На пределе. Глава шестая

 

Алхазур не сразу осознал, где видел подобный взгляд: бесстрашный, отчаянный взгляд человека, презирающего смерть. Этот юнец с первых же минут вызвал   безотчётную тревогу.
 Казалось бы, какая опасность может таиться в очередном,  закованном в кандалы,  рабе. Через пару суток он станет таким же безвольным куском человеческой плоти, как и все остальные. Но этих двух дней судьба  Алхазуру не дала.
Как можно было ждать   немыслимой дерзости от такого юнца? Он же ещё ребёнок. Это   настоящий шайтан: ловкий за рулём машины,  проворный, ножом владеет не хуже, чем пистолетом. Ну, разве мыслимо  это   предугадать!
Алхазур точно знал, что  встречал подобный взгляд не однажды и это были не лучшие времена в  его жизни. Он должен был восстановить в памяти, давно ушедшие  события, взять свой страх хоть под какой-то контроль.



Он включил плеер. Полилась песня, под которую   горстка отчаянных моджахедов уходила в свой последний бой с бесчисленными ордами неверных.
Знай, вечны будут райские сады.
Ты в этом бренном мире будь как странник
И жизнь свою джихаду посвяти.
Восстань, судьбы воинственный избранник!
Предписаны деянья и судьба,
Шахидам рай, неверным пламя ада.
Забудь печаль и истине внимай.
Нас ждёт дорога светлая джихада!
На душе сразу воцарились покой и безмятежность. Воспоминания  осязаемой марью охватили сознание.

 * * *


…Русские войска вошли в город бесчисленной массой. Казалось, что их больше, чем листьев на деревьях.  Танки, орудия, бронемашины. Что готовы были противопоставить этому вторжению  вайнахи?! Так могли думать только глупые русские бараны. Солдаты видели, как из тёмных проулков и улочек на площадь, освещенную фарами боевой техники,    выходили мирные  люди, которые вовсе не казались похожими  на врагов. Мужчины,  женщины, дети: все они являлись  гражданами  этой необъятной страны. 
Своими дружескими улыбками чеченцы сообщали   солдатам, присланным навести  конституционный порядок в мятежном уголке великой державы, что давно, с затаённой надеждой ждали их появления. Горожане  безбоязненно приближались  к танкам. Разве может от воинов, спасающих их от злобных мятежников и террористов, исходить хоть какое-то зло! Они угощали своих защитников фруктами и сладостями,  и  звали к застолью.
 Гяуры клюнули наживку.



Эти русские солдаты   ушли с освещённой площади, от своих могучих танков и  боевых машин. И растворились в лабиринте  закоулков среди кирпичных домов, опоясанных  уходящими ввысь крепкими кирпичными   заборами с  тяжёлыми стальными воротами.
Старики объяснили своим избавителям, что  боевики, бандиты и прочие угнетатели простого народа разбежались при одном появлении регулярной армии. И солдаты понимали, что никакой войны не будет. Всё закончится миром и согласием.


Несколько человек проследовали за благообразными седовласыми старцами и вскоре уже слышались здравицы за вечную дружбу братских народов. Сладостные речи лились вместе с янтарным вином. А   с горячим мясом  молодого барашка  кяфиры впитывали в себя беспечность и беззаботность.
Бойцы это собственное искушение оправдывали необходимостью изучить окрестность, определить позиции для боевой техники и личного состава. С другой стороны, как-то неприлично пренебречь гостеприимством столь любезных и добропорядочных людей, так натерпевшихся от безжалостных боевиков.
 Прочь улетучились остатки подозрительности,  и  солдатам казалось, будто  они у себя дома среди родственников и соседей. И вышли не на войну с коварным и беспринципным врагом, а на весёлую, разудалую гулянку.
Стол был заставлен яствами.  Горячий, с мангала, шашлык, неизменная черемша, ещё  свежие, заботливо хранимые к новогодним торжествам виноград, яблоки, груши.



Гостей усадили на скамьи  вдоль стола, незаметно разделив небольшой отряд поодиночке. Тут же им выдали мягкие, тончайшей шерсти, компактные  удобные подушки. Любовно и заботливо    красивыми разноцветными орнаментами  расшили их умелые мастерицы.
Невдалеке от стола в полумраке, играя разноцветными отблесками раскалённых углей,  щекоча ноздри, призывно дымился мангал. Ловкие и сильные руки молодых проворных мужчин умело орудовали  шампурами, непрерывно подавая к столу  хорошо прожаренную  ароматную  баранину. Солдаты  несмело усаживались, неуклюже протискиваясь  между скамьёй и столом, аккуратно ставили у ног автоматы. Все мысли и чувства были поглощены вкусным, обильным угощением.
  Под непрекращающиеся тосты о вечной дружбе братских народов солдаты пили  терпкое  душистое вино и постепенно блаженный дурман крепко сковывал их предающиеся неге тела.
 Прапорщик, попросив разрешения у  старшего по званию,  спешил поделиться с окружающими переполнявшими его восторженными чувствами.



 В этот миг был подан тайный знак. Алхазур, нарезавший остро отточенным клинком мясо, выверил траекторию  движения. И тут же замер в полной готовности к нанесению удара.
 Слова прапорщика просто взбесили чеченца. За секунду до смерти этот сын Иблиса совсем ничего не чувствовал.  И нёс такую чушь, что хотелось вскочить и тут же прикончить его. Но Алхазур  умел ждать, потому что был узденем, свободным вайнахом, воином по рождению.
 И он ощущал,  как  стремительно, хоть и без внешних проявлений,  изменяется окружающий  мир. Ожидание быстротечной кровавой развязки  прокатилось по телу волной бешеной энергии, готовой разорвать, разметать на части.  Казалось, ещё мгновение, и сдержать  бурлящий поток страсти будет невозможно. Прапорщик  на долю мгновения запнулся. Наступила гнетущая, гробовая тишина. Медлить дальше было нельзя. Казалось, безмолвие   приобрело осязаемые физические формы:   точно чёрная пустота с огненным кольцом в самом центре. «Иншалла-а! – мысленно прокричал чеченец, взывая к Всевышнему, и в голове отозвалось тысячеголосое эхо,- У-алла-акбар»!  По самую рукоять вогнал Алхазур остро отточенный клинок в эту  призывно горящую цель.



Гримаса  боли и ужаса  прокатилась по лицу прапорщика, в глазах застыло  невообразимое удивление. Алхазур мгновенно выдернул клинок из горла убитого врага и протолкнул труп вниз, на пол. Тело  застряло  под скамьёй, уткнувшись затылком в украшенную орнаментом подушку.
В это время раненный Вахидом сержант, гонимый диким страхом, метнулся в темноту прохода, ещё надеясь выжить. Алхазур, ринувшись  снежным барсом, в два прыжка догнал врага и точным ударом в шею завершил дело.
 Кругом слышались  выстрелы, крики, стоны. Тупые бараны, попавшие в великолепно подготовленную ловушку, гибли один за другим.

   * * *


И тут раздалась автоматная очередь. Алхазур звериным чутьём ощутил этот ужас и успел повалиться на пол. Он видел контрактника, стоящего на столе и короткими очередями, экономно расходуя боезапас, уничтожавшего его родичей и земляков. 
 Чеченец навсегда запомнил этот взгляд: преисполненный отваги, отчаянный взгляд человека, презирающего смерть. И только полное отсутствие страха позволило солдату совершить то, что другим в обстановке смертельной опасности оказалось не под силу.
А затем этот кяфир устремился по столу, топча посуду и еду, отметая ударами тянущиеся к нему руки.
Следом уже неслись выстрелы,  но он успел метнуться в темноту. Контрактник  не побежал к воротам, заведомо зная, что они будут закрыты на замок.
   Вдоль трёхметрового забора, через сад он бросился к сараю.
По яблоне забрался на крышу и  оттуда запрыгнул на забор. Алхазур мысленно поставил себя на место врага и проникся  уважением: у солдата не было ни единого шанса, но он выжил. Чеченцы, все кто мог  держать оружие в руках, уже бежали  к площади, на которой разместились войска неверных.



Там шёл настоящий бой. Алхазур видел, как взорвался танк.  Разлетелись в стороны, вертящиеся в воздухе   колеса, катки, обрывки траков.   
Из темноты  закоулков бесстрашно выдвигались  чеченцы  с гранатомётами.  Припав на колено,   они вгоняли в скопление боевой техники смертоносные гранаты и мгновенно  растворялись в темноте.
Их место тут же занимали вновь подходящие  воины.  Всё вокруг взрывалось, горело, дымилось. Это была великая победа вайнахов. Но одним, даже самым удачным боем, войны не выигрываются.

* * *

То, что творилось на глазах  Алхазура  между двумя войнами,  не укладывалось ни в какие, даже бесконечно широко раздвинутые рамки.   Вседозволенность пьянила   его земляков, вселяя  в них бесовской дух. И чем больше торжествовало зло, тем яснее  становилось для каждого из них:  час расплаты не наступит ни сегодня, ни завтра. Никогда! «Боевой  опыт»  Алхазур  наращивал  в станице Наурской. Три русских женщины  не умирали с голоду только благодаря огороду.  И влачили жалкое существование, проживая в убогой землянке. Уезжать им было некуда, и не на что. Двух древних старух заставили, не шелохнувшись, сидеть под иконами в углу. Ту, что  моложе, повалили на диван. Женщине было не больше сорока:  тело ещё сохранило свежесть и стройность. Её насиловали всю ночь, а утром зарезали.      


Но сделал это  не Алхазур, а русский, который был с ними. В боях под Ведено он попал в плен и, приняв ислам, взял себе имя Шамиль.
Алхазур  был до глубины души возмущён  тем, что нечеченцы, и даже русские собаки,  внедряются в ряды избранных. Строить шариатское государство прибыли и самые настоящие негры! Но арабы, которые всё больше командовали в округе, объяснили, что Бог не выбирает ни по цвету кожи, ни по языку. И каждый, кто душой принял истинную веру, становится равным среди равных.
Да, молодую женщину прикончил новообращённый Шамиль, который больше всего на свете хотел,  чтобы окружающие, и, прежде всего он сам, навсегда забыли о том, что когда-то его звали Василием Зубовым.
Алхазуру же   достались старухи, которых он пристрелил - пора набивать руку   в обращении и с огнестрельным оружием - прямо под образами русских святых.   

* * *
 
 Русские, не считаясь с потерями, давили по всем направлениям.  Становилось очевидным, их окончательная победа лишь вопрос времени.
  Как бы много ни гибло русских солдат, на их место становились другие. «Фронтовые» деньги являлись просто умопомрачительным богатством по сравнению  с  заработками на селе, которые были в несколько раз меньше даже пенсии по старости. Купив квартиру, контрактник вновь возвращался в горы за машиной.  А  затем, чтобы обставить жильё мебелью. После больших денег перейти  к «нормальной»  жизни, когда минимальный прожиточный уровень становится теряющимся в бесконечной выси, абсолютно недосягаемым потолком, мог не каждый.  Пусть в этом большинство боялось признаться даже себе, но перейти с «Золотой Явы» на «Приму» и с мяса на пустую картошку, было для многих страшнее абстрактной   и реально не воспринимаемой смерти.
Как смеялись контрактники, Рязань, Тверь, Кострома и другие, наиболее бедные области России, каждая в отдельности объявляли Ичкерии войну. А ведь были и такие, кто шёл убивать чеченцев не за деньги!

* * *


Ранним  утром  выездная маневренная группа выдвинулась в сторону селений Старые Атаги и Новые Атаги. Не менее пятисот единиц техники: бронетранспортёры, боевые машины пехоты,   малые тягачи лёгкого бронирования, «ЗИЛы», «Уралы»   огромной смертоносной змеёй растянулись вдоль дороги. Срочники, «контрабасы», «комендачи» были спаяны единой целью.



Оба селения по сути дела являлись одним огромным для масштабов сельской местности населённым пунктом, разделяемым рекой Аргун. В них   проживало несколько десятков тысяч человек. Жилые массивы по периметру были окружены сплошным  кольцом из бойцов и техники, началась зачистка территории. По  улицам двинулись внутренние войска МВД, чуть поодаль непрерывной цепью шли армейские взводы.
Тщательно проверялось  всё: дома, подвалы, сараи.  Выявленных боевиков арестовывали, оказывающих сопротивление уничтожали на месте. Алхазур с ужасом осознавал, что аркан судьбы всё туже затягивается на шее.
То и дело с минарета доносились  призывы  муэдзина и это на время успокаивало.   Находящийся   за  чертой окопов, чужой мир был отделён пусть и зыбкой, ненадёжной, но  хоть какой-то границей.   
Контрактник с  безжалостным взглядом, давно преследовавший Алхазура во снах и видениях, всё-таки настиг его. Встреча,  вероятность которой стремилась к нулю,  произошла. Двое моджахедов не выдержали нервного напряжения  и, выдав себя, побежали.  Через яблоневый сад они ринулись к разделяющему домовладения каменному забору. Преследуя беглецов, солдаты тут же открыли беспорядочную стрельбу. 
Этот  контрактник не помчался со всеми. Чуя  добычу, он осторожно вошёл в сарай. Солдат  кожей  чувствовал врага, ощущал его на расстоянии, он был природным охотником. Алхазур и Сулим замерли в зыбкой надежде. Любое движение могло привлечь, вызвать подозрение.



В  одном из углов сарая лежал  ворох сена, заваленный досками,  рабочим инвентарём, кусками брезента. Этот русский сразу  вычислил место лёжки и понял, что в  груде кто-то прячется. Он не боялся  выстрелов  затаившихся моджахедов.   Никто не станет безумной атакой подписывать себе смертельный приговор.
Постепенно глаза приспособились к полумраку. Контрактник  оценил размеры копны, а скорее, просто большой охапки сена.  И сразу понял, что враг, если он намерен хоть как-то контролировать обстановку, должен сидеть, поджав ноги и прислонившись спиной к стене. Алхазур видел всё это с расстояния в четыре метра и, замер, затаив дыхание.  Он знал: сейчас  жаждущий крови кяфир  прикончит очередного врага и удалится.  На этот раз ему хватит смерти Сулима и Алхазур останется жив. Сулим же,  будет  тянуть до последнего, надеясь, что  солдат уйдёт, так и не обнаружив его.
Шум на окраине сада говорил, что соратники  бойца пристрелили убегающих  моджахедов.  Время поджимало. Сделав два мощных упругих шага,  солдат  оттолкнулся левой ногой и, группируясь, вылетел вверх - вперёд. Он занёс автомат для удара, зная, что опустит приклад на то место, где должна находиться голова предполагаемого противника. Пружиня всем телом,  боец  мягко приземлился   на   носки сапог.  И в  этот же миг приклад автомата, входя в гущу сена, будто древко копья, упёрся во что-то твёрдое. Раздался характерный хруст и тихий короткий стон.



Алхазур сразу понял:  удар пришёлся точно в темечко. Этот парень не мог промазать.  Слишком многие чеченцы лично убедились в его мастерстве. Сулим  тут же,  потерял сознание. Отбросив мешающее обозрению  сено в сторону, солдат,  выхватил шомпол. Не останавливая движения, он на выдохе вогнал стальной прут в ухо врага. Выдернув,   окровавленный стержень из головы поверженного  противника,   боец тщательно вытер его сначала о защитную куртку  моджахеда, а затем о  бороду.
Алхазура едва не вырвало. Он подвергся такому унижению. И вынес эти  душевные страдания, чтобы сохранить жизнь. В этот миг он ненавидел и презирал себя.  Хватаясь за жизнь, он готов был сдаться в плен,  надеясь, что потом можно будет откупиться.  Но этот контрактник пленных не брал, он пришёл убивать.
  Вставив шомпол на место,  контрактник  проверил пульс: признаки жизни не прослеживались.  Он  быстро отряхнулся от налипших на одежду сухих травинок, и забросал труп сеном. Бесшумно притворив за собой дверь, он вышел из сарая.
- Ну, что там? – с тревогой спросили подбежавшие сослуживцы.
- Да показалось, вроде есть кто-то, -    спокойно ответил боец, – всё обшарил – ни хрена.
- У страха глаза велики!  Ну, пойдём дальше, - до Алхазура донёсся командный голос, - а мы, видишь, двоих уложили.



Алхазур поймал себя на мысли, что от страха  перестал дышать.   Всё тело  покрылось липким холодным потом. Он проверил штаны: слава Всевышнему, до этого не дошло!  И только осознание, что  позор навсегда останется его личной тайной,  создавало хоть какую-то отдушину.  В который  раз судьба смилостивилась над Алхазуром. Он    остался жив и это главное.  С ужасом  чеченец  распознал  мысли  убившего  Сулима  русского солдата,  который вовсе  не нуждался в признании собственных заслуг.  Его не интересовали    ни слава, ни почёт.   Он вёл свою войну, чётко зная, что только мёртвый моджахед не выстрелит. Если оставить врага  живым, то он, скорее всего, откупится и снова продолжит своё. Ликвидированный им лично боевик, понимал этот русский, уже никогда не заложит на трассе фугас, не захватит школу, не взорвёт бомбу в метро. Надо просто, не задумываясь, уничтожать   каждого встретившегося на пути врага. И Алхазура    впервые в жизни  охватил животный  неконтролируемый страх.
               
 * * *

 
Неожиданно для многих, и в первую очередь для самого Алхазура, в нём  открылось несколько ярких талантов, так необходимых на войне. Прежде всего, он выделился из многих своей способностью после длительного, изнуряющего бега мгновенно останавливаться и задерживать дыхание. Это сочеталось с завидной меткостью в стрельбе. На первых же занятиях инструктор-араб предложил пройти курс подготовки снайперов. Алхазур быстро понял, что это шанс не быть брошенным под русские танки как пушечное мясо.  И  он согласился.
Здесь судьба свела его с Зулихой. Она не была чеченкой. И появилась вместе с Зейналом - Марокканцем, являясь его верной боевой подругой и отличным снайпером.  Когда марокканца убили, Алхазур забрал    женщину к себе как походную  жену. Над молодожёнами прочитали никях,    и они обрели право жить совместно. Однажды, уходя от преследования, они решили затаиться в запасном схроне. Но русские поменяли схему минирования,  и Зулиху ранило осколком.   Она долго болела,  и     ногу     пришлось отрезать. Алхазур спрятал жену в горах Дагестана у верных, надёжных людей. С каждым днём становилось всё яснее: эту войну русские готовы вести до полного истребления врага.
Конец главы.