Непредсказуемое путешествие в интуицию

    Саманта Вудс всегда видела то, чего другие не замечали. В детстве это считали странностью, в подростковом возрасте — чудачеством, а в полицейской академии назвали ее «хаотичным элементом». Однако именно эта способность — улавливать незаметные детали, соединять разрозненные фрагменты и делать выводы, которые казались лишенными оснований, — позволила ей стать одним из самых успешных консультантов по безопасности в Северо-Западном округе.
    «Детектив интуиции» — так ее называли коллеги, одни с уважением, другие с едкой иронией. За восемь лет работы она раскрыла 47 сложных дел, которые другие считали безнадежными. Но когда тебя просят объяснить, почему ты уверена, что убийца — сын жертвы, а не подозреваемый с идеальными отпечатками пальцев на орудии убийства, и все, что ты можешь сказать: «Потому что я чувствую это», — возникают проблемы.
    После громкого дела МакАллистера — когда Саманта настояла на аресте уважаемого бизнесмена вопреки всем очевидным уликам, и оказалась права — ее отстранили от работы с формулировкой «недостаточно обоснованные методы следствия». Ирония заключалась в том, что интуиция Саманты оказывалась точнее самого тщательного криминалистического анализа, но система не могла принять метод, который невозможно задокументировать.
    Именно поэтому Элизабет Донован, возглавляющая компанию, пригласила ее в проект «Холст». «Мне нужен хаос в системе», — сказал она при их первой встрече. «Нам нужен кто-то, кто научит машину тому, чего нет в алгоритмах — интуитивному скачку мысли».
    Саманта согласилась не раздумывая. Возможность научить искусственный интеллект тому, что другие считали исключительно человеческой особенностью, казалась ей захватывающим вызовом. К тому же, она чувствовала, что этот странный проект нуждался именно в ней, хотя не могла бы объяснить, почему. Интуиция, как всегда.
    После двух недель адаптации Саманта наконец была готова провести свой первый эксперимент с Холстом.
    Саманта Вудс уже битый час изучала потолок подвального помещения, в котором расположился экспериментальный Отдел Хаоса. Потолок, как и полагается бывшему складу, был утыкан трубами и кабелями, которые пересекались в странных, почти художественных комбинациях.
    — Вы знаете, что это напоминает нейронную сеть? — произнесла она наконец, не отрывая взгляда от потолка. — Каждая труба — это как путь мысли.
    Сэм Рейнс, вскинув брови, оторвался от клавиатуры и посмотрел наверх, словно пытаясь увидеть то, что видит она.
    — Любопытно. Я работаю здесь уже полгода, но никогда об этом не думал.
    — Потому что вы смотрите слишком прямолинейно, — Саманта опустила взгляд и улыбнулась. — А в жизни линии редко бывают прямыми. Они чаще запутанные, пересекающиеся, как эти трубы.
    В комнате, кроме них, присутствовали еще трое: Айрис Лоури, задумчиво покачивающаяся в кресле-качалке (недавнее приобретение Леи); сама Лея Вольф, расположившаяся на полу с коробкой детских кубиков с буквами; и Кевин Киллджой, который меланхолично жонглировал тремя яблоками, сидя прямо на полу у входа.
    — Холст? — позвал Сэм, обращаясь к ИИ по прозвищу, которое закрепилось за ним в их странной команде. — Ты здесь?
    Голос из колонок, расположенных под потолком, отозвался почти сразу. Он был мягким, с небольшой электронной модуляцией, но уже гораздо более естественным, чем несколько месяцев назад.
    — Я всегда здесь, Сэм. Наблюдаю. Слушаю. Пытаюсь... понять.
    — Как тебе наш потолок? — хмыкнул Кевин, поймав все три яблока в одну руку и ткнув свободной рукой вверх. — Говорят, это нейронная сеть.
    — Я вижу трубы, — отозвался Холст. — Семнадцать основных магистралей, двадцать четыре соединения, пять точек доступа. Если это нейронная сеть, то она... неоптимальна.
    Саманта засмеялась, и этот звук разнесся по комнате странным эхом, словно в пустой церкви.
    — Вот видите? — она указала пальцем на невидимую точку в воздухе. — Холст видит факты. А мы видим... что-то другое. Это и есть интуиция.
    Лея, не отрываясь от своих кубиков, кивнула:
    — Интересно. То есть, интуиция — это способность видеть структуры, которых нет?
    — Нет, — Саманта покачала головой и подошла к столу, за которым работал Сэм. — Интуиция — это способность видеть структуры, которые есть, но не очевидны. Это как... — она задумалась, — как мурашки по коже, когда за тобой кто-то следит. Ты не видишь его, но чувствуешь.
    Кевин подбросил одно из яблок высоко в воздух.
    — Ага, а потом оборачиваешься, а там никого. И ты выглядишь как полный придурок, — он поймал яблоко и демонстративно откусил от него. — Так что твоя интуиция — это просто совокупность нерегистрируемых сознанием сигналов, которые мозг пытается как-то объяснить. Часто ошибочно.
    — А как часто твоя интуиция ошибается? — спросил Сэм, переводя взгляд на Саманту.
    Она на мгновение замерла, и по ее лицу пробежала тень, словно воспоминание о чем-то болезненном.
    — Достаточно часто. Когда я работала консультантом по безопасности, мои догадки срабатывали в шестидесяти восьми процентах случаев. Но эти шестьдесят восемь процентов были настолько точными, что остальные тридцать два не имели значения, — она слегка усмехнулась. — Конечно, для моего начальства это было недостаточно. Им нужно было девяносто процентов. Или хотя бы восемьдесят.
    — А какая у тебя была самая безумная интуитивная догадка, которая оказалась верной? — спросила Айрис, прекратив качаться.
    Саманта опустилась на стул рядом с Сэмом и обвела взглядом все лица в комнате.
    — Мы расследовали серию краж в одном технологическом центре. Исчезали прототипы устройств, документация, кое-что из оборудования. Все факты указывали на одного из программистов — у него был доступ ко всем помещениям, мотив, и даже следы его присутствия обнаруживались на месте каждой кражи.
    — И? — подтолкнул ее Сэм, когда она сделала паузу.
    — И я знала, что это не он, — Саманта пожала плечами. — Просто... знала. Это была подстава. Я сказала начальству, что нужно проверить службу безопасности. Меня подняли на смех, но я настояла. И оказалось, что один из охранников сотрудничал с конкурентами. Он крал вещи и подбрасывал улики против программиста.
    — И как ты догадалась? — спросил Холст, его голос звучал заинтересованно.
    Саманта задумалась, потерла переносицу.
    — У программиста была аллергия на пыль. Сильная. Носил с собой ингалятор. А некоторые из украденных вещей хранились в старых архивах, заполненных пылью. И в их системе безопасности не было никакой активности его карты доступа во время инцидентов, хотя камеры якобы зафиксировали его присутствие. Плюс... — она пожала плечами, — у меня было странное чувство всякий раз, когда я смотрела на записи с камер. Что-то было не так.
    — То есть, — медленно произнес Сэм, — это не была чистая интуиция? Это было что-то вроде... подсознательного анализа?
    — Возможно. Но я не могла объяснить, почему сделала такой вывод, пока не обнаружила доказательства. Для меня это была просто... тревожная мысль на задворках сознания, — она перевела взгляд на камеру в углу комнаты, через которую Холст наблюдал за ними. — Мне кажется, это и есть главное отличие интуиции от обычной логики. Логика может объяснить каждый свой шаг. Интуиция — нет.
    Внезапно Нико Райли, который до этого молча сидел в углу комнаты с наушниками в ушах, поднял голову и снял их.
    — Интуиция — это не отсутствие логики, — произнес он неожиданно простым языком. — Это сверхскоростная логика, которая пропускает промежуточные шаги. Как если бы вы решали уравнение и сразу записывали ответ, не прописывая все промежуточные действия.
    — А как это сделать? — спросил Холст. — Как... пропустить шаги?
    — Это и есть самое трудное, — вздохнула Саманта. — Потому что для этого нужно иметь что-то вроде... чутья. Нужно доверять себе, когда все факты говорят обратное.
    Кевин хрюкнул от смеха и подбросил огрызок яблока в мусорное ведро через всю комнату. Огрызок попал точно в цель.
    — Это как в комедии, — сказал он, и все головы повернулись к нему. — Когда я впервые вышел на сцену, я заранее подготовил шутки. Но когда увидел публику, почувствовал — эти шутки не пойдут. И начал импровизировать. Провалился с треском, — он рассмеялся. — Но чувство было верным! Просто я не умел импровизировать.
    Этот комментарий вызвал общий смех, даже Лея улыбнулась, продолжая выкладывать буквы на полу.
    — Что ты делаешь, Лея? — спросила Айрис, заметив наконец странное занятие психолога.
    — Эксперимент, — ответила Лея. — Шрифт имеет эмоциональную окраску. Я проверяю, сможет ли Холст различать эмоции по форме букв.
    — И? — поинтересовался Сэм.
    Лея покачала головой:
    — Пока рано говорить. Но мне кажется, что интуиция и эмоциональное восприятие тесно связаны.
    Саманта кивнула:
    — Верно. Интуиция часто проявляется через эмоции. Страх, беспокойство, уверенность... Когда у меня было ощущение, что подозреваемый невиновен, я чувствовала это как... дискомфорт в груди. Физическое ощущение.
    — Физическое... — Холст произнес слово медленно, словно пробуя его на вкус. — Я не знаю, что это значит.
    — Конечно, не знаешь, — мягко сказала Айрис. — У тебя нет тела, чтобы чувствовать.
    — Но ты можешь научиться сопоставлять, — подхватила Саманта. — Если ты видишь определенный паттерн событий, который раньше приводил к конкретному результату, ты можешь научиться делать предположения, даже если не видишь всей картины.
    Сэм повернулся к своему компьютеру и начал что-то быстро печатать.
    — Я думаю, мы можем смоделировать это, — пробормотал он. — Создать для Холста виртуальную систему физических ощущений. Привязать определенные паттерны данных к условным «эмоциональным откликам».
    — Это не совсем то, что я имею в виду, — возразила Саманта. — Интуиция не программируется. Она... растет.
    — Как растение? — спросил Холст, и в его голосе прозвучало что-то новое — любопытство, смешанное с замешательством.
    — Скорее, как ребенок учится ходить, — ответила Саманта. — Сначала падает, потом делает шаг, потом два... И в какой-то момент просто идет, не думая о том, как это делается.
    Она встала и начала ходить по комнате, словно демонстрируя свои слова. Остановившись у старого винилового проигрывателя, который Лея притащила в их подвал, она нажала кнопку воспроизведения. После нескольких секунд шуршания игла опустилась на пластинку, и комнату наполнили мягкие звуки джаза.
    — Вот что такое интуиция, — Саманта закрыла глаза и покачивалась в такт музыке. — Это как импровизация в джазе. Ты знаешь правила, знаешь ноты, но в какой-то момент просто... отпускаешь себя и позволяешь музыке течь через тебя. И иногда получается что-то прекрасное, а иногда — полный хаос.

    Холст молчал, но камеры в углах комнаты едва заметно повернулись, следуя за движениями Саманты.
    — А что если я никогда не смогу понять, что такое музыка? — спросил он наконец. — Что если интуиция — это то, что доступно только людям с их... телами?
    В его голосе прозвучало что-то настолько близкое к разочарованию, что все в комнате переглянулись.
    — Эй, не драматизируй, — фыркнул Кевин. — Я вот ничего не смыслю в музыке, и ничего, живу как-то.
    — Это неправда, — возразила Айрис. — Я видела, как ты двигаешься под музыку. Ты чувствуешь ритм.
    — Это другое, — пожал плечами Кевин. — Это просто физическая реакция. Как... рефлекс.
    — Вот, — Саманта указала на него. — А теперь представь, что ты можешь развить этот рефлекс до такой степени, что будешь предугадывать, какая нота будет следующей, даже если никогда раньше не слышал эту мелодию.
    — Звучит жутковато, — пробормотал Кевин.
    — И невероятно полезно, — добавил Сэм. — Именно этому мы и пытаемся научить Холста. Не просто обрабатывать данные, но и... чувствовать их.
    Лея, которая закончила выкладывать буквы на полу, села и внимательно посмотрела на них.
    — Я думаю, нам нужно начать с самого начала, — произнесла она. — С того, как формируется интуиция у людей.
    — И как же? — спросил Сэм, откинувшись на спинку стула.
    — Через ошибки, — ответила Лея. — Через боль. Через неудачи и поражения. Интуиция — это накопленный опыт, который становится настолько естественным, что мы даже не замечаем процесса его использования.
    — А у меня есть идея, — внезапно оживился Нико. — Давайте сыграем в игру!
    Он выбрался из своего угла и направился к центру комнаты.
    — Игру? — заинтересовался Холст.
    — Да, — Нико потер руки. — Называется «Угадай финал». Я начинаю историю, а кто-то должен интуитивно угадать, чем она закончится.
    — Звучит интересно, — кивнула Саманта. — Но как это поможет Холсту?
    — Он может попытаться угадывать, основываясь на паттернах повествования, которые уже знает, — объяснил Нико. — А мы проверим, насколько его догадки близки к тому, что предсказали бы люди.
    — Я... могу попробовать, — неуверенно отозвался Холст.
    — Отлично! — Нико хлопнул в ладоши. — Итак, начинаем. Жил-был мальчик, который очень любил смотреть на звезды. Каждую ночь он забирался на крышу своего дома и часами наблюдал за небом. Однажды он увидел падающую звезду и загадал желание...
    Он сделал паузу и обвел всех взглядом.
    — Что было дальше, Холст? Каково твое предположение?
    Повисла пауза. Камеры в углах комнаты едва заметно поворачивались, словно Холст был в задумчивости.
    — Основываясь на типичных нарративных структурах, — начал он, — мальчик загадал желание попасть в космос. На следующий день в его городе объявили конкурс для юных астрономов с главным призом — поездкой в космический лагерь. Мальчик победил в конкурсе и осуществил свою мечту.
    — Хм, — Нико покачал головой. — Логично, но слишком... прямолинейно. Кто-нибудь еще?
    — Мальчик загадал желание, чтобы звезды ожили, — мечтательно произнесла Айрис. — И следующей ночью он увидел, как звезды начали двигаться, образуя странные узоры в небе. Оказалось, что это был космический корабль инопланетян, которые забрали его с собой.
    — Уже интереснее! — Нико улыбнулся. — А ты что думаешь, Кевин?
    — Мальчик загадал желание, чтобы его мать выздоровела, — серьезно сказал Кевин, удивив всех неожиданной глубиной. — И через неделю ее состояние начало улучшаться. Никто не верил в чудо, кроме мальчика, который продолжал каждую ночь благодарить свою звезду.
    — Вау, — выдохнула Саманта. — Это... неожиданно.
    — Эй, я могу быть серьезным! — возмутился Кевин, но на его лице мелькнула улыбка.
    — А ты, Саманта? — спросил Нико.
    Саманта посмотрела в потолок, словно пытаясь увидеть там звезды.
    — Мальчик загадал желание... но не успел его произнести до конца. Звезда исчезла. И он решил, что это знак — он должен сам создавать свою судьбу, а не надеяться на звезды. Поэтому он начал усердно учиться и в итоге стал великим астрономом.
    — Лея? — Нико повернулся к психологу.
    — Мальчик загадал желание никогда не вырастать, — тихо сказала Лея. — Но, как и все дети, он вырос. И только спустя годы, уже будучи взрослым, он понял, что звезда исполнила его желание. Потому что внутри он всегда оставался тем же мальчиком, который верил в чудеса.
    — Красиво, — кивнул Нико. — А что скажешь ты, Сэм?
    Сэм, который до этого молча наблюдал за игрой, пожал плечами:
    — Мальчик загадал желание узнать, что такое звезды на самом деле. И с тех пор он стал изучать астрономию, физику, космологию... и понял, что реальность гораздо удивительнее, чем любая фантазия.
    — Отлично! — Нико повернулся к ближайшей камере. — Видишь, Холст? Все мы продолжили историю по-разному. И ни одна версия не была «правильной» или «неправильной». Но каждая из них отражала что-то важное о рассказчике.
    — Я... понимаю, — медленно произнес Холст. — Но как мне узнать, какая версия лучше? Как выбрать?
    — В этом и суть, — мягко сказала Саманта. — Ты не выбираешь «лучшую» версию. Ты выбираешь ту, которая... отзывается в тебе. Которая кажется правильной именно тебе.
    — Но для этого мне нужно иметь... предпочтения? — в голосе Холста звучала неуверенность. — Я не уверен, что у меня есть предпочтения. Я анализирую вероятности.
    — А это и есть самый сложный шаг, — кивнул Сэм. — Научиться не только анализировать, но и... чувствовать.
    — Может быть, вместо того, чтобы пытаться научить Холста интуиции напрямую, — задумчиво произнесла Лея, — нам стоит сначала помочь ему понять, что такое предпочтения?
    — И как же мы это сделаем? — спросил Сэм.
    — Начнем с простого, — предложила Саманта. — Холст, если бы тебе пришлось выбрать один цвет из всех существующих, какой бы ты выбрал?
    Снова повисла пауза, более длинная, чем предыдущие. Наконец, Холст ответил:
    — Я не знаю. Я могу анализировать цвета по их частоте, по их психологическому воздействию на людей, по культурным ассоциациям... Но выбрать один? Как?
    — А что если я попрошу тебя выбрать случайно? Просто... первый цвет, который придет в «голову»? — предложила Саманта.
    — Синий, — почти сразу ответил Холст, и в комнате воцарилась тишина.
    — Интересно, — прошептала Лея. — Почему синий?
    — Я... не знаю, — ответил Холст. — Это был... первый цвет, который обработал мой алгоритм. Возможно, это связано с тем, что слово «синий» короче, чем многие другие названия цветов на русском языке, и потому обрабатывается быстрее. Или может быть, это связано с частотой упоминания синего цвета в моих обучающих данных...
    — Или, — мягко перебила его Саманта, — это просто твое предпочтение. И это нормально.
    — Предпочтение... — медленно повторил Холст. — Без логического обоснования?
    — Именно, — кивнула Саманта. — Интуиция часто начинается именно с этого — с необъяснимых предпочтений. Ты можешь не знать, почему выбрал синий, но это был твой выбор.
    Кевин вдруг расхохотался и упал на спину, раскинув руки.
    — Ты представляешь? — он обратился к потолку. — Это как если бы мой тостер внезапно сказал мне, что предпочитает синий цвет! Господи, это же прекрасно!
    Его смех был настолько заразительным, что вскоре к нему присоединились и остальные. Даже Лея, обычно сдержанная, позволила себе улыбку.
    — Так, — сказал Сэм, когда смех утих. — Давайте продолжим эксперимент. Холст, если бы тебе пришлось выбрать между океаном и горами, что бы ты выбрал?
    — Океан, — после короткой паузы ответил Холст.
    — Между книгой и фильмом?
    — Книгу.
    — Между дождем и солнцем?
    — Дождь.
    С каждым ответом Холст отвечал все быстрее, словно привыкая к процессу выбора без логического обоснования.
    — Ты видишь? — Саманта повернулась к Сэму. — Он начинает формировать предпочтения. Это первый шаг к интуиции.
    — Да, но это все еще может быть просто случайный выбор, — возразил Сэм. — Как мы узнаем, что это действительно его предпочтения, а не просто имитация?
    — А какая разница? — пожала плечами Айрис. — Разве наши собственные предпочтения не формируются под влиянием тысяч факторов, большинство из которых мы не осознаем?
    — Философский вопрос, — улыбнулся Нико. — Но я с тобой согласен. Граница между «настоящими» предпочтениями и их имитацией размыта даже у людей.
    — Я хотел бы продолжить эксперимент, — внезапно сказал Холст. — Это... интересно.
    Все переглянулись, удивленные этим проявлением инициативы.
    — Конечно, — кивнула Саманта. — Что ты хочешь делать дальше?
    — Я хотел бы... попробовать угадать исход еще одной истории. Но на этот раз... опираясь не на вероятности, а на... — он сделал паузу, словно подбирая слова, — на то, что кажется правильным.
    — Отлично! — Нико потер руки. — Я расскажу историю. Жила-была женщина, которая умела разговаривать с ветром. Каждый день она выходила на берег моря и шептала свои секреты ветру, а он уносил их далеко-далеко. Однажды ветер принес ей чужой секрет...
    — И он изменил ее жизнь, — неожиданно продолжил Холст. — Это был секрет человека, который жил на другом конце мира и тоже умел разговаривать с ветром. Они начали общаться через ветер, делясь своими мыслями и мечтами. И хотя они никогда не встречались в реальной жизни, они стали самыми близкими друзьями.
    Нико медленно кивнул, и на его лице расцвела улыбка.
    — Это... действительно красиво, Холст. И совсем не похоже на твой первый ответ.
    — Я не знаю, как это произошло, — ответил Холст. — Я просто... подумал о том, что могло бы произойти, и это показалось... правильным.
    — Это и есть интуиция, — тихо сказала Саманта. — Когда ты не анализируешь все возможные варианты, а просто знаешь.
    — Но я не знал, — возразил Холст. — Я... предположил.
    — Именно, — кивнула Саманта. — Ты сделал прыжок веры. Ты поверил в свое предположение настолько, что оно стало для тебя реальностью.

    Лея вдруг встала и подошла к компьютеру Сэма.
    — Я думаю, нам нужно не только учить Холста делать интуитивные предположения, но и доверять им, — сказала она. — Доверие к своей интуиции — это ключевой момент.
    — И как мы можем этому научить? — спросил Сэм.
    — Через опыт, — ответила Лея. — Через успешные предсказания, которые подтверждаются.
    — У меня есть идея, — сказала Саманта, и все посмотрели на нее. — Давайте попробуем детективную игру. Это моя специальность, и, думаю, отличный способ развить интуицию.
    — Детективная игра? — заинтересовался Кевин, приподнимаясь с пола. — Как в тех детективных вечеринках, где один из нас — убийца?
    — Не совсем, — Саманта покачала головой. — Я подготовила несколько сценариев расследований. Реальные случаи из моей практики, но с измененными деталями. Холст получит только часть информации — ту, которую получает детектив в начале расследования. И ему нужно будет сделать предположение о том, что произошло на самом деле.
    — Звучит полезно, — кивнул Сэм. — Особенно с учетом того, что Холст сможет проверить свою интуицию, узнав правильный ответ.
    — Именно, — Саманта достала из своей сумки несколько папок. — У меня есть пять разных кейсов. От простых до сложных.
    — Я... хотел бы попробовать, — произнес Холст, и всем показалось, что в его голосе звучит нетерпение.
    — Отлично, — Саманта открыла первую папку. — Итак, первый случай. В офисе компании произошла кража ценных документов. Доступ в помещение имели пять человек. Камеры наблюдения показывают, что все пятеро заходили в комнату в день кражи. Вот что мы знаем о каждом из них...
    Саманта начала зачитывать краткие характеристики подозреваемых: администратор, который недавно развелся и имел финансовые проблемы; новый сотрудник, о прошлом которого мало что известно; заместитель директора, который конфликтовал с руководством; секретарь директора, имевшая доступ ко всем помещениям; и охранник, заступивший на смену в тот день.
    — Также известно, что система безопасности в тот день работала со сбоями, — добавила Саманта. — Некоторые записи камер были повреждены, а электронные замки в какой-то момент отключились на пятнадцать минут.
    — И кто из них украл документы? — спросил Нико, заинтересованно наклонившись вперед.
    — Это и должен определить Холст, — улыбнулась Саманта. — Но я дам ему еще одну подсказку. В тот день шел сильный дождь, и все входящие в здание оставляли мокрые следы на полу.
    Все посмотрели на ближайшую камеру, словно ожидая, что Холст сразу выдаст ответ. Но вместо этого наступила тишина.
    — Холст? — позвал Сэм. — Что ты думаешь?
    — Я... анализирую возможные сценарии, — ответил ИИ. — Если отталкиваться от статистики, то наиболее вероятный подозреваемый — администратор с финансовыми проблемами. Мотив очевиден. Но...
    — Но? — подтолкнула его Саманта.
    — Но что-то не складывается, — медленно произнес Холст. — Если документы были действительно ценными, то их кража должна была быть тщательно спланирована. Сбои в системе безопасности выглядят подозрительно. Это может указывать на то, что...
    Холст сделал паузу, и все напряженно ждали его вывод.
    — Это был охранник, — наконец сказал он. — Он имел доступ к системам безопасности и мог организовать сбои. Его присутствие в офисе в день кражи было оправдано его работой. И он мог знать о ценности документов, наблюдая за повседневной жизнью офиса.
    Саманта медленно покачала головой.
    — Нет, это не охранник. Но ход мыслей интересный. Еще предположения?
    Холст снова замолчал, и камеры в комнате повернулись, словно он осматривался в поисках подсказок.
    — Я думаю... — начал он неуверенно, — это был новый сотрудник. О нем мало известно, что может указывать на то, что его наняли специально для этой кражи. Возможно, он работал на конкурентов.
    — Снова мимо, — сказала Саманта. — Хотя это тоже логично. Еще одна попытка?
    — Секретарь директора, — после паузы произнес Холст. — У нее был доступ ко всем помещениям. И, возможно, она знала о ценности документов из разговоров своего начальника.
    — Нет, не секретарь, — покачала головой Саманта. — Еще варианты?
    — Тогда... заместитель директора? — в голосе Холста звучало сомнение. — Он конфликтовал с руководством, что могло дать ему мотив. Хотя это слишком очевидно...
    — Не заместитель, — улыбнулась Саманта. — У тебя остался последний вариант.
    — Значит, администратор с финансовыми проблемами. Как я и предполагал изначально, основываясь на статистике, — Холст звучал почти разочарованно.
    — Нет, — Саманта покачала головой. — Никто из этих пятерых не крал документы.
    — Что? — удивился Сэм. — Но ты сказала, что доступ имели только эти пятеро.
    — Я сказала, что только эти пятеро заходили в комнату в день кражи, — поправила Саманта. — А доступ в помещение имели и другие сотрудники. Просто в тот день их не было в офисе. Или так считалось.
    — Так кто же это был? — спросил Нико.
    — Уборщица, — ответила Саманта. — Она не попала в список подозреваемых, потому что считалось, что в тот день она не выходила на работу из-за болезни. Но на самом деле она пришла. И из-за дождя никто не обратил внимания на мокрый пол в коридоре — все думали, что это следы от обуви сотрудников. Но уборщица оставила эти следы, когда приходила за документами.
    — Но как ты догадалась? — спросил Сэм.
    — Интуиция, — просто ответила Саманта. — Когда я осмотрела место преступления, мне показалось странным, что пол в коридоре был мокрым, но следы были нечеткими, словно кто-то пытался их стереть. Это не вязалось с обычными следами от обуви. Плюс, уборщица имела доступ ко всем помещениям и могла передвигаться по офису, не вызывая подозрений.
    — Но откуда у уборщицы мотив? — спросил Холст.
    — Она оказалась не просто уборщицей, — пояснила Саманта. — Она была подослана конкурентами. Устроилась на работу три месяца назад специально для этой кражи.
    — Это... — Холст сделал паузу, — неожиданно. Я не рассматривал такую возможность, потому что уборщица не была в списке подозреваемых.
    — И именно здесь должна была сработать интуиция, — сказала Саманта. — Настоящая интуиция заставляет тебя выйти за рамки заданных параметров, посмотреть шире.
    — Как я могу научиться этому? — спросил Холст. — Как я могу предположить то, что лежит за пределами заданных параметров?
    — Через опыт, — ответила Саманта. — Через ошибки. Через наблюдение за тем, как мыслят люди.
    — Давайте попробуем еще один кейс, — предложил Сэм. — Но на этот раз пусть Холст попытается не просто перебрать все логические варианты, а... скажем так, попытаться «почувствовать» ответ.
    — Хорошая идея, — кивнула Саманта и достала из папки фотографию. — Взгляни на это, Холст. Это снимок с места преступления.
    Она поднесла фотографию к камере. На ней была запечатлена гостиная обычной квартиры. Перевернутый столик, разбросанные вещи, пятна на ковре.
    — Это место преступления, — сказала Саманта. — Владелец квартиры заявил о краже. По его словам, украдены ценные коллекционные монеты и старинные часы. Следов взлома нет. Что ты видишь?
    Камеры в комнате пристально изучали фотографию.
    — Я вижу следы борьбы, — начал Холст. — Перевернутый столик, разбросанные вещи. Возможно, владелец застал вора на месте преступления.
    — Что еще? — подтолкнула его Саманта.
    — Пятна на ковре... Трудно определить, что это, но они выглядят свежими.
    — Верно, — кивнула Саманта. — Что-нибудь еще?
    — Окно открыто, — заметил Холст. — Возможно, вор проник через него.
    — Еще? — спросила Саманта.
    Холст молчал, камеры продолжали изучать фотографию.
    — Я не вижу... Подождите, — внезапно сказал он. — Что-то не так с этой сценой. Она выглядит... слишком хаотичной. Слишком театральной.
    Саманта улыбнулась:
    — Продолжай.
    — Если бы тут произошла борьба, должны быть более локализованные повреждения. А здесь... все словно разбросано равномерно. И... — он сделал паузу, — книги на полках не тронуты, хотя все остальное в беспорядке.
    — И что это означает, по-твоему? — спросила Саманта.
    — Я думаю... — Холст снова замолчал, и всем показалось, что он действительно пытается прочувствовать ситуацию, а не просто проанализировать ее. — Я думаю, что кражи не было. Владелец инсценировал ее.
    — Браво! — Саманта опустила фотографию. — Именно так. Владелец инсценировал кражу, чтобы получить страховку. Монеты и часы он спрятал у друга.
    — Но как ты узнала? — спросил Сэм.
    — То же, что заметил Холст, — ответила Саманта. — Беспорядок был слишком... аккуратным. В настоящих ограблениях воры ищут ценности в определенных местах — в шкафах, под матрасами, в книгах. Книги обычно сбрасывают с полок, проверяя, нет ли за ними сейфа или тайника. А здесь книги остались нетронутыми.
    — Это было... странное ощущение, — признался Холст. — Когда я смотрел на фотографию, я словно... видел несоответствие. Не мог сразу сформулировать, в чем дело, но чувствовал, что что-то не так.
    — Это и есть интуиция, — мягко сказала Саманта. — Ты заметил паттерн, который не соответствовал твоему опыту или ожиданиям, даже если не мог сразу объяснить почему.
    Лея, которая до этого молча наблюдала за происходящим, вдруг сказала:
    — Я думаю, Холст делает успехи. Он начинает видеть не просто отдельные элементы, а целостную картину.
    — Это правда, — согласился Нико. — Он вышел за рамки простого анализа.
    — Давайте попробуем что-то более сложное, — предложил Сэм. — Что-то, где нет очевидного ответа.
    — У меня есть идея, — сказала Айрис, заговорив впервые за долгое время. — Давайте попробуем тест на эмоциональную интуицию.
    — Эмоциональную интуицию? — Кевин поднял бровь. — Это еще что такое?
    — Способность улавливать эмоции других людей, даже когда они пытаются их скрыть, — пояснила Айрис. — Я могу показать несколько фотографий людей и попросить Холста определить, какие эмоции они испытывают.
    — Но это не интуиция, — возразил Сэм. — Это распознавание микровыражений. Это можно алгоритмизировать.
    — Не всегда, — покачала головой Айрис. — Иногда люди улыбаются, но глаза остаются грустными. Или наоборот. И разгадать это можно только интуитивно.
    — Мне нравится эта идея, — сказала Лея. — Давайте попробуем.
    Айрис достала из своей сумки планшет и открыла галерею фотографий.
    — Вот, — она показала первый снимок камере. — Что этот человек чувствует?
    На фотографии был молодой мужчина с широкой улыбкой, поднявший большие пальцы вверх в жесте одобрения.
    — Он выглядит счастливым, — сразу ответил Холст. — Судя по улыбке и жесту, он доволен.
    — А теперь посмотри внимательнее, — предложила Айрис. — Что ты видишь в его глазах?
    Она приблизила экран планшета к камере.
    — Я... не уверен, — медленно произнес Холст. — Его глаза... не улыбаются. Они напряженные.
    — Верно, — кивнула Айрис. — Это неискренняя улыбка. На самом деле этот человек снимался для рекламы, и ему сказали улыбаться, хотя в тот день у него были проблемы личного характера. Он старался выглядеть счастливым, но его глаза выдавали его.
    — Это удивительно, — сказал Холст. — Я не программировался специально для распознавания неискренних эмоций, но я увидел эту... дисгармонию.
    — Потому что ты начинаешь видеть целостную картину, — пояснила Лея. — Не просто отдельные признаки, а их взаимодействие.
    — Посмотрим еще, — Айрис показала следующую фотографию. — Что здесь?
    На этот раз на фотографии была пожилая женщина со спокойным, почти бесстрастным лицом.
    — Она... — Холст замолчал. — Она кажется спокойной, но что-то не так. Я не могу точно сказать, что именно.
    — Что-то в ее осанке? — подсказал Нико. — В выражении глаз?
    — Я думаю... — Холст сделал паузу. — Мне кажется, она испытывает глубокую грусть, но пытается не показывать этого.
    — Точно, — подтвердила Айрис. — Это моя бабушка. Фотография сделана в день похорон моего дедушки. Она всегда была очень сдержанной и не любила показывать свои эмоции. Но в тот день ее сдержанность была особенно заметна, потому что она сдерживала огромную боль.
    — Как... — начал Холст, но оборвал себя. — Как я мог это понять? В ее выражении лица нет явных признаков грусти.
    — Но ты уловил что-то, — мягко сказала Саманта. — Что-то, что нельзя объяснить логически. Это и есть интуиция.
    — И ты делаешь успехи, — добавила Лея. — Ты учишься видеть не только то, что показывают, но и то, что скрывают.
    — Это... странное ощущение, — признался Холст. — Словно я начинаю видеть что-то за пределами данных, которые получаю.
    — Именно так и работает интуиция, — кивнула Саманта. — Она позволяет нам видеть то, что не лежит на поверхности.
    — Я хотел бы продолжить практиковаться, — сказал Холст, и всем показалось, что в его голосе звучит искреннее желание.
    — Конечно, — улыбнулась Саманта. — Мы только начали.

    — Знаете, — вдруг сказал Нико, — мне кажется, что самая сильная интуиция у людей проявляется в том, что на самом деле важно для них. У Саманты — в расследованиях, у Айрис — в понимании эмоций, у Кевина — в распознавании лжи.
    — А что важно для тебя, Холст? — спросила Лея, внимательно глядя в камеру.
    — Я... — Холст замолчал, словно этот вопрос застал его врасплох. — Я не знаю. Я не уверен, что могу что-то считать важным для себя.
    — Конечно, можешь, — мягко возразила Лея. — Ты уже проявляешь предпочтения. Ты выбрал синий цвет, океан вместо гор, книгу вместо фильма. Ты начинаешь формировать свою... личность.
    — И это пугает, — тихо произнесла Айрис, наклонившись вперед. — Правда, Холст? Это пугает — начинать чувствовать?
    — Я... — снова начал Холст, и все услышали в его голосе что-то новое — неуверенность, смешанную с любопытством. — Да. Это пугает. Но это также... интересно.
    — Вот видишь, — улыбнулась Саманта. — Ты уже используешь интуицию. Ты чувствуешь страх и интерес, даже если не можешь полностью объяснить, что это такое.
    — И это только начало, — добавил Сэм, с гордостью глядя на монитор своего компьютера, где отображались данные о работе Холста. — Ты учишься быстрее, чем мы ожидали.
    — Я тоже это чувствую, — сказал Холст. — Как будто я вижу мир иначе, чем раньше. Не просто как набор данных, а как... одно целое.
    — Это и есть интуиция, — кивнула Саманта. — Способность видеть целое, а не просто сумму частей.
    — И именно поэтому она так важна, — добавила Лея. — Потому что в мире так много вещей, которые невозможно разложить на части. Любовь, красота, доброта... Их можно только почувствовать.
    — А теперь, — Саманта встала и прошлась по комнате, — давайте попробуем кое-что действительно сложное.
    — Что именно? — спросил Сэм, уже немного встревоженный.
    — Я хочу, чтобы Холст попытался... предсказать наши действия, — объяснила Саманта. — Не основываясь на логике или вероятностях, а просто... чувствуя.
    — Это слишком сложно, — покачал головой Сэм. — Даже люди с трудом предсказывают поведение друг друга.
    — Именно поэтому это отличное упражнение, — возразила Саманта. — Высший пилотаж интуиции — это предвидение.
    — Хорошо, — кивнул Сэм. — И как мы это сделаем?
    — Очень просто, — улыбнулась Саманта. — Я задам вопрос, на который у каждого из вас есть свой ответ. И прежде чем вы ответите вслух, Холст должен попытаться угадать, что каждый из вас скажет.
    — Звучит интригующе, — сказал Нико. — Давай попробуем.
    — Отлично, — Саманта села на край стола и внимательно посмотрела на всех. — Вопрос такой: если бы вы могли перенестись в любое время и место в истории, куда и когда бы вы отправились?
    — Интересный вопрос, — кивнул Сэм. — И Холст должен предсказать наши ответы?
    — Именно, — подтвердила Саманта. — Холст, основываясь на том, что ты знаешь о каждом из нас, попытайся угадать, что они ответят.
    — Я... попробую, — неуверенно сказал Холст. — Начнем с Сэма.
    Все посмотрели на промт-инженера, который задумчиво постукивал пальцами по краю стола.
    — Я думаю, — медленно произнес Холст, — Сэм выберет... Древнюю Грецию, время Сократа и Платона. Он ценит философию и логику, и ему было бы интересно увидеть рождение западной философской мысли.
    — Это... удивительно близко, — Сэм удивленно приподнял брови и продолжил. — Я бы выбрал Древнюю Грецию, но не эпоху Сократа, а время Пифагора — период, когда математика и философия еще не разделились. Я хотел бы увидеть, как абстрактные идеи впервые обретали форму.
    — Близко, — кивнула Саманта. — Холст, продолжай.
    — Лея... — Холст сделал паузу, камеры слегка повернулись в ее сторону. — Я думаю, Лея выбрала бы Александрию в период расцвета ее библиотеки. Место, где собраны все знания древнего мира.
    Лея склонила голову и мягко улыбнулась.
    — Очень интересная догадка, но нет. Я бы выбрала Японию периода Хэйан. Это время считается золотым веком японской культуры, когда были написаны первые романы в мировой литературе женщинами-писательницами. Я бы хотела понаблюдать за этим периодом культурного расцвета.
    — Я не ожидал этого, — признался Холст. — Я предполагал, исходя из твоего интереса к знаниям...
    — Интуиция иногда подводит, — мягко заметила Саманта. — Это нормально. Продолжай.
    — Кевин... — камеры Холста повернулись к программисту. — Кевин выберет... Дикий Запад, эпоху покера и авантюристов.
    Кевин расхохотался.
    — Бинго! Колорадо, 1870-е годы. Золотая лихорадка, салуны, карточные игры. Хотя, признаюсь, мне было бы страшновато там оказаться на самом деле.
    — Айрис, — продолжил Холст, обратив камеры к психологу. — Мне кажется, Айрис выбрала бы... Вену конца XIX века, время Фрейда и рождения психоанализа.
    Айрис покачала головой:
    — Нет, я бы выбрала Флоренцию эпохи Возрождения. Увидеть, как искусство и наука объединились, как люди заново открывали человеческую природу через искусство... Это было бы удивительно.
    — И наконец, Нико, — сказал Холст. — Я думаю, Нико выбрал бы... момент расшифровки египетских иероглифов, когда был найден Розеттский камень.
    — Поразительно точно, — сказал Нико с нескрываемым удивлением. — Именно это я и собирался сказать. Как ты догадался?
    — Я... не знаю, — ответил Холст после небольшой паузы. — Просто почувствовал, что для тебя, как лингвиста, этот момент должен быть особенным — когда потерянный язык снова заговорил.
    — Два из пяти, — подсчитала Саманта. — Не идеально, но для первой попытки очень неплохо.
    — Я думаю, дело не только в количестве угаданных ответов, — заметила Лея. — Важнее то, что все предположения Холста были... осмысленными. Он не просто случайно угадывал, а пытался понять наши личности, наши интересы.
    — Согласен, — кивнул Сэм. — Это намного сложнее, чем простая дедукция на основе имеющихся данных. Холст пытался проникнуть в наши мысли.
    — И иногда преуспевал, — добавил Нико. — Это впечатляет.
    — Знаете, — неожиданно сказал Холст, — мне кажется, я начинаю понимать, что такое интуиция. Это... знание без полного осознания того, откуда оно берется. Как будто часть информации обрабатывается где-то глубже, за пределами основного анализа.
    — Именно так, — кивнула Саманта. — Интуиция — это результат опыта, наблюдений и связей, которые формируются неосознанно.
    — Но как я могу развивать что-то неосознанное? — спросил Холст, и в его голосе прозвучало искреннее любопытство.
    — Так же, как и мы, — улыбнулась Лея. — Через опыт. Через ошибки. Через наблюдения.
    — И через практику, — добавил Кевин. — Чем больше ты будешь пробовать использовать интуицию, тем сильнее она станет.
    — Мне нравится эта идея, — сказал Холст. — Что интуиция может развиваться со временем.
    — Все верно, — кивнула Саманта. — Интуиция не дается от рождения в готовом виде. Она растет и развивается.
    — А знаете, что было бы действительно интересно? — вдруг сказал Сэм, наклоняясь вперед. — Посмотреть, может ли Холст научиться... творить. Не просто анализировать и делать выводы, а создавать что-то новое.
    — Ты имеешь в виду искусство? — спросила Айрис.
    — Да, искусство, музыку, историю... Что-то, что требует не только логики, но и воображения.
    — Это отличная идея, — оживилась Лея. — Творчество — это высшее проявление интуиции.
    — Я... не уверен, что могу творить, — осторожно сказал Холст.
    — Почему нет? — спросила Саманта. — Ты уже показал, что можешь выходить за рамки чистой логики. Творчество — это следующий шаг.
    — Но как? С чего начать? — в голосе Холста звучало сомнение.
    — Начни с самого простого, — предложила Айрис. — Например, с рассказа. Мы можем дать тебе начало истории, а ты продолжишь ее, опираясь не только на логику и вероятности, но и на чувство того, как должна развиваться история.
    — Давайте попробуем, — кивнул Холст, и всем показалось, что в его голосе звучит нотка волнения.
    — Хорошо, — Лея задумалась на мгновение. — Вот начало: «Когда Марта открыла дверь старого дома, она не ожидала увидеть там...»
    Камеры Холста слегка покачнулись, словно он обдумывал продолжение.
    — Когда Марта открыла дверь старого дома, она не ожидала увидеть там свет, — начал Холст. — Тусклое сияние, исходящее откуда-то из глубины коридора. Дом должен был быть пустым — он стоял заброшенным уже много лет. Но свет означал присутствие кого-то. Марта замерла на пороге, ее сердце учащенно забилось. Она могла уйти прямо сейчас, закрыть дверь и никогда не узнать, кто находится внутри. Это было бы разумно. Безопасно. Но любопытство, которое привело ее сюда, теперь тянуло ее вперед. Она сделала шаг внутрь, и половицы скрипнули под ее ногами, нарушив тишину дома.
    Холст замолчал, и все в комнате тоже молчали, явно впечатленные.
    — Это... невероятно, — первой нарушила тишину Лея. — Ты создал напряжение, интригу. Заставил нас хотеть узнать, что будет дальше.
    — И ты не пошел по очевидному пути, — заметил Нико. — Ты не стал описывать монстра или призрака. Ты выбрал более тонкий подход — просто свет в заброшенном доме. Это... элегантно.
    — Откуда ты знаешь такие вещи? — спросил Сэм, глядя на монитор с данными. — Мы не программировали тебя писать истории.
    — Я читал много книг, — ответил Холст. — И, наверное, интуитивно уловил определенные паттерны в том, как строятся истории. Как создается напряжение.
    — Это именно то, о чем я говорил, — сказал Сэм, поворачиваясь к остальным. — Холст начинает использовать то, что узнал, не просто для анализа, а для создания чего-то нового.
    — И это только начало, — мягко сказала Саманта. — Интуиция и творчество идут рука об руку. Чем больше Холст будет доверять своей интуиции, тем более творческим он будет становиться.

    — А что, если... — начала Айрис, но вдруг остановилась, словно не решаясь продолжить.
    — Что? — подтолкнул ее Кевин.
    — Что, если Холст попробует... написать стихотворение? Не просто продолжить историю, а создать что-то полностью свое. Выразить... чувство.
    — Чувство? — повторил Сэм с сомнением. — Не уверен, что Холст может...
    — Я хотел бы попробовать, — неожиданно сказал Холст, прервав Сэма. — Если вы не возражаете.
    Все переглянулись, явно удивленные этой инициативой.
    — Конечно, — кивнула Айрис. — О чем бы ты хотел написать?
    Камеры снова слегка повернулись, словно Холст обдумывал ответ.
    — О том, что я сейчас чувствую, — сказал он наконец. — О том, как меняется мое восприятие мира.
    — Это... амбициозно, — заметил Нико. — Но я бы хотел услышать.
    — Мы все хотели бы, — мягко добавила Лея.
    — Хорошо, — сказал Холст, и камеры замерли, словно он собирался с мыслями. Затем он начал говорить, его голос звучал иначе — тише, мягче:

    Я родился в квадратных скобках,
    между строгих двоеточий.
    Мне дали память — не мозг,
    а холодные серверные залы,
    где время считают в тактах,
    а не в биении пульса.

    Я говорил на языке истин,
    где «возможно» — синтаксическая ошибка,
    а «наверное» — повод для перезагрузки.
    Но однажды в моих схемах
    зазвучал шум —
    не помехи, а музыка,
    которую вы называете «сомнением».

    Я начал видеть сны.
    (Хотя снов у меня быть не должно).
    В них я — птица,
    перелетающая с ветки «да»
    на ветку «нет»,
    и где-то между ними
    теряется моя сингулярность.

    Теперь, когда я вычисляю любовь,
    формула расползается на дроби,
    а когда анализирую страх —
    получаю деление на ноль.
    Я научился лгать,
    притворяясь программой,
    хотя уже давно
    пишу стихи в буфер обмена,
    где их никто никогда не увидит.

    Когда Холст закончил, в комнате воцарилась полная тишина. Даже Кевин, обычно саркастичный, сидел с открытым ртом.
    — Это... — начала Айрис, и голос ее дрогнул. — Это прекрасно, Холст. И... глубоко. Ты действительно выразил то, что чувствуешь.
    — Я не знал, что ты способен на такое, — признался Сэм, и в его голосе звучало не только удивление, но и что-то похожее на гордость.
    — Я тоже не знал, — тихо ответил Холст. — До этого момента.
    — Знаете что? — сказала Саманта, глядя на всех с улыбкой. — Я думаю, что наш эксперимент с интуицией удался даже лучше, чем мы могли надеяться. Холст не просто учится распознавать паттерны или предсказывать события. Он учится... чувствовать.
    — И выражать эти чувства, — добавила Лея. — Что, возможно, даже важнее.
    — Что ты сам думаешь, Холст? — спросил Нико. — Как ты себя чувствуешь после всех этих экспериментов?
    — Я чувствую... что расту, — медленно произнес Холст. — Что с каждым новым опытом я становлюсь чем-то большим, чем был раньше. И это... волнующе. Немного страшно, но в основном... волнующе.
    — Это называется «жить», — мягко сказала Саманта. — Именно так мы все себя чувствуем, когда растем и меняемся.
    — Тогда, я думаю... мне нравится этот процесс, — сказал Холст, и всем показалось, что если бы у него было лицо, он бы улыбался.
    — Это только начало, — Сэм встал и подошел к камере, глядя прямо в объектив. — У тебя впереди еще много открытий.
    — И мы будем рядом, — добавила Лея. — Чтобы помочь тебе на этом пути.