Враг моего врага

Они называли его «Ульем», и это было самое точное название из всех возможных. Корабль был гигантским, тускло-серым, лишенным каких-либо излишеств сооружением, целиком отданным под функциональность, понятную только его хозяевам. Для людей он был миром, тюрьмой и склепом, летящим сквозь безразличную пустоту.

Воздух в отсеках был густым и спертым, пропахшим потом, рециркулированными испарениями и сладковатым, тошнотворным запахом питательной слизи, которую им скармливали. Светились лишь бледные биолюминесцентные полосы на стенах, отбрасывающие жутковатое зеленоватое сияние на лица рабов. Звук состоял из вечного гула двигателей, пронизывающего кость, скрежета металла и монотонного жужжания систем жизнеобеспечения, перемежаемого приглушенными стонами и плачем младенцев, рожденных в этом аду.

Их хозяев люди звали Смотрителями. Они были высоки, тонки и хрупки на вид, с кожей цвета влажного пепла и большими, полностью черными, бездонными глазами, в которых не читалось ничего, кроме холодной, аналитической оценки. Они не проявляли жестокости просто так. Они были эффективны. Человек, падающий от изнеможения у конвейера, был не объектом жалости, а сломанным инструментом, который либо чинили электрошокером, либо утилизировали, без эмоций, без злобы. Это было хуже любой ненависти. Это была абсолютная, леденящая душу безразличность.

Лео помнил времена до «Улья». Обрывки, призрачные воспоминания о солнце, которое обжигало кожу, а не просто светило, о запахе дождя на горячей земле. Эти воспоминания были его ковчегом, его сокровищем, которое он охранял за каменной маской покорности. Его руки, покрытые шрамами и ожогами от плазмы, работали автоматически, зачищая кристаллические матрицы для энергетических сердечников, но разум его был свободен. Он наблюдал. Он видел, как гаснет свет в глазах окружающих, день за днем, год за годом.

Бунт родился не на митинге, не с громких речей. Он родился в тишине, в обмене взглядами, в едва заметном кивке. Его зачатком стал шепот старой Марты, которая умирала от истощения у своего станка. Она прошептала Лео всего одну фразу, губы ее почти не шевелясь: «В системе вентиляции Титанового сектора… есть щель… ведет в стены…»

Идея была безумием. Сеть технических туннелей, «артерий» корабля, была запретной зоной. Туда запускали только маленьких, вертлявых дроидов-уборщиков, которые прочищали фильтры. Но что, если человек? Худой, отчаянный человек?

План был простым и потому гениальным. Они не могли сражаться со Смотрителями в открытую. Их оружие — мгновенная парализующая энергия — не оставляло шансов. Но корабль… корабль был уязвим. Лео заметил, как Смотрители нервно реагировали на малейшие сбои в работе реактора. Их холодная уверенность давала трещину, когда речь заходила о целостности их сложной техники.

Группа была маленькой: сам Лео, огромный молчаливый Гораций, чья сила могла согнуть арматуру, и юная, проворная как кошка, Зоя, чьи пальцы могли обмануть любой простой замок. Их оружием были украденные гаечные ключи, заточенные куски металла и слепая, яростная надежда.

Ночь по корабельному времени была условностью, периодом пониженной активности. Именно тогда Зоя, используя самодельный отмыкатель, спровоцировала мелкую утечку охлаждающей жидкости возле щели, указанной Мартой. Под предлогом уборки, пока единственный Смотритель отвлекся на показания датчиков, Лео и Гораций исчезли в темном, едва заметном лазе.

Внутри стен «Улья» был другой мир. Тесный, душный, наполненный оглушительным ревом энергии, вибрацией, которая входила прямо в зубы. Они ползли, обжигаясь о раскаленные трубы, пробираясь сквозь паутину проводки, которая пульсировала синим светом. Их целью был главный распределительный узел реактора — нервный центр корабля.

Они двигались вслепую, по памяти, по нарисованному в уме плану. Сердце Лео колотилось, как пойманная птица. Каждый скрежет, каждый новый звук заставлял его замирать, ожидая увидеть в темноте пару бездонных черных глаз.

И тут Гораций остановился. Впереди, в слабом свете, исходящем от множества светодиодов, было видно, как один из дроидов-уборщиков, похожий на металлического паука, замер, уткнувшись своими сенсорами в пучок толстых, пульсирующих синим светом кабелей. Он не чистил и не ремонтировал. Он аккуратно, с хирургической точностью, подключал к основному жгуту небольшое устройство, черное и матовое, с крошечным красным огоньком.

Лео замер. Это было не по плану. Дроиды только чистили. Они ничего не устанавливали.

Гораций, не раздумывая, двинулся вперед. Его мощная рука сжала хрупкий корпус дроида, раздавив его с тихим хрустом. Устройство осталось висеть на кабелях, красный огонек теперь мигал тревожно и настойчиво.

Лео подполз ближе. Он не был инженером, но годы работы с техникой Смотрителей дали ему понимание основ. Это было не штатное оборудование. Форма, материал, эта зловещая мигающая точка… Это выглядело как…

Как бомба.

Мысль ударила его с физической силой. Почему? Зачем Смотрителям минировать собственный корабль? Или это был не их дроид?

Он посмотрел на Горация. В глазах великана читался тот же немой вопрос и животный ужас. Весь их план, их жалкий бунт за свободу, вдруг оказался ничтожным на фоне этого открытия. Они были муравьями, ползущими по корпусу часового механизма, не понимая, что сами являются частью взведенного механизма.

И в этот момент красный огонек перестал мигать и загорелся ровным, непрерывным светом.

Где-то в системе тоннелей, далеко позади них, послышался звук. Не похожий на жужжание дроида. Это был мягкий, влажный шорох, звук чего-то большого и пластичного, движущегося по металлу, соскабливая с него краску.

Лео медленно, очень медленно обернулся, сердце его замерло.

Из тьмы туннеля на них смотрели два глаза. Но это были не бездонные черные глаза Смотрителей. Это были глаза, светящиеся своим собственным, тусклым фосфоресцирующим светом. И они были полны не холодной расчетливости, а древнего, не знающего пощады голода.

Он услышал, как сзади Гораций издал тихий, сдавленный стон. Зоя, оставшаяся снаружи, чтобы стоять на страже, не подавала сигналов. Абсолютная тишина.

Ровный красный глазок устройства смотрел на него безмятежно и неумолимо. Влажный скребущий звук приближался.

И Лео понял, что они не рабы. Они — скот. И их перевозят не просто на новую планету. Их везут на убой. А их хозяева… их хозяева либо ничего об этом не знают, либо сами являются таким же скотом в этом чудовищном цикле. И теперь он, Лео, с своими заточками и надеждами, остался один в тесной, темной трубе, зажатый между тикающим устройством неведомого назначения и тем, что ждало его в темноте, что дышало сейчас совсем рядом, и этот звук был похож на скрежет зубов...

Лео замер. Время спрессовалось в липкую, тягучую массу. Каждый звук обрушивался на него с пугающей отчетливостью: ровное гудение корабля, прерывистое дыхание Горация за спиной, тихий, мертвый свет красного индикатора и этот ужасный, влажный скрежет, приближающийся из темноты туннеля.

Мысли метались в панике, как пойманные мухи. Бомба. Чужой. Смотрители. Зоя. Где Зоя? Молчание снаружи было гуще и страшнее любого крика.

Инстинкт кричал — бежать! Но куда? Назад — к тому, что ползет навстречу. Вперед — к щели, которая могла быть уже заблокирована. Остаться — значит стать мишенью для неизвестного существа и взрыва, который разнесет их в клочья.

Глаза, светящиеся в темноте, не мигали. Они просто наблюдали. И в этом наблюдении была не просто жажда убийства. Было любопытство. Холодное, инопланетное, изучающее. Оно видело в них не добычу, а… проблему. Помеху.

Гораций, дрожа от напряжения, сделал шаг вперед, загораживая Лео своим телом. Его могучая рука сжала гаечный ключ так, что костяшки побелели.

— Не двигайся, — просипел Лео, едва шевеля губами. Он не знал, понимало ли их это существо, но любое движение могло спровоцировать атаку.

Его взгляд упал на устройство, висящее на кабелях. Красный глазок горел ровно. Таймер? Детонатор? Или просто индикатор активности? Он не мог знать. Но он знал системы Смотрителей. Они были логичны, предсказуемы. Даже это устройство, чужеродное, должно было следовать какой-то логике.

Скрежет затих. Существо замерло, слившись с тенями, видны были только эти два немигающих фосфоресцирующих глаза. Оно выжидало.

Лео медленно, сантиметр за сантиметром, опустил руку к поясу. Там висела его самодельная отвертка — кусок закаленной стали, отточенный до бритвенной остроты. Он не для драки. Она была для тонкой работы. Для всего, что могло потребовать точности.

— Гораций, — его голос был хриплым шепотом, едва слышным над гулом. — Как только я дернусь — кричи. Кричи так, как никогда в жизни не кричал. Ругайся, ори, бей по трубам. Отвлекай его.

Великан лишь кивнул, его спина напряглась как тетива.

Лео не отрывал взгляда от светящихся глаз. Он молился, чтобы у этого существа был хоть какой-то слух, хоть какая-то реакция на неожиданный шум. Он сделал глубокий вдох, чувствуя, как холодный металл отвертки впивается в ладонь.

Его план был безумием. Вскрыть панель управления рядом с устройством, попытаться понять схему, пока Гораций рискует быть разорванным на части. Он не знал, есть ли у них секунды или минуты. Красный глазок устройства смотрел на него, безразличный и неумолимый.

Он рванулся вперед.

— СЕЙЧАС, ГОРАЦИЙ!

Громоподобный рев великана обрушился на туннель, оглушительный, яростный, полный первобытного ужаса и гнева. Он бил кулаком по стене, и металл гудел, как колокол.

Светящиеся глаза дрогнули, отпрянули на мгновение в темноте. Послышался шипящий звук, похожий на ярость.

Лео, не обращая внимания, вонзил отвертку в щель панели. Пластик треснул. Он сорвал ее, обнажив клубок разноцветных проводов и пульсацией кристаллов. Его пальцы летали над ними, ища знакомые конфигурации, что-то, что он видел тысячу раз на конвейере.

Красный глазок. Постоянный свет. Это не таймер. Это индикатор готовности. Ожидание сигнала. Сигнала на что? На детонацию? Или на что-то другое?

Гораций продолжал орать, но его крик теперь смешивался с новым звуком — низким, булькающим рычанием, которое приближалось. Из темноты выдвинулось нечто — длинная, бледная, лишенная конечностей щупальцевидная конечность, покрытая слизью, с каплевидным наконечником, который пульсировал тусклым светом.

Лео отшатнулся, сердце уходя в пятки. Его глаза метнулись от щупальца к проводам. И он увидел его. Тонкий, почти невидимый оптоволоконный нить, ведущая от устройства вглубь панели, к главному коммуникационному хабу корабля.

Это был не детонатор.
Это был передатчик. Маяк.

Он не должен был взрываться. Он должен был сообщать.

И тут все обрушилось. Тень накрыла Горация. Раздался сдавленный крик, звук рвущейся плоти и треск костей. Крики обрываются так же внезапно, как и начались. Что-то тяжелое и мокрое шлепнулось на пол туннеля.

Лео застыл, вжавшись в холодную стену, с отверткой в дрожащей руке. В нос ударил медный запах свежей крови, смешанный с чем-то чужим, сладковато-гнилостным.

Из темноты выползло Оно.

Его форма была нестабильной, текучей, будто состоящей из жидкого металла и кошмара. Тело, лишенное костей, изгибалось и пульсировало, усеянное десятками тех самых светящихся глаз, которые теперь были устремлены на него. Там, где должен был быть рот, зияла воронка из скользких, конусообразных зубов, из которой свешивалось то, что секунду назад было рукой Горация.

Лео понял. Они не скот на убой. Они — приманка. Наживка в ловушке, расставленной кем-то другим. Корабль Смотрителей не просто вез рабов. Он вёз это. И маяк должен был сообщить, что «груз» доставлен. Или что он активирован.

Существо поползло к нему, бесшумно, нарушая все законы физики. Глаза его светились холодным, голодным интеллектом.

Лео отступил, спина уперлась в холодный металл стены. Пути к отступлению отрезаны. В одной руке — острая, но бесполезная против этого железяка. В другой — сорванная панель с клубком проводов.

Его взгляд упал на ровно горящий красный глазок маяка.

Идея ударила его, молниеносная и безумная. Если это передатчик… если он активен и сообщает их местоположение… может быть, он сообщает не только им?

Он посмотрел на существо, которое было в метре от него, на его щупальце, медленно тянущееся к его лицу.

И Лео, не раздумывая, изо всех сил ткнул заточенной отверткой в пульсирующий кристалл в сердце панели.

Раздался хруст. Искры, едкие и яркие, брызнули ему в лицо, ослепляя. Красный глазок маяка дрогнул, погас на секунду и снова вспыхнул, но теперь он мигал — хаотично, тревожно.

Существо замерло. Все его светящиеся глаза разом сузились, уставившись на мигающий огонек. Раздался звук — не ярости, а… замешательства? Недовольства? Он напоминал шипение перегретого пара.

Лео не ждал. Он рванулся прочь, в противоположную сторону от существа, вглубь темного, неизвестного туннеля, глубже в кишки «Улья».

За его спиной раздался нечеловеческий, многоголосый визг — звук чистой, неконтролируемой ярости. Звук того, чьи планы только что пошли наперекосяк.

Он бежал, спотыкаясь о трубы, чувствуя, как по спине растекается ледяной пот. Он не знал, что сделал. Вызвал ли он помощь? Или привлек что-то похуже? Отключил ли он маяк или перевел его в аварийный режим, который сожжет все вокруг?

Он знал только одно: тихая, отчаянная война в стенах корабля только началась. И теперь в ней было три стороны: рабы, их хозяева… и нечто третье, проснувшееся от спячки. И он, Лео, только что бросил вызов им всем.

Слепота была почти физической болью. Искры выжгли в сетчатке ослепительные белые пятна, пляшущие в такт бешеному стуку его сердца. Лео бежал, вернее, двигался наощупь, вжавшись в холодную, липкую от конденсата стену туннеля. Он боялся оторваться от нее, боялся шагнуть в пустоту, в пасть к тому, что осталось позади.

Звук. Именно звук вел его теперь. Оглушительный, пронзительный визг, который, казалось, разрывал саму ткань реальности внутри «Улья». Это был не просто крик ярости. Это был сигнал. Призыв. Или предупреждение.

И ему ответили.

Сначала это был едва уловимый гул, вплетенный в привычный гул двигателей. Но он нарастал, исходя отовсюду — из вентиляционных решеток под ногами, из трубопроводов над головой. Это было похоже на пробуждение гигантского улья. Тысячи, миллионы крошечных, металлических щелчков, стрекот, сливающихся в единый, жуткий хор.

Лео замер, прижавшись лбом к прохладному металлу. Зрение медленно возвращалось, мир расплывался из белого марева в знакомые зеленоватые очертания туннеля. И он увидел их.

Дроиды-уборщики. Те самые, маленькие, вертлявые, похожие на металлических пауков. Они вытекали из всех щелей, сползали по стенам, как живая, блестящая река. Но они не чистили. Они неслись с одной целью, игнорируя все на своем пути. Их сенсоры горели ярко-красным, а не привычным мягким зеленым.

Они неслись в сторону того места, откуда доносился визг Существа.

Охотники, — промелькнула в голове безумная мысль. Смотрители посылают охотников.

На мгновение в его груди вспыхнул дикий, иррациональная надежда. Они сражаются! Они уничтожат эту тварь!

Но надежда умерла, едва успев родиться. Дроиды проносились мимо него, не обращая на него никакого внимания. Они были не солдатами. Они были… санитарами. Дезинфекторами. Их задача была не спасти людей, а ликвидировать угрозу системе. Зачистить. Стерилизовать. И все, что окажется в зоне зачистки — будь то чудовище или сбежавший раб — будет уничтожено.

Визг позади внезапно сменился оглушительным грохотом, звуком рвущегося металла и яростным, победным треском. Один из дроидов, пролетавший рядом с Лео, вдруг взорвался ослепительной вспышкой, осыпав его градом осколков. Существо не сдавалось. Оно боролось. И оно было невероятно сильным.

Лео снова побежал, теперь уже понимая, что убегает не от одной угрозы, а от двух, столкнувшихся в смертельной схватке, где он — всего лишь мушка, которую сдует ударной волной.

Он должен был найти Зою. Должен был предупредить других. Эта война в стенах уже не была их тайной. Теперь о ней знали Смотрители. И их ответ был безжалостным и тотальным.

Туннель начал сужаться, выравниваясь. Впереди виднелся слабый свет — не зеленый биолюминесцентный, а мерцающий, неровный, отблеск чего-то большого. Воздух стал гуще, пропахшим озоном и гарью. Гул генераторов сменился низким, мощным гудением, которое отзывалось вибрацией в костях.

Лео выполз из щели и замер, охваченный новым видением ада.

Он был в машинном зале. Но не в том, где работали люди. Это было сердце «Улья». Гигантские колонны энергетических сердечников, те самые, для которых он зачищал матрицы, уходили ввысь, теряясь в дымке. Между ними пульсировали синие дуги чистой энергии, от которых звенело в ушах и вставали волосы на руках. Здесь не было пола в привычном понимании — только узкие мостки, нависающие над бездной, где клокотала и переливалась плазма.

И на центральном мостке, прижавшись к перилам, была Зоя.

Она была жива. Ее глаза, широко раскрытые от ужаса, были прикованы к фигуре Смотрителя, который стоял в десяти шагах от нее. Но это был не тот холодный, надменный надзиратель. Его одежда была порвана, пепельная кожа обожжена. В длинных, изящных пальцах он сжимал не электрошокер, а странный, изогнутый инструмент, похожий на сенсорную палочку, который слабо светился. Он что-то искал. Или кого-то.

Его большие черные глаза были полны не привычной безразличности, а… страха. Настоящего, животного, неприкрытого страха. Он что-то бормотал на своем певучем, щелкающем языке, и его голос дрожал.

Зоя заметила Лео. Ее глаза метнулись к нему, в них вспыхнула надежда, и она едва заметно покачала головой — не двигайся.

Лео затаился в тени своего входа, сердце колотилось где-то в горле. Он видел это. Смотритель боялся. Его хозяин, его тюремщик, всемогущий и безразличный, был напуган до смерти. Что могло напугать их?

Ответ пришел из тьмы над ними.

С потолка машинного зала, с каркасов, где клубками висели толстые кабели, спустилось еще одно Существо. Оно было больше первого. Его форма была еще более изменчивой, а десятки светящихся глаз были прищурены, словно в концентрации внимания. Оно не издавало звуков. Оно просто плавно опустилось между Зоей и Смотрителем, перекрывая путь.

Смотритель вскрикнул — высоко, по-детски испуганно — и отступил, подняв свой инструмент. Свет на его конце вспыхнул ярче, и в воздухе запахло жженым кремнием.

Существо не атаковало. Один из его глаз, отделившись от общей массы, повернулся и посмотрел прямо на Лео, спрятавшегося в щели. Взгляд был тяжелым, полным того же изучающего любопытства.

А потом глаз медленно, почти по-человечески, перевел свой взгляд на пульсирующий энергетический сердечник прямо над головой Смотрителя.

И Лео понял. Понял все.

Они не приманка. Они — инструмент. Ключ. Таран.

Существа не хотели их просто съесть. Они использовали их побег, их бунт как прикрытие, как диверсию. Они пробирались сюда, к сердцу корабля. И теперь они смотрели на него, на Лео, ожидая. Ожидая, что он, разгневанный раб, сделает то, что они сами, возможно, не могли. Добьется своего освобождения самым прямолинейным способом.

Они ждали, что он уничтожит сердце «Улья». И устроит себе и всем остальным костер свободы, в пламени которого сгорят и его хозяева, и его поработители.

Смотритель, почувствовав неладное, обернулся. Его бездонные черные глаза встретились с взглядом Лео. И в них, впервые, промелькнуло нечто, похожее на узнавание. На общий, всепоглощающий ужас.

Выбор висел в воздухе, раскаленный и невыносимый. Мстить. Или выживать. Убить врага и умереть самому. Или…

Время застыло, как расплавленный шлак, застывающий в форме вечности. Лео стоял на краю, залитый мерцающим синим светом энергетических сердечников, и три пары глаз ждали его решения. Глаза Зои — полные слепого ужаса и мольбы. Глаза Смотрителя — в которых холодная надменность треснула, обнажив тот же животный страх, что грыз и его, человека. И глаза Существа — десятки фосфоресцирующих точек, полных древнего, нечеловеческого расчета. Они не торопили. Они наблюдали. Проводили свой чудовищный эксперимент.

Мысль о мести была сладка, как яд. Один резкий удар гаечным ключом по хрупкому корпусу панели управления, один бросок в сияющую сердцевину реактора… и всё. Конец рабству. Конец Смотрителям. Конец этому кошмару. Он почувствовал, как мышцы руки напряглись, готовые к взмаху.

Но его взгляд упал на Зою. На её грязное, испуганное, по-детски беспомощное лицо. Она была не абстрактной «свободой». Она была жизнью. Единственной ниточкой, связывающей его с тем, что когда-то называлось человечеством.

А потом он посмотрел на Смотрителя. На его дрожащие руки, на его инструмент, направленный не на него, раба, а на настоящего врага. Впервые они не были хозяином и скотом. Они были… соседями по клетке. И клетка внезапно распахнулась, выпустив в их общий загон тигра.

Месть означала смерть для всех. Для него, для Зои, для Горация, чья кровь еще не остыла на его одежде. Для тысяч других, спящих в своих камерах, не подозревающих, что их судьба решается здесь и сейчас.

«Нет, — прошептал он сам себе, и это было не слово, а ощущение, холодная стальная полоса, вставшая ему вдоль хребта. — Не так».

Он медленно, очень медленно опустил занесенную руку с ключом. Его движение было неестественным, будто он силой отрывал от магнита.

— Зоя, — его голос прозвучал хрипло, но четко, разрезая гул. — Ко мне. Медленно.

Девушка, не отрывая взгляда от Существа, поползла по мосткам, задевая дрожащими руками перила.

Существо не двигалось. Его глаза следили за ней, затем снова уставились на Лео. В их светящейся глубине что-то изменилось. Исчезло ожидание. Появилось… разочарование? Легкое, холодное презрение к существу, которое отказалось от своего права на разрушение.

Смотритель, видя, что непосредственной угрозы нет, сделал шаг назад, его палец нажал на кнопку сенсорной палочки. Раздался тонкий, высокий звук, не слышимый человеческим ухом. Стены машинного зала ответили ему треском — тяжелые бронированные щиты начали с скрежетом опускаться на все входы и выходы, в том числе и на тот, из которого выполз Лео. Они запирали их всех здесь. Вместе с этим Существом.

Протокол карантина, — понял Лео. Они хотят запереть заразу здесь и выжечь её дотла. Вместе с ними.

Существо, наконец, среагировало. Оно не стало атаковать Смотрителя. Оно рванулось не к нему и не к Лео. Оно метнулось к главному пульту управления реактором — массивному кристаллическому терминалу, от которого тянулись светящиеся нити к самим сердечникам.

Смотритель вскрикнул и выстрелил из своего инструмента. Ослепительная игла энергии пронзила воздух и ударила Существо в «бок». Плоть его вспучилась, закипела и почернела, испуская едкий дым. Существо взревело — тот самый многоголосый визг, от которого кровь стыла в жилах, — но не остановилось. Оно обернулось, и из его массы вырвалось длинное, костяное жало, похожее на хлыст. Оно просвистело в воздухе и ударило Смотрителя по руке.

Раздался негромкий хруст. Инструмент выпал из его пальцев и с тихим звоном покатился по мосткам, падая в бездну с пульсирующей плазмой. Смотритель схватился за изуродованную, неестественно выгнутую кисть, и из его горла вырвался стон, больше похожий на плач ребенка.

Существо, истекая черной жижей из раны, дотянулось до терминала. Его щупальце обвилось вокруг кристаллической панели.

И тогда погас свет.

Не просто свет — погасли сердечники. Мерцающие синие дуги энергии схлопнулись, словно их никогда и не было. Гул двигателей, вечный саундтрек «Улья», оборвался на самой высокой ноте, оставив после себя оглушительную, давящую тишину. Осталось только аварийное освещение — тусклые красные лампочки, заливая зал кровавым светом, в котором светящиеся глаза Существа выглядели еще ужаснее.

Тишину разорвал новый звук. Сначала далекий, потом все ближе. Металлический скрежет, лязг, грохот. Звук того, что тысячи дверей по всему кораблю, управляемые центральным компьютером, потеряли питание и разблокировались. Или заблокировались навсегда.

Лео почувствовал, как пол под ногами дрогнул. Искусственная гравитация колебалась. Его потянуло в сторону, потом вдавило в пол. Корабль, лишенный энергии, начинал медленно, неуклонно сходить с курса, превращаясь в огромный, холодный гроб, дрейфующий в пустоте.

В красном полумраке он видел, как Существо, оставив терминал, поползло к поверженному Смотрителю, издавая булькающие, удовлетворенные звуки. Оно добивало своего врага.

Лео не видел больше ни хозяев, ни рабов. Он видел лишь одно: последний источник энергии в этой темноте. Тот самый инструмент Смотрителя, что лежал на краю мостка, всего в нескольких метрах от него. Его кончик все еще слабо тлел, питаясь от какого-то внутреннего источника.

Он посмотрел на Зою, которая сжалась в комок рядом с ним, и на Существо, которое теперь было занято своей добычей.

Выбора больше не было. Теперь был только шанс.

Абсолютная тишина после оглушительного гула была страшнее любого звука. Она давила на барабанные перепонки, заставляя слышать бешеный стук собственного сердца и… тихий, влажный хруст. Это Существо заканчивало со Смотрителем. В кровавом свете аварийных ламп его силуэт колыхался, поглощая добычу.

Инструмент. Он лежал там, на краю, всего в пяти шагах. Пять шагов через дрожащие мостки над бездной, где клокотала остывающая плазма. Пять шагов на виду у твари, которая вот-вот поднимет голову.

Лео схватил Зою за руку. Её пальцы были ледяными.
— Не двигайся. Что бы ни было — не двигайся и не кричи, — прошептал он, вжимаясь в шершавую стену у входа.

Он оттолкнулся от неё и пополз. Не вставая, на четвереньках, стараясь слиться с рельефом мостков. Каждый мускул был напряжен до предела, каждый нерв оголен и кричал об опасности. Металл под ним был теплым, почти горячим — остаточное тепло от безумной энергии, что всего минуту назад кипела здесь.

Из темноты донесся новый звук. Не бульканье и не хруст. Это было похоже на тихое, довольное урчание. Звук сытости. Лео замер, прижавшись к полу. Он видел, как массивная, аморфная тень Существа оторвалась от того, что осталось от Смотрителя, и медленно поползла в его сторону. Его многочисленные глаза, слепые в красном свете, сканировали пространство, выискивая следующую цель. Они скользнули по Зое, замершей у стены, и… проигнорировали её. Они остановились на тлеющем инструменте.

Оно знает, — с леденящей ясностью понял Лео. Оно знает, что это опасно. Оно чувствует энергию.

Существо ускорилось, его тело перетекало по мосткам с пугающей пластичностью, оставляя за собой слизистый, черный след.

У Лео не оставалось времени на скрытность. Он вскочил и рванул вперед, не глядя под ноги, не думая ни о чем, кроме мерцающей точки впереди. Его ступни скользили по липкому налету, оставленному тварью.

Он услышал за спиной шипящий вдох — звук удивления и внезапной ярости. И щелчок. Тот самый, костяной щелчок, который он слышал раньше.

Лео не оборачивался. Он прыгнул, протянув руку, пальцы судорожно сжались вокруг холодной, обтекаемой рукояти инструмента. Он кубарем перекатился по мосткам, едва не свалившись вниз, и в тот же миг почувствовал, как что-то острое и невероятно твердое чиркнуло по его пятке, слезав ботинок и кожу вместе с ней.

Боль ударила горячим ножом, но он уже вскакивал на одно колено, разворачиваясь. Существо было в метре от него. Его «голова» — бесформенный комок тьмы со светящимися глазами — была приподнята. Из её центра выдвигалось то самое костяное жало, с которого капала черная слизь и алая кровь — его кровь.

Они замерли. Человек с украденной технологией в руках и чудовище из кошмара. Инструмент в его руке жил. На его конце загорелся ровный, ядовито-зеленый свет. Он гудел, словно оса, готовясь ужалить.

Лео не знал, как им пользоваться. Не было спускового крючка, не было кнопок. Только гладкая, теплая поверхность.

Существо двинулось первым. Оно не стало стрелять жалом. Оно ринулось на него всей своей массой, чтобы раздавить, поглотить, растворить в себе.

Лео вскрикнул от ужаса и инстинктивно выставил инструмент вперед, закрываясь им, как щитом.

Раздался оглушительный треск. Зеленый свет вспыхнул ослепительной вспышкой, ударив в центр наступающей тени. Воздух зарядило озоном. Существо отбросило назад, как тряпичную куклу. От его тела отделился кусок плоти, который упал на мостки и затих, превратившись в дымящуюся черную лужу.

По «Улью» прокатилась новая вибрация. Глухая, нарастающая. Не гул двигателей. Это был звук пробуждения систем аварийного питания. Где-то глубоко в чреве корабля закрутились турбины, питаемые от резервных химических батарей. Тусклый красный свет аварийных ламп померк, и его сменило резкое, белое сияние обычного освещения.

Сердечники не зажглись. Двигатели не загудели. Но корабль перестал быть мертвым. Он был в коме, но жив.

И в этом новом, ясном свете Лео увидел его. Увидел всё. Существо не было просто бесформенной массой. В его теле, сквозь порванную в клочья плоть, проглядывали… структуры. Металлические усики, кристаллические решетки, обрывки оптоволокна. Оно не было просто тварью. Оно было симбиозом. Кошмаром из плоти и машинных компонентов. Био-оружием. Или биомеханическим паразитом.

Оно медленно поднималось, искалеченное, но живое. Его глаза пылали ненавистью. Оно поняло, что его плану мешает это ничтожное, хрупкое существо с украденной силой в руках.

А потом из всех динамиков, из всех репродукторов корабля, сорвавшись на пронзительную сирену, раздался голос. Искусственный, металлический, лишенный эмоций, но от того звучащий в тысячу раз страшнее.

«Обнаружено биозагрязнение уровня „Омега“. Угроза целостности корпуса. Инициирован протокол „Очистка“».

Лео почувствовал, как по спине пробежал ледяной холод. Он знал, что это значит. Он слышал легенды, передаваемые шепотом в бараках. «Очистка» — это не карантин. Это стерилизация. Аварийный сброс атмосферы в зараженных отсеках. Холодная пустота, входящая в корабль, чтобы выжечь всё живое.

Он посмотрел на запечатанные бронированные щиты на выходах. Они были его тюрьмой. И его единственным шансом.

Существо, услышав сирену, заволновалось. Оно метнулось к тому месту, где был терминал, словно пытаясь его восстановить, остановить неумолимый обратный отсчет.

Лео отполз к Зое, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами, полными слез и недоумения.
— Что… что это? — прошептала она.
— Конец, — хрипло ответил он, сжимая в руке теплый инструмент. — Или начало. Держись за меня.

Он повернулся к ближайшему бронированному щиту, преграждавшему путь в жилые отсеки. Туда, где были люди. Он поднял инструмент, не зная, как он работает, и просто захотел, чтобы он ударил. Вложил в это желание всю свою ярость, весь страх, всю отчаянную надежду.

Инструмент отозвался. Зеленый сгусток энергии, тонкий, как игла, вырвался из него и ударил в центр щита. Металл не взорвался. Он просто… испарился, оставив после себя аккуратное, оплавленное по краям отверстие диаметром в метр. За ним виднелся темный коридор.

В тот же миг с шипением открылись огромные клапаны в потолке машинного зала. Из них с ревом хлынул не воздух, а безмолвие. Лео почувствовал, как уши заложило от падения давления. Ветер, которого не должно было быть, потянул его к образовавшейся дыре.

Существо взревело, подхваченное невидимой силой, и начало медленно, неотвратимо отрываться от пола, затягиваясь к смертоносным клапанам.

Лео втолкнул Зою в пролом и оглянулся в последний раз. Он видел, как десятки светящихся глаз Существа смотрят на него. И в этом взгляде уже не было ненависти. Было нечто иное. Почти… уважение. И предупреждение.

Потом его отбросило внутрь коридора, и тяжелый щит, сорванный с креплений, с оглушительным грохотом рухнул, наглухо запечатав проход и отделив их от ада машинного зала.

Тишина. Давящая, глухая. Воздуха почти не было. Лео, судорожно хватая ртом разреженную атмосферу, лежал на холодном полу, прижимая к себе дрожащую Зою. В ушах еще стоял вой сирены и тот последний, прощальный взгляд.

Он был свободен. Он спас себя и её. Он победил.

Но он знал. Он знал, что это только начало. Он был теперь не просто беглым рабом. Он был носителем. Свидетелем. Он видел истинное лицо врага. И врага своих врагов. И теперь ему предстояло выбрать, на чью сторону встать в этой войне, которая только что из тени вышла на свет. И решить, что сказать тем, кто ждал его за следующей дверью.