Исфахан. Глава 10

Двойная святость
30 Абана 1401 г. (21 ноября 2022 г.)

Утром, за завтраком, Захра ввела в уравнение своей жизни новую переменную. Ложь, обернутую в заботу.

— Амирхан, мне сегодня после работы нужно к доктору Афшар, — сказала она, размешивая сахар в чае. — Голова болит уже несколько дней.
— Опять мигрень? — он оторвался от газеты, во взгляде промелькнула тень беспокойства. — Может, тебе стоит взять отпуск? Ты работаешь на износ.
— Это просто переутомление. Пара таблеток, и все пройдет.

Ложь была простой, калиброванной, почти неотличимой от правды. Она действительно была на износ. Только болела у нее не голова, а душа. Но доктор Афшар действительно существовал — старый друг семьи, которого она навестит. Позже. После.

Весь день данные из Фордо пульсировали в ее памяти, как фантомная боль. Числа, координаты, проценты. Она чувствовала себя ходячей бомбой, и таймер был уже запущен. Она знала, что радиоактивный распад неизбежен. Как и её собственная трансформация. Но в отличие от радиоактивного распада, её трансформация не подчинялась законам физики. Она подчинялась законам морали, которые были гораздо сложнее и непредсказуемое.

В пять часов она вышла из здания. Серой машины не было. Или была, но другого цвета? Паранойя и реальность сплелись в неразличимый узор.

После работы она не поехала в сторону клиники. Она свернула на объездную дорогу и остановилась у одного из тех безликих придорожных кафе, где дальнобойщики пьют горький чай и едят кебаб прямо из лаваша.

Она заказала еду на вынос, вернулась в машину и припарковалась чуть поодаль, в тени эвкалиптов. Достала нетбук из аптечки. Сердце стучало в ребра, отбивая рваный ритм. VPN. Малайзия. Форум.

Она начала печатать. Её пальцы, привыкшие к точности клавиатуры спектрометра, выводили на экран сухой, безэмоциональный текст. Это был не донос, а научный отчет.

«Данные по объекту F. Каскады IR-2m и IR-6 в секторе Б-7 показывают систематическое превышение производительности на 4-6% по сравнению с заявленными моделями. Энергопотребление в указанном секторе на 9% выше нормы, что не соответствует работе заявленных 1044+174 центрифуг. Зафиксированы следы изотопов теллура-130, что может указывать на эксперименты с нейтронными инициаторами. Резонансные эффекты указывают на возможную модификацию стандартных протоколов».

Она перечисляла цифры, координаты, технические параметры. Холодная, неопровержимая физика. Но когда она дошла до списка персонала, ее пальцы замерли. В памяти всплыло лицо профессора Масуда Алимохаммади, ее преподавателя...

Январь 2010 года. Взрыв на парковке у дома. Магнитная мина на соседнем мотоцикле. Моссад никогда не признавал, но все знали. Он был её научным руководителем. Блестящий ум, разорванный на куски во имя чьей-то безопасности.  Улыбчивый, добрый человек, взорванный в своей машине. Он тоже был всего лишь именем в чьём-то списке.

Она не могла. Это была черта, которую она не могла переступить. Предать систему — одно. Предать людей, с которыми пьешь чай и споришь о философии, — совсем другое. Она стерла раздел с именами. Пусть охотятся на призраков и машины, но не на людей. И это была не милость. Это была её последняя попытка сохранить себя.

Она отправила сообщение и захлопнула нетбук. Теперь данные были вовне. Изотоп покинул тело.

Следующая остановка — алиби. Клиника доктора Афшар, старой подруги её матери. Захра вошла с коробкой гяза — исфаханских сладостей.

— Доктор, проезжала мимо, решила передать вам привет от мамы.
— Захра-джан, какая радость! — пожилая женщина в белом халате обняла ее. — Как ты? Выглядишь уставшей.
— Работа, — улыбнулась Захра. — Вы же знаете.

Они проговорили десять минут. О погоде, о здоровье родителей, о ценах на фисташки. Десять минут безупречной, железобетонной нормальности.

А потом — мечеть Джаме Исфахана.

Она вошла в неё, как входят в иное измерение. Снаружи — шумная площадь, крики торговцев, суета. Внутри — тишина, прохлада и божественная геометрия. Свет, падающий сквозь решетчатые окна купола, рисовал на бирюзовой плитке узор, похожий на хвост павлина. Молитва, застывшая в камне.

Она прошла мимо молящихся, в боковой коридор, к неприметной двери с табличкой «Библиотека». Это был забытый придаток мечети, её светское подсознание. Комната, заставленная стеллажами с книгами и старыми журналами ещё шахских времен. Сюда почти никто не заходил.

Она осторожно отодвинула один из шкафов. Пространство за ним дышало забвением — пыль столетий, запах разлагающейся бумаги. Ирония была почти физической. Здесь, в сердце веры, в комнате, забитой светскими ересями прошлого, она собиралась спрятать свою собственную, новую ересь. Завернутый в газету, где шах улыбался с фотографии, нетбук казался не просто устройством, а семенем хаоса, которое она сажала в мертвую почву чужой истории. Она задвинула шкаф на место. Теперь её тайна была под двойной защитой: забвения и святости. Идеальное уравнение. Но в этот момент она уже знала: это только начало. Что бы ни случилось дальше, она не сможет вернуться к прежней жизни.

Когда она вернулась домой, было уже темно. Амирхан ждал в гостиной.

— Ну что? — он встал ей навстречу. — Что сказал доктор? Уж больно долго тебя не было.

Его голос был спокойным, но Захра уловила в нем нотки профессионального следователя. Он не спрашивал. Он сверял показания.

— Ничего серьезного. Просто мигрень от переутомления. Прописала витамины. — Она прижалась к его плечу, ища тепла и пряча ложь. — Я так устала, Амирхан. Так устала.
— Может, тебе взять отпуск?
— После проверки МАГАТЭ. Сейчас не время.

Он кивнул. Логика была безупречна. Но в его взгляде мелькнуло что-то — не подозрение, но беспокойство. Интуиция мужа, чувствующего, что жена куда-то ускользает, как вода сквозь пальцы.

Ночью, лёжа без сна, Захра думала о двойной экспозиции — фотографическом эффекте, когда два изображения накладываются друг на друга. Её жизнь стала такой фотографией: жена и предательница, мать и шпионка, хранительница секретов и их разрушительница. Два образа, наложенные друг на друга, создавали третий — призрачный, неуловимый, новый. И этот третий образ пугал её больше всего.