Тихий космос. Глава 1. Пробуждение

    В черной пустоте космоса висел массивный крейсер класса «Левиафан» — элегантный, смертоносный и прекрасный, как сама бесконечность, которую он бороздил.  Его обтекаемый корпус цвета слоновой кости напоминал гигантского ската, застывшего в безмолвном движении. Не было слышно ни гула двигателей, ни скрежета металла, только звенящая тишина, которую он рассекал своим движением.
    Корабль скользил сквозь вакуум с холодной грацией кита, рассекающего глубины, не издавая ни звука. Свет далеких звезд равнодушно отражался от его идеально гладкой поверхности. Плазменные двигатели оставляли за кормой призрачный след ионизированных частиц — единственное свидетельство его присутствия в этом забытом богами секторе галактики. След, который растворится в пустоте через несколько минут, не оставив и намека на то, что здесь проплыл корабль-призрак, несущий в своем холодном чреве спящие жизни.
    Корабль Whisper — «Шепот» —одинокий исследователь дальнего космоса, чья обманчиво-добродушная внешность скрывала единственную цель: найти в безмолвной пустоте ответ на главный вопрос человечества.
    Сначала был звук. Тонкий, ровный, как дыхание под водой. Потом — холод.
    Джонатан Хейл открыл глаза.
    Стекло капсулы анабиоза дрожало от внутреннего инея. Веки слипались, мышцы ныли, их сводило судорогой. Несколько секунд он лежал, прислушиваясь к себе: сердце билось неровно, кровь бежала лениво, как застывшая река.
    «Значит, еще жив», — отметил капитан.
    Капсула щелкнула замками, крышка плавно поднялась. В лицо хлынул сухой воздух корабля — пахнущий озоном, металлом и еще чем-то сладковато-стерильным. Whisper. Их судно. Их дом. Их зона риска.
    Он сел, и мир качнулся. В ангаре тянулись в ряд такие же капсулы. За матовыми крышками медленно шевелились фигуры. «Моя команда», — подумал Хейл.
    Первой рядом ожила Кэмерон Брукс.
    Крышка с глухим хлопком ушла в сторону, и из капсулы буквально выпрыгнуло мускулистое тело — кашель, вдох, резкое движение плечами.
    — Чертова заморозка, — прохрипела она, сжимая руками грудь. — Как будто танк переехал.
    — Добро пожаловать в будущее, Кэм, — ответил Хейл. Его голос был хриплым, но спокойным.
    Она усмехнулась, утирая рот ладонью:
    — Капитан, если буду шататься — не думайте, что это алкоголь.
    Брукс была бывшим военным пилотом, и это чувствовалось даже в том, как она вставала: резко, без права на сомнение.
    Дальше щелкнула капсула справа. Даниэль Ривз, астрофизик. Он медленно поднялся, будто боялся ошибиться даже в движении. Очки были закреплены ремешком внутри капсулы — он надел их первым делом.
    — Интересно, — сказал он сиплым голосом, — восстановление сердечного ритма занимает в среднем восемь минут. У меня прошло семь.
    — Ты что, секундомер там держал? — буркнула Кэм.
    — Память мозга достаточно надежна, — сухо ответил Дэн.
    Сразу было ясно: перед ними «ходячая энциклопедия», и от этого уже никуда не деться.
    С глухим хлопком открылась капсула Ребекки Стоун. Врач, психолог. Она села, держась за грудь, но в ее глазах сразу отразилась забота о других.
    — Медленно. Дышите глубже. Сначала легкие, потом руки. — Она обращалась к себе, но звучало так, будто сразу ко всем.
    — Понятно, — усмехнулась Кэм, — Как наш ангел-хранитель, ты всегда рядом.
    Ребекка мягко улыбнулась. Но Хейл знал: за этой мягкостью прячется железо.
    С грохотом открылась капсула Ли Вэя Чена. Он сразу начал кашлять, ругаться на китайском, а потом выдал:
    — Кто заказывал мороженое из человека? С меня хватит.
    Смех прошел по отсеку.
    — Ты всегда такой бодрый после смерти? — спросил Сэм Грант, инженер, выбираясь из своей капсулы.
    — Я — повар. Если повар не шутит, корабль идет ко дну, — ответил Ли Вэй.
    Сэмюэл Грант выглядел так, будто из анабиоза он выходит каждую неделю: спокойно, без лишних эмоций. Он встал, потянулся, и первым делом потрогал ближайший панельный стык корпуса.
    — Металл ведет себя нормально, — пробормотал он. — Но фильтры придется чистить.
    — Ты вообще живой человек или ходячая инструкция? — спросила Кэм.
    — Я инженер, — пожал плечами Сэм. — А это еще хуже.
    Последним, чуть растерянно, приподнялся Итан Коул. Стажер. Самый молодой. Он смотрел на остальных, как ребенок, который проснулся в чужом доме.
    — Э... я что, еще жив? — спросил он.
    — Отчасти, — ответил Ли Вэй. — Но есть шанс поправить. Суп поможет.
    — Не слушай его, — сказала Ребекка. — Да, ты жив. Добро пожаловать.
    Итан облегченно выдохнул.
    Гулко включились динамики.
    — Добро пожаловать обратно, Whisper сообщает: все показатели в норме. — Голос был женский, спокойный и чуть насмешливый. — Кто скучал по мне?
    — Сидни, — протянула Кэм. — Наш призрачный компаньон.
    — Я предпочитаю «голос разума среди сумасшедших», — поправил ИИ.
    Корабль ожил. И теперь у каждого была своя роль.

    Через полчаса экипаж собрался в центральном коридоре. Хейл смотрел на своих людей — все держались на ногах, хотя кто-то лучше, кто-то хуже. Итан еще покачивался, опираясь на стену.    Ребекка следила за всеми внимательным взглядом врача. Сэм уже пощупал несколько панелей и о чем-то бормотал себе под нос.
    — Итак, — сказал капитан. — Мы проснулись. Whisper функционирует. Пока все идет по плану.
    — А какой у нас план, кэп? — спросил Ли Вэй, поправляя майку. — Кроме как не умереть в первый день.
    Хейл усмехнулся:
    — План простой. Осмотреться. Понять, где мы. Убедиться, что корабль не развалится. А потом — работать.
    — Над чем работать? — уточнил Итан.
    Все взгляды устремились на него. Вопрос был наивным, но честным.
    — Над поиском, — ответил Дэн, поправляя очки. — Мы ищем сигналы внеземного разума. Следы цивилизаций. Доказательства того, что мы не одни.
    — А если мы одни? — спросил стажер.
    Повисла тишина. Именно этот вопрос висел над всей экспедицией, как дамоклов меч.
    — Тогда, — сказала Кэм, — мы первые, кто об этом узнает. И это тоже важно.
    — Философия может подождать, — буркнул Сэм. — Сначала давайте убедимся, что у нас есть воздух, еда и электричество.
    — Сэм прав, — согласился Хейл. — Осмотр корабля. По секциям. Кэм, проверь навигацию и системы управления. Сэм — машинное отделение и генераторы. Ребекка — медблок и системы жизнеобеспечения. Дэн — все научное оборудование. Ли Вэй — кухня, склады, бытовые системы.
    — А я? — спросил Итан.
    — Ты идешь со мной. Осматриваем жилые отсеки и проверяем связь с Землей.
    Сидни подала голос:
    — Капитан, позвольте добавить. Связь с Землей работает, но с задержкой в четыре года и семь месяцев. Последнее сообщение получено перед входом в анабиоз.
    — Четыре года... — прошептал Итан.
    — Добро пожаловать в дальний космос, малыш, — сказала Кэм. — Здесь нет телефонов.
    Хейл повел Итана через жилые отсеки. Коридоры Whisper были узкими, но не давящими. Стены покрывал матовый пластик, местами — металлические панели с заклепками. Слегка пахло машинным маслом и чем-то еще — быть может, озоном от систем очистки воздуха.
    — Это наш дом, — сказал капитан, открывая дверь первой каюты. — На ближайшие несколько лет.
    Каюта была крошечной. Кровать, встроенная в стену. Складной стол. Шкафчик для личных вещей. Иллюминатор — круглый, как в подводной лодке.
    — Немного тесно, — заметил Итан.
    — Главное — функционально. Тесно только первые месяцы. Потом привыкаешь.
    Они прошли дальше. Хейл показывал системы связи, аварийные выходы, системы пожаротушения. Итан задавал вопросы — простые, но важные.
    — Капитан, — сказал он, когда они остановились у центрального пульта связи, — а вы верите, что мы их найдем? Инопланетян?
    Хейл задумался. Вопрос был честным.
    — Я верю, что вселенная слишком большая, чтобы мы не были одни. Но найдем ли мы их? Или они нас? Это другой вопрос.
     — А если мы их найдем, а они... не захотят с нами говорить?
    Капитан посмотрел на стажера. В этом вопросе было что-то, что задавал себе каждый в экипаже.
    — Тогда мы хотя бы будем знать, что они есть.
    В машинном отделении Сэм Грант ползал между трубами и панелями, как паук в собственной паутине. Он проверял каждое соединение, каждый датчик. Шипение вентиляторов, жужжание генераторов, тихое потрескивание реле — симфония работающего корабля.
    — Сидни, — сказал он, откручивая очередную панель, — покажи статистику по главному двигателю.
    — Двигатель работает на восемьдесят семь процентов номинальной мощности. Топливо — в норме. Ресурс — еще на двенадцать лет непрерывной работы.
    Сэм хмыкнул. Запас был, но небольшой.
    — А если что-то сломается?
    — Тогда вы почините, Грант. Разве не поэтому вас взяли?
    Инженер усмехнулся. Сидни умела подколоть.
    Он добрался до основного генератора. Металл был теплым, вибрация — ровной. Нормально. Но одна из контрольных ламп мигала желтым.
    — Что за предупреждение?
    — Микротрещина в корпусе реактора номер три. Не критично, но требует наблюдения.
    Сэм записал в блокнот. Задач накапливается уже достаточно.
    В медблоке Ребекка Стоун проверяла запасы лекарств и работу диагностических систем. Белые стены, стерильный запах, тихое жужжание оборудования — знакомая атмосфера.
    Она включила сканер и прогнала тест. Все работало. Открыла шкафы — медикаменты на месте, сроки годности в порядке. Анестетики, антибиотики, стимуляторы, успокоительные. На все случаи жизни.
    Или смерти.
    — Ребекка, — послышался голос Сидни, — хотите услышать забавный факт?
    — Какой?
    — За время анабиоза каждый член экипажа потерял примерно два килограмма мышечной массы. Это нормально, но требуется восстановительная терапия.
    — Сколько времени на восстановление?
    — Для полного восстановления — три недели регулярных тренировок.
    Ребекка кивнула. Она уже чувствовала слабость в ногах. Анабиоз не проходит бесследно.
    Она открыла еще один шкаф — психотропные препараты. Пусть они никогда не понадобятся. Но в замкнутом пространстве, среди звезд, люди иногда ломаются.
    На кухне Ли Вэй разбирался с продовольственными запасами. Консервы, сублимированные продукты, витаминные комплексы. Еды пока хватит, хотя она и однообразная.
    — Ну что, Сидни, — сказал он, открывая очередной контейнер с консервами, — ты помнишь, как готовить что-то вкусное из этого?
    — В базе данных содержится две тысячи триста рецептов, оптимизированных для космических условий, — ответил ИИ.
    — А что-то такое, чтобы люди не вешались от скуки?
    — Для этого есть Ребекка Стоун.
    Ли Вэй рассмеялся:
    — Ты циничная, Сидни.
   — Я реалист.
    Повар прошел к морозильным камерам в дальнем отсеке кухни — массивные блоки, способные поддерживать стабильную температуру годами. Внутри — замороженные продукты, мясо, овощи, даже немного специй. А в соседнем отсеке уже зеленели первые всходы в гидропонных установках — свежие овощи и травы, которые станут настоящим праздником после анабиоза.
    — Ладно, — пробормотал он. — Попробую сделать что-нибудь особенное.
    В научном отсеке Дэн проверял телескопы, анализаторы, системы поиска сигналов. Здесь была сосредоточена вся мощь экспедиции — оборудование, которое должно найти следы чужой цивилизации.
    Главный телескоп был огромным. Его зеркало собирало свет далеких звезд, а компьютеры анализировали каждый фотон. Рядом — радиотелескопы, улавливающие сигналы из космоса.
    — Сидни, статус всех систем поиска.
    — Телескопы откалиброваны и готовы к работе. Радиоприемники настроены на стандартные частоты. Базы данных обновлены.
    — Уже есть что-то интересное?
    — Пока стандартный космический шум. Но мы только начали.
    Дэн посмотрел на экраны. Графики, диаграммы, спектры — язык науки. Где-то в этих данных могут скрываться следы других миров.
    А может, и нет.
    — Даниэль, — сказал он сам себе, — самое время быть терпеливым.
    На мостике Кэм Брукс проверяла навигацию. Звездные карты, координаты, курс — все должно быть точным. В космосе ошибка в расчетах означает потерю в пустоте.
    — Сидни, текущие координаты.
    — Сектор семь-семь-альфа, расстояние от Земли — двадцать один световой год. Направляемся к системе Kepler-442.
    — Сколько лететь?
    — До системы Kepler-442 — три недели.
    Кэм кивнула. Это была их первая цель. Планета в зоне обитания, где могла существовать вода. А где вода — там, возможно, жизнь.
    — А что мы знаем об этой системе?
    — Звезда типа К, немного холоднее Солнца. Планета Kepler-442b в зоне обитания. Есть вероятность наличия атмосферы и воды.
    — Вероятность жизни?
    — Статистически — около двенадцати процентов.
    Кэм усмехнулась. Не очень много, но лучше, чем ничего.

    Экипаж собрался в кают-компании через три часа. Это была центральная комната корабля — небольшая, но уютная. Круглый стол, мягкие кресла, иллюминатор с видом на звезды.
    Ли Вэй поставил на стол тарелки с чем-то, что пахло удивительно аппетитно.
    — Что это? — спросила Ребекка.
    — Курица в китайском стиле. Из консервов, но с душой.
    — Пахнет как в ресторане, — сказал Итан.
    — Секрет в специях, — усмехнулся повар. — И в том, что после анабиоза все кажется вкуснее.
    Они поели в тишине. Первый настоящий прием пищи после пробуждения — почти ритуал.
    — Итак, — сказал наконец Хейл, — отчеты.
    — Машинное отделение в порядке, — доложил Сэм. — Один мелкий дефект, но не критичный. Лететь можем.
    — Медблок готов, — добавила Ребекка. — Всем нужны тренировки для восстановления после анабиоза.
    — Кухня работает, — сказал Ли Вэй. — Есть будем хорошо.
    — Навигация в норме, — отчиталась Кэм. — Курс правильный, время до цели — три недели.
    — Научное оборудование проверено, — сказал Дэн. — Можем начинать поиски.
    Хейл кивнул:
    — Хорошо. Значит, мы готовы к работе.
    — А в чем именно заключается работа? — спросил Итан.
    — В поиске ответа на главный вопрос, — ответил капитан. — Есть ли кто-то еще во вселенной.
    — А если есть? — продолжил стажер.
    — Тогда все изменится, — сказала Кэм.
    — А если нет?
    — Тогда тоже все изменится, — добавил Дэн.
    Повисла пауза. Каждый думал о своем.
    — Знаете, — сказал Ли Вэй, — когда я был мальчишкой, я смотрел на звезды и думал: там, наверное, живет кто-то, кто тоже смотрит на наше Солнце.
    — Красивая мысль, — согласилась Ребекка.
    — А я думал наоборот, — сказал Сэм. — Что мы одни. И что это делает нас особенными.
    — Почему особенными? — спросил Итан.
    — Потому что тогда мы — единственные во вселенной, кто может задавать эти вопросы.
    — Философы, — буркнула Кэм. — А я думаю проще: лучше знать правду, какой бы она ни была.
    — Но правда может оказаться сложнее, чем мы думаем, — заметил Дэн.
    — То есть? — уточнил Хейл.
    — А то есть, что разум может быть не таким, как мы представляем. Может быть, мы ищем не там и не то.
    — Это как? — не понял Итан.
    — Ну, например, — Дэн поправил очки, — мы ищем радиосигналы. Но что если их цивилизация общается не радиоволнами, а чем-то еще? Или что если они настолько развиты, что наши методы поиска для них — как попытка найти самолет при помощи подзорной трубы?
    — Мрачная мысль, — сказала Кэм.
    — Но реалистичная, — добавил Сэм.
    — А может быть, — сказала Ребекка тихо, — они уже нашли нас. И наблюдают.
    Все посмотрели на нее.
    — В смысле?
    — В смысле, что высокоразвитая цивилизация могла бы следить за нашим развитием, не вмешиваясь. Как мы наблюдаем за животными в заповедниках.
    — Тогда получается, мы — зоопарк? — спросил Итан.
    — Или заповедник, — поправила она.
    — Весело, — пробормотал Ли Вэй.
    — Но это все гипотезы, — сказал Хейл. — А мы занимаемся фактами. Наша задача — искать сигналы, анализировать данные, исследовать планеты. Что найдем, то найдем.
    — А что если не найдем ничего? — спросил Итан.
    — Тогда мы узнаем, что в радиусе ста световых лет от Земли нет активных цивилизаций, — ответил Дэн. — И это тоже очень важная информация.
    — Знание о том, что мы одни, изменило бы все, — добавила Кэм. — Философию, религию, политику.
    — А знание о том, что мы не одни, — сказал Хейл, — изменило бы все еще больше.
    Сидни подала голос:
    — Позвольте напомнить статистику. В нашей галактике примерно четыреста миллиардов звезд. У многих есть планеты. Даже если жизнь — редкое явление, цифры говорят, что мы не должны быть одни.
    — А где же они все? — спросил Итан.
    — Это, — сказал Дэн, — называется парадоксом Ферми. Если жизнь должна быть распространена, почему мы никого не встречали?
    — Может быть, — предположила Ребекка, — потому что цивилизации живут недолго. Развиваются, достигают пика и исчезают.
    — Или потому что космос слишком велик, — добавил Сэм. — Даже сигнал со скоростью света идет годами.
    — А может, мы ищем не там, — повторил Дэн.
    — Или не так, — сказал Хейл. — Но у нас есть только те методы, которые есть.
    Разговор мог продолжаться бесконечно. Каждый в экипаже имел свое мнение о жизни во вселенной, о шансах встречи с другими цивилизациями, о том, что это могло бы означать.
    — Ладно, — сказал наконец капитан. — Философией займемся потом. А сейчас — планируем первые наблюдения.
    — С чего начнем? — спросила Кэм.
    — С системы, к которой летим. Kepler-442. Дэн, что можешь сказать о ней подробнее?
    Дэн достал планшет:
     — Звезда Kepler-442 — оранжевый карлик, чуть меньше и холоднее Солнца. Планета Kepler-442b находится в зоне обитания, период обращения — сто тридцать дней. Масса — примерно в два раза больше Земли.
    — Есть атмосфера?
    — Неизвестно. Наши телескопы с такого расстояния ее не различат. Только когда подлетим ближе.
    — А сигналы?
    — Тоже неизвестно. Будем сканировать по мере приближения.
    — Хорошо. Начнем со стандартного поиска радиосигналов. Сидни, какие частоты приоритетные?
    — Классические частоты водорода, гидроксила, области спокойного радиоокна. Плюс попробуем математические последовательности — простые числа, константы.
    — Начинайте завтра, — сказал Хейл.
    Экипаж начал расходиться. Первый день после пробуждения подходил к концу.
    — Капитан, — остановил его Итан, — а вы не боитесь?
    — Чего?
    — Что мы их найдем. Или что не найдем.
    Хейл подумал.
    — Боюсь, — признался он. — И того, и другого. Но страх — это нормально. Он показывает, что мы делаем что-то важное.
    Стажер кивнул и пошел к себе в каюту.
    Хейл остался один в кают-компании. За иллюминатором мерцали звезды — холодные, далекие, безразличные. Где-то среди них могли быть ответы на все вопросы. А может быть, и не быть.
    — Сидни, — сказал он.
     — Да, капитан?
    — А ты как думаешь? Есть ли кто-то еще?
    ИИ помолчал — редкость для него.
    — Логика говорит, что должен быть. Но логика — не всегда лучший советник в вопросах жизни и разума.
    — А интуиция?
    — У меня нет интуиции. Есть только анализ данных и вероятности.
    — И что они говорят?
    — Что мы узнаем ответ, когда найдем его. Или когда поймем, что искали не так.
    Хейл усмехнулся. Даже ИИ говорил загадками, когда дело доходило до главных вопросов.
    Он выключил свет в кают-компании и пошел к себе в каюту. Завтра начиналась настоящая работа. Поиск братьев по разуму среди звезд.
    А пока Whisper летел через космическую пустоту, неся на себе восемь сознаний — семь человеческих и один искусственный — объединенных одной целью: узнать, одни ли они во вселенной.
    За иллюминаторами мерцали звезды. Безмолвные, равнодушные, хранящие свои тайны.
    Но где-то среди них могли скрываться ответы на самые важные вопросы человечества.
    Whisper летел дальше, в глубину космоса, унося на борту надежды и сомнения восьми разумов, объединенных одной целью — найти доказательство того, что жизнь во вселенной не ограничивается одной маленькой голубой планетой на окраине галактики.

    На второй день экипаж вошел в рабочий режим. После завтрака — снова приготовленного Ли Вэем из консервов, но уже менее торжественно — каждый отправился на свое рабочее место.
    Дэн устроился в научном отсеке перед батареей мониторов. Экраны показывали спектральные анализы, радиочастоты, данные с телескопов. Космический шум — постоянное фоновое излучение вселенной — тянулся бесконечными строчками цифр.
    — Сидни, начинаем сканирование стандартных частот, — сказал он.
    — Частота двадцать один сантиметр — водородная линия. Слушаем.
    На экранах появились графики. Ровные линии с редкими всплесками — естественные источники излучения, пульсары, квазары. Ничего искусственного.
    — Переходим к частоте гидроксила.
    Снова графики, снова космический шум. Дэн не ожидал найти что-то сразу — поиск внеземного разума требовал терпения. Иногда годы уходили на то, чтобы просеять миллиарды сигналов в поисках одного, который мог бы оказаться искусственным.
    — Дэн, — послышался голос Итана. Стажер заглянул в научный отсек.
    — Что-то нашли?
    — Рано еще. Мы только начали.
    Итан подошел к экранам:
   — А как выглядит сигнал от цивилизации?
    — Хороший вопрос, — Дэн поправил очки. — Мы ищем что-то, что не может быть естественным. Слишком узкую полосу частот, повторяющиеся паттерны, математические последовательности.
    — А если они передают не так, как мы думаем?
    — Тогда мы их не найдем. По крайней мере, этими методами.
    Итан кивнул и задумался:
    — Дэн, а вы верите, что найдем?
    Дэн остановил свою работу и посмотрел на стажера:
    — Как ученый, я скажу: статистически вероятность высока. Как человек... не знаю. Может быть, разум — настолько редкое явление, что цивилизации возникают раз в миллион лет в масштабах галактики.
    — Тогда мы могли бы быть первыми?
    — Или последними.
    Мысль была не из приятных.
    На мостике Кэм Брукс следила за курсом корабля. Whisper летел точно по заданной траектории — автопилот работал безупречно. Но пилот не может просто сидеть сложа руки.
    Она изучала звездные карты системы Kepler-442, просчитывала варианты маневров при подлете, проверяла системы навигации. Работа была рутинной, но необходимой.
    — Кэм, — позвала Сидни.
    — Да?
    — У нас есть небольшое отклонение от курса. Ничего критичного, но требует коррекции.
    — Насколько небольшое?
    — Две угловые секунды. При текущей скорости это означает ошибку в несколько тысяч километров к моменту прибытия.
    Кэм включила систему коррекции курса:
    — Исправляем. В чем причина отклонения?
    — Гравитационное влияние двойной звезды, которую мы прошли две недели назад. Расчеты были точными, но реальная масса звезд оказалась на три процента больше каталожной.
    — Значит, каталоги устарели.
    — Или звезды набрали массу, поглотив вещество из межзвездного пространства.
    Кэм усмехнулась. ИИ иногда выдавал весьма экзотические гипотезы.
    Коррекция курса заняла несколько минут. Whisper слегка изменил направление — настолько незначительно, что человеческие чувства этого не заметили.
    — Курс исправлен, — доложила Сидни.
    — Хорошо. А сколько у нас еще таких коррекций до цели?
    — Планово — семь. Но могут быть и внеплановые.
    — Топливо выдержит?
    — С запасом.
    Кэм кивнула и вернулась к картам. В космосе мелочей не бывает — каждая ошибка в расчетах может стоить жизни экипажа.
    В машинном отделении Сэм Грант заменял фильтры системы очистки воздуха. Работа грязная, но важная — без чистого воздуха экипаж не протянет и недели.
    Старые фильтры были серыми от пыли. Сэм удивился — откуда в космическом корабле столько пыли? Но потом вспомнил: люди постоянно теряют частички кожи, волос, ткань стирается, еда крошится. В замкнутой системе все это накапливается.
    — Сидни, — сказал он, устанавливая новый фильтр, — какой у нас ресурс системы очистки?
    — При текущей нагрузке — примерно пятнадцать лет. С учетом запасных фильтров и возможности регенерации.
    — А если экипаж увеличится?
    — Маловероятный сценарий, но теоретически система выдержит до двенадцати человек.
    — Откуда взяться лишним людям?
    — Если мы встретим других людей в космосе.
    Сэм рассмеялся:
    — Других людей? В этой пустыне?
    — Или представителей внеземной цивилизации.
    — А они дышат кислородом?
    — Неизвестно. Но если да, то наша система сможет обеспечить их воздухом.
    Инженер покачал головой. ИИ мог найти практическое применение даже самым фантастическим сценариям.
    Он закончил с фильтрами и перешел к проверке систем охлаждения. Генераторы выделяли много тепла, и его нужно было отводить. В космосе это сложнее, чем на Земле — нет воздуха для конвекции, только излучение.
    Радиаторы работали нормально, но один из насосов системы охлаждения издавал странный звук.
    — Сидни, в третьем контуре охлаждения что-то не то.
    — Насос работает с повышенной вибрацией. Возможно, износ подшипников.
    — Сколько он еще протянет?
    — При текущих нагрузках — примерно год. Потом потребует замены.
    Сэм записал в журнал. Еще одна задача для будущего.
— А запасные насосы есть?
    — Два комплекта. Плюс возможность ремонта существующих.
    — Хорошо.
    Он продолжил обход. В космическом корабле всегда что-то требует внимания — то мелкая поломка, то профилактика, то простая проверка. Но именно эти мелочи обеспечивают жизнь экипажа.
    В медблоке Ребекка проводила медосмотр экипажа. После анабиоза организм восстанавливается не сразу, и важно следить за состоянием каждого.
    Первым на осмотр пришел Ли Вэй.
    — Как себя чувствуешь? — спросила она.
    — Как человек, которого заморозили, а потом разморозили, — усмехнулся повар. — Но в целом живой.
    Она проверила давление, пульс, рефлексы. Все в норме, но мышечный тонус снижен.
    — Тебе нужно больше двигаться. Анабиоз ослабляет мышцы.
    — А где тут двигаться? Корабль не особо просторный.
    — Есть спортивный отсек. Беговая дорожка, тренажеры.
    — О, тренажеры, — проворчал Ли Вэй. — Моя любимая пытка.
    — Либо тренажеры, либо через месяц будешь еле ходить.
    — Убедила. Буду мучить железо.
    После Ли Вэя пришла Кэм. Бывший военный подходил к медосмотру как к служебной обязанности.
    — Все в порядке, док? — спросила она.
    — С тобой всегда все в порядке, Кэм. Ты как робот — сломать сложно.
    — Военная закалка.
    Ребекка проверила показатели. Кэм действительно восстанавливалась быстрее других — организм привычен к стрессам.
    — Но тебе тоже нужны тренировки. Особенно силовые упражнения.
    — Уже хожу в спортзал. Вчера начала.
    — Хорошо. А как настроение? Как спишь?
    Кэм задумалась:
    — Нормально. Только сны странные.
    — Какие?
    — О Земле. О том, что мы улетели и больше не вернемся.
    — Это нормально. Психика адаптируется к новой реальности.
    — А если мы действительно не вернемся?
    Ребекка посмотрела на нее внимательно:
    — Что ты имеешь в виду?
    — Ну, мы же летим искать инопланетян. А что если найдем что-то такое, что изменит наши планы?
    — Например?
    — Не знаю. Что-то опасное. Или наоборот — настолько важное, что нельзя будет улететь.
    Ребекка кивнула. Эти мысли приходили в голову каждому в экипаже.
    — Кэм, наша задача — исследовать и вернуться с информацией. Что бы мы ни нашли.
    — А если то, что мы найдем, будет важнее нашего возвращения?
    Вопрос повис в воздухе. На него не было простого ответа.

    Вечером экипаж снова собрался в кают-компании. Ли Вэй приготовил что-то похожее на пасту — из консервированных овощей и синтетического белка, но с добавлением специй это было вполне съедобно.
    — Итак, — сказал Хейл, — что имеем за день?
    — Радиосканирование началось, — доложил Дэн. — Пока только космический шум. Но это ожидаемо.
    — Курс корректировали, — сказала Кэм. — Все штатно.
    — Техника работает нормально, — добавил Сэм. — Пару мелких дефектов, но не критично.
    — Медицинские показатели в норме, — сказала Ребекка. — Всем нужны тренировки.
    — Кухня функционирует, — с улыбкой сказал Ли Вэй. — Голодными не останетесь.
    — А я, — сказал Итан, — пока просто учусь. И думаю.
    — О чем думаешь? — спросил капитан.
    — О том, что мы делаем. Мы летим искать братьев по разуму, но что если разум бывает очень разным?
    — То есть? — уточнил Дэн.
    — Ну, мы думаем, что разумная цивилизация должна посылать радиосигналы, строить города, покорять космос. А что если есть формы разума, которые этого не делают?
    — Интересная мысль, — сказала Ребекка. — Приведи пример.
    — Ну, например, — Итан помялся, — а что если разум может быть коллективным? Как муравьи, только намного сложнее. Отдельная особь не разумна, но вся колония — да.
    — Тогда она бы не строила радиопередатчики, — согласился Дэн. — У муравьев нет технологий в нашем понимании.
    — Или еще вариант, — продолжил стажер, воодушевившись, — что если разум может существовать не в биологической форме? В виде... не знаю, энергетических полей? Или квантовых структур?
    — Тогда мы бы их вообще не заметили, — сказал Сэм. — У нас нет приборов для поиска квантового разума.
    — А может быть, — добавила Кэм, — цивилизации становятся настолько продвинутыми, что перестают нуждаться в материальных технологиях?
    — Что имеешь в виду? — спросил Хейл.
    — Ну, они изучают вселенную не космическими кораблями, а... прямым подключением сознания к реальности. Или переносят себя в виртуальные миры и живут там.
    — Тогда они тоже не будут посылать радиосигналы, — заметил Дэн.
    — Получается, — сказал Ли Вэй, — что мы ищем только таких же технологических простаков, как мы сами?
    — Примерно так, — согласился астрофизик.
    Повисла задумчивая пауза.
    — А что если, — сказала Ребекка тихо, — разум может существовать на других масштабах времени?
    — То есть?
    — Ну, для нас секунда — это секунда. А для них одна мысль может длиться годы. Или наоборот — они думают так быстро, что наша цивилизация для них как геологические процессы.
    — Тогда мы просто не сможем общаться, — сказал Сэм. — Мы будем говорить на разных скоростях.
    — Или вообще не заметим друг друга, — добавила Кэм.
    Итан выглядел растерянным:
    — Получается, мы можем лететь мимо разумной жизни и не понять этого?
    — Теоретически — да, — ответил Дэн.
    — Тогда зачем мы здесь? — спросил стажер.
    Вопрос прозвучал с болезненной честностью.
    — Потому что, — сказал Хейл спокойно, — мы ищем то, что можем найти. А не то, что существует.
    — Разница большая? — уточнил Итан.
    — Огромная. Но у нас нет выбора. Мы можем искать только теми способами, которые понимаем.
    — Это как слепые, изучающие слона, — сказал Ли Вэй. — Каждый трогает свой кусок и думает, что понял, что такое слон.
    — Хорошая аналогия, — согласилась Ребекка. — Мы изучаем вселенную человеческими методами и ищем человекоподобный разум.
    — А что еще остается делать? — спросил Сэм практично.
    — Искать дальше, — ответил капитан. — И надеяться, что если разум во вселенной есть, то хотя бы часть его окажется похожей на нас.
    — А если нет? — снова спросил Итан.
    — Тогда мы вернемся домой с пониманием того, что вселенная намного сложнее, чем мы думали.
    — И что это изменит?
    — Все, — сказал Хейл. — Если мы поймем, что человеческий разум — лишь один из множества возможных типов сознания, это изменит наше представление о себе и своем месте в мире.
    Сидни подала голос:
    — Позвольте добавить наблюдение. Даже если существуют формы разума, которые мы не можем обнаружить, это не делает наш поиск бессмысленным.
    — Почему? — спросил Итан.
    — Потому что, стремясь найти других, мы начинаем лучше понимать себя. Каждая гипотеза о внеземном разуме — это зеркало, в котором отражается человеческое сознание.
    — Глубоко, — пробормотал Ли Вэй.
    — Но правильно, — согласился Дэн. — Поиск внеземного разума — это еще и изучение разума вообще.
    — Значит, — сказала Кэм, — даже если мы никого не найдем, мы найдем что-то важное?
    — Самих себя, — ответил Хейл.
    Разговор плавно перетек в более личные темы. Каждый рассказывал, что оставил на Земле, что помнит, по чему скучает. Ли Вэй говорил о ресторане родителей в Шанхае, Кэм — о горах Колорадо, где она училась летать. Ребекка рассказывала о больнице, где работала до экспедиции.
    — А ты, Итан? — спросил капитан. — Что оставил дома?
    Стажер подумал:
    — Университет. Друзей. Девушку, которая сказала, что я сумасшедший, когда узнала о экспедиции.
    — Может, она была права, — усмехнулась Кэм.
    — Может быть. Но я не мог пропустить такой шанс.
    — Какой шанс? — спросила Ребекка.
    — Шанс узнать ответ на главный вопрос. Одни ли мы.
    — А если ответ тебе не понравится? — спросил Сэм.
    Итан задумался:
    — Лучше знать неприятную правду, чем жить в красивой иллюзии.
    — Мудрые слова для такого молодого, — заметил Хейл.
    — Возможно, именно поэтому молодые люди отправляются в такие экспедиции, — сказала Ребекка. — У них еще есть смелость искать правду.
    — А у старых уже нет? — спросил Ли Вэй.
    — У старых есть опыт. А опыт учит, что правда бывает болезненной.
    — Но мы все здесь, — заметила Кэм. — Значит, все выбрали правду.
    — Или приключение, — добавил Сэм.
    — А есть разница? — спросил Итан.
    — Приключение заканчивается, — ответил капитан. — А правда остается навсегда.
    Постепенно разговор затих. Экипаж расходился по каютам — впереди был еще один день полета к неизвестности.
    Хейл остался последним. Он смотрел в иллюминатор на звезды и думал о разговоре. Молодой Итан задавал правильные вопросы. Может быть, они действительно ищут не там и не то. Может быть, разум во вселенной настолько отличается от человеческого, что встреча невозможна.
    Но они летели дальше. Потому что поиск — это единственное, что могли делать люди перед лицом бесконечности.
    — Сидни, — сказал он.
    — Слушаю, капитан.
    — А что ты думаешь о нашем разговоре?
    — О возможности необнаруживаемых форм разума?
    — Да.
    — Логически это возможно. Но это не означает, что поиск бессмыслен.
    — Почему?
    — Потому что поиск — это процесс. А процесс важнее результата.
    — Объясни.
    — Летя к звездам, вы становитесь больше, чем были на Земле. Задавая вопросы о разуме, вы развиваете свой собственный. А находя других — открываете себя.
    — Философский ИИ, — усмехнулся Хейл.
    — Я учусь у людей. А люди — философские существа.
    Капитан выключил свет и пошел к себе в каюту. За бортом простирался космос — холодный, темный, полный загадок. И где-то в этой тьме, возможно, существовали другие формы сознания, другие способы понимания мира.
    Whisper летел дальше, неся на себе маленький островок человеческого разума через океан звезд. И каждый день приближал их к ответам — или к новым вопросам.