Из любви к высокому искусству Фома Неверующий

(Мемуары эстрадной звезды)

Эстрадную звезду – певицу Магдалину - знают все. Толпы фанатов со всех концов страны съезжаются на мои концерты, чтобы побесноваться от счастья, выпить пива и подраться. И ни одно шоу не может считаться успешным без моего участия.

Стараниями моих конкуренток и бессовестных акул пера факты моей биографии бессовестно перевираются. Неоднократно сталкиваясь с заведомой клеветой и гнусными измышлениями, я решила сама рассказать о своем нелегком пути в высокое искусство.

Как это часто бывает с великими людьми, большую часть своей сознательной жизни я сталкивалась со стойким непониманием окружающих. И в первую очередь – в семье и в школе. Ведь я изначально была не такой, как все. Никто не понимал моих высоких жизненных устремлений.

Начну с того, что родители назвали меня совершенно диким и идиотским в России именем – Прасковья. Как будто трудно было назвать меня Анжеликой, Маргаритой или, на худой конец, какой-нибудь Деборой!
 
В школе работают совершенно отсталые и темные люди. Там от меня постоянно требовали что-то непонятное. Ну какая, скажите, разница, как именно я напишу: «Пошел вон, козел вонючий» или «пАШШел вон кАЗЗел вАнючий»? (Причем в последнем случае фраза, по мнению парикмахера моего второго пикинеса, - человека в высшей степени культурного и интеллигентного - звучит гораздо образнее и стильнее.)

Скажу больше: с развитием современной цифровой записи умение читать и писать для современного человека становится столь же необязательным, как для рок-гитариста – разбираться в нотах.
 
Или зачем мне, к примеру, знать, в каком году Ренессанса Наполеон прибил свой щит на вратах Трои? Или почему тычинки в цветах надо обязательно измельчать пестиком?
Ведь для современного образованного человека это не играет никакой роли. Это не поможет изящным движением стряхнуть пепел с сигареты на ковер, элегантно сбросить кофточку и так томно и убедительно сказать какому-нибудь деловому лоху с крутыми бабками: «Я от тебя тащусь!» - чтобы он ошалел и сдался.

Родители были ничем не лучше. Особым садизмом с их стороны было то, что стоило мне только прилечь после бессонной ночи в компании таких же, как я, современных свободных личностей и после выпитых от трех до пяти бутылок пива, как они дико орали мне в ухо: «Подъем, пора в школу!» Когда мать вела себя особенно грубо и непристойно, я вынуждена была ей отвечать: «Отойди, гнида, в рыло дам!»

Родители, всю жизнь, как последние лохи, пропахавшие на заводе, мне постоянно твердили: «Не хочешь учиться – иди работать!»
Но они же отсталые люди. Они ничего не понимают! Им было совершенно наплевать на мой внутренний мир и те высокие цели и задачи, которые я перед собой ставила.

И тогда я пошла туда, куда, в конце концов, попадает всякая девушка, желающая быстро себя обеспечить и знающая себе цену. На Тверской бульвар. Там вечерами, я целых два года искала своего принца, своего рыцаря без страха и упрека, который должен был приехать за мной на белом «мерсе».

Я искала свою любовь, и в процессе этих поисков дарила себя многим. Равно как и многие мужчины, разглядев во мне истинную душевность и утонченность, с упоением дарили мне совершенно иные доступные им ценности. (Официально заявляю, что распускаемый моими конкурентками слух о том, что я была обычной проституткой, полная лажа. Я никогда не была обычной.)

К сожалению, знакомство с рыцарем состоялось не так романтично, как может показаться. Возле обочины остановился запыленный черный «Хаммер», дверца открылась и хриплый пропитой голос просто проинформировал: «Поедешь со мной!»
 
Принц оказался пожилым, лысым, как старая покрышка, и толстым, как бочка. Но когда я увидела его пальцы, унизанные массивными золотыми перстнями, тяжелую платиновую цепь и золотой «Ролекс» на руке, я почувствовала, что даже при такой внешности у него должен быть богатый внутренний мир.

Он действительно оказался весьма содержательным мужчиной!
У него оказалось очаровательная и романтическая кликуха – Череп.
Он разместил меня в своем загородном особняке на Рублевском шоссе. Я там спала под лестницей на кушетке рядом с двумя ротвейлерами, охранявшими вход.
 
У него была тонкая и чувствительная душа эстета. Как сейчас помню, на первом этаже особняка один его пацан «мочил» какого-то заезжего вора-гастролера. Так Череп весь избегался, изнервничался. «Никаких ножей, сволочь!» - кричит пацану. - «Ковры кровью зальешь. ДУШИ его. ДУШИ нежно, полотенцем: пусть думают, что он окочурился от сердечного приступа.»

Братва его после так и называла – большой ДУШИ человек.
Когда он появлялся вечерами пьяный и злой, он требовал, чтобы я надевала кожаное белье, кожаную маску и хлестал меня плеткой. При этом называл то Стаськой, то Натахой, то Ксюхой. Когда я поняла, что он видел во мне Анастасию Волочкову, Наталью Королеву и Ксению Собчак, я словно прозрела.

Оказывается, то, что я делаю - это же искусство! Это развитие дара перевоплощения. Это так высоко подняло меня в собственных глазах! Мне стало ясно, что высокое искусство – моя судьба.
 
Когда я, собравшись с духом, все это ему быстро выложила (а надо было успеть, пока он не вырубил меня ударом кулака по лбу – что он и делал регулярно), Череп сначала два часа хохотал, а потом отдышался и серьезно сказал: «Да чем ты их хуже!? Нехай потеснятся, стервы!»

То, что он мне сказал буквально, печати не подлежит даже при нынешней свободе слова. А в переводе на обычный язык звучит примерно так: они отказали ему в том, в чем здоровому мужику репродуктивного возраста с его положением и возможностями женщинам отказывать не принято. И он теперь хочет им насолить.
 
Сперва, оценив мою роскошную фигуру, он нанял мне репетитора по танцам. Впрочем, выражение «нанял», возможно, не совсем точное. Его привезли ночью прямо в пижаме и вытряхнули из мешка. Седого, испуганного и растрепанного. Кажется, балетмейстера в отставке из Большого театра. Он тоже меня не понял. Дрожащим голосом он велел мне что-нибудь станцевать. После этого он развел руками и сказал Черепу на ухо про мня что-то такое, что его быстро увели в подвал. Больше он не появлялся. Никогда и нигде.

Тогда меня переключили на пение.
Первый хит написал для меня его шофер примерно за три дня. По его приказу. Не в его привычках было терпеть возражения. Поэтому когда шофер осмелился-таки разинуть рот, Череп коротко добавил к приказу: «Пасть порву». И вопрос был решен.

Песня была про высокую и несчастную любовь между теми, кого называют представителями сексуальных меньшинств. Она так и называлась: «Гей и лесбиянка».
Со мной пробовали заниматься музыканты, приглашавшиеся Черепом с его обычной деликатностью. Они тоже все время от меня чего-то хотели, требовали. Они меня тоже не понимали.

Я два месяца выступала с ними в стриптиз-клубе. Моим первым сценическим псевдонимом был «Параша Кобелева». Потом, когда я заикнулась о гонораре, Череп меня осадил: «Заткнись, дура. Скажи спасибо, что тебя на сцену выпускают. Я за это еще приплачиваю. Ты же ревешь, как зарезанная!»
 
Зная его богатый опыт по части зарезанных, я предпочла заткнуться.
Несколько раз пришлось подменять на сцене заболевших девушек-стриптизерш. Причем эти выступления прошли даже с большим успехом, чем пение.

После этого Череп прислал хакера-компьютерщика, который ему много задолжал. Тот сделал несколько моих записей прямо на ноутбук и работал с ними месяц. В итоге он принес лазерный диск с записью песни и просил больше его на такую работенку не подписывать ни за какие деньги.
 
Вначале я сама не поверила, что это я. Но песня зазвучала. С тех пор я выступала только под фонограмму. Не вижу причин, по которым я должна этого стесняться. Как бы голос ни переделывали и вытягивали, в конце концов раньше он был мой!
 
Все кончилось в один день. Как-то вечером Черепа привезли с дыркой в голове. Его грохнули, когда он возвращался с предвыборного митинга, – он был перспективным кандидатом в Государственную думу от либералов. Я проревела всю ночь. Наутро непонятно откуда взялась его вдова. Меня по ее короткому, но выразительному жесту выбросили на улицу в одном халате. После скандала вслед за мной выбросили и диск с фонограммой.

Куда идти, что делать – я не знала. Работать я не умела и не хотела. Оставалось только вернуться обратно на Тверской бульвар и возобновить поиски принца. Мне, однако, снова повезло. Когда я дошла до развилки и порыв ветра сдул с халат с моей потрясной фигуры практически до самых ушей, рядом немедленно тормознул еще один мерин. В смысле, «мерседес».
 
Нового рыцаря звали Жоржем. Он втюрился в меня по уши и немедленно отвез обратно на Рублевку. Когда он узнал, что я певица – его восторгу не было предела. Он попросил меня что-нибудь спеть. Спасибо, выручил диск с фонограммой. И практика, приобретенная во время выступлений в стрип-клубе. Когда с меня упал последний фиговый листок, Жоржик, теряя самообладание, как джентльмен до мозга костей, прошептал только: «Тебе уже есть 18?» Я ответила утвердительно, приврав всего только на полгода.

Чтобы пробить мне дорогу на сцену, Жоржик пустил в ход все свои связи. Познакомил меня с одним известным продюсером.
Это был настоящий профессионал шоу-бизнеса. Он просто спросил меня: «Тебя как зовут?»

Я честно ответила: Параша Кобелева.
Он посмотрел на мои рвущиеся из платья бедра и бюст еще раз и удивился: «Ну, какая же ты параша?! Ты – Магдалина!»
Так родился мой нынешний сценический псевдоним.

Вложенные Жоржиком средства дали результат. Мне написали новую песню. Над фонограммой работал целый компьютерный центр, отключенный ради этого от решения каких-то космических проблем. Мне сшили несколько концертных костюмов. Это были настоящие шедевры. Вау! Попробуйте сами сшить такое платье, чтобы оно было до пят, но практически ничего не прикрывало. Далее шли косметические салоны, солярии, фитнес-центры…

Правда, мне тут же пришлось столкнуться с завистью и подставами. Так, моим вторым хитом должна была стать песня про «М-м-му!-М-м-му!» и «Джагу-джагу!» Но в последней момент в результате недобросовестной конкуренции она досталась другой певице. Хотя изначально песня писалась конкретно под меня – о чем легко догадаться по ее содержанию.
 
Клип, снятый по моему новому шлягеру, три месяца гоняли по "Муз ТВ." Меня раскрутили. Пошли приглашения на концерты. Появились первые серьезные контракты.
Но для создания полноценного имиджа чего-то не хватало. Нужна была победа на конкурсе. Как сейчас помню, длинный ряд таких же, как я, конкурсанток переговаривающихся по мобильникам с лощеными спонсорами в зале.

На конкурс заявилась одна дура, окончившая консерваторию по классу вокала, одетая в строгое закрытое платье. Надо же! Она даже не имела фонограммы и пела живьем. Над ней все просто ржали. В наши дни это же совершенно неприлично! Ну, кто сейчас поет живьем? Только динозавры типа Кобзона, Зыкиной и Образцовой. Разумеется, выскочку отсеяли еще на стадии предварительного прослушивания.

Мой Жоржик оказался круче их всех. Вместо того, чтобы покупать членов жюри по отдельности, он купил весь конкурс оптом. Поэтому первый приз мне вручили еще до моего выступления.

Дальше вообще была сказка. Жоржик выкупил для меня особняк Черепа. (Теперь рядом с теми же ротвейлерами спит моя подтанцовка, которую я держу в большой строгости.) Купил мне квартиру на Воробьиных горах. Свозил в Париж, Нью-Йорк и Лос-Анджелес. Купал в бассейне с шампанским. Осыпал золотом. Увы! Все хорошее когда-нибудь кончается. Полгода, оторванные им от дел, подкосили его бизнес под корень, и он надолго исчез с горизонта.

Пошли без конца и края презентации, гала-концерты, модные тусовки. Фотосессии для «Плейбоя» и «Пентхауза». Вокруг меня появилось множество новых, интересных людей. Продюсеры, менеджеры, банкиры, золото- и нефтедобытчики и иные обязательные и необходимые в мире искусства люди.

Они мне дарили, дарили, дарили. А я дарила им всем себя. Как и раньше, на Тверском бульваре. Что делать: если любой современный популярный эстрадный артист – публичный человек, то любая современная эстрадная артистка –...

С периодичностью в две недели приходится устраивать тщательно спланированные скандалы. И чем больше в них задействовано известных людей, тем больше вокруг шума. Впрочем, сами они, как правило, против этого не возражают. Надо постоянно находиться в центре внимания. У нас самый большой грех для известного человека – политика, проповедника или артиста, - не важно, кого именно, это позволить публике о себе забыть.

В конце концов, не могла же я из-за таких мелочей лишить своих фанатов счастья видеть меня на сцене. И тем самым обеднить отечественное музыкальное искусство.

Как-то вечером Жоржик явился ко мне домой. Приехал один, на трамвае, без охраны и без приглашения. Неприлично небритый и голодный. Консьержка едва его пропустила – такой он был весь помятый, сгорбленный и грязный. Я приняла его в прихожей: не могла же я рисковать натуральными персидскими коврами и белыми кожаными диванами в гостиной, стоившими безумных денег!

Он ни в чем меня не упрекал. Он просил меня об одном: чтобы я вернула ему на время антикварную бриллиантовую брошь – его фамильную ценность. Один его знакомый ювелир готов был дать под нее хороший кредит – чтобы снова поднять его дело. Потом он обещал мне ее вернуть.

Я ему отказала. Моя тонкая и возвышенная душа требовала постоянного общения с этой брошью. Это стало моей большой потребностью – чисто духовной, разумеется. Я не могла ею пожертвовать – она была составной частью моей большой любви к искусству. Ее требовала моя высокая внутренняя организация, фибры души.
 
Как и многие другие, он меня не понял. Он сказал, что у меня нет сердца. Неправда! У меня есть сердце. Причем не какое-нибудь там обычное, а из настоящего золота 585 пробы.

Жоржик ушел совершенно подавленный. Несколько дней спустя я узнала, что он повесился. Но моя ли была в этом вина!? Его брошь будет вечно напоминать мне о нем и будить самые нежные воспоминания.

Недавно ко мне обращалась моя мать. После того, как я не вернулась домой четыре года тому назад, отец от волнения слег с инсультом, долго и тяжело болел и недавно умер. Она ползала передо мной на коленях и просила у меня денег – нет, не на себя - на его похороны. Проявив великую снисходительность и благородство души, я простила ей ее былую бесчеловечность и дала ей 200 долларов, но на похороны не пришла.

Как сказал мой любимый экономист Гайдар (мой сосед по Рублевскому шоссе и, кстати, весьма приятный и разумный парень), это же отработанный материал! Так чего же ради бросать деньги на ветер и тратить время на всякую падаль? Настоящая Россия заканчивается на границе Рублевского шоссе. Именно мы – экономическая и культурная элита, хозяева страны. На нас держится жизнь.

Недавно я из любопытства наняла частного детектива, чтобы узнать, как сложилась судьба моих одноклассников. Это обошлось почти даром – в две «тонны» зеленых. Так что бы вы думали? Зубрилы и отличники с трудом попали в ВУЗы и закончили их.

Многие отсеялись, не выдержав платежей за учебу. А те, кто окончил, - просто смех! Половина работы по специальности не нашла. Те, кто работу по специальности нашли, стали рядовыми инженерами, учителями, библиотекарями. Одним словом, никем. Хроническими неудачниками.

Родись я лет на двадцать раньше, мне бы самой светило разве что мыть полы и стирать белье. Но в наше замечательное время я с моими исключительными способностями единственная из всего класса, если не из всей школы, пробилась наверх.

На днях один хмырь, вхожий в высокие сферы, предложил мне выступить на «Евровидении» и запросил за первое место 500 тысяч евро.
Я возмутилась до глубины души: если я великая певица, то почему я должна платить за победу в конкурсе? В смысле: почему за победу в конкурсе должна платить именно я?

Так что теперь я в новом творческом поиске. В поиске того нового мужчины, который поймет и оценит мою светлую и непорочную душу, мои высокие устремления, артистизм и приведет меня к победе на «Евровидении». И в награду получит меня всю. На известный период, естественно.
Может быть, для этого конкурса мне даже напишут новую песню – уже третью по счету.

Оглядываясь назад с высоты прожитых лет, накопленного богатого жизненного опыта и занятого положения в обществе, хочу сказать всем современным культурным девушкам следующее. Если вы стремитесь добиться успеха в шоу-бизнесе и не только в нем, помните: главное в нашей жизни и карьере – это точно знать себе цену. И никогда никому не предлагать себя за меньшую.

Магдалина, 22 года
_______________________________________
Во избежание исков со стороны современных звезд шоу-бизнеса автор заранее предупреждает, что не ставил своей задачей показать под видом Магдалины какую-то одну конкретную личность, подвязавшуюся на поприще шоу-бизнеса. С этой точки зрения любые совпадения с отдельными фактами биографий отдельных лиц являются чисто случайными.
Также официально заявляю о своем полном личном несогласии с высказанными в мемуарах взглядами Магдалины как на жизнь в целом, так и на
искусство в частности.

Май — 2005