А что бы выбрал ты?

Рассказ занял первое место на конкурсе "ВОТ ЭТО Я ПОПАЛ", часть I попаданцы



Виктор Петрович Севрюгин привычно крутил педали велосипеда и размышлял о женской меркантильности. Третья жена оказалась такой же недалёкой и жадной, как предыдущие две. Собрала вещички, обозвала «алкоголиком» и съехала. Нашла алкоголика. Да, он после работы мог «уговорить» бутылочку беленькой, но ведь не больше. Работа каторжная, нужно стресс снимать.

Тяжелая коробка била сзади по спине, и Виктор Петрович в сердцах выругался:

«Сами ничего из себя не представляют, а туда же — оскорблять!»

Первая обзывала солдафоном. Вторая — неудачником. А третья вообще окрестила алкашом. И у всех на уме только деньги. А он что? Баклуши бьёт? Вкалывает с утра до вечера. И ведь ушла, подлая, в такой ответственный момент, когда он ипотеку взял. Мечтал собственное уютное гнёздышко завести. Не для себя ведь старался. Хотел, чтобы они утром просыпались не в унылой комнатухе, где на потолке трещина в виде ухмыляющейся морды Бабы- яги, а в солидной двушечке в элитной новостройке. Предательница!

Он ехал по аллее и вдруг заметил на ближайшей скамейке девочку. Лет десять — определил Севрюгин. Время позднее, сидит одна. Конечно, район у них относительно спокойный, но всё одно — непорядок.

Остановился, скинул наземь ядовитого цвета котомку с яркой надписью «Обжорка» и кивнул ребёнку:

— Ты чего здесь одна?

Девочка повернула к нему личико, и Виктор Петрович увидел слёзы на глазах.

— Мне страшно!

Севрюгин присел рядом, вспоминая, что ещё совсем недавно он был не жалким разносчиком жрачки, а школьным учителем. Приготовился провести с девочкой педагогическую беседу, как вдруг она затараторила:

— Мой брат Мишка пропал! Отправился в Древний Рим и пропал!

Виктор нахмурился:

— Древний Рим — это клуб новый на соседней улице?

— Нет! Настоящий Рим! Времён Цезаря!

Севрюгин крякнул от неожиданности, потрогал лоб ребёнка. Вроде не горячий, тогда откуда этот бред?

— Значит, твой брат отправился в первый век до нашей эры? — участливым голосом заговорил он, стараясь не смутить ребёнка недоверием. — И как же он туда добрался? Наверное, обнаружил временной портал?

— Да, портал! Его дедушка сделал.

— А дедушка у нас волшебник?

— Учёный.

— Это дедушка тебе сказал, что учёный?

— Это все знают. Он профессор! Портал — его изобретение. Только он недоделанный. Дедушка сказал, что ещё месяц надо работать. А Мишка не захотел ждать. Надел кольцо и пропал. Его уже три дня нет!

— Какое кольцо?

— Вот такое! — девочка показала колечко, похожее на обручальное, но из какого-то серого металла.

— Так чего дедушка не пойдёт за Мишкой и не вернёт домой?

— Дедушка в больнице. Ему операцию сделали. Я сама хотела, но мне страшно! Эти римляне настоящие изверги, они всех чужаков на крестах распинают. И Мишку, наверное, уже распяли! — девочка зарыдала в голос и уткнулась белобрысой головкой в подмышку Виктору Петровичу.

«Как всё некстати, — подумал Севрюгин, — остался последний заказ. Какой-то крендель купил аж тридцать банок свиной тушёнки, свиноед хренов! Но ребёнка нужно непременно отвести домой».

— Как тебя зовут?

— Анечка.

— Слушай, Анечка. Никаких порталов не бывает, это сказки. Твой брат просто ушёл. Надо в полицию сообщить. Три дня прошло — они отреагируют. — Вот смотри, — Виктор взял кольцо и надел себе на палец. — Видишь, ничего не про…

Вспышка, а затем тьма. Было ощущение, что неизвестный хулиган накинул ему на голову мешок.

* * *

Виктор Петрович проснулся от того, что ему на лицо упало что-то тёплое, мягкое и… откровенно зловонное. Он инстинктивно отшвырнул предмет прочь, услышав недовольное блеяние. Открыв глаза, увидел не привычный потолок своей хрущёвки с трещиной в форме зловредной старухи из сказок, а низкое закопчённое перекрытие из грубых балок. Воздух был густым, как борщ после застолья, и состоял из дыма, запаха жареной рыбы, пота, мочи, чего-то сладковато-гнилостного и щекочущих нос ноток скотного двора.

«Блин… опять соседи снизу экспериментируют с шашлыком из чего-то запрещённого?» — подумал Виктор Петрович, пытаясь приподняться. — Скока сейчас времени?» — Его рука вместо смартфона на тумбочке уткнулась во что-то влажное и холодное. Он отдернул её и увидел, что лежит не на своём привычном диване, а на соломенной подстилке посреди грязного земляного пола. Огляделся и вскрикнул от ужаса, потому что увидел рядом с собой морду чёрта. Отвратительно серую, мохнатую, с загнутыми рогами. Чёрт равнодушно смотрел на человека и неторопливо что-то пережёвывал.

Секунду спустя пришло понимание, что видит перед собой козу. Ту самую, чей «подарок» он только что с себя скинул.

— Ни фига себе, — пробормотал Севрюгин. — Уже коз в городских квартирах держат. Ну не уроды?

Виктор Петрович осмотрелся. Помещение напоминало гараж, переделанный под сарай, с земляным полом, глиняными стенами и единственной дверью, ведущей на улицу, откуда доносился гвалт, сравнимый разве что с московской пробкой на Садовом кольце в час пик. Только вместо клаксонов — ослиные крики, вместо ругани — незнакомая, но явно не менее эмоциональная речь.

«Ладно, — мысленно скомандовал себе Виктор Петрович, бывший сержант спецназа, несостоявшийся школьный учитель, а ныне курьер-разносчик сети магазинов «Обжорка». — Ситуация нетипичная. Шаг первый: понять, где я. Шаг второй: найти чего пожрать и выпить».

Он встал, с трудом расправляя затекшие конечности. На нем были те же потёртые джинсы, футболка с надписью «Я не ленивый, я в режиме энергосбережения» и любимые кроссовки, уже порядком истрёпанные жизнью и асфальтом. Последнее, что он помнил — вёз свиную тушёнку клиенту и встретил плачущую девочку. Она что-то говорила про портал, кольцо… На безымянном пальце обнаружилось то самое кольцо. Серое и какое-то шершавое. «Бред!»

Он осторожно высунул голову в дверь. И обомлел.

Узкая улочка, вымощенная крупными булыжниками (явно не по ГОСТу, подумал он машинально), кишела людьми. Мужчины в просторных туниках до колен, некоторые — с пурпурными полосами, женщины в длинных столах и паллах, «Стоп! Откуда ему известны эти слова?», детишки в мини-копиях взрослой одежды. Повсюду лотки: с рыбой, мясом, овощами, странными лепёшками, глиняной посудой. Воздух дрожал от криков торговцев, споров, смеха и всепроникающего гула голосов. И запах… Запах был концентрированным, как спиртовая настойка истории: человеческий пот, жареное сало, специи, вино, конский навоз и подозрительно знакомый аромат общественного туалета, который явно где-то рядом.

«Цирк какой-то, — подумал Виктор Петрович. — Или съёмки сериала. Причём, низкобюджетного»

Его внимание привлекла группа молодых парней в туниках и тогах, с явным боевым настроем. Они что-то горячо обсуждали, жестикулируя в сторону здоровенного мужика в шлеме и кольчуге, стоявшего у входа в какое-то более приличное здание с колоннами. Мужик выглядел как эталон римского легионера из учебника истории, который Виктору Петровичу за последние два года надоел до блевоты. Не удивительно, директор школы, отложив в сторону его диплом об окончании педагогического техникума, коротко поэкзаменовал Севрюгина по истории и вынес вердикт: «Извини, дорогой. Пока ограничимся пятым классом. Чуть подучишься — дам шестой». Правда, до «шестого» дело так и не дошло. Ипотека. Со школой пришлось распрощаться.

Тем временем молодые люди узрели Севрюгина и отреагировали весьма бурно.

— Лентул! — крикнул один из парней, указывая на Виктора Петровича. — Смотри! Новый раб Тита? Или варвар-гистрион? В штанах! И в такой обуви! Ха! Я сейчас лопну от смеха!

Все обернулись. Десяток пар глаз уставились на его джинсы и кроссовки, как на что-то невиданное и очень забавное. Виктор Петрович почувствовал себя экспонатом на выставке «Антропология: Человек Нелепый».

Нужно было что-то отвечать.

— Слушайте, пацаны, — начал он на своём родном, великом и могучем, пытаясь придать голосу дружелюбно-небрежные нотки. — Я, в общем, не местный. Заблудился. Может, подскажете, где тут… э-э-э… метро ближайшее? Или аптека? Голова трещит, как Колизей после землетрясения.

Его речь вызвала взрыв хохота. Парни покатывались, тыча пальцами в его кроссовки.

— Слышал, Марк? «Метро»! «Аптека»! — захлёбывался от смеха тот, которого назвали Лентулом. — Это же надо, какой дурак! Наверное, галл. У них там в голове — как в ихнем вине: бродит и мутно!

Легионер у здания с колоннами нахмурился и быстро зашагал в сторону Севрюгина.

— Ты! В странных браках! — прогремел он на ломаном, но понятном языке, который Виктор Петрович с удивлением идентифицировал как латынь. Откуда он её знал? Из прошлой учёбы в техникуме? Или это был стандартный бонус для попаданцев, как бесплатная бутылка воды в отеле? — Господин Габиний хочет говорить с тобой! И интересуется, почему пахнет варваром и… козлом? — воин указал на дом с колоннами. На ступенях стоял какой-то низкорослый жирный ушастый хмырь, завёрнутый в банную простыню. Физиономия у хмыря была надменной, узкие губы брезгливо сжаты.

«Браки? — мысленно перевёл Виктор Петрович. — А, штаны! Ну да, брака... бракодел... логично». Он посмотрел на легионера, на хохочущих парней, на козу, высунувшую голову из сарая с философским равнодушием, на грязь под ногами и на небо, где светило ослепительное, непривычно яркое для Москвы солнце.

«Эх, — подумал он с горьковатой иронией. — Ипотека. Пробки. Сосед с перфоратором в выходные. Казалось бы, чего уж хуже? Ан нет, Виктор Петрович. Хуже — это когда ты не просто в глубокой… браке, а в Древнем Риме. Без страховки. Без загранпаспорта. И с единственным порталом на пальце, который ни фига не действует. Эх, девочка Анечка, почему я не поверил тебе?!»

Он вздохнул. Глубоко. Пахнуло историей. И козлом.

— Ладно, — пробормотал он себе под нос. — Раз уж попал… попал сюда. Надо выкручиваться. Главное — не тупить. И попробовать не умереть в первый же день от дизентерии, удара гладиуса или смеха этой школоты в тогах. Хотя последнее, кажется, самое вероятное.

И, поправив футболку с философским слоганом, Виктор Петрович Севрюгин, курьер-попаданец, неуверенной походкой двинулся навстречу жирному ушастому мужику, римскому праву и полному отсутствию сантехники. Приключение началось. И пахло оно, мягко говоря, навозом.

Жирдяй в простыне, видимо, недовольный его неспешностью, топнул ногой и сделал нетерпеливый жест рукой.

«Главное, не вляпаться по-глупому, — размышлял Севрюгин. — Что я знаю про этот период? Да ничего толком. Два года преподавал историю в пятом классе, но зачем детишкам знать про римское право и быт этих латинян, будь они неладны. Вспоминай, Витя, вспоминай! От этого зависит твоя жизнь. Чего там в техникуме говорили? На рабе должен быть ошейник? Нет, сенат это отменил. Теперь рабы одеваются как свободные. Катон в своём труде "De agricultura" указывает, что разумный хозяин выдаст рабу лишь одну тунику на год и плащ-сагум — раз в два года. Рабов не стригут, а у меня короткая причёска — уже хорошо. Римские граждане, чтобы подчеркнуть свой статус, поверх туники надевают тогу. Выпендрёжники хреновы!

— Кто ты? — требовательно спросил жирдяй. Голос у него был тонкий и гнусавый.

«Евнух, что ли? — подумал Виктор Петрович. — Да нет, евнухи — это из другой оперы. Но до чего противный голос».

Он ударил себя кулаком в грудь и поклонился:

— Я путешественник. Приехал посмотреть на великий и прекрасный Рим.

— Перегрин?

— Да, господин.

— Твоё имя?

— Виктор.

— У тебя латинское имя? — удивлённо поднял бровь Габиний. — Откуда ты?

«Вот тут можно вляпаться. Ну, раз те молокососы признали во мне галла — значит, стоит придерживаться этой версии».

— Из Галлии, господин.

— Точнее!

«Блин, какие там были провинции при Цезаре? Что-то типа Аквитания, Кельтика, Альпийская галлия, нет, Цезальпинская!»

— Цезальпинская Галлия, господин.

Габиний кивнул, и Севрюгин облегчённо перевёл дух.

— По какой причине смущаешь граждан такой нелепой одеждой? — продолжал допрос жирдяй в простыне.

— Это образ, господин. Для увеселения публики. Не успел ещё переодеться.

— Для увеселения? — брезгливо поморщился римлянин. — Ты гистрион?

— Воистину так, господин. Гистрион, самый натуральный.

— Что представляете? Сатуры? Этрусские танцы?
— Всё, господин, и русские танцы и немецкие. Ходим на руках, показываем фокусы!

— Фокусы? — оживился Габиний. — Покажи!

«Блин! Кто тебя за язык тянул, дурака?!»

Виктор Петрович замялся, выискивая возможность отказаться. Ощупал карманы и вдруг наткнулся на зажигалку. Обычную китайскую зажигалку из синего пластика.

Спрятал её в руке, чтобы скрыть от Габиния, сделал каменное непроницаемое лицо и замогильным голосом произнёс:

— Во имя Юпитера-громовержца, да возгорится огонь неугасимый в моей длани! Гори!

Щелкнул колёсиком. Вспыхнул язычок пламени.

Жирдяй был впечатлён, даже не удержался от удивлённого возгласа. С уважением посмотрел на Севрюгина:

— Мне нравится твоё искусство, Виктор. Сколько гистрионов в твоей труппе?

— Нас семеро, — не моргнув глазом соврал Севрюгин.

— И они такие же искусные?

— Более чем.

— Жду вас всех сегодня после захода солнца у меня в триклинии. На трапезе будут важные гости. Надеюсь, ваше представление развлечёт их. Не подведи меня, Виктор. Награда будет щедрой.

— Будет сделано, господин! — ударил себя в грудь Севрюгин. — Непременно придём!

— Не придёте — умрёте, — широко улыбнулся Габиний. — Я не прощаю оскорблений. — Развернулся и пошёл вверх по лестнице. Простыня волочилась за ним по ступеням, как белый плащ короля.

— Нашёл клоуна, — тихо буркнул Петрович, — буржуй недорезанный, эксплуататор трудового народа.

«Однако его угроза — не пустяк. Нужно валить из города. Первым делом сменить одежду на местные тряпки, вторым — обзавестись деньгами и пожрать чего-то, а то брюхо с голодухи подвело».

«А ведь вокруг самый натуральный рынок. Вон, как орут зазывалы. И не такая ты важная персона, господин Габиний, раз твой дом в таком непрестижном месте. Запаришься меня ловить, коротышка римская».

«Вспомнить, какие деньги сейчас в ходу. Вроде, сестерции? И можно ли что-то продать? Джинсы, наверное, их не заинтересуют. Несколько российских монет — тоже. Эх, жаль, смартфон на тумбочке оставил. Сейчас бы произвёл фурор в этом античном муравейнике. Главное богатство — зажигалка. Придётся продать, и главное — не продешевить».

Он шёл вдоль нескончаемых рядов с едой, побрякушками, оружием. Остановился напротив чернявого толстяка с вороватыми глазками. Тот разложил на деревянном столе настоящее богатство: мечи с позолоченными рукоятями, кинжалы, чьи ножны украшали самоцветные камни, связки жемчужных бус, дорогую одежду из багряницы.

«Словно для принцепсов товар разложил. Вроде, пурпур простым гражданам носить не дозволялось?»

Один из мечей отличался от других особенным великолепием. Прямо императорский клинок.

Севрюгин ткнул в него пальцем и спросил:

— Сколько за гладиус?

— Это не гладиус, варвар, — фыркнул торговец. — Паразониум. Его привёз из похода центурион легиона Помпея, Корнелий Фест. И раньше он принадлежал главному киликийскому пирату Зеникету. Чтобы его купить, оборванец, тебе не хватит и десяти жизней.

— Много болтаешь! — оборвал его Виктор Петрович. — Я спросил цену.

— Я уже год его продать не могу. Народ обнищал. Раньше просил пятьсот сестерциев, теперь согласен отдать и за двести.

— Всего-то! — с преувеличенным равнодушием откликнулся Севрюгин. — Мой «неугасимый огонь» стоит, как минимум, раза в четыре дороже.

— Какой ещё огонь? — прищурился торговец.

— Вот этот, — Виктор вытащил из кармана зажигалку и крутанул колёсико.

Чернявый заворожённо уставился на огонёк:

— Что это? Волшебство?

— Никакого волшебства. Последняя разработка учёных из этого… как его? Из Карфагена!

— И он так постоянно горит?

— Если покрутить колёсико. Его мой вождь в дар императору собирается вручить. Я думаю — неплохой подарок для Юры Гая.

Торговец облизнул мгновенно пересохшие губы:

— Продай! Сто сестерциев дам!

— Ищи дурака. За эту вещицу я полбазара скупить смогу.

— Двести!

— Нет.

— Двести и всё, что пожелаешь из моих товаров!

— Даже не знаю. А как же подарок императору? Мой вождь разгневается. Я впаду в немилость.

— Я дам тебе больше, чем деньги, — зашептал чернявый. — Защиту! В Риме очень неспокойно. Много бандитов и убийц, а с моим знаком тебя никто не тронет. Возьми кольцо, надень на палец. Знак Абаля «Каракурта» — все знают!

«Ещё одно кольцо. Надеюсь, не очередной портал в преисподнюю».

Севрюгин принял кольцо, по виду золотое. С непонятной гравировкой, похожей на паука. «Вот, значит, как. А торгаш непростой. С преступным элементом дружбу водит. А если те у него на довольствии, то чего ему стоит кивнуть, и меня тихо прирежут, да и зажигалку бесплатно отберут. Ладно, не буду напрягать голову. Сейчас главное — денежков заработать».

Он со вздохом отдал китайский ширпотреб, примерил добротную коричневую тунику, скинул свои драные кроссовки, взамен надел высокие кожаные калиги.

Торгаш протянул кошелёк с монетами:

— Ровно пятьдесят денариев!

Севрюгин хотел возмутиться, но вовремя вспомнил, что денарий вроде повыше по номиналу сестерция будет. Пожелал чернявому удачной торговли и откланялся.

Мешочек был увесистый, грамм этак на триста. На рынке Виктор купил местный бутерброд с рыбой и кувшин какого-то сока. Кинул торговке денарий и с ухмылкой смотрел, как она возится, отсчитывая сдачу.

Монет было много. Откуда-то из глубин сознания всплывали названия: дупондии, ассы, семиссы, квадранты… Знал ли он раньше эти названия или это был попаданческий дар? «Плевать, — решил Севрюгин. — Похавать, выпить и рвать когти из Вечного города». Теперь он при деньгах. Можно нанять корабль и двинуть в какую-нибудь римскую провинцию, а там затеряться. Похоже, назад в будущее путь ему заказан.

Мешок с деньгами носить в руке было несподручно, и Виктор на том же рынке прикупил себе тряпочную сумку через плечо. Пока он отсчитывал деньги, силясь припомнить, сколько в дупондии ассов, его внимание привлёк шум за спиной.

Трое здоровенных амбалов грубо толкали паренька лет двадцати. Паренёк на вид был крепкий и мускулистый, но против трёх громил устоять не мог. Те откровенно издевались над ним, драли за уши, отвешивали подзатыльники.

Виктор собирался пройти мимо, не его дело. Но остановился, когда услышал, как один из громил громко сказал:

— Господин Лентул сказал не калечить тебя. Но если ты не угомонишься, мы с парнями сделаем из тебя сирийского мальчика. Отработаешь так, что неделю сидеть не сможешь.

Лентул… Так звали того молокососа, который громче всех смеялся над ним.

— Сейчас другие времена! — воскликнул паренёк. — Лентул поступил бесчестно. Раб — мой!

— Похоже, он не понял, — с преувеличенным сожалением заявил один из троицы и вдруг неожиданно ударил паренька в живот. Тот согнулся пополам. В следующий миг другой громила врезал ему кулаком по голове. Паренёк упал. Негодяи принялись пинать его ногами.

Вокруг шумел рынок, кричали зазывалы, кудахтали куры, ревели ослы — на экзекуцию никто не обращал внимание.

«Ну и порядки. А где же, мать вашу, полиция?»

Окровавленный паренёк распластался в пыли. Пытался подняться, но здоровяк наступил ему на спину ногой:

— Какой он грязный. Надо помыть неряху, — он приподнял свою тунику с явным намерением помочиться на несчастного.

Для Виктора Петровича это было уже слишком.

— Эй, уроды! — крикнул он. — Пошли прочь!

Все трое одновременно обернулись.

— Кто это? — спросил один.

— Какой-то неместный дурак, — ответил другой. — Иначе молчал бы.

Севрюгин не спеша подошёл к здоровякам.

— Не терпится подраться? Так я обеспечу вам инвалидность. Пошли прочь!

— Какой грозный, — усмехнулся один из громил. — А ты знаешь, кто мы? Мы служим дому Тарквиния.

— Да хоть гавнилия. Мне пофиг.

Такое неуважение к известной патрицианской фамилии вызвало мгновенную ярость у троицы. Они синхронно бросились на Виктора. Вот только незадачливые слуги Лентула раньше не встречались с бойцами российского спецназа.

«Главное, не покалечь кретинов, — скомандовал себе Петрович. — Мягонько. Нижняя челюсть. Кадык. Грудь».

Один из драчунов лежал в нокауте, блаженно закатив глаза и пуская слюни, другой сидел на коленях, кашлял и блевал. Последний никак не мог восстановить дыхание, напоминая рыбу, вытащенную на берег. К нему и обратился Севрюгин, похлопав по широкой спине:

— Плохо тренируетесь, парни. Зажирели на казённых харчах. Если ваш Лентул хорошо будет платить — так и быть, потренирую его бойцов. Меня зовут Виктор Петра Севрюг. А теперь пошли вон!

Двое громил поднялись и, охая, побрели прочь.

— Стоять! — прикрикнул на них Севрюгин. — Своего дружка заберите!

Паренёк застонал и перевернулся, уставился на спасителя:

— Спасибо…

— Не за что, — отмахнулся Виктор Петрович. — Терпеть не могу отморозков.

Он быстро осмотрел избитого, привычно ощупал тело:

— Ничего серьёзного нет. Просто ушибы. До свадьбы заживёт!

— Я женат.

— Да. Я тоже… был. Целых три раза.

— Меня зовут Луций Сергий Туллий.

— А меня…

— Я слышал. Виктор Петра Севрюг.

— Надо же, запомнил. Слышь, Серёга, кровь бы тебе смыть. Где умыться можно? Давай до дома доведу?

— Не хочу расстраивать жену. Здесь рядом новые термы — дар городу эквинта Корнелия Квинтуса. Вход бесплатный.

— Не, это нам не подходит. Представляю, какой там гадюшник. Нам бы нормальную баньку, чтобы и сенаторы не побрезговали.

— Через квартал термы Варена, но там дорого…

— Пусть это тебя не смущает. Я нынче при бабках! — Виктор потряс сумкой, послышался звон монет.

Вдвоём они неспешно двинулись с рынка. Зеваки глядели им вслед и перешёптывались.

— Ты победил трёх сателлитов Лентула, а туда слабаков не берут! — восхищался Луций. — Никогда не видел такого сильного бойца. Но ведь ты не легионер…

— А как ты определил?

— У тебя нет мозоли под подбородком.

— Ничего себе! — хмыкнул Севрюгин. — Интересное наблюдение.

— Может, ты гладиатор?

— Бог миловал. Я просто русский солдат из элитного подразделения.

Луций явно ничего не понял, но переспрашивать не стал.

* * *

— А это библиотека, — показал Луций на просторный зал, ярко освещённый лампами с маслом.

— Мы мыться пришли или книжки читать? — недовольно буркнул Виктор. Размеры бани поразили его. По его мнению, хватило бы парилки и бассейна. Нет, эти извращенцы устроили настоящий развлекательный комплекс. Впрочем, массажная комната с симпатичными девочками пришлась ему по душе. Тем более, девочки явно намекали на свою доступность.

Была и прекрасно действующая канализация, и проточная вода в бассейне. И даже парилка, напоминающая сауну. Потом прилежные рабы тёрли им спины мочалками, они нежились в огромной ванне с белоснежной пеной. После чего с удовольствием поплескались в бассейне с прохладной водой. А в заключение юные банщицы умастили их благовониями.

— Живут же буржуи! — радостно воскликнул Виктор Петрович. — Я бы из этой термы всю жизнь не вылезал. Представляю, как вкалывают бедные рабы, чтобы обеспечить функционирование этой громадины.

— Рабы нынче дороги, — вздохнул Луций, когда они после омовения возлежали на перинах, набитых лебяжьим пухом.

— А потому что вы в корень оборзели! Самим надо работать. Труд облагораживает. Привыкли на рабах в рай въезжать.

— А разве у вас в Галлии нет рабов?

— Нет! — отрезал Севрюгин, но тут же поправился: — Если и есть, то немного.

Потом они молчали, и каждый думал о своём. Виктор вспомнил задолженность по ипотеке, потерю велосипеда и короба с тушёнкой, недовольную мордашку супруги, ехидную усмешку тёщи, и громко рассмеялся:

— Да пошли вы! Замучаетесь пыль глотать, вылавливая меня на просторах Древнего Рима!

— Ты чего? — удивился Луций.

— Да ничего. Родину вспомнил. А скажи, Серёга, чего на тебя этот Лентул наехал? Я так понимаю, он патриций, а ты типа пролетарий. Какие у вас тёрки?

— Из-за раба, — печально вздохнул Луций.

— Из-за какого раба?

— Из-за мальчишки. Я нашёл потерявшегося раба. Хотел отвести хозяину и получить вознаграждение. Но выяснилось, что раба никто не терял. Тогда я решил записать его на себя. Мальчик крепкий, смышлёный. Помогал бы жене в лавке. Но об этом узнал Лентул и заявил, что раб принадлежит ему.

— Постой! — встрепенулся Севрюгин. — А как он выглядел и как зовут?

— Лет десяти, лицо эллина, волосы светлые курчавые, зовут Михаил.

— Блин! — взвыл Виктор. — Мишка нашёлся!

— Ты его знаешь?

— Конечно! Это мой земляк! Сегодня же выкуплю его у Лентула!

— Ты избил его людей. Лентул очень злопамятный. Сын могущественного сенатора. И ты сказал, что обманул Габиния. Этот не лучше. Тебе надо бежать, Виктор Севрюг.

— Само собой. До захода солнца ещё далеко. Но такое событие нужно отметить! Айда в хороший кабак! Выпьем, поедим жаркого!

— Накормить могут и здесь. Ты так щедро отсыпал денариев, что распорядитель выполнит любое твоё желание.

— Не хочу! Видел я местную кухню, одни овощи и фрукты. А я хочу жареного мяса! Чтобы на углях да с маринадом! Пошли отсюда!

* * *

Столы ломились от яств, подавальщики торопились выставить перед богатыми клиентами новую партию деликатесов.

— А это чего? — удивлялся Виктор. — Соловьиные языки в грибной заливке? Ничего себе! Вот вы, ребята, жируете. Ставь сюда рядом с хоботом слона! А устриц унеси — переперчённые!

К большому разочарованию Севрюгина, крепких алкогольных напитков в заведении не было. Зато имелся обширный выбор вина и медовух.

Виктор попробовал с десяток видов, но оказалось, что не продегустировал и трети.

— Сафлоровое не хочу! Давай из изюма и вон то, синего цвета!

Вино было слабенькое, но количество приумножило градус. Севрюгин изрядно захмелел, то громко смеялся, то угрюмо бурчал что-то про человеческую неблагодарность и женскую меркантильность.

Уперев тяжёлый взгляд в приятеля, проникновенно посвящал его в историю своей жизни:

— Начинал я в спецвзводе ВВ МВД. Служба непыльная, по плацу не маршировали, как другие. Целыми днями рукопашкой занимались да кошмарили солдатиков, попавших на губу. Дома меня никто не ждал, родители погибли в авиакатастрофе. Вот я и остался на сверхсрочную. А там и в спецназ позвали. А спецназ — это знаешь, что такое?

Осоловевший Луций смотрел на Виктора влюблёнными глазами и глупо улыбался.

— То-то, не знаешь. Спецназ — это такая штука, что если кто-то где у нас порой… мы сразу туда. Вот меня судьба в Таджикистан и закинула. Там этих полевых командиров расплодилось, что мышей без кота.

— Таджикистан — это в Африке?

— Ещё дальше. У дьявола на рогах. Я там два года провоевал. А потом словил пулю под левый сосок.

— Стрелу?

— Ага, её, только свинцовую. И трындец. Списали из элиты. У вас, говорят, ЭКГ плохое. Ну, я обиделся и уволился. А жить надо. Вспомнил про свой педагогический диплом. Пошёл в учителя, детишек учить.

— Из преторианской гвардии в тривиальную школу? — поразился Луций.

— Именно.

Неожиданно шум вокруг них стих. Все посетители разом замолчали, когда в помещение вошли десяток крепких мужчин. Среди них была троица, что уже испытала на себе севрюгинское мастерство рукопашного боя.

Один из громил, чей подбородок украшал багровый синяк, ткнул пальцем в Виктора и громко сказал:

— Ты! Сейчас встанешь и пойдёшь с нами!

— Ага, — недобро прищурился Севрюгин. — Только разбег возьму. Как ты, малыш? Мордочка не болит?

— Взять его! — скомандовал детина.

И началось…

Убивать было нельзя. Но внутренний контроль под влиянием винных паров дал слабину. Треснула чья-то челюсть, у кого-то обнаружилась патологическая подвижность в локтевом суставе, а кто-то охромел сразу на обе ноги.

Когда Петрович достал очередного противника ударом пятки в лоб, раздался чей-то зычный голос:

— Прекратить!

Нападавшие сразу угомонились.

— Вон! — приказал тот же голос.

Уйти сумели не все. Трое лежали на полу без сознания. Двое копошились в фонтане, пугая разноцветных рыбок. Один послушно полз к двери, волоча за собой ноги. Перешагнув через него, в триклиний вошёл Лентул:

— Браво, варвар! Я думал, мой ликтор ошибся, превознося твои боевые качества. Хотел лично убедиться.

— Убедился? — исподлобья глянул на него Севрюгин, потирая сбитые костяшки пальцев.

— Да. Ты мне подходишь. Но ты совершил ошибку. Мы могли договориться.

— А сейчас что?

— Сейчас поздно. — Он сделал жест рукой, и в помещение вошли шестеро стражников.

— Действуй, декурион! — распорядился Лентул.

Солдат, чей шлем украшал гребень из чёрных страусовых перьев, повернулся к нему:

— А второй?

— Второй просто дурак. Он мне не нужен.

Декурион кивнул и обратился к Виктору Петровичу:

— Варвар из Галлии, именующий себя Виктор Петра Севрюг, ты арестован за оскорбление Императора и Сената, за произведённые беспорядки в городе и за нанесение побоев свободным гражданам Рима.

— И мечеть тоже я?! — не удержался Севрюгин. — Сержант! Это грубая клевета! Этот молокосос просто враль!

— Вот видишь? — усмехнулся Лентул. — Какие ещё нужны доказательства?

* * *

Что такое хвалёная римская демократия, Виктор Петрович убедился на собственной шкуре. Как выяснилось, никаких прав он не имеет, потому что не является гражданином Рима. А с чужаками, совершившими преступления, особо не церемонились. Пятеро сонных мужиков, завёрнутых в белые простыни, зевая, заслушали перечень злостных преступлений наглого варвара и быстренько записали его в рабы Флавия Гая Лентула Тарквиния.

Дом его хозяина был помпезный, с высоченными колоннами из голубого мрамора. У входа на железной цепи стоял голый негр. Увидев Севрюгина, раб грозно зарычал.

— Фу! Абдул! — прикрикнул на него Лентул. — Глупый пёс! Это наш добрый друг из Галлии. Понюхай его и больше не рычи.

— Меня ты тоже так закуёшь? — спросил Виктор.

— Ну что ты? Ты на привилегированном положении. Даже запирать не будут. Можешь свободно ходить в город, посещать термы, кушать, любить женщин. Ты же не настолько глуп, чтобы пытаться сбежать? Поймают и заклеймят.

— Но ведь я могу выкупить себя. Я богат!

— Не смеши. Ты нищий бесправный раб.

— У меня была сумка с деньгами!

— Сумка? Не видел никакой сумки. Или ты обвиняешь меня в воровстве? Смотри, даже твои кольца не взяли. Одно дрянное, где-то уже подобное видел… А вот перстень — чистое золото, увесистый. Откуда?

— Подарок папы.

— Скажу больше. Ты мне должен, Виктор Севрюг. Ты ведь слышал обвинения почётного гражданина Рима, эквита Габиния? Ты причинил ему ущерб в размере трёхсот сестерциев.

— Ложь!

— Ложь — не ложь, а мне пришлось погасить твой долг. Будешь учить моих сателлитов, пока не расплатишься. Человек ты умелый, думаю, лет за пять управишься. Обещаю, сразу дам вольную. Видишь, я честен и откровенен с тобой. Я сразу понял, что из-под палки работать не будешь. А за свободу постараешься на совесть.

Они обходили владения Лентулла и беседовали как приятели.

— У меня даже имеется маленькая гладиаторская школа. — хвастался рабовладелец. — Пойдём, покажу. Есть отличный учитель по подготовке велитов. Ты, кстати, владеешь коротким копьём?

— Нет. Ножом могу.

— Ножом? Это отлично. Подумаем над этим. А вот гордость дома Тарквиниев — сад. Уверен, таких экзотических цветов и плодов ты ещё не видел. Айва, гранат, инжир, дамасская слива… Здесь очень хитрая система полива. Вода поступает по трубам, это изобретение мудрецов Рима. Ты, конечно, о таком не слышал.

— Что же, мы в Галлии водопровода не знаем? — усмехнулся Виктор.

Лентул крякнул и выпучил глаза.

В этот момент из приземистой каменной пристройки вышел мальчик лет десяти, худой и бледный, волосы слиплись от грязи. Сзади на серой тунике бурели засохшие пятна крови. Он, сгибаясь от тяжести, нёс большое медное блюдо, наполненное водой. Подойдя к какому-то пышному кусту с жёлтыми цветами, принялся медленно поливать.

Лентул тут же забыл о Севрюгине и гневно заорал:

— Ты что творишь, дурак?! Тебе сказано — лить под корень! Куда на листья?!

От крика хозяина маленький раб вздрогнул и выронил блюдо.

— Ах ты, гадёныш! — побагровел Тарквиний. — Сейчас убью!

Он двинулся на ребёнка, сжав кулаки, но Виктор Петрович ухватил его за рукав туники:

— Не стоит.

— Чего не стоит?! Он помял стебли. А ты знаешь, сколько стоит этот цветок?!

Не обращая на него внимания, Севрюгин подошёл к мальчику, опустился на корточки:

— Здравствуй, Миша. Не бойся меня.

Ребёнок смотрел на него широко открытыми испуганными глазами, губы дрожали.

— Не бойся, — повторил Севрюгин. — Я дяди Витя из Москвы.

Мальчик всхлипнул и стремительно прижался к нему. А он осторожно гладил его по спине и приговаривал:

— Всё хорошо. Теперь всё будет хорошо.

— Из какой Москвы? Где это? — спросил подошедший Лентул.

— В Галлии, — усмехнулся Виктор. — Маленький такой городок с золотыми куполами.

— Ты знаешь моего раба? Вы земляки?

— Именно так. — Виктор Петрович выпрямился и твёрдо посмотрел в глаза рабовладельцу: — У меня есть одно условие, Флавий Гай Лентул Тарквиний. Этот мальчик теперь будет при мне. Даже спать в моей комнате. Никто отныне его пальцем не тронет.

Лентул надул щёки, собираясь возразить, но Севрюгин возвысил голос:

— Это будет твой лучший боец! Я обучу его воинскому искусству, и, клянусь Юпитером, равного в Риме ему не будет!

Лентул выдохнул, покачал головой и рассмеялся:

— Звучит убедительно. Этот сопляк твой!

Так для Севрюгина началась новая жизнь в Вечном городе. Домочадцы сенаторского дома уважали его, рабы любили, торговцы на рынке благодушно подмигивали, продажные дамы кокетливо махали ручками. И лишь почётный гражданин Рима, эквит Габиний, не скрывал злобы. Когда мимо Виктора проносили паланкин с этим жирным ушастым патрицием, Виктор кожей ощущал флюиды ненависти.

Он прилежно тренировал сателлитов хозяина и даже стал получать удовольствие от работы, когда парни добивались ощутимых успехов. Его наполняла гордость и чувство выполненного долга. Зачем Лентулу нужны два десятка профессиональных рукопашников, его мало волновало. Может, школу открыть с подготовленными инструкторами, а может, государственный переворот совершить? В политику Виктор не лез. Не его дело. Раз в неделю он брал с собой Мишку, и они встречались с Луцием. Шли в термы и триклинии. На это Лентул щедро выделял пяток сестерциев.

Единственно, что расстраивало новоявленного попаданца, так это Мишкина грусть по маме, сестрёнке и дедушке. Он часто плакал, а во сне просил у них прощения. «Ничего, — говорил про себя Виктор. — Это болит русская душа. Не можем мы забыть белые берёзки, отчий дом и перезвон православных колоколов. Пройдёт, Миша. Ты маленький. Маленьким легче забыть».

Прошёл месяц. Был выходной, и Севрюгин уже цеплял к поясу кошель, когда появился хозяин и объявил, что выход в город отменяется. Приезжает важный покупатель из Македонии за гладиаторами.

— Он будет брать два десятка моих велитов. Но я хочу продолжить сотрудничество. Пусть посмотрит на твоё умение. Сделай так, чтобы он возжелал покупать у меня бойцов!

Македонянину было за шестьдесят. Худой, поджарый, с пронзительными серыми глазами. Показательное выступление Севрюгина ему понравилось, он даже аплодировал, а в конце представления попросил Лентула дать ему возможность поговорить с таким одарённым бойцом с глазу на глаз. Тарквиний только пожал плечами — как пожелаешь.

Старикашка подхватил Виктора под руку и повёл по гранитной дорожке. По пути он что-то щебетал, восхищался воинским искусством, предлагал потренировать его бойцов за хорошую плату.

Севрюгин слушал вполуха, кивал, ссылался на хозяина и вдруг замер, когда грек сказал ему на чистом русском языке:

— Не стосковался по Москве, Витя?

Он ошарашенно выпучил глаза, а македонянин тихо проговорил:

— Не надо так реагировать. Улыбайся, парень, улыбайся.

Севрюгин растянул губы в улыбке, а дед, как бы невзначай, погладил себя правой рукой по ухоженной бородке. На безымянном пальце тускло блеснуло серое кольцо.

Виктор Петрович проглотил застрявший в горле ком и спросил:

— Когда?

— Сегодня ночью буду ждать вас с Мишей на улице Сапожников на Эсквилине. Это возле храма Матери-Земли.

— Я знаю, где это.

— Отлично! — громко воскликнул лже-македонянин. — Уверен, твой хозяин пойдёт мне на уступки!

Потом он вернулся к Лентулу и что-то долго внушал ему.

Когда гость уехал, Тарквиний, смеясь, подошёл к Виктору:

— Хитрый грек, хотел купить тебя. Предлагал огромные деньги. Даже не буду пугать тебя суммой, а то возгордишься.

— Да я не гордый, — вздохнул Севрюгин. — Устал. Хотел помыться — не вышло.

— Завтра помоешься.

«Завтра я буду мыться в своей ванне, — подумал Петрович. — Если Меркурий, хитрюга, поможет. Или же буду кормить червей, если не поможет».

* * *

Они быстро шли по тёмным извилистым улочкам. Чем дальше углублялись, тем становилось темнее. Факелов встречалось всё меньше.

— Это бандитский район, — сказал Виктор. — Сюда по ночам никто не суётся. Только стража. Если нас засекут стражники — что будет?

— Ничего, — ответил дед. — У меня есть пропуск.

— Как-то всё сложно с вашим порталом. Попасть легко, а выйти — целая проблема.

— Я не мог установить портал в людном месте. Потому он на берегу реки, замаскирован. А вляпаться в дерьмо всегда проще простого. Кто в здравом уме сунется в такое опасное место, как имперский Рим, без тщательной подготовки? Я два года потратил на изучение этого периода. Но до сих пор не знаю и десятой части. Тот же Лентул мог легко разгадать во мне шпиона. Я был не готов к переходу. Бегство Миши заставило меня действовать в спешке.

Мишка, услышав, что говорят о нём, всхлипнул и заканючил:

— Дедушка, прости меня, пожалуйста. Я не хотел. Думал, надену колечко, посмотрю и обратно.

— Не думал он, — буркнул дед. — Ладно, проехали. Нам ещё километр топать, и дойдём.

— Уже дошли, — сплюнул Севрюгин и остановился. — Похоже, Лентул разгадал вас, уважаемый. Нас встречают.

Путь им перегородила толпа мужчин самого разбойничьего вида. И самое неприятное, в руках они сжимали мечи и ножи.

— Быстрее назад! — вскричал профессор.

Однако пути назад не было. Ещё с десяток бандитов отрезали им путь к отступлению.

— Обложили, — вздохнул Виктор. — С двумя десятками мне точно не справиться.

— Обидно, — вздохнул лже-македонянин. — Первый мой переход, и такой неудачный…

Тем временем из толпы головорезов вышел бородатый одноглазый тип и заорал:

— Варвар из Галлии, именуемый Виктор Петра Севрюг! Аттиус Вир Габиний передаёт тебе привет и объявляет «царём Сатурналий»!

— Ха-ха! — рассмеялся Севрюгин. — Так вот кто решил отдать меня в жертву Сатурну! Думал, Лентул послал за мной своих ребят, а это мой заклятый друг Габиний нанял местных бандосов выпустить мне кишки! И чего этот жирный крыс так вызверился на меня?!

— Какая разница, кто тебя заказал?! — раздражённо зашептал профессор. — У меня есть деньги! Много! Надо предложить им!

— Это успеется, — с усмешкой ответил Виктор. — Сначала кое-что проверю. Вдруг — сработает!

Он сделал шаг вперёд и обратился к одноглазому:

— Ты главный? Обзовись!

Бандит криво усмехнулся:

— Я — Тит «Сколопендра». Зачем тебе моё имя, мертвец?

«Да у этих мокрушников только пауки в чести».

— Потому что у меня тоже есть для тебя привет. Я, Виктор Севрюг, передаю тебе привет, Тит «Сколопендра», от Абаля «Каракурта», и в доказательство предъявляю это! — он поднял руку вверх и продемонстрировал перстень, подаренный торговцем на рынке. — Поднеси факел поближе и посмотри на знак!

Одноглазый почесал бороду, кивнул дружкам, и они толпой двинулись к Виктору.

Подошли. Замерли. Похоже, узнали.

На их лицах появилась растерянность. Кто-то не выдержал:

— Это точно печать «Каракурта»!

— Откуда он у тебя? — спросил одноглазый.

— Абаль — мой друг! — стукнул кулаком себя в грудь Севрюгин. — Отдал мне его и сказал, что никто не посмеет тронуть меня в Вечном городе, а даже напротив — окажет содействие.

— Мы взяли деньги, — печально вздохнул предводитель бандитов.

— Это не страшно, — заверил его Петрович. — Возвращать не придётся. Скажите Габинию, что зарезали меня, как свинью, и кинули в реку. Я навсегда покидаю Рим.

— Что мы можем для тебя сделать, друг Абаля?

— Сопроводите нас до места, которое укажет этот господин, — Севрюгин показал на профессора.

Вот и портал, а значит, конец приключениям. Виктор Петрович оглянулся на тёмный мрачный город. Вздохнул и проговорил:

— Прощай, Древний Рим. Не поминай лихом. Было прикольно…

* * *

Виктор Петрович сидел на своём диване в семейных трусах и задумчиво откручивал пробку на водочной бутылке. «Как странно, — рассуждал он. — Вроде было, а вроде — нет. Похоже на бредовый сон после перепоя. Значит, надо опохмелиться».

Не спеша налил полстакана и прислушался. Из радиоприёмника на кухне доносилась задорная песенка:

Миры, как звёзды, в ночи горят,

Они меня к себе манят,

В одном — дворцы хрустальных снов,

В другом — песок да ржавый кров.

За каждой дверью — новый свет,

Где вход открыт, а где — запрет.

Куда пойдёшь? Где вечный бой?

А может, предпочтёшь покой?

А что бы выбрал ты?

А что бы выбрал ты?

Ответь!

— А что­ бы выбрал ты? — повторил Севрюгин. Залпом выпил водку и поставил стакан на тумбочку, прямо на ворох корреспонденции: счёт за электричество, счёт за воду, просрочка платежа по ипотеке, повестка в суд и эмоциональное письмо от любимой супруги, где она, не стесняясь в выражениях, подробно рассказывала, как он на протяжении нескольких лет старательно ломал ей жизнь и, наконец, вынудил подать на развод.

За дверью пьяные соседи громогласно выясняли отношения, за окном у кого-то сработала автосигнализация. И вдруг прямо над головой оглушительно задолбил перфоратор.

Севрюгин посмотрел вверх и понял, что трещина на потолке больше не напоминает ему противную рожицу Бабы-яги.

«А ведь это вылитый Аттиус Габиний!»

Виктор Петрович захохотал и воскликнул:

— Вот это я попал!

ПРИМЕЧАНИЯ:

Гистрион — бродячий актёр.

Перегрины (peregrini) — свободнорождённые категории граждан, не принадлежавшие к римскому или латинскому гражданству, но находившиеся в подданстве Римского государства.

Триклинии — 1.специальное помещение, где проходили пиры зажиточных римлян. 2. Пиршественные ложи. 3. Заведения общепита, типа таверн.

Сателлиты — телохранители у богатых римлян.

Ликтор — должностное лицо, член личной почётной охраны римских сановников.

Велит (veles, множество — velites) — гладиатор, вооружённый дротиками (hastae velitares). Гладиаторы-велиты использовали вооружение и тактику древнеримских лёгких пехотинцев-велитов, по аналогии с которыми и были названы.

«Царь Сатурналий» — им становился главный преступник, которого приносили в жертву богу Сатурну на празднике Сатурналии.

P.S.

Господ заклёпочников прошу не рассматривать данный текст как монографию по бытописанию Древнего Рима, это всего лишь байка для развлечения со всей прилагающийся атрибутикой: ляпами, несуразностями и анахронизмами.