Любите ли вы Маяковского? Рассказ. Продолжение

Продолжение. Начало http://proza.ru/2025/09/07/1236

На третий день под вечер Тимка привел Тасю в маленький домик, где окна на ночь прятали за деревянными ставнями, а цветущая старая акация, словно шатер, накрывала и крышу, и крохотный дворик. В эту ночь они любили друг друга, и Тасе казалось,  ничего лучше, чем эта ночь, в ее жизни не было и уже не будет. Забыли прикрыть ставнями окна, и они, бесстыдно распахнутые  навстречу дождю, жадно вбирали в себя ночную прохладу, настоянную на акациевом дурмане. Уже под утро,  когда на бульваре имени Гагарина зазвенели первые трамваи, Тася погрузилась в сладкий дурман, не очень осознавая, где она и что с ней. Огнем горели зацелованные губы, кружилась голова и погружаясь  в сладкую дрему, а может, уже во сне она слышала  горячий шепот юного любовника:

Будешь за море отдана,
спрячешься у ночи в норе —
я в тебя вцелую сквозь туманы Лондона
огненные губы фонарей.

Никто никогда не говорил Тасе о поцелуях так упоительно страстно, и она упивалась этой яростной страстью.

Может быть, от дней этих,
жутких, как штыков острия,
когда столетия выбелят бороду,
останемся только
ты
и я,
бросающийся за тобой от города к городу.

Сильный,
понадоблюсь им я —
велят:
себя на войне убей!
Последним будет
твое имя,
запекшееся на выдранной ядром губе...

И ДОЖДЬ, И СЛЁЗЫ, И ЛЮБОВЬ...

Чемодан, серый в темно-зеленую клеточку - вот, что увидела Тася, когда проснулась, чемодан, куда Тимка поспешно кидал вещи. В окна вместе с рассветом  всё так же струился пьяный аромат цветущей акации, но голос, его голос, шептавший ночью стихи, теперь произносил совершенно невыносимые для Таси вещи. Он должен уехать. Сегодня. Поезд в одиннадцать, а ему еще надо сдать в библиотеку книги. Смысл этих обыденных слов растворялся в дурманящем аромате акации, и Тася не сразу поняла их убийственную суть. Он уезжает! И ничего, ни словечка не сказал ей. Она, не стесняясь своей наготы, выскользнула из-под одеяла, застыла тоненькой свечкой на прохладном полу:

- А я? Как же я?

- А ты будешь ждать меня.

- Сколько?

- Полгода.

- Так долго?!

- Всего полгода.

- Почему ты не сказал мне, что уезжаешь?

- А что бы это изменило?

- Всё! - заплакала Тася. - Как же ты не понимаешь? Счастье нельзя откладывать даже на день. Полгода — это конец! Это смерть!

А он только улыбнулся, и снова стал читать стихи, но почему-то этим утром они уже не вызвали у Таси прежнего восторга. Стихи горчили разлукой:

Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

Она не помнила, как оделась, как выбежала на бульвар и побежала прочь.  В то раннее утро на бульваре имени Гагарина опять моросил дождь, размывая четкие линии окружающего мира, сглаживая углы, рассеивая лимонный свет фонарей по мокрому блестящему асфальту. Тася бежала по бульвару, глотая слезы, смешанные с дождем. Каблучки стучали так же громко, как стучало ее сердце. А он, не обращая внимания на редких прохожих, кричал ей вслед: «Я тебя люблю! Слышишь? Ты все равно будешь моей!» И шагал  за ней, сердито топая по лужам, и все повторял, как заклинал: «Люблю! Я тебя люблю!»

Но эти его слова, хрупкие до безобразия,  безжалостно смывал дождь, бойкие ручейки уносили их в забитые прошлогодней листвой ливневки, где эти слова о любви, невесомые, так и не ставшие стихами,  исчезали бесследно.

И он уехал, романтичный мальчишка, читавший Маяковского и обещавший любить ее вечно. Поначалу Тася плакала, сокрушаясь, что повела себя так глупо. Убежала не простившись, не пошла провожать, не дала ему свой адрес. Она с нежностью вспоминала его  взгляд,  его непокорную золотистую прядь и этот так волновавший её жест. Вернуть бы все назад! Раздобыть бы  волшебные крылья, чтобы улететь в тот маленький домик под акацией? Но не было у Таси таких крыльев.

Нет, конечно же она ничего не забыла. Но воспоминания горчили несбывшейся надеждой, и Тася стала учиться жить без них. Как будто не было в её жизни этих трех счастливых дней, не было  горячей ночи, наполненной, как горячей кровью, стихами Маяковского.  Шло время,  былая  нежность растворилась в едкой горечи обиды на обманщика. Тимка так и не приехал, не нашёл ее, а она еще год бегала на бульвар Гагарина с тайной надеждой встретить романтичного мальчишку, влюблённого в стихи Маяковского, но, увы, не в Тасю. А как же - «останемся только ты и я, бросающийся за тобой от города к городу»? Никуда он не бросался. Исчез, как и не было. Всё оказалось ложью. Слова о любви,  стихи о любви... И Тася вычеркнула из своей жизни Маяковского. Слишком много в его стихах  горячей нежности, Тасе теперь недоступной. В своих воспоминаниях она величала Тимку не иначе как филолух. А имя?  Зачем ему имя? У предателей не бывает имен. 

И если бы этот безымянный Тима  поступил тогда не как филолух, а как мужчина, Тася сейчас кормила бы его котлетами, а не бегала с лопатой под окошко на разборку с соседом. Тася вздохнула и снова тронула гитарные струны. Теперь в её сердце место Маяковского занял итальянец Джио. По крайней мере, он не рвет Тасино сердце в клочья, и за то ему спасибо!  Тася с чувством запела:

прошлое – это прекрасно, моя Мари,
только с собой его, милая, не бери,
это товар без возврата, пробитый чек,
смуглый мальчишка с родинкой на плече,
что целовал под саваном темноты,
первый бокал мартини, табачный дым,
всё, что когда-то выгорело костром:
истина, безмятежность, невинность, дом,
всё, что не прижилось и не проросло,
даже вот это ангельское крыло,
выбрось его с рождественской мишурой,
смело шагай под звёздами, громко пой,
если не сможешь и не шагнешь вперед,
то, что давно истлело, тебя сожжёт.

Настроение совсем упало, опять набежали слезы. Она отложила гитару, погасила свет и какое-то время ещё посидела в темноте, успокаиваясь. Укладываясь в постель, Тася дала себе слово,  если даже все окрестные коты соберутся под её окном, она и пальцем не шевельнёт. Хватит с неё приключений.

АВАРИЯ

Проснулась от назойливого стука. Невыспавшаяся, с больной головой Тася хмуро выглянула в окно. Так и есть. Неугомонный сосед, взгромоздившись на хлипкую деревянную лестницу, вколачивал гвоздь в крышу. Давно не видевшие солнца, упитанные телеса, широченные семейные трусы парусами, волосатые ноги.

Да уж, не Аполлон, - вздохнула Тася, обозрев строителя, самозабвенно махавшего молотком, - чтоб ты повис на этом гвозде! - Она плюнула и побрела в ванную, когда за спиной затрещало, загрохотало. Тася подбежала к окну и ахнула: сосед и лестница валялись на земле в живописных позах. Лестница, умудрившись сломаться сразу в двух местах, восстановлению, наверное, не подлежала. Поставить диагноз соседу оказалось труднее, он раскинулся  а-ля  Витрувианский человек и признаков жизни не подавал. Тася распахнула окно.

- Эй, вы там живы?- не дождалась ответа и задумчиво проговорила, - так скорую вызывать или труповозку?

- Лучше медсестричку,  желательно помоложе!- проворчал оживший витрувианец. Он завозился, встал на четвереньки, повертел головой, неуклюже, по стеночке поднялся.

Тася презрительно хмыкнула и закрыла окно.

Благополучно миновал очередной понедельник, которому назначено было изменить Тасину жизнь. Вот уже и пятница пролетела, а в Тасиной жизни все оставалось по-прежнему. Одно радовало: сосед после падения притих и  не будил Тасю по утрам молотком. Опять же концертов под окном в сад никто не устраивал. Тася на всякий случай каждое утро наполняла  блюдечко чем-нибудь съедобным,  к следующему утру блюдце сияло чистотой. Кто угощался, Тася не знала: может, рыжий бродяжка,  может, ёжики, а может сосед.

В субботу к вечеру Тася назло всем несбывшимся надеждам в кои-то веки нажарила котлет, вымыла полы, и уселась у открытого окна отдохнуть. В какое холодное время мы живем, уныло размышляла Тася. Современные мужчины понятия не имеют, что такое нежность. У них же вместо сердца — счетчики. Только холодный расчет и строгая калькуляция. Жениться они не торопятся, дешевле нанять приходящую домработницу. Опять же, не надо тратить на нее душевное тепло, заплатил — и до свиданья! Хотя, в таком подходе, наверное,  есть и свои плюсы. Например, никто по дому не шастает, не пристает с вопросами, не выносит мозг.

Она представила, как по ее вымытым до блеска полам шастает какой-то гипотетический мужчина, очень похожий на  Тимоти Далтона, ну или, в крайнем случае, на Евгения Цыганова. Хотя, если Тимоти, то ещё ничего, прикинула Тася, можно и потерпеть. Посмотрела в окно: сосед в своих  трусах-парусах как раз ковылял мимо, припадая на одну ногу. А на руках — нет вы только посмотрите! - а на руках у него старый знакомец — облезлый котяра, рыжий наглец! Видно, здорово соседушка и головой приложился, рухнув с лестницы!    Тася немедленно вообразила, как сосед с бродячим котом ковыляет по её чистым полам и  почувствовала закипающее раздражение. Ну уж, дудки! Только этих, рыжих, тут не хватало!

Она взяла гитару и задумалась, что бы такое спеть, под настроение? Опять вспомнился сероглазый  филолух, так легко забывший её. Да что же за напасть такая! Нет, она не будет его вспоминать, хватит!  Тася рассердилась на свою слабость. Вот не умеет она управлять своими чувствами, а пора бы уже научиться. А тут ещё под окнами это  хромающее недоразумение с котом! Тася решительно ударила по струнам и  запела, назло соседу, назло филолуху, назло своей нескладной жизни:

я желаю тебя, как и прежде — до дрожи рук,
до щемящего чувства, ноющего в груди,
я кричу по ночам, этот жуткий звук
отлетает от стен, заглохнув на полпути,
иногда в мою голову забираются голоса,
языками шершавыми лижут мой слабый мозг.
я сжимаю ладони и закрываю глаза,
вспоминаю тебя,
белых бабочек,
запах роз...

Не роз! Акации! Господи, как же кружилась голова от этой акации. Будь она проклята эта акация!

...дьявол в белом халате под кожу мне вводит яд.
пальцы мерзнут и стынут,
и мысли мои легки.
Тим, прощай,
и знай, я безмерно рада,
что тебе удалось спастись от моей любви.


НЕЖДАННЫЙ ГАД

Собираясь укладываться спать, Тася с удовольствием окинула взором и сверкающие полы, и сияющие свежестью занавесочки на окне, и горку пахнущих чесночком котлет. Котлеты она упрятала в холодильник, проверила, закрыта ли на щеколду входная дверь и пошла в спальню. Торшер окутывал комнату мягким баюкающим светом. Тася быстро сбросила халатик и бельё, она привыкла спать нагишом. Тело должно отдыхать и дышать, тогда и бессонницы не будет. Она сдернула с двуспальной семейной кровати шелковое покрывало и оцепенела: на белой кружевной простыне извивалась черной лентой и, видимо, готовилась к прыжку змея. Самая настоящая змея! Тася завизжала во всю мочь своих неслабых легких и взлетела на туалетный столик, оглядываясь, чем можно отбиться от нежданной гостьи. На подоконнике валялся томик Маяковского, изгнанный туда из сердца. Проветривая комнату, Тася подкладывала томик стихов опального поэта под створку окна, чтобы не закрывалась. Она схватила книгу, бестолково замахала — надеялась напугать змею? - и завопила с новой силой, перемежая вопли криками о помощи. Ей бы подумать, кого она могла дозваться! Кто  сможет проникнуть в дом через стальную дверь, закрытую на щеколду! Но рассуждать Тася не могла, страх полностью отключил эту способность, и она продолжала голосить и причитать, не отрывая глаз от ползучей гадины, неизвестно каким образом пробравшейся к ней в кровать. А гадина то скручивалась в кольцо, то вытягивалась в ленту, и уползать не собиралась.

Послышался звон разбитого стекла, ещё какие-то громкие звуки, что-то тяжело бухнулось на пол в кухне, что-то зазвенело металлическим звоном по кафельному полу, опять звон чего-то разбитого, тяжелые шаги по коридору и на пороге спальни нарисовался сосед в трусах-парусах с увесистой дубинкой в руках.

- Что? Что случилось? - сосед тяжело дышал и воинственно размахивал дубинкой.

Завидев  Тасю, он словно споткнулся и затоптался на месте, заливаясь багровой краской. Зрелище, представшее его глазам, могло бы сбить с ног не одного мужчину. В полумраке комнаты на хлипком туалетном столике переминалась с ноги на ногу, словно подтанцовывала нагая женщина, окутанная облаком пышных рыжих волос. Шикарное зрелище, если бы она не верещала, как пожарная сирена. В этой обольстительной, но очень уж шумной сирене сосед с трудом узнал непримиримую владелицу абрикосов и гонительницу котов. Завидев соседа, рыжеволосая сирена, словно её отключили кнопкой, смолкла,  в комнате наступила звенящая тишина.

- Да перестаньте на меня пялиться, это неприлично! - хрипло рявкнула Тася,  она  безуспешно пыталась прикрыть томиком Маяковского свои пышные формы. - Смотрите на кровать! Она там! На кровати! Змея! Убейте её! Убейте эту гадину!

Сосед развернулся в указанном направлении, сделал шаг, наклонился, рассматривая гадину, уютно расположившуюся на шелке простыней.

- Ха! - воскликнул он весело в следующую минуту и отбросил дубинку.

- Что значит «ха»? Что вы хотите этим сказать? - прошептала изумленная Тася.

- Это не гадина, то есть конечно, гадина, в смысле, змея, но не опасная. Это  Степка. Так его зовут.

- Кто зовет? - пролепетала Тася.

- Я зову, - еще шире улыбнулся сосед, - это моя змейка, мой гаденыш, мой ужик. Видите два желтых пятнышка на головке? Он еще молодой и глупый. Сбежал паршивец! Бегемотика испугался, видимо. 

Сосед ловко ухватил гаденыша по имени Степка и стал тыкать им в лицо Тасе, предлагая  рассмотреть  желтые пятнышки  и даже погладить его.  Тася решительно отказалась, она попросила соседа держать своего питомца покрепче, пока  не откроет входную дверь. Спрыгнув со столика, Тася накинула халат, бросилась в прихожую, отодвинула щеколду.

- Я вам окно разбил, а иначе к вам никак не добраться. Но я починю, все починю, - виновато промолвил сосед, выходя вслед за Тасей. Гад шарфиком висел на его могучей шее. Шарфик шевелился, Тасю бросало в дрожь.

- Скажите, а бегемотик у вас надежно привязан, не сбежит, как этот? - Тася мотнула головой в сторону гада. - Ну, как ваш Степка?

- Ну, кто ж привязывает котов?  - удивился сосед. - Бегемот — это кот, которого вы били лопатой? Помните? Я взял его себе. Ну что вы смотрите так странно? Кот Бегемот! Вы что, не читали Булгакова?

Тася застонала, затрясла головой, что в равной степени можно было понять, как «да, не читала» и как «нет, не читала», вытолкала соседа за порог, закрыла дверь  и совершенно без сил опустилась на пол.

Окончание http://proza.ru/2025/09/09/7

Стихи Владимира Маяковского и Джио Россо.