
- Тут надо свинью заколоть, - гость успокаивающе поднял ладонь, - да нет, колоть-то я буду сам. Надо только посмотреть разделку – что-то я не уверен с этим, как бы не испортить. Не мясник. Ты-то опытный, дядя Игнат. Поможешь?
- Помочь, конечно, можно, подумав, согласился хозяин эмалированной кружки. - Только что же ты затеял колоть свинью почти летом?
- Да вот, - замялся Василий, - брат свадьбу готовит, подарок нужен будет нехилый. А у нас с Верой никак финансы не складываются пока. Вот заколю свинью и продам мясо…
- А-а, вон как. Митька, значит, женится. Ну, все понятно. А когда колоть-то?
- Да лучше бы прямо сейчас, все готово.
- Ну, обожди. Соберусь только.
- Вот хорошо. А то я думаю, вдруг вам недосуг, - куда бежать?
- Вот эта свинья? – зайдя в хлев, спросил консультант. – А что же она опилки глотает, ты ее не кормишь, что ли?
- До отвала ест. Только сегодня не стал кормить, колоть потому что. А опилки – для подстилки. Никогда она их не ела. Рехнулась, что ли, сегодня? И дверь почему-то открыта, а я запирал вроде. Ну, ладно, пока она ест, тут ее и вдарим! Это на свинокомплексах цивилизация – забой током, то-се…
Он поднял стоявший в углу тяжелый колун:
- А мы попросту, - и, размахнувшись инструментом, ударил ничего не замечавшую свинью прямо в лоб.
Что началось! Животное упало, и изнутри его раздался пронзительный вой сирены. Василий выронил колун и как раз себе на ногу, отчего присел, не сводя глаз со свиньи. Дедушка Игнат, стоявший поодаль, выскользнул в открытую дверь, от греха подальше. За ним, хромая, попятился и Василий, и едва не сел на подошедшую сзади другую свинью.
- Так вот же она, наша свинья! – издал он вопль. – А та откуда?
Он заглянул в сарай, чтобы удостовериться, что та еще там, хотя мог бы этого и не делать: сирена продолжала завывать, и к ее голосу добавились металлический лязг  и скрип.
- Я, кажется, знаю, откуда, - хлопнул себя по лбу дед Канухин и выхватил из кармана телефон.
- Кирилл? Нашлась твоя свинья! Только плохо ей стало. Повредилась умом. Да здесь, у Василия Комлева. Запоминай адрес! Да откуда я знаю, как? Василий едва инфаркт не заработал. Давай быстрей!
Когда, наконец, прибыл Кирилл, сирена уж едва всхлипывала, но железный скрежет все еще был явственно слышен.
- Да, конечно, это свинья из лаборатории, которая сбежала. Бедный Кеха, он столько выращивал эту свинью, и на тебе! Еще бы немного – и было бы первосортное мясо…
- Ну что уж сильно плакать-то! – рассердился Василий. – Если уж так прижало, заколю я свою свинью, абсолютно нашу. И продам по рыночной,  500 рэ килограмм. Тысяч 30 будет; рассчитаемся!
Но Кирилл был безутешен:
- Иннокентий кроме всего, кредит брал два миллиона на свой эксперимент…
И он потряс головой.
Дедушка Игнат проснулся с легкой головной болью. Так всегда бывает, если заснуть на закате солнца. Но, может быть, была и другая причина.
«Приснится же!» - ругнулся он и пошел принять таблетку.


    Глава 14
«Что-то Боря затерялся, мед валом пошел, что ли?» - подумал Куницын, оценивая результаты своих трудов на музейном поприще и прикидывая, не слишком ли он увлекся этим? Жаль, у Рябова дело не пошло, но может быть, у Мошкина набирает обороты? Надо заглянуть. Илью звать не стоит – на фоне своей неудачи неудача или удача Бориса может доконать его. Прежде следовало позвонить, как принято в приличном обществе, что Сергей и сделал.
- А-а, славный представитель богемы! – приподнятым тоном отозвался Мошкин. – Рад слышать, а я уж думал, все забыли про  меня. Дела-то? А дела как сажа, ха-ха. Вот сижу, исполняю «Ой, да не вечер…». Так что можешь присоединиться. Тут по телику исполняли, мне не понравилось – дубово. Пришлось самому. Так что, ждать тебя?
- Как я понял, у тебя не именины. Ну, я иду. Тебе что-нибудь специальное захватить? Общеупотребительное? Понял. Свои запасы оставь на будущее. Но ты не уснешь случаем, пока я в пути? Обратно понял. Иду.
Купив бутылку водки и изрядный кусок теши, он прибыл по нужному адресу. Борис сидел на крыльце в ожидании.
- Проветриваюсь, - нетвердо пояснил он, - мало закусывал, что ли?
- Закусывать надо как следует, - наставительно произнес Сергей и помахал перед собой половиной копченого бока горбуши. – Но с чего это ты, вроде не праздник?
- Ой, да не праздник, да не праздник… - фальшивя, прохрипел Мошкин и, откашлявшись, сказал:
- Пойдем, ноги не казенные. Расскажу, повем свои печали.
И они вошли в пустынный дом.
- Ну вот, когда ты был у меня, я уж не помню. Или не был совсем? – Садись к столу сразу. Я сейчас.
И он сдвинул в сторону пустую сковороду со следами яичницы, а потом какую-то коробку с подобием сухариков, бутылку из-под вина, и убрал все это на плиту печи.
- Ну и вот тебе посылка от Сергея, от Куницына, - пояснил Сергей, выставляя на стол водку, и положил рядом рыбу.
- Вот спасибо ему, вот спасибо! А то я тут один, как волк в норе обретаюсь.
Борис достал чистые стопки, придвинул к гостю, и нарезал хлеб.
- Ну, - молвил тот, наполнив их, так что за повод?
- Прощание с мечтой, Серега. Гуд бай, май лав, гуд бай… Пчелы мои перемерли, и остался я ни при чем. Гол, как сокол. Так что вот давай  и выпьем за эту печаль.
- А как же это так?
- Отравили их. В Березовке фермеры изводили какую-то блошку крестоцветную. Там-то они объявляли, что будут травить, а здесь – вроде ни к чему. Березовские поля ведь далеко. Но это если пешком, а пчелам пять минут лета. Читать объявления они не умеют. Держи!
Мошкин вздохнул и опрокинул в рот содержимое сосуда.
- Н-да, - протянул сочувственно Куницын, выпив вслед за расстроенным пчеловодом. – И что – безнадежно?
Тот махнул рукой:
- Кранты, - и часто заморгал, отводя взгляд.
Гость тут же налил по второй.
- Собираю тех, которые живые, - горестно молвил приятель. – Матки-то целы, потому что на отраву не летали, да что толку? Пчел-то почти нету.
И он скорбно вздохнул, разглядывая кусок соленого прошлогоднего огурца на вилке.
- Ну, если собираешь, значит, что-то есть?
- Может быть, наберется на один улей. Составил их рядом, если наберется – продам его, все оборудование и распрощаюсь с нынешней локацией. Поеду к родителям, давно зовут.
- Что ж так резко? Сразу не стоит жечь мосты. Ульи остались, пчел разведешь, вощины у тебя всякой хватает. Пройдет эта серая полоса. Отдохни пока, съезди на Байкал, еще куда-то!
- Нет уж, спасибо! На Байкале в середине июля-то задубеть можно. На юга, к родственникам я поеду. И, веришь ли, не стану тосковать по этой локации. Ты знаешь, смешно, когда некоренные горожане поминают свою деревню, особенно в подпитии?
«Вот, говорят, где была жизнь! А это разве жизнь? Вот соберусь и уеду!».
- И начинают вытирать фальшивую слезу. Да фиг: никуда он не уедет. Это из деревни – просто, а в обратном порядке – да ни за что!  Ну и вот, так что я уже настроился. Наливай! – тут же без всякого перехода напомнил он об обязанностях разводящего.
- А что, я местность эту один на ноги ставить буду? – Сергей нахмурился, - Рябов уезжать собрался, Клоков – тоже, Шевелев – хотя пользы от него немного; директор «Луча» - тоже, вслед за своей половиной. Бабушка Дарья будет тут светлое будущее строить?
Впавший было в прострацию Борис вдруг встрепенулся:
- А не ты ли вместе с Виолеттой собирался поменять эту деревню на столицу, хотя бы областную?
И Мошкин одним духом опорожнил вместительную стопку.
Куницын последовал его примеру, молча сжевал вяленую мойву и вздохнул. Крыть было почти нечем.
- Ну, остается же еще свежая молодежь - тот же Вася Канухин, другие. А детсад? Там же целый батальон народу, если с обслуживающим персоналом. А подрастут – глядишь, к той поре железную дорогу сюда подтянут, обогатительную фабрику учинят, фанерный завод. Березы-то хватает! Да и жарки тут, как-никак – в виде утешения выдал он.
- Ты вроде и выпил-то немного… - скептически пробормотал Мошкин. - Значит, недопил. Давай-ка продолжим.
Спозаранку начатые возлияния скоро сломили и без того подорванный дух пчеловода и, кое-как встав из-за стола, он что-то невнятно сообщил гостю и упал в кресло, уронив голову на подлокотник.
- Да, - меланхолично подытожил Куницын, пожал плечами и вышел, осторожно притворив дверь.
                ***
Некоторый прием спиртного не помешал ему деятельно взяться за работу. А она предстояла хоть и непыльная, но довольно хлопотная: следовало вернуть собранные для музея экспонаты дарителям. Занятие не воодушевляющее, но и бросить все как есть, он почел неприличным. Поначалу Куницын надеялся найти преемника, который взялся бы за удержание учреждения культуры на плаву, но скоро убедился, что эти попытки бесперспективны. Да и что удивляться, когда попечителю-смотрителю музея не положено никакого материального вознаграждения, напротив, он без конца должен делать взносы на разнообразные текущие нужды. Мало того, как-то на районный праздник с Куницына даже хотели истребовать некий спонсорский взнос, коль скоро это заведение частное. Мироед только развел руками, от неожиданности не найдя слов. Нет, слова-то были, конечно, но все исключительно непотребные и, поняв, что они вот-вот вырвутся из уст Куницына, просители предпочли ретироваться. И, конечно, он никак не мог впутывать в это дело юного энтузиаста Василия Канухина – по малолетству и загруженностью уроками тот мог захворать от дополнительной нагрузки; Сергей и сам-то в отдельные моменты готов был рвать и метать и бросить все к чертям собачьим. Поскольку от местного руководства помощи не было, а были предупреждения, что с такого-то времени учреждение должно представлять отчет о проделанной работе и финансовых результатах.
Он расклеил объявления – на школе, администрации и двух магазинах, а равно и на самом музейном здании с убедительной просьбой прийти и забрать свои вещи. Понимая, что по разным причинам не все смогут это сделать, стал обзванивать проблемных дарителей – пожилых и занятых на авральных, садово-огородных работах.
К некоторым из них уже забежал, и груз ответственности за полученные работы чуть уменьшился. Среди них была и Дарья Ивановна Ухова. Но только ее он дома не застал, паче чаяния: несмотря на возраст, она предприняла поход на полтора километра в дальний магазин, где булка хлеба стоила на рубль дешевле, чем в ближнем.
Вернувшись домой, обнаружила, что к ней кто-то наведывался: калитка была прикрыта не так, как ее оставляла хозяйка. Прикинув, кто бы это мог быть, она спохватилась, что обещала встретить музейщика Сергея и надо же! – запамятовала. Будучи человеком обязательным, Дарья Ивановна немедленно отправилась в музей: ведь негоже дурачить человека!
Она вовремя прибыла в назначенный пункт: еще немного, и директор музея отбыл бы на посевную, потому что полевые работы еще  не завершились. Ненадолго забежав в музей и сделав отметки в журнале возвращенных экспонатов, он надел уже пыльную бейсболку, когда порог неспешно переступила Дарья Ивановна.
Старая мастерица швейных изделий малое время назад пополнила экспозицию музея маленькой детской  телогрейкой, - моделью для крупных образцов. В нее она вложила свои новаторские идеи, и результат получился отменный. От старых, традиционных телогреек остались только вата, пуговицы да карманы. Хлястик был упразднен, как и петли для пуговиц на другом борту одеяния, теперь пуговицы застегивались в прорезях противоположного борта, что надежно закрывало грудь и живот носителя; вместо хлястика Ухова ввела резинку, которая стягивала телогрейку на поясе. Были также и другие усовершенствования.
- А кто же будет носить такую гномовскую фуфайку? – недоумевали случайный зрители, не понимавшие тонкостей моделирования.
- Ну как же, - отвечала Дарья Ивановна, - те и будут носить, кому она впору. Вот на фабриках делали же маленькие кирзовые сапоги, совсем крошечные, но настоящая кирза, сносу им нет. Дите только из кроватки выросло – сразу ему и обувка в подарок. Сапоги, как взрослые – хоть кирпичи ими пинай! И портянки. Радость!
Изделие это отправляли даже на областную выставку, дабы коллеги швеи почерпнули какой-либо опыт, оценили и дали отзыв, но уязвленные профи в пух и прах раскритиковали самоделку, и, чувствуя себя погано, после выставки устроили банкет. Было ли нечто подобное с детскими кирзовыми сапогами – неведомо. Те, кто их, возможно, носил, как и критики, не спешат делиться, потому что кирза, она и есть кирза. Какие тут могут быть аплодисменты? А тем паче – зависть.
- Как интересно! – сказала гостья, разглядывая кунсткамеру, - а я здесь ни разу не была. Все как-то недосуг, даром, что пенсионерка. Вот эта вышивка Аллы Потресовой, узнаю, а эту ступку сделал, не иначе – Виктор Козлов. Тут и телогреечка моя, а это…
Дарья Ивановна осеклась, разглядывая очередной экспонат.
- Это же… - голос ее задрожал и встревоженный Куницын поспешил на помощь.
- Это же нож моего Дениса Ивановича! Ну да, вот и инициалы сохранились: Е.Д. Откуда он у вас?
- Е.Д. – это что же получается?
- Ершов Денис получается, Денис Иванович, - сдерживая всхлипывания, отвечала Дарья Ивановна.
- Вася Канухин нашел в лесу, когда черемшу собирал. Хотел оставить себе, а потом сюда передал, - объяснил директор музея.
Она вертела в руках нож, который много лет назад едва не стал уликой по делу о смертоубийстве, и руки эти дрожали.
- Так заберите его, раз это память, - сочувственно сказал Куницын и она, погруженная в свои мысли, пошла с раритетом к выходу.
- Дарья Ивановна, еще одежку-то возьмите, - и эксклюзивная телогрейка была вручена владелице.
- Вот, Иванович, и нож твой нашелся, - отойдя от двери, проговорила она. – Хорошо, что он в тот раз тебе не пригодился. И так нам выпало немало…
                ***
Куницын тем временем приближался к центру принятий решений «Луча» и не преминул заглянуть в столовую, из открытой двери которой, завешенной мелкой сеткой, неслись дразнящие запахи.
Виолетта была на своем месте и, как всегда в разгар трудового дня, не отдыхала ни минуты.
- Ты ужасно занятая, - утвердительно заметил он, поздоровавшись.
- Да, на финише принято ведь выкладываться. Пусть будет и мой взнос в отсевки!
- Чувствую, взнос роскошный, - Сергей втянул ароматы кухни, промычал «М-мм!» - как делают коровы и артисты в телерекламе, изображая высшую степень одобрения блюду. Только что не закатил глаза.
Мастерица засмеялась и обмахнулась полотенцем, отгоняя производственный жар от лица.
- Вот и выкладываюсь, - продолжала она, помолчав, - даже немного не по себе становится, как подумаю, что надо будет оставить все это.
- Ну, ясное дело, - кивнул Куницын, - трудов положено немало. Да и бригада… Едва ли не семья. Но не тужи уж слишком. Потому что рассыпается она: Рябов подряжается вахтовиком, Бусыгин – тоже, Клокову обещали хороший заработок в городе, Шевелев… И уж не будет той бригады. Так что отступать некуда. А слезы по щекам размазывать не станем.
- Ты это к чему?
- Да разговаривал тут с Мошкиным. Тоже ведь уезжать собирается, даже на юга. И говорит, уехавшие иногда вспоминают свои сельские места, твердят, что тоскуют по деревне и клянутся вскорости вернуться туда. Но никто не спешит возвращаться. Обходятся тем, что под старинную песню поднимают чарочку и утирают ностальгическую слезу.
 Ну, так и нам не заказано ведь лить фальшивые слезы. И мы тогда с деревней как бы в расчете, получается. Дескать, помним и печалимся. А я думаю – мы с тобой воздержимся реветь, как белуги.
- Ну да. Будет невтерпеж, съездим на жарковую поляну, загадаем желание. Пробежимся по лесу, по мелководью в речке.
- Да,  поймаем между делом карася-другого, - чего же еще? А когда-нибудь, когда у тебя появится свободное время, ты запечешь бараньи ребрышки в гранатово-медовом соусе. На углях, с дымком. А?
- Ничего себе! – откуда такие познания и запросы?
- Не ломай голову. Я как-то много времени назад услышал ваш разговор с Пузыревой, когда ты начинала работать. Типа, что ты можешь? Ну и ты врезала ей ребрышками. Еще какие-то выдала супер рецепты, что-то про голубой сыр, но я не запомнил. Уж извини.
- Да ладно. А ребрышки как-нибудь приготовим, по особому случаю. Если каждый день такими вещами баловаться, можно бесповоротно испортить фигуру. Ты ведь не хочешь?
- Прямо в дрожь бросило! Ты такие страсти уж не говори. Я теперь что-то расхотел есть эти гранатовые ребрышки!
Посмеявшись, они вернулись к делам серьезным.
- Как дедушка Игнат, примирился с твоим решением? – спросил Сергей.
- Он в раздумье. С одной стороны, не очень рад тому, что нынешняя молодежь не стремится на большие стройки, да и вообще ни на какие, и не засучивает с утора пораньше рукава, чтобы взять кувалду. Хотя понимает – времена меняются. Но больше всего ему не нравится чересчур свободное поведение молодых в обществе – без всяких обязательств и самопожертвования. «Шалопаи вы» - говорит.
Она засмеялась и посмотрела на Куницына.
- Ну, это всегда так было, наверное. Вообще-то многие в годах так считают.
- А Дарья Ивановна, наоборот, говорит: хватит жить по чужой указке, останешься у своего старого корыта, которое еще от Куликовской битвы. И молодых особо не бранит. Волосы на себе рвать все равно им самим. Или радоваться.
- Дарья Ивановна много чего видела. Может  труд философский писать. 
Обмен мнениями был прерван посыльным от Пузырева. Он принес большой пакет с хлебом и какими-то консервными банками.
- Патрон застрял там по дороге: «Жигуль» у него забарахлил. Видно, после того, как ездил в райцентр, начал сыпаться. Уж пересел бы на иностранку!
- Наверное, куда-то по полям, по кочкам собирался. Он, кажется, даже и фару не заменил: сойдет!
- Сказал, чуть позже прибудет, ремонту на пять минут, - и гонец вручил пакет Виолетте.
- А я мелкую новость хотел донести, - продолжал Куницын, - приезжал начальник районной культуры, слегка возмущался: мол, кто разрешил свернуть музей?
- Так он еще и не открывался, - говорю. – Документы увязли в согласованиях, и вот поэтому…
Сильно недовольный он остался, отправился к нашему главе. Полезно, пусть порешают, как спасти музей. О нем же успели раззвонить. А все-таки нет худа без добра: если бы без проволочек все оформили, мне бы пришлось теперь неуютно. Так что я свободен и могу двинуться на все четыре.
- И я тоже. Дорабатываю последние дни. И покинем мы Жердево, шалопаи…
- Хм. Мне почему-то кажется, что все у нас получится, как в древности: со свадьбой, с гостями, с пережитками вроде штампов и датой регистрации. Я даже почти уверен. А?
И Куницын вопросительно взглянул на собеседницу.
- Это тоже неплохо, - отозвалась она и, воскликнув:
- Кипит у меня! - устремилась на кухню, мимолетно прикоснувшись губами к мужественной, затвердевшей от солнца и ветра щеке.
                Владимир Сметанин