6. Проклятие Элисетры
Тепло не согревало, лишь сковывало кожу ледяной пленкой. А внутри нарастала тяжесть — что-то твёрдое и неподъёмное, будто слёзы, не выплаканные в детстве, наконец обратились в камень.
Пламя жило собственной жизнью.
Свет мерцал обманчиво-безобидными языками, но Лекарь знал - в самой глубине таился голод.
Ни дров, ни масла — лишь древняя сила, пульсирующая в его ядре.
Воздух густел, пропитанный ладаном и медным привкусом крови.
Ровно пятнадцать лет назад его отец шагнул в это пламя.
И все эти годы один вопрос жёг горло раскалённым клеймом. — Почему?
— Азгар... — голос сорвался шепотом, но в нем звенела стальная решимость. — Отец сгорел, сдерживая Хворь. А огонь... он снова голоден. Неужели нет другого пути?
Дракон поднял массивную голову, и в отблесках пламени его глаза превратились в бездонные порталы в иные миры.
— Ты смотришь, но не видишь, хозяин...Это не просто пламя… Оно дышит. Живёт… — Чешуйчатые веки прикрыли горящие зрачки на мгновение. — Его пища — не дерево, не уголь, а сама суть бытия. Страх и отвага, тьма и свет, жизнь и... смерть. Храм — лишь врата. А огонь — страж.
— Ж-жизнью? — Горло сжалось в ледяных тисках. Пальцы впились в плащ, безуспешно ища опору в рушащемся мире. Искра понимания вспыхнула и тут же погасла, сметенная нарастающим ужасом. — Значит... все они... отец... не сгорали, а стали... топливом?
Азгар усмехнулся, и его голос обрёл глубину подземных пещер...
— Пламя... оно всегда голодно.
Дракон резко повернул голову, и в этот миг тени на стенах зашевелились сами по себе, будто в Храме не было ни одного источника света. — Видишь трещины? Это не повреждения камня. Это швы между мирами. Они расходятся…
Ледяная игла страха медленно проползла по позвоночнику Лекаря.
— Что... что случится, если огонь погаснет? — собственный голос показался ему чужим.
Азгар наклонился так близко, что дыхание дракона обожгло щёку.
— Тьма вырвется, — каждый слог падал, как камень в бездонный колодец. — То, что скрыто за этим пламенем... нельзя выпускать… Никогда.
Лекарь посмотрел на огонь. И впервые увидел, как свет лжёт.
В его мерцании теперь читалась древняя, хищная хитрость.
В глубине пламени зашевелились тени.
На миг они обрели черты. Широко раскрытые рты. Пустые глазницы. Руки, тянущиеся к свободе.
Все те, кто стал жертвой.
— Значит, иного пути нет? — голос Лекаря дрогнул, как пламя на ветру.
Азгар покачал головой, и свет огня заиграл на его чешуе, превращая каждую пластину в застывшую слезу.
— Не только плоть... не только кровь... — его голос перекатывался под сводами, как далёкий грозовой раскат. — Иногда пламеню достаточно крох. Страха, точащего душу... Сомнений, подтачивающих разум... Даже тьмы, что прячется в самых потаённых уголках сердца.
Огонь внезапно взметнулся ввысь, и тени на стенах ожили, извиваясь в немом танце.
— Но наступают времена... — чешуя натянулась, обнажая шрамы, которым не было числа, — когда ему нужно больше. Жизнь. Душу. Последнее, что хранишь... и первое, что отдашь без сожаления!
В зрачках дракона отразились бесчисленные огни. Целые поколения, ставшие жертвенным дымом.
Лекарь впился ногтями в ладони, но боли не почувствовал.
Сердце бешено колотилось, будто пыталось вырваться из рёберной клетки.
— Кто... — голос предательски сорвался, — кто выбирает жертву?
Азгар склонил голову, и внезапно его глаза вспыхнули алым. Два адских светила во тьме храма.
— Храм выбирает, — шипение дракона обожгло, как зимний ветер. — Так было всегда. А ты... — Веки медленно сомкнулись. — Ты давно стал частью этого выбора. Разве не чувствуешь? Как камни следят за тобой? Как пламя... ждёт твоего решения.
Где-то в глубине святилища камень скрипнул, будто повернулся, чтобы лучше видеть.
Лекарь обернулся на ледяной шёпот за спиной. И увидел лишь дрожащий воздух, где только что могла стоять тень.
Но ощущение пристального взгляда не исчезло. Оно висело в воздухе, плотное и неумолимое, как сам камень этих стен.
— Что... что мне делать? — его шёпот разлетелся эхом по сводам, смешавшись с потрескиванием вечного огня.
Азгар расправил крылья, отбрасывая гигантские тени, которые зашевелились на стенах, будто живые.
— Принеси жертву, — голос дракона гремел, как подземный толчок, заставляя дрожать древние камни. — Священный огонь впитывает не только кровь, но и намерения. Одно неверное движение... -. Чешуйчатая лапа сжала воздух. - ...и ты станешь очередным именем в скрижалях Храма. Не первым. Не последним. Просто... забытым.
Где-то в глубине святилища что-то звякнуло. Будто невидимое время перевернуло песочные часы, отсчитывающие его судьбу.
Лекарь приблизился к очагу.
Рука медленно протянулась к огню, и тень на стене заколебалась. Хрупкая граница между светом и мраком.
Пламя вздрогнуло, языки потянулись к пальцам, словно узнавая старую боль.
Воздух вдруг стал тяжёлым, пропитанным гарью и забытыми клятвами. Которые слишком долго хранились в камнях Храма.
По коже поползло жжение. Огненные руны впивались в плоть, расползаясь синими прожилками.
Под кожей что-то зашевелилось, но физическая боль меркла перед тем холодным выбором, что сжимал его грудь.
- Храм избрал тебя... - прошептало эхо обряда. - Теперь твой черёд выбирать!
Внезапная вспышка!
В пламени мелькнули образы:
Седеющий старик с глазами, полными слёз.
Девочка в венке из полевых цветов.
Его собственный силуэт с окровавленными руками.
Азгар застыл, его чешуя внезапно поблекла, будто покрылась пеплом.
- Выбирай! - прошипел дракон. - Некоторые жертвы горят вечно!
----
Лекарь замер, словно каменное изваяние.
Трепещущие отблески пламени скользили по его лицу, сливаясь с тенями. И вот он уже был неотделим от Храма. Стал его частью — холодной и безмолвной.
В глазах, отражавших огонь, таилось нечто большее. Глубокая, непроглядная бездна.
- Азгар... - его голос звучал чужим, будто сквозь толщу времени. - Кто они? Те, чьи имена даже скрижали не сохранили? Чьи жизни стали пищей для этого ненасытного пламени?
Он сглотнул, пытаясь протолкнуть ком, вставший в горле. - И что... что скрывается за этим светом? Какая тьма прячется в самом сердце огня?
Азгар вздохнул, и из ноздрей вырвался вихрь дыма. Будто прошлое само отвечало Лекарю.
Азгар замолчал на мгновение, и вдруг его голос изменился. В нём зазвучала мудрость тысячелетий.
- Первые Древние возвели этот Храм, - слова падали тяжело, как камни в бездну. - Они помнили мир до Разделения Тьмы и Света. Не боги и не люди. Они были Мостом между мирами.
Дракон сжал лапу в воздухе, очерчивая невидимые границы.
- Их кости – в основании Храма. Их последний вздох - в этом пламени. - Глаза Азгара вспыхнули, отражая огонь жертвенника, и на мгновение в них можно было разглядеть древние времена.
Крылья расправились, и в складках кожи заиграли отблески пламени, оживляя забытые истории.
- Храм Равновесия... - голос дракона странно изменился, вобрав в себя множество оттенков - от старческого шёпота до детского смеха. - Он не построен руками. Он рос сам, как жемчужина в раковине. Медленно, слой за слоем, впитывая каждую жертву, каждый обряд.
В воздухе замерцали видения. Призрачные образы древнего мира.
- Когда всё только начиналось... - коготь Азгара прочертил в воздухе светящуюся линию, - здесь не было стен. Только Место. И в нём — вечный танец, где свет и тьма кружили, соприкасаясь, но никогда не сливаясь.
Лекарь неосознанно шагнул вперёд. Его тень на стене извивалась, повторяя немой вопрос. - Тогда где же они теперь? Эти... Первые?
Азгар медленно опустил голову. - Разве ты не понимаешь? Они и есть Храм. Их плоть - в камнях. Их дыхание - в пламени. Они не исчезли - они стали… - Они стали пламенем. По собственной воле. Как и твой отец.
Пауза повисла густым дымом между ними.
Лекарь чувствовал, как по спине пробежали мурашки.
- Элисетра... - дракон произнёс это имя с неожиданной теплотой и горечью. - Она пришла после. Когда Древние обратились в пепел, оставив нам лишь правила, да этот ненасытный огонь.
В пламени на мгновение вспыхнул силуэт. Стройная фигура в белых одеждах с чашей в руках.
- Она лечила людей. Утешала. Была... светом. - Когти Азгара скребли по камню. - Её красота и доброта привлекали многих. Но Храм забрал её сердце целиком. Однажды здесь появился Маг, - его голос стал резким, словно скрежет камня по камню. - Не жалкий заклинатель. Владыка из Бездны, чьи пальцы плели саму ткань тьмы…Имя его забыто. Но шрамы от его дел до сих пор кровоточат в этом мире…
Дракон повернул голову, и в его глазах отразилось пламя.
- Он увидел Элисетру и.… заболел ею. Не просто желал. Бредил, как безумец бредит луной. Предлагал ей целые королевства, вечную жизнь, силу, о которой ты и не мечтал!
В воздухе запахло гарью, хотя огонь не разгорался сильнее.
- Но она посмотрела на него, - Азгар внезапно оскалился, - ...как на увядший цветок в священном саду. Без сожаления, без досады. Просто... перевела взгляд.
Когти с грохотом вонзились в камень.
- Этот взгляд сжёг его гордыню дотла. И тогда... тогда он создал нечто такое, что даже Древние не могли предвидеть. - Пламя жертвенника почернело, и в его глубине на миг явилось лицо. То самое, что когда-то утешало, теперь искажённое вечной мукой.
Азгар внезапно ударил хвостом по полу, заставив дрогнуть каменные плиты.
Его голос стал низким и опасным, словно гул подземного толчка. - Ослеплённый яростью маг вернулся. С армией, вырванной из самых тёмных уголков мироздания. Его гнев был страшнее любого заклинания. Он не просто хотел убить её! Он решил осквернить самую её суть!
- Проклятие не просто сделало её вампиром. Там, где раньше она несла исцеление… Теперь оставались лишь гноящиеся раны. Где светила как факел - теперь поглощает свет.
Азгар резко развернулся, и его крылья взметнули в воздух клубы пыли.
Тени на стенах зашевелились, будто испугавшись его слов.
- Видел её глаза? - голос дракона стал тише, но от этого только страшнее. - Этот синий... это не просто цвет. Это пропасть… Бездна, в которую сбросили ту, что когда-то освещала эти стены…
Внезапный порыв ветра пронёсся по залу, заставив пламя метнуться в сторону, будто отшатнувшись от собственной тени.
Азгар резко развернул голову, чешуя на загривке встала дыбом.
- Самое страшное в её проклятии - оно дало ей вкус к этому, - прошипел он. - Тьма стала для неё не цепями, а плотью и рекой. Она текла сквозь неё, как кровь, а каждый поглощённый лучик лишь удлинял её тень.
Лекарь невольно сжал посох, ощущая, как дерево пульсирует в ответ.
- Её прикосновение теперь несёт не исцеление, а смерть! - в голосе дракона зазвучали стальные ноты.
Воздух вокруг сгустился, будто пропитываясь сущностью его слов. - Но не ищи в ней обычного вампира. Она пьёт не кровь, а саму душу… Каждая крупица отчаяния делает её сильнее, каждая украденная надежда - ближе к цели.
Азгар внезапно замолчал, расширив ноздри.
Хвост совершил резкий взмах, подняв вихрь многовековой пыли.
- Она - не просто вампир. Она - бывшая жрица Храма, - его голос стал тише, но от этого только страшнее. - Она знает все ритуалы, все слабые места! И использует тьму так, как мы используем свет. Осознанно, расчётливо! Это делает её опаснее любого демона!
Где-то в глубине коридоров раздался лёгкий смешок. Высокий, как звон разбитого стекла.
Азгар мгновенно насторожился, но звук уже растворился в темноте.
— Вот почему она хочет твою кровь, Лекарь, - прошептал дракон. - Не чтобы пить. Чтобы завершить превращение. Стать тем, чем должна была стать… Совершенной.
Лекарь резко выпрямился, пальцы судорожно сжали древко посоха.
Холодный пот стекал по вискам, хотя в зале было душно от жара пламени.
— Значит, она... - голос его сорвался, когда пламя на секунду погасло. В темноте что-то шевельнулось - не тень, а скорее живая пустота.
Золотые зрачки Азгара сузились в вертикальные щели.
- Она здесь с самого начала, - его шёпот напоминал скрип старых ветвей. - Клятва жрицы привязала её к этим камням крепче цепей. Только теперь вместо света...
Из темноты донесся лёгкий звук. Будто кто-то провёл ногтем по шву между камнями.
Лекарь почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом.
- Она не может уйти, - продолжил дракон, и в его голосе вдруг прозвучала странная нота. Почти жалость. - Как и мы все. Разве ты не чувствуешь? Эти стены...
Где-то совсем близко раздался вздох. Не человеческий, а какой-то... влажный, прерывистый.
Будто кто-то, давно забывший как дышать, пытался вдохнуть полной грудью.
Лекарь резко развернулся, подняв посох.
В пламени огня что-то отразилось. Пара синих точек.
Не светящихся, а наоборот. Впитывающих свет, как черные дыры.
- Она наблюдает, - прошептал Азгар. Его крылья медленно расправились, заслоняя Лекаря. - Всегда наблюдает. И ждёт.
Тишина после этих слов стала гуще, тяжелее.
Даже пламя, внезапно вспыхнувшее вновь, не смогло разогнать это ощущение. Будто в самом воздухе повисло что-то липкое, незримое.
Что-то, что дышало где-то за спиной, когда ты отворачивался.
Тень колыхнулась, и из нее выплыла Элисетра.
Не появилась. Именно выплыла, будто темнота сама рождала ее образ.
Лунный свет, пробивавшийся сквозь высокие окна, скользил по её лицу, подчеркивая неестественную, почти призрачную бледность.
- Да… Ты не первый... - её голос прозвучал одновременно и в ушах, и прямо в сознании Лекаря, будто чернильные капли, растворяющиеся в воде. - Но ты... другой.
Её пальцы, длинные и бледные, как кости, выбеленные временем, медленно сомкнулись в воздухе перед грудью.
- Я чувствую твою кровь, - продолжала она, и каждое слово оставляло во рту Лекаря привкус медной монеты. - Она зовёт меня… Как... до того, как всё изменилось.
Азгар издал предупреждающее рычание, но Элисетра лишь улыбнулась. Слишком широко, обнажив клыки, которые казались длиннее, чем должны быть.
- Не бойся, - прошептала она, и этот шепот обжёг Лекаря изнутри. - Я не пришла за твоей жизнью. Я пришла за... воспоминанием. За тем, что ты ещё не знаешь, но уже носишь в себе.
Рука метнулась к его груди, не касаясь кожи, но в самой глубине сердца что-то дрогнуло. Забытый осколок льда проснулся, посылая волну глухой боли.
А когда холодные пальцы всё же коснулись тела, они впитывали тепло, как мраморные надгробия на рассвете. Оставляя после себя онемение. Будто плоть уже прощалась с душой, предчувствуя разлуку.
Её пальцы сжали его запястье. Слишком сильно, как будто она не могла контролировать собственную силу.
На миг её ногти впились в кожу, оставив капли крови... но резко отдёрнула руку, словно обожглась.
В её глазах мелькнуло не голодное бешенство, а почти человеческое отвращение. К себе, к своей сути.
Побелевшими от напряжения пальцами Лекарь сжал посох. — Я не стану помогать тебе сеять тьму!
Элисетра усмехнулась. Губы растянулись в холодной, почти зловещей улыбке. - Ты всё ещё не понимаешь. Я не жажду тьмы - я томлюсь в её оковах… Маг отнял у меня не просто жизнь. Он украл саму возможность покоя.
Пальцы сжались в воздухе, будто душат невидимого врага. - Эти стены стали мне саваном...
Она внезапно прижала ладонь к груди, где под бледной кожей пульсировало что-то тёмное. - Я жажду не свет и не тьму... лишь того, что может потушить этот огонь в моей груди. - Глаза вспыхнули синим адским пламенем. - Он горит, Лекарь... Горит так долго, что я забыла, каково это. Не чувствовать боли.
- Тьма или свобода - какая разница? - Голос Лекаря дрожал не от страха, а от ярости. - Ты убиваешь невинных. Питаешься их страхом. Разве это путь к свету?
Элисетра сделала шаг вперед, и лунный свет скользнул по ее лицу, обнажив на миг что-то человеческое. Тень той, кем она была.
- Ты прав, - прошептала она, и в голосе вдруг зазвучала усталость веков. - Но скажи мне, Лекарь, разве те, кто исчезали в этом Храме, обретали свободу? Или просто становились очередной жертвой. Во имя твоего равновесия?
Азгар бросился между ними, чешуя на загривке встала дыбом. - Не слушай ее! Она...
- Он сам может решить! - перебила Элисетра, и её глаза вдруг стали просто синими. Без ледяного блеска, почти... человеческими. - Скажи, мальчик, ты когда-нибудь задумывался, почему дракон так яростно защищает Храм? Что скрывается за этими стенами, помимо праха твоего отца?
Лекарь невольно взглянул на Азгара. И впервые за все годы увидел в глазах дракона не гнев, а... страх.
Он замер, ощущая, как сомнения разъедают его уверенность, словно кислота.
Пламя в жертвеннике вдруг показалось ему чужим. Холодным и равнодушным наблюдателем.
Когда тень поглотила Элисетру, его пальцы автоматически нашли на посохе знакомую трещину. Ту, что появилась в день смерти отца.
Дерево под кожей было шершавым, как старая рана.
- Если в ней... - начал он, но слова застряли в горле.
Вместо них в сознании всплыл неожиданный образ. Не нынешняя ледяная вампир, а девушка с теплыми глазами цвета мёда. Такой, какой её описал Азгар.
Только в его воображении она улыбалась по-другому. Не издевательски, а.… печально.
Азгар огрызнулся, обнажив клыки. - Видел бы ты то, что видел я! За каждым проблеском света в ней следуют десять новых жертв!
Но Лекарь уже поднял руку, прерывая его.
- Я видел её глаза! - настаивал он. - Там не только тьма. Там и боль, и... - Он запнулся, не решаясь сказать "надежда".
Азгар выпустил клубы дыма через ноздри, и воздух наполнился запахом серы.
— Допустим, в ней действительно остался свет, — его голос напоминал скрежет валунов в горной осыпи. — Но, чтобы до него добраться, тебе предстоит утонуть в её тьме. Ты готов на это? Готов ли превратиться в того, кого сам не узнаешь после?
Пальцы Лекаря побелели, сжимая посох.
— Нет, — ответил он просто. — Но… но должен попробовать! — Взгляд скользнул по рукам, где под кожей пульсировали руны. — Если я откажусь... то какой же я тогда хранитель света?
----
Элисетра растворилась в воздухе, оставив после себя тяжёлый запах увядших роз и чего-то древнего. Как будто вскрыли гробницу, тысячелетия хранившую свою тайну.
Лекарь провёл ладонью по лицу и с удивлением обнаружил, что пальцы дрожат, а на висках выступила липкая испарина.
Он медленно подошёл к жертвеннику.
Пламя, обычно послушное и ровное, теперь извивалось странными змеями, тянусь в ту сторону, куда исчезла вампир.
Казалось, неведомая сила искривляла сами законы природы, заставляя огонь нарушать все привычные правила.
- Почему... - голос Лекаря прервался, словно перехваченный невидимой рукой.
Пальцы судорожно сжали посох, и в ответ он почувствовал слабый отзвук. Глухую пульсацию, напоминающую биение сердца, замурованного в каменной стене. - Почему при первой встрече она назвала себя мёртвой? Разве вечность - не величайший дар?
Азгар, до этого молча наблюдавший, резко развернул свою массивную голову.
В глазах отразилось пламя. Но не то, что горело перед ними, а какое-то другое. Более древнее.
- Ты думаешь, это жизнь? - дракон издал звук, похожий на треск ломающихся костей. - Она не дышит, не чувствует тепла, не знает вкуса. Она - ходячая пустота, одержимая вечной жаждой. Разве это дар? Это проклятие! И самое страшное... - его голос стал тише, - ...она помнит! Помнит вкус хлеба… Запах дождя… Тепло человеческих рук. И знает, что никогда больше этого не почувствует!
Где-то в глубине храма что-то звякнуло. Будто упала серебряная монета.
Пламя дёрнулось, и на секунду Лекарю показалось, что в его глубине мелькнуло лицо. Молодое, без синевы в глазах, без клыков.
И такое бесконечно печальное.
Когда Лекарь вновь обратился к огню, пламя вело себя иначе. Оно не жгло, а словно высасывало тепло из его тела.
Кончики пальцев немели, будто превращались в лёд, а по коже бежали не мурашки, а странные волны холода...
- Тогда объясни мне, - голос его звучал хрипло, - если этот Храм для неё тюрьма, почему она так яростно его защищает?
Азгар издал низкий, скрежещущий звук, словно в его груди перемалывались камни.
Он резко ткнул мордой в глубокую трещину на алтаре, откуда сочилась чёрная, маслянистая субстанция.
- Маг был тщателен в своей мести, - прошипел дракон. - Он вырезал её имя на каждом камне, вплел в саму структуру Храма. Она может ненавидеть эти стены, но разорвать эти цепи не в силах.
В дальнем конце зала мелькнуло движение. Слишком быстрое для человеческого глаза, но оба заметили.
Лекарь сделал непроизвольный шаг вперед, пальцы сжали посох.
- А если... - он сглотнул, - если я уничтожу её? Что тогда?
Пламя жертвенника внезапно взметнулось вверх, осветив чешую Азгара.
В этот момент она переливалась, как жидкое золото. А в огромных глазах дракона отражались бесчисленные копии пламени.
- Без хранителя тьмы... - голос Азгара стал глухим, - равновесие нарушится… Огонь может погаснуть… - Он наклонил голову, и в его глазах мелькнуло что-то, что Лекарь никогда раньше не видел - не страх, а что- то другое. - Но, если она останется... не будет ни Храма, ни света. Только вечная борьба.
Где-то в глубине коридоров раздался смех. Хрустально-чёткий, пронзительный. Лекарь автоматически прижал ладонь к груди.
Сердце билось ровно, странно ровно.
А смех... казалось, звучал не снаружи. А из самой глубины его существа.
----
Лекарь замер, и в этот миг время будто остановилось.
Пальцы сами собой сомкнулись на амулете. Медном диске, который вдруг стал обжигать кожу.
Отступать было уже некуда.
Со скрипом открыл "Книгу Погребённых Солнц".
Страницы, тонкие как крылья мёртвых бабочек, зашелестели под его дрожащими пальцами.
- Здесь... - голос сорвался, когда палец скользнул по выцветшим рунам. - Здесь говорится о знаках. Тех самых, что появляются на коже...- Он поднял глаза, встречая своё отражение в полированной поверхности амулета - на лбу уже проступал призрачный контур первого символа.
Азгар резко вскинул голову, чешуя встала дыбом.
- Не знаки! - прошипел он, и каждый зуб в его пасти был отчётливо виден. — Это ожоги! Шрамы тех, кто лез, куда не следует! - Его хвост ударил по каменному полу. - Предупреждение, которое ты, кажется, решил проигнорировать!
Лекарь провёл ладонью по лицу, чувствуя, как под кожей уже пульсирует странное тепло.
Где-то в глубине храма что-то застонало. То ли ветер в трещинах, то ли камень.
Лекарь медленно выдохнул, и в этом вздохе смешались усталость и решимость.
Руки сжимали посох, ощущая, как холод древнего дерева проникает в кожу. Не просто физическое ощущение, а предупреждение, идущее из самых глубин Храма.
- Семь врат забвения... - прошептал Лекарь, и в его голосе зазвучали отголоски древних заклятий.
Пальцы сами сжали посох, будто вспоминая забытый ритуал. - Через каждые врата душа теряет часть себя. Последний, кто отважился... - Он замолчал, глядя на дрожащие тени на стенах.
Азгар прикрыл веки, и сквозь полупрозрачные перепонки блеснули золотые зрачки - два крошечных солнца в наступившей темноте.
- Ты читал, что стало с тем смельчаком, последним, кто отважился на это? - его голос звучал глухо, словно доносился из глубины веков. - Бледная тень, бормочущая на языке, которого не знал при жизни. Это и будет твоим уделом, если...
Лекарь резко поднял голову, прерывая дракона.
- Я видел записи в скрижалях. Знаю цену! Но если она там… - Его голос дрогнул, когда в памяти всплыл образ.
Не нынешняя ледяная вампир, а девушка с глазами цвета мёда, какой она была до проклятия.
Этот образ горел в его сердце ярче любого пламени. Больнее любого ожога.
- Тогда я хотя бы узнаю правду, - ответил он, открывая глаза.
В них горела решимость, смешанная с чем-то ещё. Может быть, страхом, а может, предчувствием неизбежного. - И если она действительно выбрала тьму... тогда я смогу наконец сделать выбор сам!
Дракон застыл, словно изваяние.
Каждая чешуйка на загривке приподнялась, образуя острые гребни.
В золотых глазах, всегда таких уверенных, теперь плескалось нечто незнакомое. Не ярость, а животный, первобытный страх.
- Ты вообще понимаешь? - его когти с хрустом вонзились в каменный пол, оставляя глубокие шрамы. - Каждое прикосновение тьмы будет выжигать в тебе кусочек за кусочком. Даже если выберешься обратно...- Голос дракона сорвался на низком рычании. - ...часть тебя останется там! Навсегда!
Из темного угла за спиной Лекаря донесся шёпот. То ли сквозняк играл в трещинах древних стен, то ли сам воздух прошептал. - А разве ты не хочешь узнать настоящую свободу? Ту, что бывает только в полной темноте?
Лекарь с силой вонзил посох в пол.
Удар отозвался гулким эхом, а по стенам побежали светящиеся трещины, как молнии.
- Выбора нет! - голос звучал хрипло. - Она уже меняет Храм! Если не остановить её сейчас, завтрашний рассвет может никогда не наступить!
Азгар резко выдохнул. Из пасти вырвалось пламя, но вместо тепла оно принесло лишь странные, извивающиеся тени, которые заплясали на стенах.
- Тогда слушай, - заговорил он, и с каждым словом из его пасти вылетали искры. - Клянусь огнём, пока мои крылья не обратятся в прах, я буду щитом между тобой и бездной. Но... - Его огромная грудь содрогнулась. - ...даже дракон бессилен, если его подопечный сам отпустит край пропасти!
В наступившей тишине треск горящих поленьев звучал особенно громко.
Где-то в глубине Храма что-то глухо звякнуло.
Будто упала последняя песчинка в часах, отсчитывающих время до начала ритуала.
----
Лекарь медленно опустился на колени, и в тот же миг каменные плиты под ним содрогнулись. Точно Храм вздохнул глубоко и тяжело.
Тонкая дрожь пробежала по полу, словно где-то в непроглядной глубине пробудилось нечто древнее и несоизмеримо большее, чем сам Храм.
Пальцы сжали посох. Дерево затрещало под натиском, но не поддалось.
Он прочертил круг, соединив линии с уже существующими на полу рунами, высеченными первыми жрецами.
На камне, внутри очерченной фигуры, заиграло мерцающее сияние. Ядовито-зеленоватое. Как свет далёких звезд...
Когда последняя линия замкнула контур, все руны разом вспыхнули кроваво-красным.
Они говорили на языке, забытом еще до появления первых королевств. Языке жертв, боли и той первобытной тьмы. Что клубится на самом краю мироздания, вечно балансируя между бытием и небытием.
Лекарь начал Ритуал Погружения.
Его пальцы внезапно обрели странную уверенность, будто кто-то другой направлял их движения.
Тело само вспомнило древний танец. Не заученный, а вписанный в плоть кровью предков.
Дрожащие кисти (несмотря на страх, несмотря на сомнения) безошибочно извлекли первый компонент. Песок из храмовых катакомб.
Серые зерна прилипали к ладоням, холодные и колючие, как пепел давно умерших богов.
Когда щепотка оказалась на его ладони, частицы внезапно вспыхнули тусклым золотом, а в ушах зазвучал многоголосый хор. Приглушённые мольбы всех, кто когда-то отдал жизнь за хрупкое равновесие.
Затем из складок плаща появился второй артефакт. Слеза Вечности.
Камень, холодный как глубины космоса, переливался в его руках. То излучая мягкий голубоватый свет. То поглощая всё вокруг превращая в абсолютную черноту.
В его глубинах пульсировала энергия, напоминающая биение сердца.
Слеза родилась в момент самого первого разделения света и тьмы. И теперь хранила в себе эхо того изначального катаклизма.
Не колеблясь, Лекарь прижал палец к острому краю кристалла.
Кровь выступила мгновенно. Алые капли повисли на кончиках пальцев, сверкая рубиновым светом в мерцании факелов.
Когда она упала на поверхность камня, произошло нечто странное. Слеза Вечности вобрала её в себя, как иссушенная земля впитывает первый дождь. А затем вспыхнула ослепительным светом, на мгновение осветив всё помещение до последнего угла.
В дрожащем свете стены ожили. Из камня проступили полупрозрачные силуэты. Будто сама тень Храма вспомнила своих давно усопших жрецов.
Их безглазые лики замерли в вечном наблюдении, слепые и всевидящие одновременно.
Внезапно сияние дрогнуло. И в его пульсации мелькнули Тени Первых.
Их кровавые мантии струились, как свежие раны, над ритуальной чашей. Наполненной чем-то слишком тёмным для крови и слишком густым для тьмы.
Чешуйчатые когти дракона, высекающие руны на древесине посоха. Каждая черта оставляла после себя дымящийся след. Будто жгла не дерево, а саму реальность.
И… Отец, шагающий в пламя с лицом, освещенным не страхом, а странным умиротворением.
Свет погас, но в последних бликах на миг проступило лицо. Юной жрицы с глазами, полными надежды.
Этот образ исчез, не успев оставить следа. Как сон при пробуждении.
- Кровь... - голос Лекаря звучал хрипло, а воздух вокруг начал густеть, превращаясь в тягучую субстанцию, - ... это связь. Между нами. Между тем, что было... и тем, что скрыто.
Азгар нервно переминался, крылья наполовину раскрылись, образуя живой щит.
- Слепой! - в его рычании слышалось нечто большее, чем гнев. - Ты видишь их судьбу, но не понимаешь! Каждая смерть, каждого Лекаря - не подвиг, а новый замок на вратах, что держат нечто ужасное! А твоя кровь... - его взгляд упал на светящиеся руны, - ...последний ключ.
Лекарь словно не слышал слов дракона.
Медленно, с каменным лицом, он опустился в центр круга.
Пальцы, покрытые узорами из запёкшейся крови, скользнули по рунам, и те вспыхнули багровым светом.
- Теперь... - его слова рассыпались эхом по камням, словно их произносили давно умершие жрецы, -...я погружусь в сны, что старше этих стен.
- Ты войдёшь не в них. В то, что её сформировало, — прошипел дракон, и его чешуя покрылась инеем.
Лекарь закрыл глаза.
Губы шевелились, произнося слова, которых не помнил разум.
Каждый слог оставлял на языке вкус пепла и медных монет. А в воздухе выжигал руны, висящие между реальностями.
Голос его раскалывался, будто говорили не один человек, а десятки. Все те, чьи души стали чернилами в Книге Погребённых Солнц.
Лекарь ощутил странное движение в груди. Будто невидимые крючья впились в его сознание и начали медленно вытягивать его из тела.
В последний момент. Перед тем как тьма окончательно поглотила его, он успел заметить, как чешуя Азгара неестественно вспыхнула в отражённом свете рун.
Как дракон сделал шаг вперёд, крылья распахнулись в защитном жесте.
И самое главное. В золотых глазах не было гнева.
Только первобытный страх и... предчувствие утраты.
Тьма сомкнулась.
Последнее, что услышал Лекарь — не собственное сердцебиение. А странный звук - будто где-то в глубине Храма с треском лопнул древний камень.
----
Лекарь сделал первый вздох - и воздух застыл в лёгких.
Густой и тягучий, как расплавленная смола.
Это был Ритуал Погружения.
Путь в Чрево Храма, где хранились истины, слишком страшные даже для жрецов.
Пространство сжалось вокруг него болезненным спазмом, будто сама реальность отторгала вторжение.
Тени у его ног зашевелились первыми. Чёрные, маслянистые, они извивались в такт древним заклинаниям, ломая все законы формы.
То сливались в бесформенные клубки, то вытягивались в тонкие щупальца, пробуя на прочность границы между мирами.
Но хуже всего был Шёпот.
Он звучал не в ушах. А в плоти, сверля сознание одним и тем же. - Ты ищешь правду? Она сожжет тебя дотла!
Лекарь почувствовал, как сознание заполняет древний ужас. Не голос, а сама память камней просачивалась в его разум.
Храм говорил с ним.
Не стенами, а той сущностью, что пульсировала в его основании, переваривая жертвы столетиями, как его отца... Как всех, чьи имена стерло время.
Язык этого существа не состоял из слов.
Вспышки боли умерших жрецов.
Звук костей, растворяющихся в пламени.
Вкус пепла на языке, которого не было.
Ощущение, будто чьи-то пальцы медленно раздвигают извилины его мозга.
Не речь. Чистый инстинктивный ужас, старше первых слов, первых мыслей.
То, что знали лишь жертвы, исчезнувшие бесследно в ненасытной глотке Храма.
Внезапно ледяные пальцы сомкнулись на его запястьях. Не метафора, а настоящая хватка, оставляющая синяки на коже.
Лекарь открыл глаза.
Начертанный круг пылал теперь тёмно-багровым светом, руны пульсировали, как живые существа.
Из центра поднимался туман, пахнущий сырой землей и чем-то ещё. Сладковатым и гнилостным одновременно.
Пространство исказилось.
Камни под ногами стали мягкими, податливыми, будто Храм превращался в гигантский живой организм.
В воздухе повисли звуки. Не крики, а что-то гораздо хуже.
Шёпот существ, давно забывших человеческую речь.
-----
И тогда она явилась.
Элисетра.
Не просто появилась. Материализовалась из тьмы, как ледяной узор, возникающий на стекле.
Её платье, чернее самой глухой ночи, не колыхалось. Оно стелилось за ней, как дым. Но глаза...
Эти проклятые глаза!
Они горели синим пламенем. Два осколка некогда прекрасного неба, в глубине которых ещё тлела память о свете.
- Ты не должен был приходить сюда! - Её голос прозвучал прямо в его черепе. — Это место - не для живых! Ты думаешь, найдешь способ уничтожить меня? Напрасно.
Стены ответили ей. Они зашевелились, но не как камень, а спрессованная плоть всех, кто когда-то горел в этом огне.
- Разве Азгар не предупреждал? - слова всплывали в его горле, как проглоченные иглы.
Губы Элисетры не шевелились, но каждое слово прожигало сознание. - Тьма не подчиняется. Она…
Лекарь попытался сжать кулаки, но пальцы не слушались - они деревенели, будто кровь в них превращалась в лёд.
Его собственный голос прозвучал хрипло, чужим.
- Послушай! Ты не тьма - ты её пленница! Ты говорила о свободе, но это... - Он окинул взглядом исказившийся Храм. - Это не освобождение. Это безумие!
Внезапно пространство дрогнуло. Не от её силы, а от чего-то иного. Хрупкого и забытого.
Перед его внутренним взором, сквозь пелену текущей смолы и кривляющиеся тени, мелькнул образ, вырванный из самой глубины её проклятой памяти.
Не просто девушка с глазами цвета мёда — а конкретное мгновение.
Молодая Элисетра, стоящая на коленях под проливным дождем.
Её руки, не бледные ногти, а живые и тёплые, прижимают к груди ребёнка с перебитой ногой. Вода стекает с её волос ручьями, но она не замечает этого. Вся её сущность сосредоточена в тихом напеве… Ладонях, изливающих целительный свет, который заставляет кости срастаться, а боль — отступать. И в её глазах — не синяя бездна, а чистое, безраздельное сострадание.
Она отдаёт частичку своей жизни, чтобы спасти чужую, и в этом нет никакого расчёта, только светлая, самоотверженная жертва.
Этот образ прожил лишь мгновение, но успел выжечься в душе Лекаря.
Он увидел не абстрактную «жрицу света», а конкретное проявление добра, которое когда-то было её сутью.
— Ты... — его голос дрогнул. — Ты всё ещё там!
Элисетра резко отпрянула, словно обожжённая.
Но было поздно — он уже увидел.
И понял.
Рёв Азгара разорвал пространство.
На мгновение реальность дрогнула, и Лекарь увидел другой мир.
Дракон, распластавший крылья над его бездвижным телом. Чешую, мерцающую в свете факелов. И золотые глаза, полные не ярости - а страха.
- Хозяин! - голос гремел в обоих мирах одновременно. - Она ведёт тебя к пропасти!
Но Элисетра лишь рассмеялась снова - на этот раз её смех раскололся, как треснувшее зеркало, и из разлома хлынул холод, от которого у Лекаря застыла кровь.
- Или может быть... - прошептала она, - ...Ты уже на самом краю?
----
Лекарь очнулся, и мир взорвался болью.
Каждый нерв горел, будто по венам тёк расплавленный металл, а не кровь.
Язык прилип к пересохшему нёбу, словно выжженный солнцем камень.
Он попытался пошевелить пальцами. Они одеревенели, будто после долгого сна в снегу.
- Я... жив? - прошептал он, и собственный голос показался ему чужим, глухим, будто доносящимся из глубины колодца.
Только теперь он заметил, что Храм... изменился.
Тёплая слизь сочилась из швов между камнями.
На ладони осталась тёплая, липкая плёнка, как после прикосновения к только что рождённому существу.
Он вытер её о штаны — и с ужасом увидел, что ткань не впитывает влагу.
Она медленно стекала по складкам, чёрная и густая, как как та субстанция, что сочилась из трещин алтаря.
Стены дышали.
Каменные плиты поднимались и опускались с мерзким хлюпающим звуком, как грудь спящего великана.
Храм никогда не дышал.
Или он просто не замечал?
В воздухе плавали золотистые частицы.
Осколки священного огня, вырвавшиеся на свободу.
Медленно кружась, как снежинки в безветренный день.
Азгар стоял над ним, крылья распростёрты в защитной позе.
Из пасти дракона струился чистый свет. Не тот, что исходил от жертвенного пламени, а другой, более холодный и резкий.
Капли этого света падали на камень, оставляя обожжённые пятна, которые тут же начинали дымиться.
- Ты разбудил Древних... - голос дракона звучал так, будто доносился сквозь толщу веков. - Тех, кто старше самого времени! Кто помнит, как тьма и свет еще не знали разделенья!
Лекарь с трудом поднял голову - и увидел их.
Тени.
Но не те, что служили Элисетре.
Эти двигались странно.
Неестественно.
Их формы постоянно менялись, будто они не могли решить, как должны выглядеть.
Одна из теней вытянула костлявую руку. Слишком длинную. И Лекарь почувствовал ледяное прикосновение у виска.
В сознании всплыл образ Храма, но не такого, каким он его знал.
Вместо жертвенного огня бил источник чёрной воды, в отражении которой танцевали звёзды. Но не те, что на небе, а другие, более старые.
- Они помнят, - прошептал Азгар, его голос внезапно стал очень усталым. - Помнят, каким это место было до нас. И хотят вернуть своё!
Тени начали двигаться к ним, оставляя на полу обугленные следы.
Лекарь с трудом поднял посох. Древесина почернела, как после пожара, но всё ещё была тёплой на ощупь.
Первый удар разорвал тень пополам. Существо рассыпалось с детским смехом, который тут же оборвался.
Но из трещин в камне уже выползали новые.
- Бесполезно, - голос Элисетры прозвучал прямо в его сознании, сладкий и острый одновременно. - Ты выпустил их. Теперь они не остановятся!
Азгар выпустил пламя, испепеляя несколько теней, но на их месте тут же появлялись новые.
Мрачные фигуры вытекали из трещин в древних камнях, будто сам Храм истекал тьмой.
Дракон, чьи могучие крылья дрожали от напряжения, повернулся к Лекарю.
- Решай, хозяин! - прошипел он, и в его голосе слышалось необычное напряжение. -Либо ты успокоишь её сейчас, либо...
Но Лекарь уже принял решение.
Образ отца, без страха шагнувшего в пламя вспыхнул в его памяти.
Внезапно жертвенный огонь взревел, словно живое существо, и устремился к нему.
Пламя не обжигало - оно обвивалось вокруг него, как ручной змей.
Там, где огненные языки касались его кожи, начинали светиться странные знаки.
Древние руны.
Запретные символы, не описанные ни в одном манускрипте.
Первая руна врезалась в лоб, и боль была не огненной, а ледяной. Точь-в-точь как в детстве, когда он случайно коснулся языком дверной ручки зимой.
Вторая поползла по скуле, и в памяти всплыл отец, вырезающий этот же знак на косяке их хижины...
Предостережение или наследие?
Третья заполыхала на левой щеке холодным синим пламенем.
Эти знаки изменили всё.
Лекарь узрел истину, скрытую за пеленой теней. В их бесформенных очертаниях проступали лики его предшественников.
Каждый знак на его коже горел холодным огнём, вызывая не боль, а смутную память крови.
Когда последняя руна проявилась на запястье, он узнал её.
Та самая отметина, что украшала руку отца перед...
В этот миг пришло понимание. Его отец не исчез в пламени.
Он растворился в нём, став буквой в древнем послании, которое теперь говорило через сына.
Когда пламя выжгло первый символ на его лбу, Элисетра впервые за века... отступила.
Её совершенные черты исказила гримаса, в которой ярость боролась с чем-то немыслимым. С почти человеческим страхом.
— Нет! — её крик разорвал пространство, и в нём звучало что-то помимо гнева. — Ты не имеешь права! Они МОИ!
Её пальцы с длинными ногтями дрогнули — затем впились в его запястье.
Прямо туда, где пульсировала самая яркая руна.
Но свет знака вспыхнул яростнее, и Элисетра отдёрнула руку с шипением. Её кончики пальцев дымились, обугленные.
В глубине синих глаз мелькнуло не только понимание, но и ярость раненого зверя.
Голос Элисетры в его сознании оборвался. Магические руны создавали защитный барьер.
Последние тени, потянулись к светящимся рунам на его лице. Не в атаке, а в странном ритуале подчинения.
Каждый символ на миг почернел, вобрав в себя побежденные тени, и Лекарь почувствовал, как в его разум просачиваются обрывки чужих воспоминаний. Голод ритуального огня, пожирающего жертву за жертвой.
Шёпот Древних, сплетающийся в молитву, которую никто не смел забыть.
Руны на его коже пульсировали, будто теперь в них бились не одно, а сотни сердец.
Азгар, наблюдавший за этим, резко втянул воздух. — Они выбрали тебя… Но теперь вопрос — сможешь ли ты нести их, не став ими?
Лекарь почувствовал их тяжесть. Не на коже, а в разуме.
Он обрел власть над самой материей Храма. Безликой, древней силой, что струилась в его камнях и порождала эти простейшие тени.
Он мог приказывать камню и гасить их вспышки, ибо теперь был Хозяином этой слепой энергии.
Голоса Древних, их боль и голод, теперь были его оружием против самой Тьмы.
Лекарь наконец понял истинную природу Жертвенного Огня. Он питался не жертвами, а отречением от страха, принятием тьмы.
Азгар застыл, увидев перемену в хозяине.
Золотые глаза расширились — не от удивления, а от внезапного понимания.
Эти руны...
Все три сразу он видел их лишь однажды. На потрескавшихся стенах усыпальницы Первых Лекарей, где даже воздух казался застывшим в вечном молчании.
За спиной Лекаря раздался оглушительный рёв. Но это был не крик ярости, а торжествующий клич.
Дракон знал. То, что так отчаянно пыталась забрать Элисетра, никогда не принадлежало ей.
Это была кровь отца Лекаря, перешедшая к сыну вместе с древним долгом.
— Ты... — начал Азгар, но Лекарь поднял руку, касаясь пальцами пылающих на его коже знаков.
Губы беззвучно зашевелились, повторяя слова, забытые настолько давно, что даже камни Храма стерли их из памяти. И вдруг...
— Я вспомнил… — его голос рассыпался на десятки шёпотов, будто из каждой руны говорил кто-то новый. — Мы не гасим тьму. Мы кормим её. И она… всегда благодарит.
Посох с глухим стуком ударил о камни.
Раскрыв объятия, Лекарь шагнул к Элисетре. Не жертва и не палач, нечто новое.
Руны на его коже пульсировали в унисон с биением её чёрного сердца.
----
Тот шаг к Элисетре, полный слепой решимости, стал началом конца.
Власть новых рун была бессильна против разума.
Против воли.
Против изощрённого, проникающего шёпота Элисетры, что была не слепой силой, а олицетворением самой Тьмы. Её высшим, коварнейшим разумом.
Руны защищали его тело от поглощения, но душу и сознание ему предстояло защищать самому.
Уже на рассвете Лекарь с ледяным ужасом осознал. Её голос звучал в его черепе даже в тишине, навязчивый и неотступный, как собственный пульс.
Азгар предупреждал, но теперь кольцо сомкнулось. Связь между ними пустила корни, подобные чёрным побегам ядовитого плюща, что прорастает сквозь камень, раскалывая его изнутри.
Лекарь, всегда такой ясный и сострадательный, ловил в себе странное, чужое чувство к ней. Не жалость, не надежду, а тёмное, навязчивое влечение.
Словно путник, замерзающий в метели, начинал видеть в колючем снегу спасительный свет и бросался к нему. Прямо в пропасть.
В синих омутах её глаз он жадно выискивал и находил! — тот самый призрачный отсвет, ту искру, что, как ему мнилось, можно было раздуть в очищающее пламя.
Элисетра вела его, как марионетку.
Её голос струился в сознании. Мёд, замешанный на яде, сладкий и неотразимый шёпот.
Каждая её фраза вплеталась в канву его мыслей, пока грань между его волей и её внушением не истончилась до предела и не исчезла.
- Ты могущественнее, чем смеешь думать, — звучало у него в голове, и от этих слов по коже бежали мурашки, будто касались ледяные пальцы. - Ты способен стать больше, чем жалкий хранитель угасающего огня. Ты сможешь перекроить саму ткань этого мира. Но для этого... тебе нужно отдаться мне...
Её голос менял тембр. То становился нежным, как обет покоя, то обжигал жаром запретного вожделения.
И с каждым её словом сопротивление Лекаря таяло, как воск у огня, пока от его воли не осталась лишь тонкая, хрупкая плёнка.
И он верил.
О, как же он верил!
Её речи звучали так убедительно, что он начал тонуть в сомнениях о всём, во что верил прежде.
Он чувствовал, как её тьма сочится в его разум, как чужие мысли медленно, но неотвратимо вытесняют его собственные.
Она знала все его слабости, умела играть на самых потаённых струнах его души.
----
Азгар, чья древняя мудрость редко его подводила, ощутил перемену раньше, чем увидел её.
Ноздри вздрогнули, уловив тонкий запах тления. Не плоти, а того, что разъедает душу.
Чешуя на загривке встала дыбом.
Он видел, как изменился хозяин.
Глаза Лекаря, всегда ясные и твёрдые, теперь смотрели сквозь мир. Зрачки расширились, поглотив радужку, оставив лишь чёрные, бездонные пустоты, в которых пульсировали чужие звёзды.
Движения его стали плавными, неестественно замедленными. Будто он двигался сквозь густой, вязкий мёд.
Даже дышал он иначе — поверхностно, редко, как спящий.
Дракон тяжело ступил вперёд, и каменные плиты жалобно затрещали под его тяжестью.
Когда он заговорил, голос гремел не только в ушах, но и внутри. Низкий, предостерегающий рокот, похожий на отдалённый гром перед бурей.
— Хозяин, — прорычал он, и каждый зуб в его пасти обнажился в оскале древнего ужаса, — ты не идёшь — ты падаешь, даже не чувствуя, как тень смыкается над твоей головой! Её тьма не просто в тебе. Она уже смотрит твоими глазами!
Лекарь поднял на него взгляд, но взор его был пуст и безжизнен, словно он смотрел не на дракона, а сквозь него, в какую-то незримую даль.
— Ты ошибаешься, Азгар, — прошептал он, и голос его дрогнул, как тень на границе света. — Я видел её... настоящую. Не ту, что пьёт боль, а ту, что прячется за ней. Девушку, задыхающуюся в собственной тьме. Разве мы не клялись спасать таких? Или наш свет только для тех, кто уже чист?
— Ты ослеп, хозяин, — чешуя Азгара загремела, словно доспехи павшего воинства, а из пасти вырвался рык, от которого содрогнулись камни Храма.
В глазах дракона, обычно полных уверенности и золотого огня, мелькнуло нечто новое. Страх не за себя, а за того, кто стоял перед ним, уже наполовину потерянный во тьме.
Лекарь открыл рот, чтобы возразить, но язык будто прилип к нёбу.
Горло сжалось, словно невидимые пальцы сдавили его.
Вместо слов перед внутренним взором поплыли обрывки воспоминаний. Первые робкие шаги в Храме, как неуверенно дрожали его тогда ещё юные руки...
Лица умерших. Их последние взгляды, полные немого укора...
И вчерашняя ночь… Ледяное прикосновение Элисетры, её пальцы, тонкие и сильные, словно корни древнего дерева, впившиеся в его запястье, оставившие на коже едва заметные синие прожилки.
Где-то в самой глубине, под толщей сладкого яда её слов, дёрнулась одинокая, ясная мысль. - Азгар… прав!
Она тут же утонула, не успев оформиться, смытая накатывающей волной её воли.
Пальцы сами собой потянулись к посоху, ища спасения в привычной шершавости дерева, но наткнулись на ледяную, чужую гладкость металла.
Он отдернул руку, и это движение почудилось ему своим.
В сознании зазвучал её голос, мягкий и убедительный. - Ты же знаешь меня… Видел меня настоящую… Разве похожа я на тех чудовищ, что прячутся в твоих древних фолиантах?
Её слова текли, заполняя все трещины в его сомнениях, заливая их смолой.
Горло сжалось, но не от внешней силы. Будто сама плоть восставала против произносимого.
Внутри черепа забилось что-то чужое, выталкивая его собственные мысли, как осенний ветер срывает последние мёртвые листья.
----
Лунный свет струился по камням стены Храма Равновесия Тьмы и Света, застывший в немом ожидании.
На её фоне, подобно чёрному клинку, вонзённому в самое сердце святилища, вырисовывалась одинокая фигура Элисетры.
Тень, отбрасываемая ею, жила собственной жизнью. Извивалась и колыхалась в немом предвкушении, не повторяя ни одного движения своей хозяйки.
Холодное сияние ночного светила окутывало стройный стан, словно жидкий серебряный дождь, лаская и подчёркивая каждый смертоносный изгиб.
Длинные тонкие пальцы с острыми, как бритва, ногтями медленно скользили по животу, под которым уже ощущалось едва заметное, но желанное шевеление.
Губы искривились в улыбке, в которой материнская нежность сплелась с чудовищным торжеством, как плющ обвивает древнюю гробницу.
В призрачном свете блеснули острые клыки, и ночь услышала шёпот, полный вековой ярости и нетерпения.
— Скоро... совсем скоро ты появишься на свет, мой маленький хранитель Равновесия! И тогда я наконец получу своё!
Тьма научила её терпению, и час расплаты почти настал.
Её ледяной, пронизывающий смех разорвал тишину — смех, от которого у любого, кто мог бы его услышать, кровь застыла в венах.
Конец первой книги 2020-2025 г.
Свидетельство о публикации №225090801681