Обида на маму - одна из причин безденежья

Пожалуйста, имейте в виду, что в статье присутствует некоторое количество жести и мозгокопаний. Если вы не в настроении такое читать, лучше переключайтесь на что-то другое.


В целом у меня была хорошая семья и достаточно благополучное детство. В том смысле, что я знаю и своих маму и папу, они не бухали и не водили домой сомнительных людей, и в целом оба достаточно цельные, хорошо сформировавшиеся личности, которые есть за что уважать. Я не побиралась, не связывалась с наркотой и не спала на улице, не была вынуждена работать с 14 лет, чтобы прокормить младшую сестру, жила каждый раз в хорошем районе и получила хорошее образование… На этом всё.

Как наверное можно догадаться, мне довелось хлебнуть некоторой жести в самом раннем возрасте и потом ещё, что кардинально повлияло на формирование глубинных слоёв моей психики, с которыми я разбираюсь до сих пор.

Бывает так, что тебе 2,5, и ты видишь, как папа избивает маму. Был какой-то семейный праздник, толпа родственников, и мама поссорилась с бабушкой – что-то ей «не то» сказала. Зная эту бабку, я не удивлена. Она может задеть и святого – тот ещё злой язык… Но все почему-то этого старательно не замечают и списывают на характер, возраст, не знаю что ещё – стараются не связываться. Как говорится, целее будешь.

Но моя мама не такая. В силу своих личных причин и истории, которая есть у всех, она считала правильным ответить. А может и просто не выдержала – кому понравится, что его прилюдно оскорбляют с сочувственной улыбочкой. Закончилось тем, что она ударила бабушку по лицу.

К слову, я не очень осуждаю такие эпизоды. Почему-то в нашем цивилизованном обществе считается, что рукоприкладство – это максимально плохо и осуждаемо, в то время как 1000 и 1 способ психологического насилия - вариант нормы. Кто будет заводить дело за взгляд или слово? Хотя зачастую именно психологическое насилие, злословие и прочая пассивная агрессия оставляют более глубокий и трудно излечимый след на человеке. От этого сложнее защититься, особенно людям с доброй и ранимой психикой. Особенно, если нет специального опыта противодействия. Так что ничего удивительного, что люди не выдерживают и хотят защититься от этого любым доступным способом. Я вижу это как последнюю меру, знак отчаяния и крик о помощи человека, загнанного в угол.

Так вот отец очень быстро собрал нас с сестрой, маму и мы поехали с этого праздники жизни домой.

По пути родители ссорились. Папа остановил машину, вышел, открыл мамину дверь, и попытался вытащить её из салона за волосы. Мама сопротивлялась. У меня отпечаталось перед глазами, как мама лежит, наполовину высунутая из машины, голова над проезжей частью, волосы чуть не подметают асфальт, вокруг темно, глаза слепят фары проезжающих навстречу машин, папа… может бьёт её, может отошёл успокоиться – этого моя детская психика не запомнила. Так или иначе мы оказались дома…

Или позже, зимой. Папа отправил нас с сестрёнкой посидеть в машине, пока они с мамой «разговаривают дома». Я уже знала, что он её бьёт, и что там, происходит что-то жуткое. Мне было очень страшно. И мне до сих пор плохо об этом вспоминать. В этот момент я думала о том, как защитить мою младшую сестру, которая сидит рядом. Я не знаю, понимала ли она хоть что-то, запомнила ли. Лучше бы нет. Мысли закончились на том, что я слишком маленькая и слабая, чтобы что-то сделать.

Или ещё позже, уже дома, ты сидишь в гостиной на диване и видишь, как папа бежит из кухни в детскую со сковородкой и закрывается там. Они громко кричат друг на друга. Ты не можешь не слушать. А внутри всё переворачивается. И хочется бежать туда, открыть дверь, сделать что-то, чтобы это прекратилось. Быть сильной и защитить. Но ты слабая, ты ничего не можешь сделать. И ты ненавидишь себя за это.

Тебе почти 4, папа увёз вас с сестрой в Москву. Просто собрал вещи, взял из комода твои любимые белые сандалики с ромашками, и увёз. Вы поселились в Алтуфьево, в доме завелась няня. Наверное она была хорошей и доброй молодой женщиной, но мне очень хотелось вернуться к маме. Я постоянно плакала и тосковала. И я ненавидела отца, который увёз нас от неё.

Ненависть к отцу стала моей религией. Но очень скоро она трансформировалась в такую же яркую, сильную и болезненную любовь. В целом ничего удивительного. Тебе 5, у тебя не осталось рядом значимого взрослого (а маму я очень любила), ты постоянно в изоляции – и биологически и психологически, нуждаешься в любви. Отец работает, чтобы обеспечить вас, поэтому нужно быть тихой, вежливой и послушной. Сестра справляется, но тебя ведёт ненависть и потребность в любви, контакте, и единственный способ получить его – это кричать о своей ненависти, плакать, быть неудобной, бунтовать, чтобы хоть так, через боль, через травму, насилие (в то время меня не били), ссору получить подтверждение, что «я есть», «я существую», «я не пустое место», «я живая», заметь меня, не отстраняйся, не игнорируй меня. Иначе, зачем это всё, зачем ты забрал нас от мамы, если теперь забросил в дальний угол, и мы тебе не нужны?…

Мне было почти 6, была зима, когда вдруг, внезапно, как порыв ветра в вечернюю темноту дороги врывается мама. Мама! Она не забыла! Она искала нас! Она нашла!… Мама подхватила сестру, закружила и прижала к себе. Говорила, целуя в щёчки: «Дианочка, милая, я тебя нашла». Я стояла поодаль. Так получилось. Меня не заметили. А в груди разрасталась обида и чувство предательства. Мама же вот она, рядом, только руку протяни, но она не заметила меня. Я ей не нужна.

В тот вечер мы так и не встретились. Папа похватал нас под мышки, засунул в первую попавшуюся попутку и мы свалили «в закат» – поехали ночевать к его другу. Потом он выписал из Красноярска бабушку (ту самую), и следующие пол года мы с ней мотались по подмосковным санаториям, летом даже оказались в Абхазии, где я чуть не утонула (это другая история, совсем не страшная). За лето мы сменили район и квартиру, пошли в другую школу. Потом у папы закончился бизнес, и мы сменили ещё одну. Короче, следующий раз, когда я увидела маму, мне было 15 или 16 лет. А тогда, в свои 6, я впервые услышала песню «Куда уходит детство?» и расплакалась, потому что поняла, что детство уже ушло так и не начавшись.

Я это рассказала, чтобы вы понимали предысторию. У меня, и у мамы были объективные причины для формирования сильных запечатлений, которые серьёзно повлияли на дальнейшую жизнь.

Сейчас, в контексте того, что я пытаюсь стать самостоятельным человеком, как-то реализоваться, что-то зарабатывать на жизнь и стать счастливой, я хочу рассказать об обиде на маму, которая появилась у меня как результат тех детских событий.

Я говорю о своём блоке на проявление. Одна из его составляющих – это та самая обида на маму. Папа там тоже отметился, куда без него, но сейчас я хочу раскрыть именно мамину часть. Как вообще получилось, что на маму, которая была по сути жертвой обстоятельств, и была всем для меня, можно было обидеться?

Когда я была мелкая, я была очень привязана к маме. Я любила её, мы проводили много времени вместе, разговаривали, она учила меня английскому. Она была молодой женщиной, чья сила ещё только формировалась. Это сейчас она начальница и повод для гордости, а тогда она была просто мамой. Просто девушкой, которую жестоко бьёт муж и раз за разом морально насилует свекровь. Я не боялась отца никогда, я его ненавидела, и боялась того, что он может сделать – с сестрой, с мамой, причинить боль мне. Все вокруг (уже в Москве) считали его святым – и мне прямо говорили об этом. Мол, какой у вас хороший папа, в одиночку воспитывает двух девочек, просто герой, тебе молиться на него надо (прямо такой текст мне выдала как-то англичанка в школе). Я в такие моменты просто молчала, потому что внутри ворочалось что-то тяжёлое и злое, от чего перехватывало горло, и хотелось либо плакать, либо кричать и что-нибудь сломать. Они не знали, что «святой отец» дома меня бьёт по поводу и без, постоянно орёт и упрекает, говорит, какая же я змея подколодная, вся в мать, унижает, обвиняет во всём подряд и откровенно гнобит. А всё остальное время работает, что означает полный игнор общения, тактильный контакт – через ремень и подзатыльник, и полная эмоциональная депривация.

Я очень рано начала скрывать свои чувства, рационализировать их и избавляться от них всеми способами, потому что мне ни в коем случае нельзя было показывать свою слабость. Когда он орал, обзывал по-всякому, совал кулак под нос, нельзя, просто нельзя было ни при каких обстоятельствах ему отвечать. Я конечно не всегда справлялась, очень хотелось ответить, встрять, сказать, ударить в ответ… И единственный способ сдержаться было – это не чувствовать. Не подавлять эмоции, не претворяться, а действительно не чувствовать совсем. Потому что «какой в этом смысл, это всё равно ничего не изменит». Так что я очень рано научилась управлять своим внутренним состоянием.

Короче, от папы мне досталось боли и душевных травм. Лет с 10 до 16 я себя вообще почти не помню, а потом началась совсем жесть – папа вспомнил, что меня надо воспитывать, а я уже была не в том возрасте и воспитываться не хотела (я решила, что мне не нравиться такое воспитание, и что я буду воспитывать себя сама)… Конфликты стали острее. И что бы вы думали? Всё это время, сама того не замечая я винила маму. За то, что она была слишком слабой и не смогла защитить меня от папы. Я презирала её за эту слабость и обижалась на неё за то, что её не было рядом в те моменты, когда мне было хуже всего.

Не ищите тут логику, она отсутствует. Психика состоит из таких вот парадоксов, ибо формируется в детстве из ограниченного набора данных. Мама для ребёнка – весь мир. Мама любит – значит, и мир любит. Мама даёт безопасность – значит и мир тоже базово не опасный. Это та доминанта, которая должна сформироваться в своё время для общего здоровья психики. Понимаете?

Я очень любила маму и была сильно привязана к ней, и я ждала от неё защиты, проецировала это желание на мир. И когда мир стал опасным – то я поняла, что это потому, что её нет рядом. Я почувствовала, что она предала меня, когда «исчезла», была слишком слабой, чтобы отстоять нас. Я не знала, что когда папа паковал наши вещи, она лежала в больнице с сотрясением и побоями. Но она «предала» меня и второй раз – когда зимней ночью выбрала сестру. И потом, она не пришла на помощь в мои школьные годы, тогда, когда никого доброго и сочувствующего рядом не было, а я нуждалась в ней больше всего – когда мне некому было рассказать хоть что-то из того, что происходит дома за закрытой дверью. И тогда часть моей любви трансформировалась в ненависть и презрение – к маме, к слабости в целом, и как итог к (женщине в) себе.

Этот блок лежит в груди (в районе от солнечного сплетения до яремной впадины) – как слёзы одиночества, жалости к себе. Сжимает твёрдой рукой горло, заставляя молчать, затаиться, не показывать интересы и чувства, и в целом не отсвечивать. Даёт ложную уверенность в том, что если будешь послушной – изворачиваться, врать, соответствовать ожиданиям, соглашаться с невыносимыми условиями, забивать на себя, то … выживешь. Да, это не про развитие и точно не про долгую, счастливую и психически здоровую жизнь. Когда-то психика нашла лучшее решение, чтобы защитить нас, но теперь этот же поведенческий комплекс мешает действовать и зарабатывать деньги. Приносит прокрастинацию и страх наказания.

Ещё интересная сторона этого блока – как дополнительная страховка от его уничтожения: я не хочу закончить, как мама. Мол, если я буду, как она, говорить, что думаю, и свободно выражать свои чувства, я буду собирать хейт, как она, меня будут бить, как её, у меня не будет союза с любимым мужчиной, как у неё, искусственный ребёнок, как у неё, ненависть к мужчинам, как у неё, в хлам запущенное здоровье и полное неумение жить для себя, заводить надёжных друзей, доверять людям… Я уважаю свою маму. У неё была реально трудная история, из которой она смогла сама выбраться и чего-то добиться. Её точно ЕСТЬ, за что уважать. Теперь – она сильная женщина, лидер, крутая начальница и важный специалист в своей области. Но с чем-то она не справилась, забила на себя, и я не хочу, чтобы моя история повторила её треш-сценарий.

Но парадокс в том, что это запечатление (не отсвечивай, не выражай себя, не делай, что желаешь, иначе закончишь, как мать) не верно! Потому что этот сценарий существует только пока я/она/человек ПРОДОЛЖАЕТ прятаться от жизни. Страх получить наказание за то, чтобы быть собой приводит и к тому, что ты боишься, прячешься от мира. И пока ты прячешься, вокруг всегда будут люди, которые будут наказывать, чтобы помочь тебе же от этого страха освободиться – выбраться из скорлупы.

Возвращаясь к блоку и к истории. В основе лежит идея, что обязательно должен быть кто-то, кто будет меня защищать. От недоброжелателей, от мира, от меня самой. Чтобы можно было и дальше не быть сильной самой, положиться на кого-то.

Как вы понимаете, всё в этой идее – искажение. Потому что я запомнила себя-маленькую, которая не может ничего сделать с обстоятельствами этого мира и не может защитить себя сама. Эта маленькая-я до сих пор ждёт своего «волшебника в голубом вертолёте», маму, защитника, за которым наконец-то будет безопасно и не страшно. Где ничего от неё не хотят и не требуют, не наказывают молчанием и игнором. Она хочет оставаться маленькой девочкой и не взрослеть, чтобы почувствовать то самое беззаботное счастливое детство, которого у неё никогда не было. Она хочет любви и принятия, чувствовать себя важной и нужной просто так, потому что она просто есть, и никому ничего не доказывать.

Чем это лечится? Не знаю. Каждый должен найти свой ключ для себя. Для меня же была освобождающей идея, что Я ХОЧУ СТАТЬ СИЛЬНОЙ САМА ДЛЯ СЕБЯ. А ещё то, что боль – это заблокированная/невыраженая любовь. Нас не задевают слова и поступки тех, кого мы не знаем, не ценим. Я очень любила маму. И эта любовь, не смогла найти выхода, заблокировалась, стухла. И превратилась в боль и ненависть. Но от этого где-то там, в ядре не перестала быть по-прежнему любовью. Так может, соединившись с ней и отчистив её от ненависти и боли, и я сама смогу получить освобождение…

Подумайте вот над чем: за пределами земной личности все мы духи – бесконечно мудрые и полные любви. Перед тем, как рождаться, мы сами выбирали себе приключения – и те, кто страдает от жестокости, и те, кто её делает. Мы знали, на что шли. И возможно где-то там, за пределами жизни мы все друг другу добрые друзья, просто забыли об этом. И что если в целом вся боль, которая нам встречается, все обиды –  это эхо той неземной любви? И что может вспомнив её, дав ей выход, мы сможем отпустить страдания?