Из детства

Это чувство тоски и безысходности родом из детства. Оно появилось в один из вьюжных зимних вечеров, когда казалось, что лето и каникулы бывают только в кино.Магазины в те годы напоминали не столько восточные базары, сколько склады диковинных товаров – там было всё: от маргарина до китайского ширпотреба. Вот только денег вечно не было.

"Это от того, что страна стала меньше", – думал я. Наивно, но вполне объяснимо для семилетнего пацана. Не очевидным было другое: почему родители приходят только переночевать, и то не всегда, и возвращаются на завод, получая гроши. А у Дани со второго подъезда родители, казалось, не работали вовсе -  должно быть они, нашли философский камень. У него было всё: видеодвойка JVC о которой мечтал весь двор и даже несколько игрушек-трансформеров, которых все видели в рекламе по телеку. "А на будущий год, – хвастался вечно неопрятный Даня, задрав нос и лихо заломив на затылок синюю бейсболку с орлом и надписью USA, – мы летим в Адлер!"

Не то чтобы я был равнодушен к таким заявлениям, нет. Завидовал, конечно. Но, в отличие от "прилипал", которые дружили с Даней, чтобы хоть как-то приобщиться к его роскоши и богатству, хранил нейтралитет и молчание. Большая часть этих "прилипал" были детьми из неблагополучных семей, некоторые - безотцовщинами. Их идеалом был любой, у кого водились деньги. Их зыбкая дружба длилась ровно столько, сколько длилась выгода. Помню, как те, что были постарше, собирались на чердаке нашего дома. Иногда с ними, на правах главного спонсора, приходил и Даня. Парни угощали его "Тареном" или давали немного манаги. Обычно дерзкий и вызывающий, под кайфом Даня становился тихим и плаксивым, его кукольное лицо теряло выразительность, а глаза мутнели и воспалялись. Сложно сказать, чего ему не хватало – ума или родительского внимания и заботы.

Поскольку вход на чердак был свободным, любой желающий, преодолев дюжину ступеней и толкнув дверь в струпьях зелёной краски, мог "насладиться" запахом мочи, видом окурков, пустых бутылок из-под дешёвого портвейна и пакетов с остатками клея "момент". Пацаны приволокли откуда-то старый пружинный диван ядовито-зеленого цвета, словно вытащили его из болота, и коротали на нём вечера, а иногда и ночи. Однажды на этом диване оказался Лёха – местный юродивый неопределенного возраста с серыми глазами ребёнка и пятнами седины в бороде. Лёху как-то сразу приняли, несмотря на вонь и антисанитарный вид. Ему помогали одеждой, едой, табаком и алкоголем. Рассказывали, что Лёха ветеран и раньше работал на руднике. На вопросы о прошлом Лёха нехотя отвечал: "божьей милостью, я похоронил его в шахте."

Однажды Лёха пропал на несколько недель, и никто не знал, где он. Одни говорили, что он уехал в деревню к сестре, другие – что на кичу. На самом деле Лёха попал под машину. Медики не стали долго возиться, ему отрезали ногу по колено и отправили восвояси.

-Стало чуть сложнее ходить, зато еды теперь нужно меньше. - шутил Лёха.

Но некоторое время спустя Лёха решил, что чердак – это лучшее место для того, чтобы свести счёты с жизнью. Сейчас мне кажется, что Лёха поступил правильно.

Прогуливая уроки, его обнаружил Даня. Для меня до сих пор остаётся загадкой, как одноногий человек смог самостоятельно повеситься. Должно быть, на одной ноге ещё сложнее удержаться над пропастью.