Ветеран

БАЛЛАДА О ГВОЗДЯХ (по Н. Тихонову).



Часть первая. Гвозди бы делать из этих людей. ВЕТЕРАН.



Деревянный дом кажется просторным и при нынешнем разделении деревень на большие коттеджи новой, русской застройки и жилье остальных, прочих.



Выцветшая теперь до блеклой серости яркая голубая окраска дома и более, чем наполовину высохшая ель в палисаднике, говорят о почтенном возрасте хозяев дома, их немощах и болезнях. Разговор ведем об удаче.



…Ему везло отчаянно. Второе место в полку по красоте. Полк пикирующих бомбардировщиков ПЕ-2. В обычном разговоре «Петляковы», «Пешки».



… И, вскакивая по тревоге: в экипаже три человека. Герою очерка двадцать один год. Он – стрелок - радист. 1943 год. Великая Отечественная Война. Утро.



– Одеваться, подгонять и пристегивать. Ощущать на плечах подтягивающий вес парашютной укладки. Выкидывать из сознания страх: «А если убьют?», заменяя озорным: «Думаешь, убьют, но пусть бы лучше не меня…»



Занимать свое место в хвосте самолета. Захлопывать фонарь кабины до щелчка. Оставаясь беззащитным перед небом, ясно голубеющим сквозь прозрачный плексиглас фонаря. Вытеснять страх перед врагом азартом предстоящего дела, надежной работой товарищей в экипаже и звене, доверием к тонкой и точной ниточке радиосвязи с землей.



- Это важно, - говорит мой герой. – У бомбардировщика определен угол обстрела. Каждый стрелок видит и защищает хвост другого самолета. Бой выигрывают всем звеном.



– Он вспоминает, рассказывает, увлекается, начинает заметно волноваться. Он постоянно «летает» руками и старается объяснить для меня «гражданской» и «штатской» выполнение фигур боевого пилотажа.



Слежу и постепенно начинаю понимать собственную привязанность к геометрии плоской земли. А также то, что курс обучения полетам добавляет еще одну координату к воздуху и небу, и делает пространство подлинным и трехмерным.



Летное звено – девять машин в строю. Вслед за рассказом стараюсь представить: «Машина не вписалась в разворот и потеряла место в строю. Осталась беззащитной перед двумя вражескими истребителями. Приняли навязанный бой и сбили одного врага. Но и пилот был ранен. Машина потеряла скорость и стала падать («листом», планируя и покачиваясь, объясняет мне очерк полета «летающая» рука).



Приземлились на своей территории. Сели на брюхо самолета. «Мессершмитт» зашел сзади и расстреливает в упор. Несколько очередей прошли мимо.

Оттащил летчика метров на десять в поле, спрятал в подсолнухах. Разрезал ему рукав, перевязал руку. Четыре осколочных ранения, большая потеря крови, летчик истекал кровью и просил пить. Я росинки с травы на лист собирал и смачивал летчику губы.

Затем побежал за санитаркой и помощью. Напрямик, через поле. По дороге увидел и конфисковал пехотного ездового, вместе с телегой и лошадью.

Тот упирался сначала, доказывал, что у него есть свой приказ и свое начальство. И согласился ехать со мной только тогда, когда я направил на него дуло его собственной винтовки.

- Но через поле, - сказал ездовой, - не поеду. Оно же все заминировано.

- А как я пробежал, - удивляется мой Ветеран, Василий Федорович. – И сам не пойму. Везучий.

Такая досталась молодость: страх и азарт. Враг и небо. И до гибели рукой подать.

- О летчиках заботились, - вспоминает Василий Федорович. – Нас берегли и очень хорошо кормили. Мы были элитой.

А уж как любили нас девушки! Вот только мало на фронте было девушек.

Но летные нагрузки, особенно в начале войны, были часто запредельными. После напряженного вылета не спишь всю ночь. Бывает приземлишься, прилетишь, в горячке идешь, улыбаешься, разговариваешь, шутишь.

А ночью кошмары снятся. Просыпаешься с криком, в холодном поту.

Чтобы отвлечь людей командование организовывало танцы. Приглашались девушки, - продолжал рассказ ветеран.

– Танцуешь, прижимаешься, любишь. И напряжение отпускает...

Появилась у меня девушка. Выйдем на крыльцо, постоим , поговорим.

Фронтовая любовь перчит и горчит, остро приправленная единственной, постоянной на войне специей - порохом.

Второй приправой была опасность. Ее постоянное присутствие быстро складывало самые разные человеческие отношения.

Заместитель командира встречался с девушкой из медсанбата. Ходил к ней. Иногда, оставался ночевать.

Девушка выбирала. Однажды вечером у нее встретились двое, и произошел следующий разговор.

- Ты здесь зачем? – Спросил старший по званию у младшего.

- Я? На свидание.

- Как, на свидание? – Старший по званию выломал доску от изгороди и, стараясь попасть этой доской по заднице, убрал с места действия младшего конкурента.

Позже, на собрании, вместе с разбором полетов, разбирали и этот поступок.

Но женскую честь не задевали и не трогали.

Хотя, некоторые фронтовые связи, иногда, перерастали в семейные. И главной наградой за Победу, - вспоминает ветеран, - стала его жена. Вместе с ней он прожил долго.

Но главное дело войны – воевать. Приказ: разбомбить переправу на Днепре. Идем на бреющем полете, настолько низко, что привозим «домой», на аэродром, почки деревьев в радиаторе и колоски, если летчик пролетал над полем.

Подлетаем к цели – море огня.

Деревня горит. Наших троих подбили. Нам деваться некуда. Ныряем между берегов и идем нал водой на бреющем, как в туннеле из огня.

Как остались целы – до сих пор не пойму. Самолет – весь в пробоинах, живого места нет, самолёт - ремонту не подлежит, мы – целы.

Великая Отечественная Война готовила Великую Победу и использовала нужных ей людей, как инструменты, выковывая и закаляя, сортируя для «славы» или «позора», отбирая для «подвига бесславья» и «подвига бессмертья».

Только через шестьдесят с лишним лет, чашки тех, несуществующих в Истории весов, где с одной стороны расположилась вся огромная война и Великая Победа, а на другой такая маленькая, но и драгоценная для каждого, собственная жизнь, быть может, немного уравновесились.

Ветеранов Второй Мировой так мало уже осталось. Моему собеседнику и герою очерка, Бердникову Василию Федоровичу, сейчас восемьдесят четыре года…