Мудрость Будды

     Че Гевару мучили сны. Кошмарами в прямом смысле они не были. Уж слишком сложными и прихотливыми они для этого были.
То снилось, что он идёт по лунному лучу и беседует с Иисусом Христом о матерях и любви к ним. Он объяснял милосердному Богу, что нужно сделать людей счастливыми, даже если они, глупые и невежественные, не хотят этого.
     То какая-то сумасшедшая русская содержанка жгла радужные купюры с портретом царицы в печке.
     Откуда он знал это странное слово «pechka»?
     В следующую ночь он умирал от загнившей раны в предгорье Килиманджаро. 
     А просыпаясь в ужасе и поту, обнаруживал, что сдвинул во сне противомоскитную сетку и всё лицо и руки вспухли от укусов насекомых и нестерпимо чешутся.
     Вечерами, ворочаясь в своём гамаке, после долгого дневного перехода по джунглям, он с каким-то обречённым любопытством ждал, что принесёт ему очередная ночь.
     Снилось, что стоит в бесконечной очереди неизвестно за чем. Но смутно понимал, что какой-то невероятно дефицитный товар должны были выбросить. Просыпаясь, недоумевал, отчего, если товар «выбрасывали», за ним нужно было стоять?
     Че понимал, что справедливый Господь за что-то разгневался на бедного борца за свободу бедняков, раз посылает такие странные, нелепые, абсурдные миражи и возносил горячие молитвы Деве Марии.
     Конечно, он, как и положено коммунисту, не верил ни в Иисуса, ни в Яхве, что не мешало ему глубоко почитать Богоматерь. Кажется, это называется «двоемыслие». И тут в сознании всплывала странная, вроде бы русская фамилия «Зюганов».
Проснувшись дождливым утром, когда мокрым или влажным было абсолютно всё, кроме замотанного в джутовую ткань оружия, Гевара вздохнул с облегчением, сегодня ничего не снилось.
     Выпив крепчайшего боливийского кофе и закурив первую за день сигару, которую он прикрывал ладонью от дождевых капель, революционер приступил к не слишком приятному делу: допросу молодого крестьянина, подозреваемого в работе на правительство.
     Хорхе, так его звали, избитый ночью партизанами за дерзость, держался вызывающе. Его заплывшие от синяков глаза горели ненавистью.
    - Что ты можешь сделать мне, бандит? - спросил он команданте, угадав в нём главного, - Я бессмертен, моя душа бессмертна, поправил пленник и сплюнул себе под босые ноги. Вместе с кровавой слюной на гниющую лесную подстилку упала белая половинка выбитого зуба. Хлопотливый чёрный муравей-разведчик  деловито исследовал его и, не найдя ничего съедобного, поспешил по своим делам.
     - Ты бессмертен, хорошо! А твоя мать? - спросил Че и скомандовал: - Введите её!
     Кошка и Паук, верные соратники командира привели, держа под руки, так она была слаба, мать Хорхе. Один её глаз закрылся от гематомы, платье было порвано.
      Че невольно засмотрелся на Кошку.
     Молодая любовница команданте была прекрасна: огромные карие глаза, иссиня-черные волосы, забранные в хвостик, Промокшая ткань рубашки обрисовывала высокую грудь. Гевара незаметно поправил вставший член, освободил от ткани любимый карабин «Кристобаль» и почти не целясь выстрелил в сторону старухи. Та упала, будто у неё из под ног выдернули землю. Хорхе закрыл в тоске глаза и по лицу у него потекли слёзы, смешиваясь с дождевыми каплями.
    - Можешь идти, бессмертный, ты свободен! - со скукой в голосе проговорил убийца, опуская оружие. Крестьянин, шатаясь от горя, побрёл и исчез за стеной дождя.
     Бывший каторжник Паук, прозванный так за татуировку на правой щеке, взял труп за ноги и отволок за деревья.
     Вождь со своими бородачами-барбудас брёл целый день, повторяя про себя:
    - Моё поражение не будет означать, что победа невозможна!
     С тоской ожидая наступающую неотвратимо очередную ночь.
     Сэнге Римпоче открыл глаза и глубоко вдохнул воздух через нос и медленно выдохнул его через рот.  Многочасовая медитация  была завершена. Монах был благодарен, глубоко благодарен за то, что родился человеком. Это просто удивительно с такой кармой. Если его видения истинны, то его прошлое перерождение было просто ужасным.
За окном его кельи который день шёл дождь, благословенный дождь. Отрада для крестьянина, ждущего всходы.
Когда-то, далеко в прошлом, пролилась кровь. Но она ушла в землю и на том месте давно взошли травы и деревья, и кровь стала их соками. Так и эта его оболочка есть нечто хрупкое, непрочное, временное и конечное, как и всё в видимом мире: люди и животные, трава и деревья, озёра и горы, планета и звёзды.
     И только мудрость Будды пребудет вечно.
     На жёсткой кровати отшельника лежала кошка и с интересом наблюдала за пауком, терпеливо и неторопливо ткущим свою паутину в углу под потолком, так, будто впереди у него вечность.

    Этот текст вольное, весьма вольное переложение новеллы поэта, писателя и акциониста Дмитрия Пименова «Вера, насилие, кот и паук», написанной свободным стихом. Дмитрий предложил мне написать фантазию на её основе, что я с удовольствием и сделал.
    Я, простите за дурной каламбур, даже вставил в рассказ эрегированный член, присутствующий в оригинале, что было непросто)
Вот новелла Дмитрия:

                ВЕРА, НАСИЛИЕ, КОТ И ПАУК
                новелла свободным стихом

      Коты не знают слов, мы знаем язык котов.
      Пауки не знают снов, мы знаем сны пауков. Кота. Паука.
      Мы! Мы устремляемся в знание о вере и насилии. Паук умрёт от старости, кот останется во времени. Мы? Мы – кот и паук.
      «Ты должна вещать, а не ныть,» – речь непонятная ни по смыслу, ни по времени и месту произнесения. Не я, кот, не я, паук, не знаем букв, предыдущие слова не реальность для нас, а алфавит.
       Реальность вот: человек похожий на Эрнеста Че Гевару, я под столом, я в аквариуме, полумрак. Паук в аквариуме, кот под столом. «Ты должна вещать, а не выть,» – звук человека. Человек в военной форме, кот – полосатый метис, паук чёрный, большой, похожий на мохнатую крепость. Кот мяукнул, паук спит, человек, энергично жестикулируя, продолжает: «Я так и скажу ей: ты должна вещать, а не выть, а она будет выть». Время. Время сна паука. Время «мяу» кота. Время входа другого человека.
      Другой человек входит не один. Его ведут. Время речи. «Че Гевара» говорит: «Итак, бессмертие. За него полагается смерть». Другой человек молод, можно сказать, юноша, атлетического сложения, кудрявые длинные волосы, лицо с полотен Возрождения, изорванная, окровавленная одежда едва прикрывает изящную архитектуру мышц.
      Паук видит сон. Сон о прошлом. Прошлом того человека, которого привели. Человек спит в своей комнате. Вот уже выломана дверь, его избивают и уводят. Его мать, нарисованное дымом лицо, длинное тёмно-красное платье, губы – горе, глаза – смирение. Паук просыпается. Кот мяукает. Хозяин животных и положения говорит пленнику.
      – Ты не представляешь для меня сложности. Ты знаешь, что бессмертие есть, я знаю, что бессмертия нет и могу тебя убить, – достаёт револьвер, – но этого мало. Я хочу, чтобы ты узнал, что бессмертия нет.
       Паук вылезает из аквариума и ползёт ближе, чтобы лучше слышать и видеть. Кот видит и слышит всё и больше, чем всё, мысли доступны ему, но не доступны нам. Революционер, победивший революционер, он похож на Че Гевару не только внешне, но и по положению в тоталитарном обществе победившей революции, крутит револьвер на пальце (кот, паук и пленник не боятся его), шепчет.
      – Ты не боишься меня...
      – Нет, – спокойно, слишком спокойно для своего положения, отвечает молодой человек.
      – Я не спрашивал... Я знаю... Я говорю сам с собой... А для тебя у меня есть не слова, а кое-что другое. Есть твоя Вера и есть Она, вот, пожалуйста.
Кот внимательно поднимает уши. Паук переваривает пищу. Появляется мать юноши. Паук ползёт к ней, он чувствует, что должно произойти. Его мудрая предсмертная старость видит ближайшее будущее. Он слышит слова, которые будут произнесены, и звуки, которые прозвучат, и перемены, которые произойдут.
      – Бессмертие есть?! – кричит «Че Гевара», – Есть?!
      – Да, – дрожащим голосом отвечает пленник, глядя на мать.
      – А ты должна вещать, а не выть, – орёт мучитель на женщину, а она заливается слезами и причитает, – родила опасного безумца... Он знает о том, чего нет, он – чудо!!! Вещай, как это получилось!!!
      Кот чувствует: бессмертие есть.
      – Она бессмертна?!
      – Да...
      – Так вот! – враг бессмертия стреляет в голову женщины. Развороченное пулей лицо смотрит в потолок, паук подползает к телу и умирает от старости.
Молодой человек очень странно спокоен, странно.
      – Она бессмертна?! Теперь она бессмертна?! – кричит убийца, размахивая револьвером.
      – Да, да, – отвечает мученик и внимательно смотрит в глаза мёртвому пауку на теле матери.
       – Вот, она мёртвая, вот, где же она бессмертна? – ехидно, уже успокоившись, прикрыв глаза, став совсем другим, палач вопрошает, наслаждаясь жестокость своего вопроса.
       – Там, где и я буду сейчас, когда ты выстрелишь ещё раз. Бессмертие везде – и здесь, и там.
       – Ошибка! – расхохотался и бросил револьвер на стол, – Всё будет по-другому. Видишь этого мёртвого паука? Его поймали партизаны в джунглях и подарили мне. Он мёртв, и бессмертия нет. Мы совместим казнь и похороны. С высокой горы мы столкнем деревянную телегу с ящиком, куда поместим тебя и трупы твоей матери и паука. Положим соломы и пакли и подожжём. У тебя будет время и место подумать о бессмертии.
        Кот плачет о пауке.
        Мученика уводят. Че Гевара закрывает глаза и начинает глубоко и ритмично дышать, выдох в два раза длинные вдоха. У себя в голове он шепчет: вдох, выдох, вдох, выдох, созерцаю дыхание...
Раз-два,
Настоящее здесь,
Три-четыре,
Настоящее здесь,
Пять-шесть,
Настоящее здесь,
Семь-восемь,
Настоящее здесь,
Девять-десять,
Раз-два,
Настоящее здесь.
      Он видит снег, снег, который он видел всего несколько раз в жизни.
      Кот засыпает.
      Белое, белое, белое пространство у подножия горы. Справа огромный белый храм, вырастающий из снега, слева маленький белый храм, спрятавшийся в снегу. Кресты на серых куполах теряются в белом небе. Че Гевара поднимается по склону горы и оказывается на белой крепостной стене монастыря, выше и выше, и вот он в саду (назовём сад парком?), и на заднем дворе храма с белым смешивается с коричневое, земля, мусор и коричневая дверь в подвал, и коричневая собака тянет зубами за серую верёвку, привязанную к дверной ручке, открывает как бы приглашая войти.
      В тёмном проёме двери стоит странное лицо. Форма раздувшейся морковки, тонкие губы, близко посаженные глаза, миниатюрный нос, одним словом – дебилоид. Че Гевара боится его и не решается принять приглашение войти, написанное на лице дебилоида. Но! Он вдруг вспоминает этот взгляд, где-то в далёком прошлом это лицо было лицом его друга, и воспоминание это меняет восприятие, лицо уже не дебилоида, а в нём уже виден ум, вызывающие доверие. Доверие ведёт в подвал, в темноту, на тусклый свет в глубине. И там есть то, что является финалом нашей новеллы.
      Человеческое лицо с развороченным лицом, и из него, из этого лица торчит эрегированный половой член.