Глава 54. Ночные происшествия

Глава 54
Ночные происшествия


Осень 626 года, на месте нынешних развалин древнего Самарканда, разрушенного Чингисханом.


Сюаньцзан некоторое время осмысливал новости, затем встал, и осмотрелся. Двери конюшни были распахнуты, и сурового вида стражники выволакивали оттуда нечто, похожее на кули с мокрым тряпьём. Пожилой аксакал прикатил тележку, и засыпал песком какие-то пятна на земле. Несколько работников восстанавливали розарий под галереей, куда выходили двери номеров второго этажа. Прошли трое стражников, сопровождавших важного писца. Писец торжественно нёс перед собой свиток дорогой бумаги из местного тростника, стражники сгибались под тяжестью клинков, завернутых в грубую ткань.
Со второго этажа спустился по лестнице помятый и расстроенный Чжу Бацзе, было похоже, что он совершенно не выспался.

– Давай к нам, есть хороший чай! – прокричал ему Ша Сэн, похлопывая ладонью по ковру.
По двору деловито шастали двое подслеповатых писцов, внимательно разглядывая деревянные стены, деревца, и колонны беседки. Один из них наткнулся носом на торчащую из колонны метательную стрелку, подбежал третий писец, они застрочили перьями по бумаге.
Чжу Бацзе вздохнул:
– Этот мир катится в пропасть, ночные гости оставляют где попало свой инструмент.
– Хорошая заточка, и никто не удосужился забрать, – поддержал его Ша Сэн.

– О чём это вы сейчас? – произнёс Сюаньцзан, – кажется, я спал этой ночью чересчур крепко.

Чжу Бацзе оторвал маленький кусочек лепешки, отхлебнул глоток чая:
– Это осень. Ритмы природы способствуют глубокому сну, – он подумал, и начал сочинять стихи:
«Гуси на юг улетают, упорно крыльями машут,
В земле засыпает сурок, полна припасов нора,
Крестьянин закончил свой труд, народ разгибает спины...»

Чжу Бацзе запнулся, подыскивая следующую строку.

– Наемный убийца не спит, трудится до утра! – завершил стихотворение довольный Ша Сэн.

Трипитака едва успел откусить кусок мягкой лепешки, как раздался противный звук рожка, и к караван-сараю прибыла очередная кавалькада. На этот раз все прибывшие были в пестрых халатах, отороченных мехом, с большими тюрбанами поверх островерхих шлемов, и с развевающимися лисьими хвостами на плечах.
– Каган тюрков приглашает Танского Монаха для беседы! – провозгласил один из всадников.

Дальше события стали развиваться настолько стремительно, что Сюаньцзан опомнился только на спине резво идущего верблюда. Он всё ещё сжимал в руке кусок лепешки, но аппетита уже совершенно не было.
Ша Сэн и Чжу Бацзе двигались следом на небольших лошадках, причём Ша Сэн лучился довольной улыбкой, а Чжу Бацзе едва не плакал – он вздыхал так печально, будто хотел разжалобить лошадь.

Они быстро приблизились к воротам великого города, проехали внутрь, и остановились около большого дома, снаружи похожего на огромный куб без окон.

В стене здания отворилась скрытая калитка, и путешественники попали внутрь. Три этажа дома выходили во внутренние галереи, а внутри был садик с большим деревом гинкго, его золотые листья покрывали всё пространство двора золотым ковром.
К ним вышел человек в высоком колпаке:
– Я новый ичиргу-боил, советник кагана, звездочёт и придворный мудрец, – представился он на хорошем китайском языке, – мой каган хочет, чтобы вы увидели это, – он махнул рукой в сторону дерева.

От одной из лестниц по двору тянулся след волочения, прекрасный ковёр золотых листьев был нарушен, и была видна бурая осенняя трава. След тянулся к дереву, на его ветке висели два обнаженных тела.
– Это визирь правителя Самарканда, и один из молодых слуг, их одежды остались там, – советник махнул рукой в сторону дома.
– Ша Сэн бесцеремонно подошёл к дереву, поглядел вверх, на болтающиеся на одном шёлковом поясе тела, потом вниз – там был отчётливо виден след конского копыта.
– Оно и понятно, с коня их подвешивать было сподручнее, – он вновь посмотрел на тела, – они погибли в здании, сюда их притащили мертвыми, и уже здесь повесили, – пробормотал он.
– Так что вы думаете обо всем этом? – задал вопрос советник.

Сюаньцзан только развёл руками.
Чжу Бацзе вздохнул, как бы случайно забросил листвой след копыта, возвел очи горе, и грустно проговорил очевидное:
– Один пояс.
– Один путь! – радостно прокомментировал Ша Сэн, указывая на следы волочения.

Сюаньцзан вздохнул, очевидно размышляя о случившемся:
– Они нарушили запрет, – произнёс он.
– Да, связь мужчин под запретом в нашем каганате, – произнёс звездочёт, и формально за это полагается смертная казнь.
– А неформально? – произнёс Ша Сэн.
– За подсматривание тоже полагается смертная казнь, так что обычно доносов нет, – ответил советник кагана, – но тут кто-то нашел оригинальный способ заявления.

Все вздохнули и посмотрели в разные стороны.

– А что слуги? – спросил Сюаньцзан, – они ничего не заметили?
– Дело в том, что визирь правителя Самарканда отличался весьма радикальными взглядами, в частности, он выступал против торговли, и испытывал некоторую ненависть к посланникам императора. Этой ночью его слуги по личной инициативе напали на постоялый двор, где вы спали, и по ошибке в темноте поубивали друг друга.

Чжу Бацзе и Ша Сэн сочувственно вздохнули, Сюаньцзан посмотрел на них взглядом, полным недоверия.

– Мы должны сделать из этой информации какое-то заключение! – догадался Сюаньцзан, – что мы имеем?

– Двух извращенцев, – начал перечислять Ша Сэн.
– Два ночных нападения, – печально произнёс Чжу Бацзе.
– Пропажа первого ученика, коня, и Мин Юэ, – задумался Сюаньцзан.
– И какой из этого можно сделать вывод? – спросил советник кагана.
– Среди противников караванной торговли много извращенцев? – предположил Ша Сэн.

Сюаньцзан посмотрел на него с осуждением.

– Шелковые пояса очень крепкие, являются качественным и долговечным товаром, за всю жизнь не износить? – предположил Чжу Бацзе.

Сюаньцзан забормотал слова молитвы, и начал перебирать чётки.

– Убийца – садовник? Если что, то я не знаю, где первый ученик! – произнёс Ша Сэн.
– Именно поэтому мы до сих пор живы, – всхлипнул Чжу Бацзе, смахнув рукой набежавшую слезу.

Советник кагана утвердительно кивнул.

Сюаньцзан недоумевающе посмотрел на Чжу Бацзе и Ша Сэна:
– Так это первый ученик нарушил запрет на убийство? – в его тоне послышались металлические нотки.

– Мы спали всю ночь в этой иллюзии сна, – проговорил Ша Сэн с видом человека, устанавливающего табличку «здесь не закопаны тысяча лянов серебром», – откуда нам знать, куда делся первый ученик?
– Амидафо, – произнёс Сюаньцзан, – ладно, поехали к кагану, а кстати, что случилось с прежним ичиргу-боилом?

Звездочёт улыбнулся загадочной улыбкой:
– Он избрал лучший из путей перехода в иной мир.

Трипитака недоумевал.
Звездочёт улыбнулся ещё раз:
– Он сначала чрезвычайно обрадовал, потом сильно удивил, а затем глубоко огорчил всех своих многочисленных жён, наложниц, и даже служанок, – пояснил он.
Сюаньцзан замер, Чжу Бацзе вздохнул, а Ша Сэн понимающе хохотнул:
– Настоящий герой степи умирает либо на коне с саблей в руках, либо в иной битве, и второй вариант лично мне даже больше нравится! – заявил он.


Оставим на время компанию Трипитаки, и из дома визиря правителя Самарканда перенесёмся в маленькую заброшенную ферму неподалёку от его высоких стен.

Под соломенным навесом на деревянном чурбаке для колки дров сидел Великий Мудрец, равный Небу, на куче сена полулежала Ясная Луна, хрустя большим куском алого арбуза, а Белый Конь стоял рядом, и выхватывал у неё из-под боков куски сена.

– И что теперь делать? – произнёс Великий Мудрец, – сегодня вечером Сюаньцзан должен вступить в диспут с правителем Самарканда. Это ключевая точка. Хорошо, что визирь выведен из игры, но что делать, если их теперь просто бросят в темницу?

Конь фыркнул.

– Это была твоя идея, – ответил ему Сунь Укун, – если бы мы оставили визиря, он мог послать ещё убийц, и он бы точно убедил правителя нас задержать.

Конь тряхнул гривой, и показал на Мин Юэ.

Ичиргу-боил тоже был опасен, – ответила та, этот советник был настроен радикально против трансконтинентальной торговли.

Конь заржал.

– Не отравление, а передозировка рецептурного средства, – обиделась та, – в рецепте были чётко указаны дозы суточного приема и противопоказания!

Конь присел на задние ноги, и заржал ещё сильнее, запрокинув вверх голову.

– Их проблемы, – огрызнулась Мин Юэ, – нужно учить иероглифы, кстати, новый советник кагана отлично понимает китайский!

Конь кивнул, и выхватил у Мин Юэ недоеденный кусок арбуза, захрустел коркой.

– Кушай не спеша, – Мин Юэ придержала кусок, чтобы он не упал на землю.

Конь доел корку, и снова фыркнул.

– Не за что, – ответила Мин Юэ, – но каков должен быть следующий шаг?

Великий Мудрец потёр лоб:
– В соревнованиях будут четыре дисциплины.
Ша Сэн примет участие в борьбе и поглощении пищи, Чжу Бацзе придётся стрелять и участвовать в козлодрании.

Белый Конь вновь фыркнул.

– Как ты это себе представляешь? – спросил Сунь Укун, – за ними будут постоянно следить!

Конь фыркнул ещё раз.

– Может получиться! – произнесла Мин Юэ, отрезая кривым клинком ещё один кусок от огромного арбуза, – мы проберется поближе, и поможем ему уйти. Но как его предупредить?

Повисла тишина, наконец Белый Конь вновь всхрапнул.

– Стрела с запиской! – обрадовалась Мин Юэ, –  может получится. Пойду я, мне легче смешаться с толпой. Кстати, а почему он, а не Сюаньцзан?

Конь заржал.

Сунь Укун рассмеялся:
– Так и есть, Трипитака не сможет сбежать, он даже не сможет на это решиться.

Конь фыркнул, и притопнул копытом.

Мин Юэ кивнула:
– Во-первых, Трипитака не подготовлен физически.

Конь топнул копытом дважды.

– Во-вторых, Трипитака нужен на диспуте, – произнёс Сунь Укун...


Каган великой империи тюрок оказался низкорослым человеком с длинными, закрученными вверх уксами, субтильного телосложения. Ему было за сорок, и судя по всему, под папахой он был лыс, как коленка.
Он сидел на высокой груде ковриков и подушек, наваленных на его походный трон, и слегка облокачивался на резной подлокотник, покрытый позолотой. Этот походный трон ему подарил император Ираклий, когда выдавал за кагана свою дочь.
Каган смотрел, как члены китайского посольства садятся перед ним на колени, и напевал какую-то песню родных степей:
– Почему цветы такие красные, красные, как сжигающий огонь.
Почему цветы такие засохшие, почему такие поблекшие? Кто их растоптал, кто превратил их в символ поруганной дружбы?

Каган недобрым взором уставился на Сюаньцзана.
Трипитака внутренне задрожал, но внешне ничем не выдал своего волнения, поклонился властелину степей. Юрта из белой шерсти стояла на достаточном расстоянии от стен Самарканда, вокруг всё полнилось весёлыми криками нукеров, ржанием коней, свистом вольного ветра.

– Хорошо же ты поздравил меня со свадьбой дочери, посланник императора, – процедил каган.
– Что он хочет? – спросил Сюаньцзан у Чжу Бацзе.
– Подарков к свадьбе требует, – быстро ответил тот.
Трипитака кивнул Ша Сэну:
– Выдай ему три свёртка шёлка из императорских даров!
Ша Сэн метнулся из юрты, сбивая часовых, и скоро вернулся с тремя свёртками шёлка в руках.
– Император дарит тебе этот шёлк в знак дружбы, – произнёс Сюаньцзан.
– Император дарит шёлк, – перевёл Чжу Бацзе.
Каган сделал знак, нукеры забрали свёртки.
– Зачем мне шёлк? – произнёс каган, – в степи мне нужна острая сабля, кони, и множество овец.
– Он говорит, что ему ещё нужно оружие, лошади, и много овец, – перевёл Чжу Бацзе.
– Это достижимо. Торгуя шелком, можно купить и оружие, и лошадей, и овец, – ответил Сюаньцзан.
– Ты станешь купцом, и будешь покупать оружие, коней, и овец, – перевёл Чжу Бацзе.

Каган пришёл в состояние холодной ярости.
Первой его мыслью было немедленно изрубить в куски всё это посольство своим палашом. Но он только немного дёрнул лицом, не показав больше ничем всей глубины охватившего его гнева:
– Они такие дерзкие, потому что ясно дали мне понять, что их наёмный убийца дотянется до меня здесь в любом, самом охраняемом месте. Тем более, когда начнется той, и тут будет тьма гостей. Эти китайцы абсолютно лишены учтивости, с каким хладнокровием они совершили это показательное наказание, именно так нужно расценивать эти казни, – подумал он.

Каган ещё немного подумал, взял себя в руки:
– Это их прямолинейное предложение перестать грабить, и стать торговцем... Неслыханная дерзость, конечно, но для них экономика набега также является раздражающим фактором. Они понятия не имеют об истинной доблести, и предпочитают платить, даже если могут просто отнять. С другой стороны, они раскрыли свой замысел, и верят, что я возьму свою долю налогом с торговли. Что же, воспользуемся их прямолинейностью, и обманем, а потом нанесём свой удар. Пусть посылают караваны, – подумал он.

В юрте на некоторое время повисла тишина, затем каган улыбнулся и произнёс:
– Вы знаете, что я отдаю свою дочь замуж за правителя Самарканда, – начал он.

Чжу Бацзе перевёл, Сюаньцзан закивал.

Этим я соединяю в одно целое свои земли, и территорию Согдианы.

– Этим он захватывает Согдиану, – перевёл Чжу Бацзе.

– Теперь вы можете без страха посылать свои караваны через мои степи и пустыни, – произнёс каган, – я буду их охранять.

– Присылайте караваны, – произнёс Чжу Бацзе.

Сюаньцзан кивнул.

– Для участия в тое вам понадобится лук, конь, хороший аппетит и одежда борца, – произнёс каган, – всё, кроме аппетита я подарю вам в знак чистоты моих намерений.

Сам же он подумал:
– Я обещал только за себя. Если они не переживут той, это будет не моя вина. Я гость на празднике правителя Самарканда. А с ним у них разговор будет только вечером.

Снаружи раздалось сипение рожков, в юрту вошёл советник кагана, его ичиргу-боил и личный звездочёт:
– Начинается соревнование лучников! – провозгласил он.
У вас есть возможность сделать несколько пристрелочных выстрелов по мишени, поспешите, если хотите порадовать нас меткой стрельбой!

Каган сделал знак рукой, и члены посольства, пятясь и кланяясь, покинули юрту.

Список глав романа "Вперёд, на Запад!":
http://proza.ru/avtor/alexeykuzmin&book=26#26